Черные крылья Ктулху. Истории из вселенной Лавкрафта

Роттердам Николас Ройл ^{Перевод А. Килановой}

Прилетев в Роттердам, Джо первым делом направился к реке. Город без реки — что компьютер без памяти. Фотоаппарат без пленки.

Река была широкой и серой. Кусочек Северного моря.

Джо слушал трек «Роттердам» с альбома «Art Pop» группы Githead. В последний раз в Париже он слушал закольцованный сингл «Париж» группы Friendly Fires. Еще раньше в том же году, гуляя по берлинскому району Нойкёльн, закольцевал одноименный трек с альбома Боуи «Heroes».

Он выключил музыку. Не сработало. Иногда это срабатывает, иногда нет. Пыхтящий металлический поп Githead не вяжется с унылым речным пейзажем. Хриплый вокал отвлекает. Инструментальные композиции лучше.

Времени у него мало. Пара дней. Продюсер, Вос, ждать не станет. У этого американца полно дел, и Джо знал, что и без того надоел Восу своими бесконечными просьбами дать ему шанс написать сценарий или внести в фильм другую посильную лепту. Пока, по крайней мере, на сценарии стояло имя Джона Мейнза, и Джо еще повезло, что ему доверили рекогносцировку местности, пусть и за свой счет. Он надеялся, что приобретет какое-никакое влияние, если продемонстрирует готовность помогать, а то и найдет пару мест, которые не только понравятся Восу, но и позволят снять фильм в соответствии с видением самого Джо.

Он не стал себя баловать и выбрал дешевый отель, обращенный фасадом к Ньиве-Маас. Впрочем, эту реку из его номера на четвертом этаже почти не было видно, но, если вытянуть шею, можно было разглядеть характерный силуэт моста Эразма. Местные называли его Лебедем, но Джо казалось, что он больше похож на обглоданную вилочковую кость. У лебедей есть вилочковые кости?

Номер был обставлен аскетично. Может, палец и не испачкался бы, если провести им по стене или полу, но все было каким-то засаленным, с намеком на глубоко въевшуюся грязь. Джо быстро распаковал свою спортивную сумку и положил потрепанный томик «Затаившегося ужаса и других историй»^{139} в бумажной обложке, изданный «Пантер букз», на прикроватный столик. Он проверил электронную почту и написал Восу, что прибыл в Роттердам и приступает к делу.

Он пошел в сторону центра. Вряд ли там найдутся подходящие места, но ему нужно было прочувствовать город. Он знал, что Роттердам совсем не то, что Амстердам или хотя бы Антверпен. Во время войны город был стерт с лица земли. Его возвели заново из любимых материалов двадцатого века — стекла и стали, но торгово-деловой центр вполне мог бы принадлежать центральным районам Англии или вымирающим франкоязычным городам Валлонии.

Он зацепился взглядом за фигуру наверху безымянного куба из хрома и дымчатого стекла. Руководствуясь не то гордыней, не то велением свыше, Энтони Гормли отлил множество слепков собственного тела^{140} и как-то постепенно примелькался. Достаточно было доли секунды, чтобы узнать фигуру этого лондонского скульптора.

Рассеянно размышляя о том, что фигура Энтони Гормли делает на крыше офисного здания в Роттердаме, Джо пошел дальше. Он остановился у книжного магазина и, как обычно, изучил содержимое витрины, прежде чем зайти. Джо обожал книжные магазины. Его влекла их непредсказуемость. Его книга не всегда стояла на полках, но ведь порой она там была!

В этом магазине нашлось свежее голландское издание детективного романа Джо под названием «Амстердам». Он погладил обложку и ненадолго впал в задумчивость, как всегда в подобные моменты. Подумать только, что до экранизации еще так далеко — так далеко!

Выходя из книжной лавки, Джо заметил еще одну высокую прямую фигуру на плоской крыше блестящего безымянного здания в паре сотен метров дальше по дороге.

