Консул Зевта, решивший потренироваться, застал на площадке Эйриха, дубасящего обитый войлоком столб тяжёлым стальным мечом.
— И что это за меч? — поинтересовался отец. — Никогда такие не видел.
— Это оружие называется илд, — опустил меч Эйрих. — Сегодня я хочу испытать его, как следует. На кольчуге.
— Меч, предназначенный для боя против бронированных воинов? — спросил Зевта. — Не думаю, что из этого выйдет какой-то толк…
— Альвомир! — позвал Эйрих своего протеже. — Долго ты там?
— Иду, деда, — отозвался гигант и принёс из-за сарая готовые мишени с кольчугами.
Испытывать Эйрих решил на римской и готской кольчугах, чтобы, хотя бы примерно, установить разницу в их качестве. Разница, конечно, уже давно известна, римские, как ни крути, лучше, но никто ещё не испытывал прочность этих кольчуг илдом.
Каждая мишень представляла собой набитый мокрой глиной тонкий мешок, примерно повторяющий формой человеческий торс. Поверх мешков надеты кольчуги, тщательно подогнанные. Через шейное отверстие каждой кольчуги продета верёвка, за которую и держал эти мишени Альвомир.
— Вешай на столб ту, что у тебя в правой руке, — попросил его Эйрих.
Гигант подошёл к столбу, до этого избиваемому Эйрихом. Он повесил петлю на столб и отошёл, без особого интереса ожидая дальнейшего развития событий. До этого он помогал мальчику на речке, где они набивали мешки глиной и лепили из полученного что-то отдалённо напоминающее человеческое туловище. Работа была маркой, но предусмотрительный Эйрих взял с собой ведро, поэтому они сейчас выглядели чище, чем были до этого.
Эйрих принял боевую стойку, после нанёс рубящий удар по покачивающейся мишени.
Звякнул металл, мальчик опустил илд и всмотрелся в место удара. Кольца были смяты, а некоторые раскололись, обнажив ткань мешка — Эйрих бил со знанием дела, потому что уже неплохо попрактиковался с мечом. Разум всё помнит, но вот руки пришлось научить…
Из-под кольчуги сыпались клочки мокрой глины, что свидетельствовало о поражении условного человеческого туловища.
Далее был осмотр меча.
Кузнец Гектор Авл Калид потрудился на славу, качественно закалив и без того отличную сталь, придав мечу достаточную прочность, чтобы разрушение кольчуги оставило на нём лишь несколько неглубоких царапин. Достойное оружие.
Удовлетворённый результатом, Эйрих отступил на шаг, после чего нанёс колющий удар в неповреждённый участок кольчуги.
Узкое лезвие пробило броню и вошло внутрь где-то на ладонь, после чего энергия удара окончательно иссякла.
— Всё так, как и должно быть, — усмехнулся Эйрих. — Я доволен.
— Думаешь, такой меч сможет заменить топор? — спросил отец.
— Для всадника, — пояснил Эйрих. — С коня рубить топором неудобно, а вот илдом — совсем другое дело. Но дорого выходит, что уж греха таить. Подобный меч так и останется уделом богатых и успешных воинов, а остальные будут ходить со спатами и гладиями.
— У тебя же есть ещё один, — увидел отец вторую рукоять в ножнах на поясе Эйриха.
— Это сабля, — Эйрих поместил илд в ножны, после чего вытащил саблю. — Для рубки безбронных врагов.
Ножны у него были двойными, тяжёлыми, но это лучше, чем таскать двое ножен. Такие больше подойдут для конного воина, которому не нужно особо шевелить ногами, но Эйрих, пока что, вынужден сражаться пешим. Впрочем, в большой дружине, собираемой на подмогу Руа, будет достаточно всадников. Если ему дадут под командование полноценный конный отряд…
— Дай-ка посмотрю, — взял саблю Зевта. — Лёгкая и кривоватая ещё… Так никто не делает.
