Человек-Паук: Заклятый враг

Глава 3 МЫСЛИ И ДЕЙСТВИЯ

ЕМУ захотелось прогуляться.

В отличие от вчерашнего дня нынче было прекрасное утро, тихое и солнечное, и Питер хотел просто попасть на улицу и пройтись.

Город манил его к себе, и, чувствуя, как его переполняют вопросы и заботы, Питер самостоятельно выписал себе лекарство, состоящее из одного активного компонента – погружения в бурлящий котел Манхэттена.

Выйдя из своей квартирки в Нижнем Ист-Сайде, Питер пошел вниз по улице, игнорируя автобусные остановки и станции метро и гоня прочь мысли о паутинных маршрутах между зданиями. Сегодня он передвигался на своих двоих и спустя несколько минут уже чувствовал себя чуточку лучше. Перехватив стаканчик кофе и слойку с сыром у уличного торговца, Питер почувствовал себя почти человеком. Даже его рука, состояние которой он только усугубил за время поисков Октавиуса после исчезновения Доктора из банка, уже болела не так сильно, как прошлой ночью. След быстро остывал – ни Осьминога, ни ГИДРЫ, лишь вопросы, сплошные вопросы.

Будучи в Мидтауне, он четко определился с конечной целью своей прогулки и скорректировал курс в направлении Вест-Сайда. Вскоре его ноздри заполнил резкий, но привычный и даже приятный запах газетной бумаги. Здание «Дейли Бьюгл» было для Паркера чем-то вроде второго дома, хотя Питер был всего лишь фотографом-фрилансером этого почтенного, пусть и не всегда уважаемого, издания. Паркеру хотелось считать, что он привносит в деятельность газеты хоть изредка что-то важное, но он понимал, что гораздо чаще в коридорах «Дейли Бьюгл» его воспринимают попросту как изгоя.

Невероятно, но, несмотря на все более частые мрачные разговоры о неминуемом конце печатной прессы, эти коридоры по-прежнему были полны жизни. О, за последние годы «Дейли Бьюгл» сделала несколько поправок с учетом на изменившиеся времена, чтобы не утратить актуальности. Газета слишком гордилась статусом одного из старейших изданий в Нью-Йорке, ни разу не нарушивших ежедневного графика выхода, хотя некоторые горожане ценили бумагу иначе – способами, с которыми издатель вряд ли мог согласиться. Игнорируя тех, кто не проявлял симпатии к вольным фотографам, Питер лавировал по коридорам в сторону кабинета одного человека, который по-прежнему улыбался всякий раз, как Питер заявлялся как привлеченный бурей ворон.

– Мне очень жаль, – сказала секретарша, зажав телефонную трубку между щекой и плечом, – но у мистера Робертсона встреча.

Питер почувствовал, что она говорит правду, и после минутного раздумья попросил ее передать начальнику, что он будет ждать его внизу, в морге, разумеется, если у мистера Робертсона найдется для него несколько минут.

Игнорируя лифт, Питер вышел на лестничную клетку и начал долгий спуск в подвал здания. Это место называлось моргом, потому что здесь хранились трупы печатных изданий прошлого. С каждой ступенью Питер вновь погружался в гнетущие его вопросы вчерашнего дня.

Зачем ГИДРЕ понадобился Доктор Осьминог? Они никогда не были связаны в прошлом… или были? И откуда ЩИТ узнал, что они будут там?

Поравнявшись с основанием лестницы, Питер добавил к общей куче еще одну загадку.

«Что за дела с решившим вздремнуть Доктором Осьминогом и его блуждающими по своей воле щупальцами? Куда делся Отто… и как он смог удрать?»

СМИ написали об освобождении Доктора, равно как и о нападении ГИДРЫ, но к общей картине событий их репортажи добавляли крайне мало ценной информации, по крайней мере, для личных целей Питера. Роль ЩИТа во всех публикациях была сведена практически к минимуму, но это – как бы тяжело ему ни было это признать – скорее всего, было результатом деятельности самой организации и ее протоколов безопасности. Фил Коулсон был очень хорош в том, чтобы держать все под контролем.

Затем Паучка поразила еще одна догадка: вчерашний агент ЩИТа был не в своей тарелке и не до конца понимал, что вообще происходит.

