Царская свара

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ «ДУРМАН ВЛАСТИ» Глава 1 Шлиссельбург Иоанн Антонович утро 6 июля 1764 года

— Есть два варианта. Оба, несомненно, устроят ваше императорское величество! Сенат будет просить ваши императорские величества сочетаться брачными узами! Екатерина Алексеевна еще молода и с радостью подарит вам наследника престола, который будет править, и объявлен цесаревичем, помимо Павла Петровича! А во втором…

Генерал-прокурор князь Александр Алексеевич Вяземский сделал долгую, почти театральную паузу, сверля Ивана Антоновича тяжелым взглядом. Тот выдержал его совершенно спокойно, опыт изрядный имелся по прошлой жизни. Ведь в теле молодого человека, на его 24-м году жизни, «безымянного узника» Шлиссельбургской крепости, что стал настоящей «железной маской» русской Бастилии — бывшего императора Иоанна III Антоновича, свергнутого с престола еще младенцем — оказался именно он. И вообще — вчера ночью этого «секретного арестанта» должны были убить при попытке освобождения, предпринятой подпоручиком Василием Мировичем с командой солдат Смоленского полка.

Воцарившейся на троне Российской державы, «матушке-царице» Екатерине Алексеевне узник порядком отравлял жизнь — как-никак вполне законный и легитимный правитель, происхождением из династии Романовых — в чью пользу уже было свыше десятка заговоров. Нужно было как-то решать эту проблему, и немецкая принцесса, ставшая русской императрицей, поступила радикально — благо опыт по преждевременной кончине собственного мужа, императора Петра III Федоровича от «геморроидальных колик», которыми выступили ее клевреты во главе с Алеханом Орловым, вооружившиеся вилками и ножами, у нее имелся.

Вот только откровенное убийство второго мужчины, бывшего до нее на престоле Российской державы, мог выйти государыне боком — недоброжелателей у нее хватало с избытком. Потому «партия» продумана была по-гроссмейстерски — надзиратели получили от нее инструкцию с собственноручно дополненным пунктом, в котором приказывалось убить «безымянного узника» при любой попытке освобождения. И как только команда Мировича ринулась к внутренней цитадели, охранники Иоанна Антоновича, за годы «тюремного сидения» с ним осатаневшие от такой службы, быстренько выполнили приказ, заколов арестанта. Кроме несчастного царя, более никто не пострадал в эту ночь, даже раненых в перестрелке не имелось. А это свидетельствует о том, что режиссер поставил хороший, почти «достоверный», но все же «спектакль», дополнением к которому стал суд.

Сенаторам, там заседавшим, прямо запретили пытать подпоручика Мировича — тот мог рассказать лишнего, выдав некстати тех, кто подбивал его на эту дерзкую затею (сплошь из окружения самой императрицы), «грамотно» спровоцировав на то, что сама Екатерина Алексеевна назвала «Шлиссельбургской нелепой». И тайно выплатив потом убийцам Иоанна Антоновича по семь тысяч рублей и даровав майорские чины.

Вот только подготовленный «спектакль» провалился еще до «премьеры» — в разум и тело узника за двое суток до мятежа Мировича «вселился» совсем иной человек, используя несчастного узника «реципиентом». Так уж случилось, что в один сентябрьский, дождливый и хмурый день 2020 года, в Шлиссельбургской крепости от инфаркта умер пожилой человек 69-ти лет, тезка — тоже Иван Антонович, только фамилия Никритин, историк по образованию и следователь по профессии.

Стрессовую ситуацию с «переселением» в иное тело с началом «новой жизни», он смог пережить, не сойти с ума — школу жизни прошел нелегкую, адаптировался относительно быстро к сложившимся обстоятельствам. И решил выжить любой ценой, осознав в кого он попал, и, сколько ему осталось жить. Двое суток — срок долгий, успеть можно многое, если есть соответствующие навыки и знания, а оные имелись. Вот только попытка освобождения вышла кровавой — солдаты Мировича перебили всю караульную команду, четверо из нее перешли на сторону заговорщиков. А оба надзирателя, капитан Власьев и поручик Чекин, несостоявшиеся убийцы императора, сами оказались на положении арестантов. И от этого факта Иван Антонович испытывал немалое удовлетворение…

— А во втором случае, — повторил князь Вяземский, — вы можете стать регентами, соправителями до брака цесаревича Павла с одной из ваших сестер, ваше величество.

«В первом случае ты играл на Катьку, слишком грубый подкат. Взять ее в жены и ожидать судьбы Петра Федоровича? Способ смерти на усмотрение «второй половинки»?! Благодарю, покорно! Бесплатный сыр только в мышеловке встретить можно! А вот второй вариант явно для знати подготовлен — регент не монарх. Тут или ее, или мои, или наши общие права будут Сенатом резко ограничены. Или аристократией по типу Верховного Тайного Совета, что царица Анна Иоанновна разогнала. Власть олигархии принять добровольно?! Он меня держит как законченного дурака!»

— Хм, весьма интересная постановка, князь. Коснемся первого варианта, вами предложенного. Брак с Екатериной Алексеевной? А какие будут гарантии, что я не скончаюсь в самом скором времени от «геморроидальных колик» от многократного тыканья вилками в живот, или от «апоплексического удара» табакеркой, или другим тяжелым предметом, в висок, али по затылку. Зная кончину Петра Федоровича и тяжелую руку братьев Орловых такое более чем вероятно. Не возражайте, не стоит — мы оба хорошо знаем правду!

