Человеческое, слишком человеческое

Глава 2

Мир потихоньку возвращался на место. Я разлепил веки и с интересом всмотрелся в свой потолок — безраздельно мой, родной и близкий. В смысле, невысокий. Забавно, как оно бывает: я не плевал, не метал окурки в эту серо-зеленую поверхность, не красил ее сам — а все равно четко знаю, что это потолок моей квартиры, что под ним — жизненное пространство Синдзи Икари и, собственно, — бесчувственное тело этого самого Синдзи Икари. Которое сейчас попытается встать и выяснить, наконец, главную причину этих философских излияний.

«Болит у меня, блин, голова или нет?»

С набега разобраться не удалось, пришлось привстать. Я с интересом прислушался к образовавшимся ощущениям и выявил сразу несколько ключевых, которые и обусловили мой маршрут: кухня — вода! — туалет. Телик.

Последнее — чтобы создать иллюзию, что жизнь… Что жизнь — она таки есть. Благо, голова вроде не против. Пока ведущие утреннего шоу выясняли, почему разбежалась какая-то очередная пара звездочек, я успел окончательно прийти в норму, и организм даже милостиво разрешил мне позавтракать. Попутно я вспомнил, что меня забросила домой Кацураги, что я вроде даже не приставал к ней (впрочем, раз целы зубы — это и так очевидно), и что я снова в строю. Гипнотизируя рычащую микроволновку, я ухмыльнулся: день начался, а на работу мне не надо. Стоило, конечно, разобраться со своим заданием, которое я получил уже будучи изрядно вдрабадан, но это можно смело отложить. Вряд ли в офисе «Ньюронетикс» меня будут ждать раньше часа-двух дня.

«А если и будут — то пусть погрызут себе нервы. Мне меньше работы».

Оставив укоризненно глядящую на меня гору пустого стекла, я вернулся с разогретой коробкой в комнату, там и рухнул в разворошенную кровать. «Где же он, а?» Пошарив под подушкой, я нашел теннисный мячик и принялся бросать его в экран, одновременно поглощая пахнущую кашей смесь.

— …Но ведь были и недовольные, — сказала Мана.

«Милашка. Ради этой мордочки стоит терпеть поток утреннего маразма».

— Да, милая, еще бы! Когда появились Евы, шахтерам и проституткам пришлось идти переучиваться!..

«Мудак. Юмораст. Шел бы сам поучиться, что ли».

Я метко шлепнул по физиономии Наото мячиком и едва успел перехватить срикошетивший снаряд свободной рукой. По-настоящему мне утреннее шоу нравилось только одним — и далеко не хиханьками из-за кадра. Эти двое были настоящими людьми, и эмоции на их лицах были очень хорошими — показушными, натянутыми, за их утренней бодростью жила тоска по кофе, кровати, ласковому покусыванию за ушко. И это было здорово.

«Да здравствуют утренние шоу в прямом эфире — все эти „подъемы“, „доброе утро“, „вставай“! Благодаря им человек видит, что не только ему хреново».

Покончив с завтраком, я отключил звук и уселся за компьютер: надо же создавать видимость работы. Да и хотелось поработать, честно говоря. Первым делом я наорал на систему, запустил все процессы оптимизации, погнал мусор и очистил служебный ящик от напакованного туда спама. Появилось искушение сбегать за пивом, но это я решительно отставил и сразу воткнул флэшку с данными от капитана.

«Ньюронетикс».

Компания, создавшая технологию Евангелиона. Институт, который в единочасье стал вторым — и реальным, надо сказать, — правительством нашего тусклого шарика. Еще бы, их адаптивные контуры на исследовательских машинах сделали колонизацию компьютерной игрой, а там, где понадобились ловкие пальцы и умный мозг, — появились первые Евы. Хрен его знает, на чем поднялись эти дельцы — дело мутное, довоенное, собственно, скорее всего, на Последней Войне «Ньюронетикс» и вырос.