«Все более и более странно, – подумал он. – Доктор Осьминог, ГИДРА и ЩИТ. Вот тебе и любовный треугольник».

По спине пробежал холодок, и Питер грустно усмехнулся нелепости подобной мысли.

Когда он открывал дверь в морг «Дейли Бьюгл», в его голове родился еще один, самый важный, вопрос.

«И где Отто Октавиус находится прямо сейчас?»

Забившись в уголок посреди наполненных стопками газет шкафов, ящиков и полок, Питер решил приступить к делу с самого начала. Если он планирует сдержать данное Филу Коулсону обещание, то должен вооружиться всем, что сможет накопать.

Потратив пару минут на то, чтобы воскресить в памяти нужные даты, Питер выудил из кучи искомое издание, разгладил бумагу и уставился на один из заголовков.

Питер вспомнил, что в то время он еще учился в старших классах школы. Внешне он по-прежнему был заучкой-ботаником, но внутри уже начинал ощущать в себе силу Человека-паука. На самом деле примерно в одно время с аварией в атомном исследовательском центре Октавиуса Питер впервые стал собой.

«Я чувствовал себя так, словно могу все. Никто не мог сравниться со мной, они все были лишь бандитами, у которых не было ни единого шанса выстоять в драке с парнем, наделенным невероятной силой и способностью ходить по стенам. Господи, каким наглым маленьким гадом я был».

Питер продолжил просматривать статью, подмечая детали, которые и так уже знал: предположительно, игнорирование Октавиусом мер безопасности, проведение несанкционированного эксперимента, создание пояса с искусственными конечностями и тот факт, что в результате взрыва этот пояс самым ужасным образом слился с телом исследователя.

«Но в статье ничего не говорится о том, что радиация повредила мозг, – подумал Питер. – Это выяснилось уже потом, когда стало слишком поздно».

Стоило ему вспомнить о своей первой схватке с Доктором Осьминогом, как рука снова начала болеть. Об этом не писали в новостях, потому что никто об этом не знал: о первом настоящем поражении Человека-паука. Публика слышала только о матче-реванше, в котором стенолаз наконец-то смог одолеть «нового суперзлодея» и сдать его властям.

«Отто недостаточно заплатил за тот хаос, который он учинил в прошлый раз. Его положение в научном сообществе дало ему некоторую скидку в отношениях с законом. Может быть, если бы ему дали по рукам, это остановило бы…»

Питер вовремя притормозил следующую мысль. Вместо этого он продолжил рыться в стопке «Бьюгл», пока его глаз не зацепился за следующую статью. Этого материала он раньше не видел, текст был написан примерно во время третьего преступного загула Дока. Это был не обычный новостной репортаж, автор заглянул в прошлое злодея и попытался разобраться в причинах его поступков.

Питер проглядел статью, прочитал ее раз, затем другой. Он нащупал рукой стул где-то позади себя, пододвинул его поближе и тяжело опустился на сиденье.

Статья сопровождалась зернистой фотографией, на которой были изображены маленький мальчик и его мама.

Питер перечитал статью третий раз.

Автор заглянул глубоко в прошлое Отто Октавиуса, он описал его детство и отношения с родителями. Там были ожидаемые факты о неблагополучной семье, испорченных отношениях с матерью и отцом, даже намеки на насилие над ребенком. Но что поразило Питера прежде всего, так это – Господи, помилуй – сходство с его собственной биографией.

Отец Октавиуса погиб в аварии, когда Отто учился в колледже, прямо как родители Питера, когда он был совсем еще ребенком. Они оба были вундеркиндами, которым прекрасно давалась наука. Но превосходство Отто вылилось в раздутое эго, а дядя и тетя Питера воспитали в нем если и не скромность, то хотя бы честность перед самим собой. Если он и был в чем-то хорош, то в этом. Если кто-то и был гением, значит, он – гений. Значение имеет, как ты используешь свои таланты. Список продолжался и продолжался… Они оба носили очки, в школе их обоих обижали и награждали постыдными прозвищами, они волей-неволей переняли повадки животных. «У наших прототипов по восемь конечностей, – с усмешкой подумал Питер, – и мы оба одиночки. В этом мы тоже схожи».

