Заклятье переноса окутало Эйрана легким коконом и оставило на плоской, Заклятье переноса окутало Эйрана легким коконом и оставило на плоской каменистой равнине, покрытой тончайшим слоем красно-коричневой пыли. Из-под плотной пелены облаков цвета темного янтаря почти не проглядывало солнце, но ощутимое тепло дотягивалось до земли, нагревало камень и сам воздух. Ветер не приносил вожделенной прохлады, он, сам горячий, как кровь демона огня, с кровавым шлейфом пыли за спиной носился по равнине бешеным жеребцом. Простор же ее казался поистине бесконечным. Единственным ориентиром в ржавом мареве служили две грандиозные спиральные колонны, возносившиеся из потрескавшегося камня к облакам. Сегодня они находились на северо-западе и казались выточенными из обсидиана.
В прошлый раз, вспомнилось богу, материал был белым мрамором, а в позапрошлый — стволами гигантских деревьев. Заправив штанины в сапоги, Эйран тронулся в путь. Нечего было и думать телепортироваться прямо к колоннам. Те, обладая собственным норовом или исполняя волю древнего заклинателя, просто обожали играть в догонялки с не слишком уважительными посетителями, самоуверенно рассчитывавшими сократить путь за счет магических фокусов. А вот если 'клиент' честно шел в нужном направлении, и сила устремления его была достаточно велика, ворота в Храм Забытых Сил могли смилостивиться и приблизить ищущего к себе или сами приблизиться к нему. Какой именно из способов имел место, бог пока ни угадать, ни вычислить не мог. Мать же, судя по оставленным ею беспорядочным обрывкам записок, считала, что колонны сжимают в гармошку пространство между идущим и его целью.
На сей раз врата в храм оказались перед Эйраном после первого же десятка шагов. Мужчина даже не успел 'всласть' надышаться и пропитаться мельчайшей пылью.
Непроницаемая темнота Коридора Шагов окружила принца Лоуленда, едва он миновал пустое пространство между колоннами, за которым, как ни приглядывайся до мгновения последнего шага, продолжал расстилаться все тот же безрадостный пейзаж — истинная отрада мазохиста-кочевника.
'Коридор Шагов' — в очередной раз бог позволил себе улыбнуться, вспоминая название. Да, придумавший его не был лишен философского чувства юмора, потому как ни шаги, ни иной шум, производимый движениями, не достигал органов чувств, даже столь обостренных, как ныне у Эйрана. Принц шел, не слыша своего дыхания: несуществующий, не проявленный ничем, кроме мысли, в абсолютной темноте небытия. Впрочем, темнота эта, в отличие от мрака Межуровнья, была не угрожающей, а равнодушной. Она позволяла перешагнувшему порог Храма остаться один на один с самим собой и решить: стоит ли продолжать путь, или лучше вернуться. Направившегося в обратную сторону Коридор Шагов выпускал беспрепятственно на безжизненную равнину. Эйран сворачивать не собирался.
Темнота прохода окончилась, и бог оказался в небольшом каменном зале. На одежде его не было ни пылинки, словно красная равнина была всего лишь сном, и вновь Эйран на секунду задумался над смыслом очистительного заклинания. То ли носило оно утилитарное значение, поддерживая порядок в Храме, то ли символическое, прошедший Коридором Шагов оказывался чист перед свиданием с Забытыми Силами, то ли магия эта стремилась запутать гостя, смешав фантазии и реальность. В конце концов, принц решил, что неведомый творец вполне мог преследовать каждую и все цели вместе.
Зал, щедро освещенный пылающими в держателях на стенах факелами, был почти пуст. Заклятье Вечного Горения поддерживало огонь неисчислимые сотни лет. Возможно столько же, если не дольше, тут находилась и она — Привратница Храма, первая из живых существ, кого встречал каждый, прошедший Коридором Шагов.
Женщина в темном платье, не молодая и не старая, не красивая и не уродка, — она скорее походила на икону или статую, спокойная и почти равнодушная ко всему, — сидела у стены, занятая каким-то странным рукодельем, распятым на держателях.
