Бомба времени

Чудесный секрет

Человек медленно шел по темной улице. Это был молодой человек, одетый в консервативную темно-синюю двубортную спортивную куртку, серые брюки-клеш, ярко-синюю рубашку с широким галстуком. Но вот шел он словно восьмидесятилетний старик, с подгибающимися коленями и прижав руку к боку. Звали его Дамокл Монтгомери, и в него только что выстрелили почти в упор из 32-миллиметрового пистолета системы «беретта». Пуля пробила два ребра, осколки которых вонзились в печень, и остановилась буквально в сантиметре от позвоночника.

Добравшись до начала переулка, он полувошел-полуупал в темноту между старыми кирпичными стенами. Крышка мусорного бака загремела по грязным булыжникам. Он оперся о стену, чтобы не упасть, и стал двигаться вдоль нее вглубь переулка, где все сильнее воняло мусором. Добравшись до конца тупика, он развернулся, по-прежнему подпирая спиной стену. Потом осторожно пощупал горячую влагу на правом боку сразу под ребрами. В толстом фланелевом пиджаке была большая дыра, вмявшая шелковую рубашку и майку в рану.

В начале переулка послышались осторожные шаги. Вспыхнул луч фонарика. Пробежал по тротуару, по стене и груди Монтгомери и остановился на его лице. На мгновение замер, затем мигнул и погас.

— Куда тебе выстрелить, а, дерьмо? — раздался негромкий, хриплый голос. — Между глаз подойдет?

— Уж лучше в живот, Чико, — натянутым, как тонкая проволока, голосом отозвался Монтгомери. — Хреновый из тебя стрелок.

— Молись, крыса. Через пять секунд ты встретишься с Богом. Раз...

Монтгомери слушал, как тот ведет отсчет. Это тянулось и тянулось, но, наконец, послышалось «пять», и тут же из дула пистолета вырвался сноп пламени, озарив все теплым желтым светом. Сноп пламени стал вытягиваться, окруженный черным дымом, но внезапно замедлился и остановился. Убийца стоял, расставив ноги, чуть подавшись вперед и опустив левую руку с растопыренными пальцами, а в правой держа трясущийся пистолет. Зубы его были оскалены, а глаза сощурены и неподвижны...

Позади него в начале переулка возникло какое-то движение. И появился человек в сером котелке и щеголеватом утреннем пиджаке с эскотским галстуком и бутоньеркой. Человек, придирчиво глядя, куда ступить, пробрался по переулку к тупику. Лицо его словно светилось внутренним светом — узкое, чопорное лицо пожилого человека с аккуратно ухоженной полоской усиков. В руке, обтянутой перчаткой из свиной кожи, покачивалась тонкая трость с серебряной рукояткой. Незнакомец с любопытством глянул на застывшего стрелка, затем взгляд миновал его и остановился на раненом. Оценивающий такой взгляд, а губы были пренебрежительно поджаты.

Кажется, плохи твои дела, паренек, раздался в голове Монтгомери ясный, отчетливый голос.

Тот попытался что-то сказать, но не смог, попробовал шевельнуться — с тем же результатом.

Ну-ну, не надо так волноваться. С тобой не произошло ничего такого, что уже не происходило бы с бесчисленными миллиардами других организмов за такую короткую историю твоей планеты.

ПОМОГИТЕ, мысленно завопил Монтгомери. ВЫТАЩИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА!

Я это и собираюсь сделать, мой мальчик. Просто успокойся. Ну... было бы даже лучше, если бы ты просто лег и уснул.

Тяжелая завеса сонливости обернулась вокруг мыслей Монтгомери. Он смутно осознал, что старый джентльмен тут же подошел к нему, схватил под мышку и взмыл в воздух. Еще он мельком увидел промелькнувшие, покрытые гудроном крыши, вентиляторы, телеантенны, но все это тут же провалилось куда-то вниз. Тогда он отдался этому падению наоборот, падению в бескрайнюю высь.

Вот это, успел еще подумать Дамокл, то, что я называю жизнью. Это даже лучше, чем местечко первого класса на лайнере, направляющемся в веселый Париж. В окно будет светить луна, а через пару секунд появится бортпроводница и спросит...

— Как насчет сэндвича, парень? — раздался надтреснутый мужской голос.

Монтгомери тут же распахнул глаза. Он сидел в крошечной комнатушке в полуоткинутом кресле перед изогнутой поверхностью из черного стекла. Под стеклом были ряды ярких кнопок, и как раз в одну из таких кнопок нажимал палец тонкой руки с выступающими венами. Рука высовывалась из-под ослепительно-белой французской манжеты, которая, в свою очередь, выглядывала из-под черного рукава, а если пробежать взглядом по этому рукаву, то можно было увидеть мягкую улыбку на сухом лице с редкими седыми волосами и тонкими усиками.

— Вы!.. — пискнул Монтгомери, и голос его тут же сорвался. —Но...

— А ты что, надеялся увидеть Чико?

— Чико? — Дэмми вздрогнул и почувствовал острую боль в правом боку, понял руку и нащупал гладкую, толстую повязку. — Но я думал, что...

— Не волнуйся, Дамокл. Я перевязал рану и дал тебе обезболивающее, чтобы не наступило ухудшение. Пока я смогу доставить тебя в... Но пока что тебе стоит перекусить. Еда даст тебе чувство безопасности.

— Безопасности? — пролепетал Монтгомери и замолчал, пытаясь успокоиться. — Мне казалось, что вы мне привиделись. Я имею в виду, перед смертью.

— Гм-м... не совсем так. Ты почувствовал меня тем разделом своего мозга, который у людей не активен в обычном состоянии, но перед гибелью может иногда заработать.

— Так вы не архангел Гавриил или кто-то подобный?

— Я совершенно из другой службы. Так что ты предпочитаешь: пастрами, солонину или швейцарский сыр?

— Минутку, — взмолился Дэмми. — Подождите минутку. Кто вы? Где я? Как я попал сюда? И...

— Ты можешь называть меня Ксориэлль. И ты на борту моего циклера. Я перенес тебя сюда.

— Простите, а как будет сокращенно? Могу я называть вас Эл? — Дэмми крепко зажмурился и потряс головой. — Меня застрелили. Это точно. Мне и сейчас больно. — Он потрогал бок, чтобы убедиться в своих словах. — Потом я был в переулке... а Чико... — Он сделал паузу и сглотнул. — Странно, никогда не думал, что я успею увидеть вспышку выстрела и полет пули, которая разнесет мне мозги. Но... — Он ощупал себе голову. — Как он мог промахнуться... На таком-то расстоянии...

— Он не промахнулся, — сказал Ксориэлль. — То есть, траектория пули пересекала точку пространства, занятую в то время твоим левым глазом, после чего вонзилась бы в стену.

Рука Дэмми невольно коснулась глаза. Глаз казался невредимым.

— Э-э... — протянул он. — Я никогда не верил в гипотезу жизни после смерти, Эл.

— Конечно, — продолжал Ксориэлль, — к тому времени, как пуля долетела до цели, тебя там уже не было.

— Я что... увернулся?

— Вовсе нет, мой дорогой коллега. Я убрал тебя с линии огня. Если бы не мое вмешательство, твое сознательное существование завершилось бы двенадцать минут назад.

— Да, но... как вы могли? Я хочу сказать, что видел, как вы пришли. И после того... Я летел по воздуху, а оружие...

— Я думаю, ты намекаешь на разные побочные явления стазис-поля. Это, знаете ли, было необходимо. У меня нет средств для восстановления мозга, так что ты нужен мне целым и невредимым.

— Стоп на этом, — перебил его Дэмми. — Если это ваш способ предложить мне работу, можете об этом забыть. Я работаю в одиночку. Если вы имеете некоторое отношение к... ну, скажем, к инциденту, происшедшему в переулке, ладно, спасибо вам. Я этого не просил, но ладно. Таким образом, я просто пойду сейчас своей дорогой и...

— И через шесть часов будешь мертв, — небрежно сказал Ксориэлль. — Твоя печень, знаешь ли, не может работать с девятью граммами свинца в медной оболочке. И рана, разумеется, совершенно неоперабельна. Единственная твоя надежда — мой автомед.

— Так вы доктор? — слабым голосом спросил Дэмми.

— Могу тебя заверить, твой случай находится в моей компетентности.

— А откуда мне знать, что вы не лжете?

— Гм-м... Я убрал боль от раны. Вероятно, это дало тебе чувство ложного благополучия...

И тут же в животе Дэмми кто-то черкнул спичкой. Она загорелась и подожгла большой комок мягкой древесной стружки, сложенной кем-то кучкой. Дэмми открыл было рот, чтобы закричать, но огонь тут же мигнул и погас, словно его и не было.

— Вот так бы ты себя чувствовал, если бы я не принял меры. — Решительно сказал Ксориэлль. — Я могу продолжать?

— Я как раз хотел спросить вас, как вы это сделали, — выдохнул Дэмми. — Но это не важно. Я все равно бы не понял ответа. Давайте поедем в больницу.

— Расчетное время прибытия — сорок пять минут, — живо ответил пожилой.

— И как вы доберетесь туда? — спросил Дэмми, ощупывая ремень, привязывающий его к креслу.

— Я предложил бы не расстегивать ремень безопасности, — небрежно заметил Ксориэлль. — Мы сейчас летим на высоте двухсот километров со скоростью раз в семь превышающей скорость звука.

Монтгомери тут же судорожно схватился за ремень.

— Я вам не верю, — хрипло проговорил он и откашлялся. — Мы стоим на месте. Я боюсь самолетов и почувствовал бы, если бы летел. Но нет ощущения движения, нет гула двигателей...

— На такой высоте уже нет атмосферы, поэтому нет ни турбулентности, ни порывов ветра. И так как двигатель циклера бесшумен, то, вполне естественно, ты ничего не слышишь.

— Где мой п-парашют? — выдавил из себя Дэмми, с ужасом чувствуя, как голос его срывается в фальцет.

— Мальчик мой, если бы ты каким-то чудом преодолел систему безопасности и умудрился бы покинуть циклер, то был бы тут же изрублен на кусочки и поджарен до состояния хрустящего картофеля, прежде чем пролетел бы полдороги до поверхности Земли. Боюсь, тут не помог бы никакой парашют.

— Вот теперь я чувствую себя куда лучше, — процедил Дэмми. — Если бы не пара вещичек, таких, как пистолет Чико и то, что вы сделали минуту назад с моими внутренностями, я бы не позволил себя обманывать.

— Да я вовсе и не обманываю, мой мальчик. Просто прими тот факт, что твоя жизнь была случайно продлена, и веди себя соответственно.

— Куда мы летим? К настоящему времени мы должны быть уже где-то у Северного полюса.

— Мы будем там через тридцать две минуты и четыре секунды, если быть точным, — ответил Ксориэлль. — Скоро ты увидишь его. А пока что... как насчет баварской ветчины и стакана холодного «пильзнера»?

Из арктического моря торчала скала — стометровый валун посреди холодного, черного, точно чернила, океана, коронованный отблесками света, включившегося в ответ на нажатие кнопки Ксориэллем, который повел свой циклер вниз.

— Хорошенькое место для уединения, не так ли? — задал риторический вопрос Монтгомери, уловив медленное движение на вершине скалы.

— Моя работа требует полной изоляции, — небрежно пояснил Ксориэлль. — Гораздо проще найти место, где тебя никто не побеспокоит, чем нанимать охрану и страдать от нарушителей, которые постоянно будут лезть на частную территорию. Так что чем дальше от людей, тем проще.

Дэмми вопросительно взглянул на Ксориэлля.

— Удаленное тут местечко, верно?

— Это вполне гуманное решение, — я использую это слово в его исконном смысле. — Ксориэлль одарил Монтгомери дружелюбной улыбкой. — Не в обиду будет сказано вашей молодой расе.

— И при чем здесь моя раса? Я такой же голубоглазый и рыжеволосый, как и многие парни по соседству.

— Все, мальчик мой, все. Я все объясню тебе, но только после того, как займусь твоей раной.

Летающий аппарат плавно скользнул вниз, прямо к открывшейся широкой, как радуга, диафрагме, и влетел внутрь. Вокруг возникли стены, и циклер с легким толчком остановился. Ксориэлль нажал кнопку, и со щелчком открылся люк. Дэмми, привязанный к креслу на ледяном ветру, почувствовал только нежное прикосновение тропической ночи, полной ароматов пирожных с миндальным кремом, магнолий и тихую мелодию гавайских гитар. Ремень безопасности отстегнулся, и он шагнул с кресла, ощущая слабое неудобство в раненом боку, и молча посмотрел вокруг на клумбы, террасы, бассейн и пальмы. А над головой раскинулось нечто казавшееся обычным ночным небом Таити.

— Ну, и как тебе тут? — с ноткой беспокойства спросил Ксориэлль.

— Если вы имеете в виду, нравится ли мне то, что я вижу вокруг, то да, все в порядке.

— Прекрасно. Но теперь нам лучше поспешить в лабораторию, а то обезболивающее, видишь ли, не будет действовать вечно.

Дэмми хотел было что-то спросить, но в этот момент на него накатила волна жуткой боли, и он испытал приблизительно то же, что и вампир, которого проткнули осиновым колом. Он подавил стон и поковылял за стариком через дворик к широкому арочному проходу, дальше по проходу, крытому зеленой черепицей к двери из орехового дерева, за которой оказалось помещение, сияющее белой эмалью и хромированным металлом.

— Как тебе кажется, такое оформление успокаивает? — с ноткой гордости в голосе спросил Ксориэлль. — Заверяю тебя, я шел на любые расходы, чтобы воспроизвести настоящую установку со всеми сенсорными стимулами.

— По крайней мере, здесь не воняет, как в больнице, — заметил Дэмми.

— Да? Ну, тогда так.

Ксориэлль повернулся и нажал кнопку. Тут же в воздухе разнесся резкий запах эфира, карболовой кислоты и тухлых яиц.

— Так лучше, мой мальчик? В такой обстановке, плюс непогрешимость экспертов-хирургов, твои примитивные страхи должны исчезнуть. А теперь... — Старик нажал еще одну кнопку, и из стены выдвинулась плита, напоминающая стол в морге, а так же столик с набором блестящих инструментов, и вспыхнул яркий рефлектор. — Вот это и есть автомед, шедевр изобретательности, приспособленный к огромному разнообразию форм жизни, включая и твою собственную, причем, — заметь! — он полностью автоматический. Ему не требуется ни управление, ни распоряжения. Ложись сюда, и скоро ты станешь у нас свеженький, как только что сорванный с грядки огурчик.

— А где медсестра? — спросил Дэмми, отпрянув назад.

— А, да, присутствие половозрелой женщины твоего вида было бы полезно для вдохновления мужского стоицизма.

— Проехали! — пробормотал Дэмми, чувствуя слабость и головокружение.

Теплое онемение в боку постепенно проходило, а взамен ему нарастала боль.

Из заклубившегося вокруг тумана высунулась чья-то рука и схватила руку Монтгомери. Он покорно прошел вперед и уже не увидел, а просто почувствовал, как его кладут на спину на что-то металлическое, но не холодное, а как раз подходящее для тела...

Затем темнота, такая же мягкая, как сажа или паутина, опустилась на него, мешая все мысли...

На этот раз пробуждение было более неторопливым. Какое-то время он полежал, наслаждаясь ощущением чистых простынь и мягкого матраса, чувствуя аромат жареного бекона и свежесваренного кофе, а также испытывая общее блаженство. Затем он стал вспоминать все, что произошло с ним.

Ну... Вероятно, я лежу на спине в том переулке с пулей в голове, и мне просто чудится этот странный старик со своим волшебным самолетом и гвоздикой в петлице. Лучшее, что я могу делать, так это продолжать лежать, не гнать волну и продолжать наслаждаться галлюцинациями, пока они не угаснут...

— Ну, как я вижу, ты уже не спишь, — раздался совсем рядом радостный голос старика.

Дэмми открыл глаза. Ксориэлль стоял у кровати в небрежно накинутом желтом махровом халате и плавках, а на его тощем запястье болтались большие наручные часы.

— Эй! — слабым голосом окликнул его Дэмми. — Так вы настоящий...

— По-моему, мы это уже проходили, — серьезно ответил старик. — И вы все прекрасно поняли. Но я думаю, что надо время от времени заверять вас в этом, чтобы периодически избавлять от приступов недоверчивости.

— Как... как идут дела?

— Разумеется, как запланировано. А почему ты спрашиваешь? Ты ведь чувствуешь себя хорошо?

— Не слишком плохо, — слабым голосом ответил Дэмми.

— Я думаю, день лучше всего начинать с плавания, — оживленно сказал Ксориэлль. — Это не только освежает, но и даст мне возможность оценить твою физическую форму.

— Да вы шутите? — прерывающимся голосом воскликнул Дэмми. — Мне нужно, по меньшей мере, две недели лежать на спине, слушать по радио музыку, любоваться искусственными цветами на столике, наслаждаться едой в постели, и чтобы раз в час мне кто-нибудь взбивал подушку.

— Да, я уверен, что ты считаешь все эти ритуалы успокаивающими, но, к сожалению, у нас нет на это времени. Я уверен, что ты достаточно разумен, чтобы обойтись без некоторых ваших традиционных церемониалов...

— Церемониалов, дядюшка? В меня стреляли, потом прооперировали и заштопали, и вся королевская конница не стащит меня с этой кровати, по крайней мере, дней десять!

— Н-да, старые понятия действительно умирают с трудом. Подними ночную рубашку, Дамокл, и осмотри свою рану.

— Избавьте меня от этого. Я не мог смотреть, даже когда мне делали прививку от оспы.

— Смелее, мой мальчик. Приложи же минимальные усилия, чтобы справиться с чисто инстинктивными элементами твоего поведения. Окажи мне любезность, сделай, что я прошу.

— Иначе вы от меня не отстанете, — пробурчал Дэмми, но все же повиновался, задрал рубашку и обнажил совершенно нетронутый бок. — Гм-м... Наверное, это был другой бок, — сказал он и приподнял рубашку слева.

— Ну, как? — с бесконечным терпением спросил Ксориэлль. — Надеюсь, теперь ты удовлетворен?

Монтгомери с сожалением потер подбородок.

— Это самый реалистический глюк, какой у меня когда-либо был, — сказал он. — Могу поклясться, что я получил пулю под ребра, дотащился до машины и поехал домой, но потом мне стало совсем плохо, я вылез, прошел два квартала и угодил в ловушку в тупиковом переулке. И... ну, после всего этого глупо задавать вопросы. — Он криво усмехнулся. — Выходит, я просто перетрудился. Смешно... — Но усмешка его тут же исчезла, а взгляд сделался хмурым. — Или я сошел с ума, или все это происходит на самом деле. Если я спятил, то я последним узнаю об этом. Значит, я могу вести себя так, словно все это происходит в действительности.

— Ну, Дамокл, твоя отговорка, что я просто плод твоей фантазии, становится неубедительной. Прими же происходящее, не уклоняйся от решения проблемы, а решай ее.

