Бог Непокорных

Глава 8

Керстен эс-Финл, семнадцатилетний сын барона Зайрена Йовельского, скомкал письмо и выкинул его в окно.

— Прочь, глупая птица! — Он раздраженно вытолкнул голубя наружу. На носу великие события, а тут эта ведьма со своими глупостями!

Керстен расправил плечи и глубоко вздохнул, успокаиваясь. Ничего, он справится. Он пройдет все испытания, посланные свыше — и тем самым заслужит милость Владык Света.

Хотя в иных странах Ильсильвар почитался центром ереси и свободомыслия, он вовсе не был страной, обитатели которой, как один, придерживались лекханитской ереси. Настоящих лекханитов было весьма немного, это было лишь одно из множества мистических и философских учений, которые переполняли Ильсильвар — особенно в его густонаселенных центральных регионах. Имелось множество школ, большинство из которых придерживались нейтральных взглядов (хотя у каждой школы были свои особенности), но также в Ильсильваре допускалось присутствие и даже проповедь сторонников как светлых, так и темных учений (при условии, что последние не станут практиковать наиболее вызывающие аспекты своей мистики — вроде человеческих жертвоприношений). Свобода приемлит даже тех, кто выступает против свободы и порицает ее — им предоставляют право говорить наравне с остальными. Неизбежное следствие свободы — веротерпимость: в обществе, где каждый имеет право проповедовать свои идеи, поневоле приходится защищать свои убеждения словами, а не оружием, ибо со всем миром воевать невозможно. Ильсильварские философы, мистики и богословы могли отчаянно ругаться друг с другом, но костров, на которых одна сторона сжигала бы адептов другой, в этой стране не видели уже много веков. Доходило до того, что даже в одной семье могли уживаться представители самых разных убеждений и школ. Керстен, воспитанный на рыцарских романах и вызубривший увесистое «Правило праведников» едва ли не наизусть, грезил о пути воина света; его старший брат, Алидер, увлекался стихиальной магией и почитал лунных богов; его другой старший брат, Дженон, давным-давно ушел в монахи, став членом боевого братства Обители Тысячи Кулаков; его сестра Хейла, мало интересовавшаяся метафизикой, вышла замуж за лекханита; его мать, Тейра эс-Ганнет, придерживалась учения Лейрин Дангилской, призывавшее женщин к освобождению от мужской тирании, саботажу домашних обязанностей и постельным утехам лишь тогда, когда их пожелает сама женщина; отец Керстена, барон Зайрен, не верил ни во что и интересовался лишь тем, что приносило практический результат. С женой Зайрен не делил ложе вот уже много лет, а для постели держал при себе молодую любовницу — любовница же увлекалась чтением мистических книг Рауфа Клейнока, верила в эволюцию человечества, происходящую строго по плану Высших Сил и регулярно общалась во снах со своим духовным наставником.

В этом кругу Керстен иногда ощущал себя последним защитником веры, одиноким паладином, соблюдающим чистоту веры среди еретиков и отступников. Если бы кто-нибудь сказал ему, что его стремление к свету — не более, чем бунт юнца, восстающего против привычной реальности не в силу осознанности совершаемого выбора, а в силу наивности и пылкости, присущей юнцам — Керстен бы, конечно, не поверил. Ему казалось, что он нашел истину во мгле обыденности, смысл жизни, открытый путь в мир горний. Гешское священство (с представителями которого он не сталкивался в жизни ни разу) казалось ему воплощением святости — ведь так его рисовали прекрасные и мудрые книги, а они не могли врать; а сам Геш — таинственным и чистым государством, являющим собой что-то среднее между раем на земле и аванпостом сил света, выдвинутым вглубь вражеской территории.

Вторжение северян будоражило ум. О жестокости пиратов он был наслышан и не ждал ничего от их прибытия ничего хорошего, а вот Изгнанные Ордена представляли собой загадку.

Как и большинство ильсильварцев, он полагал, что оберегающие страну бессмертные вмешаются и легко разгромят Ордена также, как сделали это во время предыдущего вторжения — но когда это произойдет? И как поведут себя Ордена до этого часа? Будущее внушало тревогу. Керстен нисколько не симпатизировал захватчикам, но силам, которые, предположительно, должны были защитить ильсильварцев, доверял еще меньше. Невозможность выбрать одну из сторон в конфлике, которую затем можно было бы целиком идеализировать, смущала его чистую душу.

