— То, что ты рассказываешь, ужасно, — Мари хмурилась. — Это была невысокая пухленькая брюнетка, староста третьего курса истфака Университета. — У меня только один вопрос: почему в Доне до сих пор никто ничего не знает о carere morte?!
Винсент улыбнулся:
— На самом деле не знает уже меньшинство, Мари. Другое дело, что говорят о вампирах совершенно разное. И иллюзия, внушённая дьяволопоклонниками, и таинственная "болезнь северного края". Кардинскую правду не знает никто. И сообщить её — наша задача.
— А какая она?
— Обсудим прямо здесь? — Винсент огляделся, проверяя, не подслушивают ли их: они с Мари стояли на ступенях Университета.
— Почему — нет? Если мы сейчас с таинственным видом уйдём в холл или читальню, на нас скорее посмотрят косо.
— Ну, как угодно. Предупреждаю, это неприятная правда.
— Не слышала ничего приятного с начала декабря, — мрачно заметила Мари. — Конечно, весть о пожаре в Академии часть студентов встретила с воодушевлением… но я к ним не отношусь.
— Итак… — Винсент задумался. Он размышлял, как лучше рассказать об этом. За годы в обличье куклы он совсем отвык, что его слова могут иметь какой-то вес и способны направить людей по совершенно разным дорогам. Сейчас он боялся, что эти юные неправильно его поймут. Да, они слушали его, как наставника, но порой делали диковинные выводы из его речей. Мари разрешила его сомнения, задав вопрос, волнующий всех, кто впервые узнавал о месте carere morte в Земле Страха:
— Почему существование вампиров скрывается? Я могу понять, почему carere morte предпочитают оставаться страшной сказкой для смертных, но почему Орден поддерживает их в этом? Почему охотники обрекают себя на одинокую борьбу? А ведь нужно всего лишь один раз собрать ополчение…
— Чтобы оно разбилось о стены "Тени Стража". Сейчас ты поймёшь: дело в том, что Орден основал создатель вампиров, Арденс. И, разумеется, он стремился спрятать неприятную тайну о создании Первого от всех. Орден принял этот приказ, впитал его, как губка. Запрет на упоминания в дневном мире вампиров существовал с самого начала Ордена, он — один из столпов, на которых стоял Орден.
— И никто в Ордене никогда не стремился открыть людям глаза на всё?
— По молчаливому соглашению между Владыкой вампиров и главой Ордена, таких убивали. Подожди кривиться, Мари! Не спеши мазать всех чёрной краской! У секретности есть и иные причины: узнай о возможности жить вечно, разве ты не захотела бы её? Если б перед тобой стоял выбор: умереть от болезни или существовать за счёт крови смертных — что бы ты выбрала? Только честно.
— Понятно… — протянула девушка. — А как быть со свидетелями охот carere morte?
— Тоже сходное отношение. И вампиры, и охотники стараются обратить таковых на свою сторону. И в той, и в другой общности до половины участников — бывшие свидетели охот и рейдов.
— А если я не желаю "вступить в ряды"?
— Вампиры таких убивают, охотники… — Винсент замялся.
— Ну?
— Отпускают в обмен на молчание. Если же человек всё равно кричит о carere morte на каждом углу… У Ордена широкая сеть сторонников. Последнее строгое внушение — и, если и оно бессмысленно, человек идёт отрабатывать чужую вину. Стараниями охотников и вампиров, по всей Земле Страха много нераскрытых убийств.
— Хитро!
— Двести лет назад Орден действовал круче! Несогласного принять сторону охотников убивали на месте. Согласившихся, но не сумевших позже принять защиту охотника — также. И новообращённых вампиров исцеляли… и убивали на месте. Проклятие carere morte тогда считалось несмываемым. Все сказки о жестоких фанатиках-охотниках — оттуда, из тех времён. Интересно, что бы те охотники сказали сейчас нам, целителям проклятых кровососов? — Винсент усмехнулся.
— Подожди. Ты в прошлый раз говорил, что Король — потомок Арденсов?
— Да. Династия Асседи двести лет назад породнилась с родом создателя вампиров.
