Бомба времени

V

СНАРУЖИ Я хотел поискать следы на снегу, но снега не было и в помине. Тротуары утверждали, что снег был частью галлюцинаций. Но хотя бы улица была на месте, уже хоть что-то. Я повернул направо и пошел туда, куда шел в прошлый раз — или мне пригрезилось, что шел. Чем бы меня ни накачали, это была мощная штука. Я чувствовал себя, как участник съезда, обнаруживший себя в чужом городе утром во вторник.

Улицы были пусты, хотя после полуночи не прошло и пары часов. Не было видно ни людей, ни следов на тротуаре, ни отпечатков шин у обочин. Весь мир принадлежал мне.

Похоже на процесс обучения, сказал я сам себе. Всякий раз, когда вы принимаете логически неправильное решение, то возвращаетесь в исходную точку. Подсознание пытается вам что-то сказать. Ну, а как насчет меня? — тут же спросил я сам себя. Я действительно тихо сам с собой веду беседу, как любой нормальный парень, или...

На этом я решил остановиться и топать дальше молча.

Мне потребовалось двадцать минут, чтобы вернутся к месту, где я встретил Ван Уоука и потрепанного человека. Я направился к стеклянной двери с большими цифрами 13. Но не было никакой двери. Может, я просто попал не туда. А может, кто-то пришел и спрятал дверь, чтобы сбить меня с толку. А, может, двери и вообще не существовало.

Я прошел несколько шагов и наткнулся на вращающуюся дверь, по инерции миновал ее, и меня ослепила сороковаттовая лампочка, висящая в холле на перекрученном шнуре: пустые стены, грубый бетонный пол, временная деревянная лестница вела наверх.

На этот раз, сказал я себе, ты сыграешь получше. Никаких неудач с пистолетом в руке, никаких открывающихся, странных дверей, за которыми таится что-то поразительное. Будь хитрым, как лис — вот должен быть девиз...

Я поднялся наверх. Площадка оказалась усыпанной стружкой и кирпичной пылью. На черной пожарной двери тяжелыми медными цифрами было: 13. Прижавшись к двери ухом, я разобрал за ней голоса. Они о чем-то спорили. Это мне подходило, мне давно уже хотелось быть неприятным. Я попробовал ручку, она подалась, и я оказался в коридорчике с оштукатуренной стеной с одной стороны и мутными стеклянными кабинками с другой. Голоса раздавались из третьей по счету кабинки. Я подкрался к ней.

— .. .что значит, вы потеряли его? — говорил Большой Нос.

— Говорю вам, существует фактор сложной непредсказуемости! Я попал в интерференцию, — оправдывался высокий, тонкий голос.

— Верните его — прежде чем будет нанесен непоправимый ущерб...

— Но я не понимаю. Восстановление было сделано своевременно...

— Не понимаете? — сказал третий голос, который был не совсем голосом сенатора. — Я говорю вам, что не могу перенести еще один шок, похожий на предыдущий.

— Не думайте о том, что вы можете, а чего не можете. Вы знали, на что подписываетесь.

— Я? Даже профессор не знает, что происходит.

— Не называйте меня профессором, Барделл.

— Господа, не надо терять из виду цель. Все остальное вторично.

Последовала долгая тишина. Я дышал ртом и пытался прочесть сквозь дверь мысли присутствующих. Но либо я не умел читать мысли, либо там никого не было. Затем я тихонько открыл дверь. Комната была пуста и выглядела так, словно пустовала уже весьма долгое время. В шкафу висели три согнутых плечика и оберточная бумага на полке. И еще несколько дохлых мух. В следующее помещение вела скользящая дверь. Я потрогал ее панели, что-то щелкнуло, и дверь скользнула в сторону, а на меня брызнул охряный свет. Я погладил рукоятку пистолета в кармане и двинулся по полу, выложенному большими цветными квадратами.