Однако, история — не мое дело. Прокрутив всю эту ерунду про становление контуров, цепей и поколений мозгов, я полез в открытые досье руководителей крупнейшего регионального представительства корпорации. Конкретно мне нужен был один говнюк по имени Гендо Икари. Любопытно, что мой фатер успел нарисовать себе за прошедшие два года? Тут ведь какое дело: чем старше ты, тем больше у тебя заслуг в прошлом появляется. Как-то так внезапно — хоп, и ты уже чего-то там наконструировал, навершил, так сказать. И человечество вроде как по гроб жизни именно тебе обязано. Наплевать, конечно, что почему-то раньше никто ни сном ни духом. Бывает, как же — секретность, неразглашение, все дела, тссс… Только то, чем тешат свое самолюбие старики в приютах, мой папа может рисовать в публичных файлах. Вот и получается, что изучая его послужной список с наградами, свершениями и открытиями, я вместо занятия делом с отвращением прикидываю: а на сколько же надо поделить эту херомантию, чтобы получить реальную картину? «Мы таких чисел в школе не проходили», — решил наконец я и полез, куда надо: в графики его приемных часов в Токийском отделении. Выходило, что Гендо Икари очень деловой человек, но ради управления блэйд раннеров он уж чем-нибудь да пожертвует, особенно приняв во внимание цель визита. Капитану хорошо говорить — дескать, кому как не мне выводить директора из равновесия, но при этом надо еще самому это равновесие сохранять.

Я отправил почтой подтверждение сегодняшнего визита и посмотрел на край стола, где лежал маленький серебристый кейс с тубой тестового модуля внутри. Значок мне выдали мой, пистолет тоже вернули, а вот прибор для проведения Войта-Кампфа я получил новый. Потерев глаза, уже отвыкшие от текста на экране, я полез в спецификацию своего нового боевого товарища — и был приятно удивлен. «Надо же, до автоматической фиксации области сканирования додумались. И гироскопические поправки он теперь сам делает». Я с уважением покосился на металл кейса и продолжил чтение. Выяснилось, что функция звукозаписи встроена («давно пора»), что координаты проведения теста теперь напрямую передаются в управление и проходят верификацию. Короче, осталось интегрировать мп3-проигрыватель и противоугонную сигнализацию… «Хотя стоп, распознавание „свой — чужой“ в модуле есть».

За окном бушевал настоящий ливень, по телику показывали, как накрывают силовыми экранами парковую зону, напичканную искусственными деревьями, а капли гудели по стеклу, и утро снаружи потемнело. Идти куда-то сразу расхотелось — и ехать, кстати, тоже. В такую погоду с ховеркара водопадами стекает отравленная вода, и ты едешь медленно, грузно, тяжело поворачиваешь, разбрызгивая крупные капли. И если ты включил из музыки что-нибудь в настроение — пиши пропало, этот дождь сожрет тебя, невзирая на всю твою защиту, просто разъест изнутри.

«Черт, срочно надо выпить. Или закурить. Или посмотреть мультик про роботов. Словом, что угодно, но чтобы мне временно разрушило мозг».

Поскольку ключевым было слово «временно», то мультик был отставлен, я закурил и уселся гонять файлы по дискам — раз уже взялся с утра наводить в машине порядок. Оно, конечно, стоило бы почистить пистолет, оскверненный нашим хранилищем, но тогда я не удержусь и возьму его в дорогу. С пушкой в «Ньюронетикс» меня все равно не пустят, а сдавать P.K.D. в лапы дебилам из секьюрити мне совсем не улыбалось. Так что лучше вечерком сяду — под лампой, чтобы холодная бутылочка пива под рукой, и вырубить остальной свет. И чтобы неон за окном мигал. Я уже хотел было констатировать романтизм головного мозга, но как раз обнаружил авишку хентайного содержания и облегченно вздохнул:

«Все нормально, все с тобой нормально».

Часы на руке подали признаки жизни, и я пошел к шкафу, оставляя позади вылизанную и причесанную машину. К встрече с именитым папой стоило подготовиться не только морально, поэтому выбор был сделан в пользу сурового костюма с гражданским комплектом нашивок нашего управления. Галстук — слегка мятая рубашка — запонки. Я поморщил нос, глядя на своего двойника в зеркале. Славный малый: подбородок безвольный, весь из себя зеленоват, небрежен и похож на манекен даже в этом костюме. Всего-то чести, что глаза. Мой двойник заухмылялся: «Вот помню, позвали меня как-то на втором курсе девочки посидеть — в ресторанчик, а к ним уже прицепились какие-то… Один взгляд — и бравые прилипалы уже ставят мне пива». Я напомнил двойнику о позорном окончании того вечера, и на том мы и простились, недовольные друг другом.

Усевшись в кресло ховеркара, я поерзал, с сомнением глядя на автопилот, но потом потянул на себя штурвал: как-никак, с завтрашнего дня я официально приступлю к гонкам за беглыми Евами, так что стоило проверить, как у меня дела с машиной.

И я проверил.

