Бомба времени

VI

— МИСТЕР ФЛОРИН, — раздался легкий, как перышко, голос. — Вы создаете для всех нас нечто вроде проблем.

Я открыл глаза, и мне улыбнулся своей безгубой улыбкой парень со змеиной головой, выпустил дым из безносых ноздрей, блестя глазами без век. Он удобно устроился на шезлонге, в наброшенном на плечи оранжевом полотенце и желтых шортах, цвет которых мне что-то напомнил, но я не мог уловить, что именно.

— Это уже нечто, — сказал я и тоже устроился на шезлонге. Между нами был столик, с сине-белым зонтиком над ним. И был кусок белого песка за уступом, напоминавшим морской берег, за исключением того, что никакого моря не было и в помине. Я пытался не пялиться на его блестящие, серебристо-фиолетовые бедра, бледно-серую грудь с выступающими ребрами и крошечными темно-красными пятнышками, на тонкие пальцы ног в широких сандалиях. Он не глядел на меня и издал тихий кудахчущий звук, который мог означать смех.

— Простите, — сказал он. — Я считаю ваше любопытство удивительным. Я подозреваю, что если бы вас вздумали растворить, то вы бы вытягивали шею, чтобы прочитать название растворителя.

— Это просто безвредная эксцентричность, — сказал я. — Такая же, как ваши вкусы в одежде.

— Вы гордитесь своим самообладанием, — сказал он уже не так радушно, как прежде. — Но что, если вашему хладнокровию выпадут испытания, слишком тяжелые, чтобы приспособиться к ним? Что тогда, а?

Он поднял руку и щелкнул пальцами. Вокруг него взметнулся огонь, а улыбка, слегка колеблющаяся в жарком воздухе, замерцала, как порывы пламени, рванувшиеся ко мне. Я ждал, отчасти из-за паралича, а отчасти потому, что не верил ему. Он снова щелкнул пальцами, вокруг нас возникла зеленая вода и сомкнулась над нашими головами, а на ее поверхностном слое искрилось солнце. Между нами проплыла рыбка, он небрежно отогнал ее и снова щелкнул пальцами. Падал снег. Толстый слой его уже лежал на столе. При дыхании веером вылетали ледяные кристаллики.

— Неплохо, — сказал я. — А вы не пробовали практиковаться в карточных фокусах?

Он счистил с лица лед и соединил кончики пальцев.

— Вас ничего не впечатлило, — легко сказал он. — Манипулирование Вселенной так уж ничего не значит для вас?

Я притворился, что зевнул. Но это было не такое уж и притворство.

— Вселенной? — сказал я. — Или моими глазами?

— Гм-м... Вы удивительное создание, Флорин. Чего вы хотите? Какие у вас мотивы?

— А кто спрашивает?

— Можете называть меня Дизз.

— Я не об этом.

— Просто считайте, что... есть и другие заинтересованные стороны помимо известных вам. Вы действуете на более обширной сцене, чем предполагали до сих пор. Поэтому вы должны вести себя осмотрительно.

Я снова зевнул.

— Я устал, — сказал я. — Я уже давно не спал, не ел, не занимался любовью — не делал ничего, кроме как выслушивал всяких притворщиков, бросающихся намеками на большое дело, и мне кажется, что лучше всего мне действовать в одиночку и держать нос в чистоте. Кто вы, Дисс? На кого работаете? Вы в самом деле похожи на крокодила, или это всего лишь продолжение моих галлюцинаций?

— Я представитель определенных сил, действующих в Космосе. Откуда я появился. Неважно. Достаточно одного факта моего существования.

— Барделл говорил что-то о вторжении.

— Слово, отражающее примитивное представление о действительности.

— Куда вы вторгаетесь? На Землю или... на Грейфелл?

Я с удовольствием увидел, как он вздрогнул.

— Что вы знаете о Грейфелле, мистер Флорин?

Я насладился чисто театральной паузой.

— Сами знаете... У Волка-девять, двадцать восемь световых лет от старого Чикаго.

Я счастливо улыбнулся. Он нахмурился и потянулся к чему-то на столе. Я попытался вскочить, но вспышка была такой яркой, что все небо мигнуло и накрылось тьмой, более темной, чем внутри черного шара. Я метнулся через стол. Пальцы мои впились во что-то такое же горячее, как кухонная плита, и такое же скользкое, как сырая печенка. Я услышал сердитый вопль, но не понял смысл слов, поскольку уже проваливался в небытие...

ГОЛОСА РАЗДАЛИСЬ с неба.