— Сейчас покажу, как она действует, — сказал Эйрих и задрал кольчугу на мешке, закрепив её на вершине столба.
Рубящий удар — мешок был вскрыт ровной полосой. Глина начала сыпаться на утоптанную землю. Второй удар — ровная полоса разреза возникла чуть ниже. Ещё удар — третья полоса. Глина быстро высыпалась из мешка.
— Нужно уметь правильно ударить, а дальше сабля всё сделает за тебя, — улыбнулся Эйрих. — Но по кольчуге бить бесполезно.
— Это и так понятно, — кивнул отец. — Вижу, что недооценил это оружие. Но так никто не делает.
— Значит, мы будем первыми, — Эйрих вытер лезвие сабли о мешок. — Для всадника лучше оружия всё равно нет. Надо сшибиться с бронным — используешь илд, надо порубить простых воинов — берёшься за саблю.
— У римлян купил? — уточнил Зевта.
— Пришлось озадачить их лучшего кузнеца, — ответил на это Эйрих. — Римляне такое оружие тоже не знают.
— Откуда тогда его знаешь ты? — задал неудобный вопрос Зевта.
— В книге вычитал, — нашёлся Эйрих.
Он никогда и никому не расскажет о своей прошлой жизни. Никто этого не узнает, потому что Эйрих не видел никаких выгод от того, чтобы это кто-то знал. Нет выгод — незачем рассказывать.
— Надо бы мне тоже книжки твои почитать… — почесал бороду Зевта. — Но сперва надо научиться читать. Эх, где бы время найти?
Эйрих знал своё место, поэтому никогда не заводил с отцом разговора об обучении грамоте. В прошлой жизни он сам вполне неплохо и успешно жил без книг, но сейчас понимал, что упустил столько полезного, что волосы на голове рвать хочется. И было бы гораздо удобнее, умей отец читать, хотя бы на готском…
Потому что готской грамотой ведутся протоколы заседаний Сената, благо, в деревне нашлось некоторое количество людей, владеющих готским письмом. Это всё организовал отец Григорий, вычленивший из своей паствы способных юношей, дабы они помогали ему переписывать Библию и иные священные тексты.
Сам Эйрих готскую письменность освоил уже давно, благо, базировалась она на латинских и греческих буквах, а готский язык для него родной. Образованному человеку такое нетрудно, а Эйрих считал себя образованным человеком.
«Греческую философию вот подтянуть немного», — подумал он. — «А дальше, как уверяет Ликург, всё как по накатанной пойдёт».
Альвомир, уставший держать не самый лёгкий груз, снял опустевший мешок предыдущей мишени и повесил на столб новую мишень.
— Дай-ка, попробую, — протянул к Эйриху руку отец.
Мальчик расстегнул пояс и передал ему.
Опоясавшись ножнами с мечами, Зевта прошёлся туда-сюда, неопределённо хмыкнул, после чего выхватил илд.
— Тяжёлый, зараза такая… — произнёс он и нанёс могучий удар по остготской кольчуге.
Звон металла, несколько колечек разлетелись в разные стороны, а илд глубоко зашёл в мягкую глину.
— Но крепкий, как топор! — заулыбался Зевта. — Привыкать к нему надо, но я вижу, что умники в книжках писали не зря. Молодец, сын, что нашёл такую хорошую придумку.
— Благодарю за похвалу, отец, — поклонился Эйрих. — И, раз тебе понравилось это оружие, то у меня есть для тебя подарок.
— Я не могу принять твоё оружие, сын, — покачал головой отец. — Сам знаешь, личное оружие — это святое.
— У меня есть второй комплект из илда и сабли, — сообщил ему Эйрих. — Я только проверял его на качество и не использовал, поэтому он будет подарком тебе.
Зевта молчал. Лицо его не выражало ничего, он смотрел на Эйриха около двадцати секунд, а затем крепко обнял его, уронив илд.
— Настоящий сын, достойный своего отца, — раздалось откуда-то со стороны.
