Боярин Осетровский

Глава 20

Сделать человека холопом насильно нельзя. Не в том смысле, что запрещено — кто бы там следил за боярами и реагировал на каждый случай незаконного охолопливания, Общество по правам человека? Нет, нельзя — в смысле «не получится». При согласии человека перейти в холопы составляется холопный ряд — документ, и, как на каждом документе, ставится подпись и печать. С одной стороны — его теперь не нарушишь, и у сбежавшего холопа на лбу будет сиять оттиск печати. А с другой — подпись на любом документе, поставленная под принуждением, на нем не задержится и стечет на пол чернильной капелькой. Так что приставить нож к горлу, неважно, самому человеку, его родным или постороннему заложнику и сказать «Иди в холопы, сука!» — бессмысленно. И нет, боярское Повеление тут не сработает, оно точно так же считается принуждением, иначе, я думаю, свободных людей на Руси просто не осталось бы, были бы бояре да холопы.

Но все вышесказанное не означает, что, при желании, нельзя сделать холопом того, кого захочешь. Человека всегда можно обмануть… нет, речь не о том, чтобы под видом другого документа подсунуть ему холопский ряд, это опять-таки не сработает, как и подсунуть его пьяному до изумления. Если подписывающий не понимает, что он подписывает — подписи точно так же стекут. Зато всегда можно наобещать золотые горы, молочные реки и кисельные берега НА СЛОВАХ и «забыть» внести их в текст договора. Девиз «Внимательно читайте, что подписываете!» — актуален во все времена и во всех мирах.

Ну или можно встрять так, как тот самый Мишка-Филин, выручать которого мы сейчас едем.

Мишка влип, как муха в мёд, в самую банальную ловушку, известную, наверное, со времен Адама и Евы.

Он влюбился.

И всем хороша девица: коса длинная, губки алые, брови соболиные, попка… кхм. Красавица, в общем. Да вот беда — не свободна она. Холопка бояр Морозовых. А боярин разрешения на брак не дает. А Мишке не хочется со своей любовью просто так, блудным делом, пупками тереться — он семью хочет. И упаси бог — боярин ни словом не говорил о том, что, мол, переходи в мои холопы — сразу же повенчаетесь. Нет, это могло засчитаться, как принуждение. Морозов же, судя по всему такого холопа, как наш — мой! — Филин, терять не хотел. По рассказу Нафани этот Мишка не мог считаться первым стрелком среди охотников только потому, что им был сам Нафаня, которого никому не переплюнуть. Но уж второе место за Филиным застолблено твердо. Он на охоте нешуточно белке в глаз попадал, чтоб шкурку не портить. И это из здешних карамультуков, из которых я, с более или менее приличного расстояния, не в каждый сарай бы попал. Понятное дело, там и пули заговореннные и ружье такое же, и Слова наверняка читаются, Точные или там Зоркие, но сам факт. Эти Слова еще знать надо. Понятное дело, что Морозовым такого ценного кадра терять неохота, он столько соболей может добыть — про «белку в глаз» я для красного словца добавил, белки здесь дешевы, а порох со свинцом дороги — что даже боярам прибыток маленьким не покажется. Вот и вцепились в него, как клещ в собаку.

Могу поспорить, сразу же, как только на бумагу холопского ряда ляжет подпись, тут же выяснится, что любовь прошла, завяли мухоморы — помидоры на Русь еще не завезли — так что ты, милый Мишенька, похолопствуй тут, а я пойду, следующего дурачка окучивать. Что? Ты жениться на мне хотел? И даже в договоре написано, что согласен стать холопом, если на мне женится сможешь? А вот, видишь тут маленькую приписочку «…буде оная девица согласна»? А я не согласна, так что чао, пупсик, целую в носик.

Женщины — они коварные.

Ситуация, когда помощь прибывает в самую последнюю секунду, когда на таймере бомбы уже «00:01», затаскана в книгах и фильмах до такой степени, что уже даже стеб над ней всем надоел. Однако жизнь — не фильм, она быть правдоподобной не обязана и в ней маловероятные события происходят сплошь и рядом.

