Четверги мистера Дройда

Глава I ДРОЙД ЗАВОДИТ СВЯЗИ

Слухи, распространявшиеся с неимоверной быстротой по городу, как-то замирали, доходя до суровой постройки с четырьмя неуклюжими башнями по углам, с маленькими окнами, забранными решетками, с воротами на запоре и мерно шагающими часовыми у каждой стены и башни. Сюда слухи не доходили. Это было царство другого мира, другой эпохи. Здесь все было так же, как сотни лет назад.

Чудовищной толщины стены разделяли камеры друг от друга, а в них заржавленные решетки, скрипучие двери и нары.

Как и всегда, около тюремного замка ютились жалкие лавчонки, и только одна харчевня с прибитым окороком вместо вывески держалась весело и гордо.

Виллиам Дройд, сидевший за кружкой пива, вызывал целый ряд предположений у завсегдатаев харчевни. Несмотря на то, что он одел самый скромный костюм, он выделялся блестящей золотой мухой среди маленьких черных мушек в застиранных костюмах. Его цилиндр, стоявший на столике, вызывал ненависть и любопытство.

Харчевня служила местом сбора всех окрестных жителей, искателей приключений, считавших за лучшее постоянно вертеться около мундиров тюремных солдат, торчавших в харчевне.

Даже мундиры гармонировали со всей обстановкой, и без них само существование харчевни казалось бы немыслимым.

Дройд попал сюда, загнанный идеей добиться интервью с Корнелиусом Кроком. И в ожидании счастливого случая пил пиво и лениво набрасывал строчки своего интервью с Корнелиусом. В конце концов ведь не важно, добился ли он свидания или нет, говорил ли он с ним или нет, важен сам фельетон, важно хлесткое название, а важнее всего звон долларов, которые он мысленно пересчитывал у себя в кармане.

— А сержанта Гранро все еще нет?

— Еще не приходил.

— Ну, так дайте мне стаканчик рома, веселей будет ждать, — громко и уверенно раздалось над головой Дройда.

Дройд поднял голову и увидел великолепный пробор, прекрасно выбритое лицо с выразительно-насмешливыми глазами. Этот человек показался Дройду верхом благородства и изящества. Но это было только на мгновение, пока Дройд не увидал чрезвычайно потертый пиджак, видавший лучшие дни.

«Как можно ошибиться! — подумал Дройд. — Никогда нельзя верить первому впечатлению».

Незнакомец выпил, с удовольствием крякнул и опустился за соседний столик.

— Еще кружку, — попросил Дройд.

— Слушаюсь, ваше сиятельство, — стоял лакей и не уходил, перебирая конец грязной салфетки. Но, не дождавшись со стороны Дройда расспросов, он произнес в пространство:

— А он очень странный человек, очень.

— Вы о ком?

— Да о нем, об этом господине. Вы посмотрите, ваше сиятельство, на него: он анархист. Анархист самой чистой воды. А знаете, кем он был? Был князем, имел дворцы, а теперь едва имеет несколько шиллингов на ром и виски. Ей-богу, нельзя поверить этому, ваше сиятельство. А главное, он такой анархист, что никаких властей не признает.

Дройд прищурился на этого князя, самоуверенно позировавшего за столом.

— Он, значит, из русских князей?

— Ну, что вы! Совсем невозможная мысль. Русские все большевики, а он — наследник испанского престола.

— Как, разве это Альфонс XIV?

— Тише, ваше сиятельство, он не любит прошлого, которого стыдится, он здесь просто мистер Хозе.

У Дройда пронеслась великолепная мысль, что он снова натолкнулся на идею блестящей статьи, и мысленно он видел ее напечатанной на первой странице «Дэйли мэйл» под заголовком: «Князь из харчевни».

— А, вот и ты, дружище, — завопил мистер Хозе, приветственно подымая руку к вошедшему в харчевню дородному сержанту в заплатанных галифе, с лицом, багровым от дружеских попоек.

— А, здравствуй, Хозе. А я, брат, — и сержант лихо закрутил в колечки усы, — повстречался с одной красавицей. Боже мой, что за плечи, что за выправка, стройна, как дуло винчестера…

— Брось свои огнестрельные выражения.

И Хозе щелкнул кружкой по кружке сержанта.

Дройд знаком подозвал лакея, тот услужливо подбежал и, не дожидаясь вопроса, доложил:

— Сержант Гранро, начальник охраны замка.

— Какого замка?

— Как — какого? Вот этого, — и грязным пальцем указал через окно на серую суровую тушу тюрьмы.

Дройд оживился, сразу же решил войти в контакт с ним и приказал лакею подать им бутылку рома.

— Ну, теперь она моя. Понимаешь? Ну, кто может устоять против меня? Никто, право, никто. Я на нее посмотрел так, а потом — сударыня, мадонна, ангел, назначьте мне рандеву.

Окружающие посетители весело захохотали.

— Браво, сержант.

— За ваше здоровье.

— Ну, и что же? — спросил Хозе, ожидая, когда сержант отопьет несколько глотков ответного тоста.

— Она придет сюда.

Хозе захохотал.

— Ну и врешь, Гранро. Чтобы она да зашла в эту дыру!..

Сержант молодцевато расправил грудь, вздернул голову вверх и, оглядев столики, с удовольствием не сказал, а возвестил:

— Да, надо сознаться, здесь дыра, да и очень грязная, очень грязная, говорю я, но все-таки она придет сюда.

Хозе и соседние столики залились хохотом. Они давились хохотом каждый раз, когда взглядывали на багровое лицо сержанта, сплошь покрытое прыщами самой разнообразной формы и величины. Но смех затих и грохот хохота замер, когда, хлопнув дверью, в харчевню вошла женщина.

Сделалось тихо, даже сержант был в оцепенении, видя, что его хвастливые слова исполнились. Все завсегдатаи удивленно уставились на сержанта, с ожиданием следя во все глаза за каждым его движением.

Женщина нерешительно сделала несколько шагов вглубь харчевни.

Дройд, вообще большой любитель женщин, быстро встал и, поклонившись ей, галантно произнес:

— Сударыня, прошу за мой столик.

— Благодарю вас.

И женщина, преследуемая гневными взглядами сержанта, села за столик Дройда.

— Ну? — улыбаясь, прошептал Хозе.

Но сержант оцепенел, он сидел, не сводя глаз с женщины, и только одни пальцы с заплывшими ногтями напряженно сгибались и разгибались.

— Ты проучи этого цилиндроида, — прошептал Хозе, — чтоб он забыл дорогу сюда, в единственно честное место во всем городе. Спроси его документы, и если…

— Я его сейчас распатр-р-роню, — наконец выговорил сержант, грузно поднимаясь с места.

Но как раз в этот момент лакей на столик перед ним поставил бутылку рома и два стакана.

— Это ты требовал? — вопросительно обернулся к Хозе сержант. — Ты смотри, без меня не пей.

— Я не требовал.

Перегнувшись через стол, лакей, обязательно показывая глазами на Дройда, доложил:

— Это они… Подай, говорит, этим симпатичным людям лучшего рома.

— Ах, так. А что ты, каналья, подал? Что? Это, по-твоему, лучший? — загорячился сержант.

— Виноват, это по ошибке, я сейчас.

И лакей, схватив бутылку, скрылся с нею в буфет.

Несколько глотков старого рома удивительно подействовали на сержанта, и в его взглядах, бросаемых на Дройда, не было и тени прежней злобы.