— Ну, да. Если я все это вообразил, то почему именно вас? И как я очутился здесь? И вообще, где моя одежда?

— Подбери себе что-нибудь по вкусу, — Ксориэлль отодвинул дверцы встроенного шкафа и показал много рубашек, халатов и разнообразных плавок.

— Я имею в виду свою настоящую одежду. Не могу же я уйти отсюда в розовом кимоно.

— Я так и думал, что ты эмоционально привязан к своему шмотью. Одежда твоя выстирана, высушена, починена и находится в твоем постоянном жилище.

Дэмми откинул легкое одеяло, прошлепал к занавешенному окну, раздвинул шторы и выглянул наружу. Иссиня-черный океан, испещренный белыми пятнами, простирался до самого далекого горизонта. И, кроме него, ничего больше не наблюдалось.

— Так я действительно здесь — на Северном полюсе... И вы в самом деле заштопали во мне дырку так, что не осталось даже шрама?

— Вот это более-менее правильно, Дамокл.

— Сколько же времени я здесь пробыл? Держу пари, что лежал под наркотиками пару месяцев, а вы сделали мне пластическую хирургию или...

— Примерно семь часов двадцать пять минут. Начиная с восстановления твоей печени.

— Никто не может вылечить так быстро, — без всякой уверенности сказал Дэмми.

— Но ты излечен, — возразил Ксориэлль. — И пока ты лежал в коме, я провел полную чистку твоего организма. Сейчас ты более здоров, чем когда-либо в своей жизни. Пойдем, я покажу тебе, где тут что. Думаю, тебе будет интересно.

Ксориэлль шел впереди по широкому, покрытому серым ковром коридору, закончившемуся в просторном зале с дубовыми панелями и великолепным видом на арктическое море. Настенные полки были заполнены книгами, стояли низкие столики и большие мягкие кресла, кроме того, по стенам висели картины. Еще одни двойные двери открывались в обеденный зал с длинным столом из красного дерева и буфетом, хрустальной люстрой, красивыми резными спинками стульев и серебряными канделябрами. Дальше была кухня: настоящая симфония блестящей нержавеющей стали и светло-желтых шкафов, украшенных цветами в горшках.

— Класс, — сказал Дэмми. — А где прислуга?

— Слуг у меня нет, но они и не нужны. Все необходимые работы выполняются автоматически.

— Вы живете здесь один?

— Рад сообщить, что передо мной не стоят такие проблемы, как одиночество или скука. — Хозяин показал Монтгомери кладовую, полки которой ломились знакомыми консервными банками, а морозильники были полны мяса и фруктов. — Все это, конечно, не важно. Продовольствие можно было бы более эффективно хранить не выставленным напоказ — а еще логичнее, синтезировать его по мере надобности. Но для меня забавнее жить в местном стиле, и, конечно же, я ожидал гостя.

— Вот как, гостя? Странно, но я не получил приглашение.

— Дэмми, будь так любезен, не драматизируй ситуацию, воображая какой-то зловещий подтекст. Я проявил к тебе только доброту, я вылечил тебя, что ты не можешь отрицать. Так что расслабься, и давай будем друзьями.

— Ладно, док. Согласен. — И Ксориэлль пожал протянутую Монтгомери руку.

Они спустились по солидной винтовой лестнице на этаж ниже, где располагались офисы и маленькие классные комнаты, уставленные какой-то странной аппаратурой.

— Средства обучения, — коротко пояснил Ксориэлль. — Вскоре ты увидишь, как они действуют.

На следующем этаже располагались комнаты со звуконепроницаемыми стенами, где стояли вместительные кресла и находились стеллажи с кассетами, катушками фильмов и совсем уже непонятными предметами.

— Библиотека и банк данных, столь же полный, как внешний Центральный Архив, — с нотками гордости сказал Ксориэлль. — Обновляется постоянно как из местных источников, так и из... э-э... иных.

— Библиотека без книг, — буркнул Дэмми. — Это выключатель. А это что? — Он указал на небольшой аппарат под колпаком, занимающий одну из ниш.

Рядом с ним находились вертикальные каналы, в которых глянцево блестели двухсантиметровые кубики, уложенные стопками, как в торговых автоматах.

— Неинтересные тебе технические данные на чуждом языке, — сказал Ксориэлль. — Не обижайся, мой мальчик, — тут же добавил он, — но ты ни в коем случае не должен ничего трогать в этой секции. Подчеркиваю: ничего, Дэмми! Не трогать! Если хочешь что-нибудь почитать, мальчик мой, то это здесь, — добавил он более мягко и провел Монтгомери к нише с рядами кнопок над пластиной из матового стекла. — Здесь все знакомые тебе литературные сокровища от «Ветра в ивах» до «Протоколов Конгресса» на сегодняшний день. Просто выбери из каталога... — Он нажал кнопку, и на экране появился список заглавий, который пополз вниз все быстрее по мере того, как Ксориэлль крутил ручку управления. — ...и книга будет либо показана здесь, либо распечатана для тебя.

Он нажал несколько кнопок, что-то тихонько затрещало, и из слота выскочил красиво оформленный экземпляр «Вечного янтаря». Дэмми фыркнул.

Маленький лифт спустил их еще на этаж. Здесь вообще не было окон. Узкие коридоры между глухими стенами упирались в массивные двери.

— Здесь служебные помещения, — пояснил Ксориэлль. — Различная аппаратура, запечатанная и работающая автоматически, включая и самовосстановление, не требующая никакого присмотра.

— А где ваша электростанция?

Ксориэлль бросил на Дэмми задумчивый взгляд.

— Еще ниже, — сказал он. — Маленький синтезатор, использующий морскую воду.

— Давайте посмотрим и ее.

— Прости, но туда нельзя. Излучение, знаешь ли. Ну, вот и все, мой мальчик. Поднимаемся?

— Да тут настоящая крепость, док. Должно быть, стоило немалых денег выдолбить эту скалу и набить ее всякой аппаратурой.

— Проект был не без расходов, — кивнул Ксориэлль.

— Но для чего все это?

— Позже, мальчик мой, позже...

Когда они вернулись в зал, Ксориэлль быстренько набрал номера напитков, и стаканы тут же выскользнули из приемника. Ветер за стеной усилился, это было прекрасно видно через стеклянные стены, что давало чувство холода, несмотря на уютную температуру роскошного помещения.

— А что происходит, когда разыгрывается снежная буря? — спросил Дэмми. — Этот зал торчит, как вишенка на мороженном. Я слышал, что арктические ветры достигают порой ста восьмидесяти метров в секунду.

— Не бойся, мой мальчик. Эта постройка противостояла погоде больше трехсот лет, и я уверен, что прослужит еще столько, сколько будет необходимо.

— С кондиционерами и всем прочим? — покосился Дэмми на своего хозяина. — Довольно необычно для семнадцатого века.

— Не забивай себе голову, мальчик мой, — бесцеремонно отозвался Ксориэлль. — Тебе все станет понятно в свое время.

Дэмми взял свой стакан.

— Это место ведь не просто убежище на выходные, верно?

— Совершенно верно.

— Странный вы человек, док. Вы ведь не говорите больше, чем хотите сказать, верно?

— А ты?

— Тоже нет. — Монтгомери покачал головой и нахмурился. — Зачем вы привезли меня сюда?

— Прежде всего, разумеется, чтобы спасти тебе жизнь...

— Откуда вы узнали мое имя?

— Изучил тебя.

— А зачем меня изучать?

Ксориэлль умоляюще всплеснул руками.

— Ничего личного, мальчик мой. Мне требовался человек средних лет, исчезновение которого из привычного окружения привлекло бы минимум интереса. Проверив множество других вариантов, я выбрал тебя.

— Для чего?

— Для тестирования.

— Так вы работаете на правительство? — еще сильнее нахмурился Монтгомери.

— Не совсем так.

— А что за тестирование?

— О, стандартная многоуровневая оценка... В твоем случае, с акцентом на потенциал, разумеется, исходя из того, что вы только начинаете новый эволюционный квантовый переход.

— И почему это на каждый вопрос, который я задаю, я получаю не ответ, а пищу для других вопросов?

— Могу я дать небольшой совет, парень? Не ломай себе пока что над этим голову. Пока мы будем заниматься твоим развитием...

— Что это еще за развитие?

— Но ведь просто не было бы никакого смысла пытаться оценивать тебя в твоем нынешнем физическом и психическом состоянии. У нас уже есть ваша неудачная культура как доказательство неуместности вашего вида на данном этапе для решения большей части элементарных социальных проблем. Интерес представляет величина влияния, какое вы можете оказать на Галактическое Согласие в высшей точке вашего созревания.

— Послушайте, док, вы можете сделать мне одолжение? Говорите на простом языке.

Ксориэлль раздраженно взмахнул рукой.

— Я не всегда могу предвидеть, что именно тебе трудно понять. Естественно, Согласие контролирует все развитие в Тессасфере. Когда в психослое появляются новые расы, необходимо оценить их потенциал, чтобы определить, какую — если это вообще возможно, — роль им можно выделить в делах Галактики, и в каком направлении должно проходить их развитие для оптимального совпадения с целями Согласия.

— Вот это я и имел в виду, — сказал Монтгомери. — Вроде бы вы говорите по-английски, но мне все равно ничего не понятно.

— Естественно, — продолжал, не обращая внимания на его ремарку Ксориэлль, — выбирается средний экземпляр, изучаются его врожденные возможности, и уже с помощью этих данных можно начинать рассчитывать экстраполяции.

— Вот это слово «экземпляр» звучит, мне кажется, как-то слишком уж по-научному, словно вы прикололи булавкой очередную бабочку в вашей коллекции.

— Ваш язык, — кисло сказал Ксориэлль, — слишком уж загроможден подтекстами и скрытым смыслом. В данном случае, мальчик мой, экземпляром являешься ты. — Он поднял руку, предупреждая возражения Дэмми. — И определив степень твоих скрытых возможностей, я получу срез всего вашего вида, а также его потенциальную судьбу среди...

— Что значит «моего вида»? — подозрительно сказал Дэмми. — Это какое-то оскорбление?

— Твой вид, дорогой мой, твоя раса, племя, род, разновидность, называй, как хочешь.

— Вы имеете в виду, американцы?

— Американцы, русские, зулусы, индийцы — все это мелкие подвиды Homo sapiens, Человека Разумного, как вы наивно себя называете.

— Вы говорите это так, — внимательно глядя на Ксориэлля, сказал Дэмми, — словно сами не входите в их число.

— Наверное, я должен был объяснить это гораздо раньше, — со вздохом сказал старый джентльмен. — Разумеется, ты абсолютно прав, Дамокл. Я не человек.

Дэмми невольно отступил от хозяина здешней крепости.

— Ладно, значит, вы марсианин, — сказал он. — Только не волнуйтесь. Просто сохраняйте спокойствие.

— Уверяю тебя, я совершенно спокоен, — резко сказал Ксориэлль. — И я ни в коем случае не марсианин. Светило моего мира находится примерно в сотне парсеков от вашей мелкой Солнечной системы.

— Конечно, конечно, все, что скажете, — пробормотал Дэмми, взглядом измеряя расстояние между ними и незаметно переместив вес на...

— Не надо этого, — устало сказал Ксориэлль. — После такого хорошего начала не надо опускать наши отношения до уровня «лев-укротитель».

Дэмми набрал в грудь воздуха и бросился...

Правильнее сказать, он инициировал команду нервам освободить сжатую пружину своего тела. Но вместо этого только застыл на месте. Ни одна мышца не дрогнула, чтобы отразить внутреннюю его сумятицу. Затем он медленно упал на пол.

— Прости, — сказал Ксориэлль. — Возможно, я сжал тебя немного сильно.

— Да причем здесь вы, — слабым голосом отозвался Дэмми, стремясь овладеть своими руками и коленями, которые внезапно закололо иголочками. — Должно быть, я еще не так здоров, как думал...

Он с трудом поднялся и рухнул в ближайшее кресло, все еще испытывая в голове отвратительное ощущение чужого прикосновения, невероятное вторжение в его личное, внутреннее «я» чем-то, что показалось ему усиком насекомого. И теперь, сидя в кресле и хмуро взирая на своего хозяина, он чувствовал, как это чуждое прикосновение отпускает свою хватку и уходит, направив мысли Дэмми в новое русло, связанное с любопытством. И он подумал о том...

— Послушай, Дамокл, — доброжелательно сказал Ксориэлль, — для успеха моей работы необходимо, чтобы ты принял нынешнюю ситуацию как факт. Я не могу чрезмерно влиять на твои мыслительные процессы, не вторгаясь в те области, какие и собираюсь исследовать. Я вынужден полагаться на твой собственный зачаточный рост интеллекта, чтобы ты понял, что умнее всего будет сотрудничать.

— Послушайте, вы, — устало отозвался Дэмми. — Возможно, я многого не знаю, но мне известно, что марсиане — это маленькие зеленые человечки, а не старые джентльмены с изящными усиками. Если бы вы были каким-нибудь космическим монстром, то у вас были бы фасеточные глаза, щупальца и все такое. Вы не походили бы на богатого дядюшку из телесериала.

— А почему же? — спросил Ксориэлл, поднимая брови.

Дэмми пристально поглядел на него.

— Если бы вы прилетели из космоса, папаша, то вашим ближайшим родственником была бы устрица, а не человек.

— Не обязательно. Моллюскоиды занимают совершенно иную экологическую нишу...

— Или, к примеру, походили бы на готтентота, — продолжал Дэмми. — Почему вы не похожи на бушмена, эскимоса или бородатого араба?

— И тебя бы это больше успокоило?

— Да ничего бы меня не успокоило!

Ксориэлл вздохнул.

— Самое большое значение имеет установленное между нами взаимопонимание на основе допустимых межличностных отношений. Естественно, я принял облик, рассчитанный на то, чтобы как можно меньше возбуждать твою враждебность. Появляясь в виде пожилого, солидного члена твоего сообщества, я стремился устранить любые возможные антипатии из-за цвета кожи, текстуры волос и всего остального, причем не пробуждая в тебе стремление к конкуренции на основе преобладания перед женскими особями...

— Вы говорите так, словно у вас был выбор, — перебил его Монтгомери. — Большинство людей, которых я знаю, вынуждены ходить в том облике, который дала им Мать-природа.

Ксориэлль уже несколько раздраженно покачал головой.

— Ты проявляешь неожиданную находчивость в неприятии фактов, — сказал он. — Я планировал подготавливать тебя постепенно, но, кажется, придется рискнуть преждевременно подвергнуть твою нервную систему шоку.

— Что еще за шок для моей нервной системы? — нервно спросил Дэмми. — Успокойтесь же, док, у меня внутри и так все дрожит, как гитарные струны, после вашей предыдущей демонстрации.

— Шок, который ты испытаешь при виде меня.

— Но я и так вижу вас, — возразил Дэмми.

— Дамокл... сейчас я в костюме, — тихонько сказал Ксориэлль.

— Выходит... то, что я вижу... ваши усики...

— Они не настоящие.

— Ну, а нос, цвет глаз...

Он замолчал, поскольку Ксориэлль вздохнул и нажал какую-то точку позади своего уха. И появилась трещина, делившая его лицо пополам от лба до подбородка, пробежавшая по шее и исчезнувшая под пляжным халатом. Трещина раздвинулась, и лицо Ксориэлля раскрылось, как две половинки раковины моллюска, показывая внутри нечто серое, чешуйчатое, матово блестевшее...

— Я ответил на твой вопрос? — раздался из зияющей трещины голос.

Дэмми с силой зажмурился.

— Закройте, закройте, закройте его... — пробормотал он.

— Отлично. Можешь теперь открыть глаза, — таким же доброжелательным голосом сказал Ксориэлль.

Монтгомери осторожно приоткрыл один глаз. Старый джентльмен дружелюбно улыбался ему, снова выглядя совершенно нормальным.

— Между прочим, папаша, как там у вас... ну, вы знаете... на звездах?..

— Я полагаю, ты хочешь узнать про условия на иных планетах?

— Ну, да, это я и имел в виду. На марсе или где там еще?

— Дамокл, — строго сказал инопланетянин, — я должен тебя предупредить, чтобы ты не старался получить данные о Согласии. Чем меньше ты знаешь об этом, тем лучше для тебя.

— Вот как, док? Выходит, я не должен вторгаться в ваши сферы?

— А есть какие-нибудь... э-э... другие вопросы? — тихонько спросил Ксориэлль.

— Ну... э-э... не сейчас, — передразнил его Дэмми.

— Великолепно! Я чувствую, что, в конце концов, оценка окажется весьма интересной, — удовлетворенно сказал Ксориэлль. — А теперь мы расстанемся, а завтра начнем тестирование.

— Покажите, где моя спальня, — сказал Дэмми, — и больше мне ничего не нужно.

Ксориэлль сопроводил его в красиво-обставленную комнату с бежевым ковром, светло-золотистыми стенами, солидной дубовой кроватью, парой стульев и шторами, закрывавшими широкие (фальшивые?) окна.

— Спи спокойно, мой мальчик, — тихо сказал Ксориэлль, кивнул и ушел, пожелав доброй ночи.

Минут пять Дэмми полежал в темноте, затем тихонько встал и попробовал дверь. Дверь была заперта. Тогда он задумчиво нахмурился и вернулся в кровать.

Ну, подумал Дамокл, далее уж и не знаю. Место шикарное, а старик — кем бы он там ни был — все-таки вылечил меня, как и сказал. Правда, при этом пошарился пальцами у меня в голове, и откуда мне знать, что он там мог внушить. Но я думаю, что могу оставить мысли об этом наутро.

Внезапно он снова поднялся и подошел к стенному шкафу.

Одежда — его настоящая одежда, а не то, чем снабдил его Ксориэлль, — висела там, вычищенная и выглаженная. В углу шкафа висела еще и чья-то чужая одежда, и Дэмми осмотрел ее: куртка до колен из грубой синей материи, с медными пуговицами и широкими лацканами. Задняя часть воротника могла подниматься и опускаться.

Похоже, предыдущий парень, живший здесь, одевался как Джордж: Вашингтон, подумал Дэмми. Но Ксориэлль сказал, что я единственный спал в этой комнате. Странно, зачем старик солгал, когда на это не было никаких причин!..

Дэмми вытащил из потайного кармана спортивной куртки, бывшей на нем в ту ночь, когда его застрелили — или не застрелили — плоский кожаный футляр с инструментами. Он быстро проверил, все ли там на месте. Либо Ксориэлль не заметил его, либо не придал ему значения. Вероятно, старик все же совершает время от времени ошибки...

Была почти полночь восемь дней спустя. Дэмми опустился в большое, солидное кресло, обитое мягкой кожей цвета охры, и стал смотреть через широкое, во всю стену зала, окно на солнце, висевшее низко над горизонтом, окрашивая небо и море темно-красными и фиолетовыми отблесками.

