Боярин Осетровский

Глава 39

Сначала меня треснули по голове подушкой. Не современной, синтепоновой, легкой как пух, а настоящей пуховой, тяжелой, как мешок с…

С чем именно мешок — я додумать не успел, потому что вслед за подушкой в меня кинули свечкой, к счастью, не горящей, ложкой, к счастью деревянной, и кружкой, к несчастью, тоже деревянной. Но от кружки я увернуться не успел.

Потирая пострадавший лоб, я подпрыгнул на кровати, но разъяренная Аглашка уже выскользнула из-под одеяла и развернулась в поисках следующих боеприпасов.

Прекрасная в своей наготе…

— Ах, ты…!

В этот момент Аглашенька сообразила, что из одежды ее скрывают только волосы, а, так как они отросли максимум до уровня каре — они совершенно ничего не прятали. Моя скоморошка взвизгнула и смущенно прикрылась ладошками. И затопталась по полу босыми ножками. Хоть в покоях и натоплено, но босиком всё же холодновато.

— Ныряй сюда, — я откинул одеяло… И, покраснев, вернул его обратно. Уж слишком недвусмысленно выглядело предложение. У меня волосы намного короче…

— Ты вообще с чего взял, что я хочу с тобой расстаться?!

— Кха, — сказал я. Трудно ответить что-то другое, когда твое горло сжимают тонкие — но очень сильные — пальчики.

— Кха… Ты же… кха… сама сказала, что хочешь меня покинуть… Кха.

— Уехать!!! Уехать от тебя!!! Не покинуть, а уехать! Дурак!

Меня опять треснули по голове. Ложкой.

— А какая разница?

— «Покинуть» — это насовсем. А «уехать» — чтобы вернуться! Когда все дела будут сделаны!

Ай! Я отнял ложку, скрутил хохочущую и сопротивляющуюся Аглашку и шлепнул ее пару раз ложкой по попке. Подумал и добавил третий шлепок.

— И куда ж ты собралась по делам? — спросил я белые округлости.

— В Новгородскую землю, — ответили мне с другого конца.

Зачем?!

— Зачем?!

Скоморошка вывернулась и села мне на живот, обмотав бедра одеялом. Прямо как в фильмах. Всегда считал это глупым штампом, а вот подишь ты…

— Помнишь, что тебе отец говорил? Тебе люди нужны. А искать их лучше всего в новгородских землях, там крестьяне к суровой жизни привычны. Значит, надо кому-то уже сейчас, к зиме ближе, по этим землям проехать и ряды составить с теми, кто… Хватит на них смотреть! Они маленькие!

Ну, пока я доказывал, что они мне нравятся, пока то да се… В общем, если не описывать все подробности, то Аглашка собралась присоединиться к одним знакомым скоморохам, которые как раз сейчас на Москве гастролят, и с ними на север двинуться. Чтобы провести агитационную работу среди крестьян и уговорить их сменить хозяина на меня и отправиться на Алтай.

— Почему именно ты?

— А кто? У тебя дела здесь, Клава занята, Настя занята… Диту?

— Ха-ха.

— Ну вот. Значит, остаюсь только я. Не переживай, я волшебное зеркальце возьму и будем каждый вечер разговаривать. Только… — она шмыгнула носом и упала мне на грудь, — я все равно буду скучааааать!!!

Я гладил острые лопатки и молчал.

Я тоже, Аглашенька… Я тоже…

Увы, переубедить мою скоморошку, если уж она что-то решила — особенно если это не каприз, а реально нужное дело — задача безнадежная, ее с намеченного пути ни пестом ни крестом не своротишь. Так что, прошло несколько дней, а она уже собралась и исчезла в звоне скоморошьих бубенчиков, визге скрипок и гудков и писке петрушечьего голоса.

Я бы сказал, что я без нее скучал, но как раз скучать мне и не дали. Уехала Аглашенька утром, а уже днем прискакал гонец от Дашкова, чтобы сообщить, что князь ждет меня завтра в Приказе, чтобы обменять обещанное на обещанное.

И до завтрашнего утра мне нужно еще кое-что провернуть.

— Мишка, позови ко мне сестру мою и помощницу, Анастасию.

Мишка-Филин, врио Ржевского, кивнул и исчез за дверью. Я подошел к деревянному бочонку, стоящему в углу моего кабинета на тяжелых дубовых козлах. С торца, прямо под выжженым гербом рода Осетровских, блестел желтой медью кран, как у самовара. Я открыл его, налил в серебряную чарку меда и отпил глоток.

Хорош медок. Но сам бочонок — лучше.

Бочонок заказан совсем недавно, у моего собственного бондаря — у меня есть собственный бондарь, боже… — и в торце с обратной стороны в нем сделана потайная дверца. Размером как раз с небольшую статую обнаженной девушки.

Да, вы правильно поняли — я собираюсь прятать в нем Источник.

Вообще, сейчас мой Источник, в полногабаритном виде, стоит в тайнике в подвале. И стоять бы ему там и дальше, тайник там оборудован хороший, там сразу и не найдешь… Если у тебя нет Изумрудного Венца, конечно. А тут так получается, что я собираюсь этот самый Венец отдавать. Да еще и людям, которые не отказались бы мой Источник отжать себе. И, хотя в надежности Голос, как охранной системы, я уверен — все же есть опасения, что и ее можно обойти. Как-нибудь. Что тогда помешает Дашкову отправить природную ведьму темной ночкой к ограде терема, чтобы та разнюхала, где и в каком месте сияет Источник зловредного Осетровского. А там и послать вора под каким-нибудь Незримым Словом… правда, такое Слово мне неизвестно, но мало ли оно все же существует.