Через минуту они были за столиком Дройда. Дройд пил с ними, чокаясь с женщиной, говорил любезности сержанту и совсем подкупил его, обещав написать о его подвигах целую статью.

Он был весел, он предвкушал сенсацию от своего интервью с Корнелиусом Кроком.

Глава II ПЬЯНЫЙ АВТОМОБИЛЬ

Сержант пил, как бочка, и перед ним Хозе, привыкший здорово пить, казался трезвенником. Дройд делал только вид, что пьет, но зато энергично заказывал напитки.

Как и всегда, вино привело Хозе в грустное настроение, и он вспомнил сцену ухода Аннабель. Сжалось сердце, и он почти почувствовал физическую боль от тоски по невозвратным дням.

«Пить, пить и пить, чтобы свалиться камнем, чтобы ничего не чувствовать, чтобы ничего не представлять, никаких картин, чтобы потушить ревность, чтобы не видать рук, быть может, обнимающих сейчас Аннабель», — скрипнул зубами Хозе и залпом выпил стаканчик рома.

— Гуляй, душа! — заревел сержант. — Пусть знают нас, Хозе, пусть. Сержант Гранро пьет. Ну и что же? Кто имеет против? — Сержант обвел всех пьяным взглядом. — Никто. Кто за?.. Все…

— И воздержавшихся нет, — добавила женщина.

— Пьем — и баста. Пей, Хозе, пей!

Стакан коктейля обжег горло, и по всему телу разлился огонь, ударил в мозг, и Хозе, стукнув кулаком по столу, испугав Дройда, вскочил.

Скрипят брамсели, реи, шканцы,

А капитан поет и пьет,

Команда пляшет. Смерть реве

Под звуки бешеного танца…

Вот-вот корабль ко дну пойдет,

Вот-вот корабль вода зальет…[3]

В голосе Хозе гремел вызов всему, не чувствовалось внутренней приниженности, с лица спала невозмутимая маска конченного человека, и каждая черточка его лица переживала песню.

Даже сержант Гранро перестал пить и в такт ритмически раскачивался, тяжело уставившись на батарею бутылок.

Все в харчевне притихло.

Только на Дройда не подействовала песня: его душа была наглухо заперта в сейфе.

Что ему слова песни-вызова, проникнутые соленым ветром, что ритм, в котором чувствовались вздымающиеся волны бури?

Рослые матросы, сидевшие группой, спаянные океанскими штормами, задумались; их пальцы сжимались в кулаки, и они видели за словами ничего не значащей песни море голов, море рук, по которому, раскачиваемый волнами человеческих жизней, плыл корабль. Не их корабль, нет, корабль, бросивший якорь, корабль, оскорбляющий море разгулом, предсмертной пляской, перед концом, которого не отвратить, но который, быть может, можно еще задержать…

Хозе кончил и устало опустился за стол.

— Хорошая песня, — проворчал матрос, отвечая своим мыслям.

— Скоро будут другие, — тоже отвечая своим, проворчал другой.

А третий и четвертый ничего не сказали и только улыбнулись друг другу. Они не привыкли к песням, они знали дело.

— Ты душу вывернул, Хозе. Эх, жизнь… — начал сержант и не докончил затаенную мысль.

Даже под этим мундиром пропойцы когда-то билось молодое горячее сердце.

— Я хочу покататься. Можно?

Сержант Гранро далеким взглядом, еще не оторвавшимся от вызванных картин, взглянул на нее. Потом улыбнулся и, ущипнув ее за подбородок, уже весело проговорил:

— Конечно, можно, все можно. И тебе можно, Хозе, и вам, господин писака.

Хозе отрицательно покачал головой и занялся составлением коктейля, но Дройд, встрепенувшись, быстро-быстро заговорил, стараясь объяснить сержанту, что ему нужно в тюрьму, с преступником поговорить.

Сержант ничего не понял, но глубокомысленно кивал головой и, поймав знакомые слова, обрадовался:

— В тюрьму? Можно. Сделай одолжение. А тебе, Хозе, ничего не надо? Так поезжай с нами. Поедешь?

— Конечно. Что за вопрос?

Дройд торопливо расплачивался с лакеем. Мимолетное впечатление от песни рассеялось, и сержант Гранро снова был только сержантом, пьяным сержантом охраны тюремного замка. Обняв женщину, он, пошатнувшись, встал.

— Идем!

В харчевню влетел писарь в распахнутом мундире с пятью картами, которые так и остались в его руке раскрытым веером.

— Господин сержант, обход…

— Смирно, руки по швам!

— Так точно, господин сержант, — вытянулся во фронт писарь.

— Так бы давно, черт побери. Совсем забыл субординацию, я вас распатр-р-роню. В чем дело?

— Господин сержант, послали спросить, будете на обходе?

— С-сам знаю… Черт побери! Стой! — закричал он писарю, повернувшемуся идти. — Вот, возьми его в тюрьму.

Дройд, боявшийся, что он забудет исполнить его просьбу, просиял.

— И понимаешь, чтобы все было в порядке. Все…

— Слушаюсь, господин сержант. Прикажете идти?

— Да прикажи подать автомобиль. Да живо, черт побери!

Писарь повернулся идти, но снова был осажен окриком сержанта:

— А это что? — и указал на Дройда. — Забыл? Возьми его с собой.

Писарь удивленно посмотрел на улыбавшегося Дройда, передернул плечами и вышел с ним из харчевни.

На улице, встретив солдата охраны, передал приказание сержанта, а сам торопливо пошел с Дройдом к тюрьме.

К вышедшему из харчевни пьяному трио подкатил тюремный автомобиль.

— Как, в этом автомобиле? тюремном, для арестованных?..

— А что? Не нравится — ну, и не надо, можешь не ехать. Хозе, поедем вместе.

— С тобой, сержант, на край света.

— Ну, то-то. А почему шоферу не дали вина? Это не порядок. Вина! — закричал он стоящему в дверях лакею.

— Но, господин сержант…

— Сам знаю, что сержант. Пей, а потом дашь полный ход.

Шофер с наслаждением влил в себя литр вина, смешанного с коньяком. Сержант распахнул забранную решеткой дверцу и, покачиваясь, пригласил Хозе войти.

— Нет, ты первый. Первое место тебе, господин сержант.

Сержант польщенно поклонился и влез внутрь тюремной кареты. За ним вошел Хозе.

— Куда прикажете?

— В город, — проревел сержант. — В город, на первую улицу имени профессоришки. Валяй вовсю!

Не пересчитать перевернутых экипажей, не пересчитать количества звонков по телефону о задержании сумасшедшего автомобиля. Но как бы то ни было, тюремный автомобиль мчался по улице Ульсуса Ван Рогге, сирена рычала, икала, иногда пробовала прорычать фокстрот, и тогда автомобиль метался зигзагами, вызывая панику. Даже всегда невозмутимые черные фонари торопливо бежали прочь при появлении огненных пляшущих глаз пьяного автомобиля.

Глава III НИТЬ К КЛУБКУ

По ярко освещенной улице к ресторану «Черная бабочка» медленно шли Арчибальд Клукс и Флаугольд, разговаривая вполголоса. Конечно, темой были последние события. Они уже обменялись мнениями о политических новостях, обсудили конфликт между СССР и Англией и, придя к заключению, что все-таки война не состоится, перешли к происшествиям в Капсостаре.

