Человеческое, слишком человеческое

Глава 15

— Чисто.

— Чисто.

И еще бы, подумал я, вслушиваясь в перекличку спецназа. Сверлящее ощущение чужого взгляда — то ли чутье, то ли паранойя — исчезло, как и не бывало. Кто бы ни стрелял по мне в разгар боя, он испарился, оставив на память внушительный синяк и режущую боль при попытке глубоко вдохнуть. Я огладил спасительную ткань, которая аккурат над синяком стала черной и шершавой. «Ну почему я не почувствовал попадания?» Какие-то подозрения долбились в голове, но ни оформить их, ни отогнать прочь — желания не возникало.

Окружающих заботили куда более существенные вопросы, так что под сводами зала перекатывались крики и ругань — а это ведь еще не набежали энергетики, которым мы аннигилировали целую генераторную.

— Модуль изолирован.

Капитан уселась рядом — на каталку ховеркара «скорой» — и со второй попытки засунула телефон в карман. Выглядела Кацураги бодро, и, я бы даже сказал, воинственно. «Не иначе, на стимуляторах». Я кивнул ей и продолжал поглаживать грудь. Да знаю я все, не надо тут. И облажались мы, и ущерб нереальный, и ушли обе твари. Но самое главное — это была, черт побери, скоординированная засада. Это были совместные действия.

А история сговора Евангелионов имеет только один прецедент с крайне печальным термоядерным исходом.

Нишапур.

Да, синтетики в случае массового побега — как у «„нулевых“ Саббебарааха» — сбегают всегда вместе, вместе пробиваются. Но это ситуативный союз: они легко бросают раненных, без колебаний разделяются и вообще ведут себя как… Как синтетики. То есть, холодно и расчетливо — теряться в толпе надо по одному. Значит, есть некий интерес действовать сообща, и интерес этот куда важнее, чем желание раствориться в «безднах» мегаполиса. Значит, они таки сбежали по приказу. Значит…

Да ни хрена это не значит. Я слишком хорошо помню того Еву — в спортивном костюме. Того, у которого в кармане лежала фотокарточка. Того, который вместо бегства сам на меня напал. Синтетик-мститель, синтетик-влюбленный, — я бы, наверное, посмеялся даже.

Недельки так две назад.

— А еще в этом надо убедить СКЕ, — серьезно сказала капитан, и я вздрогнул.

Паника. Паника-паника. Я, кажется, что-то сболтнул вслух — да еще и облек в умные фразы.

— Ээээ…

— Да, Синдзи. Самое время потупить, — медленно произнесла Кацураги. Безо всякой издевки, кстати. — Потому что если этот инцидент станет достоянием общественности, сюда введут войска.

«Да вы оптимист, кэп. Скорее уж для пробы выжгут этот модуль, чтоб коробка и переборки только остались. Ради таких страстей и стратопортом пожертвуют».

— Но… Возможно, именно так можно нажать на еваделов? В смысле, добиться запрета «нулевых»? Докажем СКЕ, что синтетики формируют привязанности, по двое отбиваются от блэйд…

— Иди ты, — сказала капитан с тоской в голосе. — Они там все двинуты на идее, что есть приказ сверху. Даже порадуются докладу об этой парочке.

Пожалуй. Тому, кто не видел эмоциональную Еву, — не понять. Никто ведь не поверит, что с преодолением этого рубежа — рубежа чувств — синтетики стали уже неотличимы от нас, что это просто люди, способные перебить роту спецназа. И уж точно никто всерьез не станет задаваться вопросом, почему же Нагиса стал маньяком. Ответ один: «Это же Ева!» — и так плечами пожать выразительно, мол, кто ж их поймет. А вот как из ангелочка вор и убийца вырастает, так сразу начинаются копания и метания: родители? Компания? Гены отчебучили? Передачи снимают — «Родом из детства» всякие, адвокаты в судах глотки дерут, мол, подсудимая росла в семье алкашей и регулярно подвергалась разно-всякому насилию…

«Тьфу ты. Тебя только что чуть не грохнул синтетик, а ты ему оправдания ищешь».

Но одно ясно: люди однозначно сливают синтетикам даже в шестичасовых новостях.

— А вот и департамент энергетики, — сказала Кацураги, разглядывая группку новоприбывших граждан с кислыми лицами. — Пойду, попробую договориться, чтобы вас убили быстро и без пыток.

— Ага, спасибо, кэп.

Кацураги встала и совсем было собралась уходить, когда я сообразил, что как-то о важных вещах речи и не было.

— Капитан, пара вопросов. Можно?

— Давай быстрее, — буркнула она, хотя я сразу понял: ну не торопилась она к этим энергетикам. Совсем не торопилась.

