Черные дрозды

Мириам вламывается в кустарник.

В лесу множество форм и теней. Лунный свет исчез. Клубок тёмных линий, пышные ресницы острых ветвей — девушка прорывается сквозь заросли и колючки, словно испуганный олень. Мириам несется вперед, почти падая, едва удерживаясь на ногах.

Она бежит… уже не знает, как долго.

Девушка думает: «Я спасена, всё нормально. Остановись, переведи дыхание, укройся в тени».

Но тут ей приходит другая мысль: «Ты никогда не будешь в безопасности. Беги, глупая девчонка, беги».

И тут что-то бьет её по лицу.

Земля уходит у Мириам из-под ног, и девушка погружаются в кромешную темноту.

* * *

Шаги. Хруст веток. Сломанные прутики.

Глаза Мириам распахиваются.

Всё ещё темно. Она чувствует, что кровь на голове уже запеклась. Девушка видит над собой темноту — черная линия, освещенная лишь светом луны.

«Я врезалась в ветку дерева», — думает Мириам, а голова всё кружится.

А сейчас где?

Там кто-то есть. Мириам слышит их шаги. Слышит их дыхание.

Потом они останавливаются.

В ночных деревьях бормочет ветерок; листья шуршат, касаясь друг друга. Все остальное стоит в тишине.

Внезапное движение. Шаги. Кто-то бежит, ломясь сквозь кусты — в её сторону.

Мириам встает на ноги, хватается за ветку дерева и заставляет себя идти вперед. Она бежит. Её преследователи совсем близко; это не может быть правдой, но Мириам представляет, что чувствует на затылке их дыхание, руки хватают её за пятки, зубы едва не впиваются в плечо.

«Это Харриет, — думает она. — Эта ужасная тетка. Я уже труп».

Но потом звуки пропадают. Их нет. И словно никогда не существовало.

Это очень странно, от чего становится более тревожно.

Мириам останавливается. Ждёт. Оглядывается. Всё вернулось к своим очертаниям и теням — никакого движения, никакого звука, кроме шуршания листвы.

Неужели ей всё привиделось?

Некое подобие сна наяву?

Мириам чувствует запах мыла. Дуновение аромата. Мыло для рук, какое бывает в ванной.

Девушка оборачивается.

Красная лопата прилетает ей прямо в лицо. Падая на землю, Мириам слышит смех Луиса, переходящий в хохот Бена Ходжа, переливающийся в смешки её матери — все они стоят у неё над головой, окружая луну. Возвращается темнота, она поет свою песнь сверчка.

* * *

Из-за угла мотеля появляется Фрэнки, прижимая руку к разбитому в кровь носу. Кровь струится вниз по подбородку и руке.

Он замечает Харриет, сидящую на бампере Олдсмобиля, на брюках расплылось темное кровавое пятно. Нож-бабочку, гладкий и красный, она держит в руке.

— Этот урод врезал мне по лицу, — говорит Фрэнки, хотя его слова больше звучат как: «Этот удод вдесал мне по литу».

— Кейсом, полагаю.

— Этот чемотан че'тофски тяфолый.

— Девка сбежала. Всадила мне в ногу… нож с распродажи.

— Вот де'ьмо.

— Звоню Ингерсоллу. Он захочет приехать сюда. Захочет разобраться со всем сам.

— Вот де'ьмо.

— Поехали, пока копы не нагрянули.

Интерлюдия

Сон

Мириам понимает, что это всего лишь сон. Но от этого не становится лучше. Или легче.

Луис висит на мертвом дубе, словно Иисус на кресте. И освещает его только лунный свет: прожектор самого Господа. Вытянутые руки играют роль насеста для шеренги воронов и черных дроздов. Один из последних — маленький, с красными, будто капельки крови, вкраплениями перышек на крыльях — прыгает и цепляется за ключицу. Потом клюет изоленту на левом глазу.

Мириам стоит у ног Луиса, глядя вверх. Потом падает на колени. Она и не думала так делать, того требует сон. Как будто она потеряла над собой контроль. Никакой самостоятельности.

— Я умру за твои грехи, — говорит Луис. Между словами слышится гортанный смешок.

— Ты еще не умер, — протестует она.