Ряд недавних событий сильно повлиял на Флаугольда; исчезновение жены, ее возможная связь с преступным миром, непонятная измена Корнелиуса, отрицающего свое преступление, начавшаяся волна какого-то движения среди рабочих — все это Флаугольда, вообще человека храброго, заставило даже переселиться в свою бронированную комнату, в которой он не только хранил важные документы и ценности, но иногда и работал над важными проектами.

Он туда переселился, с трудом втиснув диван и кое-какие необходимые вещи. И, конечно, слух о бронированной комнате не успокаивал жителей и даже многих лишил сна.

— Что будет, Арчибальд, что будет? Я, право, теряю голову. Так было все ясно, определенно, и вдруг… Я ничего не понимаю. Ничего.

— Все в порядке, мистер Флаугольд, беспокоиться нечего. Обезглавить кучку большевиков — и только… Ведь вся же остальная масса населения, безусловно, с нами.

— Вы в этом уверены? А я нет. Оставим наши сказки, взглянем правде в глаза. Вы знаете, как за последнее время вырос Ротфронт в Германии. Я ужасаюсь, читая сводки…

— Но так же растет и «Стальной Шлем».

— А взгляните на Союз, на Осоавиахим. Триста тысяч ячеек, Арчибальд, триста тысяч, и шесть миллионов членов! Что вы на это скажете?

Арчибальд пожал плечами.

— Что сказать? У них мясо, пушечное мясо. Нам не страшен Союз, страшен наш тыл. А за тыл я спокоен, вполне спокоен.

Флаугольд внимательно посмотрел в глаза Арчибальду Клуксу.

Остановились и, замолчав, стали рассматривать улицу.

Все движение было устремлено к залитым электричеством дверям «Черной бабочки».

Крег, проехавший мимо, поклонился Арчибальду Клуксу.

Его уверенные корректные движения, открытое лицо заинтересовали Флаугольда, и он попросил Клукса познакомить его с ним.

— Алло, мистер Крег, на минутку.

Крег остановил машину и подошел к ним.

Завязался непринужденный разговор, ничего не говорящий, ни к чему не обязывающий, разговор джентльменов.

Человек в потертой куртке, высматривавший кого-то в толпе, радостно бросился к ним.

— Я нашел его, нашел…

— Кого? — удивленно спросил Арчибальд, так как совершенно забыл о данном ему поручении.

— Человека, который отнял девушку, ту, которую я продавал.

— Ого, он, кажется, нарушает нашу монополию, Арчибальд, — произнес Флаугольд, поправляя свой цилиндр.

— Забудьте об этом, мистер Флаугольд. Вы извините меня, господа, я оставлю вас на минутку.

И Клукс отошел в сторону с человеком в потертой куртке.

— Какая улица?

— Улица Святого Сердца, № 39.

— Что?! Да ведь это… — и Арчибальд закусил губу и посмотрел на Крега, отошедшего с Флаугольдом к краю тротуара. Крег стоял, закинув руку на крыло автомобиля.

Арчибальд сразу почувствовал важность сообщения: ничтожный случай давал ему в руки нить к связи Крега с подозрительным анархистским миром. Не выказывая волнения, он подозвал Флаугольда.

От Крега не укрылись мгновенная вспышка волнения Арчибальда Клукса и также произнесенный достаточно громко его адрес.

Насвистывая модный куплет и небрежно облокотившись на автомобиль, Крег пальцами отбил семь ударов.

Шофер чуть слышно дважды нажал сирену и вопросительно обернулся.

— В оба.

— Есть.

— К Джону.

— Крег, идите к нам, тут интересная история, — позвал Арчибальд.

— Разве могут быть интересные истории? — лениво произнес Крег, подходя к ним.

Авто медленно подъехал тоже.

— Вы не откажетесь провести вечер вместе с нами, я уйду только на пять минут.

— Охотно. В таком случае, мы будем ждать вас в розовом павильоне, сэр Арчибальд.

Арчибальд Клукс утвердительно кивнул головой.

— Мистер Флаугольд, нам пора, — последнее слово Крег ярко выделил из всей фразы.

Шофер, с которым переговаривался Крег, рванулся с места и, взяв предельную скорость, повернул за угол.

Арчибальд, подойдя к трансформаторному столбу, вынул карманный телефон, присоединил его к штепселю, но ни Крег, ни Флаугольд не стали ожидать его разговора и пошли к дверям ресторана.

Для Крега уже все было ясно, он просигнализировал опасность и мог спокойно идти с мистером Флаугольдом. И, быть может, он будет иметь возможность путать карты, сбивать, пугать, сеять по дороге панику и все это делать с милой улыбкой лица, находящегося вне подозрений. Правда, он знал, что вся эта работа не имела никакого значения для развития заговора, который разросся и захватил в свои ряды всех рабочих республики.

Автомобиль Крега несся по улицам. Шофер спешил предупредить Джона об опасности. Казалось, все было в порядке, все, но кто знает те западни, которые готовит всем на каждом шагу режиссер Случайность?

И в эту ночь неограниченных возможностей, когда вещи начали проявлять энергию, авто Крега при выезде на улицу Ульсуса Ван Рогге попал в полосу жертв тюремного автомобиля.

Столкновение было ужасно.

Шофер Крега вылетел, оглушенный ударом, и лежал неподвижно недалеко от обломков своего авто.

Но, как ни странно, массивный тюремный автомобиль почти не пострадал, если не считать немного помятых крыльев.

— Почему остановка? — закричал сержант Гранро, отворяя дверь. — Я спрашиваю — почему?

Отстранив его в сторону, Хозе ловко выпрыгнул и нагнулся над шофером, отброшенным на несколько шагов.

— Ничего, только оглушен.

Мимо, не останавливаясь, промчались два автомобиля, в которых сидели вооруженные агенты Комитета.

Посмотрев им вслед, Хозе присвистнул и, не обращая внимания на ругавшегося сержанта, стал приводить в чувство шофера.

— Скорее, скорее, — прошептал шофер. — Надо предупредить особняк № 39. — И снова шофер потерял сознание.

— Улица, какая улица?

И Хозе стал старательно трясти шофера.

Около остановилась машина Арчибальда Клукса.

— Ого, тюремный автомобиль! Эй, — закричал Арчибальд, увидев сержанта, — подойди сюда!

Весь хмель сошел сразу, и сержант Гранро, затаив дыхание, вытянулся перед Арчибальдом.

— Следовать за мной!

— Слушаюсь, cap!

И, почти не покачиваясь, сержант вернулся к своему автомобилю. Пользуясь остановкой, пьяный шофер заснул. Сержант безнадежно оглянулся. Но, увидав Хозе, приводившего в чувство шофера, обрадованно повернувшись к Арчибальду Клуксу, отрапортовал:

— Никак не возможно, сэр, шофер убит.

Арчибальд Клукс сделал знак своему шоферу, а сам занял его место.

Автомобили умчались.

Хозе терял терпение, он отчаялся привести в чувство шофера, но тот вдруг очнулся и огляделся вокруг.

— Что со' мной?

— Какая улица, черт возьми, какая? — закричал Хозе. — Ведь не меня арестуют, черт возьми… не меня…

Шофер вскрикнул и попробовал приподняться.

— Машину, скорее машину! Улица Святого Сердца, № 39.

— Наконец-то, — заорал Хозе, — наконец… — и, оставив шофера, бросился к стоянке автомобилей.

