Милина, прислонившись к кирпичной стене особняка на Баравиже, жевала лениво шашлык, запивая пивом, смотрела на еще синее небо и теплое солнце, оглядывала лица своих командиров. Приуныли мужички — канонада с востока накатывала эхом уже недалеко, вести были только горькие. Красные отступили в середине дня за Мажибару, а в Жижисилахе уже был готов полк дворян-добровольцев, который завтра ударит как раз здесь, по позициям Вольной Бригады. Злые, наглые и тоже с гаубицами. Это кирдык.
Адская Ночь. Впереди в центре Кивулиока (Агент Милина)
Милина узнавала в глазах своих лихих бойцов тот самый взгляд. У ее черного коня на Красной Скорпиона были такие глаза, когда приходилось с поля после бешеной скачки заводить его назад в вольер. Погуляли, и хватит, извиняясь и жалея рысака, она тогда чувствовала вину и горечь, запирая засовом это поверившее ей вольное существо, жившее только ветром и свободой. Оставляя наедине с сеном, одиночеством и неволей. А он-то думал, что они друзья и умчатся вместе навсегда прочь от стен и растяжек.
Парни, которых она вывела из-за решетки, освободила из каторжного рабства, боготворившие ее, еще три дня назад были уверены, что впереди что угодно, но только не снова тюрьма. И вот теперь выходило, что единственный другой вариант — Смерть. Вот и пришел конец гулянке. Уныние висело серой тучей, какие лягут на Файдазавад через несколько дней вместе с декабрем. Мужички, конечно, старались не подавать виду — все шутили да предлагали идеи про храбрые вылазки и смелые засады. Но Милина всегда хорошо чуяла, когда мужик только понтуется, а в штанах у него холодок. Но ведь бодрятся же, с уважением думала комбриг про своих отморозков. И, наверное биться будут завтра до конца. Многие предпочтут Смерть плену и каторге, решат уйти свободными. Странное, вообще, существо самец. Часто не способен принять неизбежное. Не может смириться. Ведь ладно эти, но и Лео до сих пор еще бьется где-то там Барамумбе, что-то крутится вертится. Он-то лучше всех знает, что игра сделана. Уже бы давно эвакуировался на Мжангву. Но он же ведь Лев. Гордая тварь, может там и костьми лечь. И ведь не родные ему эти рабочие, просто из принципа сгинет в этой жопе.
Милина мысленно прощалась со своими бедолагами, почти плача в душе, понимая, что сейчас придет вызов от Байлара и ее заберут, отправят домой. А они останутся тут. Горько кривя губки, допила пиво, метко метнув бутылочку в окно опустошенного дома напротив. Пиликнул телефон эсэмэской от связного Байлара — вот и эвакуация. Канцлер писал ей взять с собой тридцать человек — всех, кто много знал о деталях операции в Тезимлиме, и идти по адресу Барамани 22. Там в подвале ждут тридцать один комплект драгунской формы, с документами в карманах, пистолеты и ружья. Переодеться и спуститься в подземный ход. По нему (Ого!) 15 км по схеме до Килимы. При встрече под землей с кем бы то ни было представляться разведкой драгун, ходившей в тыл к мятежникам и посылать нахрен. Быть на месте в 23−00.
Собрала всех по списку, набрехала своим, что идет к Губербашне перетереть со Стерком, прихватила с собой, не пожелала расстаться с чудо-сабелькой. Шли по темным лабиринтам светя фонариками почти четыре часа, заблудиться было сложно, схема точная, а на стенах понятные указатели. Милина благодарно думала о канцелярских — ведь подогнали ей форму как раз, и сапоги не жмут, не трут. Дошли так никого и не встретив, порядком, правда задолбавшись. Но при эвакуации из зоны катастрофы, уставшие ноги — законная плата.
Снаружи бросило в дрожь от ночного прохладца и еще чего-то. Над ночной Килимой нервно бегали лучи прожекторов и тряслись на ветру огни фонарей. На центральном плацу огромным черным морем волновались и теснились каторжники с мотыгами и ломами в руках, рассеченные цепями драгун с факелами. По проулкам между боксами носились штатские, от всего веяло тревогой и еще чем-то. Милина знала это чувство близкой Смерти или перемен, чего-то решительного и бесповоротного, когда что-то холодное, как вода, трогает тебя и обволакивает.