Когда Вос купил права на книгу, Джо решил, что экранизация не за горами, но одна задержка следовала за другой. У Воса был любимый режиссер, который отвергал всех предложенных сценаристов. Джо попросил своего агента показать Восу три полнометражных сценария, которые он написал в стол, но агент пояснил, что Вос и его режиссер ищут сценариста с хорошим послужным списком. Тогда Джо предложил написать сценарий по лавкрафтовскому «Псу»^{141}, права на экранизацию которого также принадлежали Восу, но получил тот же ответ. Поэтому он и поехал в Роттердам искать подходящие пустыри и зловещие кладбища.

На Вестзедейке — бульваре, ведущем на восток от центра, — Джо наткнулся на Кюнстхал, художественную галерею из стекла и стали, на металлической террасе которой расположилось еще несколько Гормли в разных позах. Лежа, сидя, согнувшись пополам. За стеклянными стенами галереи виднелись другие фигуры. Две фигуры, отличавшиеся только размером, смотрели друг на друга сквозь стекло. Та, что внутри, казалась выше. Скорее всего, обман зрения.

Джо пропустил оригинальную выставку Гормли в Лондоне, когда чугунные слепки тела художника появились на крышах столицы. Оставив Кюнстхал за спиной, он заметил очередную фигуру на углу крыши Медицинского центра Эразма. Он поймал себя на том, что начал специально их высматривать. Вероятно, в этом и заключалась цель Гормли — изменить взгляд на мир. Залезть в голову и щелкнуть переключателем. Общественное искусство по своей природе вездесуще, неизбежно, навязчиво. Хорошо ли это? Действительно ли работы Гормли представляют собой «радикальное исследование тела как сосуда воспоминаний и источника преобразований», о чем Джо некогда прочел на сайте художника? Или они говорят лишь о нем? Лишь о Гормли? И даже если так, важно ли это? Говорит ли роман Джо лишь о Джо? И кто осмелится сказать, что эссе Лавкрафта ограничены его личным опытом?

Джо поднялся до середины Евромачты, когда у него зажужжал телефон. Пришло сообщение от Воса. Вечером в Роттердам приедет Джон Мейнз, сценарист. Вос посоветовал им встретиться, обменяться идеями.

Джо нахмурился. Он поднялся до верха и вышел на смотровую площадку, но, вместо того чтобы спокойно любоваться панорамой города, то и дело поглядывал на вездесущую фигуру, примостившуюся на перилах над его головой. Он пытался придумать, как избежать встречи с Мейнзом. Он потерял телефон и не получил сообщение Воса. Детский сад. У него не было времени. Еще хуже.

Он взглянул на запястье. Оставалось еще несколько часов.

У подножья Евромачты Джо нашел пустое пожарное депо и заглянул в запотевшие окна. Посреди бетонного пола лежал перевернутый красный пластмассовый стул. Рядом с ним валялся одинокий ботинок. Джо сделал пару снимков и пошел дальше. Примерно в километре к северу начиналась Ньиве-Бинненвег, полная независимых музыкальных магазинов, дизайнерских бутиков, типографий и секс-шопов. На этой длинной улице, протянувшейся с востока на запад в западной части города, можно сделать отличные кадры. В начале улицы Джо сфотографировал собачью парикмахерскую «Doggy Stijl»[7]. По соседству располагался магазин с менее двусмысленным названием «Fetish Store»[8]. Несколько лавок пустовали. Чем больше он удалялся от центра, тем больше было закрытых магазинов, а также лавок со всякой экзотической едой и сомнительных заведений, торгующих дешевыми чемоданами и рулонами пестрого линолеума.

Со времен Лавкрафта порт Роттердама вырос и стал крупнейшим в Европе. Джо не задавался вопросом, почему покойный автор выбрал его местом действия своего рассказа. Вряд ли Лавкрафт бывал в Голландии. Описания Голландии вообще и Роттердама в частности были настолько общими, что могли бы относиться к любому портовому городу. Спасибо Восу уже за то, что он решил снимать фильм в Роттердаме, а не в Халле, Харидже или даже на восточном побережье США.

