Бремя Власти

Глава 18

Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.

Горный перевал на пути в долину Ура

Из долины Ура на запад вел широкий караванный тракт. Петляя, он поднимался на вершину и, перевалившись через хребет, разветвлялся на несколько нахоженных дорог. Прямо на закат, в Царский город, на юго-запад в Восточную Фесалию и даже на север к маленьким портам Внутреннего моря. Перевал на вершине хребта местные называли Тапа-Шир, что означало Центр мира, и, действительно, миновать его было практически невозможно. Даже те тайные тропы, что использовали здешние горцы, все равно вели туда же, с той лишь разницей, что не выходили на главный торговый путь.

Южный же склон гор выходил к Великой пустыне, и оттуда вообще не было никаких дорог. Этим путем никогда не пользовались купцы, и лишь изредка иберийские контрабандисты, да и то, ведомые опытными местными проводниками. За долгие тысячелетия ветра пустыни изрезали весь горный массив бесчисленным количеством глубоких каньонов, делая дорогу через горы невероятно тяжелой и весьма рискованной. Огромное значение имел выбор правильной тропы на развязках, ибо ошибка легко могла привести к обрыву или завалу, а тогда надо было возвращаться и начинать подъем по новой. А учитывая, что большая часть пути проходила по узкому карнизу между заросшим лесным склоном и отвесной пропастью, то удовольствия подобное развлечение никому не доставляло.

Дорога через пустыню и южный склон была значительно короче и избавляла от уплаты имперских пошлин, но тем не менее охотников воспользоваться ей было немного. Экономия с лихвой восполнялась трудностями и риском, к тому же этот нелегкий путь все равно вел на тот же перевал Тапа-Шир, поэтому простой подсчет плюсов и минусов всегда приводил добропорядочных купцов из Ибера к выбору спокойной дороги через Восточную Фесалию.

Для Лавы южный склон был уже хорошо знаком, он прошел по нему уже трижды, два раза со своей прежней сотней, и в третий, с новым отрядом. Нынешний подъем дался тяжелее, люди и животные слишком вымотались, к тому же, кроме физических ран на дух бойцов давили большие потери. Из той полусотни, что еще совсем недавно ушла с ним в пустыню, теперь поднималось едва ли больше двух десятков. Да и из тех, не меньше половины были серьезно ранены и еле держались в седле.

Обернувшись, Лава осмотрел свое потрепанный отряд. — «Да уж, — пробормотал он про себя, — зрелище не для слабонервных. Будет большой удачей, если все дотянут до конца».

Впереди тропа круто заворачивала за каменную скалу, оттуда начинался последний крутой подъем, а дальше уже спуск до самой долины.

Посмотрев на громадину закрывающую обзор, Лава почему-то вспомнил как в прошлый раз, они натолкнулись на караван цезаря Северии и подумал: «В этот раз лучше бы без сюрпризов».

Опасаться вроде бы было некого, но тем не менее, сотник остановил отряд. Объяснять свои дурные предчувствия, он не собирался даже самому себе, тем более кому-то другому. Поворот впереди был «слепой», а в таких случаях, как учил жизненный опыт, не стоит полагаться на судьбу. Капризы ее непредсказуемы, а юмор непонятен.

Спрыгнув с лошади, он поднял взгляд на едущего следом Сороку.

— Ждать здесь, я скоро вернусь.

Сказав, он отдал ему поводья и полез напрямик через лес к другой стороне скалы. Сразу же заныли еще не затянувшиеся раны, и венд заворчал на самого себя: «Ну чего ты дуешь на воду, кого здесь можно встретить⁈ Чем раны бередить, лучше бы Сороку вперед послал разведать».

Бурчал он больше для порядка, поскольку прекрасно понимал, посылать сторожу́ по тропе бессмысленно, если уж она напорется на неизвестного врага, то и всем остальным деваться будет некуда. Тропа то одна, если засветиться, то спрятаться уже будет невозможно.

Сосновый лес по склону горы был довольно плотный, заваленный понизу упавшим сухостоем. С первых же шагов, стало понятно — с лошадьми сквозь него точно не продраться. Даже пешему идти было тяжело, сгнившие стволы опасно трещали под ногами, а цепкие ветки кустарника так и норовили полоснуть по глазам.