ГЛАВА IV

ПЕРЕД ДРОЙДОМ ДАЖЕ ТЮРЬМА РАСКРЫВАЕТ ДВЕРИ

Дройд весело шел к воротам тюрьмы, радуясь тому, что так легко удалось добиться интервью с важным преступником. Писарь удивленно посматривал на него и поражался его радости.

«В первый раз вижу такого арестованного, в первый».

Ворота тюрьмы беспрепятственно раскрылись перед ними.

Дройд был во дворе тюрьмы. Он с любопытством глядел по сторонам, и даже запираемая за ним калитка ворот не вызвала в нем страха. Осматривая двор, он жадно старался запечатлеть каждую деталь, каждое забранное решеткой оконце, каждого часового, мерно расхаживающего около стен.

— Вот этого… Так и сказал сержант: «В тюрьму»…

— Так и сказал. А документы дал?

— Нет, не давал. Только пригрозил: «Смотри, говорит, распатроню»…

— Ну, ты иди, а я и без тебя справлюсь.

И смотритель тюрьмы, заложив руки в карманы, подошел к Дройду.

— Ну те-с, так. И только подумать — такой приличный с виду человек…

Дройд обернулся и, радостно приподняв цилиндр, представился:

— Виллиам Дройд. Очень рад познакомиться.

— Ну и радуйся. Стань как следует! Ну!..

— Это вы ко мне? — растерянно произнес Дройд.

— А то что, стенке, что ли? Стань, тебе говорят.

Дройд оглянулся, но писаря уже не было: он ушел доигрывать свой роббер.

— Вы ошибаетесь, господин… Я ведь не арестант.

— Все вы не арестанты. Ну, марш за мной!

— Куда?

— Да ты что, обалдел, что ли? В тюрьму, в одну из хороших, крепких камер. Ты, брат, не убежишь. И не пробуй.

— Меня в тюрьму?..

— А то меня, что ли? Марш!

Дройд понял, что совершилась чудовищная ошибка, и, не отдавая себе отчета, бросился бежать.

— Стой! Стрелять буду.

Но это только подогнало Дройда. Он не бежал, а летел.

Часовой, стоявший у ворот, лениво переложил ружье из левой руки в правую и стал наблюдать бег Дройда вокруг тюремного двора.

Его никто не преследовал, стояли и ждали, когда этот странный арестант выдохнется.

Иногда они подбадривали криком, топали ногами, когда Дройд пробегал мимо солдат.

Через десять минут Дройд выдохся, он почувствовал, что задыхается, и, разрывая руками воротничок, упал на асфальт тюремного замка…

Дройд, как кусок теста, упал на нары и хватал воздух широко открытым ртом. Он напоминал рыбу, выброшенную удачным рыболовом на берег. Он был возмущен. Его, англичанина, журналиста, взяли и бросили за решетку, как какого-нибудь рабочего.

Мысли у него прыгали без всякой системы до тех пор, пока не остановились на том, что он сам виноват, попав в этот район без провожатых из-за этого проклятого интервью, когда ему захотелось хоть один раз быть честным перед читателями.

Отдышался.

Убранство камеры ему не пришлось по вкусу. Он поморщился, прошел по диагонали четыре шага, посмотрел на толстые прутья решетки и, набравшись храбрости, подошел к двери и стал барабанить в нее кулаками.

— Чего стучишь?

— Коменданта, начальника, сержанта.

— А ты покричи еще, так и сам не обрадуешься.

— Черт побери, сейчас же сержанта, сию минуту!

Вместо ответа щелкнул ключ, захрипев, открылась дверь камеры, и увесистый приклад ударом в грудь сбил Дройда с ног.

— Убивают, карраууул! — закричал он.

«У-у-у» — неслось глухо по коридорам, мягко тыкаясь в полукруглые своды тюрьмы. Из камер тоже раздался гул, послышались удары скамейками в двери, и скоро весь коридор гудел, стучал, испугав Дройда, не знавшего неписаного закона солидарности, и он замолчал, со страхом смотря на дверь, не вставая с пола.

Зашаркали шаги, заскрипели отворяемые двери, и гул борьбы глухо донесся до Дройда. Он со страхом ждал. Вот остановились около его камеры, и перед ним появились два рослых солдата.

— Вот этот начал?

— Ага!

— В подвал, пусть прохладится.

И не успел Дройд осознать все происходящее, как был подхвачен с двух сторон солдатами и увлечен по коридору. Он не мог ничего понять, и глаза его бесцельно блуждали, наталкиваясь только то на небритые щеки солдат, то на глухие своды коридора. Он закрыл глаза.

Остановились,

К полу наклонился солдат и с трудом сдвинул плиту люка; из-под пола сейчас же раздался дикий крик.

Дройд отшатнулся и яростно стал отбиваться от толкавших его в люк солдат. Но что он мог поделать против силы? И он полетел вниз, слыша над собой:

— Тут себе и кричи на здоровье.

— Один уже есть.

— В компании веселее.

И со скрежетом туго шлепнулась плита на место, закрывая люк.

Глава V Я БОЛЬШЕ НА ПЯТЬСОТ

Человек в потертой куртке, приятно ошеломленный сухим шелестом нескольких крупных банкнот, в нерешительности стоял против раскрытых дверей ресторана.

Войти он не решался, стыдясь своего потертого костюма, но и уйти тоже, и стоял, как водораздел, среди стремящейся в ресторан толпы.

Шум, смех, толчки, наконец, привели его к решению, и он, лавируя среди черных сюртуков, фраков и кружевных дам, отошел на несколько десятков шагов от ресторана. Остановился.

— Тысяча долларов!

— Кто купил, кто?

Он очнулся и взглянул на группу, застывшую около газетчика. Три толстяка, покуривая сигары, зажатые в коротких обрубках пальцев, молчаливо посапывая, смотрели на двух манекенш и одного клерка.

— По-моему, — произнес клерк, — это утка, газетный трюк, не больше.

— Нет-нет, они выплачивают. Моя подруга по подобному объявлению получила полностью.

Человек в потертой куртке оглянулся — о какой тысяче долларов шел разговор, о каком объявлении?

Перед ним огненными буквами строчка за строчкой вспыхивал громадный транспарант над улицей:

«Чудо, джентльмены, чудо!

В курильне Ван Рооза была куплена девственница.

1000 — долларов — 1000 тому, кто укажет адрес купившего».

«Какое счастье, какое…» — и он вдруг похолодел, вспомнив, что за указание адреса Клуксу уже получил триста долларов. «Продешевил», — и он почувствовал себя ограбленным, ограбленным безжалостно и дерзко. «Но, может быть, не поздно. Может быть, он еще успеет» — и он подошел к группе.

— И все-таки трюк, идемте ужинать, — капризно сказала одна из манекенш.

— Подожди, я еще не заработала на завтра, — прошептала вторая.

— Леди, — вежливо приподняв шляпу, произнес человек в потертой куртке.

При его словах толстяки ближе пододвинулись к нему.

— Леди, простите, я должен вас спросить, куда обратиться с указанием адреса?

— Вы, вы знаете адрес?..

— Вот повезло человеку, — со вздохом вырвалось у другой.

— Неужели? — вскрикнули клерки.

— Разрешите представиться, — проговорили, оттесняя манекенш и клерков, толстяки, любезно снимая цилиндры.

— Мистер Гуардеробо.

— Мистер Грослард.

— Мистер Фыкс.

Три цилиндра мелькнули перед его глазами и снова водрузились на головах.

— По сто долларов с каждого.