Джо продолжал идти на запад и оказался в одном из портовых районов. Холодная длань Северного моря запустила свои обрубленные пальцы в пустырь, исчерченный заброшенными рельсами. Старинные пакгаузы порядком обветшали в здешнем сыром климате. Новые здания из гофрированного металла, размером с футбольное поле, распластались среди жесткой травы и неистребимых желтых цветов. Между одним из этих безымянных зданий и концом длинного узкого канала со свинцовой водой валялись ржавые механизмы, похожие на брошенный конструктор, — тросы, шарнирные соединения, лебедки, шкивы. В любом другом месте города они сошли бы за образчик современного искусства, здесь же были артефактами механизации былых времен. В двадцать первом веке они годились разве что на реквизит для фильма ужасов.

Работы Лавкрафта не раз экранизировали, порой успешно, и отнюдь не только Стюарт Гордон^{142}. Хотя, конечно, в основном он. Джо в точности не знал, какой фильм собирается снимать Вос — артхаусный или коммерческий. Опустив фотоаппарат, он заметил за механизмами какую-то тень.

Испытав прилив адреналина, он вытянул шею, но ничего — и никого — не увидел.

Джо в замешательстве пошел прочь. Вдали заскрежетал переключаемой передачей контейнеровоз, выполняя сложный разворот. Чуть слышно пищал сигнал заднего хода другой машины, заезжавшей на погрузочную площадку.

До того как в 2005 году с уличной проституцией было покончено, Кейлевег была центром портового квартала красных фонарей. Если бы Джо не прочитал об этом накануне поездки, нипочем бы не догадался. На Кейлевег практически не было признаков жизни. Вдоль улицы выстроились серые коробки складов и заброшенные конторы, занимавшиеся экспортом и импортом. Из трубы завода рядом с главной дорогой тянулся грязный шлейф сернистого дыма. Джо обратил внимание на обшитое голубым гофрированным металлом здание чуть дальше по Кейлевег. Придорожную стену украшало христианское граффити: «JEZUS STIERF VOOR ONS TOEN Wij NOG ZONDAREN WAREN»[9]. Главный вход в здание находился за высокими воротами. Высокими, но вполне преодолимыми. Джо подошел к грязным окнам и заглянул внутрь, приставив ладонь к глазам козырьком. Обычная история: перевернутые стулья, стол без ножек, компьютерный монитор с разбитым экраном, сдернутые со стены жалюзи. Перекрученные голубые рейки жалюзи торчали во все стороны, как некая постэкологическая растительность.

Неплохое место для съемок.

Как и пустырь с заброшенными рельсами вдоль Вир-Хавенс-Страт.

Джо медленно пошел обратно в город, фотографируя подходящие места. Он снял даже несколько ветряных мельниц, на случай если Воc захочет угодить любителям традиций.

Он вернулся в гостиницу, принял душ и проверил почту. Воc написал, где и когда будет ждать Джон Мейнз. Джо изучил карту, вышел из гостиницы и направился на север до Ньиве-Бинненвег, на которой повернул налево. На перекрестке с Гравендейквал, где машины ныряли в гулкий переезд под Ньиве-Бинненвег, он зашел в «Dizzy Jazzcafé» и заказал бельгийское коричневое пиво. Быстро осушил бокал, повертел в руках бирдекель и заказал вторую порцию. Посмотрел на часы, осушил второй бокал, встал. Голова закружилось, пришлось ухватиться за спинку стула. Джо запоздало вспомнил, что бельгийское коричневое пиво — чертовски крепкая штука.

В двух кварталах дальше по Ньиве-Бинненвег находился Хемрадсингел — большой бульвар с каналом посередине. Джо встал на широкой зеленой набережной лицом к каналу, спиной к бару, где он должен был встретиться с Мейнзом. Выпрямился и глубоко вдохнул. Ему нужно было успокоиться.

— Джо! — вкрадчиво окликнули над ухом.

Он развернулся. На траве кто-то стоял, чуть расставив ноги и опустив руки. В огнях баров и клубов на ближней стороне улицы виднелся только темный силуэт; света фонарей на дальней стороне канала было недостаточно, чтобы разобрать черты лица.