На подлете к офису «Ньюронетикс» табло украсилось серьезными суммами штрафов за превышение скорости и потенциально опасные маневры. Зато настроение улучшилось — как от самого вождения, так и от того факта, что через десять минут эти самые штрафы с меня спишут. Именно в таком радужном настрое я вылез из кабины на парковку корпорации. Последний уровень мегаполиса, огромный зонтик силового щита, красивые рыжие облака вокруг — этот офис снаружи выглядел как один большой намек: «Тут очень много денег и пафоса». Еще имелся логотип во всю грань огромной пирамиды, еще было потрясающее количество дорогих ховеров, а то, что я поначалу принял за шпиль возле самой пирамиды, оказалось шаттлом вертикального взлета.

Я шел под мерцающим куполом энергетического экрана, шагал по усиленному гудрону, которого никогда не касались ядовитые капли, и запоздало понимал, что иду на встречу с собственным отцом. «А я так надеялся понять это через полчаса после окончания визита…» Так было бы много, много проще.

— Старший лейтенант Икари?

Я как раз распрощался с бдительной службой безопасности и осматривался в огромном и потрясающе пустом холле, когда прозвучал этот примечательный голос — вроде бы полушепот, но в то же время какой-то звонкий и твердый. Поражаясь противоречивому впечатлению, я повернулся и тут же получил новый повод удивляться. Передо мной стояла девушка. Не, не так: передо мной висели огромные красные глаза — шикарного, насыщенного цвета красная радужка, какой уж точно не бывает в природе. Я опомнился довольно быстро, хотя на секунду-другую, несомненно, залип, пытаясь в этом невероятном взгляде не утонуть.

— Меня зовут Рей Аянами, Икари-сан. Я референт директора Икари. Следуйте, пожалуйста, за мной.

Имя девушки до меня дошло в третью очередь. Во вторую я смог рассмотреть ее внешность и был слегка разочарован: после сбивающего с ног взгляда я обнаружил невыразительное бледное лицо, маленькие губы и нос средней курносости. Прическа тоже была странной, как в смысле цвета, — седина с голубым отливом, — так и по форме: такое каре носили лет пятнадцать назад. А еще она была не накрашена. То есть вообще. Если, конечно, мертвенная белизна — это не сантиметровый слой штукатурки, в чем я очень сомневался.

— Директор ждет вас в приемной.

Аянами повернулась и пошла вперед, очевидно, решив, что ответных любезностей ждать не стоит. А я сделал шаг следом, вслушался в ее голос, звучавший еще в моей голове, и едва успел прикусить язык, на котором уже вертелось сакраментальное: «Именем закона, назови номер и ревизию». Оно, конечно, ничего странного, что фатер послал за мной синтетика, компания, как-никак, в основном ими и занимается, но все же, все же… Я шел за своей провожатой, глядел в спину изящной фигурки и пытался понять, за каким дьяволом придавать Еве такую экзотическую внешность, да еще и брать ее в референты. Конечно, некоторые соображения на сей счет у меня имелись, но подобных вкусов я никогда не понимал.

Холл втянулся в узкий, но очень высокий стрельчатый коридор серого мрамора, и тут стали попадаться сотрудники. Проемы, уводящие ветки этого прохода влево и вправо, попадались довольно часто, и голоса под сводами сливались в гулкий неразборчивый шум. Странная спутница ненадолго отвлекла мои мысли от предстоящей встречи, но тягостное ожидание настойчиво взяло свое — а значит, внешне я стал развязен и самоуверен. Не то настроение для делового визита, но уж какое есть.

Звонкий цокот каблуков Аянами по мрамору, словно взятый за горло шум голосов, приглушенный свет, только подчеркивающий величие помещения, — это все воспринималось странно и вело меня вперед. «Скверно это все», — в который раз сказал я себе, отогнал образ предстоящей встречи и зарыскал взглядом, пытаясь зацепиться за что-то, достойное разговора с провожатой. Хм, а это интересно.

— Аянами-сан, позвольте вопрос.

Девушка остановилась и повернула ко мне голову. Мимо как раз чинно прошел какой-то парень в обалденно дорогом костюме, поприветствовал ее, но референт директора даже не повела бровью в его сторону.

«Обалдеть. То ли корпоративная этика тут такая, то ли папа приподнял Еву над людьми».

«А кто тебе сказал, что этот парень — человек?» — ехидно отозвалась моя параноидальная ипостась. Дать развернуться мыслям в стиле «тут все ОНИ» я себе не позволил. В конце концов, одно дело личный референт директора, другое — сотрудники.