— Авансом, — добавил другой.

А третий только утвердительно кивнул головой.

И не успел опомниться, как он очутился в машине с толстяками. Вихрем пролетели несколько улиц и остановились, не доехав несколько шагов до особняка.

На веранде, приветливо махая рукой, стояла Аннабель, смотря вслед идущим к выходу Джону и Крисси — так звали ту девушку, которую Джон так резко и бесцеремонно увел с торгов в курильне.

— Ничего, образуется. Все образуется, Крисси, а я тебя так запрячу, что никто не найдет, никто не будет тащить на продажу. Там совсем другие парни.

— А как вас зовут? — неожиданно прервала она Джона.

— Джон.

— Вас зовут Джон. Джон… Как это хорошо звучит!

В калитке они столкнулись с толстяками и с человеком, продавшим Крисси.

Крисси испуганно прижалась к Джону.

— Это он!

— Тише, — произнес Джон, по привычке опустив руку в карман. Холод стали револьвера приятно охладил пальцы.

— Вам что надо? — резко спросил он.

— Мистер Гуардеробо.

— Мистер Фыкс.

— Мистер Грослард.

И снова три цилиндра кругообразно взметнулись перед Дисоном и плавно опустились на. головы.

— В чем дело? Ну, выкладывайте все. Я слушаю.

— Я много дам отступного за девушку.

— Я плачу. Сколько?

— Я больше на пятьсот.

Ответ они получили совершенно неожиданный. Джон дал им три пощечины. Цилиндры слетели с голов, а человек в потертой куртке, не ожидая ответа Джона, стремительно бросился бежать.

Презрительно посмотрев на толстяков, бросившихся поднимать цилиндры, Джон с перепуганной Крисси вышел на улицу и, громко смеясь, усадил ее в машину толстяков.

— Их машина пригодится, — засмеялся он. — Не робей… Чего там? — и дал адрес шоферу.

Машина тронулась и помчалась, оставив позади ошеломленных толстяков, и только человек в потертой куртке бросился бежать, стараясь рассмотреть номер автомобиля.

— 9721, — пробормотал он. — Запишем. Может быть, и за это мистер Клукс даст деньги.

Аннабель, видя всю сцену, беззвучно хохотала, и ее остановил Жан, доложивший, что кофе подан.

Как только она вошла внутрь дома, к особняку подкатили два автомобиля с агентами Комитета.

Глава VI КЛУБОК РАСПУТЫВАЕТСЯ

Агенты быстро окружили особняк, заняв все входы и выходы. А их начальник, почти не производя шума, поднялся на веранду и, осторожно подойдя к освещенным окнам, стал разглядывать комнату.

Арчибальд, всю дорогу к особняку занятый управлением машины, не мог сосредоточиться, чтобы сделать тщательный анализ всему, но весь был полон гордой мысли, что он сразу напал на нить, которая, отчасти уже вскрыв какие-то замыслы Крега, неизбежно вела его к разгадке этого чересчур «вне подозрений» человека.

Мчавшийся за ним тюремный автомобиль производил сильное впечатление, но он произвел панику на улице Святого Сердца, когда здесь заметно уменьшил ход.

Жители торопливо спускали жалюзи на окнах, тушили свет и, приготовившись, ждали событий.

Они хорошо знали условия законности в демократической республике Капсостар.

— Ну что, есть? — выскакивая из автомобиля, спросил Арчибальд подошедшего к нему с рапортом старшего агента.

— Какая-то женщина пьет кофе. По всей вероятности, в доме, кроме нее и лакея, никого нет.

— Ступай за мной!

Арчибальд живо взбежал на веранду и, не постучавшись, вошел в комнату.

— С кем имею честь? — проговорил Арчибальд женщине, сидевшей спиной в кресле.

Аннабель величественно поднялась и сделала несколько шагов вперед. Увидав Арчибальда и застывшего в дверях агента, вздрогнула.

— Аннабель! Это вы, Аннабель?

— Не правда ли, «неожиданная» для вас встреча?

— Простите, я не за вами примчался сюда, и наша встреча — именно приятная неожиданность. Я пользуюсь случаем… Вы арестованы.

— На каком основании?

— Мистер Флаугольд сделал распоряжение о вашем аресте за организацию заговора. Правда ли это, миссис Аннабель?

— Об этом я буду говорить, когда захочу.

Арчибальд сделал агенту знак, и тот сейчас же свистнул.

Аннабель, набросив на плечи шелковый платок, пошла величественно к выходу. Двое появившихся агентов с поклоном расступились перед ней, пропуская ее к выходу.

— В автомобиль! — крикнул он и с удовольствием смотрел на ее прекрасную фигуру и гордо поднятую голову.

— Идем, — кивнул Арчибальд старшему агенту. — Лакей арестован?

— Да, сидит в своей комнате.

— Никого до окончания осмотра (Арчибальд почему-то избегал говорить «обыска») не впускать!

Оба вошли в кабинет и первым долгом остановились у несгораемой кассы.

Старший агент торопливо вынул из кармана связку ключей и стал быстро работать над замком.

— Теперь необходим шифр. Я ничего не могу поделать с этим чертовым замком. Или прикажете сломать?

— Ни в коем случае. Осмотр должен быть тайным.

И Арчибальд, усевшись в кресло, стал напряженно думать о шифре.

Сержант Гранро, совсем протрезвившийся, находился около автомобиля. Он был горд сознанием, что судьба неожиданно столкнула его с самим мистером Клуксом и что, быть может, это отразится на его карьере.

Подлетела машина, и из нее выскочил Хозе. Он опоздал из-за этого тупого шофера, не успевшего вовремя прийти в сознание. Но он умывал руки в аресте какого-то неизвестного лица. Он сделал все, что мог, но раз не удалось…

И он почти весело подошел к сержанту.

— Насилу догнал. Здорово бегает твоя машинка, Гран-ро.

Сержант оглянулся, не видит ли кто-нибудь его, и только тогда прошептал ответ:

— Проваливай-ка отсюда, Хозе. Видишь, я на службе.

Хозе, хотевший пустить ему пару крепких слов, замолчал, увидев подходившую к автомобилю под конвоем двух агентов женщину.

Кровь бросилась в голову, он сделал шаг вперед…

Женщина взошла на ступеньки сзади автомобиля и остановилась на мгновение в дверях.

— Аннабель! — закричал Хозе, бросаясь вперед.

— Хозе! — крикнула она.

Но сержант Гранро был при исполнении служебных обязанностей: сильно толкнув Хозе в грудь, он решительно втиснул Аннабель внутрь кареты и захлопнул за нею дверь.

— Пусти, идиот! — закричал Хозе, бросившись снова к сержанту.

Двое агентов направились уже схватить Хозе, но сержант остановил их:

— Бросьте, я его знаю… — и вошел внутрь автомобиля.

Долго бежал Хозе по улице за давно скрывшейся из виду машиной.

Судьба, столько раз ставившая ему препятствия, и на этот раз была безжалостна к нему.

Арчибальд весь ушел в разгадку шифра. И сопоставлял выступление Аннабель на открытии Стеклянного дома с прокламациями, Крега, укрывавшего не только ее, но и какую-то девушку, которую не дал купить какой-то анархист. Но не все было ясно, и быть может, он ошибается… Не хватало нескольких звеньев, которые соединили бы в одно исчезновение Кати, преступление Корнелиуса Крока и исчезновение из Карантина пациента из камеры № 725, так называемого графа Строганова.

