– Проснись, девчонка! – воскликнул я, входя в комнату, и дважды резко хлопнул в ладоши.
Испуганная девушка с криком вскочила на ноги. Она лежала на соломенном матраце у спального возвышения. Она вскочила так резко, что ушибла колено о камень, и это ей не понравилось. Я хотел испугать ее до полусмерти и был доволен результатом.
Она гневно смотрела на меня.
– Я не спала.
Я подошел к ней и сжал ее голову руками, глядя ей в глаза. Она говорила правду.
– Видишь! – сказала она.
Я рассмеялся.
Она опустила голову и застенчиво посмотрела на меня.
– Я счастлива, что ты вернулся.
Я взглянул на нее и увидел, что она опять говорит правду.
– Вероятно, в мое отсутствие ты побывала в кладовке с продуктами.
– Нет. Не была… – и ядовито добавила: – хозяин.
Я оскорбил ее гордость.
– Вика, – сказал я, – мне кажется, тут пора кое-что изменить.
– Тут ничего не меняется, – ответила она.
Я осмотрелся. Меня интересовали сенсоры. Чувствуя возбуждение, я осмотрел их. Потом начал тщательно обыскивать комнату. Хотя устройство сенсоров и способ их применения мне были непонятны, но я думал, что в них нет ничего загадочного, ничего такого, что нельзя было бы объяснить со временем. Ничто не заставляло думать, что цари-жрецы – или царь-жрец – некие непостижимые, неощутимые существа.
Больше того, в коридоре я уловил след, ощутимый след царя-жреца. Я рассмеялся, Да, я унюхал царя-жреца или его принадлежности. Мысль эта меня позабавила.
Яснее, чем когда-либо раньше, понимал я, как суеверия угнетают и калечат людей. Неудивительно, что цари-жрецы скрылись за оградой в Сардаре и позволили сказкам посвященных выстроить вокруг них стену ужаса, неудивительно, что они скрывают свою природу и сущность, неудивительно, что они так тщательно маскируют свои планы и цели, свои приспособления, инструменты, свои ограничения! Я громко рассмеялся.
Вика удивленно смотрела на меня, очевидно, решив, что я спятил.
Я ударил кулаком о ладонь.
– Где они? – воскликнул я.
– Что? – прошептала Вика.
– Цари-жрецы видят и слышат. Но как?
– Своей властью, – ответила Вика, прижимаясь к стене.
Я уже тщательно осмотрел всю комнату. Возможно, конечно, что какой-то неизвестный луч проникает сквозь стены и дает изображение на отдаленном экране, но я сомневался, чтобы такой сложный прибор, наличие которого вполне вероятно у могущественных царей-жрецов, будет использован для обычного наблюдения за помещениями.
И тут я увидел прямо в центре потолка лампу, такую же, как в коридорах, но эта лампа не горела. Это ошибка со стороны царей-жрецов. Разумеется, прибор может находиться в любой другой лампе. Возможно, просто одна из этих ламп, которые способны гореть годами, перегорела.
Я вскочил на спальное возвышение. Крикнул девушке:
– Принеси мне сосуд!
Она убедилась, что я сошел с ума.
– Быстрее! – крикнул я, и она бегом принесла мне бронзовый сосуд.
Я выхватил у нее сосуд и бросил его в лампу, которая разлетелась с искрами. Пошел дым. Вика закричала и скорчилась у возвышения. Из углубления, в которое была вделана лампа, свисали, обожженные и дымящиеся, провода, блестящая металлическая диафрагма и коническое вместилище, в котором могли располагаться линзы.
– Иди сюда, – сказал я Вике, но бедная девушка прижалась к возвышению. Я нетерпеливо схватил ее за руку и вздернул на платформу. – Смотри! – сказал я. Но она решительно не желала поднимать голову. Я схватил ее за волосы, она закричала и подняла голову. – Смотри! – воскликнул я.
– Что это? – проскулила она.
– Это был глаз, – ответил я.
– Глаз?
– Да, такой же, как глаз в двери. – Я хотел, чтобы она поняла.
– Чей глаз?
– Глаз царей-жрецов, – рассмеялся я. – Но теперь он закрылся.
Вика задрожала, прижавшись ко мне, а я в своей радости, все еще держа ее рукой за волосы, склонился к ее лицу и поцеловал в великолепные губы, и она беспомощно вскрикнула в моих объятиях и заплакала, но не сопротивлялась.
