Боги, пиво и дурак

Глава 23. Питомец

В первое мгновение я остолбенел.

Ника мгновенно воспользовалась отсутствием сопротивления и принялась вылизывать своим шершавым языком мне щеку, будто твердо решила насмерть меня ошкурить. Но тут ее мягкая ручка скользнула к моим штанам, и я мгновенно очухался.

То, что сейчас происходило, было неправильно — я слишком хорошо помнил, как Ника шарахнулась от меня тогда, на кухне. И то, как нежно она краснела от почесывания за ушком, тоже никак не вязалось с этой рукой на моих штанах. Что изменилось-то?..

Отодрав Нику от себя, я плюхнул ее на постель. Не с каким-то там умыслом, а больше просто некуда было.

Оказавшись на моей кровати, девчушка с кошачьими ушками сначала испуганно сжалась в комок, будто я собирался ее ударить. А потом, словно очнувшись, начала торопливо стаскивать платьице с худеньких плеч.

— Ты медвежьего дурмана, чтоль, объелась? — строго спросил я, нахмурившись. — Что с тобой?..

Девушка опустила голову. Пряди волос упали на худенькие голые плечи, робко и вместе с тем волнующе торчавшие из приспущенного платья. Мягкие кошачьи ушки жалобно поникли.

— Я выбрала тебя своим хозяином, — очень тихо, но четко и уверенно проговорила она. — А значит, теперь я принадлежу тебе.

Ты добрый, ты ласковый. И ты готов защищать меня. Заступаться за меня. Поэтому ты мне нравишься. Поэтому теперь ты можешь пользоваться мной, как хочешь. Хозяин должен быть доволен…

Ника еще ниже опустила голову, и теперь я совсем не видел ее лица.

Вот это, однако, новости.

Я шумно выдохнул, устало присаживаясь рядом с ней на постель.

— Слушай, мне, конечно, все это лестно, и голос твой слышать приятно… Но пользоваться тобой, да еще вот так, я не хочу.

— Не хочешь? — зеленые глаза Ники обиженно сузились. — По-твоему, я некрасивая?

Я улыбнулся и почесал ее за ухом.

— Глупая. Конечно же, ты очень красивая!..

— Но я тебе не нравлюсь? — перебила меня Ника, не моргая глядя в упор.

— Очень нравишься, — честно признался я. — И я готов и впредь заступаться за тебя, быть с тобой добрым и ласковым, и за это ты мне ничего не должна.

Я поправил платье на ее плечах.

— Не должна?.. — эхом переспросила Ника.

— Нет. Я поступаю так не ради твоей благодарности, а исключительно потому, что мне нравится так поступать. Я добр с тобой исключительно ради собственного удовольствия. Ясно?

— Значит, чтобы быть довольным, тебе не обязательно пользоваться мной, как любовницей? — изумленно спросила Ника.

— Совершенно не обязательно, — уверенно подтвердил я.

При этом внутри у меня все гарцевало и пульсировало. Кошкодевочка сидит у меня на постели! Кошкодевочка! Даня, ну нахрена ж ты родился таким правильным? Правильным до тошноты и, сука, нимба над головой.

Святой, ага.

Главное, чтоб она опять руку мне на штаны не положила.

— Значит… я могу быть для тебя просто питомцем? — радостно блеснув глазами, воскликнула она и вдруг снова повисла у меня на шее. — Спасибо, спасибо, спасибо!.. — повторяла она голосом счастливого ребенка.

Я кашлянул.

Подумать только, это ж сколько незамутненной радости из-за того, что ей со мной спать не обязательно!

— А вот это, вообще-то, обидно было… — пробормотал я.

Ника вдруг отпрянула. На ее хорошеньком личике проступил совершенно искренний испуг.

— Я обидела хозяина?

— Это шутка была, — отмахнулся я, пытаясь соскочить с темы.

— Если я тебя обидела, накажи меня! — потребовала Ника.

Я расхохотался, прикрыв лицо рукой.