— Ну что ж, напряженная была неделька, — оживленно сказал Ксориэлль со своей высокой оттоманки перед мозаичным камином, в котором радостно потрескивало пламя. — Не безрезультатная — хотя, кажется, присутствует странно мощный фактор бесполезности, который нужно скомпенсировать в моих расчетах.

— Этот спортзал, — простонал Дэмми. — А еще огни и гудящая машина. Уж даже и не знаю, что у меня болит сильнее — голова или спина.

— Хуже всего то, — отозвался Ксориэлль, — что точность дикции жизненно важна для правильного общения. Что же касается твоих воображаемых болей — забудь о них. Они созданы просто самовнушением...

— Вы с вашими машинами пыток — вот чем они созданы, вместе с волдырями и кругами в глазах. Слишком уж круто вы обходитесь со мной. Вы забываете, что я всего лишь неделю назад вылез из больничной койки.

— Не волнуйся ты так, Дамокл, — довольным тоном сказал Ксориэлль. — Мы в достаточной мере проверили твои физические и мыслительные способности, чтобы дать мне объем данных, требующийся в настоящий момент. — И тут он задумчиво нахмурился. — Откровенно говоря, я даже удивлен. Кажется, ваша нервная система представляет собой прекрасный инструмент, правда, в основном не использованный. А ваше физическое состояние не так уж плохо для экземпляра, чье развитие было произвольным и ненаправленным. Правда, если подумать, то это не так уж удивительно. Идеал психики, в конце концов, адаптируется к своей среде, так что его, можно сказать, среда и формирует, и направляет. Твой несколько неправильный образ жизни привел к разнообразию твоих действий, чтобы исправлять преждевременное ухудшение здоровья в результате, например, сидячего или чрезмерно специализированного образа жизни.

— Я могу сказать вам, что остаюсь в форме, если пару раз в неделю...

— Пожалуйста, мальчик мой, — устало перебил его Ксориэлль, — не надо сейчас бить себя в грудь. У меня есть точная информация, так что анекдотические пояснения совершенно излишни.

— Ну, хоть что-то, — вздохнул Монтгомери и лицо его прояснилось. — В таком случае, я надеюсь, утром вы отправите меня обратно в город. Мне ни за что не поверят, когда я расскажу обо всем этом, — почти бодро добавил он, обведя взмахом руки комнату. — Роскошный пентхаус за тысячи километров у черта на куличках. У вас, наверное, одно только оборудование в лаборатории и спортзале стоит несколько миллионов, не говоря уж о кухне, этой чудесной мебели и электростанции...

— Э-э... Послушай, Дэмми, — протянул было Ксориэлль, но Монтгомери продолжал болтать:

— И я хочу взглянуть в морду Чико, когда он увидит меня. Но с другой стороны, — продолжал он более здравомысляще, — я мог бы поступить умнее, просто исчезнуть, как советовала Дженни, переехать жить в другой город...

— Дамокл, — все же сумел перебить его Ксориэлль, — боюсь, ты пришел к неверным заключениям. Я не верну тебя завтра утром...

— Значит, сегодня вечером, да? Ну и прекрасно. Я все равно не смог бы уснуть, и лишь маялся в спальне в нетерпеливом ожидании. Я помашу вам ручкой, док, и скажу: чао, несмотря на ваш чудесный матрас, да и еда тоже была в порядке...

— Я очень рад, что тебе хоть что-то понравилось, — заявил старый джентльмен, — потому что тебе придется понаслаждаться ими еще какое-то время.

Дэмии замолчал и снова нахмурился.

— Эй, послушайте, — сказал он, — всю неделю вы заставляли меня бегать кроссы, лазить по канатам, нырять под воду на длительность, а сами при этом чертили какие-то закорючки на графиках и показывали мне карточки, чтобы я выбирал, какие предметы подходят друг к другу, а какие — нет. Я все это безропотно выполнял. Но теперь я измотан! Я не выдержу еще один такой день, даже если вы вставите мне паяльную лампу в двенадцатиперстную кишку!

— И откуда ты только узнал такие слова?

— Прочитал в ваших книгах, знаете ли, — огрызнулся Дэмми.

— Ну... ты продолжаешь меня удивлять.

Дэмми вскочил на ноги.

— У нас свободная страна. Вы не имеете права держать в заключении человека...

— Странно, а у меня сложилось впечатление, что ты презираешь систему ваших племенных запретов. Но это неважно. Уверяю тебя, что я совершенно не связан местными обычаями. Мой долг требует, чтобы я действовал на благо Согласия, независимо от причинении тебе неудобств, понимаешь?

— Утром я уезжаю, док, — хмуро сказал Дэмми, — и это мое окончательное решение.

— И как ты уедешь?

— Н-ну... — Дэмми заколебался. — Черт побери, док, вы должны меня вернуть! Похищение человека — это федеральное преступление!

— Я спас твою жизнь, — терпеливо заметил Ксориэлль. — И взамен я прошу пожертвовать мне частичкой твоего существования, которое без меня вообще бы уже закончилось.

— Но вы же сказали, что тесты завершены. Что вы еще хотите от меня?

— Мой дорогой мальчик, я завершил предварительную градуировку твоего тела и мозга, материально-технических ресурсов твоего оборудования, так сказать.

— Что?

— Настоящая работа начнется завтра.

— Что еще за работа?

— Обучение тебя, разумеется, как я и объяснял вначале.

— Какое еще обучение?

— Очень разнообразное, — махнул в воздухе Ксориэлль, словно ставя точку в их диалоге.

— Вы имеете в виду... нечто среднее между аттестацией бухгалтерской работы и ремонта телевизора?

— Все это, мой мальчик, и гораздо, гораздо больше того.

— Но я не понимаю, док. Я не просился в вечернюю школу и не отвечал на объявлении о наборе курсов, и даже не записывался на учебу без отрыва от работы. У меня есть диплом об окончании средней школы, так что можете начать рыдать над убежавшим молоком! Вообще, с чего вы решили, что я жажду самоусовершенствования?

— Не ты, Дамокл. Я.

— Вы?!..

— Я имею в виду, — уточнил Ксориэлль, — что я намерен развить все твои врожденные способности до максимально возможного потенциала, исследовать все скрытые таланты и возможности твоей психосомы.

Монтгомери опустился обратно в кресло.

— Скрытые, — нерешительно повторил он. — Это значит, что я мог бы делать что-то такое, если бы попробовал, вот только никогда и не пробовал?

— Примерно так.

— Что-то типа... э-э... дзюдо, карате, — задумчиво сказал Дэмми. — Что-то в этом духе?

— Вначале нам нужно испробовать элементарные методы, уже существующие в ваших зачаточных культурах, — кивнул Ксориэлль. — Затем, разумеется, мы двинемся дальше, в совершенно неизведанные области. — Он оживленно потер руки (Дэмми при этом мельком подумал, настоящие ли у него руки, или просто протезы со спрятанными в них щупальцами?).

— Это та часть работы, которую я считаю самой захватывающей, — продолжал Ксориэлль. — Любой индивидуум иногда обнаруживает довольно неожиданные возможности, хранившиеся в генах самых неожиданных организмов, ожидающих, пока не проявятся под давлением обстоятельств. Например, Влинг Крако 88, вид разумных существ, живущих в тине и оборудованных сенсорными органами для гидролокации, после обучения стал способен к прямой межзвездной коммуникации, просто используя свои органы в ином режиме — и этот полезный навык навсегда бы остался неоткрытым, если бы один их член не был выбран для тестирования и обучения командой Согласия.

— Вы хотите сказать, что собираетесь обучить меня чему-то вроде управления телетайпом?

Ксориэлль раздраженно вздохнул.

— Конечно же, нет, Дамокл. А я был уверен, что ты все понял. Попытки уклониться от осознания фактов, скрываясь за пустыми тирадами, не делают тебе чести. Я пока что имею лишь смутные представления, каковыми могут быть твои личные скрытые способности. Но мы обыщем их, не сомневайся.

— Я как-то уже проходил тестирование, — задумчиво сказал Дэмми, — в молодости, когда подумывал сделать карьеру. И мне сказали, что у меня редкий талант к управлению гостиничным хозяйством. Но тест проводила школа управления гостиничным хозяйством, так что удивляться тут нечему.

— Моя экспертиза прозондирует тебя гораздо глубже, — заявил Ксориэлль, сложив вместе кончики пальцев (или их имитацию?). — На деле за несколько дней мы пройдем пять-десять тысяч лет исследования твоей расы и ее культурного развития.

— Тормозите, док! Уж не собираетесь ли вы превратить меня в одного из парней с огромной головой и маленькими ручками и ножками, каких описывают в рассказах о будущем?

— Дамокл, не глупи. Моя миссия — исследовать развитие, а не творить его. У меня нет намерений создавать мутантов вроде описанного тобой смехотворного типа, или каких других. Я буду обучать тебя, а не изменять. Девушка, изучающая стенографию и работу на пишмашинке, остается все той же девушкой. Человек, который учит наизусть стихотворение или разбирает шахматную задачу, ничуть при этом не изменяется.

— А к чему тогда разговоры о десяти тысячелетнем развитии? — спросил Дэмми.

Ксориэлль снова покачал головой.

— Давай пойдем по порядку, Дамокл. Во-первых, мы проследим, чтобы ты впитывал методики и умения, которыми уже обладают члены твоей расы, а затем уже перейдем к новым областям. Я бы хотел начать немедленно, но, кажется, тебе лучше сначала поспать? — И он вопросительно глянул на Дэмми.

Тот зевнул.

После ночи, которую он проспал без всяких сновидений, Дамокл встретился с Ксориэллем за столом во время завтрака.

— Память, — сказал Ксориэлль, — основа любого обучения. Поэтому сегодня мы начнем совершенствовать твою память.

Утро было великолепное, хотя свет, бьющий через занавески, и являлся искусственным. Хозяин и ученик сидели возле окна за столиком, накрытым скатертью в клеточку и заставленным тарелками с веселыми цветочками. Оконные занавески были раздернуты, открывая вид на залитый солнцем сад под почти невидимым куполом. Дэмми сделал очередной глоток из второй чашечки кофе и похлопал себя по животу.

— С моей памятью все в порядке, док, — заявил он. — Об этом можете не волноваться.

— Вот как? Тогда что ты ел на завтрак в восемьсот двадцать первый день своей жизни? Или девятого октября прошлого года?

— Откуда мне знать? Все разве упомнишь?

— Под гипнозом ты вспомнил бы все это совершенно отчетливо. Все данные остаются в памяти, мальчик мой, просто они недоступны. Обучение же как раз и будет состоять из улучшенных процедур индексации и извлечения информации. — Хозяин Дэмми коснулся кнопки, и столик быстро и бесшумно очистился сам по себе.

Дэмми с сомнением поглядел на него.

— Память — сложная функция, — задумчиво продолжал Ксориэлль. — Не углубляясь в подробности, давай просто рассмотрим основы ее механизма. Все данные воспринимаются твоими сенсорными приемниками и передаются в мозг. Там они сохраняются, причем некоторые готовы к немедленному использованию, а те, которые мозг считает неактуальными, убираются в подсознание. Фактор, влияющий на это решение, я называю «интересом». Совершенно понятно, что если бы ты попытался сознательно записывать каждую мелочь каждого текущего момента, то столкнулся бы с неизбежностью перегрузки мозга. Но вместо этого ты просто игнорируешь весь объем впечатлений, вливающийся в твой мозг — разумеется, после его первичной оценки. Спящий человек не обращает внимание на шум машин за окном — но малейший скрип запертой двери спальни заставляет его немедленно проснуться. Бодрствуя же, твой мозг выполняет ту же функцию фильтрации, не только того, что должно быть убрано подальше, но и всего сохраненного объема.

— Понятно, но...

— Большая часть моей нынешней речи, например, сбрасывается твоим мозгом на долгосрочное хранение, так как это тебя не интересует. Любой ребенок, вынужденный зубрить таблицу умножения, знает о нежелании мозга оставлять эти данные на сознательном уровне, поскольку считает их бесполезными. К несчастью, этот механизм выбора был развит для удовлетворения потребностей животного, которому не нравилась арифметика. Ты можешь пытаться заставить ленивый мозг запоминать более эффективно, говоря ему, что предстоящий экзамен жизненно важен для твоей карьеры — но примитивный мозг знать не знает ни о какой карьере. И наоборот, сведения, которые представляют для него очевидный и непосредственный интерес, запоминаются легко и мгновенно. Любой поклонник бейсбола, каким бы тупым учеником он ни был, может рассказать о состоянии игры, которую смотрит: подачи, счет, штрафные, количество мячей, положение команды в лиге, средний уровень и так далее. Ребенок может следить за сюжетами десятков комиксов одновременно и через сутки пересказать сюжет любого из них — хотя при этом будет неспособен запомнить события из учебника по истории.

— Комиксы детям нравятся, — сказал Дэмми. — И что с того?

— Разум устанавливает барьеры, отклоняющие лишние — неинтересные — данные. Только повторение может пробить эти барьеры и сократить путь извлечения их. А при помощи катализатора я отдаю функцию разделения данных под твое сознательное управление. Понятно?

— Как китайское меню. Будет больно?

— Ты играешь в карты? — небрежно спросил Ксориэлль, словно из воздуха извлекая колоду с ловкостью, которую Дэмми уже начал принимать как его обычные действия, а не попытку производить впечатление.

— Немного играл в покер. Но я этим не увлекаюсь.

Ксориэлль ловкими движениями тонких пальцев перетасовал колоду, взял верхнюю карту и открыл ее на столе.

— Назови ее, — сказал он.

— Четверка треф.

— Четверка треф, — эхом отозвался Ксориэлль и открыл вторую карту.

Это была десятка бубен. Дэмми так и сказал. Ксориэлль открыл третью карту.

— Эй, я могу отличить пики от треф, если это волнует вас, — заявил Дэмми. — И я могу бойко досчитать до ста...

— Назови ее, — терпеливо сказал Ксориэлль.

— Дама пик.

— Дама пик.

Так Ксориэлль перебрал все карты по одной, пока колода не закончилась. Затем собрал карты, перевернул их, стукнул пальцем по верхней и вопросительно взглянул на Дэмми.

— Ну, мой мальчик, — резко сказал он, так как Монтгомери недоуменно уставился на него. — Не трать напрасно время на ненужные ритуалы. Ты знаешь, что от тебя требуется, так не заставляй меня впустую тратить слова.

— Наверное, я должен сказать вам, какая верхняя карта? — равнодушно предположил Дэмми. — Это была четверка треф, если вы не подменили ее.

Ксориэлль перевернул четверку треф и постучал пальцами по второй карте.

— М-м... э-э... десятка... э-э... бубен.

Ксориэлль перевернул и ее.

— Дама пик, — продолжал Дэмми уже без подсказки.

Он правильно назвал семь карт, прежде чем встал в тупик.

— Неплохо для первой попытки, — сказал Ксориэлль и собрал колоду, как только Дэмми ошибся.

— Давайте продолжим, — запротестовал Монтгомери. — Я и не знал, что настолько хорош. Я могу...

— Ты уже сломал гештальт: ассоциацию данной карты со следующей. С этого момента ты станешь просто угадывать.

— Давайте попробуем еще раз. Я просто не сосредоточился.

Старый джентльмен слегка улыбнулся Дэмми.

— Это весьма захватывающе, не так ли? Я имею в виду, обнаруживать новую возможность. Именно это делает жизнь такой возбуждающей для молодого организма. Дети ежедневно исследуют свои возможности и узнают о себе что-то новенькое. Маленький мальчик станет иногда заходить в воду, чтобы проверить — не может ли он уже плавать — или сигать с крыши, чтобы узнать, не может ли он летать. Он привыкает к таким открытиям относительно своей силы, социального доминирования, способности свистеть и так далее. Но годы идут, и такие открытия становятся редкостью. Например, ты прекрасно знаешь, что не умеешь ездить верхом или пилотировать авиалайнер. Знаешь свое место в социальной иерархии и сексуальной конкуренции. Но ты еще продолжаешь надеяться на неожиданные открытия, поскольку прежде они случались часто. Именно это делает бесплатные конкурсы такими популярными и гонит людей к гадалкам и астрологам, в надежде узнать что-то новенькое и своих непознанных талантах, а также делает ритуал разворачивания подарков на Рождество такой важной частью жизни. В людях всегда кроется невысказанная надежда отыскать в себе еще один замечательный, чудесный секрет.

— И это все из-за карт?

Ксориэлль не обратил внимания на вопрос Дэмми, подвинул столик поближе к Монтгомери и положил на него колоду карт.

— Тебя когда-нибудь гипнотизировали, Дамокл?

— Нет, я не верю во всю эту экстрасенсорику.

— Ну-ну. Гипнотические способности такие же обычные и нормальные, как способность спать — и одновременно хороший пример врожденной способности, которая остается неоткрытой обладающими ей. Вместо того чтобы вдалбливать в тебя формулы, я намереваюсь стимулировать часть твоего мозга при помощи гипноза. Просто расслабься...

Он повернулся к пульту и коснулся кнопок. Дэмми почувствовал высокое, едва слышимое жужжание где-то у него за глазами. Комната вдруг неуловимо изменилась, словно установив новое равновесие, стала как-то более живой, более непосредственной, чем прежде.

— Переверни первую карту, мой мальчик, — послышался странный, далекий, но все же отлично слышный голос Ксориэлля.

Монтгомери перевернул карту.

— Тройка пик, — медленно произнес он.

— Продолжай.

Одну за другой он перевернул все пятьдесят две карты.

— Переверни карты обратно, — сказал Ксориэлль.

Дэмми перевернул колоду.

— За каждую карту из этой колоды, которую ты назовешь правильно, тебя ждет великолепный приз, — торжественно произнес старый джентльмен.

И тут же Дэмми почувствовал, как сердце его забилось быстрее. Во рту стало сухо. Призрак невероятной удачи засверкал у него перед глазами. Он стал быстро переворачивать карты, их образы казались яркими, значительными. Наконец, он закончил...

— Все, — сказал Ксориэлль. — Проснись.

Было так, словно отдернули мелкую марлю, закрывающую сцену. На мгновение Дэмми почувствовал какое-то онемение в голове, которое, впрочем, тут же исчезло.

— Назови первую карту. — сказал Ксориэлль.

Дэмми потянулся к колоде.

— Не трогай ее, — велел Ксориэлль. — Просто представь себе мысленно.

— Тройка... пик, — неуверенно сказал Дэмми, назвал еще две, затем замялся.

И внезапно в голове у него возник отчетливый образ карты. Дэмми перечислил всю колоду с такой быстротой, с какой только мог говорить.

— Начни с двенадцатой.

Дэмми перечислил карты, начиная с двенадцатой.

— А теперь в обратном порядке.

Дэмми сделал и это.

— Добавляй три к каждому числу и называй масти со сдвигом в одну.

Дэмми сделал все требуемой, не снижая скорости.