— Пожалуйста, Икари-сан.

«Ах ты черт, да что же я туплю?»

— Вот это — настоящие животные?

За панорамным окном, на которое я указывал, находилось внушительное помещение — никак не меньше акра, и там была лужайка, камни там были, и даже искусственное солнце сияло с пасторально голубого неба. Там все было до противного ненастоящее — все, кроме животных. Склонив голову к земле, лениво обмахивалась хвостом лошадь, аж лоснящаяся от сытости. Огромная скотина, надо сказать, вечно забываю как таких называли — у них еще ноги у копыт словно бы косматые. В дальнем конце помещения торчала корова, прочно устроившись над поилкой, которую замаскировали под идиллический водопадик.

Я смотрел на эту картинку и испытывал дикое отвращение, которое даже не мог правильно понять. Меня злило все: и то, что у каких-то подонков есть деньги на это все, и то, что все так правильно, красиво и слащаво, и то, что я задал свой вопрос о «настоящем» девушке, которая, собственно, настоящей не являлась.

— Да. Это живые существа. Мозг коровы был поражен врожденной мутацией, и ей пришлось имплантировать поведенческий контур. В остальном — это настоящие организмы.

Я косо взглянул на ее безразличное лицо и кивнул. «Контур ей… Ага». Настоящее в этом мире стоило все дороже и все чаще в нем попадались изъяны. Может, поэтому я одинаково ненавижу и подделки и дары природы. Такой вот я урод.

— Спасибо. Мы можем идти дальше.

И мы пошли. Цокот каблучков, серый мрамор, приглушенный свет. И образ отца впереди.

— Входите, пожалуйста.

Кабинет директора — или его приемная, черт его знает — был почти аскетичен и довольно-таки мрачен: диковинная роспись на стенах, кажется, какие-то мистические знаки, — вот и все украшение. А в остальном те же серо-черные решения, что и везде в «Ньюронетикс», большой стол для совещаний, широкие панорамные окна со странным наклоном. «Ах да, мы же в пирамиде», — запоздало сообразил я. Ну, еще пол чем-то застелен непонятным. Ходить удобно хотя бы — и то дело. А то бывал я у таких. Уложат якобы натуральные ковры и сами же спотыкаются, зато аж прямо лучатся от самолюбования.

— Одну минуточку, старший лейтенант, я приглашу господина директора.

— Конечно.

Я прошелся к окну. Слегка затененное стекло смотрело на город — отсюда он выглядел диковинно. Дождь уже был не властен здесь. Только верхушки самых высоких модулей выныривали из мглы и смога, у горизонта распустился огненным цветком выхлопной клапан утилизационной башни, а все остальное тонуло в рыжей каше, простирающейся до горизонта. Сквозь все еще плотный слой облаков угадывалось солнце — вон оно, бледное пятно, редкий гость наших широт. Картинка плыла, искажаемая переливами силового экрана, и я ощутил приступ тошноты.

И как раз вовремя.

— Старший лейтенант Икари.

Я обернулся. От дверей кабинета ко мне шел отец. Строгий костюм, напоминающий форму офицера космофлота, темно-красные очки, встрепанные волосы. Образ, который неизменно вызывает в памяти одно — похороны мамы. И можно сколько угодно убеждать себя, что я не подросток, что мне пора перестать комплексовать, что мне не нужен больше папочка… Но все есть как есть. Сходить, что ли, к психоаналитику? Потому что каждый раз, когда я вижу его — чаще на фото, реже в реальной жизни — мне становится страшно. И пусто. Я, наверное, болен.

И что самое обидное, я ведь знал, что взрослый человек должен чувствовать. Знал, пытался перестроиться, посмотреть на ситуацию с другой стороны. Научиться его презирать. Затаить обиду. Отворачиваться при виде подлеца, который на меня наплевал.

А вместо этого я прячу свои подросшие комплексы под хладнокровное хамство. С той лишь разницей, что сегодня у меня есть реальный шанс насыпать ему перца в носки.

— Директор.

Отец протянул мне руку, и не думая снимать перчатку. Понимаем, как же: «Перчатку можно поменять, а руки после таких как ты не отмоешь». Гендо Икари обошел стол и сел на свое место, а напротив моего усаживалась Аянами — появление которой я, собственно, позорно проглядел.

— Должен сказать, управление обратилось с нестандартной просьбой.

«Вот так даже? Ну, хорошо».