Конечно, он оставался на стороне своей семьи, но только в силу кровного родства, в духовном же плане он не видел в этой войне тех, кто мог бы хоть в какой-то мере стать воплощением его идеалов.

Раздался стук в дверь, и следом — голос Ульфа, одного из старших слуг:

— Ваша милость…

— Войди.

Скрипнула дверь. Ульф остановился на пороге.

— Прибыли барон Цальван Албесский и Мейкар, сын барона Деральшанского. Ваш отец желает, чтобы вы спустились вниз и участвовали в совете.

— Сейчас буду.

Наклонив голову — со стороны слуги это должно было означать поклон, но по виду больше смахивало на кивок — Ульф ушел, а Керстен наскоро оглядел себя. Достаточно ли презентабельно он выглядит? Керстен поменял мягкие домашние башмаки на короткие сапоги с отворотами, пригладил светлые волосы костяным гребешком, нацепил плащ и спустился в общую залу.

Гости и сопровождающие их рыцари, а также отец, брат, и два баннерета барона Зайрена уже были здесь. От барона Тарока прибыл баннерет Лиен Халвой, он приехал в замок еще два часа назад. Керстен знал, что послания были разосланы и другим соседям, но их приезда не ждали — только гонцов или птиц.

Когда Керстен вошел, его мать Тейра с недовольным видом выходила из залы: Керстен предположил, что отец не допустил ее к участию в серьезном разговоре, и был недалек от истины.

Приветствовав гостей, молодой рыцарь занял место рядом с братом. На столе стояли холодные закуски, но не хозяева, ни гости к ним даже не притронулись.

Обсуждали текущую ситуацию. Мейкар ратовал за то, чтобы оказать захватчикам вооруженное сопротивление, седоусый Лиен возражал, указывая на несопоставимость сил.

— С нами будет граф Вайдена, — настаивал Мейкар. — И все бароны Текиона.

— «Все»? Откуда они возьмутся? Прилетят по воздуху? Пираты не позволят текионским отрядам объединиться. Они займут эту область прежде, чем сюда успеет подойти хоть сколько-нибудь значимая подмога.

— Можно вывести войска. Выбрать местом соединения другое место. Например, замок графа.

— Вайден я бы сразу исключил, — подал голос отец Керстена. — Очевидно же, что первым делом пираты ударят по нему и даже если не сумеют захватить сразу — возьмут в осаду.

Вайден не сможет стать местом объединения наших сил. Вопрос в том лишь — жертвовать ли нам собой, выгадывая для Вайдена несколько лишних дней, или же вывести войска и позволить энтикейцам вывесить свои знамена на наших башнях. Разумеется, я за второй вариант.

— Для чего выводить войска? — Осторожно спросил Цальван — пухловатый барон был не слишком умен. — Вряд ли они оставят у нас большие гарнизоны. Когда северян разобьют — а рано или поздно это случится — достаточно будет перебить оставленные гарнизоны собственными силами, чтобы вернуть себе свои земли и замки.

— Если не вывести солдат, энтикейцы заберут их себе, — ответил Зайрен. — Заставят сражаться против наших соседей и королевской армии, когда она сюда, наконец, прибудет. Если прибудет.

— А если нет? — Спросил Алидер.

— Если нет, они пойдут на юг, к Дангилате, и встретят ее там. Какая разница, где будут умирать наши люди? Важно, что они будут умирать, сражаясь не на той стороне. Если, конечно, не вывести их.

— Значит, нужно определить место сбора. — Сказал Мейкар. — Я бы, все же, отправил их в Вайден.

— Для чего? Лишние рты графу Анседу сейчас совсем не нужны…

— А лишние мечи?

— Сотня лишних мечей в его замке ничего не изменит. — Возразил Лиен. — Карлы сообщили нам о магии, которой владеют Ордена — подземный народ не нашел, что ей противопоставить. Собственно, если бы не колдовство, мы бы сейчас не обсуждали, что лучше — сдаться или погибнуть: Ареншо стал бы непреодолимым препрятствием для пиратов. Им пришлось бы потерять две или три недели на то, чтобы обойти ущелье с севера или юга, а если бы повалил снег — могли бы застрять до весны. Но их чары сильны, и потому нет никакой уверенности в том, что граф Ансед сумеет что-либо им противостоять. Боюсь, Вайден может пасть, и быстро.

