#Бояръ-Аниме. Пожиратель

Глава 7

Пока они неслись ко мне, я успел заметить сразу две камеры, смотрящие на нас. Насколько надо быть отмороженными, чтобы бросаться втроём на одного под объективами? Да к тому же будучи со старших курсов академии, когда против них всего лишь один слушатель подготовительного курса. Технически это вообще подсудное дело. Я-то, в отличие от них, даже присяги ещё не давал!

Но первым мне начинать драку никак нельзя. Это у Лисицкого и его приспешников могут быть связи, а на моей стороне только правда. А значит, первый удар я должен пропустить, чтобы на записи было видно, кто агрессор, кто начал драку, а кто оборонялся.

Укрепление тела я с себя не снимал с тех самых пор, как вышел с боевой подготовки. Да и резерв, судя по всему, был полон под завязку. Так что принять и выдержать первый удар грудью я вполне мог.

Но чего я не ожидал, так это того, что на руке одного из уродов окажется кастет!

Первый же удар врезался в грудь, и меня подбросило над землёй. Прежде чем упасть, я успел подумать, что теперь мне точно нужен лекарь. Рёбра треснули!

Меня избивали под камерой! Холодным оружием! И с применением магии! Не этого ожидаешь, поступив в элитную военную магическую академию.

Я откатился в сторону, не позволяя противнику добить меня ногой в лицо, и подорвался на ноги. Грудь пекло, перед глазами всё расплывалось. И ведь меня пробили через технику укрепления. А если бы я без неё вышел, уже был бы трупом!

Последние остатки здравомыслия отпали. Теперь уже было плевать: отчислят меня или нет, теперь надо было думать лишь о том, чтоб выжить. И никаких правил — это драка, к которой я привык в прошлой жизни. Единственный выход победить в таких условиях — ломать врага безжалостно. Так, чтобы он больше не поднялся.

Один из мордоворотов сунулся вперёд, разводя руки в стороны, чтобы поймать меня в захват. А я рванул ему навстречу, пропуская лапы над головой. Кулак с ремнём воткнулся уроду в брюхо со всей силы, на миг мне показалось, что я ощутил его хребет.

Здоровяк повис у меня на плече, и тут же зашёлся рвотой. Оттолкнув его от себя, чтобы не запачкал форму, я под взглядами других замешкавшихся бугаёв от души саданул ему ботинком в челюсть.

Блюющий здоровяк упал в лужу собственной желчи и затих.

— Кто с-следующий, с-суки? — прошипел я сквозь зубы.

Меня переполняла ярость. А победа над первым противником придала сил и уверенности.

Урод с кастетом бросился вперёд. Я вложил все силы в укрепление тела и, отбив летящий мне в лицо кастет левым предплечьем, правой рукой зарядил противнику в челюсть. Пряжка ремня сломала кости и зубы, но выдержала. А вот враг рухнул, как подкошенный.

И в этот момент на меня кинулся третий. От его рук исходило зелёное свечение. Я вдруг чётко ощутил, что стоит ему попасть, и я если и выживу, то останусь калекой.

Отскочив в сторону, я пропустил двойку мимо и, всё ещё удерживая укрепление тела, со всей силы врезал по коротко стриженному затылку. Мордоворот клюнул носом, но равновесие удержал. Хотя ему и пришлось пробежать ещё несколько шагов.

А я, пользуясь моментом, наступил на руку с кастетом, ломая лежащему в отключке телу пальцы каблуком ботинка.

Получивший по затылку мордоворот тем временем повернулся ко мне.

— Хана тебе, пацан! — заявил он, прежде чем ломануться в атаку.

Его рывок был очень быстр, но я успел на него среагировать. Одним движением размотав ремень, я саданул пряжкой, как хлыстом, угодив гербом Российской Империи чётко в нос отморозку.

Брызнула кровь, здоровяк схватился за лицо, а я мигом преодолел разделявшее нас расстояние и, перехватив его запястья, ударом ноги выломал ему левое колено. Мордоворот взвыл, попытался вырваться, но я ещё трижды ударил по сломанной конечности, заставляя его перейти на скулёж и лечь на землю.

Магия перестала гореть вокруг его рук, а я, наоборот, ощутил себя полным сил. И пожирающей ярости. Так что заново намотав ремень на руку, я схватил баюкающего поломанную ногу урода за воротник униформы и нанёс четыре удара пряжкой по лицу. Бил, с каждым ударом ощущая, как мне становится легче после каждого удара.

