Далеко во дворах за Барагивой, на складе заброшенного ткацкого цеха Фридрих молча встретил глазами въехавшие грузовики, запыленные и потрепанные дальними дорогами. Парни-работники, тоже молчуны, взялись сгружать мешки и ящики, уносить в подвал.
— Все ОК, как ты заказывал, — тихо и гордо отчитался купец, месяц катавшийся по приграничным районам Махалигизы, ставшим зоной масштабных боевых действий, — Двести винтовок, два миномета, два пулемета, сто комплектов армейской формы, еще драгунских ружей полсотни.
— Как договаривались, — Рыцарь протянул торговцу мешок, пять тысяч золотых, рассматривая купленные у кочевников трофеи.
Купец, разгрузившись, уехал, Хранитель спустился в подвал, смотреть как рядом с уже с трудом добытыми пакетами с черной Стальпромовской спецовкой Рабочей Самообороны (60 комплектов таки достали) кладут мешки с военной формой — жаль, что армейская полевая, а не курсантская… Но так даже лучше.
Поехал на Кулунге на Кусимту, где в дорогом клубе на набережной тусил в эту ночь веселый и довольный Кубабуш.
— Ой выпала нам ночка воровская! Ой погуляли! Прав ты был, Тренер, — Бандит был в меру пьян, и в меру удачлив на бильярде, — Жаль только что все так быстро кончилось. Слышал? Наут отрекся, а Саута готова на Республику. Теперь договорятся и беспределу конец. Жаль.
— Можно и продлить, — Фридрих отвел разбойничка к столу, что за шторкой, — Поговори с коллегами. Мне надо десять тысяч золотом и триста парней надежных, таких, чтобы вопросов не задавали. Я вам эту ночь еще дней на пять-шесть растяну, а то и больше. Если решитесь, то деньги и парни будут нужны уже к вечеру.
Вышел из клуба, вдохнув холодный ночной ветер с реки, бодрясь хаотичной и резкой стрельбой — одиночными выстрелами, доносившимися с разных кварталов. Пока политики делили власть, файдазавадская братва грабила. Над домами покачивались местами огненные всполохи. В небе угадывался дым, наплывавший пятнами на звезды. А в сторону Кусипани от набережной кучно отчаливали лодочки и баркасы с награбленным.
… Утром, чуть свет, уже слонялся по закоулкам у Барагувы, изучал будущие декорации и участников событий. Военные пришли в себя после набега Кивулиоки и ее архаровцев — выставились постами, обложились мешками с песком, часовые не дрыхли, оружие у всех в руках, офицеры сновали между курсантами, следя чтоб не расслаблялись. Рабочие, человек триста стрелков, так и вовсе вели себя, как опытные вояки в опорном пункте. Но и те и другие не особо контролили дворы слева-справа — единичные невнимательные патрули, и вообще не следили за крышами и подъездами соседних домов. Разведка в штатском, наверное, какая-то тут у них шарилась, но мало — Рыцарь за все время только пару раз приметил похожих мужичков.
Кривыми и узкими переулками пробрался на Барамумбу, ближе к Бияшаре. Рабочие тут были попроще, батальон, собранный на заводах Кусини, поэтому и отведенный, видимо, в «тыл», командирами, считавшими что фронт у них на Цитадель и Килиму. Проспект баррикадой не перекрыли, штаб комбата в простой палатке, без всяких хотя бы ограждений.
К югу от Барамумбы во дворах торчали Важибовцы. Они и вовсе не укреплялись, тусили взводами там-сям, без дозоров, без постов. Было видно, что и те и другие уже в курсе про отречение Царя и склонны думать, что все на этом кончилось и стрелять незачем теперь.
Оставив машину двинулся пешком к уже проснувшейся митингом площади Мрабамаиши. Тут были рабочие самообороновцы по четче, проверяли обыскивали всех идущих на площадь. Пропускали через щели в баррикадах, плотно уставленных стрелками и пулеметчиками. За оцеплением палаточный лагерь демонстрантов бурлил новостями, некоторые уже с утра на счастье чокались стаканами, со сцены неслись радостные разудалые песенки, народ активно прибывал со всех сторон, наполняя Мрабамаишу бесконечным человеческим морем до самой Мажибары. Готовились от души праздновать Матоку за одно с народной победой.
Со стороны Врат Храма Хекалумаиши зашумел какой-то кипиш, туда потянулись до сотни рабочих дружинников и городские стражники, вполне уживавшиеся тут плечом к плечу. На сцену, мягко отодвинув музыкантов вскочил Мэр Файдазавада:
— Дорогие горожане! К нам тут пожаловала Саута! Хочет выступить. Послушаем?
Народ заорал, мол, ну давай послушаем. Смелая какая баба, — подумал Фридрих, глядя как идет Царица в тесном коридоре взявшихся за руки дружинников, по лестнице вниз от Храма, в сопровождении только четверых в штатском. Шла гордо подняв голову, решительными шагами, открыто улыбаясь — без поповской свиты, но в ритуальном золотом наряде, какой положен Царице, хозяйке торжества Матоки:
— Здравствуйте, любимые мои дети, жители Гувуманги! — Саута сократила до сути свое ритуальное приветствие, — Как вам урожай?