Наказать тебя?

Ох, милая, это хорошее начало для порнушки, но в нашей ситуации это как-то чересчур.

По крайней мере, по отношению ко мне.

А пока я истерично ржал, Ника растерянно хлопала ресницами и явно не понимала, что происходит.

— Да ну тебя! — сказал я наконец, поднялся от греха подальше с постели и принялся собирать свой банный комплект. — И с какого вообще перепугу тебе вдруг приспичило хозяина себе придумать?

Ника опустила голову.

— Если школу закроют, я потеряю работу. И защиту, — бесхитростно ответила она. — А если я потеряю защиту, меня повесят. Другое дело, если я буду собственностью человека. Тогда меня не смогут повесить без разрешения этого самого человека.

Я вздохнул.

— Вот оно что. Тогда понятно…

— Ты возьмешь меня?.. — тихо проговорила Ника.

— Что с тобой делать-то, — буркнул я. — Беру, раз такое дело.

— И ты меня защитишь? Ты не отдашь меня палачу?.. — подняла она на меня свои бездонные, мерцающие таинственным зеленым огнем глазищи.

— Не отдам, — уже всерьез пообещал я.

Она рывком поднялась с постели и опять стащила свое платьице с плеч.

На этот раз — до пояса.

— Эм-мм, — пробормотал я, непроизвольно уставившись на ее небольшую, но очень заманчивую грудь. — Слушай, мы же вроде по этому поводу уже все прояснили?..

— Контракт, — коротко сказала Ника, и, решительно схватив меня за руку, положила ладонь себе на грудь.

Ох, Даня! Бабу, бабу тебе надо…

— Скажи еще раз, — потребовала от меня кошкодевочка. — Ты берешь меня?..

Ее кожа заметно посветлела и наполнилась мягким светом, как если бы внутри вдруг зажглась лампочка.

— Я беру тебя, — проговорил я, с ужасом вдруг осознавая, что все это напоминает процедуру в загсе.

«Согласен ли ты…»

— Тогда отныне ты — мой хозяин!

Глаза Ники по-кошачьи вспыхнули потусторонним зеленым блеском. Моей ладони на мгновенье стало горячо. А когда я убрал руку, то увидел на светящейся груди девушки алый отпечаток моей пятерни.

— Контракт заключен! — торжественно проговорила Ника. — Спасибо-спасибо-спасибо!..

Она снова повисла на моей шее, но в этот раз я решительно отстранился от ее пылких объятий.

— Так, я пошел мыться, а ты давай к себе. Поняла? Все остальное, что бы там не было, — завтра. Я спать хочу, как собака…

Коснувшись на прощанье ее мягкого ушка, я ушел в баню.

Сегодня ее никто не топил, но лично для меня так было даже лучше. Хорошенько отмывшись в холодной воде, я, наконец, почувствовал себя спокойным и расслабленным. Весь мокрый и чистый я вернулся к себе в комнату, а когда зажег в темноте свечу, то обнаружил, что Ника так никуда и не ушла.

Она спала в моей постели, свернувшись клубочком в самой середине и счастливо улыбаясь. Из-под задравшейся до колен юбки игриво выглядывал темный пушистый хвост.

Будить такую красоту было жалко.

Я вздохнул. Потом аккуратно поправил Нике юбку, чтобы лишних мыслей в дурную голову не лезло, и осторожно вытащил из-под девушки одеяло, не особенно нужное в такую жару.

Так и улегся спать в собственной комнате на полу, возле собственной постели, устроившись на одеяле, как собака на коврике.

И все потому, что на моем месте уснула одна заполошная кошка.

Очуметь.

Но не тапком же в нее швырять, в самом деле.

Растянувшись на полу, я мгновенно уснул.

Утром я по привычке подхватился на свой тренировочный моцион ни свет, ни заря. Тихо, чтобы не разбудить своего, блин, питомца, я выбрался улицу.