— Значит, он враг, также как carere morte, — сказала, как отрубила Мари. — Всегда ненавидела его рожу…
— Как грубо, леди! Всё не так просто, Мари: Асседи ещё может принять нашу сторону, — Винсент смешался. Он почувствовал, как резко возросла неприязнь слушательницы. Замкнутое, чужое лицо. Она просто ненавидела несчастного Арденса! Такая же, как все эти новые фанатики. Доказывать, что Король примет сторону того, кто укажет ему, как защититься от Макты, им было бессмысленно. Они желали слышать только одно слово: враг! Как хорошо, что Винсент нашёл их прежде Дэви! Ярость толпы, в декабре вылившаяся в погром Академии, скоро обрушится на голову Владыки вампиров.
В конце концов он решил не разуверять студентку. Даже заметил:
— Его Величеству, безусловно, известно, кто настоящий виновник событий декабря…
— Тогда погибла моя сестра, — сообщила Мари, но её лицо и при этих словах не поменялось: такое же отчуждённое. — Ты хорошо говоришь, Винс, но всё же нет никаких доказательств того, что твоя Вако — союзница нам. Недавно про неё писали ужасные вещи. Она же carere morte, так?
Винсент возвёл глаза к небу: "Ты доверяешь официальным газетам?"
— Вот тут всё просто: если ты не доверяешь Вако, это ставит тебя в один ряд с Дэви и Асседи, — холодно предупредил он. — "Гроздья Рябины" поддерживают Миру и её людей.
Лицо девушки уважительно вытянулись. "Гроздья Рябины" были самой известной и дальше всех продвинувшейся организацией молодёжи. "Гроздья Рябины" давно были заражены социалистическими идеями, а после декабрьских событий встали в решительную оппозицию власти. Винсент вступил в их ряды в январе и с тех пор по уговору с Мирой и Бовенсом, распространял социалистическую и вампироненеавистническую бациллу среди студентов Университета и примкнувшим к ним студентов Первой Королевской Академии.
— Думай дальше сама. Приходи сегодня на собрание. К Первой Королевской.
— Я приду и приведу всех, кого смогу, — энтузиастически пообещала Мари. На этом они разошлись.
В экипаже за углом Винсента поджидал Агер. Один из лидеров Гроздьев, молодой человек двадцати двух лет, рыжий и веснушчатый, со светло-серыми, почти прозрачными глазами.
— Сколько? — кратко спросил он. Винсент прищурился.
— После того, что я рассказал сегодня Мари, она приведёт весь свой курс и ещё половину факультета. Сто пятьдесят человек.
— Хорошо, — Агер прищурился, что-то прикидывая. Тогда от часовни сбор лучше перенести к беседке, на центральную аллею. Скоро парк Академии перестанет вмещать всех желающих… очень хорошо, — он довольно кивнул головой. — О чём ты будешь говорить?
— Как обычно: пока не знаю. Вечером для вдохновения подчитаю "Вестник".
— Пройдись сегодня подробно по фобиям Земли Страха. Особое внимание удели страху перед странами-соседями.
— Чей-то заказ?
— Да. У нас будут гости. Сторонники открытия границ и объединения.
— Антермины.
— В прошлом месяце они внесли немало в нашу кассу, так что ругать их не стоит.
— Ты знаешь, как я отношусь к идее объединения.
— Также как и я. "Гроздья" только временно сотрудничают с ними. Как только мы встанем на ноги, мы закроем им ход на наши собрания.
Винсент с сомнением покачал головой:
— Не так-то просто будет развязаться с ними! Их лидер — человек жёсткий. Будет кровь!
— Кровь — это хорошо. Это последний и самый необходимый элемент нашего варева. Сольём её с улиц Доны в наш котёл, и из него вырвется буря!
— Агер, тебе нужно говорить сегодня, а не мне!
— Я учился у тебя, слушая из-за кулис.
— Прежде в речах я обличал антерминов, а сегодня протяну им руку дружбы? Слишком резкий переход. Как его верно сделать?
Агер улыбнулся:
— Как хорошо, что это не моя головная боль!