Да, вы угадали — когда я распахнул калитку во двор морозовского управляющего, молодой парень, очевидно, тот самый Мишка-Филин, уже обмакивал перо в чернильницу, чтобы поставить подпись. Да, прямо во дворе — кто бы потрудился к будущему холопу домой идти или, тем более, в терем приглашать?

— Это — Филин? — спросил я у Нафани, не оборачиваясь. Очевидность очевидностью, но всегда лучше спросить, чем попасть в глупую ситуацию.

Во дворе, у крыльца, стоял небольшой столик, у которого столпились Мишка, высокая девушка, заламывающая руки, надо признать, красивая — та самая подставщица, видимо — пропитого вида мужичок, одетый как площадной подьячий, еще один мужик, худой как Кощей, судя по расшитой шубе — управляющий, рядом с ним — еще один в расшитой одежде, молодой, видимо, сын, и несколько оранжевых стрельцов.

Стрельцы насторожились первыми — их можно понять, во двор вломились вооруженные люди, одетые как откровенные разбойники, ну, кроме меня, но я на их фоне несколько терялся. Надо будет моим бойцам единообразную форму пошить… интересно, какого цвета были кафтаны у стрельцов рода Осетровых? Осетрового? А это какой?

— Кто такие? — рявкнул недовольным голосом… почему-то не управляющий, а его сын…

Упс.

Это сын, всё верно, только не управляющего, а боярина Морозова. Викентий, когда ты уже боярскую шубу от просто шуб отличать начнешь?! Да еще и не просто сын, а тот самый, средний, с которым мы еще в Мангазее сталкивались. Видимо, с мамой приехал.

— Боярин Осетровский.

— Осетровский? — выпятил нижнюю губу сынок, меня, очевидно, не признавший, — Не знаю таких. Ты…

— У отца своего спроси, — перебил я сыночка, прежде чем тот вякнет что-нибудь вроде «Ты из какой подворотни выполз?». Чем, несомненно выставит себя дураком, но при этом нанесет мне оскорбление. Которое прощать нельзя, иначе счетчик на моем понтометре сбросится до нуля. А прямо сейчас разборки клеить мне неохота, — Он вчера у меня на пиру был, не спрашивал, кто я такой.

Морозов-средний злобно сощурился, но промолчал. Продолжать сомневаться в том, что я тот, за кого себя выдаю — выглядеть дураком, а попытаться принизить меня — влезть в разборки с кем-то неизвестным и непонятно, какими возможностями обладающии и заодно оскорбить своего собственного отца, который, в таком случае, принимает приглашения на пир от кого попало. Лучше уж язык втянуть. Тоже минус в карму, но совсем маленький.

— Что тебе здесь нужно, Осетровский?

— Узнал я, что МОЙ слуга, без МОЕГО разрешения, хочет стать ЧУЖИМ холопом. Пришел забрать его.

— Я тебе не слуга! — завопил Мишка, совсем молодой парнишка, моего возраста, без бороды еще. Хотя на его месте я бы бороду и не носил — с таким острым подбородком она явно на козлиную бы походила.

— Мишка, лучше молчи! — зашипел Нафаня из-за моей спины.

— А он говорит, что не твой слуга, — криво ухмыльнулся Морозов.

— Да кто там слушает, что слуги лопочут… Молчи. Иди сюда.

А. так как это были не просто слова, а мое Повеление, влюбленный пингвин заткнулся и зашагал в мою сторону.

— И ничьих Повелений, кроме моего, не слушай, — добавил я.

Морозов-средний злобно ощерился. Он явно собирался Повелеть что-то свое, но мне играть в перетягивание Мишки не хотелось. Ситуация и так немножко не в мою пользу — вот так нагрянуть на двор и забрать человека — граничит с хамством и оскорблением. И чем дольше я в ней участвую, тем больше вероятность, что дежурным принесением извинений Морозову я не отделаюсь. И так извиняться придется в любом случае.

— Уходим, — я развернулся…

И на секунду замер. Что-то не так. Какие-то неправильные выражения мелькнули на лицах.

У моих бойцов — глубоко скрытое… осуждение? Они считают, что я поступаю неправильно?

У той девицы… радость? Она радуется, что ее жертву забирают и он не станет холопом? Она что — вправду его любит?

Кажется, я неправильно оценил ситуацию…