— Вот на что способна твоя память, парень, — весело сказал Ксориэлль. — Твоим ключевым символом для фотографической памяти было: тройка пик. И, между прочим, пока ты был под гипнозом, я установил инициацию для самогипноза, которой ты можешь воспользоваться при необходимости. Ключевое слово: «приз».

— Как у меня это получилось? — удивленно воскликнул Дэмми.

— Скажи мне, ты помнишь свой магнитофон? Ну, тот, что был у тебя на квартире?

— Ну... наверное... Я же пользовался им десятки раз.

— Я так и думал. И сколько лирических песен ты знаешь?

— Кто, я? Я не пою...

— Понимаю, это женское занятие. Тем не менее, ты много раз слышал популярные песни, и их слова не могли не засесть у тебя в голове. Средний человек, если на него нажать, может пересказать десятки песен. Предположим, в каждой из этих песен будет по сотне слов — и каждое слово является ключом к ноте в гамме. Каждое слово, в свою очередь, в среднем состоит из шести букв. Если сообщение закодировать этими буквами, используя при этом последовательность и тональность, то ими можно передать значительный объем информации, ты согласен?

— Ну, я...

— Сам порядок слов — мощный инструмент. Например, подумай о различие «время прохождения» и «путешествие во времени». И пунктуация. «Эту книгу продиктовал Бог» против «Эта книга была продиктована Богом».

— М-да, но...

— С этого момента мы станем использовать эту ненужную способность. А теперь давай продолжим восстановление твоей концентрации, вычислительных возможностей, дедуктивных способностей, восприятия образцов и так далее. Чем раньше мы закончим предварительные настройки, тем быстрее сможем перейти к действительно существенной части твоей программы. — Ксориэлль испытующе поглядел на него. — Дамокл, какое для тебя самое восхитительное в мире переживание?

— Узнать в караоке-баре, что я пою не хуже Донни Осборна, — с ухмылкой ответил Дэмми.

— Давай-ка серьезно, парень.

Дэмми покосился на него.

— Ну, наверное, когда привлекательная милашка влюбляется в вас с первого взгляда.

— Верно. А почему?

Дэмми шутливо поднял руки, словно показывая, что сдается.

— Вам что, нужна схема?

Ксориэлль отрицательно покачал головой.

— Это не просто перспектива сексуальных контактов, мой мальчик — для этого уже существуют давно устоявшиеся ритуалы. Скорее, это относится с открытием в себе чего-то новенького, удивленное осознание, что ты обладаешь очарованием, о котором и не подозревал, и которое способно оказывать мощное воздействие на других людей.

— Чепуха это, док. Есть вещи, которые нельзя изучить в пробирке, и романтические отношения являются одной из них...

— Неважно. У нас еще будет много времени, чтобы найти все твои скрытые потенциальные возможности. В данный момент нас интересуют основы. Пойдем.

Ксориэлль поднялся с места.

— Не знаю, продвинусь ли я хоть немного в вашем обучении, — проворчал Монтгомери, оставаясь сидеть. — Зачем все это мне?

Ксориэлль вздохнул.

— Дамокл, ты хотя бы имеешь представление, сколько времени и сил ты тратишь впустую, разыгрывая ритуалы, разработанные, чтобы драматизировать отношения там, где в большинстве случаев нужен лишь согласный кивок?

— Док, дайте мне передохнуть и говорите проще, — саркастически сказал Дэмми.

— Ты чувствуешь, что должен притворяться, будто не желаешь сотрудничать со мной, а это, в свою очередь, возникает из необходимости поддерживать фасад независимого, самоопределяющегося, доминирующего мужчины. Поэтому ты пытаешься вовлечь меня в символический разговор, в котором я бы постепенно преодолевал твои возражения такими способами, как лесть, возбуждение твоего любопытства и чувства благодарности, и так далее. И, конечно же, ты чувствуешь себя вынужденным симулировать скептическое отношение к моим словам, чтобы не выглядеть легковерным, как мужлан, который очарован хромированным блеском подержанной машины и пытается скрыть от бойкого продавца свое желание купить ее, притворяясь безразличным, когда подписывает чек, чтобы не казаться объектом насмешек. Точно также женщина притворяется препятствовать стремлениям мужчины, хотя она уже приняла положительное решение, но не хочет выглядеть слишком доступной.

— Вы наверняка закрыли множество вопросов, док, — в притворном восхищении воскликнул Дэмми. — От обезьян до карточных фокусов, а от них к девичьим играм в труднодоступность. И все это для того, чтобы научить меня дзюдо или как жить на три тысячи в месяц.

— Чтобы научить тебя познать себя, парень, — печально сказал Ксориэлль. — Чтобы подтвердить, что твое притворство самоуверенным циником скрывает тот факт, что ты заинтригован раскрывшими перед тобой перспективами.

— Так испытайте же меня! — огрызнулся Дэмми. — Выбросите меня на помойку и посмотрите, стану ли я умолять вас дать мне еще один шанс.

— Ну да, ты вполне способен отвернуться от того, что распахнулось перед тобой, только чтобы поддержать твою роль стоика, гордящегося своим воздержанием, который отвергает пищу, в которой нуждается и которую жаждет.

— Вы намекаете, что я хочу оставаться запертым в этом ледовом дворце с поехавшим преподавателем и запоминать последовательность карт? — фыркнул Монтгомери. — Док, если бы вы только знали...

— Какую жизнь ты вел снаружи, Дамокл? Скудное существование... — печально улыбнулся Ксориэлль. — Нянчил тайком веру в свое уникальное превосходство, ожидая чуда, которое однажды явится, чтобы преобразовать твою жизнь.

— Я? Да ничего я не ожидал...

Но Ксориэлль продолжал:

— И вот чудо явилось, Дэмми. В некотором смысле, ты действительно оказался уникален. Одним человеком из миллиардов, которого я выбрал — действительно, наугад, — в качестве своего объекта. Так что давай продолжать без всяких ритуальных возражений.

Ксориэлль встал и пошел. Через секунду Монтгомери вскочил из-за стола и побежал за ним.

— Вот это, — Ксориэлль указал на стул с аппаратом в форме улья, подвешенным сверху, — синаптический катализатор. — Он нежно погладил устройство. — Довольно грубая полевая модель, как и все здесь. Но работающая. Он сделает нашу задачу бесконечно более простой, ускорив нормальный процесс обучения. Просто займи место, мой мальчик, и я запущу калибровочные тесты.

— Он походит на фен в косметическом кабинете, — неодобрительно проворчал Монтгомери. — Если бы кто-нибудь увидел, что я сижу под ним...

— Я думал, мы уже согласились обходиться без ритуалов. Я уже понял, что ты играешь роль зрелого самца, готового сражаться за еду, половую партнершу и нетерпимого ко всяким нежностям. Садись.

Дэмми сел, всем своим видом показывая крайнее нежелание.

— Да понял я, понял, — проворчал он. — На стене вы будете показывать слайды, на которые я стану как-то реагировать...

— Я буду работать непосредственно с твоим мозгом, — рассеянно сказал Ксориэлль, изучая кнопки на маленьком пульте, за который он сел. — Сначала я пропущу серию импульсов через кору твоего мозга, отмечу результаты и соответственно им скорректирую входной профиль...

— Я не позволю перемешивать себе мозги, — заявил Дэмми, вскакивая со стула.

Ксориэлль печально поглядел на него.

— Дэмми, уверяю тебя, меньше всего я хочу перемешивать твои мозги. Мне пришлось решить немало проблем, чтобы обеспечить себя нормальной, здоровой, нетренированной нервной системой, с которой можно работать. Малейшее вмешательство обесценило бы тебя для моих целей.

— Если уж пропускать ток через мою голову не вмешательство, то я уж и не знаю, что тогда вы называете вмешательством!

— Совершенно верно, не знаешь. Катализатор похож на фонарик, которым окулист светит тебе в глаза, проверяя зрение. Так что будь любезен, подави свои суеверные страхи, инстинкты и ритуальные возражения, и позволь мне продолжать.

Дэмми продолжал что-то ворчать себе под нос, но больше не возражал, когда Ксориэлль опустил шлем на его голову и вернулся за пульт.

— Просто сиди молча, — сказал он. — Калибровка займет какое-то время. Это совершенно безболезненно, уверяю тебя.

Дэмми услышал мягкий шум, словно чей-то голос кричал на самом пределе слышимости, но ничего не почувствовал.

— Вы случайно не просвечиваете меня рентгеном? — спросил он.

Ксориэлль нетерпеливо хрюкнул.

— Это просто нейротронные колебания, идентичные тем, что производит твое ментальное поле.

Он нажал что-то на пульте, и голоса смолкли. Тогда он заработал кнопками и рычажками, нахмурившись и вглядываясь в какие-то приборы.

— А теперь, — наконец, сказал он, — нам нужно что-нибудь сделать с тем нелепым диалектом, на каком ты говоришь. У грамматики и синтаксиса есть функции общения, какие, кажется, ускользают от тебя. — И он снова повернулся к своему пульту.

— Не нравится мне, как это звучит, — заявил Дэмми. — Вы хотите заставить меня разговаривать, как профессор, или что?

— Или что, — передразнил его Ксориэлль. — Стерлинговский пример типичного шума, засоряющего твою речь. А теперь помолчи.

Дэмми напряженно сидел, что-то щекотало его мозг, в ушах тихонько пищали мыши. Это продолжалось довольно долго, и вдруг Дэмми уставился на открывшуюся перед ним неожиданную перспективу.

— А теперь, — вернул его к реальности голос Ксориэлля, — нужно проверить, появились ли улучшения. Скажи-ка что-нибудь, мой мальчик.

— А что вы хотите, чтобы я сказал? — тут же спросил Дэмми. — Я имею в виду, док... э-э... о чем я должен сказать?

— Не борись с очищающими речь импульсами, Дамокл. Просто расскажи мне о своих впечатлениях об этом обучении.

— Методы выглядят очень сложными, и я не могу судить об их эффективности, пока не получу больше данных... — Монтгомери прервался и помотал головой. — Вот уж точно мозги у меня всмятку. Док, вы заставили меня разговаривать так, что меня на смех поднимут все равноправные члены моей окружающей среды... Черт, я словно по учебнику шпарю! Если вашей идеей являлось заставить меня изъясняться так...

— Так, так, спокойно, мой мальчик. Мы продолжаем?

— У меня нет мнения по данному вопросу... Ну, вы понимаете, что я хочу сказать? Так что продолжайте при любых обстоятельствах и... Да что я там болтаю? В общем, шпарьте дальше!

— Чудесно. Возможно, в конце концов, ты все же немного поумнеешь, парень.

— Если бы я поумнел, — с горечью ответил Дэмми, — то держался бы от вас подальше еще до того, как вы испортили мою манеру общения, адекватную моей окружающей среде...

— Н-да... Ты стал уж слишком циничен.

Монтгомери провел пять утомительных часов под катализатором, в то время как Ксориэлль кудахтал, что-то бормотал, снова и снова нажимал кнопки и одновременно читал короткие лекции. Позже они обедали фазаном с вином, автоматически поданным им в помещение, выглядевшее открытой террасой.

Когда они закончили есть, Ксориэлль вручил своему ученику маленькую книжку.

— «Собрание игр Хойла», — вслух прочитал Дэмми. — А я думал, что нам нужно работать дальше. Разве у нас будет время для пиннокля?

— Не будь занудой, Дамокл. Разумеется, ты станешь изучать игры наряду со всем остальным.

— С чем остальным, док? — нахмурился Дэмми. — Когда же мы дойдем до джиу-джитсу и...

— Дэмми, — резко прервал его Ксориэлль, — за следующие несколько недель тебе предстоит освоить правила и методы всех действий, навыков, талантов, спортивных состязаний и искусств, которые когда-либо были освоены любыми членами твоего общества. Я понятно изъясняюсь? Ты приобретешь такой же опыт в обработке каменных орудий, как и в архитектурном проектировании, станешь столь же квалифицированным в игре в домино, как и в плетении корзин. Будешь способен пройтись по натянутому канату и запомнить все числа на пролетающих мимо вагонах, как уникальные идиоты, обитающие порой на Земле. Тебе понятно?

— Теперь я понимаю, что вы просто воодушевляете меня, док...

— Меня зовут Ксориэлль! Я не шаман твоего племени! Мне не нравится, когда к моему имени все время добавляют «док»! И я не воодушевляю тебя! Я бы ценил, чтобы ты правильно пользовался своим родным языком хотя бы то время, что я выполняю здесь миссию, и...

— И что? — с вызовом бросил Дэмми, когда его наставник резко оборвал себя.

Ксориэлль вздохнул.

— Даже твой примитивный язык был бы терпим, если ты правильно пользовался им. Теперь у тебя есть полное знание грамматики, синтаксиса и обширнейший словарный запас — почему бы не использовать все это?

— По привычке, наверное, — безразлично ответил Дэмми. — А, может, я просто не хочу разговаривать, как гей.

— Я придумал выход, — мрачно отозвался Ксориэлль. — Ты изучишь Согласие-два — простейшую форму общеупотребительного языка.

— Тормозните, док, — тут же возразил Дэмми. — Вы же сами сказали: человеческие навыки. Помните? Не нужно мне закачивать в мозг ничего инопланетного.

— Ерунда! С-два разработан для общения различных рас, и свободен от специализированных предубеждений, таких, как табу на некоторые слова и выражения. Он станет не сильнее деформировать твою личность, чем язык, скажем, навахо.

— И на что он походит?

Ксориэлль произнес какие-то невнятные звуки языком и твердым небом.

— Это начало Геттисбергской речи Линкольна. Признаю, она что-то теряет при переводе. — И он отвернулся к пульту. — Расслабься, очисти свой разум, — велел он, не оборачиваясь.

Дэмми откинулся на спинку и закрыл глаза. Где-то позади ушей возник беззвучный шум. Он длился и длился. Дэмми задремал...

— ...перечисли единства от десяти до десятой части, — велел Ксориэлль.

— Какое ссззрррххх происходит... иззччхх? — сказал Дэмми.

Ксориэлль загудел в ответ. Казалось, смысл вот-вот присоединится к этим звукам, но Дэмми отсеял его.

— Это мой главный ачезззддс, — сказал Дэмми. — Ну, когда делают меня ззссрарт к говоррттхх... — Он помолчал. — Мой язык фииллзз ххррный. Я хотел сказать, странный. Мой... язык... такой... странный.. . — Чуть ли не по слогам произнес он. — Что вы накидали, док. В мою черепную коробку?

— Хххххккквввзззлл, — прогудел в ответ Ксориэлль. — Ббиррппп?

— Просто скажите «извините», — пробормотал Дэмми.

— Вы не поняли, что я сказал, — ответил Ксориэлль.

— Вы жужжали, как муха в пивной бутылке.

— Это очень странно. Я был уверен, что у вас есть способности. Но что ж, отрицательный результат — все равно результат. Никакие сожаления тут неуместны. Мне бы хотелось добраться до сути возникшей аномалии. Но это, в любом случае, лежит за пределами моей фактической программы. Ладно уж. Будем и дальше говорить на английском, но все же попытайся разговаривать правильно, парень. Итак, на чем мы остановились?

— Вы говорили о манипулировании... — напомнил Дэмми.

— Да, и о полетах, высотных работах, серфинге, воздушной акробатике... — Ксориэлль сделал паузу, чтобы набрать побольше воздуха, — подводном плавании, акробатике, прыжках с шестом, метании гранат, качественном анализе, шлифовании линз, ремонте машин, теннисе, керлинге, боулинге, балете...

— Балете?!

— Это невозможно... — Дэмми откашлялся. — Ничего не получится, даже если я соглашусь на это.

Лицо Ксориэлля напряглось.

— ЕСЛИ?

Дэмми вдруг почувствовал острую боль в груди, жгучую, словно крошечные раскаленные угольки...

— Если? — повторил Ксориэлль.

— Ладно, ладно, какой у меня выбор? — Дэмми задохнулся от облегчения, когда угольки погасли.

— Что касается невозможности программы, ты что, являешься экспертом в данной области?

Дэмми невнятно проворчал в ответ.

— Что может сделать один человек, может и другой.

— Но не мгновенно же?

— А почему бы и нет?

— Человеку нужны годы, только чтобы научиться владеть дубинкой! А еще говорят, что ученые проводят в высшем учебном по двадцать лет, но потом все равно не усваивают новые материалы!

— Но ты все выучишь гораздо быстрее них, Дамокл. Открой книгу, которую держишь.

Монтгомери раскрыл книгу. В глаза бросился подзаголовок: «Игра в скрэмбл».

— Ключевые слова! — рявкнул Ксориэлль.

Дэмми было заговорил, но Ксориэлль тут же перебил его:

— Не вслух!

Тройка пик... приз... подумал Дэмми.

— Смотри на страницу.

Слова повисли в воздухе, как твердые предметы.

Дэмми опустил взгляд на книгу.

— Листай страницы.

Дэмми повиновался, глядя, как все расплывается в глазах от быстрого переворачивания страниц.

— Закрой книгу.

Дэмми закрыл.

— Рассказывай.

Дэмми открыл было рот, чтобы возразить, но вместо этого...

— Пункт двадцать первый. Если кто-то из игроков отклоняет масть, то он теряет свое право называть козыри, и уже ни он, ни какой другой игрок, не могут назначать в данной партии козырей.

— Ну вот, теперь ты знаешь правила скрэмбла, — многозначительно сказал Ксориэлль. — Тебе остается лишь использовать их на практике.

— Ладно, допустим, запомнил я пару строк, — сказал Дэмми. — А как насчет остальных четырехсот страниц?

— Ты знаешь их все, — с удовлетворением ответил Ксориэлль.

— Так значит, я стал... э-э... шулером? А у меня-то были идеи пошикарнее.

— На этом ты не остановишься. Ты поглотишь информацию из всех книг — все наследное знание твоей расы.

— Даже запоминая страницы, просто листая книги,— фыркнул Дэмми, — я все равно не успею пролистать их все до конца жизни.

— О, конечно, ты будешь использовать записи. Проектор их воспроизведет на какой нужно скорости, как только мы определим частоту твоего сканирования. Ты сможешь поглотить Британскую энциклопедию, например, секунд за восемьдесят.

— Послушайте, док, я не какой-нибудь супергений. В мои мозги все это просто не вместится.

— Сколько дней в августе?

— Э-э... В сентябре тридцать дней, — забормотал Дэмми. — Апрель, июнь, ноябрь... тридцать один, — объявил он.

— Вот видишь? Данное число было у тебя в памяти, но в закодированном виде. Подобным образом мы закодируем огромное количество информации.

— Но если я начну замолкать и читать стишок всякий раз, как захочу что-нибудь вспомнить, меня попросту запрут в психушку, — возразил Дэмми.

— Наши коды будут более простыми, а извлечение более быстрым, — заверил его Ксориэлль. — Теперь отправляйся спать, парень. Завтра мы начинаем физическую часть нашей программы, и я хочу, чтобы ты был свежим и полным энергии.