Еда зажглись газовые шары фонарей, в тихом и забытом всеми парке Академии начали собираться люди. Здесь была в основном, молодёжь, судя по одежде — из низших сословий. Большинство пришло пешком. Впрочем, у портика в парк попадались и наёмные экипажи, и даже богатые личные кареты. На груди многих пришедших были необычные брошки: несколько настоящих ягод рябины на веточке, перевязанной синей лентой. Такие же брошки Агер раздавал всем желающим у входа в портик.
Винсент пришпилил брошь булавкой к куртке. Он ждал своего выхода за часовней. Недалеко возвышалась чёрная громада Академии. По слухам, летом здание будет снесено и вырублен парк. На их месте появится новый жилой квартал.
"Жаль старую Академию, — подумал он и тут же поправился: — Хотя, так и лучше: слишком много тут призраков…"
Винсент перелистал "Вестник", но не нашёл, за что в сегодняшней речи можно было б зацепиться мыслью. А лидер "Гроздьев" Морис тем временем заканчивал своё выступление. Подходила очередь Винсента.
Через минуту он поднялся в беседку — на импровизированную сцену. Центральная аллея перед ним была единой чёрной шевелящейся массой. Толпа заполняла её до самого портика — входа в парк. Прислонившись к деревьям парка, стояли те, кому не хватило места на главной аллее. При появлении Винсента гул голосов стих. Море успокоилось, буря притихла. Но молчание было не мёртвым — напряженным. Сотни пар глаз были устремлены на одного человека. Люди ловили каждый его жест, даже их дыхание было общим: единый могучий организм. Это было не первое выступление, и Винсент уже знал: в его власти пустить волны по этому морю или закрутить чёрную воронку смерча. Он был их повелителем, единственным, чей голос был явственно слышен в грохоте шторма и направлял его ярость. Чем же объяснялась такая любовь толпы? Может быть, контрастом между юной внешностью оратора и его взглядом и ещё больше — словами, свидетельствующими о годах опыта? Он говорил о событиях двадцатилетней давности, словно был их современником — рассудительным и взрослым, и это влекло к нему людей постарше. Ходили слухи о его прошлой принадлежности к carere morte и таинственной жертве во имя любви — это влекло к нему юных. Но вернее всего: аура избранности по-прежнему окружала Винсента. Он лишился Дара, но не звания Избранный.
Через столько лет его наивная мечта об "избранности" сбылась. Конечно, сбылась совсем не так, как он представлял. Толпа, скандирующая: "Избранный!" была не столь огромна, как в старых фантазиях. Зато она была реальна и оттого грозна.
Винсент последний раз оглядел толпу до самого портика и начал:
— Я много лет прожил в Карде, — вступление было неожиданным и для него самого: он никогда не знал в точности, как начнёт и чем закончит свою речь. — И я неплохо узнал этот город. С вашего позволения, я немного расскажу о цитадели вампиров… — в ответ одобрительный гул.
— Это город, лишённый красок. Там тусклые дни и блёклые ночи. Этот город нем. Его создатели, Тридцать домов Короны, создали его вовсе без языка. Он не закричит никогда. Я видел Большую Охоту Владыки вампиров в семидесятом году. В ту ночь жители обречённо выходили на улицы, бессмысленно возжигали костры. Как всегда, они надеялись, что Дэви обойдёт город стороной, полетит охотиться в дальние области Термины. Они успокаивали себя этим, пока страшная чёрная туча над их головами не распалась на сотни крылатых теней… Но даже, когда охота началась, почти никто не попытался спрятаться в домах. И никто — кроме меня — не осмелился встать на пути вампиров! Да, этот город нем… от своего страха перед carere morte.
— Carere morte — миф! — протестовал кто-то, невидимый из-за деревьев. Винсент вновь обвёл взглядом толпу:
— Есть здесь такие, кто до сих пор считает carere morte легендой. Такие слепцы есть везде. Даже в Карде! Их слепота — следствие большой доброты. И наивности. Они просто не умеют представить такое зло, как вампиры. Моя мать была такой. Она не замечала тени вокруг, она не хотела верить, что живёт в доме предков-вампиров. Потом её убили. Carere morte… А теперь я расскажу про ещё один город. Его населяют такие же слепцы. Этот город серый и в сумерках, и ярким утром. Его жители поглощены суетой жизни. Они не видят тучу, что застилает от них солнце: борьба за кусок хлеба не даёт им поднять головы…
В толпе начинал подниматься гул: некоторые уже понимали, что речь идёт об их Доне.