— ...немедленно! Следуйте чрезвычайным процедурам, черт вас всех побери! — это было колокольные обертоны Большого Носа.

— Я пытаюсь, но... — голос человека-птицы.

— Сейчас не время делать промахи, кретин!

— Да делаю я, делаю... как обычно...

— Вон! Пошел прочь с дороги!..

— Говорю вам, я пытаюсь очистить схему. Но ничего не происходит. Это... это он...

— Что он? Не бормочите, как идиотик. Он ни к чему не имеет отношения... Экспериментом управляю я.

Истерический смешок.

— Вы? Действительно, вы? И вы в этом уверены? Вы уверены, что мы все не попали...

— Будьте вы прокляты, отключите энергию. Верните все обратно.

— Я так и сделал. Вернее, попытался. И ничего не произошло!

— Заткнитесь, черт вас подери!

Голос Большого Носа повысился до крика. Одновременно в моих запястьях, лодыжках и в груди возникла такая боль, словно меня резали на куски раскаленной проволокой. Внезапно грянул гром, небо раскололось и упало, забросав меня кусочками с острыми краями, которые тут же превратились в дым и улетучились, а я остался лежать, связанный, на спине и смотрел на прямоугольную сетку потолка в комнате с зелеными стенами. А надо мной склонился человек, которого я окрестил Большим Носом.

— Ну, будь я проклят, — сказал он. — Он все-таки жив.

Человек с седыми волосами и соответствующим лицом, одетый в белую блузу, и потрепанный человек в потертом рабочем комбинезоне подошли и уставились на меня. Наконец, кто-то нашел время, чтобы развязать меня и снять что-то с головы. Я сел и почувствовал головокружение, мне тут же вручили чашку с чем-то ужасным на вкус, но, очевидно, правильно действующим. Головокружение ушло, осталась лишь тошнота, ощущение во рту, словно там покопалось семейство кротов, но боли в голове, запястьях и лодыжках уже почти не ощущалось. Седой человек — доктор Эридани, вспомнил я вдруг его имя, — наложил на ноющие раны какой-то бальзам. Все остальные были заняты разглядыванием приборов на большом пульте управления, занимающим изрядную часть противоположной стены, и что-то одновременно бормотали.

— А где сенатор? — спросил я.

Мысли мои, казалось, двигались медленно, как грузные животные в глубокой грязи.

Большой Нос оторвался от своего занятия и нахмурился.

— Он просто шутит, — сказал потрепанный человек.

Его звали Ленвилл Траит, он работал ассистентом в лаборатории. Я не помнил, откуда я это знал, но я точно знал.

Большой Нос — для друзей Ван Уоук — подошел и уставился на меня без всякой приязни.

— Послушайте, Барделл, — сказал он. — Я не знаю, что у вас в голове, но забудьте все. У нас есть соглашение, составленное по всем юридическим нормам, подписанное и засвидетельствованное. Вы согласились на это с открытыми глазами и получите то, что вам полагается, но ни центом больше, и это окончательно.

— Вы сами подаете ему идею, — тихонько сказал Эридани.

Трайт вручил мне чашку кофе.

— Да не подаю я Барделлу никаких идей, — заявил Большой Нос и хитро усмехнулся мне. — Он и сам все знает.

— Барделл — агент, — сказал я, голос мой слабо продребезжал, точно у старика.

— Вы неудачник, которого мы вытащили из канавы и дали большие возможности, — проворчал Ван Уоук. — Как и весь ваш вид, вы теперь полагаете, что можете давить на нас. Ну, так это не сработает. Ваше здоровье не пострадало, так что даже не думайте жаловаться.

— Не разыгрывайте меня, док, — выпалил я. — А что насчет очистки схемы? А уровень Эта? Там уже все в порядке?

На пару секунд все в комнате заткнулись.

— Где вы набрались всего этого, — спросил затем Большой Нос.

— Немного мне сказала ящерица, — ответил я и внезапно почувствовал себя слишком усталым, чтобы заниматься играми. — Забудьте, я просто дразнил вас. Лучше дайте мне что-нибудь выпить.

Трайт вышел и через минуту вернулся с фляжкой ржаного виски. Я сделал пару громадных глотков, и все вокруг немного прояснилось.

— Что-то там говорилось об оплате, — сказал я.

— Сто долларов, —рявкнул Большой Нос. — Неплохо за пару часов непыльной работенки.

— У меня такое чувство, что это длилось гораздо дольше, — сказал я. — Никакого вреда здоровью, да? А как насчет амнезии?