Джо застыл на месте, напряженно вглядываясь. Фигура не шевелилась.

Затем из-за нее вышла тень. Человек.

— Джо! — с легким шотландским акцентом повторил незнакомец. — Не хотел вас напугать. Вернее, хотел, но… Не правда ли, забавные штуки?

Он указал на чугунный слепок, из-за которого вышел.

— К тому же их всегда можно переплавить во что-то новое. Джон Мейнз.

Он протянул руку.

— Джо.

Он все еще чувствовал некоторое замешательство.

— Я знаю.

Мейнз лукаво улыбнулся. Он был примерно одного роста с Джо. Слегка асимметричное лицо казалось то очаровательно наивным, то неприятно хитрым.

— Насыщенный день? — спросил Мейнз, откидывая темные волосы с глаз.

— Угу.

— Когда вы прибыли?

— Сегодня утром.

— На чем?

— На самолете.

— Идем?

Мейнз указал на дальнюю сторону канала.

Они перешли через канал, и Джо первым вошел в бар. В динамиках на стенах грохотала рок-музыка. Они сели за высокий стол в небольшой кабинке, и бармен принес пиво. Джо наблюдал за Мейнзом, который, в свою очередь, разглядывал парней в соседней кабинке. Интересно, на кого они похожи со стороны? Заметна ли разница между ними? Можно ли разглядеть драгоценный послужной список Мейнза невооруженным глазом?

Мейнз обернулся, и Джо пришлось отвести глаза. Сценарист что-то сказал, но Джо не расслышал и попросил повторить.

— Я сказал, что пока не заселился в гостиницу.

— Сейчас далеко не разгар сезона, мест полно.

— Да.

Мейнз отпил из бокала.

— Почему вы не поехали на поезде? Или на пароме?

— Что?

— Самолеты загрязняют природу. Тем более расстояние совсем невелико.

— Самолетом было дешевле.

— Это сиюминутная выгода. Надо думать о будущем.

Джо посмотрел в его глаза, похожие на темные блестящие бусинки, как у птицы. На губах Мейнза играла полуулыбка.

— Итак, что вы для меня нашли? — спросил Мейнз.

Джо помедлил. Может, уточнить, что он работает на Воса? Хотя какая разница, все равно ему не платят. Он уже собирался ответить, когда Мейнз снова заговорил:

— Джо, я знаю, вы хотели сами написать этот сценарий, но нам надо работать вместе.

— Да, конечно, — крикнул Джо во внезапной тишине между песнями.

Парни из соседней кабинки посмотрели на них. Джо выдержал их взгляд и повернулся к Мейнзу.

— Конечно, — повторил он. — Вот, смотрите.

Он протянул Мейнзу телефон, на который делал фотографии, и Мейнз пролистал их.

— Прекрасно.

Судя по тону, он вовсе так не считал.

— Пожалуй, я рассчитывал увидеть нечто более атмосферное.

Джо постарался сдержать раздражение:

— Наверное, немцы об этом не думали, когда бомбили этот город к чертовой…

Он умолк.

В бар вошла очередная компания молодых парней. Джо не слишком разбирался во внешних признаках принадлежности к той или иной социальной группе, тем более в чужих странах, но заподозрил, что Мейнз притащил его в гей-бар. Один из новоприбывших посмотрел на Джо, перевел взгляд на Мейнза и внимательно изучил татуировки на предплечьях шотландца.

— Есть хотите? — спросил Мейнз.

— Я с утра ничего не ел.

— Давайте поищем, где перекусить.

Они встали со стульев, и у Джо снова закружилась голова. Ему действительно нужно поесть, и как можно скорее.

Они зашли в тайский ресторан. Джо улыбнулся официантке, но она не сводила глаз с Мейнза.

— Я вам вот что скажу. В ваших интересах написать приличный сценарий, — с нажимом произнес Джо, пока официантка наливала им очередное пиво «Singha». — Не какое-нибудь дерьмо.

Мейнз засмеялся.

— Я не шучу. Например, каким будет время действия? Наши дни?