— Я такого же мнения, — кивнул отец Керстена. — Собираться в Вайдене нет смысла; кроме того, мы можем просто не успеть — если северяне поторопятся, то перехватят нас еще по дороге. Стоит выбрать другое место и отправить письма остальным с призывом идти туда же.

— Тогда либо Тейф, либо Далгор. — Пожал плечами сын Деральшанского барона.

— Далгор слишком выдвинут к юго-востоку, они могут отправить к нему еще один крупный отряд, если уже не отправили. — Возразил Алидер. — Я посылал птиц на юг: кажется, пока там все спокойно, но кое-что меня насторожило. Птицы не увидели побоищ и пожаров, однако из разговоров людей уловили нечто тревожное. Либо к Далгору идут энтикейцы и слухи об их приближении бегут впереди них, либо Далгор уже взят без боя.

Цальван охнул. Мейкар оскалился и отрицательно покачал головой.

— Не стоит выдавать свои страхи за истину. Далгор не мог пасть так быстро, и уж тем более без боя. Подобные разговоры ни к чему хорошему не приведут.

Недовольно скривившись, молодой чародей пожал плечами. Он действительно не знал наверняка. Интуиция подсказывала ему, что дела на юге идут не самым лучшим образом, но менее всего он хотел разводить панику или преувеличивать успехи противника.

— Алидер прав. — Барон Зайрен поддержал сына. — Далгор исключаем.

— Остается Тейф. — Подал реплику Лиен.

— Или Тонсу. — Сказал Зайрен.

— Тонсу? — Мейкар недоуменно посмотрел на хозяина замка. — Он слишком далеко на западе.

— И хорошо. Значит, его не сумеют перекрыть прежде, чем к нему подойдут все, кто готов оказать сопротивление.

— И с Лавгура будет удобно туда подойти, — кивнул Лиен.

— Лавгур? — Криво усмехнулся Цальван. — Я бы не рассчитывал на этих горожан.

— «Эти горожане» содержат неплохую армию.

— Но захотят ли они отправить ее сюда?

— Если не дураки, то да. — Проговорил барон Зайрен. — Стоит Орденам и пиратам без труда зайнять Текион, как Лавгур тут же станет следующей целью.

Собравшиеся еще около часа обсуждали детали, но окончательное решение уже было принято. В какой-то момент Керстен набрался решимости и сказал:

— А почему мы говорим только об отступлении? Почему бы не объединиться и не ударить по захватчикам прямо сейчас? Да, нас меньше, но именно поэтому они не ждут удара.

Неожиданное нападение может нанести им серьезный урон…

— Не заставляй меня жалеть, что я позвал тебя на это собрание, — оборвал младшего сына Йовельский барон. — Твое дело — молчать и слушать. Здравую стратегию ты предложить пока не способен.

Керстен покраснел и стиснул зубы; присутствующие сделали вид, что не заметили ни его выступления, ни отповеди барона, и лишь Мейкар бросил быстрый взгляд на отца и сына, взвешивая то, чему только что стал свидетелем. Позже, когда все детали были обговорены и гости собирались в обратный путь, Мейкар, улучив момент, шепнул Керстену «нужно поговорить».

Керстен удивленно ответил:

— Можно вон там, — кивком головы показав на один из коридоров, примыкавших к общей зале.

Коридор ветвился, они завернули в ближайший закуток и остановились.

— Я тоже считаю, что незачем бегать, — вполголоса произнес Мейкар. — Старики слишком осторожничают. Сбор — это хорошо, но так славы не наживешь. Надо пощипать пиратов, устроить им тут сладкую жизнь. Мы знаем эти места, они — нет. Несколько коротких успешных атак — и они тут застрянут надолго. Выгадаем Вайдену время и дадим возможность всем спокойно собраться в Тонсу или еще где-нибудь. Что скажешь? Ты со мной?..

— Не знаю… — Керстен растерялся. — Что скажет отец?

— Ничего не скажет, если ему не говорить. — Мейкар внимательно посмотрел на юношу.

— А если скажешь — запретит. Ты в его глазах еще мальчишка, не способный ни на что серьезное. А я вижу молодого рыцаря. Но, может быть, я ошибаюсь? Решай сам, кто ты — мальчик или рыцарь.

— Я с вами, сир Мейкар.

— Хорошо. Тогда собирайте вещи, сир Керстен.

— Что, прямо сейчас?!