Утро выдалось неожиданно прохладным. Я глядел на посветлевшее небо, выкрашенное на востоке в красный, курил папиросу и размышлял, не пора ли, в конце концов, бросать. Правда, поскольку теперь в школе из четверых курящих учеников остался только я один, весь запас курева, который закупщик привез неделю назад вместе с продуктами и прочими нужностями, теперь принадлежал мне.

И меня жаба душила просто взять и выбросить это все.

Может, когда последнюю докурю…

Позанимавшись переливанием из пустого в порожнее, я принялся за упражнения.

Поначалу тело сопротивлялось и ныло. Потом мышцы разогрелись, и тренировка, как ни странно, начала приносить удовольствие. Пробежку вокруг школы я делал уже в прекрасном настроении, довольный сегодняшним утром и самим собой. Причем в качестве груза я взял не мешок, а более увесистую связку мечей, с которой бегал вчера.

И ничего, хорошо дело пошло! Все мое тело будто проснулось. Я чувствовал напряжение в каждой мышце, каждой связке, и это напряжение кроме приглушенной боли давало какое-то особенное, до сих пор неведомое мне удовольствие от ощущения возросшей силы.

А когда я с ношей на плечах повернул в сторону своего жилища, то с изумлением обнаружил, что неподалеку от входа в мою каморку стоит Майя, явно ожидая кого-то.

И, судя по месту дислокации ее наблюдательного поста, этот «кто-то» был я.

Тонкий кожаный костюм, плотно подогнанный по ее роскошной фигуре, сидел как вторая кожа. Длинные стройные ноги, красивая высокая грудь, тонкая талия — после ночных переживаний такое зрелище не просто ласкало взгляд, оно прямо таки брало за живое.

Увидев меня, Майя помахала рукой.

— Привет! — крикнула она мне с улыбкой. — А я думала, после вчерашнего занятия ты с утра с кровати на четвереньках вставать будешь. Смотрю — а ты молодцом.

Ну еще бы. Мне ведь сегодня не довелось вставать с кровати — прямо так, с пола отползал.

— Да нет, я нормально, — с самым беззаботным видом отозвался я.

— Слушай… — Майя на мгновенье опустила глаза, словно робея, хотя для нее это в принципе было несвойственно. — Помнится, ты как-то обронил, что если бы я к тебе подошла и просто спросила про Та’ки, ты бы рассказал мне. Так вот… — девушка вскинула голову, взглянув мне прямо в глаза. — Я спрашиваю. Расскажешь?

Ох ты ж мать моя!

Только бы Ника уже ушла на кухню… Или они с Леандром больше не готовят для всех? Идиот, я ведь вчера даже не спросил ее об этом!

Покосившись на свою дверь, я подхватил со ступенек курево.

— Пойдем к тренировочной площадке? Там удобней будет, — с умным видом брякнул я абсолютную чушь, лишь бы увести Майю куда-нибудь подальше отсюда.

— Нет… Я бы не хотела там… Здесь как-то уютней и приватней, что ли, — проговорила девушка с какой-то невнятной, я бы сказал — защитной улыбкой. — Понимаешь, у меня есть проблема, которая… Не украшает ученика уровня подмастерья. И не дает расти дальше…

Я снова покосился на дверь. Если Майя не хотела продолжать разговор на площадке, то я категорически не хотел продолжать его здесь. Еще не хватало, чтобы оттуда сейчас выползла помятая Ника. Нужно было срочно придумать повод, как увести отсюда Майю, но в голове вместо идей стоял только белый шум.

— Это очень серьезный порок в развитии. И если я от него не избавлюсь… — между тем продолжала она.

И тут, конечно же, дверь в мою комнату все-таки открылась. И на крыльцо вышла взъерошенная Ника с кое-как натянутым на плечи платьем.

Тадам!

Картина Репина «Приплыли». Во всей своей красе.

Майя остолбенела. Тонкие яркие брови взметнулись вверх, лицо побледнело и удивленно вытянулось.

Если бы я мог, как Эрик, разверзать земную твердь у себя под ногами, я бы сейчас это сделал.