Подъем через лес занял больше времени, чем он ожидал, и сотник взобрался на скалу уже изрядно вспотевшим. Утерев пот, он взглянул на тянущуюся вверх каменную полоску между лесом и пропастью — никого. И тем не менее, что-то мешало ему спокойно развернуться назад. Подождав еще пару мгновений, Лава прислушался, а затем настороженно втянул носом воздух. Сначала появился запах. Странный запах какого-то южного масленичного дерева, а потом его волчий слух уловил еле слышный цокот копыт.

— Кто бы это ни был, — прикинул венд, — рисковать нам не с руки. Не тот случай!

В два прыжка слетев со своего наблюдательного пункта, он поспешил вниз по уже проторенной тропе. Вниз пошло легче, и Лава преодолел тот же путь вдвое быстрее.

Одоар со своими фаргами уже спешились, соседство с пропастью держало их в напряжении, а такого безграничного доверия к лошадям, как степняки, они не испытывали. Джэбэ и Турслан со своими, наоборот, расслабленно сутулились в седле, бравируя друг перед другом своим бесстрашием. Те и другие уже заждались и с напряженным вниманием уставились на появившегося командира, а тот, молча махнув в сторону леса, забрал из рук Сороки поводья Бешеного и повел его в чащу.

Фарги и венды, не задумываясь, двинулись следом, а степняки, выждав мгновение, словно бы в надежде «а вдруг передумают», тоже поскакивали на землю и потащили своих лошадок в лес.

Забравшись поглубже, так, чтобы их точно не было видно с карниза, Лава остановился, и к нему тут же поспешили десятники.

Одоар спросил первым:

— Кто?..

Посмотрев на всех троих, Лава пожал плечами.

— Пока не знаю, но скоро увидим.

Джэбэ промолчал, а вот Турслан позволил себе проявить удивление:

— Эта земля уже под империей, чего ты опасаешься?

Лава неопределенно хмыкнул.

— Я же сказал, посмотрим. — Он оглядел собравшихся вокруг бойцов, и скомандовал почти шепотом. — Замаскируйте лошадей и сидите тихо. Чтобы ни звука!

Вокруг все понимающе кивнули, а взгляд венда нашел Джэбэ.

— А мы с тобой, князь, пойдем посмотрим — кто это здесь бродит в такое время.

Не дожидаясь степняка, Лава зашагал обратно к скале, и азарянин поспешил следом.

Поднялись они вовремя. В щель между камнями была хорошо видна вытянувшаяся цепочка всадников. Те ехали молча, осторожно приближаясь к закрытому повороту, словно опасаясь столкнуться с неизвестным.

Джэбэ не удержался от вопроса.

— Кто это? На сардов вроде бы не похожи, но и не имперцы, точно.

Лава уже узнал эту характерную пластинчатую бронь и круглые, с шишаками шлемы. Сомнений в том, чьи это воины, у него не было, к тому же, он вспомнил запах. Масло сандалового дерева, без него иберийская знать не могла и дня прожить.

Венд прикрыл глаза, втягивая запах, и в памяти вдруг всплыла далекая юность. Первая война на императорской службе. Где-то там позади железные легионы громят армию султана, а он, тогда еще совсем молодой, в составе имперской кавалерийской схолы преследует уходящих иберов. Песок хрустит под копытами, горячий ветер пустыни жжет лицо, и вдруг, слева, на вершине бархана, вырастает длинная цепочка всадников в таких же остроконечных шлемах, как и у преследуемых.

— Засада! — Осаживая коня, орет комит. Теряя скорость, схола разворачивается навстречу новому врагу. Сшибка! Мелькают сверкающие на солнце клинки. Враг кругом! Упал сраженный комит, один за другим валятся из седла товарищи. Сзади навалились те, кто заманил их в ловушку. Удар в голову пришел неизвестно откуда, померкло в глазах, и в лицо ударил жар раскаленного песка.

Потом был плен, невольничий рынок, побег. Много чего было, но запах сандала остался в памяти навсегда, как и урок, который тоже никогда не забывался.