Он не обращает внимания на её слова.

— Крест. Это суть. Горизонтальная черта — линия человека. Это временный мир — мир, полный материи, плоти и нечистот. Грязь, кровь, камень и кость. Вертикальная черта — божественная линия. Восходящая. Она перпендикулярна миру человека и является осью запредельной, потусторонней.

— Круто. Я хочу проснуться.

— Через минутку. Я еще не закончил с тобой разговаривать, маленькая леди. Крест еще представляет символ перекрестков. Сочетание выбора. Решения, решения. Пришло время для тебя, Мириам, сделать выбор. Пора завязывать с чепухой. Раковину приоткрой, сомнения долой.

Луис ухмыляется. Между зубов у него копошатся дождевые черви.

— Теперь я знаю, что ты всего лишь проявление моего собственного Я, — говорит Мириам, едва не смеясь. — Никакое божественное явление, никакой призрак из будущего не станет употреблять фразочки типа: «Раковину приоткрой, сомнения долой».

Даже, будучи распятым, Луис ухитряется пожать плечами.

— Тебе виднее. Тогда, как ты объяснишь мои познания в значении креста? Ты брала уроки религии, которые я пропустил?

— Катись к черту.

— Решения, решения, Мириам.

— У меня нет решений. Я марионетка судьбы.

— Помни. Крест — это суть, перекресток — жертва. Иисус стоит на распутье, и он выбирает не горизонтальную линию, а божественную вертикаль.

— Это увлекательно, но…

Дрозды и вороны срываются со своего насеста. Они визжат и орут. Хлопают крылья; всё что Мириам может видеть — мельтешащие темные тени. Когти впиваются ей в глаза, вырывая их…

Глава двадцать третья

Что судьба хочет

Сейчас такое утро, когда облака на небе словно смазаны вазелином — красочный, жирный слой серого цвета. Но на дождевые не похожи. И солнца тоже нет. Они вообще никакие.

Голова Мириам гудит.

Ветка дерева. Плохие сны. Дерьмовая комбинация.

Рана на лбу пульсирует, но порез на щеке, оставленный пистолетом, не идет с той болью ни в какое сравнение; он вгрызается в плоть, как червь в сердцевину яблока.

И копчик всё ещё болит.

Но хуже всего то, что у Мириам нет сигарет. Они остались в сумке. В сумке, которая только Богу известно где сейчас. Скорее всего она в руках той ужасной тетки-бульдога.

Вздохнув, Мириам прижимается головой к двери.

Она не думала стучать, но так уж получается. Девушка слышит внутри шарканье шагов. Луис открывает дверь, он явно удивлен, обнаружив сразу после рассвета избитую девчонку на пороге своего бунгало.

— Доброе утро, — хрипит Мириам. Даже пара этих слов вызывает боль во всем теле.

— Боже мой, — говорит Луис. Она видит на его лице отпечаток боли, боли, которая, наверное, даже хуже, чем та, что одолевает её. Огромные ладони мягко помогают Мириам подняться. Ноги девушки дрожат, и на секунду она не уверена, справится ли… но Мириам усилием воли останавливает головокружение и делает глубокий вдох.

— Прости. Надо было захватить пончиков.

— Что случилось?

Мириам всерьез думает о том, чтобы рассказать ему правду. Что-то внутри неё хочет выдавить этот прыщ. Выпустить гной. Прр. Мириам хочет обо всем рассказать Луису: о своих странных способностях, о том, как она их получила, как увидела его смерть, что скоро его догонит, что Эшли ей не брат, что их едва не прикончили из-за чемоданчика, полного мета, — всё до единой правдивой крупицы.

Но не рассказывает.

Она убеждает себя, что всё это лишь причинит ему боль. Это будет слишком эгоистично. Он не заслуживает того, чтобы всё это взвалили ему на плечи (не заслуживает быть распятым за чьи-то чужие грехи) и не похоже, что он ей вообще поверит. К тому же, Мириам и так уже много в чем ему наврала.

— Бывший парень, — продолжает лгать она. — Он нашел меня. Не думала, что сможет, но у этого засранца талант. Он узнал где я остановилась и…

Мириам демонстрирует свое окровавленное лицо, как Ванна Уайт — приз.