— Почему свидетеля Трибунала не отстранили от работы?

Мисато-сан жестом остановила подбегающего к нам Винса и отправила его прочь — я едва успел кивнуть коллеге.

— Ну, тут все просто. Ты очень важный свидетель, Икари. Очень. Но «Чистоту» закопают и без тебя — слишком уж на них много всего. А СКЕ без движения по своему делу очень нервничает и брызжет слюнями.

Ага, понятно. Мол, на тебе эскорт, на тебе статус, и все у нас по протоколу, для протокола и только ради протокола.

— …К тому же, — продолжила Кацураги, — ходят слухи, что корпорации давят на Трибунал, и вердикт уже практически в шляпе. Так что… Что-то еще хотел узнать?

Да что тут еще узнавать. Даже как свидетель я толком не нужен никому, Ев проворонил вот, пулю поймал, как идиот. Короче говоря, надо рвать когти отсюда — и подальше.

«И с Рей».

Я задвинул приятную мысль прочь.

— Ну и еще одно тогда. Раз такое дело, могу я отказаться от охраны хотя бы на работе?

Капитан приподняла бровь:

— Мешают?

— Да как вам сказать… Просто здесь еще пойми, кто кого охраняет.

Кацураги кивнула:

— Понимаю. Постараюсь уладить. В принципе, модуль все равно к чертовой матери опечатали, патрули на каждом уровне… Хорошо. «Виндикаторы» будут ждать тебя на парковке. Но чтобы от Аски и на шаг не отходил. Понял?

Я промолчал. Что тут еще сказать — не буду же я ей душу выворачивать. Мне до смерти не охота вспоминать тот момент, когда — прыжок, какой-то щелчок в мозгах, и я в последний момент сбиваю смерть над головами этих парней. «Семь лишних стволов… Не надо мне этого».

Она ушла, а я сидел себе, чесал грудь, моргал и щурился от всех этих прожекторов, морщился, жуя таблетки. Сейчас прибегут поисковики, выдадут результаты, и меня спустят с поводка по примерным наводкам. «Кстати, а где это вторая гончая?» Я повертел головой и обнаружил Аску, треплющуюся с Аобой.

И что-то мне так хреново стало, аж скулы посводило.

Блэйд раннер — хорошая работа. Очень качественно приучает к одиночеству. К тому, что ты нужен всем, но по сути — даром никому не сдался. Вообще. Я глотал горькую от лекарства слюну, моргал, оглядывался и понимал: все это классный мирок, который мне безумно нравился по многим причинам. И причины эти никуда не пропадали. Не пропадали ведь?

Не пропадали, не пропадали…

«Аянами. Что ты со мной сделала?»

— Синдзи, подъем.

Я поднял глаза: Аска и Сигеру словно телепортировались вплотную ко мне, даже позы те же и положение рук.

— Привет, Икари. Как ты? — полюбопытствовал Аоба, и я принялся его изучать. То ли капитан целительно действует, то ли еще что, но ни следа запоя на лице блэйд раннера не наблюдалось. Железный парень. «Нет, правильнее сказать: „металлический“. Он же что-то эдакое там слушает?» Клево. Я, оказывается, это помню.

— Да нормально. Есть что-то новое?

— Ага, — кивнула Аска. — Отозвались искатели с двести двадцатого уровня. Вроде, местные дали наводку на логово наших друзей.

— Отозвать бы все эти партии, — покачал головой Сигеру.

Ага, твоя правда. Как только синтетики поймут, что их обложили, начнут брать заложников. Стандартная реакция — расчет на видовую солидарность, которой они сами якобы лишены. Или были лишены? Не важно. Потому что мы, люди, куда продвинутее, хоть и без «Нексусов», нам упокоенная Ева важнее жизни человека — мы и город пожжем, если что.

«Тьфу ты, да что ж такое?»

— Ладно. Пойду я, — сказал Аоба. — Да, слушай. Ты завтра как всегда — прогуливаешь? Или хоть раз придешь?

Завтра. А что завтра? Что это я прогуливаю — да еще и «как всегда»?

— Завтра, болван, день рождения твоего шефа, — сообщила Аска, лохматя пятерней свою челку. — Даже я в курсе. А еще знаю, что она тебя уже даже не приглашает.

Ну, последнее — это болтун Сигеру, предположим. Но вот ведь блин, а правда. И сколько ж это капитану стукнет? Гм.

Я встал, поморщился и решил отложить размышления о праздниках на потом.

— Посмотрим, — ответил я на взгляд Сигеру. — Идем, Аска.

Мы двинулись к коридору из генераторной — бывшей генераторной, и сзади осталось это все: и разгром, и спецназовцы, которых я сначала чуть не убил, а потом спас, и спор энергетиков с Кацураги, которая завтра родится и к которой я не хожу в гости… И какие-то дурацкие мои сомнения.