Я впервые поцеловал девушку-рабыню и сделал это в приступе безумной радости, и мой поцелуй удивил ее, она не могла меня понять.
Я соскочил с платформы и направился к входу.
Она осталась стоять на каменном возвышении, изумленная, прижав руки к губам.
Смотрела она на меня странно.
– Вика! – воскликнул я, – хочешь уйти из этой комнаты?
– Конечно, – дрожащим голосом ответила она.
– Хорошо. Скоро выйдешь.
Она отшатнулась назад.
Я рассмеялся и подошел к входу. Я уже осматривал шесть красных куполообразных выпуклостей, по три с каждой стороны портала. Конечно, нехорошо их уничтожать: они так красивы.
Я достал меч.
– Остановись! – в ужасе крикнула Вика.
Она спрыгнула с каменного возвышения и побежала ко мне, схватила меня за руку, державшую меч, но левой рукой я отбросил ее, и она упала на пол у возвышения.
– Не нужно! – кричала она, корчась на полу, протянув ко мне руки.
Шесть раз рукоять меча ударяла по сенсорам, и шесть раз слышался щелчок, как от взрыва раскаленного стекла; каждый раз мелькал поток ярких искр. Сенсоры были разбиты, их линзы сломаны, в отверстиях видны были комки спутанных, сплавленных проводов.
Я сунул меч в ножны и вытер лоб рукой. Во рту легкий привкус крови: это осколки порезали мне лицо.
Вика молча сидела у возвышения.
Я улыбнулся ей.
– Можешь выйти из комнаты, если хочешь.
Она медленно встала. Посмотрела на вход и на разбитые сенсоры. Потом снова на меня, в глазах ее было удивление и страх.
Она встряхнулась.
– Хозяин ранен, – сказала она.
– Меня зовут Тарл Кабот из Ко-ро-ба. – Впервые я назвал ей свое имя и город.
– Мой город Трев. – Она тоже впервые назвала мне свой город.
Я улыбался, глядя, как она достает из шкафа полотенце.
Итак, Вика из Трева.
Это многое объясняет.
Трев – воинственный город в бездорожном величии Вольтайских гор. Я там никогда не был, но слышал о нем. Говорят, воины Трева свирепы и храбры, а его женщины горды и прекрасны. Его тарнсмены считаются равными тарнсменам Тентиса, известного большими стадами тарнов, Ко-ро-ба и самого Ара.
Вика вернулась с полотенцем и стала вытирать мне лицо.
Девушки из Трева редко поднимаются на аукционный помост. Если бы я продавал Вику в Аре или Ко-ро-ба, за нее, вероятно, много бы заплатили. Даже не такие прекрасные девушки из Трева из-за своей редкости высоко ценятся любителями.
Трев считается расположенным в семистах пасангах от Ара, недалеко от Сардара. Я никогда не видел его на карте, но представлял себе эту местность. Точное местоположение города мне не было известно; впрочем, оно мало кому известно, кроме его жителей. Торговые маршруты к нему не ведут, а тот, кто заходит на эту территорию, часто не возвращается.
Говорят, до Трева можно добраться только на спине тарна. Значит, это скорее горная крепость, чем город.
Говорят также, что сельского хозяйства там нет, и, вероятно, это правда. Каждый год осенью легионы тарнсменов Трева, как саранча, спускаются с Вольтайских гор и опустошают поля то одного, то другого города, разные города в разные годы, забирают все им нужное, а остальное сжигают, чтобы предотвратить возможную долгую зимнюю войну. Сто лет назад тарнсмены Трева даже выдержали схватку с тарнсменами Ара в бурном небе над утесами Вольтая. Я слышал, как об этом рассказывали поэты. С этого времени их набеги проходили беспрепятственно, хотя, может быть, следует добавить, что люди Трева больше никогда не нападали на поля Ара.
– Больно? – спросила Вика.
– Нет.
– Конечно, больно, – фыркнула она.
Интересно, все ли женщины Трева красивы, как Вика. Если это так, то удивительно, что тарнсмены со всех городов не слетаются туда, чтобы, как говорится, испытать счастье цепи.
– Все ли женщины Трева красивы, как ты? – спросил я.
– Конечно, нет, – раздраженно ответила она.
– Ты самая красивая?
– Не знаю, – просто ответила она, потом улыбнулась и добавила: – Может быть…
Она грациозно встала и снова отошла к шкафу в стене. Вернулась с небольшим тюбиком мази.