Иоанн Антонович усмехнулся при последних словах, и, видя, что Вяземский что-то собирается сказать ему в ответ, решил перехватить инициативу в разговоре, чтобы очертить линию для собеседника:

— Екатерина Алексеевна очень решительная женщина, с характером почти мужским, и в борьбе за власть перейдет к любым средствам и способам, не гнушаясь ничем. В этом шкафчике лежит ее инструкция, данная моим надзирателям — в ней приказ меня убить при попытке освобождения, — Иван Антонович встал с кресла и негромко произнес:

— Оставайтесь сидеть в кресле, князь. Мои люди не слышат разговор, но вас видят. Так что поберегите свою жизнь — иные поступки могут быть неправильно истолкованы нашими ретивыми слугами. Поймите, они дорожат службой в Лейб-Кампании.

«Ага, быстро соображаешь. Спесь я с тебя все-таки сбил. И хоть не до конца, но теперь без апломба со мной общаться будешь. А то привез мне два варианта — один мне категорически невыгоден, а второй выгоден вам, господа сенаторы. Типичная «разводка» клиента на несколько вариантов, из которых тот выбирает… наименее для него невыгодный, или наоборот — самый худший. «Лохотрон» называется! Знаем, проходили».

— Вот инструкция, можете прочитать, — Иван Антонович достал из шкафа изъятые у надзирателей бумаги, выбрал нужный листок. И дал его Вяземскому, который стал внимательно рассматривать текст. А сам уселся за стол, усмехнулся и снова стал говорить:

— Это подготовленное убийство, генерал-прокурор. Кто толкал подпоручика Василия Мировича на мое освобождение? В разговорах Григорий Орлов и гетман Разумовский прямо говорили, что нужно ухватить Фортуну за волосы. Екатерина Алексеевна присвоила ему следующий чин вне всякой очереди и без каких-либо заслуг, вот что странно. С чего бы это? Но что за странная блажь втемяшилась в голову императрице Екатерине Алексеевне — принять Мировича и поздравить его подпоручиком?!

— Государыня часто принимает офицеров и поздравляет их с чином, — осторожно произнес Вяземский, подбирая слова — теперь он не был столь уверенным как вначале визита:

— Просто Мирович из сосланных в Сибирь шляхтичей Малороссии, и ее императорскому величеству хотелось узнать о нем больше. Ведь имения ему Сенат не вернул, они конфискованы и отданы другим владельцам. Вот императрице Екатерине Алексеевне и захотелось встретиться с Мировичем и чином подпоручика сгладить допущенное Сенатом по отношению к нему жестокое, но справедливое решение…

— Полноте, князь. Вначале последовал чин, а Екатерина Алексеевна посмотрела на него и оценила — способен ли он на поступок — пожелать освободить меня из подземелья. Решение Сената последовало лишь через месяц — причем жестокое. Старое правило — нагреть и охладить, нагреть и охладить. Не только в любовных играх женщины его применяют, но и в политике — вот потому в ней ставки высоки.

— Но это, ваше величество, лишь мнение, пусть и царственное — мы не можем сказать, что думала императрица…

— Суди не по словам их, а по делам. А последние… Очень грустно. Но давайте я вам прочитаю одну записку — весьма примечательная вещь.

Иоанн Антонович развернул листок бумаги, усмехнулся, взглянув на несколько обеспокоенного генерал-прокурора, и начал читать. Стараясь, чтобы слова выглядели выразительно:

«Извольте еще немного потерпеть и будьте благонадежны, что ваша служба тем больше забыта не будет, а при том уверяю вас, что ваша комиссия для вас скоро окончится и вы без воздаяния не останетесь. Ваш всегда доброжелательный слуга Н. Панин».

Иван Антонович усмехнулся, глядя на удивленное лицо Вяземского, которое, впрочем, быстро стало невозмутимым. Положил листок на стол и достал другой:

— Очень познавательное чтение, князь. Обратите внимание на дату — как раз после разговора императрицы с Мировичем. С чего бы такое, может возникнуть закономерный вопрос?! Это так, к слову пришлось. Вот записка от графа Панина более примечательная — кроме денег, а он выплатил авансом моим надзирателям по тысяче рублей, там есть примечательный текст, прямо пророческий, — Никритин снова усмехнулся, посмотрев на лицо Вяземского — невозмутимое, но напряженное:

«Оное ваше разрешение не далее как до первых летних месяцев продлиться может».

Иван Антонович аккуратно подвинул листки к Вяземскому, отметив, что выражение на лице того буквально окаменело, превратившись в гипсовую маску. А потому произнес со смешком:

— Странное дело — формальный глава Тайной экспедиции граф Никита Иванович Панин заискивает перед своими подчиненными, умоляет их и просит. О чем такие мольбы? Фигура столь высокого ранга опускается до подобного обращения только в одном случае — когда нужно до крайней необходимости сделать их руками очень грязное дело. Такое, как убить свергнутого с престола императора.

Меня то есть!

У князя Федора Барятинского было долгов на пятьдесят тысяч — и он пошел освобождать трон для Екатерины Алексеевне — сидеть на оном одному удобнее, чем двум. А двум моим надзирателям, считая их полными недотепами, посулили майорские чины и по семь тысяч рублей каждому. Вот только «кукловоды» просчитались…