— Приветствую, Тайсура, — Эйран уважительно поклонился.
— Эйран, сын Шайри, добро пожаловать, — лицо жрицы не отразило эмоций, но в голосе послышался отзвук тепла, словно студеным утром на секунду приоткрылась дверь в жилой дом. Она оставила плетение и повернулась к принцу.
— Теперь ты можешь звать меня и сыном Лимбера, Тайсура, — уточнил тот не столько из самодовольства, сколько ради точности, которую так любила Привратница.
— Твоя дорога нашла тебя, — энергично кивнула женщина. — И ты счастлив. А я, признаться, когда-то надеялась, что однажды ты вернешься сюда, как и твоя мать, насовсем. Ты мог бы стать Высшим Посвященным, подняться еще выше…
— Мог, — согласился мужчина. — Но был бы этот путь лучшим? Мне нравится здесь, но я люблю и мир за стенами Храма. Ты, Распознающая Истинную Суть, сама знаешь, я не был бы тут счастлив.
— Ты прирожденный ученый, мой мальчик, но в то же время ты слишком любишь власть и силу, — покачала головой Тайсура. — Бесконечное совершенствование ради самого процесса не для тебя. Эйран, принц Лоуленда, жаждет силы и власти, подтверждения и признания своих талантов. Это делает тебя счастливым. Что ж, у каждого из нас свой путь. А сейчас ступай, ты ведь пришел перемолвиться словечком с Говорящим во Тьме.
— Ты права, Привратница, — не стал спорить с очевидным бог и, еще раз поклонившись мудрой женщине, некогда нашедшей в Храме приют и спасение, покинул зал.
Он свернул в левый, весьма узкий, круто забирающий вниз коридор. Эйран уже проходил этим путем несколько раз и знал, чего следует ждать. Испытания не замедлили явить себя. Лютый холод стилетом из вековечного льда вонзился в грудь бога, заставив онеметь все тело до кончиков пальцев. Упрямо усмехнувшись, принц через силу сделал несколько шагов и угодил в невидимое пламя, сжигающее плоть в яростном огне. Следующие несколько метров пришлось идти против сильнейшего ветра, потом последовал призрачный строй острых лезвий, кромсающих каждую частицу тела.
Принц лишь улыбался этим наивным попыткам причинить ему боль: тренированный разум всегда легко отключался от навязанных переживаний, а сейчас, не ощущая никакого физического воздействия, Эйран мог просто игнорировать эти садистские ментальные игры.
Первые испытания на прочность, не найдя щели в броне бога, кончились столь же неожиданно, как и начались. Его душу охватило состояние тоскливого безразличия — 'все тщета и суета, нет смысла ни в чем, тем более в движении вперед'. Эйран мысленно рассмеялся наивной попытке внушения. Уж чем-чем, а равнодушием к жизни он никогда не страдал, определенная доля фатализма, присущая мужчине, лишь помогала острее воспринимать радость бытия.
Словно сообразив, что этим принца не проймешь, тоска схлынула, уступив место сначала неистовой жажде, потом голоду, а следом и жару плоти. Все эти внушенные стремления сопровождались соблазнительными видениями: чистейшего горного ручья, звенящего меж камней, накрытого к пиру стола и пышнобедрых красоток, извивающихся в завлекательном танце.
И вновь Эйран улыбнулся, укоризненно покачав головой, даже позволил себе иронично фыркнуть и прокомментировать тихим шепотом: 'Спасибо, я уже ужинал, а эти толстозадые привидения после Элии и вовсе уродинами смотрятся!'.
Невидимый противник предпринял еще несколько попыток вызвать в душе бога какие-нибудь чувства, способные отвлечь его от цели, и сдался перед целеустремленностью и упрямством принца. Последние несколько метров до темного, даже в сумраке коридора, провала двери Эйран проделал в безмятежной, не считая легкого шума своего дыхания и звука шагов, спокойной тишине. Принц завершил путь и шагнул за порог во мрак.