— Гм-м... — лениво промычал Трайт. — Вам лучше знать, Барделл.

— Уберите его отсюда, — сказал Ван Уоук. — Я уже сыт им по горло. Вот. — Он сунул руку в карман, достал бумажник, извлек из него помятые бумажки и протянул их мне.

Я пересчитал их.

— Сто, все правильно, — сказал я. — А доплата за амнезию? Я немного смущен, джентльмены. Я помню вас, парни, — Я смотрел на них и действительно вспоминал. — Но я не помню никакого соглашения...

— Уберите его! — завопил Ван Уоук.

— Я ухожу, — сказал я Трайту.

Он помог мне встать, подхватил под руку и повел к двери.

— Зря вы ведете себя так жестоко.

Он вывел меня в коридор с зелеными стенами, как и комната, потом подвел к лестнице и повел наверх, к свету.

— Только между нами, приятель, — сказал я. — Что вообще произошло со мной там?

— Да ничего, приятель. Небольшой научный эксперимент, только и всего.

— Тогда почему же я не помню его? Черт, я даже не знаю, где я живу. Какой это город?

— Чикаго, приятель. И вы не живете нигде. Вы обычный бродяга.

Мы оказались в обширном вестибюле и подошли к двойным дверям, ведущим на бетонные ступени. Дальше тянулся газон и стоячи деревья, выглядевшие знакомыми в темноте.

— Летний домик сенатора, — сказал я. — Только прожекторов не хватает.

— Вы не можете рассчитывать на этих политиканов, — сказал Трайт. — Я дам вам совет, Барделл. Бросьте все. Живите себе, как жили. Может, вам немножко и поскребли память, но, черт побери, вы были далеко не в лучшей форме, когда попали к нам. Я бы сказал, что вы были все равно, что мускат без спиртного, приятель.

— «Ластриан конкорд», — сказал я. — Мисс, мисс Реджис... Ничего этого не было, да?

— Рассматривайте все это как кошмарный сон. А теперь вы проснулись. Так идите, напейтесь, проспитесь, и станете, как новенький.

Мы уже спускались по ступеням, он повернулся ко мне и указал на выход.

Я колебался.

— Между прочим, какого цвета у вас там стены? — спросил я.

— Светло-зеленые. А что?

— Да просто любопытно, — сказал я, сделал полуповорот, нанес жесткий удар согнутыми пальцами в грудину, и он тут же обмяк, как переспелый банан. Я подхватил его, вырвал из его руки мою сотню и обшарил его карманы. В набедренном я нашел еще тридцатку, как раз на проезд.

— Пока, красавчик, — сказал я. — Я тебе никогда и не нравился.

Я оставил его на ступенях и направился к выходу.

ПОХОЛОДАЛО СРАЗУ после захода солнца. В Публичной библиотеке еще горел свет. Библиотекарь резко взглянул на меня, но ничего не сказал. Я нашел тихий уголок и стал отдыхать, пытаясь набрать до закрытия как можно больше тепла. Есть нечто успокаивающее в тихих стеллажах и тяжелых желтых стульях из дуба, а даже в запахе пыльной бумаги и даже в шепотках и мягких шагах...

Шаги остановились, стукнул вытащенный из-под стола стул. Зашелестела материя. Я не открывал закрытых глаз и пробовал выглядеть старым джентльменом, который вошел просмотреть подшитые комплекты «Харпера» и задремал где-то на середине 1931 —го года. Но я слышал тихое дыхание и чувствовал на себе чей-то взгляд.

Тогда я открыл глаза. Она сидела за столиком напротив меня, молодая, трагичная и немного поношенная.

— С вами все в порядке? — спросила она.

— Не исчезайте, леди, — попросил я. — Не превращайтесь в дым и не улетучивайтесь. Даже не уходите. Просто посидите тут и дайте мне время помолодеть лет хотя бы до девяноста.

Она чуть порозовела и нахмурилась.

— Мне показалось, что вам плохо, — произнесла она все чопорные, стандартные и подходящие к ситуации слова, делавшие ее весьма приспособленным членом нынешнего общества.

— Конечно. А как насчет парня, с которым я пришел сюда. Куда он ушел?

— Я понятия не имею, о чем вы? Вы ни с кем не пришли... по крайней мере, я не видела. И...

— Сколько времени вы наблюдали за мной?

На этот раз она действительно залилась краской.

— Сама эта идея...

Я потянулся и взял ее руку. Рука была мягкая, как первые дыхание весны, нежная, как старое бренди, и такая же теплая, как родительская любовь. Моя же рука, сомкнувшаяся на ней, показалась мне когтями ястреба, сжимающего молодого цыпленка. И я отпустил ее ручку.