— Да, — сказал Дэмми, зевая. — Хорошая идея.

Он лег в роскошную постель, немного понежился в ней, но приходилось все время почесывать какой-то зуд за правым ухом. Зудящее место было крошечным, но постепенно увеличивалось. Тогда Дэмми попытался вспомнить... Тройка пик!

... остаточная боль в животе — эффект постепенно растворяющегося стежка хирургического шва, затем ловкие пальцы Ксориэлля подключили полуживую металлоорганическую нить к его слуховому нерву, который входил в сеть, пронизывающие все области головного мозга. Таким образом, он исследовал структуру неиспользуемых до настоящего времени смыслов и органов самоанализа, чтобы проследить всю схему с приемниками. И, сделав это, он смог окинуть взглядом всю фантастическую сложность не только вторгнувшейся металлоорганики, но и своего собственного мозга. Чужая, внедренная сеть уже кончилась, но Дэмми продолжал...

Постепенно, пройдя осторожно вдоль недавно обнаруженных трасс, он начал постигать динамическую симметрию той фантастической структуры, которая называлась его разумом. Он поморгал и обратил свои мысли на более приземленные вопросы. Выходит, старый дьявол солгал мне, когда притворился, что вверг меня в состояние паралича просто силой своих мыслей, подумал он. Интересно, а как же на самом деле!.. Он встал, достал из стенного шкафа свои инструменты, подошел к двери и присел на корточки, изучая крошечное отверстие ниже защелки. Потом выбрал из инструментального набора тонкую проволочку, вставил ее в отверстие, приложил ухо к двери и стал медленно поворачивать проволочку. Послышались слабые щелчки. Затем что-то щелкнуло погромче. Дэмми вытащил проволочку и попробовал ручку двери. Дверь открылась легко и бесшумно. Он вышел в коридор и быстро спустился по лестнице на тот этаж, где находилась библиотека. Свет в Книжной Комнате горел по-прежнему. Дэмми подошел к разделу, посвященному неземным текстам Ксориэлля, взял полдесятка кубиков, бросил их в лоток канала сканера и щелкнул выключателем. Загорелся экран. Мгновение на нем светились беспорядочные точки, затем вдруг сложились в страницу.

Тройка пик, нараспев подумал Дэмми и поудобнее устроился на стуле, глядя на экран... Приз.

Дэмми поморгал, возвращаясь к действительности. Шея одеревенела, глаза жгло. Взгляд на часы показал, что прошло шесть часов. Экран перед ним был пуст. Дэмми выключил его, вернул кубики на место и вернулся в свою комнату. В голове у него шумели странные мысли. Заснул он быстро, но сны были беспокойными.

Маленькая комнатка, куда Ксориэлль привел Монтгомери на следующее утро, была без окон, с бледно-серыми, ничем не украшенными стенами и потолком. Единственной меблировкой был большой агрегат в центре комнаты, занимающий почти все свободное место. Дэмми смотрел, как Ксориэлль нажимает очередную кнопку, развернувшую маленький пульт управления, усеянный такими же кнопками.

— Эта штука выглядит, — сказал Дэмми, — как гибрид больничной койки с гимнастической «лесенкой», соединенной с креслом дантиста.

— Впечатление, может, и не самое поразительное, мой мальчик, — ответил старик, быстро нажимая кнопки и глядя, как загораются индикаторы, — по крайней мере, внешнее. Но это самый оригинальный аппарат, способный моделировать любое движение твоих мышц, а также подавать тщательно выверенные стимулы на всю мускулатуру.

— А по-простому? — машинально спросил Дэмми.

— Уже заранее введенный в тебя, с надлежащими нервными контактами, респондент проделает замечательную работу по эмуляции трапеции, гравитационного поля, препятствий, центрифуги — всю палитру внешних условий и сил, которыми ты будешь учиться владеть.

— Здорово! А теперь объясните мне еще проще, и по возможности короче, чтобы сэкономить время.

— Только для твоего антиинтеллектуального ума, основанного на суждении, столь популярном среди невежд, что интуиция присуща лишь слабому полу, — парировал Ксориэлль. — Предположим, ты изучаешь фехтование: стойку, парирование, удары, и респондент будет выполнять все обратные действия — парировать или наносить удар в ответ, — причем с любым оружием: рапирами, саблями или шпагами.

— И что я при этом должен делать, чтобы дожить по почтенной старости? — насмешливо спросил Дэмми.

Ксориэлль игнорировал его вопрос.

— Но сначала мы какое-то время потратим на оттачивание твоих основных навыков. Будь хорошим мальчиком, Дамокл, лезь в респондент.

— Вы хотите, чтобы я сам лег в этот гроб? — воскликнул Дэмми, потому что устройство внезапно повернулось на оси и раскрылось пополам, открывая доступ к системе стержней и петель, оказавшейся у него внутри.

Ксориэлль вздохнул. Дэмми вскарабкался внутрь и осторожно устроился там. Каркас закрылся вокруг него, руки, ноги, туловище и голова оказались блокированными системой зажимов, но было весьма удобно. Дэмми подавил приступ клаустрофобии.

— Удобно? — спросил Ксориэлль.

— В гробу не может быть неудобно, — раздался в ответ приглушенный голос Дэмми. — Я тут зажат, как в утробе, и чувствую себя...

— А что мешает тебе двигаться? — спросил Ксориэлль.

Монтгомери шевельнул для пробы пальцем. Подсоединенная аппаратура без сопротивления шевельнулась вместе с ним. Он согнул руку, затем ногу, пожал плечами, повернул голову.

— Странно, — сказал он. — Я даже не чувствую никакого сопротивления.

— Встань, пожалуйста.

— Как я могу?.. — начал было Дэмми, но легко встал и механизм поднялся вместе с ним.

— Походи на месте, помаши руками, попрыгай и тому подобное...

Дэмми беспрепятственно проделал все это.

— Значит, все в порядке, — с облегчением сказал Ксориэлль. — Жаль, что по-настоящему сложное оборудование осталось у меня дома, но мы попробуем обойтись и этим аварийным устройством. А теперь приготовься, я начну тестирование...

Монтгомери почувствовал укол иглы в подошву ноги, и одновременно тонкий стержень ткнул его в лицо. Он резко убрал ноги, повернулся боком и вскинул обе руки.

— Отлично, — сказал Ксориэлль. — Это дало мне великолепную фиксацию. Мы, знаешь ли, будем основывать все на рефлексивных ответах...

— Не знаю! — завопил Дэмми. — Вы, кажется, выткнули мне глаза!

— Ну, это вряд ли, — мягко сказал Ксориэлль.

— Могли бы, по крайней мере, предупредить меня.

— Дэмми, пожалуйста, перестань защищать свою ретроспективную матрицу опыта. Нельзя добиться рефлексий, если реагировать только на ожидаемые опасности.

— Значит, вот в чем состояла идея ткнуть мне в глаза ножом для колки льда?

— В основе всей усовершенствованной физической подготовки лежит умение перенаправлять нападение. Эксперт по карате, например, умеет обороняться контрударами. Хлопни такого по плечу, и ты, вероятно, окажешься на полу с перебитой трахеей, прежде чем он сумеет остановиться.

— Вот как?

— Кстати, о карате, — сказал Ксориэлль.

Сквозь джунгли оборудования Дэмми увидел, как он нажал кнопки. И тут же под самим Дэмми взорвалась бомба, заставив его бешено вращаться. Все его тело и бьющиеся конечности дрожали и сокращались, оборудование, в котором он был зажат, крутилось и корчилось настолько быстро, что эти движения не мог уловить глаз. Дэмми хотел завопить, но смог лишь что-то прохрипеть. Все кончилось так же внезапно, как и началось.

— Помогите! — простонал он. — Не делайте этого снова. Я все скажу!

— Ну, это было не настолько плохо, — рассеянно ответил Ксориэлль, не сводя глаз с пульта. — А теперь мы должны взяться за ловкость рук.

— Будет что-то вроде жевательной резинки? — огрызнулся Монтгомери.

— Твой словарь более обширен, чем ты признаешься, — отозвался Ксориэлль. — Ну, вечером мы расширим его еще больше, когда ты пролистаешь полный словарь земных языков, который я сам скомпилировал на днях.

Он нажал кнопку, и руки Дэмми схватили зажимы. Они ломали и крутили его пальцы, безумно сгибали ладони и запястья, одновременно тряся и дергая руки, а затем столь же внезапно все прекратили.

Дэмми выдернул из зажимов пальцы и спрятал их под мышками. Пальцы кололо и дергало, в них пульсировала боль, словно их покусали пчелы.

— Я чувствую себя так, словно весь день сжимал пневматический молоток, — выдохнул он. — Ну и что это должно было доказать? Я же уже сказал вам, что буду сотрудничать.

— Ловкость рук нужна для многих навыков, на которые я тебя запрограммирую. — спокойно ответил Ксориэлль.

— Какие же у меня будут ловкие руки, если эта чертова машина размозжила их и превратила в желе? — закричал Монтгомери.

— Чепуха, Дэмми. Я просто впечатал образцы определенных движений в твои руки, а дискомфорт скоро пройдет. И ты должен признаться, что проще немного помучиться в этом устройстве, чем практиковаться сотнями часов в тасовании колоды карт или вертеть наручные часы. Вскоре ты превзойдешь самого Гудини, а Атлас покажется хилым в сравнении с тобой.

— Разумеется, все это круто, док, но я не хочу превратиться в какого-нибудь урода.

— Конечно, конечно.

— Только не забывайте о золотом сечении, — хмуро добавил Дэмми.

— Уверяю тебя, твое телосложение вызовет восхищение у всех окружающих. Тебе еще захочется носить такую одежду, чтобы были видны твои бицепсы и трицепсы, но это пустяки. Я хочу, чтобы ты перестал маяться дурацкими опасениями и просто наслаждался получением новых навыков.

Дэмми посмотрел на свои руки, все еще украшенные проводами, стержнями и зажимами.

— Вы имеете в виду...

— Верно.

— А до этого?

— Карате, о котором я уже упоминал.

— Вы хотите сказать мне... что теперь я обладатель черного пояса?

— Да, ты уже приобрел нужную физическую кондицию. Правда, ты еще должен пройти пару тестов, чтобы списать в свою матрицу различные движения, но ты обнаружишь, что можешь безупречно выполнить их с первой же попытки, как опытный пианист может сыграть новый для себя концерт.

— Ну, да, — с сомнением буркнул Дэмми. — Но как я могу сражаться, скажем, на мечах, если не отличу один конец меча от другого?

— Ты считаешь, что обученный фехтовальщик сознательно вычисляет путь лезвия, экстраполирует будущую позицию его острия, выбирает ответное движение и напрягает избранную группу мышц, чтобы парировать удар собственным лезвием? Разумеется, нет. Он попросту реагирует почти что инстинктивно. Наша задача состоит в том, чтобы научить тебя нужным реакциям.

— Да, но если вы с Марса, как заявляли, то откуда вы знаете, как китаец готовит суп из ласточкиных гнезд или чем занимается, чтобы стать победителем в Бельмонте?

— Моя библиотека на лентах включает в себя записи слепков разума избранных экспертов в каждой области, хранимую ими в сознании и подсознании информацию, касающуюся сферы их интересов.

— Ну, да, так я и поверил. Вы просто пришли к Эйнштейну и сказали: «Как дела, приятель? Не хотите ли посидеть с моим феном на голове, пока я перекачиваю твои мозги?»

— Ну, не так в лоб, мальчик мой. У меня есть средства для автоматического поиска того, что необходимо, и записи выборочно и на расстоянии. Моя коллекция включает в себя более двухсот тысяч отдельных образцов человеческого опыта.

— Сколько же времени вы шпионите за нами, док?

— Несколько веков. Но этот процесс, разумеется, продолжается. Вот как раз в эту секунду закончилась запись новых данных. Слышал щелчок?

Дэмми пошевелил пальцами.

— Что-то не чувствую я никакой разницы, — с сомнением заявил он. — Если бы я чему-то научился, то знал бы об этом.

— Двигательные навыки отпечатаны на подсознательном уровне, — ответил Ксориэлль. — Если бы ты ощущал каждое движение, например, во время ходьбы, то уже не успевал бы обращать внимание ни на что другое — иначе бы все время падал. Пианист смотрит в ноты, а пальцы его летают по клавишам сами. Фактически, если он долго не подходит к инструменту, то все равно может восстановить произведение, которое знал раньше, следя за своими руками. Руки сами нажмут нужные клавиши, даже если его сознание забыло ноты.

— Поверю этому, только когда попробую сам. Если это сработает.

Ксориэлль небрежно открыл выдвижной ящик под пультом, достал оттуда синий шар размером с бильярдный и швырнул его прямо в лицо Дэмми. Тот легко его поймал и увидел, как второй шар, ярко-красный, уже несется к нему. Он мгновенно перекинул синий шар в левую руку и поймал правой красный. Но в пути был уже желтый. Ксориэлль лениво смотрел в противоположном направлении, кидая шары Монтгомери, который перебрасывал их в левую руку и ловил правой все новые и новые: оранжевый, зеленый, фиолетовый, черный, белый, золотой и серебряный. Чтобы вовремя освобождать и левую руку, Дэмми подкидывал их в воздух, а потом ловил, с правой на левую, с левой в воздух и ловил правой...

— Ну, ладно, значит, жонглировать не так уж и трудно, — сказал он, наконец, не отрывая взгляд от летающих шаров.

Тут Ксориэлль бросил ему сразу два шара, коричневый и розовый. И они присоединились к общему каскаду без видимых усилий со стороны Дэмми. Затем Дэмми согнул правую руку так, что очередной шар отскочил от нее, пролетел мимо плеча Ксориэлля и улетел в открытый выдвижной ящик, а за ним и все остальные.

— Неплохое развлечение, — лениво сказал Дэмми. — Что ж, теперь у меня есть чем заработать на кусок хлеба с маслом, если дела пойдут плохо.

— Даже лучше, Дамокл, теперь у тебя есть несколько сотен полезных навыков, если не вообще все. Ты мог бы найти работу в любой научно-исследовательской лаборатории, как специалист в любой из многих областей.

— Это потребует некоторой проверки, — с сомнением протянул Дэмми.

— Да нет необходимости ни в каких проверках. Уверяю тебя, все обстоит именно так, как я сказал. Так мы будем продолжать?

— Круто, — кивнул Дэмми. — Но если я пытаюсь что-то продать, то должен держать в уме, что Дy дробь Дх = у дробь х.

— Или, в качестве альтернативы, — подхватил Ксориэлль, — можно было бы вывести Закон Индифферентности, как Ду = —у дробь х на Дх. (см. рис.115)

— Вы думаете, я еще не узнал этого?

— Ты реагируешь на все сверхотзывчиво, мой мальчик. Так что давай продолжать, — мягко сказал Ксориэлль, и, прежде чем Дэмми успел возразить, его тело вновь охватили судороги.

— Горные лыжи, — вежливо сообщил ему Ксориэлль и нажал на другую кнопку. — Умение рисовать... спазм... подражать пению птиц... спазм... настольный теннис... «хай-алай»... йога... шпагоглотание... спазм... спазм... спазм...

— Я чувствую себя так, — сказал Дэмми три дня спустя, — словно проткнут насквозь этими вашими устройствами, вымочен в уксусе и готов к тому, чтобы меня поджарили вместо шашлыка.

— Тебе не стоит говорить о себе так пренебрежительно, мальчик мой, — бодро сказал Ксориэлль, помешивая соломинкой «мартини».

Они сидели в глубоких кожаных креслах в библиотеке с рядами книг на полках. Толстые, темные ковры, тяжелая драпировка, грубый каменный камин с отполированной медной подставкой для дров, давали ощущение знакомой роскоши.

Дэмми отпил свой напиток.

— Я так устал, что мне даже трудно держать стакан, — простонал он.

— Да, напряженное было время, — согласился Ксориэлль. — А впереди нас ждет еще один напряженный день.

— Только не сегодня. Я больше не выдержу.

— Ты почувствуешь себя лучше, подремав после ленча и подумав о том, что теперь ты глубоководный ныряльщик, опытный рыболов, ядерный физик, каменщик, мойщик окон и еще многое другое.

— Странно... но я все равно устал.

— Мне интереснее будет увидеть, чего мы достигнем в нашем следующем сеансе, — сказал Ксориэлль. — До сих пор мы просто прививали тебе текущие навыки. Надеюсь, теперь привнесем что-то новенькое.

— Не нравится мне, как это звучит.

— Мы просто попытаемся предвидеть, что Человечество готовит себе. Несомненно, что сегодня есть какой-то человек, который где-нибудь что-нибудь делает впервые. Это может быть не таким захватывающим, как в начале времен, когда человек впервые разжег костер или сложил два и два, но все равно это новое усовершенствование. Некоторые из таких усовершенствований открывают путь исследованиям совершенно новых областей неподозреваемых способностей. И кто знает, на что вы, умные люди, станете способны через тысячу, десять или сто тысяч лет.

— Что значит, на что?

— Дэмми, ты знаешь какие-нибудь детские стишки?

— Стишки?

— Например, «У Мэри был барашек».

— Конечно. «Он белым был, как снег». И что дальше?

— А другой стишок?

— М-м... «Джек и Джилл».

Ксориэлль положил на журнальный столик блокнот и карандаш.

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне «У Мэри был барашек», и одновременно написал «Джека и Джилл».

— Но я же не могу делать две вещи сразу.

— А ты когда-нибудь пробовал?

— Ну, я просто неспособен...

— Попробуй, Дэмми. Просто чтобы убедиться. Я не буду даже смотреть.

Ксориэлль встал и подошел к книжным полкам. Дэмми тихонько фыркнул, но взял карандаш, на мгновение замер, потом стал бормотать: «У Мэри был барашек...»

— Да будь я проклят, — сказал он секунду спустя.

В блокноте каракулями, но все же разборчиво, было написано «Джек и Джилл поднялись на холм».

— Ну, вот видишь, — Ксориэлль повернулся, лучась улыбкой. — Ты уже можешь делать то, что считал невозможным. Теперь мне нужно поработать одному. А ты можешь пойти подремать. Встретимся в Студии номер четыре через два часа.

— Этим методом, — пояснил Ксориэлль два часа спустя, когда Дэмми, отдохнувший и свежий, снова находился в катализаторе, — мы исследуем твои непосредственные физические и психические реакции на различные стимулы, проследим используемые при этом механизмы, а затем экстраполируем эти механизмы на самый широкий спектр действий. Предположим, мы начнем с чего-то простенького, например, с так называемых психосоматических заболеваний...

— Стоп, стоп! Не вздумайте привить мне тиф или холеру, чтобы поглядеть, как я буду с ними справляться! — воскликнул Монтгомери.

— Психосоматические болезни, Дэмми, это воображаемые болезни с реальными симптомами. Гипнотранс, пожалуйста, первый уровень.

Дэмми хотел было возразить, но веки его отяжелели и закрылись сами собой.