Передернув плечами повела свой отряд вслед за каким-то опером, который отвел их в бокс, предложив пока прилечь отдохнуть на циновках на полу. Ее повел по лестнице вниз и потом по коридору мимо тяжких железных дверей, видимо, камер. Открыл ей комнату с тусклой лампой и оставил там одну. Милина нашла на железном столе миску с жареным окороком, тарелку салата и графин с разбавленным вином.
— Угощайтесь, ваших товарищей уже кормят, — Вошел Байлар и уселся на железный табурет, — Слушайте задачу, он согласована с Вашим руководством.
Милина жевала мясо, молча слушая как говорит Канцлер, нервно дергавший щекой, прятавший глаза за темными очками даже тут:
— Сейчас каторжники, изъявившие желание выступить в защиту Файдазавада, ударят в тыл военным. Атака будет безудержной и тупой, в лоб, толпой. Отряды моих драгун пойдут за ними целенаправленно захватывать пушки, минометы, пулеметы, автомобили и прочее для формирования полноценной Гражданской Армии. Ты поведешь своих под видом такого отряда вот к этой точке на карте. Это разведотдел корпуса Вавушуи. Твоя задача ликвидировать шефа разведки майора Пванисвалу и всех его семерых офицеров по этому списку. Уничтожить их архив и все документы. Дождаться наш автозак, погрузить в него из зиндана всех пленных, в том числе обязательно тех, кто имеет отношение к операции в Тезимлиме. Отправишь их в Килиму и вернешься с отрядом сама. Утром тебе уже будет надо прибыть назад в свой штаб Вольной Бригады. Вопросы?
— С чего Вы уверены, что каторжники пойдут все в атаку, а не разбегутся?
— Пойдут и победят. И без оружия. Идите готовьтесь. Вам дадут лошадей. Миссия строго секретна.
На площадке перед СИЗО, сели в седла, построились колонной по четверо мордами к воротам и ждали, глядя на плац, где неистово гудела толпа. На трибуне стояли те самые четверо магов, что про Чавивафу. Бледнели фиолетовыми плащами и странно водили жезлами. Где-то ритмично и гулко били барабаны, гудели трубы. Над Килимой висело невидимо нечто — грозное и жуткое. Оттуда из свинцового навеса кто-то внятно спросил Милину:
— А ты-то, цыпа, чего тут хочешь? Может, с Лео трахнуться?
— Я хочу майора получить и назначение в СГЦ! — Зло и почему-то обиженно рявкнула им туда капитан Милина, — Мне здесь надо просто выиграть!
Милина, дождавшись, когда хитрое животное выдохнет, подтянула подпругу. Видела, как конь, чуя ее и всеобщий тут страх, храпит, мотает головой, дергает ушами и дрожит. По всему телу прокатывались волны ужаса, становившегося уже невыносимым до ступора и онемения в спине и ногах. На трибуну вышел озаряемый прожектором Байлар, держа трость в белой окаменевшей руке:
— Файдазавад просит вас о спасении! Не буду врать, многие из вас погибнут. Каждый, кто примет участие в атаке, получает документы о помиловании. Свобода в обмен на один бой! Потом каждый сам свободно выберет свой путь! Как вам такая сделка?
— Сойдет! По рукам! — заложило уши от ответного хора, звеневшего железом и ветром, — Согласны!
— Вперед! — Заорал нечеловеческим воем Байлар, вскинув вверх трость.
Маги завыли, подняв жезлы. Небо напряженно гудело, пока на разразилось оглушительным хлопком грома и ударом белой слепящей молнии прямо в вышку над плацем. Сверху полил дождь, понеслось громыхать и сверкать. Толпа каторжан снесла ворота вместе с забором и поперла, как цунами через трассу в степь в сторону Цитадели и на запад к промзоне. Океан голов без факелов и криков заливался прочь в темноту молча и стремительно. Милина тронула поводья, кивнув своим, ну типа вперед. Отряд небыстро пошел под плотным дождем по мокрой траве через невысокие пологие холмы, пытаясь различить хоть что-то впереди в темноте, слыша странный гул и шум позади со стороны Килимы.
Милине казалось, ее сейчас сорвет с катушек от жуткой тишины и темноты впереди, когда там беспорядочно затрещали выстрелы и послышались вопли, зарокотали пулеметы. Толпа накатила на первые какие-то отдыхавшие от боев подразделения. Вояки наугад шмаляли во все стороны, но быстро смолкали. Стрельба начиналась уже дальше очагами вспышек и криков. Отряд Кивулиоки перешел на рысь. Выкатили на холм с растерзанным лагерем пехотной роты. Из под копыт на Милину смотрело синее лицо задушенного офицера, из травы хрипел солдат с вилами в животе, вокруг лежали убитые с проломленными черепами, свернутыми шеями. Лежал у палатки в буквальном смысле порванный на куски капитан. Тут и там распластанные виднелись тела застреленных или заколотых штыками каторжан.
