Царская свара

Глава 2

Шлиссельбург — река Нева

Капитан бота «Фортуна»

Капитан-лейтенант Петр Фомичев

после полудня 8 июля 1764 года

— Такой благоприятный момент грех упускать, — Петр Полуэктович пребывал в необычайном воодушевлении. Гвардия ушла на восток в почти полном составе — несколько часов тому назад он в подзорную трубу наблюдал, как уходили за леса последние колонны пехоты и конницы. Можно было подвести бот к самой крепости, оставив яхту с баркасами у северного шанца. А по Шлиссельбургу уже не стреляли, осадная артиллерия молчала. У массивных орудий даже не стояли канониры. Да и сам форштадт будто вымер — виднелись немногочисленные посты, на военных кораблях уныло бродили по палубе немногочисленные матросы. Изредка показывались разъезды драгун, и тут же скрывались за лесом. Правда у палаточного лагеря оставалась гвардейская инфантерия, но весьма слабыми силами, вряд ли больше двух рот, но может и меньше.

— Вы правы, Петр Полуэктович, — согласился с ним комендант Шлиссельбурга полковник Бередников, за эти дни взлетевший к бригадирскому рангу, чему Фомичев яростно завидовал.

— Государь приказал нам действовать по собственному разумению, но дерзко, всячески допекая гвардейцев. Мыслю, что генерал Панин с войсками уже ушел далеко, и вернуться не сможет. Лейб-гвардию ждет генеральная баталия с фельдмаршалом Минихом, а мы окажем нашим полкам помощь, выступим сикурсом немедленно.

Бередников чуть поморщился, покачал перемотанной окровавленной тряпкой головой. Но вид имел задорный. Хотя мундир, потрепанный и прожженный во многих местах, был жалок.

— Посему объявляю диспозицию. На бот и яхту вы примите две роты гарнизона — в каждой почти по сотне солдат, потери у нас большие. Надеюсь, что места на палубе у вас хватит?

— Примем всех, хотя битком забиты даже трюмы будут. Думаю, нам предстоит недолгое путешествие, на тот берег. Десант там высадим, господин полковник?

— Непременно. В северном шанце еще рота петербуржского гарнизона находится, ее принять можем? Она там бесцельно прозябает, а у меня еще пять баркасов после бомбардировки целыми в канале остались. Если их выведем, да потеснимся на палубах?

Моряк прикинул — три с половиной сотни солдат десанта многовато для двух маленьких корабликов и пяти баркасов. Будет теснота, на палубе не развернешься — а если пушки придется задействовать?!

— Я приму на борт яхты полторы сотни, а то и две, она больше бота. Зато «Фортуна» прикроет высадку своими пушками, — сидящий рядом с ним Карлов решил этот вопрос двумя предложениями.

— У столичного тракта, где переправа. Там пять рот нашей гарнизонной пехоты с кирасирами и две захваченных барки. Оставляем роту с плутонгом всадников, на всякий случай, если из Петербурга гонцы появятся или там небольшое подкрепление, то они справятся. Всех остальных перевозим на южный берег, думаю, за три часа управимся. После переправы идем быстрым маршем к протоке и каналу.

Фомичев немного подумал, и все же решил предложить свой вариант проведения высадки.

— Господин полковник, может быть, следует напасть сразу на тот берег. Не думаю, что «Самсон» по нам будет стрелять. Тогда после высадки мы захватим все суда, отправим несколько барок вниз по реке, и одномоментно перевезем всю пехоту и кирасир. Тогда не будет потеряно время на марш, а наше нападение может оказаться внезапным для неприятеля. Возможно, нам удастся захватить и яхту с ботами, на них паруса спущены и якоря отданы.

— А если по вам стрелять начнут?

— Так пушки на берегу не установлены, господин полковник. А вот если «Самсон» начнет обстрел, то тогда лучше уходить к переправе сразу — нам даже двоим с ним не справиться, если только на абордаж не возьмем. Но потери будут большие…

— А если другие корабли нас атакуют?

— Лучше на берег сразу выбросится, утопят сразу — у них втрое больше пушек. Как только мы от крепости отойдем, и выйдем из-под защиты ее пушек, станет сразу ясно, что нас ожидает. Если начнут поднимать паруса и выводить корабли, то с помощью баркасов сможем вернуться обратно к шанцу. Если же таких приготовлений не будет, и стрелять не начнут, то думаю, надлежит нам всем начать высадку.

Фомичев терпеливо ждал, пока комендант не примет решения. То, что он предлагал, было чистейшей авантюрой, беспрецедентной по наглости. Произвести высадку прямо у кораблей гораздо более сильной эскадры. Но что-то подсказывало ему — против своих моряки драться не будут, недаром «Самсон» за два дня лишь несколько раз поразил крепость своими бомбами, и то случайно — потому что комендоры стреляли куда угодно, кроме острова, вот и зацепили ненароком.