То есть, это я хотел, чтобы сомнения там остались.

Эта дверь мне не нравилась — как и весь коридор и весь жилой блок. Трущоба, как она есть. Тут часто объединяют комнаты, сносят перегородки, меняют планировки, объединяя квартиры, и в результате внутри возникает такой лабиринт, что ого. Полиция в восторге.

— Входим? — полюбопытствовала рыжая.

— Да.

Искателей разогнали, местные в этот блок только заходят — для своих темных делишек. Так что можно работать: с чистой совестью и пустой головой, не забитой посторонними заботами.

Аска с разворота впечатала каблук в замок, и дверь со скрежетом пошла в паз. И как только она открылась, я сразу понял: протухло тут все, причем во всех прямо-переносных смыслах. Из темного провала несло затхлым воздухом, пылью и влагой, старой бумагой, какой-то перекисшей органикой — и пустотой.

Я поднял пистолет, нацелил его в чернило и вошел. Тут же, отзываясь на угольный мрак, опустилась пленка прицельного модуля, и в глазу зачесалось. Да что там — в мозгу тоже зачесалось, когда поле зрения неестественно ярко подсветилось. Так себе удовольствие, но в темноте по-другому не выйдет. Тупая микросхема тотчас же отчиталась о наличии еще одной жизненной формы, прямо за спиной, и я парой касаний внес Аску в список исключений.

«Да, понимаю тебя, дружок. Нелегко работать в паре».

Прихожая.

Кучи вещей — сюда их, похоже, сваливали: какие-то остовы кресел, бескаркасные лежаки, даже глыба старого системника в углу. И слух напрягать не надо — пусто.

Короткий щелчок пальцев. Значит, Аска пришла к тому же выводу.

Что ж, дальше.

Мы обшаривали комнату за комнатой, у меня закаменели мышцы от всех этих процедурных взаимных страховок — прижаться, присесть, выскочить, прикрыть, присесть, прикрыть, выскочить. В груди резалось, воротник, взмокший от пота, больно впивался в шею, а уж как хреново глазам было…

Щелк-щелк. «Даже так? Неужто что-то интересное?»

Я вошел в комнату, куда десятком секунд ранее скользнула рыжая. Тут было относительно просторно, был стол и даже какой-то странный порядок в расположении вещей: определенно тут у нас кто-то обитал. А еще — на столе лежал отключенный телефон и вокализатор.

Аска кивнула мне, и мы двинулись дальше, а я положил на полочку еще один ответ. И снова потянулась вереница комнат, я бы заблудился здесь — в этой тесноте, на этом долбаном кладбище вещей, где затхло, тошно и мерзко. Просто потому, что люди ушли, а остались вещи. Однажды сапиенсы исчезнут, а это все останется — мир, забитый ненужным хламом. Тут много исправных предметов, хватает того, что можно переработать, но слишком уж поспешно мы идем к звездам, чтобы оглядываться на такую вот срань в недрах полу-убитого модуля стратегического назначения.

Еще на входе в очередную «мою» комнату, я понял: тут что-то не так, не совсем обычно. Тишина какая-то особо густая, запах дымчатыми струйками уползает в другую область спектра, и вообще — пустота тут не такая.

Это была спальня, и именно здесь я окончательно поверил, что Евы ушли, и никого мы в блоке не найдем.

— Гнездышко, — подала голос Аска. Она тоже сделала выводы, и теперь можно поговорить. И слава небу, мне как-то противно уже слушать молчание, щелчки да звуки шагов и молчать в ответ.

— Ага.

Я обошел комнату, приподнимая стволом разбросанные предметы одежды.

— Как думаешь, они спали вместе? — спросила Аска, изучая кровать.

«Озабоченная, что ли?»

— Это важно?

— Нет. Просто пытаюсь представить, — со злостью в голосе сказала она, — насколько эти Евы… Не такие.

Я обернулся. Рыжая кончиками пальцев оглаживала подушку, и ее лицо пряталось за густыми волосами. А меня осенило, почему Аска ошиблась, почему Мари Макинами отделалась только отстреленной ногой. Разгадка проста: ненавистник Ев Аска Сорью Лэнгли оказалась не готова к такому повороту событий — совместная засада, раненная Ева убегает, а не нападает…

«Да у меня же фора перед рыжей».

— Да. Они совсем другие, Аска. Они не имитируют людей. Они уже…

— Заткнись!