— Сейчас я коснусь твоей руки кончиком раскаленной до красна кочерги, — заявил Ксориэлль. — Но твоя рука обезболена, поэтому боли ты не почувствуешь.

— Эй, погодите... — начал было Дэмми, но произносить слова оказалось почему-то страшно трудно.

Затем он почувствовал мягкое прикосновение к руке, услышал шипение, вдохнул запах паленого.

— Можешь открыть глаза.

Монтгомери тут же глянул на руку. На руке красовалось уродливое красное пятно, которое медленно расширялось. Это был явный ожог.

— Чем вы в меня ткнули?

— А? Да просто пальцем.

— Раскаленным пальцем?

— Жара была лишь в твоей голове, мальчик мой. Ты был уверен, что тебя коснулись раскаленной кочергой, поэтому и вскочили пузыри. Я бы сказал, что признаки психосоматической болезни ярко выражены. А теперь мы просто сделаем этот имеющийся в наличии механизм доступным твоему сознанию... — где-то позади глаз Дэмми сверкнула яркая вспышка, — ...и ты обнаружишь, что можешь сам прикладывать кочергу к любой точке своего тела.

— Шикарно... — пробормотал Дэмми. — А я могу заставить ожоги исчезнуть?

— В любой момент. Только сконцентрируйся на этом.

— Если бы я только знал, что означает это слово, — огрызнулся Дэмми.

Ксориэлль вздохнул.

— Мы же еще вчера загрузили в тебя словарь всех земных слов.

Дэмми перестал выпендриваться и сконцентрировался. Через две минуты ожог исчез, оставив пятнышко обесцвеченной кожи. Ксориэлль осмотрел его.

— Осталось некоторое повреждение ткани. Но оно исчезнет. Теперь пройдемся по всем известным признакам, возникающим чище всего, таким, как головная боль, расстройство желудка, инфекции носовых пазух, артрит, шумы в сердце...

— Если вы планируете научить меня предотвращать приступы стенокардии, то давайте это пропустим!

— Механизмы, мой мальчик, механизмы. Вот что нас интересует. Если ты сможешь создавать сердечные приступы, воображая болезни сердца, то сможешь и управлять частотой твоего пульса, а это очень полезная способность.

— Осторожно, док! Если заиграться с моим организмом, то я могу впасть в кому, которая будет вовсе не психосоматической.

— Еще немного, — вздохнул Ксориэлль. —Я обо всем позабочусь, мой мальчик, только сиди молча и реагируй, как положено...

Дэмми почувствовал, как легкое прикосновение усика мысли чужака вновь поползло в его голове. Он уже привык к постоянному присутствию чужого разума в своих мыслях, но на этот раз усик вторгся грубее, чем прежде. Дэмми отбросил его. Но следующий зонд тут же оказался в той же точке, только более твердый, устойчивый, и не пожелал уходить. Дэмми сумел лишь отклонить его от намеченной цели и стал ждать окончания процедуры. Если Ксориэлль и заметил это, то и виду не подал.

В течение следующего часа он напускал в Монтгомери различные стимулы, иногда заставляя его отвечать, иногда удовлетворяясь лишь слабыми подсознательными реакциями. Дэмми при этом чувствовал боль, подергивание, тики и приступы по всех частях тела попеременно. Наконец, он с облегчением расслабился, когда наставник дал знак, что сеанс подошел к концу.

— Ну, как ты себя чувствуешь, мальчик мой? Заинтересовался изучением себя самого и разрешишь теперь перейти к самому полному сотрудничеству?

— Ну-у... — протянул Дэмми, — я даже и не знаю. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Все эти штуки, — фыркнул, передразнивая его Ксориэлль, — И так далее... И все такое... Отчасти... Более или менее... И т.д и т.п. Э-э, гм-м, о-о!.. Я имею в виду. Я предполагаю. Дамокл! Будь так любезен, избавь меня от этих неопределенных, полусформированных многословий и лингвистического варварства. Изъясняйся точнее!

— Может быть, — безразлично ответил Дамокл.

— Я разочарован тобой, Дамокл, — сказал Ксориэлль. — Ты до некоторой степени не соответствуешь моим ожиданиям.

— Вы разбиваете мне сердце, — сказал Дэмми и зевнул.

— У здешней расы, кажется, есть одна главная слабость: умственная лень, из-за которой никогда не будет реализован ваш полный потенциал.

— Конечно, док. У каждого свои недостатки.

— Гм-м... Ну что ж, тогда продолжим. Сейчас мы проверим передачу мыслей на расстоянии. Очисти свой ум, пожалуйста, и подготовься к трансу второй ступени.

— Никогда я не верил в телепатию, — проворчал Дэмми, но все же закрыл глаза...

В голове серый туман. Случайные, расплывчатые картинки. Удивлюсь я, если он сумеет прочесть мои мысли? Ну, так подумай же о чем-то. Скоростные автомобили. Спагетти на ужин. Гонки на приз солнечным днем...

Что-то вошло в голову. Что-то новенькое, внешнее по отношению к разуму Дэмми, но не обычные осторожные усики, к которым он уже привык. Нет, это нечто перемещалось в голове, изменялось, пока не превратилось в слова:

Как слышишь меня, Дэмми?

— Эй! — сказал Дэмми.

Не говори словами. Думай!

Раз, два, три, сопли подбери. Абракадабра какая-то. Какой величины нужно полено, чтобы убить северооамериканского сурка? Ути, бути, фрули, друли...

Дамокл! Сосредоточься. Передавая мысли... И слушай... Ты...

— Фигня какая-то, док! Я...

Молча!

Осторожно, избегая соприкосновения с громоздившейся у него в голове чуждой формой, Дэмми протянул призрачную нить. Сначала неуклюже, но затем со всем усиливающейся уверенностью. Он почувствовал, как по этой нити течет электрический ток, окаймляя смутный силуэт, пульсирующее свечение мыслей, которое являлось Ксориэллем, и проследил движение нейроимпульсов к их источнику. И тут внезапно перед ним развернулось необозримое пространство, он увидел всю сложность сетей, почувствовал потоки и импульсы энергии, ощутил бесконечно сложный образец, матрицу лежащую в основе поля сознания...

Он включил свое внимание и фотографическую память, и теперь легко просканировал новый обширный массив данных, раскинувшийся перед ним, сохранил его в дальних закоулках сознания и зарядил мнемосхему извлечения. Затем вышел...

...приложи немножко усилий, чтобы сотрудничать, говорил тем временем Ксориэлль. Я уверен, что ты способен на большее, мой мальчик! Пару раз я почувствовал, что почти обнаружил твое невнятное псионическое бормотание, словно вот-вот наступит прорыв и... Но это неважно: тебя нельзя винить в твоих генетических недостатках. И все же, если бы ты потрудился получше...

— А чего я должен трудиться? — вслух проворчал Дэмми. — У меня от этого чешутся задние стенки глазных яблок.

Мотивации, с отвращением подумал Ксориэлль. Вот чего тебе не хватает, Дамокл. Ты просто не хочешь добиться ycnexal

— А когда мы доберемся до той части, где меня научат жить вечно?

— Да в этом-то нет ничего сложного, — огрызнулся в ответ Ксориэлль. — Это просто вопрос сотовой психологии, объединенной с идентичностью и управляемой репликацией. Твоя заинтересованность в тривиальном не делает тебе чести, мой мальчик.

— На кого же мне пытаться произвести впечатление? — невинно спросил Монтгомери. — Я не просил, чтобы меня положили под микроскоп...

— Хватит! Достаточно! — закричал Ксориэлль. — Наверное, я слишком стар и устал. Я видел много таких, и тщетность моего дела иногда одолевает меня. — Он, казалось, с усилием взял себя в руки. — Давай-ка работать, Дамокл! Инструкции требуют заполнения психопрофиля, так что давай продолжать.

Следующий час Ксориэлль напрасно пытался выявить своими приборами хотя бы мимолетные признаки телекинетических способностей, скрывающихся в неиспользованных разделах мозга Монтгомери. Он проверял потенциальные мощности своего объекта для предсказаний ближайших событий, для связи с альтернативными плоскостями существования, для многомерного мышления, управления сдвигами времени, передачей и дублированием материи.

— Ничего, — сказал он, наконец. — Это просто невероятно! Ты псионический идиот, дебил экстрасенсорики, Дамокл, что совершенно ненормально!

— Да? — парировал Дэмми. — А ты, старик?

— Приношу извинения, Дэмми, — вздохнул Ксориэлль. —Я просто разочарован. Я надеялся... А. неважно! Личной теске нет места в Галактической политике. Давай на сегодня закончим. Завтра у меня есть несколько последних задач, а затем...

— И что затем?

— Затем мое задание выполнено, — оживленно сказал Ксориэль и улыбнулся ненатуральной улыбкой. — Ты должен простить мою вспышку. Все признаки заставляли меня ожидать от тебя большего. Но не твоя вина, если им было не суждено осуществиться. Фактически, в целом, ты добился удивительных успехов. Ты успешно поглотил впечатляющее количество информации, парень, причем без влияния на твой личный характер. Несмотря на способность пересказать любую книгу в мире дословно с начала или с конца, прочитать лекцию по любому известному Человечеству предмету, несмотря на то, что ты превзошел бы по всем статьям чемпиона по любому виду спорта на планете, ты остаешься простым, неиспорченным молодым человеком, которым был, когда я выдернул тебя из сточной канавы...

— Может, и так, — перебил его Дэмми. — Но я вот волнуюсь, что все это станет мешать моей нормальной жизни.

— Обычной, Дамокл.

— Допустим, я хотел сказать именно «нормальной»? Вы бы согласились с этим?

— Едва ли! Это же варварское существование.

— Но «обычная» жизнь — это просто испорченный термин «нормальная», знаете ли.

— Конечно, знаю. Я с некоторым интересом следил за развитием ваших языков.

— Расскажите мне о том, как римляне покинули Великобританию, — неожиданно попросил Дэмми.

— Это было еще до моего появления здесь. Я знаю об этих событиях лишь по слухам. Вот у моего предшественника были некоторые захватывающие истории.

— А как насчет открытия Америки?

— В то время я был лишь простым техническим специалистом, присоединившимся ко Второй Разведывательной Миссии.

— А когда здесь появилась Основная Миссия?

— Некоторое время назад, мальчик мой, некоторое время назад. Ты бы удивился погрешностям исходных оценок.

— А что о том, когда Колумб открыл Соединенные Штаты в 1942 году?

— Ты шутишь, — мягко прокомментировал его слова Ксориэлль. — Даже ваши собственные близорукие исследователи считают, что Америку евразийцы посещали много раз до формальной даты открытия.

— Безусловно, — кивнул Дэмми. — Израильтяне, финикийцы, викинги, например.

— И они, а также полинезийцы...

— Да, но Колумб был первым цивилизованным исследователем, который специально искал ее.

— Многие твои термины требуют более четкого определения, Дэмми. Но, в сущности, конечно, ты выражаешь культурное пристрастие к членам собственной этнической группы. Что весьма естественно и ни в коей мере не компрометирует тебя. Хотя отчасти ограничивает.

— Так кто же на самом деле открыл Америку? Я думаю, что индейцы, — ответил он сам на свой вопрос. — Но что они сделали с ней? Ничего. Я не поклонник «благородных краснокожих». Они всего лишь простые представители Homo sapiens. Простые парни, без всяких заморочек.

— А ты когда-нибудь думал о том, почему первые писатели, столкнувшиеся с ними, все как один называли их «краснокожими»? В конце концов, точно установлено их родство с выходцами из восточной Азии, но никто никогда не называл китайца или там эскимоса «краснокожими». Никто, кроме политиков, конечно.

— Вы победили меня

— Ну-ну. Тогда подумай о следующем: Сто шестьдесят три тысячи лет назад подгруппа, известная как «белая раса» или «белые люди» внезапно возникли из обобщенного исконного вида, обитающего на юге Средней Азии. Они были наделены комплексом превосходства — не просто доминирования, но фактической демонстрацией своего сверхчеловеческого превосходства, которое являлось новым понятием в их мире. Тот, кто хотел доказать, что он действительно сверхсущество, частенько становился сверхуспешным ученым, потому что в поисках таких доказательств неизбежно начинал исследовать свою психосферу и натыкался на новые пути исследований. Таким образом, малочисленная группа людей с бледной кожей, окруженная расами явно иных типов, инстинктивно относившихся враждебно к этим уродцам и глумившаяся над ними, заставляла их развивать в себе те черты, которые окружающие презирали, но которые как раз и являлись знаками превосходства. И вот они вознамерились доказать свое превосходство на деле. Вскоре они распространились по всей умеренной зоне евразийского континента, хотя не пересекали море Тетис и не вторгались в Африку. В Европе они стали самыми сильными, тогда как в Азии постепенно терпели поражение. Айны и несколько других изолированных анклавов представляют их остатки.

— Но как тогда получилось, что они стали индейцами?

— А, да. Признаю, я несколько потерял нить рассуждений. Эмиграция через Берингов пролив имела место приблизительно тридцать одну тысячу лет назад, в тот же период исчезли чрезмерные одеяния. Вспомните, что у европейцев Периода Открытий не было обычая загорать. Они жили всю жизнь, покрытые плотными одеждами, и понятия не имели о загаре. Тогда было естественно, что в Восточной Азии господствовали племена с белой кожей. Таким образом, первые прибывшие в Америку «индейцы» тоже были белокожие. Они стали распространятся на восток через Скалистые горы и Великие равнины в поисках лесов, которые всегда предпочитали, которые их соплеменники нашли в Европе и Северной Африке и которые иммигранты, разумеется, обнаружили лишь на восточном побережье. Лишенные поддержки родины и общества, они вернулись к более примитивному образу жизни, несмотря на свои большие вигвамы и орудия труда, и когда они невольно начали загорать, то поражали ярко-розовым цветом кожи. Отсюда и пошло прозвище «краснокожие».

— А я слышал, их так прозвали потому, что они мазали лица красной краской, — возразил Дэмми.

— Смелая теория, но недостоверная. Взгляни на портреты Массасуита или Покахонтас. У них «европейские» лица. Разумеется, наступление азиат продолжалось, и те, кто следовал за первой волной, растворил в себе и поглотил первых посетителей восточного побережья. Хотя и по сей день индейцы-могавки, алгонкины и прочие выказывают значительно меньше восточных черт, чем, например, навахо.

— И что с того?

— Порассуждай сам, мой мальчик. Наверное, я слегка возбужден от всех этих обстоятельств, ты должен меня понять.

— Каких обстоятельств? — нахмурился Дэмми. — Только не говорите, что чувствуете себя немного виноватым из-за того, что поймали меня.

— Нисколько, мой мальчик, нисколько. Но, как я уже указал, моя работа с тобой, в сущности, завершена...

— Значит, вы вернете меня в Чи и позволите мне заниматься своими делами, верно?

Ксориэлль неодобрительно скривил губы.

— Но ты же должен понимать, что это невыполнимо, Дамокл. Я не могу выпустить тебя к твоим соплеменникам, со знаниями того, что ты знаешь теперь.

Дэмми облизнул губы и сглотнул.

— И что это должно означать? — голос его слегка дрогнул.

— Ну — помимо полученных здесь секретных данных, — ты стал бы виртуальным суперменом. Я содрогаюсь, когда думаю, какое влияние ты бы оказал на организованное развитие своего мира. Мир не готов к тебе, Дамокл.

— Эй! — воскликнул Дэмми. — Надеюсь, вы не планируете увезти меня с собой, куда-нибудь за триста световых лет отсюда?

— Конечно, нет, мой мальчик. Успокойся. Ты останешься и будешь предан земле прямо здесь, в своем родном мире.

— Останусь? — прохрипел Дэмми.

— Ты же умный парень, Дамокл, — успокаивающе сказал Ксориэлль. — Разумеется, ты понимаешь, что это единственное возможное решение.

— Устранение? — Дэмми попытался заставить себя не стучать зубами.

— Устранение, — согласно кивнул Ксориэлль.

— Когда? — прошептал Дэмми.

— Не раньше завтрашнего дня, мой мальчик. А теперь хорошенько поужинай, выпей стаканчик-другой для успокоения, и спокойной тебе ночи... а также — вечности.

— И что я на это могу сказать? — эхом отозвался Дэмми. — Только то, что это воняет! Выпустите меня отсюда, обманщик! Вы сами проделали со мной все это, а теперь хотите «устранить» меня, как отработанный материал! Ничего себе приятель! Хорош же хозяин! Но вы не выйдите сухим из воды. У меня осталось еще несколько друзей, не говоря о законах против похищения и убийства. Вас все равно найдут и поймают федералы!

— Доброй ночи, Дэмми, — очень тихо ответил Ксориэлль. — Я уверен, что мы оба устали.

Удобно устроившись в постели, с головой на пушистых подушках, Дэмми нетерпеливо обдумывал свое положение. Весь день он ждал этого момента. И теперь, пристально исследуя свои внутренние чудеса, он вспомнил другую ночь...

Начал он нерешительно, мысленно трогая пальцами темную массу управляющего устройства Ксориэлля, а затем пойдя дальше, следуя широкими проспектами, которые постепенно сужались, отказываясь от шаблонной логики, которую поглотил, очарованный чудесами, в пользу того, что обнаружил здесь, неиспользованным, в своем собственном разуме. Глаза его были открыты, руки заложены за затылок. Он впервые мельком взглянул на декоративный потолок. На нем, от центрального выступа расходились очень сложные, запутанные узоры. Следуя импульсу рассмотреть их повнимательнее, он воспарил вверх, небрежно отбросив в сторону легкое одеяло. Выпуклый центр, как он увидел с близкого расстояния, был трехмерным аналогом градиента гравитации, сосредоточенной в типичной черной дыре. Удивительно подробно были показаны аномалии турбулентности, типичные для этого явления. Дэмми парил в метре от раскрашенного гипса потолка и мельком заметил, что дрейфует к западной стене комнаты со скоростью 0,73 метра в секунду, несомый слабой циркуляцией воздуха из вентиляционной системы. Тогда он рванулся вперед и остановился, чуть-чуть не врезавшись в стену.

Нужно быть поосторожнее, сказал он себе, затем понял, что висит, ничем не поддерживаемый, в четырех метрах от пола, и тут же очутился в кровати, закрытый одеялом до подбородка.