— Ништяк! Офигенно! Благодарствуем — завыла толпа радостно швыряя шляпы вверх и хлопая в ладоши.
Владычица Цитадели игриво улыбалась, поводила плечиками и встряхивала пышные свои черные волосы, играла так, как превосходно умела в лучшие молодые годы, — заводила толпу, вызывала страсть, мечты, надежды:
— Царь Наут отдал мне корону. Никогда не думала об этом и не готовилась. И не смогу справиться с бременем власти без вас! Будем договариваться, советоваться вместе! Главное, остановить сейчас смуту, не дать больше пролиться крови! Будем вместе выбирать новое правительство! Вместе строить Республику! За справедливость, равенство и свободу! Все на выборы!
Площадь восторженно гудела как паровоз, реяли знамена всех цветов, на сцену под ноги Сауте летели цветы, больше, чем, наверное за все ее Матоки вместе взятые. К ней встал рядом сияя от счастья Мэр, подбежали качать на руках депутаты Ратуши, именитые художники и поэты, банкиры и промышленники… Пожалуй, только Кундушаука тут не было. Да уж, думал Рыцарь, хреновенько, наверное, хозяину Стальпрома видеть сейчас это всенародное единство «без него». И тревожно ему. Вот Фридрих, например, ледяной внутри как снег, не боялся быть один, это было его состояние комфорта. А таких, как Кундушаук он знавал не мало. Они как огонь, им нужно окружение, им важно уважение, им нужны люди, чтоб среди них сиять. Огонь должен постоянно жрать это внимание извне. Кундушауку очень должно быть страшно и трудно оставаться в одиночестве.
Взгляд Фридриха скользнул вниз под сцену, где было оцепление самооборонцев в черных робах. У них на лицах сквозь восторг тоже проглядывались сомнение и страх — а с ними то что? Амнистия как обещали? Или статья за вооруженный мятеж? Или, как пошли слухи, запишут в военные и на фронт? Или разоружат и по домам?
Время поджимало, не досмотрев политическое шоу, помчался в клуб на Кусимте. Кубабуш написал в телефоне, что «коллеги согласны, деньги на кассе, бригадиры работников ждут указаний».
Хранитель оглядывал собравшихся бригадиров — командиров отрядов по тридцать бандитов от разных столичных и пригородных группировок. Вроде мужчины были серьезные, все в шляпах. На лицах написаны были немногословные, но суровые их биографии — убийства, каторга, разбой и т.п. Каждого принимал отдельно за столом, отделенным от бильярдного зала шторками, нарезая задачи.
Три группы, девяносто человек оденутся солдатами, возьмут пулеметы, и в полночь нападут на отряд рабочих на Барагуве со стороны Башни Губернатора. Больше стрельбы, пожаров и шума. Захватывать позиции не надо, надо создать впечатление, что это именно война. Отступать потом в сторону курсантов, вытягивая туда преследователей. Команда из двух групп, шестьдесят бойцов с драгунскими ружьями, без всяких переодевашек, имитируя вольнобригадовцев Кивулиоки, нападает так же демонстративно на курсантов у Башни. Отступает по Барамани в сторону «каторжан»
В тот же час группа в черных стальпромовских спецовках атакует во дворах ближайших к Мрабамаише важибовцев, вторая такая же нападает на штаб молодого Жасира. Убивать не надо, но потревожить как следует. Одна группа, прикинувшись по дворянски да по роскошнее, нападает на позиции батальона кусиновских рабочих на Барамумбе. Вторая атакует штаб этого батальона — в идеале пристрелить командира. Нигде костьми ложиться не надо, но пошуметь как следует, патронов не экономить. И поджигать по дороге все что горит. Отходить «важибовцам» к Жасиру, «рабочим» к Мрабамаише, заманивая на себя преследователей.
Два минометных расчета на грузовике катаясь по глухим дворам, поочередно наносят удары по важибовцам, по рабочим на Барамумбе, рабочим на Барагуве и по военным у Башни Губера. Наконец, десять стрелков получше, размещаясь на крышах домов у Бияшары и Барамумбы, ведут огонь в обе стороны на поражение. Еще десять так же на Барагуве — по военным и по рабочим одновременно.
Командиры разошлись собирать свои группы и везти на склад — одевать и вооружать. С Фридрихом на веранде клуба остался его личный снайпер:
— Позиция подготовлена, босс. Инструмент тоже.
— Будь там к ночи. Работаешь после 00–30. Как только Цель выйдет на балкон, — Фридрих говорил медленно и четко, чтоб снайпер-квенд, недавно перебравшийся в столицу, все хорошо понял, — Не убиваешь. Пуля должна ударить в стену в сантиметре от его лица.