Я моргнул. Аска смотрела на меня, тяжело дыша, ее ноздри раздувались, а пленочный прицел услужливо подсказал, что пульс напарницы сейчас около ста. Вот как оно выглядит — переход количества в качество. Вот каково оно — ненавидеть синтетиков. Мне вдруг стало спокойно и хорошо: вокруг никого, на сотни метров в любую сторону, вокруг тишина и мертвечина заброшенного блока. И никто, кроме меня, не узнает, что скрывается за наглой рыжей маской.

— Просто заткнись, Синдзи, хорошо? — уже тише сказала она.

— Да ради бога, — ответил я и, отвернувшись, споткнулся. Я опустил взгляд и присел.

— Аска, иди сюда.

На полу лежал кот. Дорогущая штука — домашний робот, полу-органика. А самое интересное, что я сбил животное-подделку с подстилки, на которую его уложили.

— Электрокот? — Аска села рядом. — Откуда он здесь?

Это был вопрос на «„А“ с плюсом». За такую игрушку, пусть и отключенную, можно получить неплохие деньги, а уж для обитателей «бездны» — так целое состояние.

— Полагаю, Каору притащил.

— Зачем?

Я ощупывал мертвое существо — программа имитации окоченения не отработала, значит, животное сломано. Истощение источника? Да хрен его знает. В лабораторию, словом, его — заодно выясним, откуда электрокот. Может, прояснится какая-нибудь деталь маршрута беглецов. Я поднял животное и обернулся:

— Аска, ты не видела чего-нибудь вроде пакета?..

— Эй, погляди.

Я проследил взгляд Аски: голова кота болталась под странным углом, и я запустил пальцы в шерсть на загривке. Хм. Сломаны позвонки. И как это понимать? Я вспомнил свой давешний, хм, разговор с Нагисой и скривился. Я ведь спрашивал его о котенке в «бездне» — вот и не верь в судьбу после этого. Воспаленный мозг рисовал одно объяснение за другим: Ева нашел умирающего электрокота и прикончил из жалости, животное было мертво, а синтетик зачем-то притащил его к себе, Каору почему-то повернут на мертвых механических котах…

— Держи.

Я кивнул Аске и завернул тушку в целлофан.

— Нога и дохлый электрокот, — сказала Аска. — Офигенная добыча за сегодня.

Лучше, конечно, промолчать — видимо, она просто так в себя приходит. Да и сама она понимает, что расслабляться не стоит. С другой стороны, у нас еще уйма мест, которые надо проверить, прорва работы — и огромный модуль, из которого никого не выпустят, пока мы тут прохлаждаемся.

«Ну, всем приятного пребывания».

Покидали мы логово Ев куда спокойнее, без нервных бросков и перебежек, но воспоминание о вспышке Аски уверенно шагало рядом с нами — и это был крайне неловкий попутчик.

В коридоре я убрал пленочный прицел и принялся тереть глаз. Клевое ощущение — когда долго хотелось, но нельзя, и вот наконец можно. Обожаю. «Незанятым» глазом я покосился на Аску — у той были какие-то странные очки, похожие на те, что используют в тире, и, задвинув их на макушку, рыжая по-детски орудовала сразу двумя кулаками. «Это она удачно не накрасилась», — решил я и пощелкал кнопками на вороте плаща, переводя рацию в режим «не занят».

— Спать хочу, — буркнула вдруг Сорью. — И кофе хочу. И чтобы массаж.

Эк тебя развезло, Веснушка-тян. Так, смотри, совсем человеком станешь. От мыслей о непосредственности напарницы меня отвлекли быстро.

— Икари? Это Винс.

— У аппарата, — ответил я, наблюдая, как немка скручивает голову фляге, невидяще пялясь перед собой. — Первый объект — чисто.

— Принято. Внутренний колодец «два-шесть», на уровень выше вас.

«Хорош вояку изображать, позер».

— И что там?

— Пропала связь с искателями.

Мать вашу. Я махнул Аске и побежал. Где лестница? Ну же…

— Винс, что за колодец?

— Теплообменник.

— Понял. В первый объект засылай следаков со сканерами…

«Что я забыл, что я забыл? А, блин, вот!»

— Да, и еще, Винс… Винс, прием?

— Здесь.

— …у лестницы на двести девятнадцатый я оставлю пакет. Желтый. Пусть подберут.

— Принял.

Я притормозил у самого пролета, опустил пакет с электрокотом и обернулся к Аске. От сонной и расслабленной немки ничего не осталось — рыжая кошка, сутулая и хищно прищуренная. Ну и гаубица в комплекте.

— Ну что?

— Ага.

Вот и поговорили. Надеюсь, ты сделала выводы, Аска. Иначе все зря. Совсем зря.

Я вылетел на марш и несколькими движениями ствола отсек все проблемные сектора — углы, ниши, дверь непосредственно в колодец. Пока чисто. Красные рабочие лампы, тяжелый кровавый воздух, тени едва ли не гуще предметов. Слух напрягать бесполезно: за стеной гудят теплообменники, и хлещет под давлением рабочая жидкость. Оглушит к чертям.