Ничего себе! Телепортация! — мелькнуло у него в голове. Святой дым! Я что, сплю наяву, или, может, на самом деле... Он выбрался из-под одеяла и поднялся на десяток сантиметров, по-прежнему лежа на спине, и быстро облетел комнату. Да, подумал он, с трудом справляясь с волнением. Да, я на самом деле МОГУ! И держу пары... Он снизился на кровать, закрыл глаза и расширил свое сознание, по коридору, затем вниз по шахте лифта на нижний этаж, где оживленно трудился Ксориэлль, нажимая тонкие клавиши устройства, в котором Дэмми опознал коммуникационный модуль «Марк IV, серии 2769». Немного озадаченный Дэмми полетел мысленно дальше, просканировал всю станцию, осмотрел все укромные уголки и закоулки, отметив много удивительных элементов, которые стоило бы исследовать позже. Затем расширил сознание еще дальше, через зимнее море, нашел материк и рванулся над ним в Чикаго. Летая над городом, он узнал контуры своего родного квартала, опустился пониже, сфокусировался на темной улице, где жила Дженни. Нашел ее дом, пустой и темный. Просматривая все вокруг, нашел ее саму — распознал ее уникальное присутствие каким-то методом, который сам бы не смог описать, и почувствовал ее потрясение, страх и отчаяние. В чем тут дело? Дэмми изменил фокус видения и обнаружил, что она находится на заднем сидении машины между двумя странными людьми. Еще один человек — сам Чико — сидел за рулем. Автомобиль быстро несся по темной улице. Дэмми слегка перебрал лабиринт страхов и принуждений, каким являлся разум Чико, и внушил ему импульс к действию. Чико тут же затормозил, подрулил к обочине и выключил зажигание.

— Эй, ты что творишь, гниль? — прорычал человек справа от девушки, и в руке у него появилась пушка.

— Погоди, Фрэнки, — заскулил Чико. — Я тут подумал: почему бы нам не ограбить ее прямо здесь? Я имею в виду, заберем все, что у нее есть, а саму порежем на кусочки...

— Заткнись, — рявкнул Фрэнки.

Другой мужчина на заднем сидении склонился над Дженни.

— Эй, Фрэнк, может, не стоит ехать дальше? — негромко сказал он. — Давай просто уйдем и оставим этого дерьмака с бабой. Большому Джейку явно будет наплевать, уйдем мы с тобой или нет, а как сказал Чико...

— Я слышал, что сказал Чико, — прорычал Фрэнки. — Мы получили ясный приказ. Никто не может перейти дорогу Джейку Обтуликзу. Успокойся, сестренка, — добавил он девушке, которая задергалась, пытаясь отстраниться от склонившегося над ней человека, который рассматривал ее. — Джейк велел, чтобы ты покаталась какое-то время с нами, пока мы не найдем того, кто попытался вмешаться в его дела. Это Чико видел Монтгомери у тебя, но упустил его. Так что теперь осталось незавершенное дельце. Поэтому веди себя спокойно, и с тобой все будет в порядке. Поехали дальше! — рявкнул он под конец Чико.

— Нет! — закричала девушка. — Я не стану помогать вам заманить Дэмми в засаду. Где он?

— Прямо здесь, Дженни, послал ей в голову мысли Дэмми. Со мной все в порядке. Обо мне не волнуйся. Делай то, что они говорят.

Она резко вскрикнула и откинулась на спинку сидения.

— Дэмми! Где... что?.. — заметались ее мысли.

Все в порядке, детка. Не пытайся ничего понять. Просто я научился новому приему. Как телефон, только гораздо лучше.

Фрэнки потянул руку к девушке, и она резко отпрянула. Но он лишь почесал себе голову, искоса глядя на Дженни.

— Поумнела, сестренка? — равнодушно спросил он.

— Да, — прошептала она. — Я сделаю все, что вы скажете. Но надеюсь, он не появится.

— Разумеется, он появится, детка. Вряд ли он сможет бросить такую куколку... — И он мерзко захихикал.

До свидания, Дженни. До скорой встречи, куколка.

Лежа в кровати, Дэмми внезапно почувствовал, что устал до полного изнеможения. Он глубоко вздохнул и тут же уснул.

— Еще кусочек земляничного пирога? — радушно спросил Ксориэлль за завтраком.

— Конечно, — зевая, ответил Дэмми.

— Рад видеть, что твой аппетит не пострадал, — сказал старый джентльмен, подкладывая ему пирог на тарелку. — Но ты какой-то вялый. Ты не должен так уж переживать. В конце концов, ты был бы мертв еще несколько недель назад, если бы я не вмешался. Просто поздравь себя с тем, что ты имел массу удовольствий, хорошей еды и спокойного сна, практически, за пределами твоей жизни...

— Почему-то такая мысль не воодушевляет меня, — ответил Дэмми.

— Гм-м... Ты действительно выглядишь усталым. Может, наш вчерашний разговор и был неуместен. Признаюсь, я потерял умение сочувствовать низшим формам жизни.

— Если уж речь пошла о низших формах жизни, — небрежно сказал Дэмми, — то какой отчет о Роде Человеческом вы намереваетесь сделать, основываясь на изучении меня?

— Н-ну... Ничего необычного. Средняя разновидность на стадии становления, с обычными скромными мощностями и стандартными функциями...

— И как бы мы были квалифицированы в качестве граждан Согласия?

— Ем-м... десятый класс, скорее всего, совершенно респектабельная категория, состоящая, в основном, из функционеров, бюрократов и стандартных исполнителей с небольшим представительством в занятиях кустарным промыслом. — Ксориэлль отодвинул свой стул. — Думаю, теперь мы можем перейти к текущим делам. Итак, мой мальчик, если ты готов...

Дэмми остался сидеть.

— Я не готов, — заявил он.

— О, ты, конечно же, не собираешься устраивать мне тут сцен? — с сожалением в голосе сказал Ксориэлль. — Тебе необходимо с достоинством принять неизбежное...

— Я надеюсь, вы правильно представляете себе смысл слова «неизбежность», — спокойным голосом сказал Дэмми.

— Что?-вскинул голову Ксориэлль.-В свете твоих новых знаний, тебе должно быть ясно, что это — единственное логичное решение.

— Мне это было ясно с первого же дня, — кивнул Дэмми.

Ксориэлль поднял брови.

— Тогда к чему эта внезапная демонстрация нежелания?

— Мне кажется, самое подходящее время сообщить вам, что произойдет изменение планов.

— Вот как? И что это может быть за изменение?

— Я не собираюсь умирать сегодня.

— Послушай, Дамокл, если мы отложим это на завтра, то просто продлим психологическое мучение, которое ты, кажется, испытываешь...

— Я отложу это на неопределенный срок.

Ксориэлль покачал головой.

— Боюсь, это будет весьма непрактично. По расписанию у меня стоит срочное закрытие станции и быстрый отъезд домой. Поэтому, даже если бы я захотел потакать тебе...

— Я предлагаю, чтобы вы отложили разрушение станции.

— Могу я спросить, зачем?

— Она вам понадобится.

— Понадобится мне... Послушай, Дэмми, — уже раздраженно сказал Ксориэлль, — этот фарс зашел уже слишком далеко...

— Согласен. Соответственно, вы откажетесь от идеи уничтожать меня и будете продолжать мое образование.

Ксориэлль уставился на Дэмми пустыми глазами, затем кивнул.

— Понятно. Страх перед устранением свел тебя с ума. Как это неудачно, мой мальчик. А я-то надеялся, что ты уйдешь в веселом настроении, без всякого недовольства, наслаждаясь новым, заключительным опытом. Но, боюсь, теперь мне придется использовать силу...

Дэмми почувствовал прикосновение мысленных усиков наставника к своей аорте, но не стал противодействовать им, а просто использовал их, как мостик, для проникновения в мозг инопланетянина.

Это причинит вам гораздо большую боль, чем мне, сказал он мысленно. Не пытайтесь продолжсать вмешиваться в мой метаболизм.

Потрясенный Ксориэлль на мгновение застыл, но тут же собрался и нанес ответный удар. Его псионика послала импульсы в поле сознания Монтгомери — и пораженно наткнулась на непроницаемый барьер. Дэмми почувствовал, как чужие мысли сматываются обратно, ошеломленные ударом.

— Это было предупреждение, — холодно произнес он вслух. — Теперь мы закончили?

— Ты совершаешь большую ошибку, — отрывисто сказал Ксориэлль. — Ты не можешь делать этого! Ты навлечешь на себя гнев Галактического Согласия и...

— Не думаю, что это будет хуже, чем мое мирное устранение, — отрезал Дэмми. — Так вы станете сотрудничать?

И он вторгся в тонкую настройку центрального сенсорного модуля чужака. Ксориэлль взвизгнул.

— Что ты хочешь от меня? — дрожащим голосом воскликнул он.

— Вы показали мне не все нижние уровни станции. Давайте посмотрим их.

— Послушай, Дамокл, — сурово сказал Ксориэлль. — Это правда, что ты ухитрился возобладать надо мной, используя свои варварские речевые обороты, но...

— Я могу использовать и ваши речевые обороты. Перестаньте юлить, док! Хззппт!

— Весьма умно, мой мальчик, — задумчиво сказал инопланетянин. — Ты смог запомнить фразу С-3. Но знаешь ли ты, что она значит? Ты только что угрожал развесить мои кишки по стенам в качестве художественных украшений.

— Почти так, — согласился Дэмми. — Теперь я понимаю, почему вы сначала были немного нетерпеливы со мной. Вы заранее знали, чем все закончится, так что давайте сэкономим время, опустив ритуальное сопротивление. Сззхлл!

Ксориэлль изящно содрогнулся.

— Надеюсь, все в духе науки?..

— Нет, только забавы для. Например, вот так...

Дамокл на мгновение нахмурился, и Ксориэлль, издав резкий визг раскрылся пополам до самого центра. Блестяще-серое формирование внутри человекоподобного костюма яростно дрожало. Дэмми еще раз нахмурился.

— Кьюизлмп! — прошипел он.

Ксориэлль закрылся и поправил галстук.

— Не надо сопротивляться, — вновь попросил Дэмми.

— Ну что ж, ты продемонстрировал мне, что изучил пару приемчиков, — сказал Ксориэлль. — Конечно, на этом и все. И что теперь? Тормерирование меня не даст тебе ничего, так что, я думаю, пора тебе остановиться и как следует подумать над следующим шагом. Ты по-прежнему зависишь от моей доброй воли, Дэмми и, к счастью для тебя, я весьма терпелив. Я не испытываю никакого недовольства за недостойные события последних нескольких минут. Чисто ребяческий жест, порожденный, несомненно, твоим внезапным осознанием, что все твои штучки грома ломаного не стоят. Но не думай, что мое доброжелательство может длиться вплоть до измены Согласию. Ты сказал так небрежно про изучение нижних уровней. А я говорю: «Никогда!»

— Что никогда? — тихонько спросил Дэмми. — Сххззпт!

— Никогда! Низшие — вернее, мне следует сказать «формы жизни на стадии становления» — но к чему волноваться из-за таких эвфемизмов? Ты даже мельком не увидишь систематизированную область, хотя все равно ничего не поймешь, даже если увидишь.

Монтгомери нанес резкий удар по основному двигательному узлу своего учителя, заставив достойного старого джентльмена дико запрыгать...

— Ну, почему ты хочешь пойти шариться в хранилищах? — заорал он. — Там нет ничего, касающегося тебя! Ты ничего не поймешь!

Я рискну, мысленно передал Дэмми на языке Согласие-четыре, очень сложном диалекте, зарезервированном для официальных случаев высшей безотлагательности.

— Ты обманул меня! — задохнулся Ксориэлль. — Ты на самом деле поглотил весь разговорник!

— Истинно так.

— Ты солгал мне!

— Весьма точно.

— Ты все скрыл! — выкрикнул инопланетянин с начинающим брезжить в его уме осознанием. — Ты притворился, что у тебя весьма тупой ум, и все это время таскал файлы, рылся в библиотеке, обманывал меня!

— Точно, хотя и не в совсем правильной последовательности.

— Безусловно, мой мальчик. Ты освоил ядерную физику, примитивные космические разработки, хирургию головного мозга и другие странные народные промыслы, но все это, увы, не вызвало появление ни одной из тех случайных возможностей, на которые я так надеялся. Ты даже не подумал обо всей сложности общества, в который наивно надеялся проникнуть незамеченным. Скажи мне, например, чтобы ты сделал, если бы перед тобой внезапно появился раптат Трииарч Грее в дастаник-режиме?

-Я дал бы ему аккорды категории девять с изящными вариациями.

— Немного развязно, мне кажется, — рассеянно прокомментировал Ксориэлль. — А как насчет осложнения гламорфа состояния восемь, стесненного ринопсами, при выходе из трансорбитального вектора в точке 8076.31 (с капелькой б). Каковы были бы твои действия?

— Непосредственный отзыв документации от всех векториальных мандрагор фазы три и шире.

— Конечно... но я имел в виду твою личную реакцию на сцене.

— Я полагаю, класе в режиме Арфентал будет достаточно, — небрежно ответил Дэмми. — Меня немного беспокоит резонанс фазы векториального диапазона, но, как я понимаю, моя заготовка в любом случае находится в допустимом режиме.

— Дамокл ! — взорвался Ксориэлль. — Что, когда, как ты мог узнать все эти вещи? Это же окончательная категория, доступная только функционерам влияния Зриит, чтобы быть наверху только при обстоятельствах класса вииб!

— Если вы вспомните абзац 1117В3972-Н-144 с приложениями, то, я думаю, вы сочтете ситуацию закрытой, — спокойно ответил Дэмми.

— М-м-м... Но это же означает...

— Верно.

— Но почему? Почему?

— Из любопытства.

— Я недооценил тебя, — прохрипел Ксориэлль. — О, как я тебя недооценил! И недооценил я не только твой разум, но и твою хитрость и способность к двуличности! Мое самое глубокое зондирование твоей души показало, что ты, в духе своей культуры, уважаешь честность, искренность и прямоту.

— И вы решили использовать мою наивность в своих интересах, чтобы выдавить из меня все полезное, как из тюбика зубной пасты, а затем выкинуть.

— Ну-ну, Дэмми, это слишком уж резко.

— Можете добавить это к вашему отчету, — ответил Дэмми. — Мы не собираемся оставаться беспомощными из-за наших достоинств.

— Какой цинизм!

— Совершенно верно. Теперь, когда мы все выяснили, идемте? Вы знаете, куда.

Ксориэлль неохотно спустился вместе с Дэмми вниз на лифте на служебные уровни. Здесь он остановился, чтобы попытаться еще раз поговорить с ним, но Дэмми пустил быстрый импульс в свой центр боли, который по-прежнему был связан с чужаком. Ксориэлль отпер дверь безопасности — замок ее открывался лишь его личными альфа-ритмами — и пошел впереди вниз по узкой лестнице.

— Дамокл, здесь хранятся материалы, которые относятся к безопасности Согласия, но не имеют никакого значения или хотя бы интереса для тебя. Зачем тебе проблемы с могущественным аппаратом контрразведки Согласия без всякой пользы для себя? Ты похож на мелкого воришку, который лезет в местное отделение ФБР, чтобы украсть какую-нибудь мелочь.

— Зппттлт! — ответил Монтгомери. — Не тормозите, док. Давайте начнем с раздела Кью-2786.

Ксориэлль повернулся и дикими глазами уставился на своего бывшего ученика.

— Что... Как ты мог что-то узнать о разделе Кью?

— Да неважно, как. Главное, что я знаю. Идем дальше. Нет, тут направо.

— Дэмми, послушай, я умоляю тебя. Ты уже сделал нечто, в возможность чего я бы ни за что не поверил. Ты заставил меня провести тебя в сектор М. Понимаешь ли ты, что одного этого уже достаточно? Ты владеешь такими способностями, как ни один человек, и мог бы уйти жить в своем обществе и осуществить там все свои мечты. Даю тебе слово, что я отпущу тебя живым и невредимым в Чикаго и не стану преследовать. А также исправлю все записи, чтобы рассеять любые подозрения в нашем главном офисе. Это болезненный удар по моей гордости, но ты не представляешь никакой угрозы Согласию, так что совесть моя чиста. Ты вернешься домой, и я тоже.

— И что мне там, по-вашему, делать? — небрежно спросил Дамокл. — Открыть чартерное агентство или делать карьеру от рядового сотрудника до самого главного босса?

— Можно и так, — неопределенно ответил Ксориэлль. — возможности у тебя безграничны. Например, если ты применишь философию поло к фондовому рынку... Ну, выводы тут ясны.

— Конечно, ясны, — сказал Дамокл. — Но к чему беспокоиться об этом? Видите ли, в рыночной игре лучше подошли бы топологические методы, чем стратегия поло.

— Да? Ну, ладно. Такой междисциплинарный подход сделает тебя через несколько недель мультимиллиардером.

— Деньги, не единственная желаемая цель, — сказал Дэмми. — Это лишь смазка для лучшей деятельности — и не более того.

— Ты продолжаешь удивлять меня, Дамокл.

— Я что, противоречу сам себе? Ну, ладно, я противоречу себе. Я ведь такой большой и сложный, — процитировал Дэмми и добавил : — Странный парень этот Уитмен.

— Позволь мне побыть одному, — умоляюще сказал Ксориэлль.

— Если игрок плохо владеет эндшпилем, — вновь процитировал Монтгомери, — то может проиграть игру, которая могла бы быть выиграна, если бы он знал, как ее завершить.

— Гм-м... Но какое отношение нынешнее осложнение имеет к шахматам? — раздраженно спросил Ксориэлль. — Ладно, все это неважно. Ты задумал игру, как измененную защиту Филидора или...

— Вот именно, или, — ответил Дэмми. — А теперь дайте мне здесь всего лишь несколько минут, док. Обещаю ничего не портить.

Ксориэлль поглядел на стены, покрытые стеллажами картотеки.

— Я не понимаю, что ты собираешься здесь делать, Дэмми, — сказал он покорным тоном.

— Верно, — сказал Монтгомери. — Не понимаете.

Ксориэлль пристально поглядел на него.

— Ты победил, Дэмми. Теперь у тебя есть все, на что ты надеялся в своих самых диких мечтах о славе. Разумеется, теперь ты хочешь вернуться в свое общество. Я умоляю тебя просто принять свою удачу с радостным криком и уйти. С нынешними знаниями законов, медицины, психологии и так далее, у тебя никогда не будет никаких беспокойств, неисполненных желаний или проблем. Подумай об этом и уходи!

— Что-то вы слишком уж спешите избавиться от меня, док.

— Посмотри на меня, парень, и подумай, — огрызнулся Ксориэлль. — Я ведь могу дать тебе знание трансмутации материи. Хочешь? Тогда ты сможешь наделать себе дублонов, двуглавых орлов, пятицентовиков, изумрудов, рубинов и всего, чего душа твоя пожелает...

— Хорошая попытка, док. Но я на это не куплюсь.

— Предупреждаю тебя, Дэмми. Если ты будешь и дальше шарить здесь, то осудишь себя на верную смерть.

— Успокойтесь, док. Мы уже разобрались в этом вопросе. Держу пари, у вас не осталось козырей.

— Может, и так, Дэмми, но если ты зайдешь слишком далеко, то испытаешь в полной мере гнев Согласия, который, уверяю тебя, ты не сможешь так легко нейтрализовать, как справился с одиноким представителем, находящимся вдали от родины и к тому же весьма почтенного возраста. — Инопланетянин, казалось, подавил всхлип жалости к самому себе. — Я умоляю тебя! Бери все, что хочешь, и уходи. Только быстро!