— Тогда действуем, господа моряки! За нашим государем Иоанном Антоновичем правда, а потому удача будет с нами!

Через два часа «Фортуна» и идущий в кильватере «Ораниенбаум», в сопровождении пяти баркасов, вышли из северного рукава, и, сваливаясь по течению, направились прямиком к протоке, впереди которой виднелся выход из Ладожского канала.

— Что они, спят днем и нас не видят? Или делают вид, что никак не могут разглядеть? Или тут что то иное?

Вопросов было много, а вот ответов пока никаких. На «Самсоне» приготовлений к бою не замечалось, зато команды на палубе явно прибавилось — все яростно размахивали руками и показывали на лагерь гвардейцев. Похожая картина наблюдалась на «Петергофе» и двух ботах. Было видно, что матросы и офицеры не собираются драться с товарищами, наоборот, там события стали принимать совсем иной оборот.

— Петр, а ведь они мятеж против Катьки поднимают! Смотри, орудия с правого борта заряжать принялись, пушки накатывают. По гвардейскому лагерю стрелять собрались?!

Вставший рядом с ним Карл Розен хищно ощерился, вечно бледное лицо порозовело — капитан-лейтенант и кавалер… Тут сердце Фомичева екнуло — он был бы счастлив получить такую награду, о которой уже слышали все, но никто пока не видел. Но тут же изгнал зависть из сердца — для нее не было ни времени, ни места — грех завидовать боевому товарищу.

«Фортуна» с яхтой направились прямо в протоку, достаточно широкую чтобы навалится на борт «Самсона» и «Петергофа» — вот только уже не для абордажа — быстрее сплавить на берег десант, скинув широкие сходни. И затея удалась — с палуб всех кораблей грянули приветственные крики. Еще бы — вместо ожидания боя пошло братское единение, направленное уже против общего врага.

— Виват императору Иоанну Антоновичу!

На приветственные крики команд эскадры, сейчас являющееся паролем, экипажи «Фортуны» и «Ораниенбаума» ответили громким «виватом» тоже. Затем осторожно подошли к бортам барок, что служили причалами и тут же упали широкие сходни.

— Быстрей сходим, братцы, пока гвардейцы не очухались, — полковник Бередников принялся командовать и на берег хлынула волна из зеленых мундиров, уставив в небо фузеи с примкнутыми штыками — опасались на бегу ударить в спину острой сталью своего.

— Эй, лейтенант Решетников, — Петр узнал своего давнего сослуживца, но даже не поздоровался с ним — время было дорого.

— Государем Иоанном Антоновичем я назначен начальствовать над всем русским флотом в Шлиссельбургской губе находящимся, и произведен в следующий чин!

— Команда «Самсона» готова выполнять ваши приказания, господин капитан-лейтенант!

В громком крике послышалась целая гамма чувств — преданность распоряжениям нового императора, желание их выполнить… и легкая зависть к приобретенному товарищем чину.

— Гаубицы и мортиры зарядить бомбами, пушки картечью и ядрами — поддержать десант!

— Есть поддержать десант, господин капитан-лейтенант! Орудия давно заряжены!

Однако гвардейская пехота не стала наступать, наоборот — сбившись группами, гвардейцы стали отходить к дороге, уходя в лес. А первый выстрел с «Самсона» добавил им прыти. Но отходили в полном порядке, под предводительством генерала, что размахивал шпагой.

Вот только их врагом стали не моряки или десантники — драгуны и фузилеры начали с ними перестрелку, крича «виват» молодому императору. А вот прислуга осадных орудий начала разбегаться во все стороны, как тараканы от кипятка — их Фомичев мысленно пожалел.

Даже если они сейчас дружно начнут провозглашать здравницы самодержцу, это не спасет их всех от вдумчивого мордобития, и желания тщательно пересчитывать им ребра кулаками. Потому что солдаты гарнизона Шлиссельбурга сильно на них злы за двухдневный обстрел крепости. Хотя колоть штыками беглецов вряд ли будут — понимают, что те люди подневольные и выполняли приказы.

А так посидят канониры сутки в лесу, покормят комаров и выйдут с повинной — страсти как раз и улягутся, а сердце солдата после победы наполнится милосердием вместо лютой злобы. Тумаков, конечно, получат еще, но то так, для острастки, чтобы помнили…

Такого невероятного развития событий Петр Полуэктович не ожидал — вся эскадра целиком перешла на сторону молодого царя. Попытке семеновцев и преображенцев контратаковать десант были сразу же отражены предупредительным огнем корабельной артиллерии. А затем выступление против «матушки-царицы» приняло массовый характер. И под началом полковника Бередникова, через три часа после дерзкой высадки, находилась небольшая армия, которая начала выдвигаться к дороге.

Все же десять рот пехоты, два с половиной эскадрона кавалерии, полдюжины пушек — немалая сила при умелом командире, а комендант Шлиссельбурга к таковым и относился…