Я МЕЛЬКОМ глянул на небо. Странным желтым светом светило солнце. Стоял полдень приятного летнего дня. Никакой ночи. И никакой метели. Капли воды брызнули мне на лицо. Я поднял руку и вытер подбородок тыльной стороной ладони. Кожа оказалась холодной, как замороженная рыба.

Поддельные деньги, поддельный сенатор, поддельная погода. Или, возможно, и это фальшивка. Может, я стою в комнате с лазурным потолком и искусственным солнцем. Может быть. Остается вопрос: зачем?

Сенатор должен знать.

Наверняка — но будет ли он говорить?

Что ж, когда я закончу колотить его фальшивой головой по фальшивому тротуару, он запоет, как три канарейки сразу...

Но сначала нужно поймать его.

Это раз плюнуть. Ему не сбежать от орлиных глаз Флорина, Мастера Сыскного Дела... Если я, конечно, не наступлю на собственный шнурок или не получу разрыв селезенки.

Мне кажется, или я почувствовал нотку разочарования? Ты сам не устал от своих приемчиков, а, Флорин?

С приемчиками вечно такая проблема. Они надоедают. Боже, как они надоедают!

Нужно осмотреть парк.

Я посмотрел на широкую аллею, идущую среди пушистой травы и обставленную по бокам высокими перистыми деревьями. Где-то над ними смутно вырисовывались высокие здания. Из-за угла вывернул какой-то экипаж и направился на высоких колесах ко мне. Он был легкий, выглядевший хрупким, как спортивная машина, без лошади, светло-фиолетового цвета и с позолоченными загнутыми углами. В нем сидели мужчина и женщина, глядя друг на друга, в то время, как экипаж ехал сам по себе. Оба пассажира были одеты во что-то тонкое, белое, с цветными пятнами. Резиновые шины мягко шуршали по мозаичной дороге аллеи, когда экипаж проезжал мимо меня.

Я знал, что Генри планирует большой сюрприз, но такого не ожидал...

Я вдруг понял, что не только разговариваю сам с собой, но и жду ответа. Что бы там ни подмешал сенатор в мое пиво, это снадобье имело больше побочных эффектов, чем шесть месяцев гормональных инъекций, возможно, и галлюцинаций, включающих фиолетовые экипажи, разъезжающие по мозаичным улицам под солнцем вдвое большего размера и втрое желтее. Самое время для меня куда-нибудь свернуть и очистить свой организм. Я направился к густым зарослям цветущих кустов, свернул за них и нос к носу столкнулся с сенатором.

Голова его дернулась.

— Вы? — сказал он вовсе не радостным голосом. — Что вы здесь делаете?

— Простите, я заснул во время нашего разговора, — сказал я. — У меня грубые манеры. Как ваше сломанное ребро?

— Немедленно убирайтесь отсюда, Флорин. Вам здесь нечего делать. Это неправильно...

— А что это вообще за место, сенатор?

Он отступил на шаг.

— Я не могу вам сказать. Не могу даже упоминать о нем.

— Простите за настойчивость, — сказал я и схватил его, поскольку он вроде собрался удрать.

Он вывернулся у меня из рук и побежал. Я бросился вдогонку на каких-то чужих ногах, таща при этом голову размером с дирижабль.

СТРАННОЕ ЭТО было преследование по извилистой, посыпанной гравием дорожке. Мы бежали мимо фонтанов, бросающих звенящие чернильные струи в зеленые кристальные бассейны, мимо окруженных насыпями цветов, словно намалеванных флюоресцирующими красками, под синими тенями деревьев с корой, словно покрытой лаком, и листвой, как старинные кружева. Он бежал быстро, нагнув голову и работая ногами. Я тащился позади на непослушных ногах, глядя, как он все больше и больше удаляется. Затем он перепрыгнул через живую изгородь, упал и все еще катился, когда я рухнул на него сверху. Был он весьма немаленьким и тяжелым, с сильными руками, но не умел ими орудовать. Несколькими ударами я выбил у него искры из глаз, затем положил удобненько под то, что походило на можжевельник, хотя и было темно-красного цвета, и принялся восстанавливать дыхание. Через какое-то время он заморгал и зашевелился. Увидел меня и тут же стал мрачным.