— Этот город нем. Его создатели — Арденсы внушили ему, что у него нет языка. И он не кричал, когда в декабре carere morte бесчинствовали на его улицах… Ведь Король не признал реальность carere morte — значит, их нет! Асседи отрёкся от нечаянных детей своего предка, а его подданные, видимо, отреклись от разума. Герцог Крас заключил договор с Владыкой вампиров Дэви, но это не появилось в утренних газетах…
Одобрительные возгласы…
— Нет, Дона не кричала, когда горела Академия, последний оплот света! Сейчас Дэви гостит в королевском "Изумрудном саду", а Дона вновь молчит! Карда и Дона похожи, как близнецы. И мало, кто помнит, что Дона должна была стать истинным оплотом света, а не серости. Яркая, звонкая, зоркая, крикливая! Но скоро Дона закричит… — его слова потонули в шуме толпы. Дона кричала. Винсент поднял руку, но крик не стихал ещё долго. Крик ликующего зверя. Толпа подалась вперёд к беседке, но он не отступил, наоборот, сделал шаг к ним, протянул руки, и ему потянулись навстречу. Много-много белых рук, испачканных в рябиновом соке… И Винсент отстранённо подумал: сколькие из этих смертных минувшей зимой, загипнотизированные, бросались на стены Академии?
— Будем считать это первым криком младенца. Дона всё ещё несвободна от страха, также, как и Карда. Страхи… — их так много. Они опутывают вас по рукам и ногам, точно сеть. Нет ничего, крепче этой сети. Страх перед carere morte, и страх лишиться звания Земли Страха, уничтожив их. Наш страх сгнить в изоляции и наш страх раствориться в мире… А сколько страхов вовне! Наша земля — чёрное пятно на карте мира: к нему боятся подступиться, но боятся и оставлять всё, как есть. Из-за страха нашего основателя Арденса теперь весь мир оплетён сетью страха!
Он заметил в первых рядах двоих, пришедших от антерминов: у них не было брошей, зато были красно-жёлтые повязки на рукавах. Антермины слушали с интересом.
— Что помогает паутине страха держаться на месте. Что укрепляет её? Что добавляет новые и новые нити? — Ложь. И разрубить эту сеть можно одним смелым ударом — Правдой.
Вчера в "Вестнике" вышла статья о Дэви. Если и после неё Король откажется признать реальность carere morte, мы пройдём по Рябиновой улице до самой Ратуши. Нанесём один точный удар в центр паутины и разрушим всю сеть лжи! И в этом нам помогут те, кому Асседи до сих пор отказывает в реальности: противники Дэви из carere morte!
"Мира Вако!" — побежало по рядам. Толпа заревела от восторга. В ярком свете газовых фонарей в глаза бросались пятна на одежде многих — от раздавленных ягод рябины. Красные, точно кровь… — отметка скорой смерти. Винсент сделал невольный шаг назад.
У часовни Винсента ждали антермины. Было видно, радостный рёв толпы, ещё не утихший с тех пор, как оратор покинул импровизированную сцену, впечатлил их.
— Впечатляюще, — заметил первый. — Сколько вы сейчас собираете?
— Сотен пять-шесть. Но сторонников по городу — полгорода.
— Интересно вы говорили о страхе мира перед нашей землёй, — заметил второй, — В последние годы это не совсем верно: место страха занимает интерес.
— Интерес?
— Дар сияет слишком ярко. Он уже виден и из-за гор.
— А свободным-то от проклятия он зачем?!
Первый обескураживающе развёл руками:
— Какое у вас трепетное отношение к Дару. Это что-то личное, судя по блеску в глазах?
— По словам многих учёных, Дар открывает целую новую область науки. Многих наук, — сказал второй.
— Мы и наши союзники за границей готовы предложить охотникам Вако всю необходимую помощь в исследованиях Дара и смежных с ними исследованиях проклятия carere morte. И денежную помощь также: "Гроздья" растут — растут и ваши цели… и ваши расходы, — подытожил первый.