— Время не играет роли. Эта история могла произойти когда угодно. Уверен, вы считаете так же. Кладбищенские воры всегда плохо кончают.

— Я надеюсь, это не дурацкий костюмированный фильм?

— Я же говорю, это история вне времени.

— Да чтоб вас!

Выходя из ресторана, Мейнз сунул чаевые прямо в руку официантки, и Джо показалось, что она сжала его кисть в ответ.

Джо хотелось одного — выпить пару стаканов воды и завалиться спать, но у Мейнза были другие планы. Он недавно прочитал о каком-то клубе рядом с Центральным вокзалом и непременно хотел его посетить.

— В меня больше не влезет, — поморщился Джо.

— Да ладно тебе. Это новый клуб, и я хочу на него посмотреть. Не могу же я пойти один!

«Почему? — хотелось крикнуть Джо. — На кой хрен я тебе сдался?»

Но он лишь ссутулился, уступая.

— Вот и славно! — Мейнз хлопнул его по спине. — Молодчина! Идем!

Они шли по улицам, уклоняясь от велосипедистов. Джо знал, что совершает ошибку, но еще не знал, насколько большую.

Они дошли до Вест-Крёйскаде. Ночной клуб «WATT» располагался между сквером и азиатским ресторанчиком. Рядом с клубом было припарковано несколько десятков велосипедов. Посетители сплошной рекой текли в клуб под неусыпным надзором вышибал. Джо и Мейнз вошли в двери.

Они расположились у барной стойки в ожидании, когда их обслужат.

— Стаканы изготовлены из утильсырья, — сообщил Мейнз.

— Угу, — буркнул Джо.

Бармен откупорил две коричневые бутылки и наполнил два пластиковых стакана.

— Для смыва в туалетах используется дождевая вода, — продолжил Мейнз.

— Потрясающе, — с подчеркнутым равнодушием произнес Джо.

— Все лампочки светодиодные. Возобновляемые источники энергии.

— Ты поэтому сюда рвался?

На лице Джо застыла гримаса отвращения.

— Но самое замечательное вот что…

Мейнз повернулся и указал на танцпол, случайно коснувшись плеча соседки, которая обернулась и уставилась на Мейнза и Джо.

— Совершенно новая концепция, — продолжил Мейнз, не обращая внимания на девушку, которая в конце концов отвела взгляд. — Экологически чистый ночной клуб. Танцующие вырабатывают энергию для освещения танцпола.

Джо сосредоточился на том, чтобы сохранять вертикальное положение. Он отпил немного пива из своего стакана из переработанного пластика и вспомнил кое-что, сказанное Мейнзом в ресторане.

— Ты сказал, что кладбищенские воры плохо кончают.

Джо посмотрел на Мейнза, который сидел с непроницаемым лицом.

— Но разве адаптация книги мертвеца без его разрешения — не разграбление могилы?

Джо допил пиво.

— Конечно, я и сам написал бы сценарий, если бы мне дали шанс, и все же, все же…

Мейнз посмотрел Джо в глаза, и на мгновение Джо показалось, что он одержал верх над сценаристом.

— Мне больше нравится считать это повторной переработкой, — наконец сказал Мейнз.

Джо секунду-другую смотрел в его глаза-бусинки.

— У меня есть идеи, — произнес он с видом человека, который признал поражение, но все же припрятал пару козырей в рукаве.

— Например?

— Майк Нельсон^{143}.

— Художник-инсталлятор?

— Он много работает с заброшенными зданиями, а Воc советовал уделить им особое внимание. И к тому же Нельсон обожает Лавкрафта. Даже назвал одну свою инсталляцию «Памяти Говарда Ф. Лавкрафта». Пусть в данном случае он всего лишь процитировал посвящение из рассказа Борхеса^{144}, но разве стал бы он это делать, не будь он поклонником Лавкрафта?

— И что ты предлагаешь?

— Пригласить его в качестве художника-постановщика. Я говорил об этом с Восом. Знаешь, что он ответил? «Художник-постановщик должен быть прежде всего постановщиком, а не художником».

Мейнз, похоже, решил сменить тему:

— Если не ошибаюсь, Вос приобрел права на экранизацию твоего романа?

