Глава 6

— Не беспокоит ли тебя глаз? — спросил царь на следующее утро.

— Нет, Ваше Величество.

— Значит, я могу воспрянуть духом? Ты заставил меня почувствовать себя виноватым.

После завтрака царь отказался удовлетворить своих наставников.

— У меня назначена встреча в саду, — объяснил он царице, извиняясь.

Похоже, это было новостью только для Костиса. Никто из слуг не моргнул и глазом. Поцеловав жену, царь спустился по ступеням террасы. Слуги двинулись к перилам, чтобы присоединиться к нему, но он повернулся и помахал им рукой, приказывая оставаться на месте. Его Величество удалился в сопровождении одного телохранителя.

Под террасой раскинулся Сад царицы. Когда-то Костис полагал, что здесь имеется в виду его собственная царица, но теперь успел узнать от других лейтенантов, что этот сад в течение многих лет находился в исключительном распоряжении царских жен. Он начинался от нижних ступеней террасы и с остальных трех сторон был отделен от дворца заросшими плющом стенами. Низкая каменная балюстрада отделяла место для завтрака от зарослей розовых кустов. Для защиты частной жизни царицы здесь больше ничего и не требовалось. По другую сторону каменных перил начиналось хорошо организованное зеленое пространство.

Сад был разделен на сектора стенами живой изгороди. То здесь, то там изгородь разрослась настолько, что формировала зеленые арки и тоннели, ведущие в комнаты со стенами из кустов шиповника и боярышника. С высоты террасы можно было разглядеть, что ближе к центру сада, эти живые аркады и коридоры формируют небольшой лабиринт. Заблудиться в нем было невозможно, но аккуратно подстриженные линии кустов обеспечивали безопасность и конфиденциальность хозяйкам сада. Зеленые ветви переплелись так плотно, что прорваться сквозь них было непросто даже хорошо вооруженным людям. Царица могла гулять там в одиночестве, оставив свою охрану у арочного входа.

Царь двинулся по тропинке вдоль балюстрады. Летний ветер скручивал пыль в столбики и швырял их о стену террасы, некоторые облачка пыли поднимались так высоко, что глаза Костиса опять начали гореть. Царь прикрылся широким рукавом от ветра и свернул в сторону лабиринта. Там перед арочным тоннелем его уже ждали капитан гвардии, отряд телохранителей и Эрондитес-младший.

Костис узнал его с первого взгляда. Пути царя с Дитесом пересекались довольно часто, и Костис уже привык видеть этого шутника почти ежедневно. Он был очень похож на своего младшего брата Сеана, хотя носил длинные темные волосы и следовал моде, распространенной при дворе среди молодых щеголей. Он был одет в богато вышитый просторный камзол и держал руки в карманах, глядя одновременно с опаской и презрением.

— Привет, Дитес, — бодро сказал царь.

Костис стоял за спиной Его Величества и слышал улыбку в его голосе, хотя не мог заглянуть Евгенидису в лицо. Костис поморщился. Кажется, царь нашел себе нового мальчика для битья. Впрочем, если его интересовал автор «Новобрачного царя», ему достаточно было просто спросить Релиуса, Секретаря архива и шефа царских шпионов. Релиус точно знал, кто был ответственен за публичное оскорбление Его Величества.

— Думаю, нам следует поговорить, — предложил Евгенидис.

Костис переглянулся с охранником рядом с ним и отвернулся.

— О чем, Ваше Величество?

Дитес решил держаться, как всегда, нагло. Костис постарался сдержать тяжелый вздох. Ему предстояло наблюдать сцену, которая обещала быть очень, очень некрасивой и затянуться надолго. Дитес был дураком. Как наследник могущественного барона, он мог бы получить иммунитет, но все знали, что он отказывается принимать помощь отца. А если его собственный отец не принесет к подножию престола просьбу о помиловании сына, никто другой этого не сделает.

— О твоей забавной песенке. — прежде, чем Дитес успел сказать хоть слово возражения, царь обратился к Телеусу. — Ты должен был поставить стражу у всех входов. Ты отдал приказ?

Телеус кивнул, и царь повернулся назад.

— Мы можем побеседовать в лабиринте, Дитес.

— Я все еще не понимаю о чем, Ваше Величество.

— Ну, о твоей плохой информированности, для начала. В песне множество неверных деталей, знаешь ли. Я уверен, что как автора тебя интересуют точные факты, и могу поделиться подробностями. — Царь сделал паузу, чтобы убедиться в полном внимании Дитеса. Впрочем, он полностью завладел вниманием всех окружающих. — Она плакала.

Дитес отпрянул.

— Ваше Величество, я не могу…

— Хотите это слышать? Почему бы нет, Дитес? Разве вы не хотите добавить в песню пару куплетов? Царица плакала в свою первую брачную ночь. Ты ведь не затруднишься подобрать рифму? Пойдем прогуляемся, я могу рассказать кое-что еще.