— Это так, — согласился с последним Винсент и замолчал, обдумывая предложение. Конечно, Агер, ничего не смыслящий в Даре и его связях с науками, с радостью ухватился бы за него. Но бывший Избранный слишком хорошо помнил, что за страшная и огромная сила — Дар. Ей лучше остаться легендой — не научной былью.
— Всё-таки… как сведения о Даре просочились за границу? — задумчиво спросил он.
— Петрус представил доклад на втором съезде Международной Академии Наук, — пожал плечами второй, — Странно, что вы удивлены. О ценности проклятия нашей земли за границей говорят уже два десятилетия.
Потом подошла Мари с небольшой группой. Винсент отвлёкся на них. Скоро он уже читал им новую лекцию. Антермины ушли, не попрощавшись.
Из парка он ушёл в одиночестве. Собрание было далеко от окончания. Вдохновившийся репликой Винсента, на сцену поднялся Агер. Он выкрикивал что-то, очень громко и монотонно, толпа отвечала яростно-радостным гулом. Винсент слышал его, и когда парк скрылся за домами Рябиновой улицы.
"Собрать студентов Первой Королевской, пока этого не сделал Дэви", — можно было признать, это задание, данное ему два месяца назад, удалось. И собранные были грозной силой. Сначала полуслепые, слабые, теперь они всё яснее видели путь впереди. Новая армия была готова двинуться в первый поход. И он, собравший её, начинал её опасаться. Он нашёл их чувствительные места, но, непредусмотрительно надавив на них, вызвал неожиданно сильный эффект. Это была буря, как всякая буря, непредсказуемая. Он ещё мог управлять ею, мог направить на цель, но вот сдержать потом, вновь посадить на цепь — нет.
После собрания в парке он отправился прямо на великосветский ужин к Реддо. Солен сама встретила его у дверей богатого сатурского дома.
— Ну и вид! — фыркнула она, увидев его костюм.
— Доброго вечера, ваша светлость, — Винсент вежливо улыбнулся, показывая, что во всяком случае с его манерами всё в порядке. — О костюме вы говорили: чем экзотичней, тем лучше…
— Хотя бы брошь убери, — голос Солен потеплел. — Рябины сейчас побаиваются даже здесь. Даже союзники.
— Придётся им привыкать, — он шагнул в дом, сбросил куртку в руки подоспевшему слуге, но брошь предварительно отцепил и прикрепил к пиджаку. — Страхи… — как раз о них я сегодня говорил в парке.
— Повторишь для меня?
— Нет, пожалуй, — он посерьёзнел. — Проговорив слово "страх" десять раз за вечер, я и сам начал бояться. Что-то страшное мы затеяли…
— Странное?
— Страшное!
Роскошь — вот второе имя Реддо. Столичный дом герцогов заслуживал названия дворца. Как и в их кардинском доме — очень много белого и золотого. Гостей принимал Вернир, старший брат Солен. У Реддо был сегодня Карита — первый министр и самый высокопоставленный союзник Миры, ещё двое незнакомых придворных и Давид Гесси. Но главным гостем вечера являлся, конечно, Винсент. Старший брат Солен, Вернир, был поглощён мечтой о троне Доны и надеялся, что "Гроздья" помогут ему скомпрометировать нынешнюю Династию Асседи. Все взгляды обратились на юношу. Он же невозмутимо прошёл на своё место, напротив Карита. Солен оказалась по правую руку от Винсента.
Ужин начался.
— Я был на собрании "Гроздьев" два дня назад. Впечатляюще, — начал один из придворных, почти повторяя разговор с антерминами. — Сколько вы сейчас собираете?
— Сотен пять-шесть. Но сторонников по городу — полгорода, — рефреном сказал Винсент.
— Скоро парк перестанет их вмещать! — нервно посмеиваясь, заметил Карита.
— И они уже готовы пойти на Ратушу, министр. Я сегодня первый раз бросил им эту кость. Они встретили идею пойти до самого Асседи восторженным рёвом.
Карита встревожился. Его рот приоткрылся: маленькая буква "о", вилка замерла в поднятой руке.