Джо кивнул.

— Ты же понимаешь, что успешная экранизация Лавкрафта увеличит шансы на экранизацию твоей книги?

Джо еще раз кивнул.

— По ней можно снять отличный фильм, — добавил Мейнз.

— Ты ее читал? — не удержавшись, спросил Джо.

— Вос дал почитать.

Джо переполняли противоречивые чувства. Если Вос дал Мейнзу почитать его книгу, возможно, он хочет, чтобы тот адаптировал ее для кино, и хотя Джо предпочел бы написать сценарий самостоятельно, в конечном счете главное — увидеть фильм на большом экране, чье бы имя ни значилось в титрах.

Неожиданно для самого себя Джо взял еще пару пива. Какого черта, он уже и так мертвецки пьян! Он повернулся, чтобы передать стакан Мейнзу, но сценариста рядом не оказалось. Спина его куртки мелькала в толпе — он пробирался на танцпол.

Джо уставился на стаканы в своих руках.

Остаток вечера засосало в водоворот грохочущей музыки, пульсации в висках, мигающих огней. Джо пожимал кому-то руки, что-то кричал, видел какие-то силуэты. Время стало резиновым, ощущения отрывочными, восприятие — обманчивым. Бредя обратно в гостиницу, он ощущал такую обособленность от остального мира, что казался себе то непомерно огромным, то крошечным по сравнению с окружающими предметами. Но в основном он ничего толком не сознавал. Бывали, впрочем, и мгновения ясности, словно кадры из забытого фильма. Гигантский белый лебедь моста Эразма, сияющий на фоне ночного неба. Каблук, застрявший между трамвайных рельсов именно в тот миг, когда первый утренний трамвай со скрежетом вывернул из-за поворота. Гостиничный номер. Джо прислонился к закрытой двери, не понимая, как здесь оказался. Он смотрел на свое отражение в зеркале туалета, не вполне уверенный, что это действительно его отражение. Он напомнил себе, что именно так должен выглядеть пьяница, и принялся пить воду из-под крана. Наконец он лег в кровать, глядя на дверь, и ему привиделась очередная чугунная фигура Энтони Гормли. Истукан стоял в его комнате спиной к двери.

Джо медленно просыпался в липкой паутине страха и отрицания. В его голове мелькали образы прошлой ночи. Татуированная плоть, стробоскопы, алые вспышки. Кто-то схватил его за пах. Полный рот зубов. Пульсирующие светодиодные огни кинетического танцпола. Мост Эразма. Фигура Гормли в гостиничном номере.

Через открытое окно доносился гул машин и катеров. Город просыпался.

Зная, что скоро предстоит искупать свои грехи в обнимку с унитазом, Джо посмотрел на дверь. Фигуры, которая привиделась ему перед сном, там не было, и все же в том углу комнаты что-то было неладно. Он закрыл глаза, но тут же открыл их, чтобы голова перестала кружиться. На стене было что-то, чего там не должно было быть. К горлу подкатило, и Джо выбрался из кровати, совершенно голый. Чтобы попасть в туалет, нужно было протиснуться между изножьем кровати и противоположной стеной. Дверь была дальше, слева. На полу что-то лежало, не то манекен, не то кукла в человеческий рост, не то детский рисунок ржаво-красной краской. Пол, стены и изножье кровати были сплошь забрызганы красной краской, но Джо было нужно в туалет. Он склонился над унитазом, против воли вспоминая, что лежало на полу. Ему хотелось одного — выблевать все лишнее, прочистив организм. Когда его вывернуло во второй раз, в лобной части сгустился маленький комочек боли. Через несколько мгновений боль набрала силу. Джо знал, что должен выйти из туалета и еще раз посмотреть на пол между стеной и изножьем кровати, но ему не хотелось этого делать. Он был испуган и не понимал, что происходит. Должно быть, это просто рисунок, а может, там и вовсе ничего нет, обычная галлюцинация, как та фигура перед сном.

