Carere morte: Лишённые смерти

Глава 20 Две тысячи жизней

На Вокзальной площади Мире очень не понравились две тёмные фигуры, маячившие неподалёку от её дома. Решив не выяснять, не за ней ли они пришли, вампирша помчалась к чёрному входу. Бегом.

Дверь в квартиру она оставила приоткрытой, чтобы просматривался коридор, открыла окно и забралась на подоконник, захватив тетрадь, стальное перо и чернильницу.

Толстая тетрадь в синей кожаной обложке была чистой. Ни словечка. "Пора начинать работу", — вздохнула Мира, обмакивая перо в чернильницу.

Но: две тысячи имён!

— …Мне нужны имена всех, убитых тобой, — потребовал два дня назад судья Краус, услышав о её желании вступить в Орден. — Все, убитые тобой, и все, инициированные тобой.

— Убитые мною… охотники?

— Все, убитые тобой, люди, — он встал из-за стола, прошёлся по комнате, оглядывая её, прикидывая что-то.

— Двадцать один год. Примерно, — Краус снова задержался на ней взглядом, — одно убийство в неделю. Но за четыре года хищничества будет не меньше тысячи, а за годы дневного бодрствования…

— В годы дневного бодрствования я была на строгой диете по приказу Дэви. Одна жизнь в месяц.

— Хорошо. Далее. Если к твоим жертвам прибавить также всех, пострадавших от твоих детей, получится никак не меньше двух тысяч. Да, две тысячи имён. Купи себе тетрадь, — посоветовал он.

— Я же не вспомню, — слабо запротестовала Мира. — Вот вы помните, что ели позавчера на завтрак? Может, я вспомню какие-то даты, немного, или места охоты, но — имена! И как мне узнать о моих детях и о том, что они творили? Я бросала их сразу после создания!

— Не мне учить тебя, как это нужно делать. Иди по цепи своего проклятия, и ты всё вспомнишь. Запиши всё об этих двух тысячах жизней, украденных тобой, — бросил ей судья. — Тогда поговорим о посвящении.

Вампирша ещё раз вздохнула, погладила девственно белый лист. В голове — мешанина имён, событий, дат. С чего начать?

"Лучше всего, с начала".

В задумчивости она глядела за окно, на вокзальную площадь.

"Начать с начала… Но что писать, если она не запомнила даже первую жертву — жизнь, подарившую ей вечность? Кто это был: мужчина? женщина? ребёнок?"

— А он говорит мне об исцелении! — яростно прошептала Мира, отбросив перо и вытянув перед собой руки — белые, холодные, с тонкой сетью пустых вен. — Мне — об исцелении! Мне, прирождённому вампиру!

"Я никогда не была другой…"

Прирождённый вампир — во все бессмертные годы ей льстили эти слова: сначала она мурлыкала от удовольствия, слыша их, потом, повзрослев и поумнев, просто втайне улыбалась. Сама себе… Она принимала "прирождённый вампир" как комплимент и никогда не задумывалась, что эти слова у произносящего вызывают не те же чувства, что "прирождённый учитель" или "прирождённый оратор", что в них слышится ужас, а не восхищение, уважение. Прирождённый вампир — эти слова окрашены в цвет крови: прирождённый убийца.

Две тысячи жизней… Неужели так много? В её памяти не осталось ни имён, ни лиц. Их крики сливались в единый вопль, их предсмертные вздохи были ветром, дующим в её пустоте. Только рука всё ещё помнила, как быстро и чётко нанести смертельный удар.

В первые годы она, наверное, убивала много… Наверное? Она не помнила. Мира никогда не охотилась одна. Главным был Алан, а юная вампирша лишь тенью следовала за ним. Они охотились каждую ночь и каждую ночь убивали. Неудивительно, что они старались не задерживаться на одном месте. Они облетели всю Термину, и за ними тянулся шлейф смертей. Часто они убивали, не снимая крыльев, не выходя из звериного обличия, и тогда отнимали жизнь за мгновение, не запоминая ни внешности жертвы, ни хотя бы вкуса крови. "Залпом", — как выражался Алан…

Мира задумалась. Потом её перо быстро побежало по бумаге:

Двадцать один год. Ох, впереди ещё много, много ночей! Мира загрустила: "Что же делать?"

"Иди по цепи своего проклятия, и ты всё вспомнишь".

