Черная камея

29

Для начала мне предстояло съездить в Хижину Отшельника, но я был не настолько глуп, чтобы думать, будто сумею в одиночку забрать проржавевшие цепи. Я взял с собой Аллена. Обитатели флигеля всегда выходили на работу около шести, чтобы к трем освободиться, и, когда я сказал ему, куда мы отправимся, он очень оживился и чуть ли не прыгнул в пирогу.

Аллен по своему характеру всегда был и остается человеком, для которого все в жизни – сплошное удовольствие. Это большой грузный человек с аккуратной седой шевелюрой, зачесанной на одну сторону, он носит очки в серебряной оправе и всегда улыбается. На рождественских вечеринках ему всегда достается роль Санта-Клауса, которого он играет с огромным успехом.

В общем, когда мы добрались до хижины, еще не было и семи. Мы принялись за работу, используя привезенные инструменты, и вскоре вытащили из стены все ржавые цепи и волоком стащили вниз.

Я так сильно был очарован Хижиной Отшельника, что с трудом заставил себя отправиться в обратный путь, но я знал, что мне в этот день предстоит много дел, и поэтому после короткой прогулки по острову, во время которой я представлял, как все здесь станет хорошо после ремонта, мы с Алленом снова оказались в пироге. Когда мы подплыли к пристани и я сообщил своему помощнику, что сейчас мы похороним цепи рядом с останками Ревекки, Аллен впал в состояние непреходящего веселья.

Как бы там ни было, я выкопал глубокую яму, нашел шкатулку, расширил могилу и обмотал цепи вокруг шкатулки. А затем Аллен помог мне засыпать могилу и водрузить на место надгробный камень. Я начал молиться, Аллен молился со мной. Я не почувствовал присутствия Ревекки. И головокружения у меня не было. Но, стоя над ее могилой тем тихим утром, я испытывал жалость ко всем призракам, которых встречал на кладбище в течение многих лет, и гадал, не суждено ли и мне после смерти превратиться в духа-скитальца. Ничего подобного прежде со мной не случалось. А теперь я об этом задумался. Я произнес про себя еще одну длинную молитву за Ревекку, а затем прошептал: "Ступай к Свету".

Вот так была выполнена моя первая мужская задача.

Я приступил ко второй. Разумеется, Аллен знал, где живет Терри Сью, – туда мы и поехали на "мерседесе". Я сказал Аллену, что войду один, но, еще не переступив порога трейлера, я убедился, что Грейди Брин, наш поверенный, не преувеличил размеры бедствия.

Я увидел заржавленные автомобили, которые он описывал, – старый лимузин и грузовичок, оба без колес, – и двух карапузов-малышей, с грязными личиками, в подгузниках. Дети бесцельно ковыляли по двору.

Я постучал в дверь и вошел. В конце трейлера на кровати лежала пышнотелая женщина с лицом как у большой китайской куклы и нянчила младенца, а маленькая девочка, лет десяти, босая, помешивала в стоявшем на плите горшке варево, в котором по виду и запаху угадывалась овсянка. Руки у девчушки были сплошь в синяках, и держалась она робко, боязливо. Хорошенькая такая девчушка с длинными черными волосами.

В вагончике было душно, тесно, сыро – в общем, невыносимо. И вонь стояла отвратительная. Даже не знаю, как ее описать, – этакая смесь запахов мочи, блевотины и плесени. Пожалуй, с ноткой гнилых фруктов. Ну и, конечно, экскрементов.

"Простите, что так вламываюсь, – сказал я, обращаясь к женщине. Под этим низким потолком я чувствовал себя великаном. – Поздравляю с новорожденным".

"Деньги привезли? – спросила она. Лицо ее было по-прежнему прелестно – она была похожа на Мадонну эпохи Возрождения, – но в голосе ее звучала озлобленность, а может быть, это была просто практичность. – Я на мели, а Чарли снова меня бросил, – сообщила она. – Швы разошлись, поднялась температура".

"Да, привез", – ответил я и вынул из карманов рассованные купюры – тысячу долларов, которую выгреб перед отъездом из кухонной коробки для наличных. Женщина изумилась. Взяла деньги левой рукой и сунула в карман под одеяло. Или просто под одеяло.

Младенец был удивительный. Прежде я никогда не видел такое крошечное, совсем недавно рожденное существо. Маленькие ручки в складочках – чудо. Темные курчавые волосики на голове. У меня даже сердце защемило.

"Бриттани, поторапливайся с овсянкой, – велела женщина, – и приведи со двора мальцов, мне нужно будет, чтобы ты прошлась в город и купила кое-что из бакалеи. – Она взглянула на меня. – Хотите позавтракать? Этот ребенок готовит превосходный завтрак. Бриттани, поставь на стол бекон. И ступай за малышней".