— Нет, конечно. После того, как мы уедем. Ночью или утром, но не позже завтрашнего дня. Я жду вас в отцовском замке.

— Я буду там, обещаю.

Мейкар кивнул, сжал на прощанье плечо Керстена и быстрым шагом двинулся к выходу во двор, откуда доносились голоса рыцарей и конюхов, ржание лошадей и лязг поднимаемой решетки на воротах.

Двадцать первого ноября рыцари Свинцовой Горы и пираты Фалдорика Косы заняли замок барона эс-Шейн. Поскольку повалил снег, смешанный с дождем, и дороги превратились в грязное холодное месиво, дальнейшее продвижение к Вайдену Зингар решил отложить. Людям и лошадям надо было дать отдохнуть, кроме того, он лелеял надежду взять Вайден без боя. На первое предложение о сдаче граф Ансед ответил решительным отказом, но будет ли он по-прежнему столь же решителен, когда поймет, что ему грозит? Кардинал Горы не сомневался в том, что они смогут без труда захватить любой замок на севере, оставалось только донести эту мысль до вздорного графа. Он написал второе письмо, более жесткое и попросил столь гостеприимно принявшего их барона Тарока также попытаться убедить графа проявить благоразумие.

Барона эта просьба смутила.

— Я плохой дипломат, — Тарок почесал затылок. — Не знаю, что и сказать ему…

— Напишите правду. При сдаче Анседу ничего не грозит. С ним обойдут столь же вежливо, как и с вами: никто не станет чинить насилия над женщинами, и сажать в яму мужчин.

Его имущество, по большей части, также будет сохранено. Но все это — лишь при условии полной и безоговорочной сдачи…

— Написать правду? — Барон с сомнением покачал головой. — За день ваши люди сьели столько, сколько нам хватило бы на месяц. Да еще забили на мясо трех коров и бог весь сколько поросят. Если так пойдет дальше, зиму мы не переживем — околеем от голода.

— В ближайшее время мы поставим гарнизоны в замках Албес, Деральшан и Йовель, и продолжим движение к Вайдену, как только непогода прекратится. — Сухо сказал Зингар. — Мы заберем половину ваших солдат, так что едоков у вас в замке поубавится.

— Я протестую! Я не дам вам своих людей!

— Скажите спасибо, что я не заставляю вас самолично вести их в бой. — Отрезал кардинал. — С того момента, как вы открыли нам ворота, ваши земли, имущество, люди — все это собственность Энкледа Первого, короля Эн-Тике и Южных Земель. Мы забираем не все и оставляем вам более чем достаточно для того, чтобы жить здесь дальше. Но ваш король — Энклед, а не Теланар, не забывайте об этом.

— Мы так не договаривались, — буркнул Тарок.

— А на что вы рассчитывали?

— Когда речь шла о сдаче, вы говорили, что вам нужны припасы и кров. Я присягнул Энкледу, кормлю вас и предоставил вам кров — но теперь вы требуете больше!

— Ваш сеньор, — Зингар чуть улыбнулся. — Ведет тяжелую войну. И вы, как верный вассал, обязаны помочь ему людьми. Вы ведь верный вассал, не так ли?

Тарок втянул воздух в легкие и отвернулся. Они оба знали, что барон, присягнув Энкледу, столь же легко откажется от клятвы и переметнется на сторону своего прежнего господина — как только изменится ситуация. Зингар хотел повязать Тарок кровью, хотел чтобы он не только словом, но и делом послужил завоевателям. Оба понимали это, и столь же ясно было, кто сейчас диктует условия и на чьей стороне сила.

— Я напишу правду в послании Анседу, — проговорил барон, и голос прозвучал хмуро.

— Конечно. Сир Райвин Мкеон поможет вам его составить.

Один из адъютантов Зингара немедленно поднялся, коротко поклонился кардиналу и жестом предложил барону подняться в башню, дабы составить послание без помех. Тарок нехотя поднялся — его злило, что эти северяне ведут себя в его замке так, словно находятся у себя дома, а его ставят в положение гостя.

Как только Райвин и барон покинули общую залу, Дейри, до сих пор молча сидевшая над тарелкой с олениной и бобами, деловито осведомилась у кардинала:

— Меня будут насиловать?

Некоторые из рыцарей засмеялись, другие замолчали и с усмешками стали ждать продолжения; баннерет Тарока, Найген Виклорид, смертельно побледнел и с ужасом посмотрел на девушку. Зингар несколько секунд, сжав челюсти, разглядывал ее. Он не терпел подначек и ребячества.