— Нам с вами надо немного поговорить, — сказал я. — Я оставил за спиной два парадокса и одно чудо...

— Вы идиот, — начал брюзжать он. — Вы даже не знаете, во что вляпались.

— Но хотел бы узнать, — сказал я. — Между прочим, расскажите мне еще раз, что такое «Ластриан конкорд»?

Он фыркнул.

— Никогда не слышал о таком.

— Очень плохо, — сказал я. — Наверное, я видел его в галлюцинациях. Но я видел его там же, где и это, — и я шевельнул плоским пистолетом, который взял из его сейфа. — Он как раз лежал на пачке «конкорда». Ночной посетитель, причудливо обставленный кабинет, намеки на всякие темные делишки и заговоры. А детали-то хороши: фальшивый Совет, фальшивые деньги, может, и пистолет тоже фальшивый. — Я взвесил пистолет на ладони.

— Это 2-миллиметровый игольник, — сказал он сердито, а, может, испуганно. — Поосторожнее с ним.

— Да, детали были хороши, — продолжал я. — Все подходило друг к другу и отлично сидело, как взятый напрокат смокинг.

— Я пас, — заявил сенатор. — Я тут ни при чем и умываю руки.

— А как насчет вторжения?

Он взглянул на меня и нахмурился.

— Никакого вторжения, да? — сказал я. — Очень плохо. Мне даже немного понравилось это вторжение. У него были такие возможности. А что теперь?

Его челюсти напряглись.

— Да к черту все, — внезапно сказал он и скривился. — Меня зовут Барделл. Я агент. Меня наняли исполнить роль сенатора.

— Зачем?

— Спросите у того, кто меня нанял, — заявил он противным тоном и снова стиснул челюсти.

— Обидно, да? — сказал я. — Мне тоже. Кстати, я должен вам пиво. На этот раз, без наркотиков.

— Вы крепкий парень, верно? Эта доза должна была удержать вас на месте до... — Он резко оборвался. — Не важно. Я вижу, что мы начали неправильно с самого начала.

— Расскажите мне о начале. — Он захотел было встать, но я, стоя над ним, поднял пистолет и покачал головой. — Я не стреляю в лежачего, а также в сидячего, — заявил я. — По крайней мере, не стрелял до сих пор. Так что начинайте говорить, приятель.

Он посмотрел на меня и усмехнулся.

— Железный человек Флорин, — объявил он. — Ничего не подозревающий олух Флорин, который остается связанным по рукам и ногам давно устаревшим долгом. Они связали вас костюмом, гримом и пояснили, что следует говорить — плюс маленькое устройство за ухом, которое должно направлять вас, куда надо. И что делаете вы? Проделываете дыру и тащитесь в обход там, где должны были идти напрямик.

— Зато, похоже, у вас все размечено, — сказал я.

— Вы неправильно понимаете меня, Флорин, — возразил он. — Черт, разве вы еще не заметили? — Он коснулся пальцем маленькой выпуклости за ухом. — У меня такое же устройство. Я связан точно так же, как и вы.

— Кем?

— Советом.

— Продолжайте, продолжайте.

— Ладно. У них были планы. Очевидно, они не сработали.

— Не заставляйте меня начать пытать вас, Барделл. Я тот, который любит узнавать все до конца. Начинайте связывать все вместе. Мне не нравятся торчащие концы.

— То, что я скажу, не пойдет вам на пользу.

— Ну, об этом уж судить мне самому.

Он кинул на меня лукавый взгляд.

