Военный оркестр трубил пафосно и благородно, над крыльцом реяли ярко-синие полотнища Межгалактического Сената с черными бархатными лентами, небо как на заказ было ясное на редкость для Мановаха в эту пору года. Солнце ласково поливало площадь перед Крематорием теплым желто-алым океаном света. Маат в плотном окружении сенаторов поднималась медленно и чинно по ступенькам в Зал прощания мимо цепочки вытянувшихся в струнку курсантов Учебного Центра Миротворческих сил. Джессика Малькольм (по имени Маат ее знали только близкие друзья и особо осведомленные коллеги) по просьбе организаторов нехотя приподняла черный платок вуали и показывала телекамерам тщательно сделанное выражение лица — печаль, уважение и благодарность к генералу Уоллосу, которого провожал сегодня этот мир. Она — ученик, товарищ и продолжатель его дел и идей, надежда его партии, один из форпостов прогрессоров в Сенате.
Джесс давила в себе тоску и желание разрыдаться, не давала увидеть досужим миллиардам телезрителей, что прощается с самым близким другом, самым лучшим любовником, почти отцом, С тем, кто сделал ее жизнь, карьеру, весь ее мир, и сделал очень даже неплохо. Как в принципе и все, что он делал в этой жизни — создавал когда-то Миротворческие силы, партийные структуры прогрессоров, строил государство Бахди на Аполлоне, растил разные бизнес-проекты и корпорации, и победил в войне, в которой спас человечество…
Маат жалела себя, что не могла попрощаться с ним там, на Эльдорадо, где у костра на берегу пруда собирались настоящие друзья. Она, председатель Комиссии Сената по науке и культуре, шеф по идеологии и медиа Прогрессивной партии, она обязана идти здесь по этим ступенькам, в одной толпе с чужими людьми, с журнально-обложечным лицом под расстрелом сотен, в том числе и своих же, телеобъективов. Чувствовать беспросветное одиночество и холод космоса.
С облегчением вошла под своды Зала, заняв свое место по номеру, чтоб отстоять ритуал. Рядом стоял подбледнивший гримом себе лицо для скорбности Стив Кларк, председатель Комиссии Сената по экономике, партийный шеф по работе с бизнесом. Сорокапятилетний гений финансовой аналитики вяло шевеля губами и не двигая щеками, выглядя будто соболезновал товарищу, взялся перетирать партийные проблемки:
— У тебя кандидат есть на председателя Комиссии по гуманитарным вопросам?
Комиссия занималась организацией гумпомощи разным кризисным регионам, возглавлял ее последние десять лет как раз Уоллос.
— Через два года выборы в Сенат. Я хочу от Беты Близнецов провести Ветку из Волчьей Республики. Ее тогда потом в кресло Джонсона. А пока на время поставь кого-нибудь из своих, пересидеть. Ты не против Ветки?
— Мне норм. Бритые могут быть против Волчицы. Но у них в этом созыве сенатор свой. Значит на будущий срок очередь кого-то из северян. Согласятся. Если что — подожму их, — Стив сочуственным жестом положил Джессике ладонь на плечо, грустно кивая, — а пока что старика Пипецьки посадим в кресло? Пусть попонтуется перед пенсией.
Маат тяжко и сокрушенно кивнула, сказав тихо Кларку, что ОК. Через Зал двинулась процессия офицеров и курсантов Миротворческих сил, козыряя в последний раз генералу, на большом экране крутили видео с документальными кадрами десантов на Дуаньлао и в Бахди, которыми командовал Джонсон Уоллос, гуманитарной операции в разрушенном землетрясением Лос-Аваланесе. Генерал блистал своей бодрой улыбкой в окружении боевых товарищей. Джессика видела, как журналисты берут ее крупным планом в объективы вместе с Кларком. Знала, что будут ставить эти кадры на обложки с заголовками типа «Кто из них возглавит прогрессоров?» С неудовольствием понимала, что сейчас пресса будет выдумывать интригу и искать конфликт. Она и Стив — главные ученики и последователи Уоллоса, равные по авторитету и количеству сторонников. И кто встанет во главе одной из трех крупнейших межгалактических политических партий — большой вопрос. Неприязненно чувствовала, что уже сама вопреки своей воле начинает думать об этом конфликте, как о случившемся. Ловила себя на мысли, как много ей неприятно в Кларке — амбициозный понторез, демагог, ростовщик, жадный, горделивый гедонист. Артист, поднявшийся на том, что озвучивал мысли и прогнозы, мнения и гениальные предложения, вставленные ему в уста Уоллосом. Своим-то умом ничего и никогда… Своими силами ничего не добивался, все его возвышение, ступенька за ступенькой, строилось Генералом.
Знала, что про нее говорят многие примерно тоже самое — поднялась через постель Уоллоса, все мол ей дал в жизни папик в лампасах, вытащив на свет из собственной пресс-службы. О ее роли в те дни Страха, когда все человечество вешалось от ужаса под программным гнетом Кошеса, никто не знал. Ее война на Бете Близнецов тоже никому не известна. Да и Сенатская Комиссия по культуре — тоже кажется непосвященным чем-то вроде детсада. Хотя, быть может, своя тайная война и свой смертный бой пришлось пережить и Кларку? Не зря же его тащил наверх Джонсон… Да и управляется же он с комиссией по экономике столько лет, а это минное поле.