Щелчок.

Я обернулся и сразу же увидел, на что указывала Аска — у самой служебной лесенки сидел человек, и пытался зажать разорванный живот. Кишки держит, понял я. А еще понятно, что наш клиент рядом.

Прости, неизвестный коллега, что не бросаюсь сразу на помощь: вряд ли тебя не добили по ошибке, а уж на жалости этот сукин выродок играет слишком грязно. Не хочу подыхать зазря.

Щелк-щелк. Щелк.

Аска щелкнула раз в ответ, прижалась к стене и замерла, выцеливая раненного — теперь у нее куда лучше видимость, и любого, кто на меня кинется, она снесет без забот. Ну, а я… Я выдохнул и пошел вперед, изучая местность поверх ствола P.D.K.

Люблю быть наживкой. А еще — пока глаза смотрят, а уши слушают — забавно подумать, кто нападет. Мари, скорее всего, отлеживается, либо попытается свалиться на Аску, занятую прикрытием. Чисто тактически я ей второго не советую, конечно, — но был бы весьма благодарен. Ну, а Каору… Иди сюда, деточка.

— Эй, блэйд раннер!

Увидел наконец. Сейчас.

— Лови «регеногель».

Я бросил ему баллончик с тампоном. Капсула покатилась, подпрыгивая, но глухой звон потонул в грохоте теплообменника.

— Помоги, не могу руки отнять! — хрипло каркнул раненный.

Еще метров семь. Черт, какие глаза у него — долго не протянет.

— Да быстрее ты, сука! — прорвало искателя и он зашелся булькающим кашлем.

Сам вижу. Поверь, с моей смертью тебе легче не станет. Еще шажок. Лужа крови у паха сидящего была чудовищна — или меня дурил тяжелый красный свет. А еще там был след — едва заметный след, кто-то вступил в плеснувшую кровь — вон у стенки брызги.

А еще — это след от каблука, который направлен от сидящего.

От него — в густую тень у самого громкого агрегата.

Я остановился.

— Где Ева?

— Да чтоб тебя так порвало, сука! — заорал раненный. — Я сейчас…

— Где Ева?!

— Вверх, он полез вверх!

Это была паника, и я похолодел. «Да ну, не может быть». Нет-нет, гонево, так не бывает. А еще раненный косит — и все бы ничего, но в движении глазных яблок есть схема — и я выстрелил в ядро этой схемы — в тень, а неразличимым мгновением спустя тень взорвалась прыжком.

Кувырок — Ева проходит мимо, а мне щеку обжигает прошедший мимо выстрел.

«Тяжело на одной ножке скакать?»

Макинами выкатилась между мной и Аской и вдруг, изогнувшись, пружиной бросила себя навстречу рыжей. Я разрядил пистолет ей вслед, напарница тоже куда-то там попала — стену забрызгало черными каплями, но обезумевшая Ева уже вышла вплотную к Сорью.

Голосил раненный, ревел охладитель, а я сквозь мгновения тянулся к курку лазерного блока, понимая, что выстрел гарантированно порежет все и вся — и синтетика, и человека.

«„Берсерк?“ Не успею».

Сознание толчками удлиняло паузы между секундами, гул труб с теплоносителем ушел в глубокий инфразвук, но движения двух девушек все еще были слишком быстрыми. Зато теперь видно, что на полу валяется длинноствольный полицейский «комбо», на Макинами — широкая светлая куртка, в спине — дыры, а ниже колена у нее прилажен какой-то костыль, обмотанный тряпками.

«Да как она движется вообще?»

И тут я потерял нить времени.

Аска размытой тенью ушла из-под удара в горло, метнулась в сторону, но не увеличивая расстояние для выстрела, а просто обходя уносимую инерцией Мари.

Шаг.

И Ева открыта для выстрела. Я уже топил курок, когда Сорью взмахнула рукой, перечеркивая синтетика наискось, и вот теперь Макинами просто взорвало изнутри — не в пример ярче, чем при попадании 600-го.

Так на моих глазах человек впервые использовал против Евы вибронож.

— Я не хотел! Они обещали!.. Пожалуйста!

Сложная приманка рухнула в лужу своей крови и вопила, не переставая. Гул в ушах сходил на нет, сердце, готовое уйти в «берсерк», замедлялось, а с пола вставала Аска, с рукавов которой густо капала черная кровь.

«Черт побери, вот это была скорость, — долбилось в голове. — Вот это. Была. Скорость».

— Я в норме. Я в норме, — крикнула Аска и нагнулась за ZRK. — Все нормально!