"Я отвезу ее в город, – сказал я. – А где Томми?"

"В лесу, где же еще? – насмешливо ответила она. – Читает какую-то книжку с картинками. Я предупредила его, что если он не отнесет эту книжку обратно в магазин, то угодит в тюрьму. За ним придут и заберут, куда следует. Он украл эту книжку. И они это знают. Продавщица в магазине такая же сумасшедшая, как он. За ним обязательно придут. А ее тоже не мешало бы упрятать в тюрьму".

"А другие книги у него есть?" – поинтересовался я.

"Откуда деньги-то на другие книги? – рассердилась женщина. – Оглянитесь вокруг. Видите разбитое окошко? Посмотрите туда. Хорошенько приглядитесь. Видите маленькую девочку? Она не говорит. Бриттани, дай Бетани кашки. А где же кофе? Присаживайтесь за стол. Просто отодвиньте барахло в сторону. Этот ребенок заваривает превосходный кофе. Уверяю вас, я каждый день благодарю Господа, что он послал мне Бриттани, и послал ее первой. Бриттани, приведи Мэтью и Джонаса. Я уже дважды тебе говорила! Этот младенец описался. Помоги скорее. Нет у меня денег на книжки. У меня стиральная машина вот уже два месяца как стоит сломанная. Папашка ни разу не дал мне денег на книжки".

"Хорошо. Я скоро вернусь", – сказал я и ушел в лес. Так, негустой сосняк, что растет в тех местах, где мало дубов. Вскоре я увидел мальчонку. Он сидел на бревне и читал.

Худой, но хорошо сложен, с черными кудрявыми волосами, совсем как у меня. Он поднял на меня взгляд пронзительных синих глаз. Книга была об искусстве. Открыта на странице со "Звездной ночью" Ван Гога.

На мальчике была грязная тенниска и джинсы. Я заметил у него на лице и на одной руке огромные черные синяки. На тыльной стороне левой ручки виднелся ожог.

"Это Чарли тебя ударил?" – спросил я.

Мальчик промолчал.

"Это он прижал твою ручку к плите?" – продолжал я.

Он опять не ответил. Перевернул страницу. Картина Гогена.

Тогда я сказал:

"Все скоро изменится. Я твой родственник. Внук Папашки, а ты сын Папашки, ты ведь в курсе?"

Мальчик ничего не сказал. Упрямо уставился в книгу и снова перевернул страницу. Картина Сера.

Я назвал ребенку свое имя. Сказал, что все переменится к лучшему. И, уже собираясь уходить, добавил:

"Однажды ты поедешь в Амстердам и сам увидишь картины Ван Гога".

"Я бы лучше съездил бы в Нью-Йорк, – выпалил мальчик, – там бы я мог посмотреть сразу всех импрессионистов и экспрессионистов в музее "Метрополитен"".

Я опешил. Четкая и ясная речь.

"Ты, наверное, гений", – сказал я.

"Вовсе нет, – ответил он. – Просто я много читаю. Я прочел все, что хотел, в филиале библиотеки, а теперь потихоньку осваиваю книжный магазин в Мейплвилле, куда хожу в школу. Больше всего мне нравятся книги по искусству. Пару раз Папашка привозил мне такие".

Ошеломляющее откровение. Папашка – и вдруг книги по искусству. Откуда он брал книги по искусству? Что он вообще знал о книгах по искусству? Как бы то ни было, он это делал для своего незаконного сынишки, которому позволил жить в таком убогом месте.

К счастью, у меня нашлось еще немного денег, около пятидесяти долларов.

"Держи, – сказал я. – В отделе уцененных книг можно откопать настоящие сокровища. Больше не воруй".

"А я никогда не ворую, – сказал он. – Мать все выдумывает. Ее послушать – так это Чарли прижал мою руку к плите".

"Понял. Я к тому, что на эти деньги ты теперь сможешь купить кое-что, а не брать книги на время".

"Кто твой любимый художник?" – спросил мальчик.

"Трудно сказать", – ответил я.

"Представь, что ты мог бы спасти всего одну-единственную картину от третьей мировой войны, – не отступал он, – то какую бы выбрал?"

"Обязательно периода Ренессанса. Обязательно какую-нибудь Мадонну, – ответил я, – но не знаю, какую именно. Скорее всего, одну из Мадонн Боттичелли, а может быть, и Фра Филиппо Липпи. Но есть и другие. Просто я не знаю". – Я подумал о красивой женщине в вагончике с младенцем на руках. Мне захотелось упомянуть ее в связи с разговором о Мадоннах, но я не стал этого делать.