Он осторожно повернулся к князю и прошептал:

— Иберийцы. Гвардия султана.

— Кто? — Степной князь был не силен, ни в грамоте, ни в географии.

— Не важно, — Лава махнул рукой, — куда важнее другое. Ты видишь, это разведка, а послать в дозор целую сотню, может позволить себе только очень большой отряд. Думаю, не меньше двух-трех тысяч.

Джэбэ удивленно наморщил лоб.

— А что, император воюет и с этими тоже?

— Он с ними нет, — Лава иронично усмехнулся, — а вот они с ним, по-видимому, да.

Князь иронии не уловил, для него такие тонкости не имели значения. Его больше волновали дела насущные.

— Что думаешь делать? — Узкие щелки степных глаз нацелились на венда, и тот не стал тянуть.

— Этих пропустим и поднимемся к перевалу. Там, не доходя до главного тракта есть тропа, ведущая в обход, до самой долины. — Сказав, он подумал и добавил. — По ней и спустимся, но сначала разнюхаем, что там и как.

Иберийский дозор проехал, ничего не заметив, и как только последний всадник скрылся из глаз, Лава вывел своих обратно на тропу. Предстоял еще крутой затяжной подъем, но беречь силы уже не имело смысла. Пока не появились еще какие-нибудь сюрпризы, надо было успеть проскочить в долину.

До поворота, чтобы не шуметь, ввели коней в поводу, а потом уже посадили в седла тяжелораненых. Остальным, несмотря на кислые рожи азар и тонгур, Лава приказал идти пешком — так быстрее получится и риска меньше.

Теперь он шагал, таща за собой двух лошадей, свою и Сороки, которого отправил вперед на разведку. Шагали споро, даже раненые взбодрились, чувствуя угрозу.

На перевал взобрались, когда солнце уже было в зените. Лава осмотрелся и нашел свою зарубку, отмечающую начало тропы в долину. Встав у нее, он как регулировщик пропустил мимо себя весь отряд и дождался вернувшегося Сороку.

Посылая того проверить, что происходит на главном тракте, сотник не ждал хороших новостей и уже по слегка ошарашенному виду разведчика понял, что не ошибся.

— Ну что там? — Лава нахмурил брови. — Много?

— Тьма-тьмущая! — Запыхавшись, сбивчиво затараторил Сорока. — Все такие же, как те на тропе. Много, и еще подходят!

— Что делают?

— Строят укрепления, ставят лагерь!

— Ясно. — Еле слышно прошептал Лава. — Значит, как я и предполагал, это не набег, и не случайность. Султан намеренно запирает императорскую армию в долине. Зачем ему это надо непонятно, но это и не мое дело. Знает уже об этом Наврус или нет, тоже неизвестно, но в любом случае надо срочно слать гонца.

Он поднял взгляд на застывшего в ожидании бойца.

— Дорогу в лагерь помнишь?

Сорока уверенно кивнул, и Лава, глядя ему прямо в глаза, продолжил.

— Тогда бери самого свежего коня и гони в ставку. Найдешь Навруса и на словах перескажешь все что видел. Ясно? — Ответа не требовалось, и сотник просто хлопнул товарища по плечу.

— Давай!

Сорока сорвался с места, и Лава, улыбнувшись, двинулся следом. Он не знал последних событий в армии, и это мешало ему увидеть всю картину целиком. Когда они покидали лагерь, там царила полная неразбериха. Железные легионы провозгласили императором Иоанна, а варварские соединения вроде бы взяли сторону Василия. Что там творится сейчас предсказать было совершенно невозможно, и от этого ситуация выглядела еще мрачней.

«То, что иберийцы заняли перевал, — размышлял он по пути, — означает, что война совсем не закончилось, а скорее пошла на новый виток. Если армия сейчас расколота на две части, то это полная катастрофа, и тогда нападение султана вполне обоснованно. Но вот вопрос — как он узнал, и успел все так быстро провернуть? Прошло ведь всего ничего. Хороший гонец, конечно, успел бы домчать до Ибера и обратно, но собрать армию и провести ее через Фесалию к перевалу… Нет, такое невозможно. Значит что? Значит, смерть Константина и нападение султана никак не связаны между собой».