Питер откинулся на спинку стула и уставился в потолок. Он никогда прежде не читал эту статью. По правде говоря, он и не интересовался прошлым Отто, и это заставило его задуматься сейчас.

«Доктор Осьминог, – поправил он себя, – а не Отто. Пит, он не твой приятель, с которым можно поесть пиццу и выпить пивко». Ему не понравились его собственные чувства в данный момент. Питер хотел испытывать к Осьминогу злость, а не понимание и сочувствие.

У Питера Паркера были причины злиться на Отто Октавиуса после всех битв, через которые они прошли, после всего того, на что пошел Отто, чтобы навредить тем, кто был близок Питеру.

Мысли о предыдущих встречах с Доктором заставили вспомнить кое о чем еще. Питер поднялся со стула и направился туда, где хранились недавние выпуски «Бьюгл». Там он откопал репортажи о самых последних похождениях Осьминога и суде над ним, но того, что он искал, там не было. Питер начал пролистывать более ранние выпуски газеты в поисках похождений Доктора, предшествовавших этим событиям.

Там был пробел, вполне приличный пробел, если быть точным.

Воскресив в памяти собственные впечатления о последних похождениях Октавиуса и сопоставив их с газетными репортажами, Питер осознал, что Доктор Осьминог на довольно продолжительное время исчез с радаров, а Человек-паук был так занят другими делами, что даже не заметил пропажи своего злейшего врага.

«Залечь на дно на такой долгий период времени – непохоже на тебя, Отто. Чем же ты был занят все это время?»

Ожил висящий на стене морга древний передатчик.

– …итер, ты там? – спросил электронно искаженный голос главного редактора «Дейли Бьюгл» Робби Робертсона.

– Ты занят? – спросил Питер, запихивая газеты обратно в их гробницу.

– Для тебя я… иногда не занят, сынок, – произнес голос. – Давай… имайся сюда.

Секретарша, по-прежнему висевшая на телефоне, пропустила Питера без единого слова. Он шутливо отсалютовал ей и повернул ручку на двери главного редактора. Сидя за столом, заваленным бумагой и всякой всячиной, Джо «Робби» Робертсон поприветствовал вошедшего теплой улыбкой, расплывшейся на симпатичном лице.

Питер всегда восхищался внешностью босса, он считал, что, если бы старик не подался в издательский бизнес, он вполне мог бы сниматься в кино. Вместо этого Робертсон оказался одним из первых чернокожих ньюйоркцев, поднявшихся до поста главного редактора крупной городской газеты. И это, как был вынужден признать Питер, было довольно умным решением со стороны издателя «Бьюгл».

Оный издатель, Джей Джона Джеймсон, сидел сейчас в кресле по соседству со столом Робби. По сравнению с коллегой Джеймсон со своей устаревшей, плоской, прической и короткими толстыми усами казался настоящим пережитком прошлого.

Заметив Паркера, мужчина слегка нахмурился и кивнул.

– Питер, – произнес он.

Юный фотограф приложил руку ко лбу, изображая обморок.

– Робби, ты слышал? Джона только что назвал меня по имени. Отметь это где-нибудь, может, на газетной передовице, и… у тебя здесь есть кушетка где-нибудь?

Джеймсон оскалился.

– Паркер… сядь уже.

– Да, сэр, мистер Джеймсон, сэр. Сажусь, сэр.

Когда Питер подтащил еще одно кресло, Робертсон оторвался от бумаг.

– Ты чего это забыл в морге, Пит?

– Рыбачил.

– Уж… не на осьминога ли? – будничным тоном поинтересовался главный редактор «Бьюгл».

– Слушай, – прорычал Джеймсон, вскакивая на ноги, – мы не могли бы уже перейти к делу?

Робертсон наклонился поближе.

– Пит, я посмотрел фото, что ты мне вчера переслал. Они хороши, спору нет, но я предпочел бы, если бы ты, знаешь, сделал пару снимков агентов ГИДРЫ.

– Такая забавная штука, – ответил Питер, – они плохо получаются на фото. Все снимки словно в тумане.

Джеймсон глухо зарычал.