Каждый раз эта комната выглядела по-разному. Менялся не только интерьер, но даже ее размеры. Сегодня это был не зал, а скорее кабинет. Вот вспыхнула настольная лампа под полупрозрачным абажуром желтого стекла, расписанного тонким цветочным узором. У небольшого столика, где находился светильник, расположилось большое и надежное с виду коричневое кожаное кресло, пол устилал шафраново-зеленый двуцветный ковер, а по стенам висели шпалеры с изображениями экзотических птиц. В углу стояла статуя молодого мужчины, держащего в одной ладони сферу еще одного светильника, а во второй чей-то длинный плащ, подбитый мехом лисицы.
— Заходи, Эйран, присаживайся, — раздавший голос по первому впечатлению мог бы принадлежать чьему-нибудь доброму дядюшке, намеренному угостить вас чашечкой горячего какао. Однако ныне бог чувствовал намного больше обычного.
Уютный голос вроде бы шел из-за гобелена, но на самом деле возникал прямо в комнате, и беззлобная ворчливость его интонации была не более чем магическим эффектом, никаких эмоций за ней не стояло. Это еще более утвердило принца в мысли, что 'Говорящий' не Предсказатель Храма, а некое нематериальное создание, а то и вовсе искусное древнее заклятье.
Тем не менее, Эйран прошел к креслу и сел, сохраняя полную внешнюю невозмутимость и серьезную готовность к восприятию откровений, буде 'Говорящий' окажется к ним расположен. Бог знал: подчас случалось и такое, что с посетителем, преодолевшим все препоны, отказывались беседовать. Бедняга сколь угодно долго мог топтаться в пустой комнате, раз за разом повторяя свои вопросы в тщетной надежде, что 'Говорящий' просто отлучился на полчасика и вот-вот вернется, дабы раскрыть пред алчущим адептом все тайны Вселенной.
Магу из Черной Башни до сих пор везло. Его вопросы 'Говорящий' оценивал по некой неизвестной широкой публике шкале, как достойные ответа, и Эйран неизменно удостаивался речей загадочного Оракула.
— Спрашивай, — снова прозвучал добродушный голос.
Усевшись поудобнее, словно и впрямь заглянул на огонек к старому знакомцу, принц задал вопрос:
— Я нуждаюсь в информации, касающейся Колебателей Земли. Конкретизирую вопрос: меня интересуют данные по детям, пропавшим или иным образом оказавшимся вне пределов Мэссленда за прошедший цикл.
— Клянешься ли ты не использовать во вред клану открывшуюся истину? — уточнил голос после короткой паузы, может, сверялся с базой данных и уровнем допуска вопрошавшего.
— Разумеется, — кивнул Эйран и уточнил, — сусловием, что не приду к выводу о некой угрозе с их стороны Мэссленду или моей родне в связи с происходящими событиями. Если же в дальнейшем меж нами возникнет противостояние по иному поводу, обязуюсь не употреблять эту информацию для удара.
— Приемлемо, — признал оговоренные рамки голос и перешел к ответу, снова в интонациях послышались хорошо отлаженные нотки досужего пожилого сплетника, стосковавшегося по болтовне:
— Ты спрашивал об исчезнувших детях, взыскующий истины. Не думаю, что тебя интересует сбежавший в поисках приключений из дома Динэтро сын Зинора и Лидары, пятнадцати лет от роду, в данный момент обобранный до нитки ушлой дамой из веселого квартала в Ярветте, или отправленная к дальнему родственнику в Жиотоваж Миланда, дочь Робера и Клариндолы, воспылавшая не по годам сильной страстью к конюху.
— Проницательность 'Говорящего' известна, — кивнул Эйран, машинально поддерживая разговор с Оракулом так, словно тот был живым собеседником. С одной стороны, магу ничего не стоило проявить любезность, а с другой, вдруг откровенность и полнота информации зависели от степени вежливости посетителя? Было совсем нетрудно ввести в заклинание сей простейший параметр.