Мира соскочила на пол и сняла единственное зеркало с дверцы шкафа: четырёхугольное, высотой в полроста. Потом, с зеркалом в руках, она возвратилась на подоконник и долго вглядывалась в своё изломанное отражение. Она глядела в его зрачки — коридоры пустоты, и прошлое являлось, она прослеживала свой путь. Все жизни, что утонули в бездонном колодце её Бездны, оставили следы: отпечатки, подобные древним окаменелостям в слоях горной породы.

"Ушедшие жизни оставляют будущему знаки…"

Мира отложила зеркало и вновь схватила перо.

"Первая жертва — женщина, темноволосая, лет тридцати. Худая, больная", — записала она и поморщилась: как сухо! Но как описать то искажённое страхом лицо, явившееся ей, всплывшее из глубин памяти Бездны? Как найти верные слова, чтобы рассказать, как постепенно растворился, разгладился этот страх, как побледневшее лицо засияло и умирающая радостно вздохнула? Carere morte стали её избавителями. Там, на Старом мосту через Несс, женщина перегнулась через перила и глядела в тёмное зеркало воды, и только страх посмертной кары удерживал её от прыжка. Тогда явились они — юные, голодные вампиры. "Избавители", — шептала она им перед смертью. Первая жертва… — вот шутка судьбы!

Мира увлеклась, и работа закипела. Она исписывала лист за листом. Она смотрела в разбитое зеркало, пока не начинали болеть глаза. Всё дальше и дальше она уходила по коридору пустоты. Скоро свет позади исчез, его съела сгустившаяся темнота, но впереди не забрезжило ни лучика. Она уходила дальше и дальше, в самые тёмные и мрачные свои годы…

…Призраки убитых никогда не являлись к ней. Лишь иногда, в минуты душевной рассеянности Мира вдруг вспоминала какую-то деталь: тускнеющий взгляд или последние захлёбывающиеся слова и звонкий смех в ответ на них — то брат и сестра смеялись, узнавая и любя безумие в глазах друг друга. Липкую, холодную кожу на шее, которую вампирша разрывала новенькими клыками, и руки, слабые, но цепкие, теребящие её одежду, пока вампиры трапезничали… И ещё она помнила, как Алан порой бросал жертву, едва попробовав её кровь. Его прозрачные глаза в этот момент затягивались пеленой тумана. "Скучно! — шептал он. — Как скучно, серо!" Потом именно скука приведёт его к гибели… А пока Мира огрызалась, раздражённая его расточительностью: "Мы охотимся на чужих землях и должны брать немного!" Впрочем, она никогда не препятствовала ему убивать. Она была пьяна от крови, также как он.

На второй год бессмертной жизни Миры, они обосновались в столице. Скоро они нашли друзей — таких же дикарей и сколотили хорошую команду. Они летали и в Центр, и в северный район. Летом наступила пора балов. Алан и Мира танцевали до утра. Угощение было изысканным, и насытившиеся вампиры делились своим бессмертием со многими. Порой устраивали соревнование: кто больше смертных соблазнит вечностью? Иногда соревновались парами, уже по убийствам: Алан и Мира против Эрика и Беллы…

Мира сообщила хозяйке дома, что уезжает на две недели и заперлась в своей квартирке. Перед ней был долгий путь.

Тетрадь заполнялась: Октябрь пятьдесят четвёртого, Энимы из Северной Пенны — вся семья, вампиры не успокоились, пока не оставили тот дом пустым. Январь пятьдесят пятого, Большой Бал Сатура — убиты певичка и младший из сыновей герцога Керте. Май пятьдесят пятого — компания вампиров навестила трущобы Западной Пенны, об этой резне писали в газетах… Пятнадцатая страница… Двадцатая…

Бездна всегда голодна.

Первые три года заняли две тетради, и Мира была вынуждена взять третью, последнюю из купленных. Но здесь вампирша скоро остановилась: она добралась до самого чёрного времени своей сумасшедшей бессмертной юности. Весна пятьдесят шестого. Гибель Алана.

Одиночество и безнадёжность, испытанные тогда, снова навалились на неё. Изнемогая под их тяжестью, Мира пролежала два дня в гробу, забросив работу.

"Ты, погубивший меня, почему ты оставил меня?"