«Чем черт не шутит?» — подумал он и решительно подошел к кассе.

— Поставь шифр «Катя».

Бесшумно агент несколько раз повернул ручку шифра. Напряженное внимание. Дернул дверцу, но она не открывалась.

Арчибальд, злобно стукнув кулаком в дверцу, отскочил.

И сразу вспомнил генерала Биллинга, испуганно докладывавшего о визите Энгера и давшего ему записку.

«Где она?» И Арчибальд, лихорадочно вынув бумажник, стал быстро искать записку, но, как всегда, записка, лежавшая почти сверху, ускользала от его внимания.

— Вот она! — вскричал он к удивлению агента и медленно прочел: «Бегите, пока не поздно. 7 + 2».

— Семь плюс два — ставь! — закричал Арчибальд. — Ставь!

Еще несколько мгновений, напряженно-мучительных, — и дверь кассы открылась.

У Арчибальда даже закружилась голова.

«Я прав, я связал все, все звенья на месте, все», — пронеслась мысль, и он бросился к ящикам кассы.

Первое, что он схватил, — это какой-то сверток. Развернул — и чуть не упал. В свертке лежали шляпа и очки Корнелиуса Крока.

Это было последнее звено, ключ. Но все-таки Арчибальд Клукс был ошеломлен, он не мог, не мог понять, почему у Крега спрятаны очки и шляпа Корнелиуса.

И он почувствовал, как жуткий холодок пробежал по спине от мысли, что Корнелиуса Крока в тюрьме нет, что он выпущен. Если это так, то он не верит ни во что, ни в кого.

— Скорее! За мной! Запри и поставь шифр.

Только на бульваре Победы Хозе пришел в себя. По-прежнему неподвижно стояли черные фонари, по-прежнему лился матовый свет из стеклянных кубов, по-прежнему неслась музыка из ресторанов, по-прежнему обгоняли его пары, по-прежнему гудели громкоговорители и прыгали в его глазах светящиеся рекламы.

Все было по-прежнему, но не было уже прежнего Хозе.

Он не был пьян, но он весь был проникнут движением, энергией, словно пьяный автомобиль по дороге вытряс из него робость, забитость, все слабоволие.

Это был другой Хозе, другой, пылавший мщением, ненавистью ко всему, что стало в этот вечер на его пути к неожиданно увиденной Аннабель.

Он решил действовать, и, не обдумывая ничего, он снова бросился на улицу, желая одного только — встретиться с Арчибальдом Клуксом или мистером Флаугольдом.

Глава VII ИНТЕРВЬЮ ДРОЙДА

Дройд, упав вниз, боялся пошевельнуться. Проклиная себя, свою жадность, свое желание быть честным перед читателями, со вздохом стал ощупывать пол. Холодный цемент заставил его отдернуть руку, и у него пронеслась мысль, что он, чего доброго, может захватить ревматизм.

— Еще этого недоставало, — вслух подумал он, подняв голову и стараясь в темноте рассмотреть потолок.

Но это было невозможно. Здесь было темно, абсолютно темно.

— Как вас зовут? — услышал он откуда-то из глубины хриплый голос.

— Здесь кто-то есть… Кто? — испуганно отшатнувшись, закричал он и, стукнувшись головой о стенку, с проклятиями стал потирать голову.

— Не бойтесь, один из тех, которые страдают по глупости правительства из-за проклятых большевиков.

— Как вы меня испугали! — простонал Дройд. — Я совсем без сил.

— А вы обопритесь о стенку: она позади вас.

— Спасибо, уже успел почувствовать. Но кто вы? По голосу вы, безусловно, джентльмен.

— Вы угадали. Я Корнелиус Крок.

— Корнелиус Крок? Да не может быть! Вот счастье!

— Я этого совсем не нахожу.

— Вы — Корнелиус! Я рад встрече с вами, протяните руку, чтобы я; мог пожать ее.

— Я не жму руки каждому, и почем знать, может быть, вы подосланы задушить меня, — раздался хриплый, недоверчивый голос.

— Да нет, нет. Я Дройд, журналист Дройд. Вы еще были у меня на вечере.

— Не помню, и на вечере не был. Ну, давайте руку, вот так. Я почему-то вам верю.

Пожали друг другу руки.

— Я хочу взять у вас интервью. Жаль, что ни черта не видно, — вспомнив о своей цели, проговорил Дройд.

Профессиональная привычка даже и в таком положении брала верх над мыслями о неприятном событии.

— Не стоит, оно страшнее действительности.

— Я так и думал, — обрадовался Дройд.

— Я не могу говорить. В последнее время я слишком долго сидел всюду, сначала в камере Карантина, а потом здесь. Будь он проклят! — прошипел Корнелиус.

Дройд, слушая взволнованный шепот, стал разыскивать свой блокнот, но с сожалением вспомнил, что писать было абсолютно невозможно.

— У вас спичек нет, Корнелиус?

— Нет. А зачем вам спички? — снова подозрительно спросил тот.

— Я хотел бы кое-что записать. Такое интервью не часто поймаешь.

— Не кричите, — прохрипел Корнелиус, хотя Дройд и так говорил вполголоса.

Пауза.

— Вы выпустили его? — снова начал Дройд.

— Нет.

— Но он сидел там?

— Да.

— Но где же он теперь? Не мог же он растаять в воздухе, Корнелиус.

— Тише, ни звука о нем. Ни звука! — испуганно хрипел Крок.

Хриплый голос таинственного, невидимого собеседника, мрак удручающе действовали на Дройда. «А вдруг он сумасшедший?» И Дройд испуганно прижался к стене.

— А я знаю, знаю, — почти радостно захрипел Крок. — Поймали тебя, поймали. Ну, вот и посиди, проклятый, посиди, изверг… Умеешь других сажать — посиди сам.

— Я, честное слово, никого не сажал.

— А кто меня в Карантине держал, кто?

— Вы ошибаетесь, я Дройд, честное слово, Дройд, — энергично зашептал он.

— Жаль, очень жаль. Я не верю никому. Не знаю, может быть, он сейчас. Арчибальд Клукс. Он все может… все…

«Что, “он” — Арчибальд Клукс? Какая сенсация, боже, какая будет статья! Большевик — начальник Комитета».

У Дройда все путалось в голове. Он стал прислушиваться к голосу Крока, и ему показалось, что он знает этот голос, что он слышал его в другой обстановке, и он почти закричал:

— Знаю, знаю. Это вы, вы, проклятый большевик! Я знаю ваш голос. Вы — Энгер, я помню вас очень хорошо. Вы сейчас притворяетесь. О, я знаю ваши хитрости, знаю; я вас выведу на чистую воду! Не приближайтесь, буду стрелять! — закричал Дройд, услышав шорох Корнелиуса.

— Господи, да он с ума сошел, — прохрипел в ответ Крок.

Его голос немного отрезвил Дройда, и он почти спокойно срросил своего собеседника, кто он.

— Я Корнелиус Крок, и клянусь вам, что если бы у меня был аппарат, я бы в один момент обратил вас в человека, годного для общежития.

— Не увильнешь! Сейчас же, как придут за нами, я скажу, кто ты.

— Тише, ради бога, они идиоты, они ничего не понимают, что им ни говори. Ведь они машины, сделанные мною. Они слушаются только приказа своих ближайших начальников, и в этом ужас, Дройд, ужас: вся эта армия машин находится в руках сотен начальников, которых они слушаются беспредельно. Им все равно. И это сделал я сам: себе на голову.