— Но, Винсент… Ведь не затем они пойдут к Ратуше, чтобы свергнуть Короля?! Держи их, пока у нас не будет всё готово для переворота. Нельзя, чтобы вас раньше времени разметали!
— Пока они идут только за правдой о carere morte. Но нужно-то им другое, министр. Они слишком ненавидят Асседи! Не могу обещать, что удержу их в узде. Я только постараюсь. И, кстати, я бы поспорил, кто кого "разметает", Карита…
Карита молчал, обдумывая услышанное. Его рука так и не опустилась на стол. И Винсент занялся своим ужином. Надо заметить, у самого странного гостя Вернира изящнее, чем у других получалось орудовать столовыми приборами. Знатные гости Реддо всё не могли справиться с волнением. И Винсент, посмеиваясь про себя, продолжил:
— Следующее собрание послезавтра. И, наверное, "Гроздья" пойдут к Ратуше. Я посмотрю, каково будет настроение толпы. Надеюсь, Король будет готов к тому времени сказать нам пару слов о вампирах.
— Его Величество сегодня разорвал договор с Дэви, — заметил один из придворных. Винсент вздрогнул. Рука с бокалом дёрнулась, несколько капель вина упало ему в тарелку. Солен тоже не сумела скрыть волнения. Щёки охотницы разрумянились:
— Какая чудесная новость! И вы молчали об этом?!
— Всё равно выходите к Ратуше, — жёстко сказал Вернир, брат Солен. — Династия Асседи изжила себя, пора её убрать. То, что Король сам разорвал договор с Дэви, очень хорошо. Значит, Владыка вампиров уже не воспрепятствует нам. Мы без помех подберёмся к трону Доны.
— Брат, помни, ты обещал охотникам поддержку! — поспешно сказала Солен. — Не забудь об этом, когда наденешь корону!
Давид Гесси резко поставил свой бокал на стол, так что откололась хрупкая стеклянная подставка. Охотник, не проронивший за время беседы ни слова, был в ярости.
— Одумайтесь! — тихо, но звеняще сказал он. — Припугнуть Асседи — я выступал за это. И это удалось — отлично! Но переворот?! Смута утопит страну в крови!
— Смуты не будет. Будет другая династия, — уверил Реддо. Гесси язвительно хмыкнул: — Сомневаюсь!
— Опять Гесси против Реддо, — ухмыльнулся один придворный другому. Да, вражда двух знатных домов тянулась из глубины веков. Реддо много раз пытались оспорить у Арденсов право на верховную власть, но род Основателей, как верные сторожевые псы, охраняли Гесси.
Солен поморщилась:
— Это не застарелая вражда. Просто внутренние дела Ордена. Давид, пока не подали чай, может быть, прогуляемся по саду, обсудим их? Винсент, вы не составите нам компанию? — она с надеждой посмотрела на него.
— Давид, я вас не понимаю, — чопорно начала Солен в саду, но быстро исправилась: — Я тебя не понимаю. Мы же договорились обо всём!
— Крас, тот самый младший Крас, которого захватила Мира, готов отправиться на встречу с Мактой. Первый пощадит его, я уверен. Нужно лишь, чтобы это увидел Король! Солен, ты смотришь на Арденсов, как на врагов, но они могут быть и друзьями! Всё зависит от того, кто предложит им лучшую защиту!
— "Предложит?!" — Этим предателям что-то предлагать! Ты такой… Арденс, Гесси!
Возмущённая Солен зашагала прочь. В своём эмоциональном состоянии она даже не понимала, что уходит всё дальше от дома. Винсент двинулся было за ней, но Давид остановил его.
— Линтер, подожди минуту. Ты же видел Макту? Говорил с ним?
— Да.
— Ты не один год сопровождал его: просто кладезь сведений о Первом! Какой он?
Винсент честно задумался, хотя глазами всё следил за Солен.
— Он… уже давно не человек, Давид. И даже не carere morte. Он — чувство, эмоция, облекшаяся в человеческую оболочку.
— Эмоция? Какая?
— Ненависть… Да. Это ненависть, с течением веков обретшая способность мыслить и развиваться.
Он нашёл Солен у входа в сад. Она улыбнулась при виде юноши, легонько тронула ягоды на его броши.