– Порезы глубже, чем я думала, – сказала она.
Кончиком пальца она начала смазывать порезы. Жгло очень сильно.
– Больно?
– Нет.
Она рассмеялась, и мне было приятно слышать ее смех.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – сказал я.
– Мой отец из касты врачей, – ответила она.
Итак, подумал я, я правильно отнес ее по акценту к касте строителей или врачей. Если бы еще немного подумал, то понял бы, что речь ее слишком чиста для касты строителей. Я усмехнулся про себя. Вероятно, просто удачная догадка.
– Я не знал, что в Треве есть врачи, – сказал я.
– В Треве все высшие касты, – гневно ответила она.
Единственные известные мне два города, кроме Ара, на которые не нападал Трев, это горный Тентис, славный своими стадами тарнов, и мой родной Ко-ро-ба.
Если бы дело было в зерне, конечно, не было смысла нападать на Тентис: он сам ввозит зерно; но главное богатство Тентиса – стада тарнов, к тому же в нем добывают серебро, хотя его шахты не так богаты, как шахты Тарны. Вероятно, Трев никогда не нападает на Тентис, потому что это тоже горный горд, он расположен в горах Тентис; еще вероятнее, воины Трева ценят тарнсменов Тентиса не меньше, чем своих.
Нападения на Ко-ро-ба прекратились в те времена, когда убаром этого города был Мэтью Кабот, мой отец.
Он организовал систему далеко раскинутых маяков, расположенных в укрепленных башнях; они поднимали тревогу, когда войска вторгались на территорию Ко-ро-ба. При виде всадников в башне разжигали огонь, яркий ночью, а днем укрытый зелеными ветвями, отчего поднимался столб дыма, и сигнал передавался от башни к башне. Поэтому когда тарнсмены Трева явились на поля Ко-ро-ба – а эти поля расположены в нескольких пасангах от города, в сторону Воска и залива Тамбер – их встретило множество городских тарнсменов. Люди Трева пришли за зерном, а не за войной, поэтому они повернули и принялись искать менее защищенные поля.
Была разработана также система сигналов, которыми каждая башня могла обмениваться информацией с другими башнями и с городом. Даже если одна башня не смогла бы поднять тревогу, все равно в городе вскоре зазвучали бы колокола. тарнсмены седлали бы своих птиц и поднимались в воздух.
Разумеется, города преследовали разбойников Трева до самых Вольтайских гор, но тут им приходилось отказываться от преследования и поворачивать назад, не рискуя своими тарнсменами в негостеприимной местности соперников, которые своей легендарной свирепостью остановили в собственных горах даже могучие силы Ара.
Другие потребности города, помимо продовольствия, удовлетворялись почти так же. Разбойники Трева были известны повсюду, начиная с ярмарки Эн-Кара, в тени самого Сардара, до дельты Воска и островов за ней, таких, как Тирос и Кос. Добыча набегов продавалась тут же на ярмарке в Эн-Каре или на четырех других больших сардарских ярмарках, либо ее без всяких расспросов раскупали в отдаленном густо населенном зловещем Порт-Каре.
– Чем живут жители Трева? – спросил я Вику.
– Мы выращиваем верров, – ответила она.
Я улыбнулся.
Верр – это местный горный козел Вольтая. Дикое злобное животное с длинными спиралевидными рогами. Человек, оказавшийся в горах Вольтая в двадцати ярдах от такого животного, мог расстаться с жизнью.
– Значит вы простые домоседы.
– Да, – сказала Вика.
– Горные пастухи.
– Да.
И мы вместе рассмеялись, не способные больше сдерживаться.
Да, я знал репутацию Трева. Это город, живущий разбойничьей добычей, вероятно, такой же недоступный и высокомерный, как гнездо тарна. И в самом деле, Трев был известен как Вольтайский Тарн. Надменная неприступная крепость, в ней люди жили результатами набегов, а женщины носили драгоценности, награбленные в сотнях городов.
И Вика из этого города.
Я поверил в это.
Но сегодня она мягка, а я добр к ней.
Сегодня мы друзья.
Она спрятала мазь в шкафу.
– Мазь скоро впитается, – сказала она. – Через несколько минут не останется ни следа ни от нее, ни от порезов.
Я присвистнул.
– У врачей Трева чудодейственные лекарства.
– Это мазь царей-жрецов, – сказала она.