Эйрих повернул голову и увидел некоего старика. Потребовалось немного времени, чтобы узнать его — Зигибода, жрец старых богов. Одет, как всегда, в старое и потрёпанное рубище, на шее его многочисленные ожерелья с рунами на камешках, на голове венец из чёрной бронзы, а на руках старые и позеленевшие медные перстни. Опирался он на ивовый посох, увенчанный витым бронзовым наконечником, превращающим посох в опасное оружие.
Жрец живёт вне деревни, а там где лес — там не всегда безопасно, особенно ночью.
— Чего ты забыл здесь, старик? — недружелюбно спросил Зевта, отстранившийся от сына.
— Ничего обременительного для вас, славные воины… — произнёс Зигибода. — Я приходил к Григорию, потолковать о верованиях… Потолковал и решил, что надо обсудить что-то толковое с вами…
— Я разрешил тебе жить в деревне, но это не значит, что готов слушать твои россказни, — сказал ему Зевта.
Об этом разрешении Эйрих не знал, поэтому был не на шутку удивлён. Либо отец Григорий не видит в дряхлом жреце угрозы, либо уверился в крепости веры своей паствы.
— На этот раз это не просто, как ты говоришь, россказни, а кое-что интересное и выгодное для всех нас, — старик погладил свою длинную и седую бороду.
— Тогда говори быстрее, — потребовал Зевта.
— Мы, жрецы старых богов, иногда встречаемся… — начал Зигибода. — Делимся новостями и слухами, жалуемся на жизнь, ты знаешь… Накануне приходил Осмундс Плешивый… Ты, возможно, видел и знаешь его?
— Знаю такого, — неохотно ответил отец. — Где он живёт?
— В деревне Визивина, что на северо-востоке, — старик, почувствовав толику интереса, взбодрился. — И он поведал мне что-то тревожное…
— Старче, не томи, — попросил его Зевта.
— Якобы видел он в лесах разъезды конные, в которых на мелких конях всадники сидели ликами ужасные, — произнёс Зигибода. — Осмундс живёт в лесу, не пущают его в деревню более, поэтому он увидел тех всадников ужасноликих, а сами всадники явно пришли с Дуная…
— Ужасноликие — это точно гунны, — вздохнул Эйрих. — И это точно не могут быть люди Руы и Мундзука?
Когда речь идёт «ужасноликих всадниках» — это, с высокой вероятностью, о гуннах. Эйрих видел их, бился против них, поэтому знал, о чём говорил.
Нет, внешне они люди как люди, но их склонность наносить шрамы на свои лица, а ещё часто встречающееся удлинение черепов[58] — это, даже на взгляд Темучжина, видавшего всяких людей, выглядело не очень аппетитно.
Впрочем, людей с длинными черепами он видел и раньше. Во времена покорения Мавераннахра Темучжин встречал людей с нездорово длинными черепами. Зачем, почему — он не спрашивал, потому что это было неважно. И сейчас тоже неважно, но любопытно.
— Точно не могут, — покачал головой отец. — Ох, час от часу не легче. Идём домой, надо звать наших новых друзей. Благодарствую, старче, вот тебе в дар за весть.
Он снял с руки серебряный перстень и вручил его жрецу. Зигибода благодарно кивнул, после чего поплёлся восвояси.
— Я тоже кое-чему учусь у тебя, сынок, — усмехнулся вождь, проводив жреца взглядом. — Если дар тебе почти ничего не стоит, то дари, а люди запомнят.
Необязательно говорить, чтобы окружающие начали делать выводы о тебе. Поступки — вот что важно.
Главное, что усвоил Темучжин из собственного опыта воспитания многочисленных отпрысков: «Говорить ты можешь тысячу хороших и мудрых вещей, но дети твои будут учиться по твоим поступкам, а не по словам». Простая истина, доступная любому, кто может связать две мысли воедино.
«Это работает со всеми, не только с детьми», — подумал Эйрих.