О, даже шок какой-то… Я посмотрел, как она с опаской подходит к искореженному телу, как заводит себе за спину ствол, и обернулся на звук:

— Помогите же мне!

Он еще жив. Славный день, парень: выпустили кишки, посадили истекать кровью, взяли на мушку, пообещали что-то. А еще — чтоб ты знал — это такая игра. Игроки они, парень. Вернее, теперь уже один игрок. Я наклонился над раненным, перевернул его и раздавил капсулу «регеногеля» над рваной раной в животе.

— Синдзи!

Я вскочил. Аска бежала ко мне — и это было страшно, потому что, как в замедленной съемке, за ее спиной разворачивался огненный клубок взрыва.

За секунду до того, как пламя лизнуло меня, мы скатились по служебной лестнице куда-то вниз.

Это какое-то болото — сплошная равнина, круглая кажется, ограниченная холмами, заполненная густой жижей. Край воронки? Кратер? Что это?

Я стою по колено в ледяной влаге, уже ноют щиколотки, уже морозит меня всего, а когда я поднимаю глаза, то вижу капли, которым не достичь поверхности. Они попросту испаряются в воздухе, и все небо над моей головой затянуто дождем, дождем и паром от испаряющегося дождя.

Это, должно быть, ад.

Это та-ак банально.

И даже довольно страшно.

Передо мной появляются круги, и над вязкой гладью поднимается призрак. Парень, вроде обычный себе, черноволосый — почему-то волосы даже не намокли. Его глаз я не вижу — шевелюра сбилась и почти закрывает верхнюю часть лица.

Но только когда он начинает говорить, я понимаю, чье это лицо, чьи там под чубом глаза, и почему такой знакомый плащ.

— Ты одинок?

«Я-то?»

Вокруг колеблются призраки людей — ни одной четкой детали, только образы. Просто коллега, коллега, продавец, сосед, снова коллега, капитан… Хотя нет, у капитана есть пара деталей. Грудь хотя бы.

— Ты одинок.

«А ты урод».

Только один призрак плотнее других, и остальные размывает, обращает в столбы измороси. Я смотрю в алые глаза и пытаюсь улыбнуться, но губы намертво замерзли тонким шрамом.

Больно.

— Ты спас ее ради себя. Ты не веришь в нее.

«А не пошел бы ты!»

Но силуэт тает, становится все тоньше и прозрачнее, все бледнее красные глаза, все слабее моя попытка сдерживаться.

— Твое сердце уродливо.

Она тает. Нет, пожалуйста. Я не одинок.

— Ты готов убивать ради нее — но не готов видеть в ней человека.

«Рей, останься. Он врет».

— Она была игрушкой твоего отца.

«Мне плевать».

— Она убивала.

«Мне плевать».

— Она синтетик.

Меня трясет от ледяного холода и от понимания, что если я что-то не сломаю, то останусь один — навсегда, и уже ничто мне больше не поможет, и силуэт уже бледнее тумана, и я вижу Рей только потому, что хочу видеть.

— Именно. Ты жалок.

— Я буду с ней!

Меня складывает приступ озноба, я сажусь в жижу, и теперь единственный призрак — я сам — мой единственный спутник. Наверное, надо сломать его.

Но мне очень. Очень.

Холодно.

Я вскрикнул — что-то тяжелое больно треснуло по щиколотке.

Боль — и гудение, сумасшедше сильное, и ветер, который почти прибивает меня. И чувство, что я плыву по волнам. По зверски холодным волнам.

А еще я нихрена не вижу.

— Синдзи! Где ты?!

Я приподнимаю голову — челюсть свело от озноба, и понимаю, что пленочный прицел не слетел. Славно, решил я и потянул руку к виску.

Зуд в глазу наконец унялся, и я обмер. Вокруг была ледяная пустота, наполненная гудением ветра, из стен били струи испаряющегося хладагента, и дышалось совсем худо. Но вот что совсем никуда не годится — я лежал на обломке мостика, который повис над бездной колодца.

Чертова теплообменного колодца.

И мостик был серьезно поврежден в месте крепления к стене. Я попытался приподняться, но по телу тотчас же отдачей пошла дрожь ломающегося металла.

— Синдзи!

Аска где-то выше. Хорошо. Я извернулся и оценил шансы прыгнуть. Вышел почти круглый ноль — из положения лежа не попрыгаешь, а встать я не успею. Словом, стоит лежать смирно и радоваться, что я ляпнулся на эту развалину, а не мимо. Ремонтную лестницу вот совсем рядом снесло чем-то тяжелым, так что если…

«Кстати, а что случилось-то?»