— Та-дам.

Челюсть Луиса лязгает. Будто захлопнулась ловушка на медведя.

— Вот сукин сын.

— Да все нормально. Я накостыляла ему больше, чем он мне. Всадила ей… прости, ему, совсем мозги набекрень… всадила ему в ногу нож-бабочку.

Похоже, объяснение его устраивает, а за это Мириам его и любит.

— Ну, он это заслужил. А что твой брат?

Мириам отмахивается.

— Никчемное дерьмо. Спелся с моим парнем. С обоими покончено.

— Так для тебя даже лучше. Тебе стоило прийти сюда, чтобы я помог тебе привести себя в порядок.

— Я знаю. Фингал почти прошел. Вся голова в крови. Порезанная щека. Следующая топ-модель по-американски, да?

* * *

Кран с водой включен. Луис проводит влажной махровой салфеткой по лбу Мириам. Девушка под впечатлением от того, насколько нежно у него получается. Он ведь огромный. Эти руки могут с легкостью раздавить череп, словно это помидор, но все его прикосновения мягкие и неспешные — замысловатые, как у художника. Как будто перед ним произведение искусства.

— У тебя круто получается, — говорит Мириам.

— Я стараюсь быть осторожным. Порез на щеке надо бы зашить. Он не длинный, но глубокий.

— Никаких стежков. Просто наклей пластырь.

— Может остаться шрам.

Мириам морщится.

— Шрамы — это очень сексуально.

— Я рад, что ты вернулась.

— Не стоило уходить в первый раз.

Луис зубами срывает упаковку с какой-то неизвестной мази, выдавливает немного на свой широкий палец и мажет Мириам лоб и щеку. Ей нравится прикосновение. Оно такое обыденное и интимное. Это приводит её в состояние Дзен; она принимает беззаботность в свои объятия.

Но беззаботность не обнимает её в ответ. Всё так непросто.

Он умрет, напоминает ей нудный внутренний голос.

Мириам глубоко вздыхает и отвечает тому голосу, что она в курсе.

И это истина. Она знает. По её мнению, всё это похоже на американские горки. Все прикованы к своему пути; никто не может сойти с него раньше. Холмы и долины, резкие повороты и длинные прямые дороги. Крики. Погоня. Ужас. И всё в конце концов медленно подходит к своему завершению. Жизненный опыт — продукт судьбы. Судьба наложила свои лапы абсолютно на всё.

Но Мириам думает, что, может быть, есть ещё нечто, до чего судьба не дотянулась. Может быть, до того, что ты не решил, каково твое мнение о чем-то, или, что более важно, как ты это что-то ощущаешь. Может быть, судьба еще не управляет тем, насколько легко ты достигаешь умиротворения. Мириам надеется, что так и есть. Потому что она хочет хотя бы немного обрести покоя.

Луис умрет в помещении маяка уже меньше, чем через две недели.

И ей этого не предотвратить. Именно там закончится его путь.

Мириам думает, что, может, и её дорога оборвется там же. Потому что, по правде говоря, она понятия не имеет, что уготовила судьба ей самой. Она к плану непричастна. Мириам может дотрагиваться до других и видеть, как они умрут, но того же не может сказать о себе — её смерть остается загадкой. И похоже, так будет до тех пор, пока она не встретит свой конец. Ей нравится представлять, что это будет насильственная смерть. Но сейчас, при прикосновениях Луиса, она думает иначе. Или, по крайней мере, надеется, что так будет.

— У меня есть к тебе просьба, — говорит Мириам.

— Выполнимая?

— Просто идеальная. Ты же скоро уезжаешь.

— Да, новый груз.

— Возьми меня с собой.

Он удивленно отдергивает руку.

— Ты хочешь поехать со мной?

Мириам кивает.

— Ты мне нравишься. Я хочу уехать подальше от всего этого. К тому же, мне может грозить опасность. Из-за парня. Из-за брата. Кто знает? А с тобой безопасно. Мне это нравится.

Луис улыбается в ответ на её ложь.

— В путь отправляемся утром, — говорит он.

Мириам целует его в подбородок. От этого лицо болит. Но это та боль, которую она готова терпеть.