— Ваше Величество, прошу вас… — произнес Дитес дрожащим голосом. — Я не хотел бы ничего слышать. Прошу вас простить меня.

Весь двор знал, что он влюблен в царицу. Да что там, вся страна знала. Он сделал шаг назад, но Телеус стоял прямо за ним, исключая возможность побега.

Рука царя, которая заканчивалась серебристым крюком, скользнула на спину Дитеса и вежливо но твердо подтолкнула его к арке.

— Прогуляемся, — повторил царь.

Костис остался стоять рядом с остальными гвардейцами, прерывисто дыша через до боли стиснутые зубы.

— Ублюдок, — прошептал кто-то у него за спиной.

— Пусть почаще оглядывается назад, — негромко сказал другой голос.

— Спокойно, — приказал Телеус.

— Капитан… — запротестовал стражник.

— Всем заткнуться, — прорычал Телеус.

Больше никто не произнес ни слова. Через полчаса царь с Дитесом вернулись из сада. Дитес выглядел спокойным и на удивлением умиротворенным. Пройдя по аркой, он повернулся и опустился перед Евгенидисом на колени. Царь дружелюбно произнес:

— Встань, Дитес.

— Спасибо, Ваше Величество.

— Пообедаешь со мной завтра?

Дитес искоса взглянул на грязные колени своих модных штанов и улыбнулся:

— Спасибо, Ваше Величество. Почту за честь.

Царь улыбнулся. Дитес улыбнулся еще раз. Они расстались. Дитес в одиночку пошел к боковому выходу, а царь в сопровождении охраны вернулся на террасу, где сервиз для завтрака уже был убран со стола. Царицы не было. Ветер веял над чистыми мраморными плитами.

К концу дня весь дворец знал, что Дитес переметнулся на сторону царя. Костис снова и снова прокручивал в голове доказательства, виденные собственными глазами, и не мог поверить. Готовясь ко сну, он все еще продолжал думать о странном разговоре царя с его бывшим врагом. Он уже собирался задуть свечку, когда увидел в дверном проеме Ариса.

— Слышал последнюю новость? — спросил Арис.

— Я даже был там, — сказал Костис. — Я видет Дитеса, как тебя.

Арис решил поправиться.

— Ну, наверное, не самую последнюю. Предпоследнюю. Слышал, что случилось вчера за ужином?

Костис покачал головой. Арис коротко изложил события стычки царя с молодым придворным за столом в тронном зале.

— Похоже, он хорошо подумал над твоими словами, что ведет себя не как царь. Ты думал, что он не умеет держаться по-царски, но вчера у него получилось очень убедительно.

Арис получил не тот ответ, которого, вероятно, ожидал.

— Он рассказал мне одну историю, Арис. Когда я сидел у себя в комнате и ждал, когда меня повесят. Он сказал, что его двоюродные братья были еще хуже моих, потому что макали его лицом в лужу, пока он не соглашался проклясть свою собственную семью. Он сказал… — Костис наморщил лоб, — он сказал, что не рассказывал об этом никому, кроме меня. Я полагаю, он не ожидал, что я доживу до следующего дня.

— Ты мне не рассказывал.

— Конечно, нет. — сказал Костис. — Он рассказал это мне одному, и только потому, что думал, я не проживу достаточно долго, чтобы проболтаться. Я ни с кем не мог говорить об этой истории.

Арис тихо рассмеялся.

— Я кажусь тебе смешным? — спросил Костис.

— Вот именно, — признался Арис. — Но мне, циничному реалисту, приятно видеть, что кто-то еще верит в идеалы и даже готов сражаться за них.

— Если царь не рассказывал эту историю никому, кроме меня, он подумает, что это я растрепал ее всем вокруг. Только почему он ничего не сказал мне сегодня утром, когда мы тренировались?

— А он должен был? — спросил Арис.

— Не знаю, — признался Костис. — Но я не хочу, чтобы он считал меня паршивым сплетником.

— Или продавцом сплетен, — предположил Арис.

Глядя в озадаченное лицо Костиса, он пожал плечами и закатил глаза.

— Ты знаешь, сколько могут стоить жареные новости о твоем патроне? — спросил Арис. — Если наш друг Дитес не заплатил за них тебе, можешь быть уверен, что он заплатил кому-то другому.

Костис пришел в ужас.

— Неужели он думает, что я продал его секрет?

Арис снова пожал плечами. Костис выругался, пунктуально прокляв царя именем каждого известного ему бога.

* * *

Он все еще был зол на следующее утро. Зол и полон решимости объясниться с царем при первой же возможности, которая как раз должна была представиться на утренней тренировке. Странно, непохоже, чтобы царь держал на Костиса страшную обиду. Впрочем, подумал Костис, царь никогда не выглядит так, как должен был бы. Сейчас он просто стоял и ждал, когда Костис примет стойку для их убогих простейших упражнений. Но Костис не двигался. Он стоял, гордо развернув плечи, и готовился произнести свою речь.