Справа оживилась кострами позиция батареи, там мелькали конные силуэты драгун, расстреливавших сонных артиллеристов. Слева оглушительно бахали озаряясь фейерверками похоже склады боеприпасов. Впереди пришедшие в себя вояки грохотали пулеметами, пронзая темноту красными молниями очередей. От Цитадели потянулись в степь рукава прожекторов, выхватывая кругами сцены побоищ. Толпы каторжан перешли на бег, с дикими воплями, накатывая на новые и новые островки сопротивления, заливая их своей мутной массой. До штаба корпуса и разведотдела было примерно еще километр. Кивулиока погнала отряд в галоп, догоняя волну яростной атаки килимовцев. Вцепилась в гриву коня, сжав зубы, обезумевшими глазами смотрела на вспышки пулеметов, сжимаясь в комок слышала свист мин над собой. Конь несся как сумасшедший, прыгая через заваленные трупами окопы и траншеи, грохоча копытами по хламу и шлаку, оставшемуся от какого-то взвода. Милина вдруг потеряла страх, почувствовав себя просто песчинкой, пылинкой этой дикой ночи, одним целым с этим бешеным конем, с этой бешеной атакой, со всем этим летящим в степи ужасом, поняла, что она сама в этот момент и есть ужас.
Влетели вихрем на кучу палаток и сараев, где был штаб Вавушуи. Везде была лютая резня с истошными визгами и ревом. Сараи горели, палатки были повалены, Кивулиоку встречали полные животного страха глаза солдат, она едва целясь, разбивала им головы из пистолета. Погнала коня следом за выскочившим из-под обрушенной палатки разведотдела капитаном, что-то проорав наклонилась, раскроив ему череп саблей, рявкнув своим:
— Валим здесь всех! Ищем майора!
Сама гарцевала на месте, шмаляя по всем кто рядом мелькал военной формой. Мужики вывололи из высокой травы избитого мотыгами офицера с оторванными погонами, показывали ей вытащенные из его кармана документы — это он, Пванисвала. Агент DPS соскочила с коня, рванула майора за ухо, потащив вниз, швырнула себе под ноги, пиная тяжелыми драгунскими сапогами:
— Сука! Мразь! Тварь! — Орала Кивулиука пиная под ребра и по голове, — Шваль золотопогонная! Скот!
Бойцы смотрели на нее с тревогой, пока один не тронул ее за плечо, тихо сказав на ухо:
— Он уже все, Командир. И его офицеры тоже. По списку.
Милина, оторопев, глядя на окровавленные свои сапоги, села рядом с трупом майора, устало сказав, чтоб жгли архив и все, что есть в сейфах, ящиках и папках. В ушах дико бахали где-то впереди пушки и рвали нервы пулеметы, ахали мины. Там под шквальным огнем продолжала наступать не знавшая страха в эту ночь толпа каторжан. Вокруг лежали сплошной кучей изуродованные тела солдат и каторжников, бесчисленные пары стеклянных глаз смотрели кто в ночное небо, кто на нее. В ушах поверх канонады и пальбы гудело как паровоз, по вискам катались волны, которые сейчас, казалось, выдавят глаза, дрожали пальцы, горели спина и ноги. Голос в ушах ошеломил, громко и четко спросив — Не жалко тебе мужичков?
Она сдавила со всей силы ладонями голову, ее колотило, со всех сторон тьма смотрела на нее истерзанными телами, обезображенными мертвыми лицами. Кто-то еще шевелился и стонал, кто-то молча скалился на проступившие после дождя на небе ледяные звезды и огромный золотой диск Луны. Голос давил, взламывая ее сознание, бесцеремонно, поверх собственных мыслей — Ты действительно хочешь дальше так работать? Ты понимаешь что впереди только трупы? Ты знаешь, что однажды погибнешь сама?
Рядом горел бесноватым огнем костер, куда бойцы швыряли бумаги разведотдела, вдали долбали пушки, каждым выстрелом больно били по голове, гулко разнося звон под сводами черепа. Голос давил по вискам — Может, тебе лучше замуж да детишек?
Милина повалилась рыдая набок, поджав ноги в высоких драгунских сапогах, выла и страдала — Суки вы, твари… Да кому же я нахрен такая нужна⁈