Джо повернулся и выглянул за дверь туалета. Среди фиолетовых и синих ромбов пестрого постельного покрывала ясно виднелись потеки и брызги грязно-коричневого цвета.

С колотящимся сердцем Джо подполз к двери и заглянул за угол. Он несколько секунд смотрел на то, что лежало на ковре, после чего вернулся в туалет и его вывернуло еще раз.

Он вспомнил, как Мейнз в начале вечера говорил, что пока не заселился в гостиницу. Они вернулись вместе? Или Мейнз пошел следом и он — Джо — впустил его? Или Мейнз вломился в его номер? Фигура, которая привиделась Джо, была сценаристом, а не очередной чугунной копией Гормли? Или Мейнз уже валялся на полу, когда Джо лег спать, и это сделал тот чугунный истукан?

Нелепая идея, но не более нелепая, чем предполагать, будто это Джо исполосовал тело сценариста ножом. В нем было сложно узнать не только Мейнза, но человеческое существо вообще. В жилах почти не осталось крови, вся она впиталась в ковер и покрывало или забрызгала стены артериальным узором.

Джо осмотрел свои руки. Чистые. Возможно, слишком чистые. На теле не было никаких следов.

Джо тщательно оделся. Осторожно обошел тело, вышел из номера и спустился на первый этаж. Выходя из гостиницы, он взглянул на администраторов за стойкой, но они даже не посмотрели в его сторону.

Он шел на запад по Ньиве-Бинненвег, пока не отыскал нужные магазины, и вернулся в гостиницу с рюкзаком, в котором лежали крепкая ножовка, зазубренный нож, чистящие средства, обтягивающие резиновые перчатки и большой рулон герметизируемых пакетов для заморозки. Стоя перед зеркалом в лифте гостиницы, он представлял, каким его видели парни в баре, когда он кричал на Мейнза. Вспомнил официантку в ресторане, которая подошла к их столику, как раз когда Джо задал Мейнзу жару, и девушку у барной стойки в «WATT». Что было дальше, Джо не помнил. Он мог натворить что угодно, и кто угодно мог это видеть.

Лифт прибыл на четвертый этаж с металлическим звоном. Джо вышел и прошел несколько шагов до своего номера. Оказавшись внутри, он вывалил содержимое рюкзака и разделся до трусов. Он засунул свой айпод под резинку трусов и вставил наушники в уши. Закольцованный «Роттердам» группы Githead. Если он больше никогда не сможет слушать Githead — так тому и быть. Точно так же он не может больше слушать «Astral Weeks» — после болезненного расставания с Мэри из Донегола — или Cranes. Он был на концерте Cranes в Клэпеме перед смертью отца и с тех пор, какой бы их альбом ни ставил, мгновенно возвращался в то утро, когда мать позвонила, чтобы сообщить ужасную новость.

Джо убрал с дороги полотенце и коврик для ванной, затащил тело в туалет и засунул в ванну, не слишком беспокоясь о потеках крови на полу и стенке ванны. Он встал над ванной с ножовкой в руке и внезапно представил, как Вос мог бы снять его сейчас с точки зрения трупа. Джо помедлил, взял полотенце и закрыл им голову и верхнюю половину туловища Мейнза.

Для начала нужно было срезать остатки одежды. Он бросил их в раковину и начал пилить левое запястье под татуировкой. Встретив сопротивление, ножовка легко рассекла плоть. Кровь потекла из разреза к кисти, и у Джо заскользила опорная рука.

«Какой прекрасный день!» — раз за разом восхищалась вокалистка в наушниках.

На лучевую кость ушло не меньше пяти минут, и еще около минуты на локтевую. Отняв одну из кистей, Джо испытал своего рода мрачное удовлетворение, но от усилий весь взмок, и у него болела голова. В состоянии обезвоживания он не мог себе позволить тратить драгоценную влагу на пот.

Он знал, что впереди еще много работы, и, если он будет — из страха — откладывать самую сложную часть, это делу не поможет. Он присел на пол туалета, чтобы немного отдышаться. Джо знал, что ему предстоит предпринять. Это необходимо, чтобы выжить.

«Какой прекрасный день!»