Мальчик кивнул.

"А я бы спас Дюрера, – сказал он. – "Спасителя мира" – знаешь, портрет Христа с пробором посредине".

"Хороший выбор, – сказал я. – Возможно, гораздо лучше, чем мой, – я запнулся. Мы зашли в разговоре гораздо дальше, чем я мог надеяться, когда сюда ехал. – Послушай, – сказал я, – а ты не хотел бы оказаться в хорошей школе, с полным пансионом, получить хорошее образование, в общем, выбраться отсюда?"

"Я не могу оставить Бриттани, – ответил мальчик. – Это было бы несправедливо".

"А как насчет остальных?"

"Не знаю, – ответил он, вздохнув, словно взрослый мужчина со взрослыми проблемами на душе. – Матери, в общем-то, мы не нужны, – сказал он. – Раньше, когда мы с Бриттани были маленькие, она была добрее. Но сейчас, когда появились все остальные, она часто нас колотит. Мне приходится защищать от нее Бриттани, но иногда я ничего не могу поделать. Зато маленьких бить я ей не позволяю. Сразу отнимаю у нее ремень".

Я возмутился, но так ничего и не придумал. Всю свою жизнь я слышал о несовершенстве систем социального обеспечения и опеки, но я не знал, что делать.

"Понятно, – отозвался я. – Ты не можешь оставить их".

"Вот именно, – сказал он. – Я и сейчас хожу в лучшую школу, чем Бриттани, но она все равно получает хорошее образование. Это я тебе точно говорю. Она делает домашние задания, и она умненькая. Так что выхода нет".

"Послушай, я буду помнить о тебе. Скоро вернусь и привезу еще денег. Возможно, мне удастся сделать так, что и твоей маме и всем вам станет полегче жить, и тогда ей больше не захочется бить ребятишек".

"И как ты это сделаешь?"

"Дай мне подумать. Но, поверь, я вернусь. До свидания, дядя Томми".

Это вызвало у него первую улыбку, а когда я помахал ему рукой, он тоже помахал мне.

Потом мальчик вскочил с бревна и побежал за мной. Я, конечно, остановился, чтобы он догнал меня.

"Эй, а ты веришь в потерянную Атлантиду?" – спросил он.

"Ну, я верю, что она потеряна, но сомневаюсь, что она когда-то существовала", – ответил я.

Мальчишка звонко рассмеялся.

"А ты что думаешь, Томми? Сам-то веришь в Атлантиду?"

Он кивнул.

"Вообще-то я надеюсь найти ее руины, – ответил он. – Я хочу возглавить поисковую экспедицию. Группу подводников, все как полагается".

"Замечательная идея, – сказал я. – Обязательно ее обсудим, как только будет время. Сейчас у меня дела".

"Правда? Мне казалось, ты так богат, что у тебя нет никаких дел, даже в школу ходить не нужно. Так все говорят".

"У меня есть проблемы, Томми, знаешь ли, и я обязан с ними справиться. Скоро снова увидимся. Обещаю. Можно тебя обнять?" – Я наклонился и обнял мальчика, прежде чем он успел ответить. Такой хороший, чудный парнишка Я проникся к нему всем сердцем.

Когда я вернулся к машине, Аллен покачал головой.

"Надеюсь, ты не заставишь нас наводить порядок и здесь, – сказал он. – Этот отстойник позади дома переливается через край. Жуть".

"Вот откуда запах. А я и не знал".

Как только я в машине дозвонился по телефону до тетушки Куин, то сразу описал ей положение дел и спросил у нее, могу ли я отдать распоряжение Грейди Брину, чтобы тот приобрел приличное жилье для Терри Сью и ее детей. Дом будет записан на наше имя и полностью застрахован. Женщине к тому же понадобится мебель, бытовая техника, новая кухонная утварь и так далее.

"Ты не представляешь, какая здесь нищета, – добавил я. – А эта женщина поколачивает своих детей. Я пока не придумал, как с этим быть. Остается надеяться, что это безобразие прекратится, если улучшить ей жилищные условия. По крайней мере, я на это рассчитываю. Что касается Томми, то он очень смышленый". – И я коротко сообщил ей все важные подробности.

Разумеется, тетушке самой захотелось позвонить Грейди. Но я сказал, что это мое дело. Так поступил бы взрослый человек, и это было для меня важно.

Через полминуты я уже связался с Грейди по телефону. Мы пришли с ним к соглашению, что женщина получит домик по скромной цене в новостройке за городской чертой Руби-Ривер-Сити. По словам Грейди, поселок Осенние Листья был идеальным местом – сплошь новые дома, новое оборудование, новые горшки и сковородки – все новое. У Терри будет также работать уборщица на полный день и няня для детей.