Дома пахло жареным мясом, специями и душистыми травами — Тиудигото с Фульгинс готовили еду на вечер. Эрелиева сидела в углу и методично поправляла лезвие спаты.
«Запамятовал купить ей новый лук…» — с сожалением вспомнил Эйрих. — «Хотя какие луки могут быть у римлян?»
— Виссарион, сходи в гостевой дом и пригласи Руу и Мундзука, — приказал Зевта. — Скажи, что приглашаю их разделить мясо у очага.
— Слушаюсь, господин, — поклонился раб и покинул дом.
Эйрих прошёл к своему спальному месту и вытащил из-под лавки сундук с пергаментами.
— Нет времени на книги, Эйрих, — обратил на это внимание Зевта. — Садись у очага, нам надо основательно переговорить с гуннами.
Сундук был задвинут обратно под лавку, а Эйрих сел у очага, достал свой бытовой нож и правильный камень.
Гунны явились спустя полчаса и причиной их задержки было приобретение свежего мяса. Как и у всех кочевников, гунны считали плохим тоном являться к кому-то домой с пустыми руками.
— Зевта, сын Байргана, — произнёс самый высокий и крепкий из визитёров. — А это Эйрих, сын Зевты.
— Руа, сын Улдина, — встал отец. — И Мундзук, сын Улдина. Проходите, садитесь у моего очага, еда уже готова.
Руа был безбород, но со свисающими чёрными усами, желтоватая кожа лица шрамирована, лоб покатый, а роста он на полголовы выше Зевты. Волосы на голове его почти полностью обриты, оставлен лишь чуб на макушке, откуда свисает четыре косички. В косички вплетены золотые кольца, отлитые старательно, но не очень аккуратно. Глаза тёмно-карие, губы тонкие, нос большой, но приплюснутый. По комплекции видно, что он силён и здоров. Ноги его кривы, как и пристало настоящему кочевнику, большую часть жизни проводящему в седле. Одеяния из качественно обработанной коровьей кожи, на поясе прямой меч, римская спата, а рядом с ножнами висит связка костяных амулетов из птичьих черепов.
— Мы не сядем у одного очага с убийцей нашего отца, — твёрдо ответил Руа.
— Я одолел его в поединке один на один, это была честная победа и славная смерть для истинного воина, — произнёс Эйрих, а затем показал шрам на губе. — Он сражался как воин и я победил только по воле Тенгри…
— Тенгри? — зацепился Мундзук. — Ты почитаешь нашего бога?
Этот тоже был безбород, но ещё и безус, лицо без шрамов, но зато покрыто многочисленными рубцами от оспы. Волосы на голове Мундзука, в отличие от старшего брата, густы и длинны, что не совсем в обычае гуннов. Комплекцией он точно не вышел, потому что на животе его имелся пласт жира, что видно даже сквозь одежду, а руки его были пусть и не тощими, но не такими большими, как у того же Зевты. На руках отчётливо видны следы частой работы с мечом и луком, а на левом предплечье надет толстый кожаный наруч — похоже, что он забыл снять его после тренировок. Одет Мундзук в льняную рубаху, кожаные штаны с широким поясом. На поясе висел меч, но не римский, а гуннский, отличающийся от спаты только длиной и формой рукояти, а также качеством применённого металла. На большом пальце правой руки покоится бронзовое кольцо лучника — у Эйриха тоже есть примерно такое же, но в мешочке на поясе.
— Ты убил моего отца, — проигнорировал слова брата Руа, с ненавистью глядящий на Эйриха. — Я не сяду за один очаг с тобой.
— Вы пришли к нам с просьбами о помощи, — вмешался Зевта. — Если хотите помощи — проявите уважение. Неуважение к моему сыну равнозначно неуважению ко мне. Выбирай, что тебе важнее, Руа.
Гунн открыл рот, чтобы что-то сказать, но затем закрыл его и молча сел у очага. Его примеру последовал и младший брат.
— Тиудигото, неси мясо! — распорядился Зевта.