— Так вы, значит, Корнелиус Крок? — успокоившись, пробурчал Дройд.

— Да, да. Вы, Дройд, дайте слово, что вы никому ничего…

— Клянусь.

— Тогда слушайте.

И Корнелиус Крок, подползши к Дройду, стал рассказывать свою историю.

Глава VIII ЭТО ОН

Страх гнал мысли Арчибальда, мешая соединить в одно целое все найденные им звенья одной цепи. Он уже не чувствовал торжества, не чувствовал упоения при мысли о своем ослепительном открытии, он был в страхе, что Корнелиуса в тюрьме нет, что он скрывается в городе.

Прямой, ни на кого не глядя, он четко вошел в контору тюрьмы и, не глядя на испуганное лицо капитана Хода, приказал:

— Провести меня к камере Корнелиуса Крока.

Капитан Ход заметно замялся, чем еще более усилил и без того сильные подозрения Арчибальда Клукса.

— Может быть, будет лучше, сэр Арчибальд, если я прикажу привести его сюда.

— Нет, я хочу видеть его сам, и сию же минуту.

— Слушаюсь.

Долго Арчибальд шел по разным коридорам. Глухие стены, мрачные закоулки навевали на него подозрение, что, бытъ может, он более не выйдет отсюда. И невольно его рука нащупывала тогда револьвер, и он успокаивался.

— Пришли, сэр Арчибальд, — произнес капитан Ход. — Откройте люк!

Арчибальд невольно отступил, когда перед его ногами разверзся мрак.

— Эй, Корнелиус Крок! — позвал капитан.

Из люка ответа не последовало. Арчибальд усмехнулся и как бы случайно вынул револьвер из кармана.

— Я уверен, Корнелиуса Крока там нет.

— Не может этого быть, — заволновался капитан. — Эй вы, вниз! Живо! Вытяните сюда Крока.

Солдаты спрыгнули вниз и словно растаяли внизу, исчезнув в поглотившем их мраке.

Арчибальд в упор смотрел на капитана Хода и щелкал предохранителем револьвера.

Прошло несколько томительных минут; внизу послышалась борьба, и через минуту из тьмы раздался голос:

— Посветите, капитан, да посмотрите. Одного взяли, а кто он — не разберешь.

Капитан Ход зажег электрический карманный прожектор и направил в люк.

Арчибальд, не упуская из вида капитана, заглянул вниз. На него снизу смотрело перепуганное лицо Дройда.

— Это не он, — закричал капитан Ход. — Давайте другого!

— Сэр Арчибальд, помогите, — только и успел закричать Дройд, снова скрываясь во тьме.

Арчибальд сурово взглянул на капитана.

— Вы уверены, что там есть другой?

— Еще бы, сам сажал. А отсюда не убежишь, — заметил капитан. — Вот только этот как туда попал, — не знаю… Смотрите!

Арчибальд взглянул и увидел вызванное светом из тьмы лицо Корнелиуса Крока.

Измученный, он со страхом смотрел на Арчибальда.

— Это он, — прошептал Арчибальд Клукс. — Он… Странно… Я ничего не могу понять.

— Прикажете закрыть? — спросил капитан, прерывая размышления Арчибальда.

Из тьмы с трудом вылезли солдаты.

— Сэр Арчибальд, освободите меня. Неужели вы меня не узнаете? Я Дройд, Виллиам Дройд.

— Почему вы сюда попали и за что?

— Спросите их. Я пришел сделать интервью…

— Сделали?

— Конечно, это будет сенсационная статья, — послышался восторженный ответ.

Это его и погубило. Интервью, сенсация… Арчибальд поморщился: совсем в его планы не входили журналисты в тюрьме. Он понимал, что Дройд попал сюда случайно, но не желал его освободить сейчас.

— Когда напишете статью, пришлите прочесть. А пока сидите, пишите. До свидания, Виллиам.

Но любезность Арчибальда совсем не дошла до Дройда, который вполголоса выругался.

Люк тщательно закрыли.

Арчибальд, успокоенный, вернулся к машине.

«Все в порядке, и, конечно, надо капитана Хода представить к производству», — подумал он, садясь в машину.

Флаугольд и Крег кончали ужин, когда к ним подошел веселый Арчибальд.

— Ну и задержались вы, — недовольно произнес Флаугольд.

— Я надеюсь, вам не было скучно с мистером Крегом.

— С ним не соскучишься. Откуда вы его выкопали? У него удивительно трезвый ум.

— Вы успели это заметить?

— Мистер Флаугольд мне льстит, — чуть улыбаясь и смотря на Арчибальда, проговорил Крег, а сам старался решить вопрос, что успел сделать Арчибальд. По веселому виду последнего можно было догадаться, что он, наверное, успел, но Крег не хотел верить этому. Он ведь послал с предупреждением своего шофера.

Арчибальд, рассматривая лицо Крега, удовлетворенно думал о том, что он все-таки расшифровал его, и втайне поражался изумительной выдержке этого большевистского эмиссара.

— Как думаете, Арчибальд? Я с ним спорил целый вечер, стараясь доказать целесообразность желания Англии объявить войну Союзу, но он с этим не соглашался, доказывая, что это раньше времени, не только приведет к разгрому Англии, но может потрясти и все европейские державы.

— Я и сейчас стою на этой точке и докажу, что подобный шаг — безумие, — небрежно заговорил Крег. — Начинать войну, когда всем известно, что настроение рабочих масс за Союз и против войны, вообще против войны…

Слушая Крега, Арчибальд поразился этой дерзости, но старался понять сокровенную, скрытую мысль. Прищурившись, он силой воображения надел на голову Крега шляпу Корнелиуса и закрыл глаза очками — и вздрогнул. В таком виде лицо Крега сделалось похожим на лицо Корнелиуса Крока. И если это так, если это возможно, то, значит, Корнелиус Крок ни в чем не виноват, и его необъяснимое преступление сделалось вдруг ясным сэру Арчибальду.

«Он был Корнелиусом, и он испортил аппараты…» Все звенья сомкнулись, и все стало для Арчибальда ясным, как день.

Крег под пристальным взглядом Клукса чувствовал себя неловко и уже стал путаться в разговоре.

Бросив политику, заговорили об анекдотах, о театральных новинках. Воспользовавшись моментом, Крег откланялся обоим и вышел из ресторана.

Флаугольд и Арчибальд Клукс, досидев немного, тоже отправились по домам.

На улице опять остановились, продолжая разговор.

Хозе, изнемогавший от усталости и отчаяния найти кого-нибудь из них, увидев, почувствовал радость.

«Вот они. Но что сделать, что?..» Проходя мимо, он едва удержался от желания броситься на них.

Попрощавшись, Флаугольд крикнул шоферу следовать за ним, а сам медленно пошел по улице. Он любил немного пройтись пешком и считал это лучшей гимнастикой.

От Хозе не ускользнули жест и слова Флаугольда. Пройдя несколько шагов, он решительно сошел на мостовую и, догнав закрытую машину Флаугольда, прикрываясь ею с улицы, пошел рядом.

Пройдя квартал, Флаугольд, остановив машину, влез внутрь кареты.

Крепкие пальцы впились в горло Флаугольда, рванув его книзу. Флаугольд не мог произнести ни звука и задыхался, стараясь разжать сильные руки Хозе.

Ничего не подозревая о борьбе внутри машины, шофер мчался по улицам.