Прошедшие годы и накопленная мудрость, конечно, сделали своё дело. Она вспоминала первого любовника с печалью и принятием его смерти. Она давно свыклась со страшным словом: "Никогда…"

На третий день вампирша, уступив усталости, уснула, и ей явился старый кошмар: Мира и Алан вновь шли рука об руку. Знакомая картина: старая мудрая Карда, полный кровью Несс и сотни мёртвых, у которых они отняли жизни. Прежде это была безликая груда тел, но сейчас вампирша узнавала каждого. Вот Алан вновь и вновь падал, и их руки размыкались. Вновь и вновь Мира оставалась одна.

Не одна. Вокруг были сотни, тысячи глаз. Вокруг были люди и сияние их жизней ослепляло. Враги… Как они боялись её! Как они ненавидели её! Она читала на их одинаковых лицах одинаковые отвращение, презрение, пожелание смерти. Так что же они не убили и её вместе с другом? — Мира опять шла на мечи этих взглядов, молила: убейте, убейте! За горами мёртвых тел пряталась Бездна, и вампирша не хотела оставаться с нею в одной вечности… Но сон оборвался. Она по-прежнему оставалась carere morte.

…Она стала меньше убивать после смерти друга, но способы охоты компании стали изощрённее. И однажды, ведомые местью за своих погибших, они замахнулись на убийство охотников. Мира повела друзей на первую битву с Орденом.

Мира открыла последнюю тетрадь и быстро записала:

…Их было трое: мужчина, женщина и девчонка. Вот старшие прижали Нику, играющую роль приманки, к стене дома на узкой привокзальной улочке, тёмной-тёмной — фонари разбиты, лишь один, подобный звёздочке, светит далеко впереди… В руке девчонки-охотницы холодно сверкнул серебряный кинжал, и друзья-вампиры вышли из своего укрытия. Страшные бесконечные мгновения, пока они подлетали! Мира заразила всех уверенностью в благоприятном исходе, но сама сомневалась. Она вовсе не была уверена, что им удастся победить охотника на вампиров, даже впятером. Это было безумной авантюрой! Что вело её тогда? Она совсем не думала о смерти в случае провала, не боялась… она жаждала её? Её вело отчаяние, нашёптанное одиночеством.

Охотники заметили их и остановили ритуал. В снижавшихся вампиров полетели стрелы. Но стороны старинного противостояния уже поменялись ролями: теперь охотились на охотников, и carere morte легко уходили от стрел смертных. Мира первой достигла цели и бросилась на высокого мужчину. Замешкавшийся было Эрик бросился следом и помог ей. Они быстро расправились со старшими, и Мира повернулась к девчонке.

— Беги, Паулина! — прохрипел охотник за спиной вампирши, но девчонка стояла, будто зачарованная. И Мира бросилась на неё. Вампирша легко прошла защиту юной охотницы, трепетавшей от страха, и схватила жертву за плечи. Девчонка обмякла в её руках, голова безжизненно запрокинулась. Она умерла от страха в то мгновение, когда carere morte коснулась её…

Мира вздрогнула, подняла голову.

— Паулина! — прошептала она. — Паулина, Паулина… Знакомое имя! — она склонилась над тетрадью и продолжила записи.

Все годы на службе Владыки пролетели за один день: двенадцать дозволенных тебе жизней в год — это очень мало, Мира вспомнила все эти жертвы и без зеркала. Она снова остановилась на семьдесят первом году. Охота в компании старых друзей. Небольшой дом-особняк где-то на севере Доны. Светлые занавеси, цветы на балконе, декоративный плющ оплетает два окна на первом этаже. У дома хорошая защита: значит, там живёт большая, дружная семья. Вампиры гостили там недолго, и вышли изменившимися до неузнаваемости… Почему? Что там случилось?

Мира силилась вспомнить подробности, и не могла. Чернота, сплошная чернота…

— …Carere morte — сосуд пустоты, — звенел в этой черноте её голос. — Вашими глазами Бездна смотрит на мир, с вами она ступает на землю каждой проклятой ночью, Её голос слышится в каждом сказанном вами слове, Она касается всего, чего касаетесь вы. Она дарит вам силу, превосходящую человеческую, и чёрные крылья. Она тлеет, как уголёк в костре, она хранит в себе зародыш ярого пламени. Что она любит? Всё настоящее. Неподдельное чувство, не заглушённую морфием боль, разрушающую все иллюзии смерть, искреннюю любовь. Давайте Ей это — и она будет вашей слугой. Её силой вы сможете разбивать любые стены, побеждать врагов, не рискуя быть побеждённым, останавливать время. А проще всего дать Ей смерть. Многих старейших зрелище агонии бодрит больше, чем зрелище юной красивой любви!..