Ева. Подставной раненный. Взрыв. Я вздрогнул и наконец понял, почему к вою в ушах примешивается противный звон, и почему тошнит даже от мысли о движении. Сзади что-то ударило в настил — какой-то обломок — и мостик задрожал, отчетливо кренясь вниз. Теперь прямо передо мной находилось жерло вентиляционного канала, который гнал мне в лицо морозный вонючий воздух.

Двигаться нельзя, не двигаться — бессмысленно. Да и не попрыгаю я — окоченел уже слегка.

Мостик вздрогнул еще раз и накренился еще немного. И еще.

Минута. Максимум. Как раз всю жизнь свою вспомню — под вой вентиляторов.

«Интересно, может, я успею замерзнуть?»

Еще один удар сзади, и еще круче угол наклона — жерло теперь куда выше меня.

— Синдзи, ползи назад. Медленно.

О, черт. Я вывернул голову и увидел Аску. «Так вот что это шлепнулось последнее». Ее волосы взметало ледяным вихрем, она щурилась за своими стрелковыми очками, и на стеклянно прозрачном, белом лице выделялись почти черные губы.

— Куда?

— Ко мне, болван, fick deine Mutter!

А смысл? Хоть мою мать, хоть твою. Я, как мог, повертел головой, типа, не согласен, — и тотчас же вырвал. Контузия, мать вашу, по всем фронтам. И сотрясение. Хоть сдохну не от того.

— Я сказала, ползи, скотина! Я долго не смогу!..

Я пошевелился — двинул ногу назад, вслушиваясь в стреляющую боль. «Были бы родные кости — раздробило бы». Потом руку — и сдвинул корпус назад. Передо мной оставался след в выпавшем инее. А еще — хорошо, что из носа пока не капает. Смеху было бы… Я полз — потихонечку, по миллиметру — в кромешном мраке, а мостик дрожал, грозя обвалиться, а мне уже было все равно. Ну, разве что чуть-чуть хотелось, чтобы Аска со мной не сорвалась.

А когда я в очередной раз повернул голову, чтобы понять, где я, огрызок развалился, и я успел увидеть кроссовку, опустившуюся рядом со мной, потом — боль, обручем сжавшая мне ребра…

И полет.

Я даже успел заорать от боли, ломающей меня поперек, пока подо мной жерлом пронеслась бездна. Удивительно, но уйдя кувырком в почти непроглядную тьму, в гудение и грохот, я даже не потерял сознание.

Что это? Туннель?

Удар.

Меня поволокло вдоль стены, и я, задыхаясь, смотрел, как на фоне чуть более светлого круга выделяется силуэт человека, который словно присел и изготовился к бегу. А потом силуэт начал вставать, и рвущийся мимо меня вихрь плеснул густой шевелюрой, которая в нормальном свете должна была быть рыжей.

Аска стояла в потоке ледяного воздуха, и я почти чувствовал ее взгляд.

— Наверное, изображать шок глупо, — отчетливо сказала она и сползла по стенке.

Я смотрел на это и неспешно так воспринимал произошедшее. Какой там у нас диаметр колодца? Метров пятнадцать? Пусть три метра мостика. Пусть.

Рыжая прыгнула как минимум на десять метров со мной в охапку.

И мастерская стрельба из ZRK, и распоротая поперек Макинами — по отдельности это все тянет только на «вау», но прыжок… Да нет нихрена таких имплантатов!

Я сообразил, что Сорью уже некоторое время не двигается, и только вздрагивает.

— Аска!

Перевернув ее, я залип: кожу лица покрывала темная сетка, губы были почти черными, а тело трясло от мощной дрожи.

— Аска!

Я дал ей несильную пощечину, и она очнулась.

— С-синдзи. Х-холод-но.

Сквозь вой вентилятора голос пробивался едва-едва, и это я ухо к губам поднес. Последствия прыжка? Возможно. Но это очень-очень скверно выглядит.

— Что с тобой? Что мне сделать?

Она поднесла руку к глазам, и я увидел, что на кисти та же сетка, как на лице, но чуть тоньше, словно мраморный узор.

— Л-ливедо… Уже. Нн-ничего.

«Ливедо? Что за?»

Потом. Главное — это надо остановить… Я всмотрелся в нее и вдруг вспомнил: губы потемнели еще там, на мостике, до прыжка. Холод? Это от холода?

Я оглянулся: вентилятор гнал воздух из обменника в колодец мимо нас.

Остановить. Искать рубильник нет времени. Я занес руку над Аскиным плечом, дождался, пока сенсор ZRK нащупает ладонь. Тяжелая пушка легла в руки, и я поискал взглядом наилучшую цель. Сквозь лопасти? Опора?

Ба-бах. Отдача отшвырнула меня чуть ли не к горловине туннеля. В голове помутилось, и снова стошнило желчью. Я встал, опираясь на оружие, и прицелился еще раз.