Наконец, тело в руках обмякло, потеряв сознание. Я отпустил его, и здоровяк рухнул на землю.

Обернувшись туда, где был Лисицкий, я увидел, что боярич, весь бой простоявший в стороне... собирается сбежать. Бледное лицо, трясущиеся губы. Для полноты картины ему не хватало только мокрых штанов и лужи под ногами.

— Хватит позориться, клоун, — произнёс я, обращаясь к Лисицкому. — Притащишь новых подружек? Эти-то уже кончились.

В этот момент один их бугаёв, тот, что бросился на меня первым, начал подавать признаки жизни. Он с трудом разлепил глаза, и я повернулся к нему.

— Что, подставил вас боярич? — со злой усмешкой спросил я.

Облёванный промычал в ответ, похоже, говорить он ещё не мог.

— Заткнись, скотина! — завопил, пришедший в себя боярич. — Да ты знаешь, кто такие Лисицкие?!

— Если судить по тебе, мразь, то Лисицкие — какие-то ссыкуны, — ответил я, усмехнувшись и демонстративно ударяя правым кулаком по левой ладони. — Будь мужиком, собери яйчишки в кулак и выходи против меня на поединок. Ты же крутой боярич, так покажи, что ты мужчина! Или зассал? Что ж, я так и думал. Самому в бой лезть это не подружек своих подсылать. А ты только и можешь, что другими прикрываться. Ты просто жалкий трус.

Ответить Лисицкому было нечего. Тем более что в себя пришли все трое его подельников, и теперь смотрели на своего предводителя с вопросом в глазах. Они-то не побоялись нарушить правила и выйти против меня, а он что? В сторонке постоит?

— Завтра с утра вся академия будет знать, что боярич Лисицкий — просто трусливая девка, которую можно щемить по углам, — произнёс я, указывая на лежащих мордоворотов. — Твои же подружки всем и расскажут.

— Заткнись, холоп! — выкрикнул боярич. — Завтра же подавай заявку на поединок. Я размажу тебя на арене!

По правилам вызов должен исходить от меня, как от младшего, я это знал. Но нужно было согласие вызываемой стороны. А Лисицкий — аристократ, таким зазорно биться с простолюдинами. Победишь — никакой тебе чести, а проиграешь — позора не оберёшься. Но в сложившейся ситуации выбора у боярича не осталось.

— Хорошо, — улыбнулся я, — и смотри не обмани меня. Твои же дружки будут свидетелями, что ты зассал.

Больше не говоря ни слова, я направился обратно в казарму. Рёбра болели все сильнее с каждым шагом. Да и руке, на которую я ремень наматывал, тоже было нелегко. Так ведь и не успела зажить, а я ещё сверху добавил.

Вправив ремень в брюки, я зашёл в казарму. Дежурный всё так же делал вид, будто бродящие по территории академии после отбоя курсанты — это обычное дело. А я направился к своей койке, баюкая ноющий кулак и стараясь дышать аккуратнее. Точно трещина будет, если не перелом.

На соседней койке сидел Орешкин. Похоже, с момента моего ухода он даже и не ложился.

— Ну как? — спросил Гриша, внимательно оглядывая меня.

— Нормально. Поговорили да разошлись, — ответил я, медленно опускаясь на свою койку, чтобы не потревожить ребра.

— И не дрались?

— Драки в академии строго запрещены! — не столько для Орешкина, сколько для активно греющих уши обитателей казармы ответил я.

Они хоть и делали вид, что спят, но меня-то не обманешь — я когда входил, заметил направленные в мою сторону взгляды. И ведь никто, кроме Гришки, не вызвался пойти помочь. Конечно, вроде как не их проблемы, но я это запомню.

С трудом и не сразу, но мне всё же удалось лечь так, чтобы не тревожить ребра. По-хорошему, нужно идти в медпункт, но там сразу увидят травмы и начнут разбирательство. Вылететь из академии, когда я только-только начал действительно учиться магии — такой себе расклад.

С этой мыслью я и заснул.

— Курсанты, подъём! — заревел сержант, знаменуя начало нового дня.