— Ваше Величество, если вы думаете, что это я продал историю о ваших братьях…

Царь прервал его, не дав закончить.

— Я бы никогда не обвинил тебя в подобном поступке.

— Ну, уверяю, вы ошибаетесь, — запоздало возразил Костис, не расслышав ответа.

Царь рассмеялся. Костис начал медленно краснеть. Люди вокруг них стали оборачиваться. Все же Костис решил не сдаваться.

— Вы можете думать обо мне плохо, я и сам плохо думаю о себе, но я не распространял эту историю.

— Опоздал найти покупателя? Ничего, повезет в следующий раз.

Костис поднял подбородок немного выше.

— Следующего раза не будет. Я никогда бы не опустился до того, чтобы рассказывать чужие тайны.

— Даже если тебе не нравится человек, чью тайну тебе приходится хранить?

— Тогда особенно, — сказал Костис, надеясь, что его презрение производит должное впечатление.

— Да уж, я вижу. — казалось, царь развеселился еще больше. — Переходим к первой позиции? Постараюсь не выколоть тебе глаз. Хотя это будет нелегко, учитывая, как ты задираешь подбородок.

Костис покинул плац вызывающе удовлетворенный. Возможно, он вел себя как осел, скорее всего, так оно и было, но он показал царю, что имеет право на собственную гордость. Он был очень доволен собой, по крайней мере до тех пор, пока не получил вызов к царице.

* * *

В полдень Костис, как обычно, спешил из внутреннего дворца в казарму. Он должен был пошевеливаться, чтобы успеть перехватить что-нибудь в столовой гвардии, а затем вернуться к службе в царских покоях. Проще было бы захватить с собой хлеба с сыром в сумке на поясе, но это являлось грубым нарушением дисциплины. Он так же пробовал пропустить обед, но его желудок имел свойство громко бурчать во время судебных заседаний.

В коридоре к нему подошла одна из служанок царицы, Имения, и он посторонился, давая ей пройти, но она остановилась.

— Царица желает поговорить с вами, лейтенант, — сказала она.

Костис удивленно уставился на нее.

— Со мной?

Служанка ответила строгим взглядом. Костис пробормотал извинения.

— Простите, куда мне идти?

Имения снисходительно кивнула и отвернулась, ожидая, что он последует за ней. Костис знал имена всех служанок и постепенно приложил эти имена к лицам, которые наблюдал в зале суда и за ужином. Имения не была главной служанкой царицы, но являлась одной из самых старших.

Чувствуя легкое головокружение, и только частично от того, что вообще ничего не ел в тот день, он шел к покоям царицы. Имения кивнула охранникам в коридоре. Они не сказали ни слова и даже не взглянули на Костиса. Вообще, они выглядели более солидно, чем те, кто охранял царя. Караульное помещение за дверью было целиком залито светом из окон под потолком. Эта комната была намного просторнее караулки в апартаментах царя, полностью обшитая деревянными панелями с мозаичными картинами. Костис зачарованно уставился на них.

Он считал обстановку в комнатах своего царя пределом роскоши, но только до тех пор, пока не увидел это помещение, которое было даже не приемной, а всего лишь комнатой для охраны. Звук легких шагов, цокающих по мраморному полу, напомнил ему, что он пришел сюда вовсе не для того, чтобы любоваться стенами. Он вручил свой меч одному из стражников и поспешил за Именией, которая даже не замедлила шага.

Она прошла через одну из дверей на противоположной стороне караульного помещения, затем миновала коридор, который превратился в неширокий проход, освещенный узкой полосой света из неплотно притворенной двери. Служанка остановилась на пороге и поманила Костиса. Царица ждала его в маленьком кабинете, единственной мебелью которого было кресло и небольшой стол.

Аттолия бесстрастно посмотрела на него и сразу приступила к делу.

— Что делает царь, когда отсылает слуг и уходит в свою комнату?

Всего несколько часов назад Костис гордо заявил царю, что никогда не опустится до распространения сплетен. Он почти слышал, как Арис оплакивает его идеалы, рухнувшие вниз, словно груда мусора. Хотя, это нельзя было считать сплетнями, царица имела право задать ему прямой вопрос о действиях царя, который до сих пор считался то ли полновластным сюзереном, то ли гнусным осквернителем престола. Костис возблагодарил богов за то, что может оставить свою совесть незамаранной, и ответил:

— Я не знаю, Ваше Величество.

— Не знаешь, лейтенант, или не хочешь сказать?

— Я не знаю, Ваше Величество. Прошу прощения.

Царица выглядела задумчивой.

— Совсем ничего?

Костис сглотнул.

— Ты хочешь сказать, что насколько тебе известно, он проводит все время, сидя у окна и больше ничего не делая?

— Да, Ваше Величество, — сказал Костис, радуясь, что может ответить правду.

— Можешь идти.

Костис шагнула назад в дверь и вернулся в караульное помещение. Служанки не было видно. Костис потряс головой, но не смог избавиться от ощущения гнетущего величия царицы. Вот так, сказал он себе, и должен выглядеть настоящий государь.