— Рябинка. Это ты у часовни сорвал?
— Не знаю, где их достаёт Агер.
Он взял её ладони и тихонько согрел в своих. Как же это приятно: чувствовать, что по твоим венам течёт тёплая кровь, и ты можешь согреть замёрзшую смертную рядом! Солен не отстранилась, как обычно бывало, хотя голову по-прежнему держала высоко, гордо. Их странный роман после принятия ролей: аристократка и революционер, вспыхнул ярче.
— Я не знаю, кого мне поддержать: брата или Давида! — призналась Солен.
— Так поддержи Орден. Солен, для охотницы всегда, прежде всего — Орден.
Тихий свист раздался с тротуара улицы. Оба вскинули головы — Кто это? — прошептала Солен. — Наш?
— Мой, — Винсент уже узнал эту фигуру. — Это Агер, за мной.
Ненавистник Асседи и всей "богатой сатурской шайки" ждал Винсента в отдалении от дома Реддо. Агер был заметно взволнован.
— Что случилось? — спросил Винсент, подойдя. После вкусного ужина у Реддо он чувствовал себя как никогда далёким от "Гроздьев" и их голодных идей.
— В городе такое! Дэви вышел на охоту, и они сцепились с Вако! Он её ранил и бросил у дома Тенеров, там как раз приём заканчивался.
— Что?!
— Мы недалеко оттуда были: думали листовки раскидать, попугать гостей Тенера. Всё видели.
— Что с Мирой?!
— Жива она, жива. Вокруг толпа собралась. Я шумнул, они отвлеклись. Её унесли свои…
Дом Гесси стоял неподалёку, и Винсент не стал ждать, когда из конюшни Реддо выведут лошадей. Он бросился бегом и успел первым. Когда Давид и Солен, прибывшие в экипаже Гесси входили в холл, он уже был наверху, у Миры.
Винсент не успел придержать дверь, она сильно хлопнула. Он шагнул комнату и тут же остановился. Рядом стоял Эрик, он быстро давал указания двум охотницам: у постели вампирши были Дара и Диана.
— Дара, режь платье, Диана, проверяй температуру кожи всё время. Не холодеет?
— Нет пока.
— Со мной сегодня не было кукол Миры: "Гроздьям" их рано показывать, и Карита их не терпит. Я ничего не знаю! Что случилось? — спросил Винсент.
— Дэви разъярился, узнав, что Король разорвал с ним договор, и устроил свою Большую Охоту прямо в Доне. По крайней мере, так считала Мира, когда бросилась ему наперерез. А я теперь думаю: Дэви специально её выманил, чтобы выдать вместо себя толпе, как виновницу всех смертей ночи. Чтобы в завтрашней газете появился уже не он, а она, — выпалил Эрик почти без передышки. — Дара, хорошо. Инструменты…
— Я с тобой, — охотница взяла скальпель, но её лицо дёрнулось, когда она глянула на острый край. — Ты точно знаешь, что обезболивающие средства не действуют на carere morte?
— Точно. Не жалей, режь. Сейчас главное — не опоздать.
Дара отступила немного в сторону, и Винсент наконец увидел Миру. Её глаза были открыты, но не двигались, невидяще смотрели в потолок. Тело вампирши, обнажённое до пояса, светилось, как светится белый мрамор в темноте: идеально изваянная прекрасная статуя. Короткая арбалетная стрела торчала в середине груди.
Винсент не отворачивался, внушая себе, что не любуется прекрасной вампиршей, а смотрит на неё глазами врача… во всяком случае, человека, смыслящего в вампирский ранах и их лечении.
— Петля тут не поможет: наконечник застрянет в грудной кости. Эрик, попробуй протолкнуть стрелу дальше, — посоветовал он.
— Это тоже чревато потерей наконечника. Нужно обеспечить другой доступ к нему. Будем делать операцию, — Эрик осторожно повернул Миру набок. Он и Дара склонились над её спиной, а Диана, держащая ладонь на щеке вампирши, испуганно вскрикнула:
— Начинается! Она холодеет!