Получив щедро сдобренную специями оленину, они начали есть: отец, как хозяин в доме, нарезал мясо и передавал куски гостям, в строгом порядке старшинства.
— Тенгри, — напомнил Мундзук. — Ты, Эйрих, назвал имя нашего бога.
— Он и наш бог тоже, — ответил на это мальчик.
— Поясни, — потребовал насторожившийся Зевта.
— Я считал и считаю, что все мы поклоняемся одному и тому же богу, — произнёс Эйрих. — Православные, ариане, тенгрианцы, даже огнепоклонники с юга — все они видели проявление одного бога, но оказались неспособны понять то, что увидели. И все поклоняются ему, но считают, что разным богам.
— С чего ты вообще это взял? — задал вопрос отец. — Ну-ка объяснись.
Руа смотрел на Эйриха с озлобленностью, а вот Мундзук с интересом. Видимо, Руа любил своего отца гораздо сильнее, чем младший брат. Ну или Мундзук более зрелый человек и понимает, что война жестока и пожирает жизни воинов. И никто не знает, кто будет убит следующим. Но Эйрих это лишь предполагал, вполне готовый к тому, что Мундзук точно так же ненавидит его и готов вонзить топор в затылок при первом удобном случае.
— У греков появилось такое учение — логика, — начал объяснение Эйрих. — Александр Афродисийский как-то написал в одной из своих работ, что незачем множить вещи там, где это можно объяснить одной. Там, где может справиться один всемогущий бог, незачем существовать трём или четырём. Это против логики, а значит неразумно.
— Не совсем понял, — признался Зевта.
— «Логика»? — спросил Мундзук. — Эти греки… Пф-ф-ф…
— Учения нужны только дуракам, которые не знают, на что потратить своё время, — неодобрительно произнёс Руа. — У нас есть более важные дела, чем эти бесполезные умствования. Тенгри — это наш бог, а у вас свой, как там его зовут?
— Просто Бог, — ответил за Эйриха Зевта. — Но ты прав, незачем спорить об этом, потому что мы собрались здесь не за этим.
— А зачем тогда? — спросил Руа. — Мы же уже договорились обо всём. Ты собираешь своё войско, мы разбиваем Дариураша, берём то, что принадлежит нам по праву и дальше живём в мире.
Эйрих ни на секунду не допускал мысли, что всё будет именно так, как говорит Руа. Он знал кочевников, потому что сам был кочевником в прошлой жизни. Даже если Руа будет держать своё слово, а такое вполне может быть, война остготов против гуннов всё равно неизбежна. Не при Руа, так при следующем гуннском рейксе. Но выиграть хотя бы десяток лет безусловного мира — это дорогого стоит. Правда, платить за этот мир придётся жизнями остготских воинов, которых можно было использовать более полезно.
Ввязывание в гуннские междоусобицы остготам было не нужно, потому что уход вглубь Италии позволил бы держаться от них на дистанции, но это уже свершившийся факт, поэтому Эйриху оставалось лишь работать с тем, что есть.
— Я собрал вас затем, чтобы обсудить тревожные вести, доносящиеся с северо-восточных пределов нашей державы, — произнёс Зевта. — Говорят, что гуннских всадников видели в лесах рядом с деревней старейшины Визивина. Ты знаешь об этом что-нибудь, Руа?
— Это точно не наши люди, — уверенно ответил потенциальный рейкс гуннов. — Наши люди кочуют к северо-западу от Донава, ближе к землям, занимаемым римлянами. На востоке же кочуют люди Дариураша, а это значит, что он уже собрался с силами и готовится к закреплению своей власти большим и успешным набегом.
— Тогда нужно торопиться с походом, — решил Зевта. — Ох, опять в Сенат…
— Да зачем вы вообще слушаете этих бесполезных стариков? — недоуменно спросил Руа. — Что толкового они могут сказать? Как у них болят кости? Как правильно ворчать?