— Нет. — Процедил он и отвернулся.

В ответ Дейри поджала губы и, пренебрежительно хмыкнув, вновь сосредоточилась на тарелке с бобами. Послышались сальные шуточки — впрочем, быстро утихнувшие, стоило Зингару повернуть голову и холодно оглядеть офицеров. Продолжал смеяться только Нилс Толстопят, один из ярлов Фалдорика — но и он вскоре переключил свое внимание на что-то другое. Бледность сошла с лица Найгена Виклорида — остаток ужина он просидел красный, как рак. Он не знал, как доложить барону об этом проишествии и в результате решил не говорить ничего.

История, между тем, имела продолжение — тем же вечером, а вернее, уже ночью, когда Дейри поднималась в свою башенку, к ней приблизились Кабур Китэ, Гален Хоки и Малькран Мерзляк. Первый был рыцарем Свинцовой Горы, второй — министериалом, который уже более десяти лет не мог получить рыцарства из-за раззвязного поведения, а третий — пиратом, заработавшим прозвище за склонность к простудам и желание при всякой возможности одеваться потеплее.

— Скучаете, баронесса? — Промурлыкал Кабур Китэ. Наглый взгляд и кончик языка, скользнувший по краешку губ…

— Мы бы вас могли развеселить. — Улыбнулся, демонстрируя выбитый в драке зуб, Гален Хоки.

Малькран молчал, плотоядно разглядывая девушку. Он не понимал приказа, отданного Зингаром — а затем подтвержденного Фалдориком — не трогать женщин в замке эс-Шейн и не насиловать никого в деревушках. А как же маленькие радости военного похода? К счастью, Гален, с которым он успел сдружиться за время путешествия, позвал его подкараулить распущенную дочурку местного барону у ее покоев — в то время как самому Галену эту мысль подбросил Кабур, сидевший за столом во время позднего обеда и видевший, как повела себя баронесса. В рассказе он, впрочем, слегка все преувеличил, изобразил ее недовольство ответом кардинала в самых ярких тонах; и высказал ряд непристойных предположений так, как будто бы был совершенно уверен в их подлинности. Гален немедленно загорелся идеей дать «этой девке» то, чего она хочет; Кабур позволил себя уломать и присоединился к затее, но все время ожидания мучался вопросом — правильно ли он расценил произошедшее за столом? Действительно ли эта юная благородная девушка была разочарована тем, что с ней не станут обходиться, как с последней шлюхой? Он обрисовал Галену полную распутницу, но сам скорее поставил бы на то, что она боялась северян и пыталась за наглостью и пренебрежением скрыть страх; Кабур полагал, что она позволила себе провокацию лишь для того, чтобы уверить саму себя в безопасности и безнаказанности. Если это так — баронесса теперь оробеет и покажет страх, который она пыталась скрыть от самой себя; они посмеются над ней и уйдут. Если же она и в самом деле скучает тут без мужского внимания — то оно, безусловно, будет ей оказано.

Дейри поднесла левую руку к лицу и медленно лизнула кончик указательного пальца, ее вид при этом был настолько порочен и одновременно невинен, что Кабуру захотелось содрать с нее платье прямо здесь, в коридоре и жестоко отодрать, прижав спиной к стене. Они переглянулись с Галеном и приблизились к баронессе еще на шаг. Малькран зашел сзади и, нагловато щерясь, погладил Дейрины ягодицы.

— Я очень скучаю… — С томным придыханием и хрипотцой произнесла девушка. — Очень-очень скучаю по таким… сильным, уверенным, красивым рыцарям, как вы…

Гален расплылся в ухмылке. Женщины иногда говорили ему, что он вонят от того, что редко моется, но эта блудливая шлюха — не из таких: она не станет унижать мужчину, от которого пахнет так, как должно пахнуть: сместью своего и конского пота, горьковатым запахом дурман-травы изо рта, кисловатым запашком из области паха… Он протянул руку, но коснулся Дейри лишь вскользь: она отступила к двери в свои покои, поигрывая глазками и покачивая плечиками — слегка переигрывая, что было простительно, ибо практическим опытом соблазнения она, все-таки, не обладала.

Троица потянулась за ней. Дейри проскользнула в комнату и, сбросив теплые башмачки, легла на кровать. Она развела ноги и задрала юбку выше бедер.