Быстро догнав своих бойцов, Лава прошел в голову цепочки и взял из рук Филина повод своего жеребца. Ветеран мрачно глянул на командира из-под кустистых бровей.

— Сорока забрал лошадь и умчался вниз. Сказал, ты велел.

Лава утвердительно кивнул.

— Надо быстрее дать знать о том, что здесь творится, а мы с таким темпом не скоро доберемся.

— Это точно. — Взгляд старого венда прошелся по еле бредущим раненым бойцам.

Крутизна спуска сгладилась, скоро должна была показаться та самая лощина, где когда-то они встретили караван цезаря. Обернувшись назад, Лава коротко скомандовал:

— По коням!

Взлетев в седло, он подъехал к краю обрыва. Из-за редких деревьев открывался вид на лощину и ручей, где они останавливались в прошлый раз. Едва глянув вниз, Лава не удержался от восклицания:

— Вот те раз! Прямо место встречи какое-то!

По главной дороге спешно двигался большой отряд. Несколько повозок и не меньше сотни всадников. Присмотревшись, сотник без всяких сомнений выделил преторианцев, а еще через мгновение он удивленно закусил губу. Впереди колонны ехали трое, и если в двоих еще можно было сомневаться, то третий точно был не кем иным, как Великим логофетом империи Варсанием Сцинарионом.

Лава задумчиво почесал затылок. То, что эти люди выехали не на прогулку, было очевидно. Больше всего все это напоминало бегство, но представить, что тот мальчишка, которого он встретил не так давно в этой же лощине, переиграл всесильного Сцинариона, было трудновато.

— Хотел бы я знать, что все это значит? — В голове сотника закрутились противоречивые мысли: 'С одной стороны, я на службе у Великого логофета, но с другой, если он бежит, то значит, он уже не правая рука императора, а беглец и преступник. Кому мне следует хранить верность, бывшему логофету или новому императору? Вопрос вопросов!

Тут, он вдруг понял, что все его сомнения, сейчас, не имеют значения, потому что эти люди направляются к перевалу, то есть прямо в лапы к иберийцам, и явно, об этом не догадываются.

— Эх, пропаду я когда-нибудь за свою доброту! — Криво усмехнувшись, Лава ткнул Бешеного пятками. Тот недовольно всхрапнул, но послушно рванул в карьер.

Обгоняя цепочку своих бойцов, сотник по ходу раздавал команды:

— Джэбэ, Турслан за мной!

— Филин, остаешься за старшего! Веди всех к ручью и ждите нас там.

Жеребец, вырвавшись вперед, гордо вскинул голову и прибавил ходу, а в хвост ему пристроились азары Джэбэ и Турслан с тройкой своих батыров.

Тропа загудела под копытами коней и, делая петлю по лесу, вылетела на открытое пространство. Караван был на пределе прямой видимости, и Лава повел свой маленький отряд ему наперерез. Там сразу же началась суета, вокруг троих всадников выстроилось живое кольцо, а для отпора неизвестным начала выстраиваться кавалерийская полусотня.

Лава придержал Бешеного, переходя на шаг и давая понять, что атаковать не собирается. В караване, все поняли правильно. Оттуда тут же отделился всадник в шлеме с высоким гребнем и понесся навстречу. В пяти шагах он осадил коня, рванув того на дыбы.

Лава поморщился, позерства он не любил, а щегольский преторианец уже сыпал вопросами.

— Кто такие? Что здесь делаете? Почему…

Не дослушав, Лава оборвал преторианца на полуслове.

— Передай Великому логофету, что Лава Быстрый хочет поговорить с ним.

— Что! — Молоденький трибун обиженно взвился. — Ты как разговариваешь с туринским офицером, варвар!

Сотник лишь тяжело вздохнул.

— Делай что тебе говорят, сынок, а то господин твой сильно рассердится.

Спокойная уверенность, исходящая от варвара подействовала на преторианца сильнее слов, и он, косясь на стоящих за спиной Лавы степняков, все же развернул коня.