— Думаю, куда интереснее история Ниргиза, сына Хартора и Дриатон, — просмаковал паузу голос.
— Дриатон — младшая дочь Громердана? — припомнил Эйран подробности запутанной родословной Колебателей Земли.
— О да, — согласился Оракул, — истинно так. Хартор же приходится сыном Владычице. Каллионских Чащоб, одной из самых могущественных Детей Леса близ Мэссленда. Их первенец, Ниргиз, исчез из нашего мира несколько дней назад.
— Вряд ли его, подобно Динэтро, прельстили девочки из Ярветта, — глубокомысленно прокомментировал Эйран, продолжая пребывать в расслабленной позе получающего искреннее удовольствие от самого процесса трепотни со старым приятелем. Внутренне же маг подобрался, подобно готовому к прыжку ягуару.
— Пожалуй, — коротко хохотнул Голос, и перед креслом мага возникло изображение знакомого младенца с полосатыми желто-зелеными волосами и звериными глазами, — малец еще не дорос для подобных радостей жизни. Он не своей волей был перенесен из-под отчего крова.
— Я хотел бы знать подробности, — попросил Эйран, окончательно убедившись, что стоит на верном пути.
— Конечно-конечно, мой мальчик, — кудахчущие интонации доброго дядюшки стали еще более заметны. — Ниргиз был выкраден из сада во владениях Хартора и Дриатон близ замка Трех Шпилей. Доверенная нянька Айшера вынесла младенца под цветущие деревья, дабы ребенок подышал благоуханными ароматами вишни, сливы, сашима и фиранэлы. Там и нашли ее тело спустя несколько часов. В колыбели же были лишь пеленки и распашонка дитяти.
— Значит, Айшеру убили, устраняя свидетельницу похищения, или она пыталась помешать преступлению… — рассудил принц.
— Все перечисленные тобой причины лишь второстепенны, — самодовольно признался голос и придал рассказу пафосные интонации. — Из няньки сотворили послание для семьи Ниргиза и всего Клана Колебателей Земли. Признаться, для такого рода магии требуется немалая сырая мощь, либо тонкое искусство некромантии. На ее трупе вырезали несколько могущественных знаков, побудивших бездыханное тело при приближении Дриатон изречь следующие слова: 'Если родители желают вновь увидеть свое чадо живым и здоровым, им надлежит передать похитителю Жезл Бурь в урочный час в назначенном месте в Котле Сумрака в Холмах Читгарда близ Мертвого Леса'. Едва мертвые уста Айшеры молвили послание, тело рассыпалось в прах.
— Жезл Бурь? — нахмурился Эйран. — Это артефакт?
— О, не просто артефакт, а величайший секрет и святыня всего Клана Колебателей Земли, дошедший с древнейших времен сотворения Уровня. Его мощь неизъяснима: власть над погодой, силами стихий, природой, над самой тканью миров!
— Полагаю, с такой вещью клан расстаться не пожелал, — рассудил бог.
— Почти обезумевшая от горя мать и разгневанный отец обратились за помощью к Громердану, ибо только в его власти было принять решение, — продолжил рассказ 'Говорящий', теперь он вещал подобно древнему сказителю. — Глава Клана, разумеется, отказался передать артефакт шантажисту, ибо иных отпрысков небесплодная дочь его в состоянии произвести на свет, жезл же — творение неизвестного гения, единственный в своем роде, и даже риск утраты его недопустимый урон репутации и мощи Клана нанести может. Лучшие маги-преследователи из Колебателей искали врага и пропавшего мальчика, но тщетно, все поисковые заклинания рассыпались в прах, подобно телу бедняжки Айшеры. Ничего не дала и устроенная в Котле Сумрака ловушка с фальшивым жезлом. Похититель не явился на встречу, то ли распознал западню, то ли понял, что реликвии при Дриатон и Харторе нет. С тех пор никаких вестей о ребенке не было.