— Ваши синтетики сбегают, не успев толком появиться на рынке. Это, согласитесь, нештатная ситуация.

«Умничка, Синдзи, тон взял, держись».

Отец коротко кивнул, подвинулся к столу и сплел пальцы перед лицом.

— Но блэйд раннеров тревожит не это. Вы не хотите разглашать, что новое поколение Евангелионов может оказаться совершеннее ваших тестов.

— Разумеется. «Ньюронетикс», однако, этот факт тоже не акцентирует.

Гендо Икари промолчал, внимательно глядя на меня. У меня под руками стало мокро, а еще неприятно сверлил висок взгляд этой красноглазой куклы. «Ну почему она не накрашена, а? Это такой трюк, чтобы отвлечь меня? И что она тут делает?» Воспринимать странную референтшу как мебель упорно не получалось.

— Это так, — соизволил отозваться директор. — И мне кажется, что наши интересы тут совпадают.

Гм. Все становилось занятно. Мне казалось, что отец будет настроен пререкаться по мелочам, затянуть встречу, отказать в проверке, пользуясь дырами в законах, но раз уж так… В конечном итоге, они всегда могли сказать, что все Евы в космосе, на заводах и в лабораториях. Дескать, вы что, законов не читаете? Мы не держим синтетиков на Земле! Я скосил глаза на Аянами и ответил:

— Хотелось бы верить. Управление блэйд раннеров уже сформулировало свои требования.

— Требования. Именно, — отец выдвинул из плетения пальцев указательный и наставительно поднял его. — «Ньюронетикс» же предлагает вам сделку.

— Мы имеем право изучить любые образцы нового поколения синтетиков, — поспешил уточнить я. — Это законно.

— Разумеется. Но ваше управление не видит ничего дальше этого пункта.

«А что же ты такого видишь?! Черт бы вас побрал, кэп, куда вы меня заслали? Тут нужен целый взвод юристов и переговорщиков!» Я сидел и едва не дрожал от злости. Меня отправили унижаться перед собственными комплексами, сообщив, что это простая процедура, что это возможность прищучить «Ньюронетикс», а тем временем со мной тут начинают какую-то игру? Да хрен там!

— Прошу прощения, директор. Я хотел бы вернуться к тестированию.

— Хорошо. Но подумайте вот о чем. Тест эмоционального фона не работает на новом поколении…

— Снова прошу прощения, директор. Это пока не доказано, пока решение не вынес уполномоченный блэйд раннер. Если бы вы допустили проверку до пуска в серию Евангелионов версии «ноль-ноль»…

— Исключено. Вы работаете со всеми производителями Ев, а утечки мы допустить не могли.

— Это вопрос безопасности человечества, — сказал я и понял, что выстрелил мимо.

— Хотите поупражняться в деловой казуистике, старший лейтенант?

«Да-да, академию ты мне оплатил, но вот таким тоном звание произносить не надо. Оно мое».

— Нет. Я хочу провести тестирование, — сказал я, от души надеясь, что это не прозвучало слишком нервно. — Сейчас.

— Как угодно, — спокойно сказал отец. Словно и не звучали призывы к сделке за несколько секунд до того. — Процедура стандартная, случайная выборка. Из пяти человек будут две Евы. Как вы понимаете, они на Земле совершенно законно. Приступайте.

«Да неужели? К чему?»

— Спасибо. Куда мне пройти?

— Никуда. Тестовый субъект номер один перед вами. Мой референт.

Я посмотрел на Рей Аянами, потом на отца. Он со сдержанным интересом изучал меня из-за своих стекол. Я проглотил всю глупость ситуации и подвинул к себе кейс. Замок щелкнул, крышка откинулась, и на сервомоторах выплыла туба тестового модуля. «Выясни, что она синтетик. Докажи очевидное. Что за абсурд».

— Хорошо. Аянами-сан, не шевелитесь.

Девушка замерла. Тремя касаниями я расположил точки лазерной калибровки вокруг ее левого глаза, дождался ответа прибора и принялся за самую утомительную процедуру: инструкции.

— Наведение завершено, вы можете расслабиться. Основной луч контролирует состояние вашего глаза: давление, движения зрачка, состояние капилляров, — скучно произнес я и вытащил из кейса «очки», тонкую полоску металла на дужках, которая повисла перед глазами и приветственно мигнула светодиодами. — Сначала мне надо провести контрольную серию вопросов. Они установят ваш базовый уровень…

— Прошу прощения, офицер. Аянами знает процедуру, — сказал Гендо Икари. — Не тратьте понапрасну свое время.