* * *

Однажды утром в гвардейской бане, слуга, старательно намыливавший Костису спину, неожиданно заговорил.

— Один мой друг, — тихо сказал он, — кое-что слышал вчера.

Удивленный его таинственным тоном, Костис переспросил:

— Что он слышал?

— Разговор двух человек. Вы знаете, когда люди сидят в ванне, им кажется, что их не слышит никто вокруг, но иногда их слова могут прилететь кому-нибудь прямо в ухо.

— Да, — согласился Костис.

Все знали, что под сводчатыми крышами бань иногда возникает неожиданное эхо.

— Со мной как-то случился казус. Когда полковой ветеринар рассказывал о своих женщинах.

— Эти двое говорили не о женщинах.

— Продолжай, — сказал Костис.

— Ну так вот, — приободрился банщик, — меня это беспокоит, поэтому я хотел бы доложить, куда следует, а потом забыть. Один человек спросил другого, хорошо ли идет их дело, а второй ответил, что все идет по плану, но результатов следует ждать только через несколько недель. Еще он сказал, что первый человек будет доволен теми результатами. Это его точные слова, «будет очень доволен результатами».

— Ну и что? — спросил Костис. — Они могли говорить о чем угодно. Об обучении лошади, например, или о делах на ферме…

— Не думаю, — задумчиво возразил банщик. Он прополоскал мочалку и повернулся лицом к Костису. — Потому что это были барон Эрондитес с Сеанусом.

Опять Сеанус, подумал Костис.

— Я предполагаю, — медленно произнес он, — что барон Эрондитес служил в гвардии еще при старом царе, а так как Сеанус до службы у царя тоже был телохранителем, они оба имеют право пользоваться гвардейскими банями… когда не хотят, чтобы их увидел вместе кто-нибудь из придворных.

— Точно, — сказал банщик. — А теперь я собираюсь забыть все, что слышал от них.

Он отступил на шаг назад. Все еще находясь в задумчивости, Костис отправился во дворец.

Дитес оборвал все связи со своей семьей, хотя барон все еще считал его своим наследником. Люди думали, что старик, вероятно, ждет, когда Дитес возьмется за ум. При этом барон публично подчеркивал свою любовь к младшему сыну, оплачивал его счета и держал свои покои открытыми для него в любое время дня и ночи. Зато сам Сеанус настойчиво подчеркивал свою преданность гвардии и держался на расстоянии от отца. Правда, многие думали, что он больше предан своей карьере, чем царице, но если считать преступником каждого карьериста, то царская тюрьма окажется забитой такими преступниками до потолка. Тюрьма, между прочим, не резиновая. Конечно, Сеанус полностью разделял мнение своего отца о старшем брате, и Дитес платил ему взаимностью. Это становилось совершенно очевидным при их случайных встречах. Сеанус называл Дитеса пижоном и трусом. Дитес глумился над Сеанусом, считая его некультурной потной свиньей, но однажды был вынужден в бессильной ярости наблюдать, как Сеанус одну за другой рвет струны его любимой лиры, пока их друзья наблюдали за ними с сочувствием или злорадством, смотря какую сторону они поддерживали. Учитывая, что Сеанус мог стать наследником только после Дитеса, его враждебность не казалась удивительной никому и ничуть не противоречила преданности царице Аттолии.

Но этот разговор подальше от чужих глаз казался очень подозрительным. Учитывая репутацию неугомонного барона Эрондитеса, все вокруг ожидали от него очередного заговора.

Очевидно, эта история сильно беспокоила банщика, раз он решил обратиться к Костису и по каким-то своим соображениям не выбрал кого-то другого. Теперь, став обладателем этой информации, что Костис должен был сделать с ней?

Рассказать Релиусу. При этой мысли губы Костиса скривились от отвращения, но шеф шпионов мог уже быть в курсе дела. Релиус знал все о каждой из дворцовых интриг. Возможно, он уже знал и о разговоре в бане, так что это не окажется для него новостью. Во всяком случае, подозрение в заговоре не являлось сплетней, и на него джентльменские правила не распространялись. Действиями Костиса должна была руководить преданность престолу, и это полностью совпадало с его принципами самосохранения. Следуя примеру банщика, Костис собирался передать сведения по инстанциям, а потом позабыть как можно быстрее.

Он внимательно приглядывался к Сеану в тот день. Подозревая шутника в дурных намерениях, Костис находил проказы Сеана все менее и менее забавными. Он решил поговорить с Релиусом, как только его отпустят со службы.

* * *

Во второй половине дня царь с царицей, как обычно, занимались государственными делами. Вернее, занималась царица, потому что Костис не был уверен, чем занят царь. Казалось, даже Костис уделяет государственным делам больше внимания, чем Евгенидис. Он находил многие вещи на удивление интересными, некоторые неприятными, а кое-какие просто чудовищными.