При этом мой очумевший питомец, ничуть не смущаясь, с детской непосредственностью маняще зевнула и потянулась, щуря глаза на проклюнувшееся солнце.

— Слушай, я не… — я начал было городить какую-то околесицу, но Майя меня перебила.

— Извини, я не вовремя, — сказала она, безуспешно стараясь сделать обычное лицо. — Я даже не подумала… Глупо с моей стороны получилось.

— Майя, ничего не глупо!.. — возмутился я.

— Нет, вы это… Продолжайте, а мы как-нибудь потом поговорим.

Она крутанулась на каблуках и стремительным шагом направилась прочь от нас.

— Майя!.. — окликнул я ее, хотя понятия не имел, что собираюсь сказать дальше.

Не оправдываться же, как мальчишка, пытаясь объяснить, что я как бы ничего даже не начинал, чтобы продолжать.

— Да ничего, все нормально! — крикнула Майя, взмахнув рукой и не оборачиваясь.

Она уходила, и я прекрасно понимал, что только что упустил нечто большее, чем просто откровенный разговор о ее пороке.

Только что она была открыта для общения. Настолько, что у меня появился реальный шанс!

А теперь этот шанс сердито удалялся прочь из зоны доступа.

Я тяжко вздохнул и с укором взглянул на кошкодевочку.

— Слушай, ну вот какого рожна ты сейчас из комнаты вышла? — сказал я ей, потянувшись за папиросой. — Разве ты не слышала, что я здесь с кем-то разговариваю? Или ты хочешь, чтобы вся школа сочиняла, будто мы спим вместе?

Ника непонимающе моргнула.

— Но сегодня мы и правда спали вместе… — проговорила она.

— Да не в этом смысле! — вспылил я.

— А-ааа, — многозначительно протянула Ника. — Извини, не подумала, — сказала она с абсолютно невинным личиком.

И тут же исподтишка метнула в сторону удаляющейся спины Майи такой взгляд, словно собиралась укусить ее.

Боги, она что, все это сделала специально?..

— Ну и ладно. Какая теперь разница? — проурчала она. — Я пойду к Леандру, нам нужно завтрак готовить. Магистр велел отработать в школе еще три дня.

— Хорошо, — сказал я. — А кстати, что вы будете делать после этих трех дней? Искать новую работу?

— Магистр берет нас на кухню в свое заведение, — ответила Ника. — Он добрый. Он знает, что нам обоим некуда идти.

Тихо мяукнув на прощание, она устремилась по своим делам, бесшумно ступая по дорожке.

А я в недоумении смотрел на ее удаляющуюся фигурку, натужно соображая…

Погодите-ка. Получается… Эта кошка меня обманула?..

В чем такая глобальная разница между ее пребыванием здесь, в школе, и ее пребыванием на кухне у Яна в кабаке? Ведь очевидно, что там он ее будет прятать точно так же, как здесь. Так зачем ей вдруг срочно потребовался хозяин?

Или какая-то разница все-таки есть, и она сказала правду?

Я еще долго курил на крыльце, переваривая события этого утра. Благо, халявных папирос теперь было завались.

Кошки, блин.

Поди догадайся, что там у них на уме.

Между тем школа, которая обычно в это время уже во всю просыпалась, до сих пор находилась в сонном оцепенении.

Что же теперь будет?..

Ян сказал, что теперь придется зарабатывать королевские награды. А еще школе нужно будет на что-то пить, есть и одеваться — народу, конечно, у нас осталось немного, но тем не менее бесплотных среди нас не имелось. Откуда возьмутся деньги на эти нужды? Из заработков кабака? Это вряд ли, потому что заведение магистра до сих пор держалось за счет финансирования школы. Из личных денег учеников? Тоже вряд ли, потому что если мы все отправимся вкалывать на рудники или дружно наймемся в какую-нибудь стражу, то кто и когда будет зарабатывать те самые королевские награды?