— У нас свои причины, — не стал вдаваться в подробности Зевта, который, как точно знал Эйрих, и сам не до конца понимал все обстоятельства и причины существования Сената. — Он нужен, поэтому будет.
— Вы это у римлян взяли? — спросил более спокойный Мундзук.
— У римлян надо брать только золото и сталь, — сказал Руа. — Остальное либо не нужно, либо вредно.
— У нас свой путь, — произнёс Зевта, передавая гунну кусок щедро проперченного мяса.
Как только жизнь семьи начала налаживаться и появились драгоценные специи от римских торговцев и с трофеев, Тиудигото начала сыпать чёрный перец практически во все приготавливаемые блюда.
Вчера, во время вечерней трапезы, мать рассказала забавную историю с вином, куда она однажды сдуру сыпанула молотого перца. Осознание собственной дурости к ней пришло сразу, ведь острота — это не то, чего хочешь ощущать в вине, это интуитивно понятно, но переведённых недешёвых продуктов было жалко, поэтому она решила выпить испорченное вино и поняла, что такое вино пить можно, но нужно добавлять чуть меньше перца.
Эйрих, заинтересовавшись идеей, сегодня с утра добавил немного перца в разведённое 3 к 1 вино и понял, что мать права и вкус вина становится необычным. И с сегодняшнего дня в поясной котомке Эйриха разместился мешочек с чёрным перцем. Сейчас он тоже запивал мясо разбавленным вином с перцем, что, несмотря на избыточное содержание перца в мясе, было приемлемо.
Отец, дабы не смущать гостей молчанием, рассказал историю из своего славного прошлого в дружине выдающегося вождя Бреты. Эйрих эту историю уже слышал и не раз: дружина вождя Бреты пошла на охоту, за оленем, но наткнулась на стадо свирепых кабанов. Там Брета потерял своего коня, а также одного дружинника — старый кабан, распорол бедного Бадканана «от мудей до глотки». Стадо перебили, не дав ни одной свинье уйти, поэтому вместо оленины на ужин была свинина. Эта история учит, что надо хорошо разведывать охотничьи угодья и не шарить по ним так, словно ты у себя дома.
Когда трапеза была закончена, гунны вытерли руки хлопковой тряпкой,[59] поданной Тиудигото, что являлось гуннской традицией — так у них намекают гостям, что пора уже и восвояси. И чем дороже материал тряпки, тем больше уважения к гостям от хозяина. Хлопковая тряпка свидетельствовала, что Зевта проявляет неподдельное уважение к Руа и Мундзуку, потому что хлопок — это товар из державы Сасанидов, поэтому в такой глуши его встретишь не каждый день и уж точно не подашь его прохожим каликам на вытирание рук.
Руа благосклонно кивнул Тиудигото, показывая, что оценил выказанное уважение, после чего передал тряпку хозяину дома. Зевта вытер руки, после чего передал тряпку Мундзуку, а тот, обтерев руки от жира, передал её Эйриху. В иерархии важности в доме Эйрих, в любом случае, получил бы тряпку последним, потому что это дом отца, а он просто сын, даже не старший, пусть и давно уже ставший взрослым мужем.
— Если Дариураш уже решил идти в набег на вас, Зевта, то в ваших же интересах поскорее идти встречать его, — уже во дворе дома произнёс Руа.
— Не беспокойся об этом, — заверил его отец.
— А я и не беспокоюсь, — ответил на это Руа. — Идём, Мундзук, надо завершить тренировку.
Гунны направились к центру деревни, а Эйрих и Зевта стояли у крыльца и провожали их взглядами.
— Я им не доверяю, — произнёс Эйрих.
— Руа — хитрый и подлый ублюдок… — глядя в спину удаляющегося кандидата в рейксы гуннов, произнёс Зевта. — Но обязательства на себя мы уже взяли, поэтому придётся выполнять. Завтра же начинаем ускоренную подготовку к походу.
А Эйрих планировал начинать завтра набор новобранцев в уже получивший право на существование легион…