«„Мое“ время», — машинально поправил я и вслух сказал:

— Аянами-сан, если это так, вы можете произнести для протокола отказ от инструкций.

— Я ознакомлена с тестовой процедурой, — отозвалась девушка, равнодушно глядя на меня. — Согласна с последствиями проведения теста.

Следящие лазерные маркеры неторопливо кружили вокруг ее глаза, на лице Рей Аянами отражалось космическое спокойствие Евы, а я не мог подавить в себе желания начать тестовую серию с вопроса: «Как вы относитесь к косметике?».

— Расположите эти слова от самого приятного к наименее приятному, — сказал я, поправив дугу перед глазами. — Меч, сон, улыбка, машина.

— Улыбка. Сон. Машина. Меч.

Я прищурился, изучая пляску огоньков и данные на экране прибора. Задержка восемь десятых, первый уровень установлен. Едем дальше.

— Вам показывают ролик боя быков. Ваша реакция.

Пауза — нормальная такая пауза. И по моему мнению, и по мнению умного приборчика, субъект сейчас копается в памяти, ищет ассоциации… А вот и эмоции пошли.

— Отвращение. Жалость. Я не люблю кровь.

А вот это оказалось забавно. Светодиодная дуга убеждала меня в живости реакции, а вот мое собственное впечатление неуверенно пасовало: на лице Рей Аянами словно не было мимических мускулов. Ну и пес с ними. Может, забыли вырастить, главное, что второй уровень установлен.

— Вы видите, как умирает человек. Его смерть естественна. Ваши действия.

— Я уйду.

Гм. Эмоции оказались необычно сильными, и я невольно принялся изучать это бледное лицо внимательнее. Даже установка уровней оказалась весьма красноречивой и мощной. Нет, ну какая выдержка, а? Неужели она человек? Но, черт меня побери, почему она тогда не накрашена?

«Синдзи, ты фетишист. Косметический. Ты видел Ев с полным макияжем, видел без. Ты всяких видел. Какого хрена тебе сдалось это лицо, а?»

— Уровни установлены, — сообщил я вслух. Присутствие отца злило и раздражало, теперь уже его взгляд впивался мне в щеку, но тестирование занятной девушки оказалось прочным щитом. Пусть себе пялится. — Теперь основная последовательность.

— Я готова.

— Вам приснилось, что вы стали птицей. Это очень яркий сон, вы парите над землей и видите мир, которого никогда не знали. Он прекрасен. Что именно вы видите внизу?

Это был мой любимый вопрос в шкале. Очень поэтический и очень мощный — бьет наповал. Да, многие гомо сапиенсы даже при ответе мямлят и несут хрень, но у некоторых даже при прослушивании вопроса такая пляска идет… Ах ты ж боже ж ты мой. Рей Аянами оказалась из немногих — такой живой и быстрой реакции я еще не видел. Но какой танец огоньков на дуге!.. Это было великолепно.

— Там зелень, — скучновато сообщила мне девушка. — Ее много, там есть деревья, и луга. А на горизонте — замок.

Замок? Ого, какая поэзия. Передо мной сидел не просто человек, но даже вполне себе начитанный человек, умеющий чувствовать красоту воображения. «Вот и верь после такого глазам. Особенно красным».

— Вы ведете ховеркар. Ваша машина сломалась, и вы падаете. Вы знаете, что внизу есть экран и с вами ничего не случится. Что вы чувствуете?

— Мне страшно.

Как-то неуверенно она себе это представила, решил я, глядя на мигающие огоньки. И задержка реакции странная.

— Уточняющий вопрос: ваш опыт вождения ховеркаров?

— Два круга около офиса компании.

Ну вот и все понятно, вот и ладненько. Конечно, для очистки совести стоило узнать, боится ли она вообще высоты, но процедурно я уже решил «вилочную» ситуацию, можно смело продолжать.

— Вы видите мужчину, который вам нравится. Вы без раздумий пойдете на свидание, если он вас пригласит. Опишите его внешность.

«Папочка сейчас решит, что я клею его секретаршу. Самое пикантное, что он даже не пикнет, потому как я аннулирую тест, ляпни он хоть слово».

— У него темные волосы, синие глаза. Он высокий. Все.