Еще раз «молотом-по-бочке» — и успешнее. Вертушку скосило, и поток ледяного ветра утих, хотя и не совсем: видимо, дальше была еще система нагнетателей. Плевать, главное, полегче. Теперь…

Ну, отделаюсь пневмонией.

Я снял виндикаторский плащ и наклонился над Аской, складывая свою напарницу: колени к груди, перетащить ее на плотную ткань — и поменьше думать, кого я пытаюсь спасти. И обернуть, и застегнуть, где можно, ремни.

Выдох. Теперь — лечь рядом, греть дыханием лицо.

Ах да, и аварийный маячок включить.

Пронизывающий холод. Гул вентиляторов, плеск хладагентов. И жуткая сетчатая маска перед глазами.

«А не часто ли я отключаюсь в последнее время?»

Мне ничего не привиделось.

Я открыл глаза и с интересом изучил потолок, который начинал казаться куда роднее, чем домашний. Такая в нем была тусклая зеленоватость, отвечающая тупой боли, такая… Такая…

Гребаный госпиталь.

Встал я легко — тело ныло, но не так, чтобы прямо смертельно. В носу побулькивало, но — снова, на смачную простуду не тянет. А еще я удивительно четко все помнил, и имел я два главных вопроса: во-первых, что с Аской, во-вторых, кто она такая. Судя по ясности мышления, мне опять накололи разной хрени, так что можно смело одеваться и идти за ответами.

В коридоре обнаружилась Кацураги — женщина сидела у соседней палаты и о чем-то общалась с Кадзи. Ооновец встал, кивнул мне и ушел, не сказав ни слова, а вот капитан похлопала по банкетке рядом с собой.

— Мне начинает надоедать вопрос: «Как самочувствие, Икари?».

— Мне тоже, капитан.

Мы помолчали. Мисато-сан вертела в руках какую-то тонкую папочку и разглядывала ее, а я молчал просто так.

— Макинами примотала к себе бомбу, — сказала Кацураги.

— Понятно.

«Но не интересно», — добавил я про себя. Спрашивать про Аску отчего-то было неприятно. Страшненько.

— Они использовали искателя, — произнес я. Просто, чтобы сказать. — Живая приманка. Первый случай, капитан. Иначе у Макинами бы не было шансов.

— Были. Это прототип солдата новой версии — полное отключение нервных контуров в бою.

Я пощипал кончик носа. Увлекательно так вспомнились рывки изрешеченного тела и тот факт, что она рванула с одной ногой на двойку блэйд раннеров — пусть и при поддержке хитрого плана. Видимо, мозги там тоже как-то хитро отключаются.

Хотя… Кто ее поймет, почему она вообще осталась одна нападать на нас? Может, чтобы создать суматоху и позволить Нагисе уйти, а может…

— Подпиши.

— Что это?

На шапке протянутых мне документов значилось что-то вроде: «geheime Reichssache», — а дальше я читать не стал — просто подмахнул. Раз по-немецки, значит что-то про Аску. А раз про Аску все так «совершенно секретно», то…

— Капитан, как она?

— Иди сам спроси. Аска сказала, что хочет сама все рассказать.

Ну что ж, сама — так сама. Я хотя бы один ответ получил — она относительно в порядке, может разговаривать. Над дверями палаты висели часы, и я притормозил.

— Капитан, а не поздно ли — почти час ночи?..

— Она сказала, что ты можешь ее разбудить.

Кацураги встала и начала застегивать плащ, а я только сейчас обратил внимание, что у нее под парадной формой белая блузка, а у горла — простой серебряный крест на короткой цепочке. «Крест святого Георгия» — вдруг вспомнил я. А еще вспомнилось занятие по распределению, и как парни в академии чуть не передрались, пока спорили, что за разновидность креста на шее у почетной гостьи. Самой классной блэйд раннерши в мире.

Это было ровно восемь лет назад, только где-то около полудня.

— Ээ-эм. Мисато-сан?

Она обернулась, а я непонятно почему почувствовал приток крови к щекам.

— С днем рождения, Мисато-сан.

И я на секунду увидел совсем другого человека. Даже не знаю, что там такого было — в этом лице. Наверное, я настолько мудак, что от меня даже не ждут таких слов. Наверное, ее никто еще не поздравлял в больнице в час ночи. Наверное, наверное.

— Спасибо, Синдзи. Ты приезжай вечером, хорошо?

Я кивнул. Ну, порвало мне рот этой банальностью — с меня не убудет, правда. Опять же, по имени назвала.

Однако.

Я протянул руку и дверь в палату пошла по направляющим, а мне навстречу пахнуло жаром и химией. Кивнув себе, я вошел — за очередной порцией ответов.