— Скажи, а эта неприятность единственная из постигших за последнее время Колебателей Земли? — уточнил Эйран, мысленно составляя схему действий похитителя, чтобы знать, как выстроить процесс передачи потерянного и по всей вероятности уже похороненного дитятки безутешным родителям. Особенным чадолюбием, насколько знал бог, клан не отличался, но, судя по рассказу 'Говорящего', Дриатон являлась исключением из правил. Может, заразилась от мужа? По слухам, Дети Леса были трепетными родителями.
— Откровенных бедствий не наблюдалось, однакопрослеживается череда странных исчезновений богов, входящих в Клан, среди них есть близкокровныеродичи Громердана и старейшие Колебатели, — рассудительно заметил 'Говорящий'. — Попытки розыска пропавших, как и с малышом Ниргизом, ничего не дали, не удалось даже определить, живы или мертвы пропавшие, в том случае, разумеется, когда их отсутствием кто-нибудь обеспокоился настолько, чтобы начать искать.
— Ты можешь сказать, где они? — вопросил мужчина, почти уверенный, что пропавшие давно мертвы, возможно, даже замучены до смерти, в тщетной попытке узнать тайну жезла, известную лишь самой верхушке Клана. Также принц извлек из рассказа еще одну любопытную деталь: кем бы ни был заваривший эту кашу субъект, он, при всей наглости и небывалом могуществе (только обладающий этими двумя качествами в совокупности мог осмелиться перейти дорогу Колебателям Земли), предпочитал не афишировать своих злодеяний и хорошо заметал следы. То ли опасался преследований, то ли не желал огласки, способной помешать неким, скорее всего преступным, планам. Казалось маловероятным, что похититель стремился заполучить Жезл Бурь ради того, чтобы выставить его на почетном месте в собственном замке и иметь возможность вызывать дождичек по четвергам или сгладить слишком крутой холм, портящий вид с террасы.
— Мои владения — Мэссленд, все, что вне его, — вне отмеренной сферы знаний, — сухо резюмировал 'Говорящий'. Невероятно, но, кажется, Оракула задело упоминание о границах личного всеведения. — Могу лишь ответить, что в пределах наших земель их нет.
— А похититель? Известно ли хоть что-то о нем? — настойчиво уточнил принц.
— Он — чужак, прежде я не сталкивался ни с чем подобным, вероятно, очень сильный маг, — помолчав, на удивление кратко высказался Оракул.
— Вероятно? — Эйран был неприятно удивлен скупостью высказывания обыкновенно словоохотливого оратора.
— Я видел лишь фигуру в сером плаще с капюшоном, руки в черных перчатках, и совершенно не чувствовал его, словно смотрел не на живое создание или Силу, а на мираж или вовсе в пустоту, по прихоти своей принявшую облик мужчины, — промолвил 'Говорящий' и погрузился в молчание столь полное, что принц понял: аудиенция окончена. Свет в комнате стал тусклее, лампа на столе еще горела, но шар в руках статуи померк окончательно.
— Благодарю, 'Говорящий', - Эйран встал, поклонился пустоте и вышел из комнаты на красную равнину. Те, кто считал свои дела в Храме Забытых Сил завершенными, часто сами не понимая как, оказывались за его пределами, без длительных церемоний прощания.
Принц постоял в вихре мелкой пыли, собираясь с мыслями, не обращая ни малейшего внимания на тщетные попытки крепнущего ветра растормошить его. Эйран сосредоточился, задавая мысленные координаты телепортации — Лоуленд, личные покои. Он выяснил достаточно, чтобы предстать пред родственниками и сообща решить, как поступить. Да, его просили лишь выяснить родословную ребенка, но слишком серьезной и странной была на взгляд принца ситуация, чтобы самоустраняться от участия в деле. Его советы и знание Мэссленда могли сыграть решающую роль. А пока следовало вычистить костюм от вездесущей, словно сплетник Клайд, мелкой красной пыли, умудрившейся забраться в такие интимные места, куда принц и не каждой шлюхе бы позволил запустить язычок.