— Не нужно глупых прелюдий… — Продолжая изображать неземную страсть, произнесла она. — Я вся горю! Берите же меня поскорее!

Кабур замер, чувствуя, что происходит что-то странное. Малькран также насторожился. И лишь Гален по-прежнему ощущал себя в своей тарелке. Все шло именно так, как ему всегда и мечталось.

— Горячая штучка, да?.. — Подмигнул Кабуру и приблизился к кровати, расстегивая штаны. К ремню потянулся и Малькран.

— Ой, минуточку!.. — Встрепенулась Дейри. Она поднялась на локте и бегло оглядела комнату.

— Котяяя!.. — Позвала она в тот момент, когда рука Галена ползла по ее голени к коленке и далее к бедрам.

Под кроватью послышалось шебуршание. Кисть Галена замерла на середине бедра.

— Чево?.. — Недовольный и сонный Котя, отряхиваясь от пыли, выглянул наружу. Гален отшатнулся от кровати.

— А напомни то заклинание. — Попросила Дейри.

— Какое еще «то заклинание»?

— То заклинание… Ты что, не понимаешь? — Она выразительно стрельнула глазами на трех напряженных мужчин. Кабур положил ладонь на рукоять меча, Малькран коснулся метательного топорика, а Гален поспешно затянул ремень на штанах.

— Не понимаю. — Котя пожал плечами. — Чтобы у них стояк был железный на час?

— Нет!.. — От возмущения Дейри села на кровати. — Ну то заклинание…

— О боги тьмы! — Взмолился Котя, закатив глаза. — За что мне все это?!. Неужели моя вина перед вами настолько велика?!. Почему я должен выполнять прихоти глупой девчонки, которая сама не понимает, чего хочет?!.

— Я знаю, чего хочу!!! — Крикнула Дейри, с обидой и злостью метнув в демоненка подушку. Котя, слишком увлекшись своими страданиями, пропустил удар, и был сшиблен с ног.

Подушка накрыла его целиком.

— И я не глупая!!! — Продолжала орать Дейри. Наставив на подушку указательный палец, вокруг которого закрутился темный дымок, она потребовала:

— Заклинание для вытягивания кое-чего… из кое-кого… во время… этого самого!

С легким шелестом меч Кабура наполовину выдвинулся из ножен.

— Ах, это заклинание… — Страдальчески вздохнул Котя, высовывая голову из-под подушки. — Так бы сразу и сказала.

Он заговорил на Искаженном Наречье, проговаривая такты заклятья так, как они могли быть записаны в какой-нибудь книге. Заклятье было недлинным. Дейри внимательно слушала, стараясь ничего не упускать: было бы неловко просить Котю повторить все еще раз во время «этого самого» — особенно с учетом того, что он наверняка стал бы выпендриваться, опять делая вид, будто не понимает о чем идет речь. Когда Котя закончил, Дейри кивнула и снисходительным тоном произнесла:

— Все, пока можешь быть свободен.

Волоча за собой подушку, Котя уныло побрел обратно под кровать. Дейри вновь откинулась на ложе и, сколь могла мило, улыбнулась трем северянам.

— Где же вы, мои львы?.. Берите меня скорее!..

Она постаралась придать своему голосу оттенок горячей страсти, но северяне не оценили ее усилий.

— Демон! — Жестко проговорил Кабур, выставляя клинок в сторону Коти. В ответ Котя показал ему язык.

— Так она ведьма что ли?.. — Вгляд Галена метался от лиц сотоварищей до кровати с баронессой и обратно.

— Идите ко мне! — Настаивала Дейри. — Ну что же вы встали?..

— Да пошла ты к черту!.. — Кабур отступил к двери. Ждавший реакции спутников Гален, поняв, что решено отступать, метнулся к выходу еще быстрее. Мелькран взвесил метательный топор в руке, помедлил… один бросок — и голова ведьмы расколется надвое… но что-то подсказывало ему, что этот бросок может обернуться для них большими неприятностями, и он убрал топор и вышел из комнаты последним.

Дейри несколько секунд смотрела на дверь. Может, они еще вернутся? Котя положил подушку на пол у кровати и сел на нее сверху.

Когда стало ясно, что не вернутся, она вытянула ноги и уставилась в потолок.

— Вот так всегда… — Расстроенно проговорила она. — Никто меня не хочет…

— Никто нас не любит. — Сделав жалостливую мордочку, поддакнул Котя.