— Хорошо, ждите! — Шпоры врезались в бока породистого скакуна, и тот рванул с места в галоп.

Ждать пришлось недолго. Едва трибун домчался до каравана и открыл рот, как Варсаний тут же тронулся вперед. Увидев это, Лава тоже двинулся навстречу. Они встретились почти посередине, правда, Сцинариона уже догнали Василий и Зоя.

До слуха венда долетел женский голос.

— Если уж мы вместе, то секретов между нами быть не должно.

Не меняясь в лице, Варсаний пожал плечами, мол как вам будет угодно и тут же повернулся к сотнику.

— Вижу, живой. Это хорошо. — Губы Сцинариона изобразили улыбку. — А что с заданием?

— И вам доброго дня, господин логофет! — Лава чуть склонил голову. — Посылку, как вы просили, забрали, но с доставкой вышли трудности. Пришлось отправить через Восточную Фесалию.

Варсаний на миг недовольно скривился.

— Я же просил тебя не усложнять. — В следующее мгновение его лицо вновь приняло невозмутимое выражение. — Ведь говорил же тебе, в случае осложнений не заморачивайся, а просто выбрось.

Не дав ничего сказать варвару, в разговор встряла Зоя.

— Я начинаю терять терпение, о чем это вы? — Ее взгляд с вызовом устремился на логофета, и тот почтительно склонил голову. — Моя дорогая августа, не волнуйтесь. Я посылал сотника перехватить письмо Хозроя, но как видите неудачно. Поверьте, это никак не касается наших с вами дел.

— Поверить вам, — тонкие губы августы вытянулись в нить, — не смешите меня, Варсаний. Я что, похожа на дуру?

— Ни в коем случае, моя госпожа! — Сцинарион приложил ладони к груди и склонился в поклоне. — Просто все, действительно, обстоит так, как я сказал. Но в свете сегодняшней ситуации, это уже не имеет никакого значения.

Заметно нервничающий все это время Василий, наконец, не выдержал.

— Если все это не имеет значения, то какого черта мы теряем время. Того и гляди появится погоня, а вы мне тут голову морочите оба. — Он метнул яростный взгляд на сестру и Варсания. — Нельзя заняться всем этим, когда мы будем в безопасности.

— Вы абсолютно правы, мой император! — Сцинарион склонился теперь в сторону Василия, а Зоя ехидно процедила: — Вряд ли теперь мы хоть когда-нибудь сможем найти такое место.

Лава молча слушал эти препирательства до тех пор, пока Варсаний не произнес:

— Ты, сотник, со своими людьми присоединяйся к моей охране, а вечером, когда перевалим на ту сторону хребта, мы еще поговорим.

Отрицательно покачав головой, Лава встретил нацеленный на него взгляд.

— Это вряд ли, господин логофет.

По лицу Варсания скользнула тень удивленного раздражения.

— Не понял, ты отказываешься?

— Нет, я только говорю, что если вы продолжите свой путь, то поговорить нам уже точно не удастся. — Лава усмехнулся, поймав вспыхнувшую в глазах Василия тревожную искру. — Перевал занят войсками султана, а по своему опыту могу с уверенностью сказать, что в плену у иберийцев мы с вами будем сидеть в разных ямах.

После наступившей тишины первым сорвался на крик Василий.

— Что за чушь! О чем ты говоришь, варвар⁈ — По лицу наследника прокатилась волна замешанной на страхе злости. — Какие иберийцы⁈

Смысл слов венда еще только-только доходил до Василия и Зои, а Варсаний уже успел восхититься изяществом комбинации врага. «Вот значит за что Хозрой расплатился своей дочерью. Недурно, недурно! Странно только, что Муслим полез в опасную для себя авантюру, так и не получив обещанного приза. Или сотник чего-то недоговаривает».

Оторвавшись от своих мыслей, Сцинарион обвел взглядом побелевшие лица августы и Василия.

— Думаю, не стоит сомневаться в словах сотника. Он опытный разведчик и знает, о чем говорит. — Теперь его взгляд сконцентрировался только на Зое. — Раз путь к бегству отрезан, то надо что-то решать.