Передохнув, Джо побрел к ванне. Он перегнулся через бортик и отвел край полотенца, чтобы открыть шею. Прижал зазубренный край ножовки к нежной коже под кадыком. Чуть надавил, и зубья впились в кожу. Выступили алые бисеринки крови. Джо приналег на пилу и вытянул руку. Взад и вперед, взад и вперед. Свободная рука, которой он упирался в грудь, то и дело соскальзывала.

Это заняло несколько минут. Он не смотрел на часы. Казалось, прошла целая вечность. Джо на ощупь запихал голову в пластиковый пакет из магазина на Ньиве-Бинненвег, перевязал горловину шнурком Мейнза — вот оно, повторное использование! — и сунул мешок в раковину.

Теперь будет легче. Просто безымянный труп.

«Какой прекрасный день!»

За следующие пару часов Джо не раз хотелось опустить руки. Подобное занятие бесчеловечно. Если он доведет дело до конца, то утратит право называться человеком. Даже если его не посадят, ему больше не знать покоя. И все же каждый раз он говорил себе, что твердо намерен выжить. Да, он совершает преступление, но это единственное преступление, в причастности к которому он уверен.

Уборка помещения заняла больше времени.

Ближе к вечеру Джо спустился к стойке регистрации, чтобы заплатить по счету. Рюкзак висел за спиной, раздувшаяся сумка, с которой он приехал, — на плече. Оказавшись на улице, Джо остановился и обернулся. Он пересчитал этажи и нашел свое открытое окно. Повинуясь импульсу, Джо направился обратно к гостинице. Между мостовой и стеной отеля была неухоженная клумба. Джо поставил ногу на край клумбы, якобы чтобы завязать шнурок, и вгляделся в проплешины между кустами. В глубине клумбы, среди прочего мусора, под стеной лежала разбитая коричневая бутылка. Джо ухватил ее за горлышко, сунул в наплечную сумку и пошел прочь.

На пустыре в конце одного из доков за Кейлевег, вдали от посторонних глаз, он развел небольшой костерок из мусора местного происхождения. Когда огонь немного разгорелся и занялись древесные отходы, собранные рядом с доком, Джо вытащил из сумки порванную и пропитанную кровью одежду Мейнза. Он бросил тряпки в огонь и добавил к ним бумажник Мейнза, из которого уже извлек все полезное. Разбитую бутылку — может, пивную бутылку из «WATT», а может, и нет — он зашвырнул в док.

Самое главное осталось позади. Удовлетворенный, Джо оставил костер догорать и пошел обратно в центр. Рюкзак по-прежнему давил ему на плечи своей тяжестью.

На автобусной остановке напротив одной из вездесущих фигур Энтони Гормли, которая несла караул на крыше какого-то здания, Джо поймал автобус в Европорт и сел на паром в Халл по билету Мейнза. Он подумал, что сценарист его бы одобрил. Контролеры проверяли не только билеты, но и паспорта, чего Джо не предусмотрел. У него подскочил пульс, на лбу выступила испарина, но проверка оказалась весьма поверхностной, и Джо жестом пригласили на корабль. Он устроился на корме и с облегчением сбросил рюкзак. До отплытия оставался час. Он смотрел, как темнеет небо и разгораются цветные огни порта, набирая силу и глубину. Огромные ветряные турбины медленно крутились в легком бризе, словно вентиляторы, охлаждающие раскаленный пустынный воздух инопланетного города будущего. Гигантские краны, присевшие над доками, напоминали насекомых-мутантов, которые возвышались над крошечными человеческими фигурками, перебегающими от одного конуса оранжевого света к другому. Высокие и тонкие факельные вышки казались жертвенными свечами, посвященными неведомому богу. Вдали светились спальные кварталы на окраине города. Жизнь продолжалась.

Скоро паром снимется с якоря и заскользит мимо фантастических верфей и портальных кранов, огромных хранилищ и плавучих причалов. Он медленно оставит позади эти низинные видения и войдет в холодную реальность Северного моря, где никто не услышит тихий всплеск за бортом в одинокие ночные часы.