Мира зачеркала все сумбурные записи о страшной ночи. Теперь на листе была та же чёрная мазня, что и в её памяти. Та ночь и та добыча принадлежала Бездне!

И вот работа закончена: три разбухшие, заполненные мелким, тонким почерком тетради. Судья Краус оказался приблизительно прав: две тысячи жизней, выпитых ею для восполнения недостатка собственной.

"Две тысячи! Население небольшого городка за двадцать лет! Сколько же тогда жизней отнял Дэви за свои двести?!" — Ужасны они, бессмертные боги, те, кому открыта вечность! Как же прожорлива пустота, породившая их!

Вампирша собрала свои тетради, собираясь к Краусу. Получилась увесистая связка. И сейчас она, прирождённый вампир, порадовалась, что тетрадей только три, что последние семь лет не добавили в эту стопку ещё одну…

— Впечатляюще, — отметил и Краус, пролистав последнюю тетрадь. — Долгий путь. Здесь всё?

— Да. Более или менее, — столь же обыденным тоном сказала вампирша, словно речь шла о вещах… неодушевлённых. — Здесь мало имён, в основном, даты, места охоты ну и… внешность жертв. Я не знаю, поможет ли это…

Судья кивнул, пододвинул тетради к себе, перелистал верхнюю.

— Вы заберёте их? — тихо спросила Мира.

— Да, разумеется. Подожди. А где записи об обращённых тобой? Ты должна была проследить все боковые ветви своего проклятия.

— Я не знаю, как это сделать.

— Найди способ. И работай поживее! Сходи к Латэ в Академию, может быть, он даст тебе совет. На следующей неделе предполагается твоё посвящение, постарайся управиться до него. Между прочим, я там за тебя поручусь.

— Вы поручитесь за меня на посвящении? — переспросила Мира, не веря. Вампирша была осведомлена об этом правиле: двое должны были поручиться за неё перед главой, но кто это будет для неё, она до сих пор не задумывалась. Кто согласился бы принять ответственность за carere morte?

— Спасибо за доверие, — неловко сказала Мира, глядя в пол. — А кто второй? Хортор?

— Нет, на будущей неделе в это время он будет уже далеко от Доны.

— А что такое? — встревожилась Мира, испугавшись, что Карл снова впал в немилость из-за неё.

— Для него есть задание в Термине. Он отправится туда. А ты собиралась пригласить его на своё посвящение?

— Кто другой туда придёт? — риторически спросила Мира. — Дара Меренс?

— Довольно гадать, поручится за тебя Родерик Бовенс. Хотела и Адора, но мы решили не волновать почтенную даму… Однако странно, какой второй промах! Меренс в числе посвящённых в планы Латэ касательно севера Термины. Они с Карлом уезжают сегодня.

— Вдвоём? — зачем-то уточнила Мира.

— Да, — Краус чему-то задумчиво улыбался. — Адоре они напоминают Диосов… Они отлично сработались ещё на рейдах. Их паре не нужен третий.

Академия, как всегда, была тиха и казалась пустой. Защитный барьер показался вампирше прохладным, приятным, хотя очень плотным ветром.

В большом холле у самого входа Мира натолкнулась на Дару Меренс. Охотница прислонилась к стене, но не стремилась слиться с ней, как обычно: светлое платье, шляпка — наверное, светло-зелёные или голубые днём, нарядные. Меренс спокойно, мерно перебирала чётки, но не молилась — просто ждала кого-то. Вампирша не сбавляя, не ускоряя шаг прошла мимо. Только на мгновение их взгляды встретились: они поздоровались, небрежно кивнув друг другу, но Мире показалось, что она заметила знакомый всем женщинам ревнивый огонёк в глазах Дары. Или она увидела лишь отражение собственной ревности?

"Дара изменилась, — отметила она, — причёска другая и платье… другое. Чёрт!"

Мира ступила на центральную лестницу, но остановилась, словно послушавшись чьего-то неведомого приказа.