Задержка ответа солидная, у меня в мозгах — тоже. А потом я сообразил, что Аянами описала не только меня, как мне поначалу очень самоуверенно показалось, но и отца. Хотелось уточнить по поводу бородки, но это я решил отставить. Тем более, что реакция на вопрос последовала правильная, и теперь даже визуально я заметил небольшое смятение.

«Круто. Я впервые тестирую человека, который по отмороженности даст фору любой Еве!»

— Спасибо, — сказал я и выключил тестовый модуль. — И установка базового уровня, и основная последовательность подтверждают, что вы — человек. Разброс минимален.

— Это попало в протокол?

Вопрос отца застал меня врасплох: я снял светодиодную дугу и внимательно изучал лицо Рей Аянами, напрасно ожидая реакции на свое сообщение.

— Мм. Естественно, директор.

— Поздравляю, тест Войта-Кампфа только что прошел Евангелион версии «ноль-ноль».

Как это там говорится: если бы я не сидел, то упал бы?

— Н-не понял вас. Она — Евангелион?

Позор был гениален, и я усугублял провал методики своей личной тупостью. Отец, естественно, отвечать не стал, впрочем, я и не уделял ему слишком много внимания. Оказалось, я очень быстро привык к поразительной мысли, что Рей Аянами — все же человек, и теперь смотрел на нее, вглядывался в это лицо, пытался понять, что же изменилось и изменилось ли что-то. На этой седой девчонке я меньше чем за час прокололся дважды.

— Я требую доказательств, — сказал я, слыша в своем голосе скверный неуверенный хрип.

— Пожалуйста. Я как ее хозяин выдаю вам разрешение на забор костного мозга.

«Она же, блин, прошла тест!» — чуть не ляпнул я, но тут же взял себя в руки и достал из кейса экстрактор для пункции. Если это цена моего позора, то я хочу точно знать, что меня не надули.

— А теперь представьте, что забор костного мозга станет единственным средством вычисления Ев, — сказал директор. — Пока аппаратное тестирование не выявит подозрение на синтетику, брать пробу вы можете…

— Только с разрешения человека, — сухо сказал я, выставляя ограничитель на шприце. — Понимаю.

— Поговорим о сути сделки, старший лейтенант?

Я обернулся к нему. Все, что происходило в кабинете, плыло мимо него — невозмутимая сволочь опиралась локтями на стол и прятала бороду за сплетенными пальцами. Его партия, его поле, его невнятная выгода. И соперник-дилетант в комплекте — Гендо Икари вчистую обыграл меня единственной пешкой.

— Хорошо. Сейчас.

Я снова посмотрел на Аянами и коротко распорядился:

— Пиджак и блузку — снять.

Девушка поднесла обе руки к горлу и с непроницаемым лицом принялась расстегивать форменную одежду. «Я не люблю пешек. Особенно тех, которыми меня бьют. Вперед, машина». Она раздевалась плавно, мягко, и я напрасно искал в этих движениях хоть что-то нечеловеческое — что-то, кроме полного отсутствия стыдливости. Когда на зеркальную столешницу легла серая блузка, я поднял экстрактор, снял колпачок с иглы и обошел стол, ощущая, как греются щеки — в такое дерьмо я еще не попадал. С одной стороны невозмутимый отец, наблюдающий за брошенным неудачником-сыном, с другой — Ева в простом белом лифчике. И кто из них более отмороженный — не понять.

«Грудь как грудь. По буферам ее от живых не отличишь».

— Прижмитесь к спинке стула, — буркнул я и приставил иглу к белой коже над рукоятью грудины. — И не дергайтесь.

Я завел левую руку за спинку ее стула, некстати напомнил себе, что в блэйдраннеровской модели нет обезболивающего, и нажал на курок. Тупой щелчок, отдача толкает руку, еле слышный хруст кости — и на бледном лице появилась слабая, едва заметная гримаса боли.

«А вот эту функцию вам очень кстати вшили».

— Закончено. Можете одеваться.

В голове звенело — индикатор первичного анализа на экстракторе горел красным.

— Итак? — поинтересовался равнодушный голос.

Я обернулся к отцу. Что-что, а поражения я признавать умею. Особенно перед ним: часто приходилось, видите ли. Практически — одно сплошное поражение.

— Я выслушаю ваши условия и передам их. Но от меня…

— Да, я понимаю. Но вы приложите все усилия. Не сомневаюсь, что в случае разглашения ответственность за провал процедуры возложат на вас.

«Да-да, пьяница с волчьим билетом, который получил второй шанс. Естественно, меня похоронят…»

— Мы задержим информацию о провале Войта-Кампфа. В прессу ничего не попадет.