Его Величество, со своей стороны, находил их все скучными. Откинувшись на спинку трона, он смотрел на свои ноги или в потолок. Наверное, он никогда не слушал, и время от времени казалось, что он спит, хотя Костис подозревал, что царь притворяется, прячась за закрытыми веками, чтобы без помех предаваться размышлениям. Если это и было так, царица не протестовала. Она хладнокровно вершила суд, словно царя здесь и не было.

Царь подал признаки жизни один-единственный раз, когда шпион Релиуса принес первые слухи о том, что бароны Суниса подняли восстание против царя и его наследника, и Софос исчез, будучи, вероятно, похищен мятежниками. Но даже тогда царь не высказал ни одного замечания. Он говорил в суде всего один раз, да и то будучи принужден к этому одним из эддисийских советников.

В тот день велась продолжительная дискуссия о размещении эддисийских гарнизонов. Баронам, у которых стояли войска, платили за их содержание, но некоторые продолжали жаловаться на несправедливое распределение финансового бремени. Один из помощников посла Эддиса решил обратиться прямо к царю и в упор спросил его:

— А что вы думаете, Ваше Величество?

— Что? — Евгенидис заставил себя вернуться в реальность.

Он сердито взглянул на эддисийца, недовольный нарушением его покоя. Орнон откашлялся.

— Барон Анакритис хотел бы быть освобожден от постоя нашего гарнизона. Мы обсуждаем, куда можно перевести отряд.

— Кажется, барон Клетус находится рядом. Отправьте их к нему.

— Ах, — дипломатично заметил Орнон. — Наши инженеры обнаружили, что через его земли проходит ущелье, которое делает наше положение тактически… уязвимым.

Одним словом, отряд становился совершенно бесполезным, так как ущелье отделяло земли барона Клетуса от всех основных дорог страны. Костис внимательно слушал все доводы, старательно вникая в детали. Он сдержал в груди вздох, ожидая повторения доклада, но на этот раз был избавлен от прихоти царя.

Евгенидис небрежно махнул рукой и предложил:

— Пусть построят мост.

Докладчики скосили друг на друга глаза, но царское решение было высказано и не подлежало обсуждению. Дальше речь уже шла об условиях строительства моста. Возвращаясь в царские апартаменты, Евгенидис еще раз похвалился своей находчивости.

— Это было очень умно, — сухо сказала царица.

Костис припомнил, что после этой истории больше никогда не видел помощника посла, и больше никто не пытался вывести царя из его мечтательного состояния.

Он, конечно, не обращал никакого внимания на доклад по организации предстоящей двору поездки на сбор урожая, когда небольшая дверь позади трона распахнулась, и Релиус скользнул между двумя стоящими перед ней охранниками. Он вышел из задней комнаты, чтобы незамеченным подойти к престолу и что-то прошептать, наклонившись к уху царицы. Как и капитан гвардии, он предпочитал обращаться непосредственно к царице и говорил с Евгенидисом только при необходимости.

В ответ на сообщение Релиуса Аттолия отклонила большую часть дел. Несколько человек, стоящих посреди большого зала продолжали ждать в молчании, тишину нарушал только звук легких шагов Секретаря архива, направлявшегося по мраморному полу к дверям прихожей. Каблуки его элегантных сапог из тисненой кожи постукивали деликатно и равномерно. На спине колыхался нарядный плащ, расшитый шелковыми нитями еще богаче, чем царский кафтан. Стражники открыли дверь по его сигналу, он шагнул внутрь и вернулся уже в сопровождении тихоходной свиты. Одного человека несли в кресле, второго, с завязанными глазами, вели под руку. Третий шел сам, но так волочил ноги, что казался совершенно обессиленным.

Они выстроились перед царицей, и оставшиеся в тронном зале люди немедленно окружили их. Всю сонливость Костиса как рукой сняло.

— Они были арестованы почти одновременно, — сказал Релиус.

— В одном и том же месте?

— Нет, Ваше Величество. Один в Исмете, один в Забризе и один в столице.

Забриза и Исмет были названиями мидийский городов. Костис знал, что Забриза находится на побережье. В кабинете, где царь брал уроки мидийского языка, висел карта Мидии, но Костис не мог вспомнить, видел ли на ней Исмет.

— Не мог ли первый из арестованных выдать всех остальных? — спросила царица.

— Нет, Ваше Величество. Они ничего не знали друг о друге.

— Значит, среди твоих людей есть предатель.

— Я тоже так думаю. Хотя в это трудно поверить, Ваше Величество. Есть источники, которые должны были предупредить меня об этих событиях сразу… если бы они были в состоянии.

— Понимаю, — сказала царица.

Молчание аттолийских шпионов в Мидии выглядело странным. Они испугались и затаились, подумал Костис, или уже мертвы.

— Кто предал нас, Релиус? — спросила Аттолия.

— Моя царица, клянусь, завтра в это время я уже буду знать.

Аттолия обратилась к стоящим перед ней людям.

— Как вы смогли вернуться, будучи арестованными мидийским Императором?