По лицам собравшихся замелькало умиление и теплота — вслед военным по плитам Зала засеменила вереница мальчишек в синих кителях с пестрыми погонами и нашивками — кадеты партийного колледжа, основанного Уоллосом для сирот, детей погибших миротворцев. Искренние и невинные грусть и уважение на ребяческих лицах, смущение и гордость, что оказались в таком месте, где весь высший свет. Будущее типа сил прогресса.
Маат огляделась вокруг, почувствовала разлитое по залу тепло и любовь. Она так себя всегда чувствовала когда с ней рядом был ее Генерал. Надежно, спокойно, уверенно. Флаги висели по стенам, как милые шторы у них в особняке на Флорине. Воздух был такой светлый, как его взгляд. Из динамиков тихо лилась его любимая музыка, эпик с мощными трубами и ударниками, с высоким голосом женского хора. Не хотелось слез, хотелось взлететь и птицей танцевать в синем небе среди белоснежных облаков, целоваться с Солнцем. Маат наполнилась нежным чувством благодарности судьбе, за то, что такие, как Джонсон, приходят в этот мир, за то, что ей выпало быть с ним вместе. За все, что было.
Пересеклась глазами с Бенуа, зампредом Сената по оргвопросам, отвечавшим за подготовку этого «мероприятия».
— Очень хорошо Вы тут все организовали, Франц, все в тему и ничего лишнего, — Джессика пожала Бенуа руку, — И, главное, ненужных соплей нет. Джонсон это терпеть ненавидел.
— Спасибо, Джесс, за добрые слова, — Сенатор мягко тронул ее за плечо, — я очень Вам сочувствую. Больно терять друзей. Их итак мало.
На экране коротко и не сухо выступил оцифрованный Гилац, по два-три слова выдали прочие главы комиссий, по очереди подходившие к микрофонам. В конце всего к маленькой черной трибунке вышла Лейла Маринез, председатель Межгалактического Сената. Маат смотрела на свою подругу с детских лет, отмечая, что неплохо работает у нее косметолог. Им обеим по сорок пять. Но Джессика каким-то чудесным природным образом сохраняла до сих пор вполне юный вид. Возможно, в это тоже заслуга мужика Генерала, бывшего рядом. Лейла, которая в их тесном дружеском кругу звалась Лилит, все это время боролась с морщинами и прочими напастями взрослой вечно одинокой тети. Две одноклассницы а потом и однокурсницы с Лебеди, двадцать два года назад волей судьбы попавшие в самое горнило апокалипсиса и вылетевшие из него на вершины мировой политики, последние годы хоть и работали в одном здании, общались не часто, да и то только по служебным вопросам. Слишком тяжко вспоминать общее прошлое двадцатилетней давности — оно связано с погибшими друзьями молодости. Слишком гадко вспоминать прошлое десятилетней давности, когда подруги оказались по разные стороны баррикад в эпоху очередного галактического кризиса. И Лилит чуть не убила ее, Маат, тогда…
Конечно, Джессика приняла от нее все извинения и объяснения. Понимала, что так было надо. Знала, что Лилит тогда все правильно сделала. И весь этот Сенат и весь этот нынешний мир, по большому счету сделала Лилит, отыграв сложную и кровавую интригу как по нотам, используя все и всех безжалостно и цинично. Маат согласна, что все это пошло ей на пользу, и она, выйдя победителем Страха, стала в разы сильней, и по праву заняла свое место в Сенате. Но это было слишком жестоко, и это могло убить ее. С тех пор Джессика понимала и чуяла каждой клеткой своего тела, что подружка Лилит очень опасна, могущественна, способна играть в такие сложные и масштабные игры, готова жертвовать и рисковать миллионами жизней, в том числе и допускать в своих расчетах гибель Маат. Малькольм чувствовала, что они не ровня, как когда-то в студенчестве. Лейла Маринез выше ее, сильнее, опаснее и главнее.
Да и формально, Лилит — спикер Сената, а Маат — только председатель комиссии. Из сотни мест в Сенате, по итогам прошлых выборов по тридцать кресел имели либералы, прогрессоры и республиканцы. По договору десятилетней давности глава центристов-республиканцев Лейла Маринез бессменно занимала пост спикера, республиканец Гилац возглавлял Арбитраж. Либералы и прогрессоры, конкурировавшие между собой из-за проектов развития, держали по три комиссии. Наконец, имевшие десять мест консерваторы, наследники имперских идей Galaxy, управляли еще одной комиссией. Решения принимались большинством, возникавшим при объединении голосов республиканцев с либералами или прогрессорами. Генеральное большинство, необходимое для стратегических решений, формировалось, если к блоку двух гигантов присоединялись консерваторы. Короче, вся борьба в коридорах Большой Сферы, как называли Сенат из-за оригинальной формы здания, крутилась между либералами Лесли Джефферсона и прогрессорами Джонсона Уоллоса.
Отзвучав словами благодарности Генералу-Миротворцу, микрофон Лилит смолк, Лейла, опустив вуаль, подошла к Маат. Обнялись, прижавшись горячими щеками.
— Мне тоже больно, Маат, я очень ценила его, — Лилит говорила тихо и спокойно, — Он был настоящий, таких больше нет. Не известно на кого рассчитывать теперь, если что.
Спикер глянула в глаза подруге открыто и тепло, как когда-то очень давно:
— Заедь ко мне вечером сегодня домой. Посидим нормально, погрустим, повспоминаем. И у меня для тебя новость. Не знаю, добрая ли, обрадуешься ли. Но настала пора узнать тебе.