Вместо ответа, та вспыхнув нервным румянцем, резко ткнула пятками в бока лошади.

— К демонам все! У нас нет пути назад. — Она обернулась к брату. — Что ты стоишь, поехали! У нас с тобой больше шансов выжить в плену у султана, чем в братских объятиях нашего родственничка.

Василий испуганно посмотрел на сестру, потом на Варсания.

— А ты? — Он неуверенно схватился за поводья, глядя на обмякшего в седле Сцинариона. — Ты что, не поедешь⁈

Великий логофет, действительно, в этот момент выглядел так, будто постарел лет на десять. Последнее время его преследовал провал за провалом, и это давило на него тяжким грузом. Он словно почувствовал, что сейчас наступил момент истины, и еще одно неверное решение будет для него последним. Ко всем прочим сомнениям давило еще одно — плен означал полный и окончательный выход из игры, а для такого человека как Варсаний, это по сути было равносильно смерти.

Мысли жгли мозг Великого логофета как раскаленное железо, но он все еще пытался рассуждать здраво: «Султан, конечно, обрадуется и примет нас с распростертыми объятиями. Еще бы такой куш сам приплыл в руки! Но я потеряю все! Как только сдамся врагу, мое имя тут же исчезнет с политической сцены империи, и даже если я когда-нибудь выберусь оттуда, это уже ничего не изменит. Я не смогу помочь Феодоре, я не смогу помочь даже самому себе, а буду доживать последние дни дряхлым, никому не нужным стариком. Хотя, вряд ли мне позволят даже это. — Варсаний встряхнул головой. — Нет, уж лучше рискнуть сейчас, может быть, Иоанн и не отправит меня на плаху. Он, конечно, сильно изменился, но все-таки до легендарной кровожадности своего дяди еще не дорос».

Решив, Варсаний выпрямился в седле и посмотрел в перепуганные глаза Василия.

— Вы езжайте, а я, пожалуй, останусь.

— Как⁈ — Лицо Василия скривилось от переполняемых эмоций. — Ты нас бросаешь⁈

Зоя тоже придержала кобылу.

— Ты понимаешь, Варсаний, что в этот момент ты выбираешь не ту сторону.

Изобразив самое открытое простодушие, Великий логофет вновь приложил ладони к груди.

— Моя госпожа, поверьте, это не так. Я по-прежнему ваш самый преданный слуга, только здесь от меня вам будет больше пользы, чем в плену. Да и честно говоря, у меня с султаном слишком давние счеты, что не хочется доставлять ему такое удовольствие.

Варсаний еще не успел договорить, как прерывая его, от строя преторианцев донесся наполненный надрывом вопль.

— Погоня!

Взоры всех присутствующих устремились к краю лощины. Там маленькими черными точками замелькала линия приближающихся всадников. Дальнейшее промедление становилось опасным, и Зоя махнула рукой.

— Ариан с тобой, Варсаний! Твой выбор! Надеюсь, милейший родственничек отправит тебя на плаху. Она давно по тебе плачет!

Хлестнув лошадь, августа пустила ее в галоп, и Василий, наградив бывшего логофета презрительным взглядом, устремился за сестрой. Через мгновение, подняв облако пыли, вслед за ними промчались преторианцы.

Закашлявшись, Варсаний протер глаза и пристально посмотрел на венда.

— Я попрошу тебя, сотник, оказать мне последнюю услугу.

Лава напрягся, но все-таки утвердительно кивнул, и Варсаний иронично усмехнулся.

— Я знал, что ты не откажешь. Но не пугайся, я не прошу многого, просто арестуй меня и все.

На лице венда появилось удивление, и Варсаний повторил уже серьезно.

— Да, да, ты не ослышался, я хочу, чтобы твои люди взяли меня и мою свиту под стражу. — В глазах уже бывшего логофета появилась прежняя жесткость. — Во всяком случае, ты хотя бы довезешь меня до лагеря живым, а вот, что такой же приказ получили те всадники, что преследуют нас, я не уверен.

Теперь пришел черед понимающе усмехнуться Лаве: — «Старый лис не собирается так просто идти на дно, а готов барахтаться до самого конца».