— Мы посланники наследника Императора, Ваше Величество.

— И что вы должны сообщить?

— Он готовит армию для вторжения, Ваше Величество. Нам были зачитаны сведения о расположении сил, сборе людей, оружия и продовольствия.

— Подайте им стулья, — приказала царица.

Когда двое ходячих были заботливо усажены и обложены подушками, она сказала:

— Продолжайте.

— Он собирает огромную армию, Ваше Величество. Против нас обратилась вся Империя.

— У континентальных стран тоже есть армии. Они не позволят захватить нас без боя.

Шпион покачал головой.

— Престолонаследник приказал передать вам, что континент не начнет действовать на основании одних лишь слухов, а его войска рассредоточены по всей Империи, и он будет держать их таким образом до решающего момента. Он будет отрицать свое намерение до самого последнего дня, пока не соберет свою армию в гавани. После того, как они пройдут через Полуостров, у континентальных стран уже не будет времени скинуть их в море. Наследник сказал, что они даже не попытаются. Десять Наций будут слишком заняты собственными проблемами, чтобы отвлекаться на ваши.

— Наверное, следующий Император Мидии очень уверен в себе, если прислал вас ко мне сообщить о своих намерениях. Опыт подсказывает мне, патронос, что самоуверенность моего врага может стать моим лучшим оружием.

— Моя семья из охлоса, Ваше Величество. У нас нет своей земли, — смиренно ответил раненый шпион.

Царица не согласилась с ним.

— Вы все трое хорошо послужили Аттолии. Вы получите землю. Мой Секретарь проследит за этим.

Релиус проводил людей прочь.

Когда они ушли, царица не сделала ни одной попытки вернуться к делам. Она молча смотрела в пространство перед собой. Наконец царь заговорил.

— Мидяне возвращаются раньше, чем мы ожидали.

— Не обязательно, — сказала царица. — Старый Император еще жив. Наследник не получит полномочий, пока не займет трон. И все-таки, он укрепляет свою власть быстрее, чем я надеялась.

— Его подталкивает Нахусерех?

Аттолия покачала головой.

— Я думаю, его побуждает собственное желание. Релиус говорит, что Нахусерех все еще находится в немилости.

— Да. Релиус. — Царь сделал паузу. — Твой шеф шпионов лжец. И на этот раз он лжет нам, — медленно проговорил он.

Аттолия нахмурилась, затем почти незаметно покачала головой.

— Надо арестовать его, — сказал царь. Еще немного подумав, он решительно добавил: — Немедленно.

«Если нас с царицей убьют, ты сможешь стать капитаном гвардии…». А если царь уничтожит Релиуса? Кто придет ему на смену? Костис едва дышал. Царь не стал отдавать приказ об аресте лично, хотя мог бы, но он обратился к царице в присутствии свидетелей. Теперь все должны увидеть, захочет ли царица защитить своих слуг.

— Позовите Телеуса, — сказала она, и курьер поспешил из комнаты.

«Ты говорил, что он не может действовать, как царь, но он считает, что может…»

Царь с царицей сидели на трое не шевелясь, словно восковые куклы. Костис спрашивал себя, так ли их мысли мечутся у них в голове, как у него самого? Царица ничем не дала понять, о чем она думает. Даже ее глаза не обратились к стоящему перед ней Телеусу. Ее муж был государем Аттолии, а вся ее страна была наводнена эддисийскими солдатами. Она приказала арестовать своего Секретаря.

— Выполни приказ точно, Телеус, — предупредила царица. — Это должно быть сделано немедленно.

Когда капитан вышел из зала, они снова оцепенели. Время медленно скользило мимо них, никто не говорил, никто не двигался. Все ждали. Двери открылись, но вошел один посол Эддиса. Он поклонился престолу и спокойно встал около стены. Двери распахнулись еще раз, на этот раз вернулся Телеус. Он шел во главе гвардейцев, окруживших Секретаря архива. Ошеломленные придворные повернулись к царю. Истина уже была написана на лицах Телеуса и Релиуса. Секретарь архива был виновен.

— Он писал это, — сказал капитан, сжимая в кулаке пачку листов бумаги. — Когда он увидел нас в дверях, он попытался принять яд.

— На этой бумаге написано признание?

— Да.

Релиуса провели через зал, и он упал на колени перед престолом. Он смотрел перед собой, как человек, не видящий ничего, кроме смерти, для которого все звуки мира стали ничем иным, кроме как смутным шепотом.

Все с тем же выражением лица, он поднял глаза к царице.

— Могу ли я объясниться?

Аттолия посмотрела на него сверху вниз и ничего не ответила. Его губы шевелились, но слов не было слышно. Он ненадолго закрыл глаза и постарался справиться с одышкой.

— Когда я сказал вам, что не знаю имя предателя… я солгал, — признался он. — Я уже понял, что это может быть только моя вина. Я посещал одну женщину в городе. Вы знали о ней, знали, когда она бросила меня. Я думал, что она устала от меня, но когда она исчезла, я должен был понять, что я позволил ей узнать слишком много, и что она была мидийской шпионкой.