— Прости меня за Софию… за твою сестру, — буркнула она, не обернувшись. — Я понимаю, ничего уже не исправишь, но я всё-таки попробую сделать тебе хоть что-то хорошее. Я… уйду сейчас с твоего… с вашего пути.

Дара не ответила. Мира поднялась на третий этаж. Дверь кабинета Латэ была приоткрыта, из-за неё доносился негромкий гул голосов. Посетители.

"Отлично!" — Мира принялась гулять по коридору.

"Хватит думать о ерунде! — скоро резко остановила она себя, остановилась, хлопнув связкой по подоконнику. — "Напоминают Диосов"… — ну и отлично! Великолепно! Он охотник, ты — carere morte: такие истории всегда плохо заканчиваются! Молчи и любуйся ночью за окном, ты, бессмертное чудовище… с тремя тетрадями!"

Дверь кабинета Латэ отворилась. Вышли двое. Бовенс, заметив Миру, кивнул ей, но не стал задерживаться, быстро прошёл коридором и сбежал вниз по лестнице. Карл задержался.

— Доброй ночи, Мира! — пожелал вампирше охотник. — Вижу, ты наконец закончила свой труд.

— Почти, — Мира помахала связкой тетрадей. — Впечатляюще, не правда ли?

— Ты этим гордишься? — Карл взвесил тетради в руке и вернул ей. — Не тяжело будет нести?

— Уволь меня от своей риторики, охотник, — поморщилась она, — я сегодня не в духе. Я слышала, вас с Дарой не будет в Доне на будущей неделе. Ответственное поручение? А я так надеялась видеть вас на своём посвящении! — иронически. — Куда вы уезжаете?

— Пришло время сразиться с Нефандусом, — сказал Карл, словно извиняясь. — Я написал тебе письмо. Оно тебя ждёт вторую неделю. Вместе с сегодняшним, даже два.

— Я две недели не покидала комнату…

— Отшельница. Я не осмелился тебя побеспокоить.

— Дэви пробовал выцарапать Кукловода из его лабиринта. У Владыки не получилось.

— Да, эта битва будет долгой. Многие полагают, она вовсе бессмысленна: Нефандус нам не дастся. Впрочем, задание Даниеля Гесси считается таким же невыполнимым. Кто их нас первым совершит чудо, получит в награду Орден.

Мира вспомнила холодный презрительный взгляд Даниеля и поежилась:

— Надеюсь, это будешь ты!

— Да, это развязало бы мне руки. Но и конспирация нам с тобой нужна будет строжайшая… Поэтому я даже рад, что обстоятельства нас сейчас разлучают, — он вдруг сконфузился, поняв что последняя фраза получилась двусмысленной и при этом грубоватой.

— Ничего, я не обиделась. Напарница тебя научит вести светский разговор с дамой! — не удержалась от подколки вампирша.

— Ты здесь справишься одна, мышка?

— Справлюсь, — оскорбилась она. — Тебя ждут внизу.

— Да, пора, — охотник кинул быстрый взгляд на часы.

— Удачи… вам.

— Удачи и вам, — Карл чуть дольше, чем это полагалось бы по этикету, задержал её руку в своей. — Прощай.

— Прощай, — отозвалась она, также не осмелившись озвучить свою надежду словами "до встречи"…

Ещё две ночи вампирша просидела на подоконнике, бессмысленно уставившись в зеркало. Но воспоминания-образы не приходили. Никто не мог ей помочь. Латэ не сумел посоветовать ничего дельного: "Carere morte должно быть известно о собственном проклятии больше, чем мне!"

Наутро после третьей ночи Мира зашвырнула зеркало в дальний угол и, быстро собрав дорожную сумку, покинула квартиру.

Она решила съездить в Карду, в дом Вако. В его холле долгие годы висело знаменитое зеркало Регины Вако — Мириной прабабки. Старое и бездонное, оно отражало проклятие carere morte лучше любого другого зеркала. О нём, как и о его бывшей владелице, ходили страшные легенды.

Мира уехала первым же утренним поездом. Вампирша взяла отдельное купе, а там, запершись, забилась в самый тёмный угол. Быстро промелькнули предместья Сальтуса. Поезд торопился приехать в цитадель вампиров до наступления ночи.