Винсент подскочил к ним. Он недавно узнал эту историю: однажды с Мирой уже приключалась загадочная "ледяная" болезнь. Тогда Карл вылечил её вливанием живой крови, и сейчас Винсент быстро закатал рукава рубашки:
— Возьмите мою кровь!
— Сначала нужно достать стрелу.
Эрик и Дара заторопились. Они быстро вытащили почерневший наконечник через небольшой надрез на спине вампирши, потом Эрик вытянул древко стрелы.
— Прибор для переливания готов? — спросил он Диану.
— Я могу дать свою кровь, — вызвалась и только что вошедшая в комнату Солен. Но ничья кровь не понадобилась. Диана, не отнимавшая ладонь от кожи вампирши, удивлённо прошептала: — "Теплеет!" Скоро Мира открыла глаза.
— Он назвал меня graspi, — первое, что сказала она. — Дэви сказал мне: "graspi"!
— Что это значит? — недоумённо спросила Солен. Она, недоверчиво прищурившись, глядела на Миру: "В разуме ли вампирша?"
— Graspi, gravidam spiritum — беременная призраком. Так называют тех, кто лелеет напрасные надежды, — сказала Дара. — Тех, кто продолжает следовать погибшим идеям. Это пришло из Карды, вампирской цитадели: у carere morte так называют женщин, обращённых во время беременности, которые всегда будут носить своё дитя и никогда не родят.
— То есть Мира беременна? — прошептала Диана. Вампирша засмеялась:
— Что ты! Меня обратили невинной девушкой, я бесплодна.
Винсент не говорил ни слова. Эрик отошёл от постели Миры, и ему открылось зеркало на стене. В нём отражалась вампирша, и отражалась такой, какой была на самом деле, без вампирских чар. Предельно истощённое тело со вздутым то ли от голода, то ли от переполнения чужой кровью животом. Желтая кожа с жуткими синими тенями во впадинах глаз, щёк, межключичной ямке, спутанные тусклые волосы ведьмы…
"Господи! Ещё три месяца назад она такой не была!"
Когда Винсент был вампиром, он видел Миру, свою хозяйку, без чар. И тогда она была хороша — почти как обычная смертная, без тени проклятия carere morte. Но смертная жизнь три месяца назад набросила ему дурманящий покров на глаза, и он не замечал страшных изменений, происходящих в это же время с вампиршей. Охотники же были избавлены от власти чар. Все они смотрели на Миру с жалостью и отвращением.
— Дэви хочет мне внушить, что я не справлюсь с Даром, с нашей войной, — негромко, но звонко продолжила вампирша. — Смотри, graspi, твоя идея мертва: Дар скоро угаснет! Не лелей напрасной надежды: Бездну никому не победить! Но… Но я ему ещё докажу, что он не прав!
Она приподнялась на постели, запахнула распоротое выше пояса платье. Она встретилась взглядом с Винсентом и, мгновенно поняв, что он узнал, какова она без чар, застыдившись, отвернулась.
Винсент тихонько вышел из комнаты, спустился вниз и поспешил прочь из дома, туда, где нет стен и давящей тяжести потолка: в сад — и на улицу!
"Боже, что с ней стало! Из-за чего же это? Голод? — Нет, недавно было захвачено хранилище припасов Владыки… Тогда что? Непонятная болезнь carere morte?..
Она хозяйка кукол — вот ответ".
С запоздалым раскаянием Винсент подумал, что в последние недели совсем забыл о тётушке, поглощённый делами "Гроздьев". Это Агер заморочил ему голову!
Лёгок на помине, соратник показался на другой стороне улицы.
— Ну что? — спросил он, едва подойдя. — Она очнулась?
— Да, всё хорошо.
— Так что, послезавтра мы выходим?
Винсент задумался. Он хорошо помнил спор Давида и Вернира Реддо, но все доводы Гесси заслоняла картинка, увиденная в зеркале: страшная, истощившая себя хозяйка кукол. Винсент решительно кивнул:
— Да, Агер, выходим! Наши рябинки созрели, не к чему их передерживать!
— Заварим наше зелье, — поддакнул тот. — Что это? Ты в её крови испачкался?
Винсент перевёл взгляд, куда он указывал. На его одежде против сердца темнело пятно. Сок раздавленных ягод рябины…