— Позвольте мне сначала задать один вопрос, Флорин. Как вы добрались из своей комнаты — в довольно-таки захудалом отеле, насколько мне помниться — в правительственную резиденцию? И к тому же, как вы попали в этот отель?

Я задумался. Я помнил свой номер. Ладно, достаточно захудалый. Я попытался вспомнить подробности регистрации, лицо дежурного в той гостинице. И ничего. Должно быть, что-то отразилось у меня на лице, на лице завзятого игрока в покер, потому что Барделл криво усмехнулся.

— А что вы делали вчера, Флорин? И какое вели последнее дело? А ваши старые родители и долгое, счастливое время детства? Расскажите мне о них.

— Это может быть остаточным эффектом той дряни, — пробормотал я, чувствуя, как язык буквально распухает во рту.

— В фотографической памяти Флорина, кажется, есть несколько маленьких пробелов, — присвистнул экс-сенатор. — Как называется ваш родной город, Флорин?

— Чикаго, — сказал я, и, пока говорил, это слово показалось мне чужим и непривычным, словно бы иностранным.

— А где это? — с озадаченным видом спросил сенатор.

— Между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, если вы не переместили его.

— Лос-Анд... Вы имеете в виду — в Калифорнии? На Земле?

— Это предположили вы, — сказал я и сделал паузу, чтобы облизнуть губы сухим носком, который я обнаружил на том месте, где раньше был мой язык.

— Это кое-что объясняет, — пробормотал он. — Соберитесь с духом, коллега. Сейчас вы испытаете шок.

— Ладно, — ответил я. — Только помните о моем больном сердце.

— Мы сейчас не на Земле. Мы находимся на Грейфилл, четвертой планете системы Волк-девять, в двадцати восьми световых годах от Солнца.

— Вот как, — сказал я, и слова показались мне такими же пустыми внутри, как елочные игрушки. — Полный переворот. Не к нам вторглись чужаки, а мы вторглись к ним?

— Вы не должны верить мне на честное слово, Флорин, — он почти не шевелил губами, поэтому его речь стала немного невнятной... или из-за чего-то другого? — Посмотрите же вокруг. Растения. Разве они похожи на земные? И вы не заметили еще, что сила тяжести здесь на восемнадцать процентов меньше, а воздух богаче кислородом? Взгляните на солнце — оно более желтое, гигантское и расположено за четыреста миллионов километров от планеты.

— Ну, ладно. Мой старый отец, — если у меня вообще был старый отец, — всегда говорил мне, что нужно смотреть истине прямо в глаза, какой бы она ни была. Вы не очень-то помогли мне. Начинайте же все прояснять, Барделл. Кто-то взял на себя массу хлопот, чтобы либо переместить меня в место под названием Грейфилл, либо создать довольно убедительное окружение. Но на это должна быть причина. Какая же?

Он взглянул на меня таким взглядом, каким хирург смотрит на больной орган, который должен отрезать.

— Вы не знаете, что творите. Вы из кожи вон лезете, но все не то, чем кажется...

— Не говорите мне о том, чем все это не кажется. Говорите, что есть на самом деле...

— Я не могу сделать этого. — У него было что-то в руках, и он играл этой штукой, блестящей, с кнопками и кристаллом на конце, на который трудно было глядеть. — Я был терпелив с вами, Флорин, — продолжал он, но голос его заскользил куда-то вдаль, и слова лились все быстрее и быстрее, как на пластинке, пущенной с более высокой скоростью.

В голове у меня все сильнее пульсировала боль, перед глазами все поплыло. Я попытался схватить расплывающуюся фигуру, но она скользнула назад, вне пределов досягаемости. Я увидел, как что-то вспыхнуло в ярком солнечном свете, и услышал обрывок фразы:

— ...простите, Флорин...

А затем вокруг взорвалась сначала желтая, затем розовая тьма, и я снова оказался в кузове грузовичка, который сначала взлетел на вершину утеса, а затем ринулся в пропасть, заполненную удаляющимся громом...