Улучив момент, Хозе, освободив одну руку, револьвером нанес сильный удар в затылок Флаугольду, чем сразу привел его в более чем апатичное состояние.

Через несколько кварталов машина остановилась. Высунувшись из окна кареты, Хозе в цилиндре Флаугольда немного охрипшим голосом отпустил шофера.

— Вы свободны, а я еще сам немного прокачусь.

Шофер бесстрастно, полуоборотясь, выслушал приказание, охотно сошел с машины. Его немного поразило это желание, но ведь американцы так эксцентричны. Он даже не посмотрел на вышедшего из кареты Флаугольда, молниеносно севшего за руль, а просто пошел домой отдохнуть.

Машина мчалась вихрем по улицам, все время уклоняясь от центра к окраинам. Там никогда не показывался не только Флаугольд, но даже клерк из государственного учреждения.

Около моста через небольшую, но бурную речку машина остановилась.

Хозе оглянулся, кругом было пусто: ни людей, ни движения, никого. Но он ошибся. Он не был один. На решетке моста, укрываясь железным переплетом, сидел подросток и с любопытством смотрел, как человек в цилиндре вытащил из автомобиля какое-то тело и, подойдя к мосту, бросил его в воду.

Всплеск воды, и Хозе, облегченно вскочив в машину, помчался обратно.

Подросток одинаково ненавидел всех Флаугольдов вместе, но, так как он не был миллионером, то ему могла пригодиться одежда джентльмена, сброшенного вниз. Беззаботно присвистнув, он побежал под мост поживиться так неожиданно посланным гардеробом.

Хозе еще ничего не решил. Он не знал, что делать, но он весь находился под властью сегодняшнего вечера, под очарованием пьяного автомобиля.

Крепко уцепившись за руль, он, как пьяный, возбужденный, мчался, подставляя лицо ветру.

Что ему решать, когда его мчала случайность вперед от одного к другому и, быть может, третьему приключению?

Глава IX ПРАВИТЕЛЬ РЕСПУБЛИКИ

Хозе не удержался от желания зайти в особняк Флаугольда. Это было рискованно, смело, дерзко. Его могли ведь в любую минуту расшифровать, узнать, но им сегодня владело безумие.

Он шел напролом, не зная, что будет через минуту.

Замерло сердце, когда он быстро вошел в вестибюль особняка Флаугольда.

Вытянулся усталый швейцар, к лифту бодро подскочил лифтмен и проворно отворил дверцу.

«Кажется, все в порядке», — пронеслась у него мысль, когда он вошел в лифт.

Лифт остановился, щелкнула дверца, и Хозе очутился на какой-то площадке.

— Разрешите, ключи, — засуетился лифтмен, — я открою дверь.

Хозе небрежным жестом бросил лифтмену ключи. Неожиданно в последнюю минуту, когда он не знал, куда идти, его выручила случайность. Случайность вела его гладким путем, и он даже не испытывал страха при мысли, что может поскользнуться.

Щелкнул замок, и перед Хозе раскрылась бронированная дверь сейфа.

Взяв ключи, он быстро вошел в сейф и захлопнул за собой дверь. Он был в комнате, в знаменитой комнате, о которой он столько слышал, и с любопытством стал осматривать ее.

Окно было сделано как иллюминатор, с плотно пригнанным стальным щитом. Стол, касса, небольшой мягкий диван, полочка над столом, шифоньерка — это было все. Закурив египетскую папиросу, взятую из коробки на столе, Хозе важно прошелся по комнате.

— Недурственно, — вслух подумал он, бросаясь на диван. Он не успел отдохнуть, не успел еще опомниться от этого головокружительного рейда, как зазвонил настойчиво телефон.

— Приказали доложить: ваша жена арестована и находится в тюремном замке.

Хозе побледнел. «Его жена, значит, Аннабель…» И, не сознавая ничего, он коротко приказал в трубку:

— Доставить ее ко мне немедленно.

С этого момента он стал волноваться, он потерял спокойствие. Стрелки на часах как будто застыли, прилипнув к циферблату. Нетерпеливо прислушивался к каждому звуку. Шаги…

Открыл дверь.

— Войдите, — это сказал не Хозе, не он, настолько его голос показался ему чужим.

Аннабель вошла в комнату. Хозе, отпустив жестом агентов Комитета, с облегчением захлопнул дверь и повернулся к Аннабель.

Аннабель стояла спиной к нему, нервно пощелкивая пальцами по столу.

— К чему эта комедия? — не поворачиваясь, резко спросила она.

— Комедия?..

— Хозе! — вскрикнула Аннабель, быстро повернувшись на звук знакомого голоса.

Стояли минуту в оцепенении, смотря друг на друга.

— Милый, прости меня. Я так искала тебя, прости скорей, пока он не пришел. Он ведь меня вызвал.

— Он не придет сюда, — немного мрачно ответил Хозе. — Мы снова вместе.

И он бросился к ней, схватив ее в объятия.

Потом разговор. Нет, не разговор, а взаимные вопросы.

Сели на диван и вдруг замолчали. Вопросы иссякли.

Пауза. Весело захохотали.

— Ну, говори, милый, как ты сюда попал и где он.

— Он… Не знаю, право… затрудняюсь сказать…

И Хозе быстро нарисовал картину своего головокружительного рейда с момента ареста Аннабель.

— Я готов был на все и сам не знаю, как все это вышло.

Это было безумие, но я не мог остановиться.

И он продолжал рассказ от покушения на Флаугольда до последнего момента.

— Надо бежать, Хозе, скорее бежать, скорее, — заволновалась Аннабель.

И в свою очередь Аннабель нарисовала свою жизнь, свою тоску о нем, о поисках, об отношении к Флаугольду, которое из хорошего обратилось в ненависть. О своем столкновении с людьми, «настоящими людьми, какими должны быть все, и он должен быть таким же», — закончила она свой рассказ.

— Ты, значит, с ними? — немного грустно, немного удивленно спросил Хозе.

— Да, я с ними.

Хозе опечаленно посмотрел на нее. Потом порывисто стал целовать, в перерывах успевая говорить:

— Брось их к черту, и тех и других. Я хочу жить, Аннабель, жить. Ты ведь любишь меня, ты ведь со мной…

— Ну, успокойся, не надо.

— Ты не уйдешь больше?

— Вот глупый! Куда? Я не продаюсь больше, и никаким Флаугольдам не купить меня.

Страницы прошлого мелькали в каждом слове, в каждом намеке, смягчая их души и увлажняя их глаза. Мелькали пыльные дороги, цветущие сады, эстрады, ссоры, объятия, клятвы в вечной верности, ревность, и снова движение вперед из города в город, из одного края в другой.

— Постой, — остановил поток воспоминаний Хозе. — Ты не забывай, Аннабель, что в настоящий момент я заменяю собой Флаугольда. Какой приказ прикажете отдать?

— А в самом деле, Хозе, это идея.

— А пока выпьем. Я вижу, вон, кажется, торчит бутылка.

И Хозе ловко поймал за горлышко бутылку, выглядывавшую из ящика шифоньерки, и взмахнул ею перед носом Аннабель.

— Хорошо, выпьем. Я думаю, Хозе, что неплохо было бы закрыть…

— К делам мы вернемся потом, а пока… — Хозе театрально-торжественно налил два бокала.

— За правителей республики!

Одновременно произнесли они, но каждый вкладывал в тост свое содержание.