Это уже становилось просто нереальным — не он ли только вот недавно распинался о несовершенстве методики? Я был разбит, обескуражен, подавлен и слишком слаб, чтобы думать. «Давай, контрольный уже».

— Понимаю, — устало сказал я. — Зачем?

— «Ньюронетикс» разработает новую версию теста. С эксклюзивными правами на поставку оборудования блэйд раннерам.

«Чертовы бабки, отец. Чертовы бабки… И это то, ради чего ты меня мариновал?»

С другой стороны, а что, я должен быть исключением на пути к миллиардным тендерам?

— Понял. В течение дня с вами свяжутся.

Я смотрел в глаза Рей Аянами и чувствовал себя… Прямо скажем, я себя чувствовал. Точка.

— Хорошо. Не смею вас задерживать.

«„Пошел вон“», — привычно перевел я и встал.

Подумать только, еще с утра жизнь казалась мне не таким уж дерьмом.

— Скажите, директор… Зачем вы начали программу эмуляции эмоций у синтетиков? — зло спросил я.

Он ничего не ответил и тоже поднялся, расцепляя руки. «Дьявол тебя раздери, отец, ты и черта создашь, если будет спрос! Начнут гибнуть люди, дохнуть Евы, а вы все тут будете жрать от пуза — над дождем, над войной, над всем». А я неудачник.

— До свидания директор. А ты, Аянами, только не умри от избытка эмоций, — буркнул я напоследок и уже повернулся было к выходу, когда краем глаза заметил ее лицо.

«Минуточку…»

Я сел в кресло и снова положил кейс на стол, поражаясь собственной тупости.

— Прошу прощения?

— Я хотел бы задать еще один… Пару вопросов Евангелиону Аянами, — сказал я. Меня трясло и очень хотелось успокоиться, стиснуть зубами сигарету, но — нельзя, нельзя…

— Мне кажется, мы все выяснили.

Если отец и был удивлен, он никак этого не показал, но мне уже было наплевать — я откинул крышку кейса и включил лазеры.

— Это займет совсем немного времени, уверяю вас.

Тишина — это он так соглашается. Аянами замерла в своей не до конца застегнутой блузке, и ее глаз снова окружили точки маркеров.

Прав я или нет, но…

— Ваш начальник вызывает вас в кабинет и приказывает раздеться. Вы понимаете, зачем, это уже не впервые. Ваши ощущения?

«О да, — подумал я, наблюдая за светопреставлением на дуге. — Это не удар победы, папа. Это пока мелкая месть. Я уже все увидел, что хотел. А теперь мы еще и выслушаем. Кукла с эмоциями — это так круто. Наслаждайся тем, что ты дерьмо, папа».

— Стыд. Боль. Отвращение.

Бинго. А теперь…

— Вы узнаете, что ваш друг — Евангелион. Вам поручают прекратить его существование… Ваши ощущения?

Бум… Бум… Бум… Целых три удара моего охрененно быстрого пульса — и мрак кромешный на приборах, только белая лампочка. До начала светового шоу прошло целых три секунды.

— Мне очень жаль. Я сделаю это, но мне жаль.

— Спасибо, Аянами-сан.

Пульс отплясывал обалденный ритм, я едва сдерживал желание откинуться на спинку стула и закурить. Протоколы отработали, отчет ушел, могу уходить и я.

— Сделка отменяется, господин директор, — сказал я, усилием воли высушивая голос.

Отец промолчал — он сволочь и мудак, но он умный человек. «Нексус-6» так и не пробил главный барьер синтетика: эмоциональное восприятие собственной смерти или смерти другой Евы. Можно научить изображать правильные эмоции, но эмулировать это… Наверное, для таких вещей еще долго не будет хватать мощностей. Не знаю, какой там контур за эту экзистенциальную хрень отвечает, но я бы назвал его «душой». Ну, а дальше все просто: не можешь хотя бы эмулировать — не суйся к тесту Войта-Кампфа.

Я закрыл кейс и пошел на выход.

— Знаете, референт Аянами… Думаю, директор Икари вряд ли прошел бы этот тест. В отличие от вас.

Я шел прочь от серой пирамиды к своему ховеркару, но все же не выдержал и полез в карман за сигаретами. Моя маленькая победа — можно ведь позволить себе слабость, а?

«С другой стороны, что в тебе еще, кроме слабости?» — подумал я, с наслаждением запрокидывая голову и выпуская в марево щита струю дыма.