…Во сне, по дороге в Карду, она встретилась с Винсентом. Она, охотник, должна была убить его, вампира. "Не медли!" — кричала ей группа. Но Мира медлила, и пузырёк со святой водой дрожал в её руке, грозя расплескаться. Она не могла, даже глядя в мёртвые глаза несчастной жертвы своего последнего создания. Вампир же не сопротивлялся, пока она медлила, он расслабленно закрывал глаза и хохотал. Совсем как Алан…

Мира подошла к особняку Вако на улице Карнавала: последние два квартала Короны она решила прогуляться пешком. Пройдя по садовой дорожке, остановилась у крыльца, печально оглядела пустой дом с потухшими чёрными окнами.

Она знала, что Винсент давно оставил Карду. Последнее письмо от него вампирша получила год назад. Винсент всё искал чего-то… Мира не знала, чего он ищет, она только надеялась, что взор её Избранного по-прежнему обращён в будущее, а не в прошлое, что он, как и она, ищет дорогу, ведущую к свету, а не бродит бесцельно, ведомый тоской по потерянной жизни.

Вампирша воспользовалась личным входом наверху. Из своей комнаты она прошла в коридор второго этажа, недолго постояла у бывшей детской: "Помнишь ту далёкую ночь, бессмертная? Молила ли ты тогда о спасении, о чуде? Нет. Мыслила ли? Может быть. И несказанные желания сбываются, когда падает звезда…"

Прошло восемь лет с тех пор, как она пообещала отыскать Дар и избавить Винсента от проклятия. Многое изменилось за годы и изменилась она. Только эта клятва ничуть не утратила силу и звенит всё также: отчаянно и упрямо: "Ты вернёшься в мир живых! Обещаю!"

Не было ни дня, чтобы она не думала о Винсенте и исполнении клятвы. Она перебирала прошлое, отслеживала допущенные ошибки, будто это могло помочь. Она совсем не интересовалась, почему в Ордене так боятся прихода Избранного и чем может быть опасен его Дар. Ей было важно лишь одно: исцеляющая сила Дара. Она не задумывалась, что будет потом. Пожалуй, увидев племянника избавленным от проклятия carere morte, она согласилась бы рассыпаться прахом. Одна клятва держит её в этом мире… — вампирша усмехнулась, вспоминая недавнюю слабость. Легкомысленным замечанием о пари и исцелении для Миры Карл чуть было не разбил её ледяной доспех. Как больно кольнуло в сердце, когда он сказал это! Колет до сих пор… — Мира коснулась платья на груди, как бы проверяя странное ощущение. Исцеление… для неё? — Для чудовищной твари, список жертв которой занимает три тетради?! Нет, нет. Это даже смешно! В объятиях смертной охотник забудет свою сумасшедшую идею. А Мира… Мира закончит своё дело и уйдёт. Почему-то в пустом старом доме думать о смерти — полной и окончательной смерти carere morte, так легко!

Вампирша спустилась по лестнице вниз, ведя рукой по перилам.

…Часто в последние годы тишина и пустота квартиры в Доне становились невыносимыми, и Мира сбегала на прогулку. Она искала людные места, бродила по Набережной Сермы, проспекту Нессморса, поднимаясь чуть ли не до Белой площади Пенны, вглядывалась в лица прохожих. Она искала одного: где ты, мой мальчик? — и боялась этой встречи. Она не спрашивала о Винсенте никого, хотя кое-кто в Ордене мог бы знать, куда он уехал. Она не желала встречи с ним, зная, что, встретившись с ним взглядом, убежит, если не умрёт на месте, но всё равно бездумно бродила по улицам, полагаясь на волю судьбы…

"Здесь, сейчас, признайся наконец себе: ты ведь рада, что Винсент оставил… отпустил тебя? Что ты чувствуешь в пустом старом доме? Тебе… так странно легко? Да. Пусть он будет далеко. Каждая встреча — пытка, физическая боль. Пусть лучше так: пытка неизвестностью. Старая пытка надеждой…"

Вот оно, зеркало Регины Вако! — В человеческий рост, но узкое, очень тёмное, в широкой раме с жутковатыми узорами, напоминающими головы чудовищ, разбитое за много лет до рождения Миры. Вздохнув, Мира встала перед ним и несмело подняла глаза. Зеркало отразило невысокую девушку в экстравагантном чёрно-красном наряде. Худая, как после долгой болезни, глаза лихорадочно блестят, тусклые волосы, впалые скулы, хмурая складка у переносицы, печальные в углах рта. Тьма за её спиной клубилась туманом.