– Когда ты был застенчивым ботаником в толстых очках, ты мне нравился больше.

– А вы мне нравились больше, когда были грубым, упрямым издателем с… Ой, минуточку, – произнес Питер, щелкнув пальцами, – вы по-прежнему этот милый парень!

– Что хотел сказать Джона, – вмешался Робби, – так это то, что мы очень ценим ту работу, что ты для нас делаешь. И чтобы показать это, мы подготовили для тебя шикарное задание. Мы как раз хотели тебе звонить, когда я услышал, что ты уже в здании.

Питер покачал головой.

– Минуточку. Прежде у меня есть к вам кое-какие вопросы. Кто-нибудь вообще знает хоть что-то о том, что вчера произошло? В банке? С Доктором Осьминогом?

Робертсон скорчил гримасу.

– Никто и ничего, Пит. Ты знаешь столько же, сколько и мы. Его внезапно выпустили из тюрьмы, и теперь он свободный человек. Никто не знает, как или почему. Надзиратель в Райкере не отвечает на наши звонки насчет Октавиуса, и мы не можем связаться с президентом банка.

Питер оживился еще больше.

– Минуточку, вы хотите сказать, что агенты ГИДРЫ, худшего сборища террористов в мире, пробираются в один из самых крупных и многонаселенных городов на планете, разносят банк в центре на мелкие кусочки, и никто ничего не знает? Я хочу сказать, Человек-паук…

Джеймсон оживился.

– Человек-паук? Там был Человек-паук?

– Спокойнее, Джона, – урезонил издателя Робертсон.

– А что насчет ЩИТа? – продолжил Питер.

– Все наши запросы к ЩИТу погрязли в бюрократическом аду, – ответил Робертсон.

Джеймсон поежился в кресле.

– ЩИТ… даже не говорите мне о нем.

Питер улыбнулся.

– Что? Поносить официальную правоохранительную организацию Соединенных Штатов Америки, страны, которую вы так любите? Организацию…

– Давний контакт Джоны в правительстве не отвечает ему, Пит, – пояснил Робертсон. – Похоже, в эти дни ЩИТ работает в режиме «без комментариев».

Питер обдумал это. Он хотел было спросить, работал ли Доктор Осьминог над каким-либо проектом до своего заточения, но надо было действовать осторожно. Ему постоянно приходилось соблюдать баланс между тем, что он мог спросить как Питер Паркер, бесстрашный фотограф, и тем, что он мог спросить как Человек-паук. И ничто не должно было намекать на личность Человека-паука, пока Питер был в штатском.

– ЩИТ воюет с ГИДРОЙ уже много лет, – сказал Робертсон. – И, как бы печально ни было это признавать, создается впечатление, что с момента их первого столкновения правительство ни на шаг не приблизилось к победе. Разумеется, ЩИТ оберегает нас в точности так, как и предполагает его название, и мы вправе ожидать от них борьбы с организациями наподобие ГИДРЫ, но влезать в связанные с кем-то наподобие Октавиуса дела – непродуктивно, если именно это и происходит. Несмотря на все причиненные им проблемы, по сравнению с угрозой ГИДРЫ Доктор Осьминог кажется невинным котенком.

В воцарившейся тишине Питеру на ум пришла еще одна мысль, порожденная дискуссией о ГИДРЕ.

– Джона, раньше вы уже получали информацию из… подпольных источников.

Издатель поднял взгляд и уставился на юношу.

– На что это ты намекаешь, Паркер? – спросил он полным раздражения голосом.

– Я просто хотел поинтересоваться, не слышали ли вы чего из более… неофициальных каналов? Ну, знаете, не от правительственных чиновников. – Джеймсон сверлил его взглядом. – Ну же! – настаивал Питер. – От кого-то из вашего пула не разглашаемых источников профессионального журналиста?

Робби повернул голову и загадочно посмотрел на своего нанимателя и друга. Джонсон мельком глянул на него, затем перевел взгляд обратно на Питера, после чего снова уставился в пол.

– Ничего, – пробормотал он.

– Теперь, когда с этим разобрались, вот что мы для тебя приготовили, Пит, – произнес Роберт-сон. – Сегодня Отто Октавиус дает пресс-конференцию, и мы хотим, чтобы ты осветил ее для нас.