Я уже не спал к этому моменту. Боль в рёбрах всё никак не унималась, так что помучаться пришлось немало. К счастью, укрепление тела помогало бороться с ощущением боли. Но было одно важное «но» — чтобы его поддерживать мне приходилось оставаться в сознании практически всю ночь.

Окружающие старались на меня не смотреть. Гришу будить в этот раз не пришлось, сосед сам вскочил с койки, будто тоже не спал всю ночь. Вместе мы вышли на плац, где сержант построил нас, и все слушатели подготовительных курсов замерли.

Кажется, вот и наступил тот момент, когда меня отчислят. Камеры ведь все писали, а я вообще не сдерживался, когда работал над этими упырями. Раз им хватило наглости под камерами меня убивать, значит, связей достаточно, чтобы меня выпереть.

Настроение и так было не к черту, а теперь стало ещё хуже.

— Ты будешь драться с Лисицким? — спросил стоящий рядом Фёдор.

— А ты откуда об этом знаешь? — удивился я.

— Так, все курсанты только об этом и говорят, — ответил мой напарник по боевой подготовке.

А ведь это ещё только время зарядки! Видимо, кто-то из той троицы мордоворотов не стал держать язык за зубами, раз уже все вокруг в курсе. Что же будет к концу дня? Об этом начнут рассказывать по всем новостным каналам Российской Империи?

Наконец, сержант начал зарядку. И вот сегодня я едва не помер на ней. Рёбра адски болели, отваливалась рука, но я стиснул зубы и выполнял упражнения. Показывать слабость сейчас — все равно, что расписаться в собственной причастности к ночным событиям. К счастью, укрепление тела держалось, позволяя мне выносить нагрузки.

А ещё держаться мне помогала злость.

Отжиматься от пола с острой болью в груди было невероятно сложно — пот тёк с меня в три ручья. И всё равно я видел, что даже так держусь куда лучше окружающих. Укрепление тела делало свою работу, и хотя я чувствовал каждую мышцу, но всё же организм не сдавался, позволяя продолжать это издевательство над собой.

— Закончили! — рявкнул сержант. — Вернуться в казарму!

Мы поплелись приводить себя в порядок. И я ещё раз подумал о том, что в таких условиях замотаться в тугую повязку не выйдет — слишком много свидетелей. Да и я был уверен, большая часть моих же сокурсников с радостью сдаст меня администрации, как только я дам повод.

После вчерашней показательной победы на боевой подготовке многие здесь затаили на меня обиду. Выскочка, которому оказались по плечу даже тренированные аристократы — уронить такого пожелает любой.

И благородство тут ни при чём, я ведь никому не оставил шанса. Вот и мне такого шанса никто не даст. Спалюсь — и мигом побегут сдавать.

Новое построение, и вот я оказался в столовой. Передо мной стояла тарелка с перловой кашей и кусками варёной рыбы. Всё тот же кусок масла, хлеб и булка с чаем. Ефрейторы по углам столовой зорко следили за порядком.

Я на них к этому моменту уже даже внимания не обращал. Отчислят, так отчислят, чего теперь каждой тени шарахаться. Есть другие способы себе нервы помотать. Например, прикинуть, как бы исхитрится тугую повязку на рёбра наложить, чтобы сделать это незаметно.

Ещё я обратил внимание, что дымки укрепления тела не было видно практически ни на ком. Лишь единицы продолжали тренироваться, как потребовал Верещагин. Но я на своей шкуре убедился, насколько это важный навык. Если бы не эта техника, я бы сдох там за казармой, так что мотивации у меня было хоть отбавляй.

А затем нас вновь отвели на занятие по магической теории. На этот раз Анна Леонидовна уже сидела за своим столом, и пока мы рассаживались по своим местам, объявила:

— Господа курсанты, после занятий мне потребуется помощь добровольца, чтобы навести порядок в красном уголке, так как я отвечаю за патриотическое воспитание учащихся академии. Иногда мне приходится двигать там мебель и вешать разные информационные материалы. Есть добровольцы?

И пока все остальные соображали, я уже принял решение.

— Разрешите, я вам помогу, Анна Леонидовна! — произнёс я, опережая остальных. — У меня отец — заместитель директора завода по просветительской работе. Так что дело мне знакомое.

Кажется, я физически ощутил, как меня решительно ненавидят окружающие. Если раньше я только догадывался об этом, то теперь затылком чувствовал, как мне искренне желают зла. Преподавательница была очень привлекательна, и я не сомневаюсь, что помочь ей хотели бы многие.