А вот можно ли увидеть Источник в свернутом виде — сейчас мы с Настей и выясним. Правда, тут есть одна проблема… Источник в свернутом виде — не работает. И Повелением пользоваться будет нельзя. Ладно я, мне оно пока не особо и нужно, а вот Клава активно его юзает в своей контрразведывательной работе. Да хотя бы тому же самому бондарю Повелеть забыть про тайник в бочонке, чтобы информация случайно не утекла. Вот я девчонок и позвал, чтобы обсудить ситуацию… кстати, где они ходят?

Ну вот, легки на помине: Клава — в красном сарафане, Настя — в зеленом, и Дита — в голубом… Диту-то они зачем притащили, на ночь глядя? Ладно, не суть.

— Вот что мне от вас нужно, мои девочки… — начал я.

И меня тут же перебили.

— Я не могу, — решительно сказала Клава, — Я твоя сестра названная!

— И я не могу, — вступила Настя, — у меня жених есть!

— А я могу… — потупилась Дита, — Только неправильно это!

Я завис. Потому что реально не понял, о чем они вообще.

— Вы о чем вообще?!

Девчонки переглянулись:

— А ты нас разве не затем позвал… — осторожно поинтересовалась Клава.

— Затем — зачем? — уточнил я, когда понял, что на этом она и остановилась.

Девчонки снова переглянулись:

— Чтобы выбрать, кто из нас тебе постель будет греть, пока Аглаша в отъезде, — решилась Дита.

Что?!!

— Что?!!! — взвыл я.

— Да как вам это вообще в голову пришло?! — я расхаживал вдоль вытянувшись в струнку девиц, как сержант перед строем, — КАК?!

— Ну а что мы могли подумать? — округлила глаза Клава, — Аглаша уехала, ты зовешь нас, к себе, ночью, в спальню…

— Это. Не. СПАЛЬНЯ!

— Так твоя спальня через стену.

Ну… Так-то — да. И все равно — ну как можно было додуматься?!

— Женихов вам надо, — буркнул я, остывая.

Настя смущенно опустила ресницы, Клава отвела взгляд влево, Дита — вправо.

— Так. Понятно, — ничего не понял я, — Ладно. Теперь, когда мы разобрались в этом НЕДОРАЗУМЕНИИ — вот ЗАЧЕМ я вас позвал…

В общем, совещание с этими озабочками — нет, ну надо ж додуматься! — прошло успешно. Клава согласилась обойтись какое-то время без Источника — а если будет край как нужно, всегда можно достать его из тайника, ненадолго развернуть и потом свернуть обратно. Не будет же ведьма Дашкова в режиме 24 на 7 мониторить наш терем. Настя надела Венец и подтвердила, что Источник в свернутом состоянии в Венце не виден. Тут мне в голову пришла одна мысль…

Посмотреть есть ли в тереме ДРУГОЙ Источник.

Сисеевский.

Мысль была проверена тут же — и оказалось, что никакого Источника здесь нет. И нет, свернутым он храниться не может — Источник самостоятельно разворачивается уже через месяц, и в тереме Сисеевых обратно свернуть ему было некому.

Странно, странно, очень странно… Либо Сисеевы спрятали его где-то еще — что маловероятно, перед гибелью рода они все жили здесь, либо… Либо род все-таки уничтожили ради Источника. Только — нахрена он понадобился царю?! Не понимаю… Не понимаю…

Вести Венец Дашкову было стремно. По дороге можно было угодить в засаду, подстроенную людьми Дашкова, Телятевского, Морозовых, черта в ступе…

Я перекрестился. «Да воскреснет Бог и расточатся врази его…». Упоминать созданий из-за Грани в такой ситуации не самый умный поступок.

Но, как не странно, дорога до Приказа прошла тихо и мирно. Похоже, Дашков все же сумел удержать факт передачи Венца в секрете.

— Это он? — с порога спросил князь, глядя на ларец в моих руках.

— Да, — я поставил его на стол.

Дашков осторожно откинул крышку и медленно достал Венец. Изумруды сверкнули в солнечных лучах, упавших из открытых створок окна. Князь, как будто не веря своим глазам, повернул украшение, за которое погибло столько народа.

— Это он… Настоящий…

— Поддельный я бы не успел сделать, — хмыкнул я.

Дашков криво усмехнулся, все еще держа Венец в пальцах. На секунду мне показалось, что он хочет его надеть, но князь удержался от порыва и осторожно положил его на стол.

— Твои деньги, боярин Викентий, — рядом с Венцом на столешницу опустился тяжелый кожаный мешок.

Блин. Я и забыл, сколько должна весить такая сумма в условиях Руси. Это в двадцать первом веке семь тысяч рублей — это три бумажки, а здесь — весомая груда монет.

— Что в нем? — спросил я.

— То, что ты просил. Семь тысяч рублей. Золотом.

Ну, тогда можно не пересчитывать. Боярское слово — тверже гороха. Вот если б князь сказал что-нибудь вроде «То, что тебе причитается» — я бы напрягся. Мало ли, что по его мнению, мне причитается. Может — клубок гадюк?

Я положил руку на мешок:

— Уговор исполнен.

— Уговор исполнен, — повторил Дашков и, не удержавшись, коснулся пальцами изумрудов.

И в этот момент его голова взорвалась.