Питер чуть со стула не упал.

– Что? Когда?

– Мы узнали об этом всего час назад. Подумать только, она пройдет в «Шип Медоу» в Центральном парке в полдень.

– Кого еще вы посылаете?

– Только тебя.

– Что? Но я же не репортер.

Робертсон озарился улыбкой, способной заставить кого угодно выполнить для него все что можно.

– Мы дадим тебе диктофон, чтобы ты записал пресс-конференцию, а как вернешься, поработаешь вместе с репортером. Нам кажется, у тебя будет уникальный взгляд на происходящее, поэтому я хочу, чтобы ты отправился туда один и полностью сфокусировался на происходящем.

Брови Питера поползли вверх.

– А, это из-за моих…

– Твоей личной связи с этим психом, Паркер, – взревел Джеймсон, – капитан Стейси и все такое… и твоя тетушка, разумеется. Вынужден признать, что это не такая уж плохая идея.

– Робби?

Улыбка сползла с лица главного редактора.

– Что ж, твое решение, Пит, – смущенно произнес он, – но, если мы перегнули и ты не уверен, что это хорошая идея, можешь просто отказаться и пойти своей дорогой. Я… мы не обидимся на тебя за это.

Питер поднялся на ноги.

– Нет, так легко вы от меня не избавитесь. Я пойду. Дикому Джоне Джеймсону меня не удержать.

Робертсон снова улыбнулся.

– Отлично. Можешь забрать удостоверение представителя «Бьюгл» у моего секретаря.

Питер бежал в Центральный парк со всех ног, чтобы оказаться в «Шип Медоу» задолго до начала пресс-конференции. Октябрь вел себя хорошо и больше не пытался утопить город в дожде, так что горожане и вездесущие туристы вышли на улицы если не в полном составе, то во внушительном количестве.

Перейдя на быстрый шаг, он посмотрел на угол 65-й улицы и заметил, как нескольких членов прессы пропускают внутрь через калитку. Питер достал выданное удостоверение, показал его охраняющим вход офицерам полиции в форме и позволил обыскать себя на наличие оружия.

Заметив установленную в одном конце шестигектарной поляны временную сцену с подиумом и микрофоном, Питер направился туда. Его мозг был забит информацией, почерпнутой в морге «Дейли Бьюгл». От этих мыслей портилось настроение, так что Питер постарался отвлечься и сосредоточился на виде Нью-Йорка и широком поле, куда он так любил приходить с тетей Мэй и дядей Беном, когда был ребенком.

Проходя мимо большого бюста Джузеппе Мадзини⁵, Питер остановился и прочитал выбитые на пьедестале слова: "Pensiero ed azione"⁶.

«Интересно, Док намеренно выбрал это место? – задумался Питер. – Неужели Отто считает себя патриотом, революционером, прямо как старина Джузеппе?»

Паркер вспомнил, как дядя Бен объяснял ему значение выгравированных слов, что вкупе с длинным списком беспокоящих его вещей, в том числе вероятности атаки ГИДРЫ, заставили его сказать «хм».

По счастью, паучье чутье мирно дремало, поэтому Питер уселся на раскладной стульчик и принялся ожидать начала мероприятия. Ровно в полдень собравшиеся представители прессы утихли и уставились на приближающуюся процессию. Возглавляли ее два офицера полиции, следом шло несколько головорезов, в которых Питер узнал вчерашних телохранителей, человек, который мог быть адвокатом, и сам гвоздь мероприятия, Доктор Отто Октавиус собственной персоной.

Несмотря на то что поляна была залита солнцем, на Доке красовались застегнутое на все пуговицы тяжелое длинное пальто и меховая шапка в русском стиле. Питер задумался, не прячутся ли под пальто щупальца, но гадать, так это или нет, было бессмысленно. За годы Осьминог перепробовал много различных поясов, и последние оказались достаточно компактными, чтобы их можно было спрятать под верхней одеждой. По правде говоря, металлические щупальца Октавиуса сами по себе были чудом минимализма, они могли так плотно обхватить фигуру Отто, что их ошибочно можно было принять за слишком широкий стан Доктора.