Грейди предстояло стать моим персональным финансовым советником и распорядителем. Мы, со своей стороны, были согласны непосредственно оплачивать налоги, страховку, коммунальные услуги, кабельное телевидение и прислугу. Разумеется, Терри Сью не могла обойтись без постоянного дохода, и мы с Грейди определили его как равный той зарплате, которую она получала бы, работая секретарем в офисе Грейди. Мы подумали, что это должно повысить ее самооценку.

"Риска никакого, – говорил я. – И няня, и уборщица будут подчиняться вам, и Терри Сью больше не захочется колотить своих детей. В присутствии чужих людей она, вероятно, постыдится поднять руку на ребенка".

Тем временем Бриттани перейдет в ту же католическую школу, куда ходит Томми, единственную католическую школу в Мейплвилле, частное заведение с подготовительным классом. А еще нам предстояло найти врачей для маленькой Бетани, которая не говорила.

Что касается таинственного Чарли, ушедшего из жизни Терри Сью, то, по словам Грейди, парень был "не так уж плох", но младенец на руках Терри Сью был не его – вот Чарли и взыграл, почему, мол, настоящий отец не хочет объявиться, а кто этот отец – до сих пор было не ясно.

Я посоветовал Грейди провести тест ДНК и определить, не был ли зачат этот младенец Палашкой. Мне казалось, тест необходим. Во мне сидело глубокое подозрение, что Папашка причастен к рождению младенца, зачатого вскоре после смерти Милочки, и что Чарли просто не знал, как с этим быть.

"Послушайте, Грейди, – сказал я, – ситуация такова, что ее никогда нельзя будет выправить полностью, но мне кажется, что мы можем хотя бы немного ее изменить. Если в этом новом доме мужчины по-прежнему будут сменять друг друга – тут мы бессильны что-то сделать. По крайней мере, благодаря нам Терри Сью станет независимой. А это значит, что ей не придется больше мириться с тем, кто ей не по душе. Просто выплачивайте ей регулярно деньги, а что она с ними будет делать – нас не касается. Если она будет морить голодом ребятишек, тогда мы станем выдавать деньги на продукты непосредственно экономке. А еду готовить и подавать сможет няня. Так все и устроим, если нам больше ничего не помешает".

Чем я не поделился с Грейди – так это своей мечтой, что однажды Томми переедет жить в Блэквуд-Мэнор. А еще я мечтал, что Томми отправится путешествовать по миру вместе со мной, Моной, тетушкой Куин и Нэшем. Я мечтал, что Томми когда-нибудь станет блестящим ученым и, кто знает, может быть, даже блестящим живописцем. Может быть, Томми найдет исчезнувшую Атлантиду. В общем, я мечтал, что он когда-нибудь официально станет Блэквудом.

Я также не посвятил Грейди в то, как сильно осуждал Папашку, хотя пытался этого не делать, за то, что тот оставил своего сына, Томми, в этом убожестве, и за то, что он проявил такую черствость к этой женщине, Терри Сью. Хотя, впрочем, могло быть и так, что я по своей молодости не все понимал.

Только когда с делами было покончено и я почти доехал на своем "мерседесе" до дома, я вспомнил, что обещал отвезти маленькую Бриттани в бакалейный магазин. Тогда я сказал Аллену, что ему придется вернуться, доставить маленькую Бриттани к бакалейщику и сделать существенные запасы.

Разумеется, он не удержался от язвительных замечаний, но, в общем, отнесся к поручению благосклонно и даже сказал, что вернется за маленькой Бриттани на грузовичке, отвезет ее, куда она только захочет, и купит все – от супа до орехов.

Итак, со второй задачей Возмужания было покончено. Я приступил к третьей.

Вернувшись домой, принял душ, переоделся в свой лучший костюм от Армани, бледно-фиолетовую рубашку, нацепил счастливый галстук от Версаче и, с пылающим сердцем и туманной головой, отправился повидать свою возлюбленную Мону Мэйфейр, сделав только одну остановку у цветочной лавки на Сент-Чарльз-авеню, чтобы купить ей большой букет маргариток и других весенних цветов. Этот букет казался мне таким свежим, неброским, красивым, и мне хотелось с нежностью передать его прямо ей в руки. Я мечтал о ее мягких поцелуях, пока продавщица оборачивала цветы бумагой, и, когда я вел машину к дому Мэйфейров на углу Честнат-стрит, я уже считал секунды до нашей встречи в два часа.