Потому я и зашёл с козырей. Одно дело — рядовой курсант, и совсем другое — разбирающийся в вопросе.

Анна Леонидовна внимательно на меня посмотрела и, приняв решение, кивнула.

— Хорошо, курсант...

— Воронов, — представился я. — Игорь Васильевич Воронов.

То ли боль так подстёгивает соображалку, то ли укрепление тела заставляет мозги шевелиться быстрее, но отреагировал на просьбу очаровательной преподавательницы раньше всех. И хоть я и раньше думал о том, что неплохо было бы наладить с преподавателями хорошие отношения, но сам от себя не ожидал, что так быстро сориентируюсь.

Да и просто провести с такой красивой преподавательницей пару часов — это всяко лучше, чем слоняться по территории академии, не зная, чем бы себя занять до отбоя. Оставался вопрос — как двигать мебель, если придётся это делать, со сломанными рёбрами, но решение этого вопроса я оставил на потом.

— Хорошо, курсант Воронов, — улыбнулась мне Анна Леонидовна. — Буду ждать вас в красном уголке после занятий. А сейчас переходим к сегодняшней теме...

Однако начать ей не дал вошедший в кабинет сержант.

— Анна Леонидовна, простите, что прерываю, — внезапно человеческим голосом заговорил он.

Мы-то уже привыкли, что единственный способ извлекать звук из глотки у сержанта — это бешеный крик. С такой яростью и презрением он общался с нами на зарядке, что другого вида разговора от него просто не ожидаешь. Однако же нет, вполне человеческое общение ему тоже, оказывается, было доступно.

— Что случилось, Иван Евгеньевич? — спросила преподавательница.

— Общее построение, курсантам велено явиться в полном составе.

Ну вот, кажется, и началось.

— Что ж, видимо, продолжим занятие позднее, — легко пожала плечами Анна Леонидовна. — Господа курсанты, на выход!

И пока мы строились, чтобы в очередной раз направиться на плац, сама Васильева собиралась вслед за нами. Видимо, общее построение и для преподавателей тоже является поводом собраться. Курсанты проводили фигуристую преподавательницу жадными взглядами, когда она обогнала наш строй и первой покинула помещение.

— Курсанты! На плац! — привычно рявкнул сержант.

Снаружи оказалось, что общее построение действительно общее. Не знаю, сколько в действительности народа собралось, однако на первый взгляд никак не меньше двух-трех сотен. Были здесь и учащиеся других курсов, и их преподаватели, и рядовые сотрудники академии.

Курсантов выстраивали по убывающей — первыми стояли будущие выпускники, а для нас, слушателей подготовительных курсов, нашлось место в самом хвосте. Однако так даже лучше — можно немного расслабиться за спинами старших.

Напротив студентов уже установили небольшую трибуну, возле которой что-то между собой обсуждали несколько мужчин. Среди них я заметил Верещагина. К ним же подошла и Анна Леонидовна.

Сергей Валерьянович что-то негромко выговаривал обрюзгшему седому мужчине в белом костюме тройке. Тот слушал внимательно, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять — Верещагина он на самом деле не слышит.

— Смирно! — наконец, пронеслась команда, и студенты вытянулись в струнку, пожирая глазами начальство.

Мужчина в белом костюме поднялся на трибуну в полной тишине и обвёл своих подопечных взглядом. Только сейчас я сообразил, что перед нами выступает директор военной академии. А так как должность у него сугубо административная, то и формы он не носил. Впрочем, я не уверен, что она бы на него налезла, слишком уж он стремился к идеальной форме шара.

— Здравствуйте, господа курсанты! — произнёс директор в микрофон, установленный на трибуне.

Отвечать требовалось по уставу, так что несколько десятков разом кричащих глоток ударили по ушам. При этом старшие курсы ревели так, что нам было достаточно только рот открывать.

— К сожалению, я вынужден сообщить вам крайне тревожные вести, — заговорил директор, и я как никогда сильно за сегодня почувствовал боль в груди. — На территории нашей славной военной академии произошло чрезвычайное происшествие, каких не случалось уже несколько лет. Сегодня ночью трое студентов были избиты до крайне тяжёлого состояния. Это вопиющее нарушение нашего устава, и оно не останется безнаказанным!

Ну вот и всё, подумал я, глядя на директора. Приплыли.