Мира оторвалась на минутку, чтобы отыскать и зажечь свечу. Когда огонёк разгорелся, она приблизилась к зеркалу, уперлась в резную раму руками. Она глядела в бездонные зрачки своего отражения.

Проклятие carere morte. Она видела свою часть в нём — тоненькое, чахлое деревце: многие ветви его засохли.

"Немногие, обращённые тобой, сумели выжить в ночном мире! С одной стороны это, конечно, хорошо, с другой…

Из тебя вышла плохая наставница!"

Мира усмехнулась и приблизила лицо к зеркалу, почти касаясь стеклянной глади носом. Она легко отслеживала, куда тянутся веточки, боялась взглянуть лишь на самую верхнюю. Винсент! Последний, обращённый ею! — Мира боялась увидеть его путь. Если он начал убивать, если сейчас её последний сон повторится, если Винсент стал, как Алан… её сердце разобьётся, как это зеркало!

"Что ж, если так — медлить ни к чему, — пришла новая, незнакомая, холодная мысль, достойная ревностной служительницы Ордена. Неужели это три тетради так повлияли на вампиршу? — Если Бездна победила Винсента, я убью его, здесь не спасёт никакой Дар. Смерть — милость для того, кто уже поглощён пустотой".

Время шло. Огонь разгорелся, и свечка истаивала быстро. Мира всё боялась взглянуть на ветвь Винсента и смотрела на отражение светлого ореола пламени. Он долго следила, как оно дрожит, но не рассеивается, а словно наливается теплом горящей свечи, и воспоминание, спрятанное глубже всех в памяти, явилось ей.

…Там, в чистом красивом доме, вампирша впервые увидела… уход души. И это было — как пламя свечки, как столбик бледного утреннего света, вырвавшийся из-за приоткрытой шторы. Нет, не галлюцинация: её друзья-вампиры также видели это. Страх, удивление, благоговение отражались на их бледных чистых лицах. До того Мира не верила ни в душу, ни в посмертную жизнь. Так было легче: всё лишь пыль, прах, её преступления, вампирский образ жизни ничего не весят, ничего не значат в бессмысленном мире. Теперь же, увидев, поверив, ни она, ни друзья не могли вынести тяжести их пути. "Слуги Бездны! — кричало всё вокруг. — Ужасен ваш путь!"

Вспомнив это, Мира нашла в себе силы взглянуть на ветвь проклятия Винсента. Увиденное при последней вспышке пламени не ужаснуло её, но и не принесло покоя.

Эта ветвь была… другой: тонкой, но сильной, сильнее всех остальных. Все питающие сосуды деревца были устремлены в неё, может, оттого она выглядела крепче других? Путь Винсента не был замаран кровью. Он был чист — но чист слишком, безупречно! Что-то не так…

Свечка погасла, и образ деревца-проклятия исчез. Мира не стала зажигать новую свечу. Что-то внутри неё отчаянно вопило: "Довольно! Довольно!"

Вампирша провела ладонями по лицу, будто умывалась. Она прошла до двери гостиной и толкнула её.

Мебели в комнате не было совсем. Белые прямоугольники, завешенные тканью, по-простому прислонены к стенам. Картины. Вампирша уверенно остановилась у одной из самых больших, последнее воспоминание вело её. Сняла ткань: "Закончил он её, или нет?"

Оказалось, закончил. Мира на секунду зажмурилась. Краски на картине были яркими, словно рассвет уже наступил. Она даже обернулась к окну, ища источник этого непонятного света. Но за ним — тьма, и ночь ещё не скоро уступит место дню. Источником света была сама картина.

Рассвет. Небывалое солнце вставало над Кардой, цитаделью вампиров. Знакомой рваной линии гор на горизонте не было — их вершины растворялись в ослепительно белом небе. Белыми были и стены домов старой Карды, точно выбеленные временем кости. Незнакомый Несс струился рекой расплавленного золота. Невидимое солнце царило над этим миром; оно восхищало и ужасало одновременно, всё тонуло в его сиянии. Солнце поглощало мир. Нет: сам мир стремился стать солнцем…

Мира побродила по гостиной, потом снова остановилась у открытой картины, легонько коснулась её ладонью: "Ты вернёшься в мир живых, мой мальчик. Обещаю".