Он обхватил голову руками.

— Моя царица…

Телеус хлопнул его по затылку так сильно, что Секретарь упал лицом на мраморные ступени трона.

— Для тебя она «Ваше Величество»! — прорычал капитан гвардии.

— Телеус. — Царица осадила его одним словом, но лицо капитана, в отличие от лиц обоих государей, ясно показывало всю степень его ярости и отвращения к предателю.

— Яд? — спросила она Релиуса.

Он подтянулся и снова встал на колени.

— Я боялся, — сказал он.

— Понимаю, — ответила Аттолия. — Но разве невинный человек будет держать яд под рукой?

— Моя… Ваше Величество, — поправился Релиус. — Я подвел вас, — сказал он. — Я виноват, но клянусь, я ни за что не предал бы вас сознательно. Я написал все, чтобы вы знали это. Я не собирался ничего скрыть от вас. Вы должны поверить мне, — настаивал он.

— Я должна верить, Релиус?

Если все, чему он учил ее, было правдой, они оба знали ответ на этот вопрос. Его губы прошептали слово, но он не мог произнести его вслух. Он покачал головой.

— Нет, — тихо и печально согласилась царица. — Уведите его.

Релиуса увели, но ни один человек в зале не пошевелился, боясь первым обратить на себя внимание царицы.

— Вы будете наблюдать? — спросил царь.

— Я должна, — сказала царица.

— Я не могу, — признался царь.

— Конечно, нет, — согласилась Аттолия.

Она повернулась к камергеру, обязанностью которого было следить за порядком в зале во время суда, и сказала:

— На сегодня мы закончили.

Эти слова положили конец судебному заседанию. Камергер поклонился и предложил придворным очистить помещение. Когда царь встал, все остановились и, почтительно склонившись, ждали, когда он выйдет в сопровождении охраны и слуг. Костис оглянулся, чтобы в последний раз взглянуть на царицу, сидящую в одиночестве на троне среди пустого зала.

Нет, подумал Костис. Царь не будет присутствовать при допросе Релиуса. Это означало бы возвращение в ту нору под землей, где Евгенидис был заключен в тюрьму, где он лишился своей правой руки. Если он и выглядит сейчас таким больным, прямо-таки бледно-зеленым, думал Костис, то не от сострадания к Релиусу, а от воспоминания о собственных муках.

Они вернулись в покои царя. Евгенидис остановился посреди караульного помещения.

— Который час? — спросил он, потирая лицо с видом только что проснувшегося человека.

Релиус был арестован, но царя это, похоже, не радовало.

— Половина пятого, Ваше Величество.

— Очень хорошо.

Царь вошел в свою комнату и потянулся к двери, преграждая вход слугам.

— Постучите мне через час, — сказал он. — До этого времени никто не должен меня беспокоить.

Он захлопнул дверь у них перед носом.

— Ну, — протянул Сеанус, — когда царь уединяется позлорадствовать, ему даже ты не нужен, Костис. Странно, почему он не поступает так же, когда ему хочется залезть в нору и зализать раны. Всем вместе стоять в коридоре было бы веселее.

Костис подумал, что сегодня царю, скорее всего, не нужно переставлять кресло к окну, и он хочет быть уверен, что никто из слуг не просочится в его комнаты, несмотря на приказ оставить его в покое.

Он вздрогнул, когда услышал скрежет засова. О существовании внутренних запоров он не подозревал. Сеанус рассмеялся над его удивлением.

— Он делает так каждую ночь, — сказал он. — Думаю, что наш маленький царь не доверяет нам. Мы должны скрестись по утрам, как охлос в храмовые двери, и ждать, пока они милостиво не распахнутся перед нами.

* * *

Аттолия вернулась в свои покои и отослала служанок прочь. Они сидела у окна. Раздался щелчок закрываемой двери, и больше ни звука.

Она думала о Релиусе. В первый год ее царствования, когда она была совсем молодой царицей, вынужденной в одиночку сражаться с мятежными баронами и не имеющей никакого оружия, кроме золота и собственного разума, ее охрана обнаружила Релиуса, подглядывающего за ней из-под телеги. Кто подослал его, спросила она, но он ответил: никто. Он сам себе хозяин и хотел взглянуть на царицу. Стоя перед ней в грязной одежде, незаконнорожденный сын управляющего фермой, Релиус предложил ей свою службу. Он сообщил ей все необходимые сведения об ее врагах. Он обучил ее ремеслу манипуляции и интриг, научил превращать людей в свои инструменты и оружие, чтобы выжить в мире, где не было места преданности и доверию. Никогда не доверять никому, таков был его первый и самый важный урок.

— Даже тебе, не так ли? — тогда она еще не разучилась смеяться.

— Даже мне, — серьезно ответил он.

К истине можно прийти только через боль, учил он, и она должна добиваться истины любой ценой. От этого зависела жизнь ее народа.