Мне было приятно это слышать. Цари-жрецы уязвимы.
– Значит царей-жрецов можно ранить? – спросил я.
– Можно ранить их рабов, – сказала Вика.
– Понятно.
– Не будем говорить о царях-жрецах, – сказала девушка.
Я смотрел, как она стоит в тускло освещенной комнате, красивая, лицом ко мне.
– Вика, твой отец на самом деле из касты врачей?
– Да, а почему ты спрашиваешь?
– Неважно.
– Почему? – настаивала она.
– Я подумал, что ты, может быть, рабыня для удовольствий.
Конечно, было глупо так говорить, и я тут же пожалел о сказанном. Она застыла.
– Ты мне льстишь, – сказала она и отвернулась. Я ее обидел.
Я сделал движение к ней. Не оборачиваясь, она сказала:
– Пожалуйста, не трогай меня.
Потом выпрямилась, повернулась ко мне, прежняя презрительная Вика, вызывающая, враждебная.
– Конечно, ты можешь меня тронуть. Ты ведь мой хозяин.
– Прости меня, – сказал я.
Она горько и презрительно рассмеялась.
Передо мной стояла истинная женщина Трева.
Я видел ее так, как никогда не видел раньше.
Вика – разбойничья принцесса, привыкшая к шелкам и драгоценностям из тысяч разграбленных караванов, привыкшая спать на драгоценных мехах и пить редкие вина, захваченные на сожженных и затопленных галерах, в разграбленных кладовых дымящихся жилых цилиндров, в домах, хозяева которых убиты, дочери скованы рабской цепью; но только она сама, Вика, разбойничья принцесса, гордая Вика, женщина из надменного пышного Трева, стала добычей жестоких игр Гора, сама ощутила на горле сталь рабского ошейника, который ее соплеменники так часто надевали на своих прекрасных плачущих пленниц.
Теперь Вика сама собственность.
Моя собственность.
Она смотрела на меня с яростью.
Надменно приблизилась ко мне, медленно, грациозно, как шелковая и грозная самка ларла, и, к моему изумлению, склонилась передо мной, сложила руки на бедрах, приняла позу рабыни для удовольствий, в презрительной покорности склонила голову.
Подняла голову, ее насмешливые голубые глаза смело смотрели на меня.
– Я твоя рабыня для удовольствий, хозяин.
– Встань, – сказал я.
Она грациозно встала, обняла меня за плечи, приблизила губы.
– Ты меня уже целовал, – сказала она. – Теперь я тебя поцелую.
Я смотрел в эти голубые глаза, а она смотрела в мои, и я подумал, сколько же мужчин сгорело в этом мрачном обжигающем пламени.
Великолепные губы прижались к моим губам.
– Это поцелуй твоей рабыни для удовольствий, – величественно и мягко сказала она.
Я высвободился из ее объятий.
Она удивленно смотрела на меня.
Я вышел из комнаты в тускло освещенный коридор. Оттуда протянул ей руку.
– Я тебе не понравилась? – спросила она.
– Вика, – сказал я, – иди сюда и возьми руку глупца.
Поняв, что я собираюсь сделать, она медленно покачала головой.
– Нет, я не могу выйти из комнаты.
– Пожалуйста.
Она задрожала от страха.
– Иди, – сказал я, – возьми мою руку.
Медленно, дрожа, двигаясь как во сне, она приблизилась к входу. Сенсоры на этот раз не засветились.
Она смотрела на меня.
– Пожалуйста, – повторил я.
Она посмотрела на сенсоры, которые торчали из стены, как черные невидящие глаза. Они перегорели и разбились, и даже на стене рядом с ними были видны следы их уничтожения.
– Они больше не причинят тебе вреда, – сказал я.
Вика сделала еще шаг; казалось, ноги под ней подгибаются, вот-вот она упадет. Она взяла меня за руку. Глаза ее были полны страха.
– Женщины Трева, – сказал я, – не только прекрасны и горды, но и храбры.
Вика переступила через порог и упала мне на урки в обмороке.
Я поднял ее и отнес на каменное возвышение.
Посмотрел на сенсоры и на разбитые контролирующие устройства.
Возможно, теперь не так уж долго ждать царей-жрецов Гора.
Вика сказала, что когда я им понадоблюсь, за мной придут.
Я усмехнулся.
Возможно, теперь им придется ускорить свидание.
Я осторожно положил Вику на каменную скамью.