Процессия поднялась на сцену, и предположительно адвокат подошел к микрофону.

– Дамы и господа, спасибо, что нашли время присоединиться к нам сегодня. Доктор Октавиус будет краток, и он не собирается отвечать на вопросы после выступления.

Представителей прессы это не особо обрадовало, и они выразили свое недовольство тихим перешептыванием. При виде разочарования коллег на губах у Питера заиграла улыбка, и он поспешил скрыть ее.

Доктор подошел к микрофону. Он выглядел осунувшимся и передвигался как-то скованно. Питер подумал, что виной тому пальто, но предположил, что дело могло быть и в осьминожьем каркасе, если Октавиус его надел.

При виде представителей прессы Доктор улыбнулся, его рот превратился в идеально ровную горизонтальную щель от уха до уха, отчего его и без того тонкие губы показались еще тоньше.

«Великий старый лягушонок», – подумал Питер.

– Мне особо нечего вам предложить, так что я просто скажу вот что, – прохрипел Октавиус. Он сделал паузу, поправил свои толстые темные очки и убрал со лба выбившуюся прядку волос. – Власти сочли, что я выплатил свой долг перед обществом. Не буду говорить, что я был прав или что ошибался в действиях, которые привели к моему заключению, отмечу лишь, что все это – в прошлом. Более того, я не несу никакой ответственности за вчерашнее необоснованное нападение на мою персону. Я смог спастись от этого жестокого злодеяния только благодаря собственному интеллекту и предвидению.

Он снова сделал паузу, словно слова давались ему с трудом.

– Я – человек науки. Наука – моя страсть, моя жизнь. Я слишком долго был вдали от этого. Теперь намереваюсь полностью посвятить себя исследованиям. Я не преступник, не «суперзлодей», каким вы, представители прессы, частенько меня рисуете. Вы меня не знаете, и я намереваюсь сделать так, чтобы в дальнейшем вы вообще обо мне позабыли.

Октавиус закончил говорить и уставился на собравшихся злобным взглядом. Наступила неловкая тишина, которую нарушил его голос.

– Вот что я вам скажу: я не только ученый, я еще и мыслитель. И мне многое нужно обдумать. Мысли эти послужат на благо науки… хотя и необязательно на благо человечества. Я ничего не должен человечеству, и человечество ничего не должно мне взамен. Кроме того, я теперь еще и свободный человек и не собираюсь прятаться от тех из вас, кто предпочтет не верить мне. Чтобы покончить с подобными обвинениями, ради блага науки я планирую создать компанию… фирму. Если захочу, позже сообщу вам больше деталей. На сегодня это все, что я хотел вам сказать. Хорошего всем дня.

Собравшаяся вокруг толпа едва не оглушила Питера какофонией голосов. Журналисты загомонили одновременно, они задавали свои вопросы, пытаясь перекричать друг друга. Одному репортеру это удалось, и его вопрос заглушил все остальные.

– А что насчет ваших преступлений, Доктор? Вы рассчитываете, что мир так просто о них забудет?

Отто Октавиус, уже собиравшийся уйти со сцены, замер на месте. Когда он повернулся обратно к прессе, его лицо пылало от гнева. Журналисты затихли и даже сделали шаг назад, опасаясь, как бы не стать жертвами ярости Доктора Осьминога.

– Глупцы! – визгливо прокричал он. – Недалекие кретины! Поймите… я не преступник! Ваша собственная юридическая система провозгласила меня свободным человеком! Сомневайтесь в этом на свой собственный страх и риск.

На поляне воцарилась тишина, которую редко услышишь в бурлящем мегаполисе. Казалось, даже птицы замолчали.

Октавиус выпрямился и поправил пальто. Отвернувшись, он спустился со сцены и удалился прочь в сопровождении телохранителей и адвоката.

– Вот вам и заголовок готов, – произнес один из репортеров, заново обретя возможность говорить, – «Доктор Осьминог не собирается сворачивать на кривую дорожку».

Раздались редкие смешки, но на собравшихся все это произвело какое-то угнетающее впечатление. Журналисты начали расходиться, оставляя Питера в одиночестве пялиться на опустевшую сцену.

– Ни за что, – прошептал он, – только не Док Осьминог.