В общем, вопросов было много, и оставалось только надеяться, что в ближайшее время Янус объяснит нам, как теперь все будет устроено.

И в этот миг мои размышления прервал пронзительный вопль нашего надвратного грифа, которого ученики между собой называли «отвратным».

У меня все внутри сжалось.

Ничего хорошего этот крик не сулил. Потому что теперь, когда школа стала «опальной» и опустела, сюда запросто мог ворваться и бешеный папаша нашего Эрика, и еще кто-нибудь из числа недругов Яна.

Подорвавшись с места, я схватил свою вязанку с мечами, чтобы вызволить из веревок хоть один из них.

А грифон между тем все орал, не переставая, будто кто-то живьем резал его на куски.

Из жилого корпуса, грохоча сапогами по ступеням, один за другим выбежали во двор наши оставшиеся ученики. Выхватив, наконец, один из тяжеленных мечей, я ринулся вместе со всеми к въездным воротам.

Сквозь птичьи вопли мне почему-то отчетливо послышался зловещий мужской хохот.

А у ворот между тем творилось что-то несусветное.

Железный насест нашей лысоголовой курицы был пуст. Бедная птица больше не сидела на ограде, она билась по ту сторону кованого забора в руках у всадника. Всадник был здоровый, как Портос. Лошадка под ним, коротконогая и пятнистая, как корова, почему-то больше походила на несчастного осла. Гриф яростно хлопал крыльями и ритмично дергал шеей, как механическая игрушка. Но здоровенный мужик крепко держал его за лапы и хохотал во всю глотку, сверкая на солнце медно-красными космами и такой же бородой.

— А ну-ка отпусти символ нашей школы! — проорал Берн, и его вопль удивительным образом перекрыл и хохот безумного всадника, и вопли грифона.

Он рванул меч из ножен и угрожающе добавил:

— А то сейчас вместе с ним на насест сядешь!

— Да ладно?! — со смехом воскликнул толстяк, не выпуская грифа из руки. — Ну, давай посмотрим, кто кого…

Берн обернулся на старших в поисках разрешения поставить этого беспардонного гостя на место. И в это мгновение от свободной руки всадника сквозь прутья ограды протянулась узкая дымно-белая лента. Она обвилась вокруг Берна, как щупальце, и в одну секунду подняло его вверх над землей.

Берн зарычал — от злости и ярости. Пламя вспыхнуло вокруг него, как факел — яркое и настолько мощное, что даже с расстояния было слышно, как оно гудит.

— Берн, нет!.. — крикнул я, догадавшись седьмым чувством, что сейчас произойдет.

Щупальце на мгновенье замерло над железным насестом нашего грифа, и этот птичий трон из-за огненного марева тут же покраснел, раскалившись…

А потом белая лента разжалась.

Берн шлепнулся задницей на грифоново место.

— А-аааа! — заорал во всю глотку мой бедный соратник.

Один из старших учеников, чье лицо было обезображено ожогом, резко вскинул руку вверх. Под его ладонью синим светом засияли странные символы, и на ворота обрушилась водяная волна. Тысячи мелких брызг засверкали на солнце. Они сплошным потоком полились на раскаленный металл, на моего умолкнувшего товарища и водопадом обрушились на красноголового. Тот закрылся рукой, выругался, выпуская из руки бедного грифа. Взметнувшись вверх, огромная птица устремилась на свое место, метя своим металлическим задом прямо в голову Берну.

Тот опять заорал, дернулся в сторону, уклоняясь от освобожденного символа школы, и свалился с насеста вниз, прямо в образовавшуюся у ворот лужу.

Водяной поток иссяк. Белая дымка пара медленно тянулась вверх, как облако. Красноголовый отплевывался, вытирая лицо. Берн, тяжело дыша и ругаясь, копошился в грязи, потирая зад.

— С возвращением домой, Крис! — раздался из-за наших спин голос Януса.

Ворота со скрипом открылись, и всадник, роняя по пути воду, как дождливая туча, въехал на территорию школы.