Она должна знать правду.

Тишина была ее убежищем, и она укрылась в молчании. На этот краткий отрезок времени ей не нужно будет ни двигаться, ни говорить, ни пытаться отделить правду от лжи, чтобы понять причину предательства Релиуса, чтобы оправдать его проступок или свою собственную слепоту. Ее царь не умел находить спасения в тишине. Он предпочитал двигаться. Она часто наблюдала, как он мечется взад и вперед по комнате, бесшумно, как кошка в клетке. Но он так же умел обуздывать свой порыв и перемещаться медленно, почти незаметно, как солнечный свет на камне. Рядом с ним тишина становилась совершенно особенной, и он знал, как принести мир в ее душу.

Когда Фрезина через дверь сообщила, что пришло время переодеваться к ужину, Аттолия дождалась щелчка задвижки, а затем позвонила служанкам.

* * *

Через час царь приступил к переодеванию для ужина, и Костиса отпустили из царской прихожей. Он шел обратно через дворец с отрядом гвардейцев, сдавших свой пост. Они уже покинули внутренний дворец и шли через террасу, направляясь к лестнице, которая вела в сторону казарм, когда им навстречу выступил барон Суза.

Костис знал его в лицо, потому что ферма его семьи находилась на землях барона. Он вежливо кивнул и был удивлен, когда Суза назвал его по имени.

— Может быть, вы отпустите своих людей? — предложил барон. — Я бы попросил минуту вашего времени, чтобы пообщаться с земляком.

Костис неохотно отпустил людей обратно в казармы.

— Итак, Костис Орментидес, — сказала Суза, — вы стали доверенным лицом нашего царя, не так ли?

Костис пожалел, что не может позвать солдат обратно. Он находился в некотором смятении после ареста Релиуса. Их присутствие удержало бы Сузу от лишних вопросов, но было слишком поздно. Барон ждал ответа.

— Нет, сэр. Я бы так не сказал, сэр, — осторожно возразил Костис.

Подобно Арису, не решившемуся отшить Сеана, Костис собирался быть очень осторожным, чтобы не обидеть Сузу. Конечно, будучи землевладельцами, семья Костиса не был так уязвима, как близкие его друга. Барон не мог поднять налог на землю или отобрать часть ее, и каждый помещик в Аттолии, даже самый мелкий, перед законом был равен земельному магнату, но Суза был способен доставить семейству Орментидес множество других ненужных неприятностей.

— Вероятно, он признает за вами особые заслуги, учитывая, что разрешает оставаться с ним наедине?

— Его Величество… — Костис сделал паузу и посмотрел себе под ноги, надеясь правдоподобно изобразить замешательство. — Таким образом Его Величество демонстрирует свое чувство юмора.

— А? — Удивился Суза.

— В мои обязанности не входит ничего, кроме тренировки на полигоне, так как я… привлек его внимание.

Костис опасался, что может переусердствовать в изображении стыдливого пастушка, поэтому поднял голову и перешел к роли честного служаки.

— Я регулярно несу дежурство на стене, сэр, и при дворе после обеда. Эти дополнительные часы просто…

— Его каприз? — предположил Суза.

Лицо Костис окаменело.

— Я никогда не сказал бы так, сэр.

Называть царя капризным было чересчур даже для барона Сузы.

— И своими частными аудиенциями он просто позорит командира своей охраны?

— Его Величество пожелал отпустить свою свиту, и когда они сказали, что не могут оставить его в полном одиночестве, он выбрал меня в качестве замены. Я не считаю, сэр, что он таким образом оценил мои заслуги, скорее был недоволен поведением своих придворных, которые служили ему слишком небрежно… сэр.

Не слишком ли часто я «сэркаю», подумал Костис.

— Понимаю, — сказал Суза. — Тем не менее вы невольно становитесь обладателем определенного количества информации, которую, я уверен, вы пожелаете реализовать, лейтенант.

Костис надеялся, что его лицо не отразило испытанного им в этот момент ужаса. Однако, адмиральский адъютант получил от кого-то свою информацию, и сцена, устроенная Костисом на полигоне, могла навести придворных на мысль, что это у него язык не держится за зубами. Ему очень хотелось развернуться на каблуках и уйти, но он не мог. Он так же не знал, что ожидает получить от него Суза.

— Не так много, на самом деле, сэр, — сказал Костис. Он вспомнил аудиенцию у царицы. — Он проводит время в одиночестве, глядя в окно.

Он пожал плечами, словно извиняясь за незначительность информации. Брови Сузы сошлись на переносице. Вероятно, он не считал эти сведения незначительными. Было вполне очевидно, что Костис сообщил ему действительно нечто важное.

— Спасибо, лейтенант.

Барон протянул монету, которую Костис после минутного колебания принял, не зная, как отказаться. Затем Суза ушел.

Костис побрел через дворец вниз в казарму, считая себя полностью виноватым, хотя царь и не снизошел до прямого обвинения.

Загрузка...