— Я уйду, — сказал Дэмми. — Но сначала есть несколько деталей, которые я должен узнать, прежде чем успокоюсь и стану вести роскошную жизнь. Теперь вон в ту дверь.

— НЕТ! Не надо, Дамокл! Я подвожу черту...

— Вы ошибаетесь. Это я подвожу черту. Живо шагайте, док.

Идя в указанном направлении, Ксориэлль пристально глядел на Монтгомери, словно был внезапно очарован лицом своего ученика.

— Дамокл, — хрипло произнес он, — это невероятно. Ты перехватил у меня контроль над всей станцией. Но вот интересно, что ты намереваешься с нею сделать? Ее возможности ограничены, а функции узкоспециализированы. Может, мы поменяемся ролями и ты начнешь обучать меня?

— Это чушь, док. Открывайте дверь.

Инопланетянин мгновение колебался, затем открыл дверь и пошел дальше по слабо освещенному коридору. Дэмми шагал позади него. Миновав полные всего необходимого хранилища, они пошли через помещение, набитое тихонько гудящей аппаратурой, на которой бодро мигали контрольные лампочки.

— Лучше проверьте инфраординарное извлечение синтача, — бросил по пути Дэмми, — и добавьте 0315 процента к оптимальному уровню дренажа.

— Безусловно, — сердито пробормотал Ксориэлль. — Я и сам это вижу. Дэмми, будь так любезен, кончай с этим фарсом.

— Прежде чем я куда-нибудь уйду, — ответил Дэмми, — мне будет нужен транспорт.

И он пошел через комнату с аппаратурой.

— Дамокл, нет!

Игнорируя уговоры Ксориэлля, Дэмми остановился перед дверью без всякой таблички, отметил ее тип, вспомнил нужный код, повернул ручку вправо, влево, влево, вправо, вправо, вправо, толкнул дверь и вошел в помещение за ней. Это была большая камера, выдолбленная в природной скале, с полом и стенами из расправленного камня. Большая часть ее была занята приплюснутым сфероидом, поделенным на радиальные сегменты и светящимся оранжевым, как мандарин. В углу позади него Дэмми увидел пластиковый пузырь с колесами и винтами, в котором он узнал циклер. Именно в этом аппарате Ксориэлль привез его на станцию.

— Ну, вот, — выдохнул Дэмми.

Он медленно обошел шестиметровый сфероид и обнаружил, что тот одинаков со всех сторон, не считая бесцветного диска полтора сантиметра в диаметре в центре одного из сегментов. Дэмми остановился, задумчиво оглядел находящийся перед ним сфероид, и закрыл глаза. Тройка пик, мысленно произнес он.

Машина, Межгалактический Марк XXXVIII, тип 4, дизайна зииб, вместимость 25 полных нидов, крейсерская скорость 876 световых, вооружения ноль, код доступа МБ-5, классификация ФООБ, Бюджетный класс 27 флеемов, заправка энергией полная. Только для служебного пользования, согласно Уголовному Законодательству V38. Код обслуживания 12-u.

— Да, — протянул Дэмми вслух. — Я хочу путешествовать в перовом классе.

— В таком случае, парень, лучше приобрети себе в Чикаго «роллс-ройс» ручной сборки, — поспешно предложил Ксориэлль. — Кожаная обивка, коврики из шиншиллы, встроенный пульт управления... А еще лучше — маленький персональный реактивным самолет. Или стометровую «дизельную яхту», или даже наземный корабль с атомным реактором, который дает 200 километров в час по земле, а может подниматься в воздух до высоты пятьдесят километров — универсальная машина, просто замечательная, хотя я бы не стал...

— Вам бы работать торговцем подержанными машинами, — бросил ему Дэмми. — Но я не собираюсь покупать ничего из предложенного вами, в то время как тут мне доступно кое-что получше.

— Дэмми! Не вздумай забрать мой циклер! Он принадлежит Согласию!

— Конечно. Как и я сам.

— Ну, Дэмми, ты несправедлив. Правда, я неправильно обращался с тобой, но откуда мне было знать?

— Не волнуйтесь, я напишу вам показания светящимися буквами, которые вы сможете использовать в своем военном трибунале.

— Дэмми! Я нашел решение! Ну, хочешь, я сделаю тебе копию «Бугатти-ройял» — ты же чувствуешь ностальгию по прежним временам! Полную копию модели 1930-го года (таких было построено только шесть экземпляров для глав государства»). Говорю тебе «Бугатти-ройял», совершенно настоящий до последней детальки, но с двигателем девятого класса. Подумай о том, как ты проедешь на нем по улицам...

— Вы все еще считаете меня примитивом десятого класса, которого могут привлечь блестящие безделушки.

Ксориэлль бросил на Монтгомери укоризненный взгляд.

— Я уже признал, что ошибался в оценке, но это первый случай в моей практике, где испытуемый сознательно фальсифицировал результаты оценки, чтобы свести к минимуму впечатление о своих подлинных талантах.

— А как бы вы изменили свое мнение, в свете последних событий?

— Класс два, экстренный, — тут же ответил Ксориэлль.

— Значение?

— Потенциальная угроза Галактическому Согласию. О, разумеется, через много тысячелетий, — добавил Ксориэлль, — но политики Согласия всегда заглядывают в будущее.

— Вытекающие отсюда действия?

Лицо Ксориэлля стало серьезным.

— Ты допустил серьезную ошибку, Дамокл, обманув меня и скрыв свои истинные способности. Я еще мог бы понять и даже восхититься твоим гамбитом, если бы ты на этом и остановился. В таком случае твой мир был бы классифицирован, как ценный, хотя и мелкий источник рабочей силы, и соответственно администрирован. Разумеется, ошибка была бы обнаружена в свое время, но ты бы успел понаслаждаться весьма долгой, беззаботной жизнью, пока административная подпрограмма нашла бы время и место для дальнейшего вашего развития. Конечно, это означало бы твое личное ограничение. Наверное... э-э... слишком большой жертвы пришлось бы ждать от представителя такой молодой расы...

— А теперь?

— Класс Два Экстра, влекущий за собой безотлагательные, решительные меры контроля, включая отбор населения, дабы устранить нежелательные черты, такие, как агрессия, воображение, инициатива и тому подобное, сопровождаемый генетической сегрегацией и рассредоточения, чтобы породить расы, которые можно считать желаемыми. Или, в качестве альтернативы, стерилизация всей планеты...

— Звучит шикарно, — бесцеремонно прервал его Дэмми.

— Как видишь, здесь нет ничего интересного для тебя, — быстро сказал Ксориэлль, останавливаясь перед дверью. — Я предлагаю перейти в помещение трансмутаций. Конечно же, ты захочешь взять с собой несколько центнеров золота, а также достаточный запас алмазов, соответственно окрашенных и ограненных...

— Спасибо, но мне не нужны никакие товары, — ответил Дэмми. — Меня больше интересует вот эта штука. Как вы ее называете? Волшебная Тыква?

— О, я понимаю литературный намек. Очень удачно, мой мальчик. Но ты посчитаешь все это скучным, смертельно скучным...

— Меня интересует расстояние, по меньшей мере, в сто парсеков в этом направлении, — заявил Дэмми, указывая на корзину для бумаг в дальнем углу комнаты. — Понимаете? Вон туда...

— Но это же... Рядом с Денебом... и районной Штаб-квартирой Согласия на Тризме.

— Совершенно верно. И начать я хочу немедленно.

— Нет, Дамокл, нет! Ты не разбираешься в системе безопасности Согласия! Тебя разнесут на атомы в тот же момент, когда ты вторгнешься в подмандатную территорию Согласия!

— Но не в том случае, если вы дадите мне все коды распознавания и допусков.

— Я не могу этого сделать, мальчик мой! Это доступно лишь членам Согласия самой высокой классификации! Обнародовать даже часть такой информации влечет за собой смертный приговор, ретроактивный рождению!

— Ну, и кто теперь разыгрывает ритуальные возражения? — спросил Дэмми.

Ксориэлль сник.

— Ты совершенно прав, — сказал он упавшим голосом. — Смерть — ничто, много раз я жаждал ее. Но как бы ты воспользовался таким бессмысленным поступком? Команда Воскресения просто воссоздала бы меня и привлекла к суду за дезертирство. А вот боль — совершенно иное дело. Я просто не могу ее выносить. Я дам тебе информацию, которую ты требуешь? — вздохнул он. — Но, Дамокл, — и Ксориэлль очень искренне посмотрел на своего ученика, — ты совершаешь ошибку. Я не могу даже вообразить, что ты задумал сделать, оказавшись Там, — Он неопределенно махнул рукой куда-то вбок. — Но уверяю тебя, непрошенного гостя ждет в Согласии только мгновенное исчезновение.

— Выходит, я должен просто успокоиться и прожигать жизнь, ожидая, что будет: решат ли использовать нас в качестве послушных рабов на грязных работах или просто полностью устранят?

— Таковы методы Галактического Согласия, мальчик мой. В конце концов, как раса, поздно вышедшая на сцену Вселенной, вы вряд ли можете ожидать, что Вселенная будет соответствовать вашим пожеланиям.

— Боюсь, это звучит как-то нехорошо, — сказал Дэмми. — Поэтому я должен что-то сделать.

— Да ничего ты не можешь сделать, парень, — печально покачал головой Ксориэлль. — Послушай моего совета, согласись на роль сверхпосвященного на своей маленькой планетке.

— Вот что странно, — сказал Монтгомери. — Несколько недель назад я бы с радостью ухватился за это. Но теперь мне этого мало. Не интересно. Какой смысл играть в игрушки, кода вокруг начинается Всемирный Потоп?

— A-а, вот ты и начал пожинать первые плоды познания. Мир оказывается не таким простым, как казался когда-то. Простые ответы больше не применимы. — Ксориэлль снова вздохнул и бросил на Дэмми проницательный взгляд. — Ты выиграл этот раунд, — сказал он, — Но я еще способен вести торги. Даже сейчас я могу помочь тебе... а могу и воспрепятствовать.

— Осторожнее, док. Вас могут и ликвидировать за такие разговорчики.

— Дэмми, ты не сделаешь этого! Ты... ты просто не можешь! Ты же просто играешь со мной, притворяясь, что хочешь украсть Марк XXXVIII!

— А что бы вы посоветовали мне сделать, Ксориэлль? Вернуться в Чикаго и продолжать свою карьеру в качестве сыщика Маленького Джорджа?

— Дамокл, все богатства твоего мира твои! С твоими-то знаниями нет предела высотам, на какие ты сможешь подняться в своем обществе! У тебя в голове эквивалент всех сверхдокторских степеней в любых областях наук, перечисленных в вашей энциклопедии! Ты освоил все искусства, ремесла и навыки, созданные вашим народом, начиная с изобретения каменного топора! Весь мир ляжет к твоим ногам! Мы можешь вернуться домой и вертеть, как хочешь, твоими бывшими хозяевами! Почему ты отказываешься от всего этого?

— О, я даже и не знаю. Может, просто из-за ненависти к марсианам. Но это неважно. В любом случае, я хочу раскодировать Марк XXXVIII, — ответил Дэмми. — Ага, испробуйте-ка этот символ.

И он спроектировал сложный глиф на языке Согласие-12 в сознание своего прежнего наставника. Ксориэлль буквально задохнулся.

— Невероятно, — слабым голосом пролепетал он. — Я... Я вынужден попросить тебя повторить, я не совсем уловил нюансы четвертого порядка.

— Неважно, — ответил Дэмми. — Просто очистите матрицу кодирования, а я включу ее сам.

— Но... для чего все это? — запротестовал Ксориэлль. — Мне же будет очень неудобно пользоваться им...

— Вам больше не придется пользоваться им, Ксориэлль.

— Вы что, заберете мой корабль?! Мою единственную связь с родной цивилизацией?! Но вам же неизвестны тонкости управления им. Ты просто погибнешь, если попытаешься...

— Да не мелите чепуху, док. У вас же есть резервная копия на Специальном Уровне А. Или вы забыли?

— Ты знаешь и об этом? Но тогда...

— Верно, док.

— А знаешь, мой мальчик... в каком-то смысле, я почти что желаю тебе успеха. Уже много эпох сохранение статус-кво было целью высшей политики Согласия. Но признаюсь, время от времени я развлекался запрещенными мечтами, мыслями, которые непрошенными приходили мне в голову. Мысли о новом, свежем ветре, ворвавшемся в заплесневелые залы Галактической цивилизации через двери, распахнутые молодой, энергичной расой. Когда ты «не подошел» даже близко под параметры такой расы, я, признаюсь, испытал разочарование, разумеется, тут же подавленное. В качестве официального представителя Согласия, разве я мог содействовать восстанию против него? Но вот теперь... хотя я понимаю, что все твои усилия обречены на провал... Но все равно я чувствую, как во мне поднимается волнение. Это чувство Фве, которое никто не испытывал со времен царствования короля Ксозера. Возможно, так или иначе, каким-то образом... — Ксориэлль вскинул руки жестом капитуляции. — Но нет, это все бред. Ты ничего не сможешь сделать. Ты идешь навстречу своей смерти, Дамокл. Бесполезной, никем не замеченной смерти. Если, конечно, ты не передумаешь и не останешься, чтобы ублажить себя всевозможными чувственными удовольствиями все оставшиеся годы юности и невинности твоей расы.

— Меня озадачивает одно, док, — сказал на это Дэмми. — У вас здесь есть система сигнализации — резервное копирования. Как раз на такой случай. Но вы не послали донесение, которое привело бы сюда пару кораблей копов Согласия, чтобы схватить меня. Почему?

— И снова, мой мальчик, ты коснулся болевой точки. Говоря совершенно искренне, я не осмелился позвать на помощь по той простой причине, что моя работа с тобой была далека от официальной подпрограммы и явилась моей личной инициативой, в нарушении основных императивов политики Согласия... Политики, которую я прежде считал недальновидной, но жуткая польза которой стала теперь мне так горестно ясна.

— Спасибо за подсказку, — сказал Дэмми. — Я думаю, уже слишком поздно для невинности моей расы, — тихо добавил он. — Молодость у нас проходит так стремительно...

— Не городи чуши, Дэмми. В своих путешествиях я никогда еще не встречал расу, у которой был бы так высоко развит альтруизм — и сопутствующий ему синдром вины. Между прочим, математика наследования альтруизма весьма интересна, что ты уже, без сомнения, заметил.

— Конечно. И я полагаю, что в моем случае долю вины можно не брать в расчет. Я виновен в том, что подложил в пятом классе на стул миссис Домбровски жевательную резинку... и, возможно, еще в том, что работал сыщиком и шпионом на человека по имени Джордж Мартин. Хороший человек этот Джордж, вам бы он понравился... если бы только не оказалось, что вы должны ему бабки...

— Дамокл, я последний раз прошу тебя — даже не пытайся. Забирай циклер, вернись в Чикаго и вскоре все это покажется тебе лишь сном...

— Вы забыли о моем альтруизме, док. Стоит мне только подумать о том, что все мои потомки будут вкалывать на однообразной физической работе где-нибудь в Системе Эквл, присоединенные проводами к импульсному монитору... и у меня тут же пропадает всяческое желание веселиться и наслаждаться. Во всяком случае...

— Дамокл, ну, отнесись же ты к этому серьезно! Ты прекрасно знаешь, что лишь эйритес порядка квелт могут быть приспособлены для управления и контроля, иначе мы давно бы... Ну, впервые за Большое Десятилетие я веду этические споры, и с кем — с дикарем! Великолепно! Но, действительно, выкинь ты из головы свои безумные планы.

— Как-то вы сказали мне о чудесном секрете, — задумчиво сказал Дэмми. — Но я не отыщу его, если останусь торчать на месте. Чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что он где-то там... — Он указал на корзину в углу. — И я собираюсь найти его.

Мысленно он прозондировал блокировку люка оранжевого сфероида, и тот бесшумно открылся. Подмигнув напоследок Ксориэллю, Дэмми вошел внутрь. Ксориэлль даже чуть наклонился, чтобы заглянуть в люк, словно не желая отказываться от своей роли наставника.

В сознании Дэмми всплыло содержание всех руководств, которые он ранее отсканировал, это было во многом, как вспоминание когда-то заученных, но давно забытых стихотворений. Слова и абзацы плавно всплывали у него в голове, словно на экране новостей, а он пассивно просматривал их. Там было все, до малейших деталей, касающихся управления фантастически сложной машиной — кораблем Согласия. И Дэмми не нужно было обдумывать каждое свое движение, правильные действия он делал автоматически, так же, как нога водителя автомобиля нажимает на тормоз, когда загорается красный сигнал светофора. За люком снаружи что-то кричал Ксориэлль, подавая советы и подсказки, которые Дэмми тут же убирал в дальний угол памяти, чтобы позже как следует проанализировать их.

— Я болтаю, точно взволнованный жених, — не замолкал, стоя у люка, Ксориэлль. — Я сам удивляюсь своим эмоциям, пробужденным текущими событиями. И я даже думаю, что три века жизни среди твоего народа повлияли на мои мыслительные и эмоциональные процессы.

— Ну, я думаю, что пока вы сидели здесь в изоляции, такие влияния были минимальны, — ответил Монтгомери.

— Я подолгу жил среди вас, Дэмми. Я следил за вашими успехами. Я изучал усилия первых поселенцев Северной Америки, а также жизнь аборигенов Австралии до первых контактов с западной цивилизацией. Скорость вашего прогресса всегда поражала меня, но я даже не думал, что однажды один из вашей расы сможет одурачить меня в моей же сфере деятельности. Даже не думал об этом...

— Даже не думал, — эхом отозвался Дэмми.

Люк закрылся, и он остался один в лишенном характерных черт внутренности чужого корабля, со стенами, обитыми подушками. Тихонько он произнес надлежащую команду и почувствовал, как внешний люк надежно зафиксировался. Тогда он стал пробираться вперед, к месту управления кораблем.

— Ну, держись, Вселенная, — сказал Дэмми вслух. — Я иду.

The wonderful secret, (Analog, 1977 №№ 9-10), пер. Андрей Бурцев

СОДЕРЖАНИЕ

От составителя

НЕПОДРАЖАЕМЫЙ ЛАУМЕР ... 3

БОМБА ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ. Повесть ... 7

Time bomb, (Amazing Stories, 1965 № 8), пер. Андрей Бурцев

МАШИНА ГРЕЗ. Повесть ... 57

The dream machine, (Worlds of Tomorrow, 1970, winter), пер. Андрей Бурцев

ЧУДЕСНЫЙ СЕКРЕТ Повесть ... 137

The wonderful secret, (Analog, 1977 №№ 9-10), пер. Андрей Бурцев

Читайте в следующем томе:

Джон Кейт Лаумер

«ЧУМА ДЕМОНОВ»

Дорогие друзья. Следующим будет второй том из двухтомника Кейта Лаумера. В него войдут роман «Чума демонов» и повесть «Грейлорн». Приятного вам ожидания!