— Никому мы не нужны…

— Бедные мы несчастныееее… — Заревел демоненок.

Дейри повернулась на бок и некоторое время с неопределенным выражением наблюдала, как Котя умывается слезами, жалуясь — от лица их обоих — на жестокую судьбу. Вскоре ей надоело слушать нытье, и она замахала на него рукой:

— Все-все… успокойся. У друг друга есть мы — а это уже неплохо!

— Оу… — Котя вмиг прекратил плакать и принял игриво-кокетливый вид. — Это предложение? Могу лишить тебя девственности, если хорошенько попросишь.

— Да у тебя и лишать-то нечем, — Дейри скептически оглядела бесполую черную фигурку.

— Хвостом! — Котя напыжился и напряг хвост, от чего тот резко выпрямился, увеличился в размере в полтора раза и мелко завибрировал, сделавшись похожим на толстый стальной прут.

— Ладно, — согласилась Дейри. — Но сначала ты меня научишь заклинанию вытягивания Тэннака из демонов во время соития.

Котя насупленно посмотрел на нее.

— Я что, совсем дурак?

Он встал на голову и начал крутиться на месте. Дейри легла на спину и вздохнула.

Противоречивые желания томили ее. Она не понимала этих желаний… вернее, так: она их вполне осознавала своей темной, иррациональной частью души, но не смогла бы описать словами, даже если бы захотела. В этих желания сливались воедино стремление поглощать и быть поглощенной, стремление испытывать боль и доставлять боль, стремление отдавать и стремление брать. Сладкое и горькое, приятное и пугающее, становились одним целым, передавая друг другу свои свойства.

Значительная часть этих ощущений поднималась от низа живота. Дейри вновь вздохнула, прикрыла глаза и сосредоточилась своих ощущениях. Она знала, что если начнет ласкать себя, то сможет быстро расслабиться, но собственную чувственность можно было использовать и по-другому. Можно было переживать желание, не подавляя его и не удовлетворяя его — просто переживать, осознавать его, чувствовать, прослеживать его от начала и до самых корней, принимать желание как свою часть и полноценно чувствовать эту часть себя. И тогда, если в ходе подобной настройки удавалось увидеть это желание и себя в этом желании — то желание менялось. Мутный, отягощающий разум чувственный поток становился чистой энергией, которую можно было направить в глубины своей безграничной души, связанной со всей Сальбравой, спрятать в тайных запасниках или использовать для какого-нибудь чародейства.

Котя устроился на подушке, которую он почти доволок до кровати, и четверть часа молчал, наблюдая, как меняются течения в Шэ и Тэннаке девушки. Из его огромных глаз в эти минуты пропала всякая дурашливость, они исполнились тайны, темной мистики и волшебства звездной чарующей ночи. Дейри повторяла упражнение раз за разом, и он молчал, но когда увидел, что токи Тэннака и Шэ затихают и она просто лежит на кровати, ни о чем не думая, то сказал:

— Эти твои ухажеры ябедничать пошли.

— Какие еще ухажеры?.. — Не поняла Дейри.

— Ну, эти трое, у которых все упало, когда ты про заклинания спрашивать начала.

— Ах, эти… и кому они жалуются? Папе?

— Своему главному, — Котя пожевал губами. — Он скоро сюда придет.

— Его еще тут не хватало… Он мне не понравился. Сухарь. И старый слишком.

— Я его тоже не одобряю, — согласился Котя. — Противный тип. Знаешь что?.. Пойду-ка я отсюда…

— Эй! — Дейри подскочила. — Ты куда?!

— Куда-нибудь. — Котя в два прыжка оказался у подоконника, забрался на него и, подпрыгнув, повис на щеколде. С первого раза ему, однако, окно открыть не удалось, и он шлепнулся обратно на подоконник. — Вдруг он меня заколдует?

— Ой, и правда ведь… — Дейри подскочила к окну, подняла щеколду и едва сдержала створки — холодный ветер толкнул их и бросил ей в лицо снопья снега. Котя тенью вытек наружу; Дейри еще несколько секунд пыталась разглядеть сквозь ветер и снег, куда он направляется, но так и не поняла этого. Котя будто растворился в воздухе. Тогда она закрыла ставни, вернула щеколду на место и задышала на озябшие пальцы.

Спустя несколько минут в дверь настойчиво постучали.