— Давайте перескочим через все ритуальные ответы, — сказал я. — Происходит что-то весьма странное. Вы знаете это, и я это знаю, правильно?

Румянец исчез, она вдруг побледнела, глаза ее уцепились за мое лицо, словно я знал секрет, который мог бы спасти ей жизнь.

— Вы... Вы знаете? — прошептала она.

— Может, и нет, мисс, но сильно подозреваю.

Это было неправильное слово. Она тут же напряглась, губы ее сжались, словно в праведном гневе.

— Ну, это был всего лишь импульс христианского...

— Чушь, — сказал я. — Простите мою грубость, если это грубость. Вы сидите здесь, говорите со мной. Почему?

— Я уже сказала вам...

— Я помню. А теперь назовите настоящую причину.

Она внимательно осмотрела кончик моего носа. Затем мочку левого уха и, наконец, уставилась мне в глаза.

— У меня... у меня был сон... — запинаясь, сказала она.

— Бар, — сказал я. — Захудалая забегаловка. Кабинка справа от двери, через которую вы вошли.

— Бог мой, — сказала она, как человек, который никогда не произносит имя Божие всуе.

— Мой тоже, — сказал я. — Как вас зовут?

— Реджис. Мисс Реджис... — Она резко замолчала, как будто сказала лишнее.

— Продолжайте, мисс Реджис.

— Во сне я была кем-то нужным, необходимым, — сказала она так, словно говорила сейчас не со мной, а с кем-то внутри себя, возможно, с тем, кому раньше не уделяла большого внимания. — Я была важна — но не в смысле звания или положения, но потому, что мне было поручено что-то важное. У меня был долг, который нужно было выполнить, и чувство... уважения, что ли.

Мне хватило ума промолчать, в то время как она думала вслух, вспоминая, как это было.

— Звонок раздался посреди ночи. Секретное сообщение, которого я ожидала. Я была готова. Я знала, что это очень опасно, но мне это было неважно. Я знала, что нужно делать. Я встала, оделась и пошла в назначенное место. И... там были вы. — Она взглянула на меня в упор.

— Продолжайте.

— Я должна была предупредить вас. Об опасности... Не знаю, о какой именно опасности. Вы собирались идти туда в одиночку.

— Вы попросили, чтобы я не ходил, — сказал я. — Но знали, что я все равно должен пойти.

Она кивнула.

— И вы пошли. Я хотела крикнуть, побежать за вами... но вместо этого проснулась. — Она рассеянно улыбнулась. — Я пыталась убедить себя, что это просто глупый сон. Но однако... Я знала, что это не сон. Я знала, что это нечто очень важное. — Она смотрела на меня умоляюще, словно упрашивала ответить.

— Это был эксперимент, — сказал я. — Я был подопытным кроликом. К моей голове были подключены большие устройства. Меня заставили видеть безумные вещи. И все было перепутано. Но вы каким-то образом вмешались в мои галлюцинации. И что странно: не думаю, что они знают об этом.

— Кто они?.. Кто люди, о которых вы говорите?

Я махнул рукой.

— В университете. В лаборатории. Шлемы, врачи, физики... я уж и не знаю. Парни, которые работают в помещениях, забитых радиолампами, и всякими впечатляющими приборами и аппаратурой.

— И каким образом вы оказались участником их опытов?

Я покачал головой.

— Это... все так неопределенно. Я думаю, что долгое время очень много пил...

— Где ваша семья? Ваш дом? Разве никто не будет волноваться о вас?

— Не тратьте попусту свое сочувствие, мисс Реджис. У меня никого нет.

— Ерунда, — сказала она. — Никто не существует в вакууме. — Но она на этом не остановилась. — Вы упомянули университет, — попыталась она сменить тему. — Какой именно университет? Я прожила здесь всю свою жизнь. В этом городе нет никакого университета.

— Ну, может, это была научно-исследовательская лаборатория, какой-то правительственный проект.

— Да нет здесь ничего подобного. Только не здесь, мистер Флорин.

— В трех кварталах отсюда, — сказал я, — может, в четырех. Десять акров владений, и ни дюймом меньше.

— А вы уверены, что это не было частью галлюцинаций?

— Последние две недели я жил на их деньги.

— Вы можете отвести меня туда?

— Зачем?

Она поглядела на меня.

— Затем, что мы не можем так просто все бросить, верно?

— Думаю, не повредит, если мы просто посмотрим, — сказал я.