Биоугроза

Витрины были перевернуты, ящик с военными наградами разбит... Но в остальном, магазин был относительно невредим, что в эти дни считалось большой редкостью. Отчего я пришел к выводу, что Сауз-Бенд довольно сильно пострадал от эпидемий.

- Карл? Закрой дверь. И чем-нибудь подопри, - сказал я. - Помоги ему, Техасец.

- Похоже, придется, - проворчал тот.

Я отвернулся.

- Джени, давай найдем место для ночлега. До рассвета еще шесть часов.

Все занялись тем, что им было велено, и потянулась долгая ночь.

4

К счастью, кроме лая собак и случайной возни крыс на улицах, нас никто не побеспокоил. В задней части магазина мы нашли складское помещение, где и расположились на ночь. Спали мы посменно.

Так прошла ночь.

Когда, наконец, наступил рассвет, разогнав ночные ужасы по норам, оказалось, что обнаруженный нами магазин - настоящая сокровищница. В подвале мы нашли еще одно запертое складское помещение, битком набитое полезными вещами. Мы вскрыли дверь монтировкой. Коробки с сухпайками, замороженная и сухая пища для походов, ящики с бутилированной водой и пачки таблеток для очистки воды. Спальные мешки и фонарики, водонепроницаемые дождевики и парки, одеяла и "аптечки". Наверху нашлась камуфлированная одежда всех размеров. Какая-то относилась к американской, какая-то - к британской армии.

Пока мы с Джени проводили инвентаризацию, Техасец Слим и Карл отправились на поиски нового автомобиля. Было слышно, как они переругиваются по дороге, выясняя, чья мать развлекла больше байкеров за одну ночь. Я был рад избавится от них. Это дерьмо продолжалось почти постоянно - придирки, споры и оскорбления. Именно этим они занимались и им это нравилось, но со временем это стало надоедать.

- Здесь полно всего, Нэш, - сказала Джени, стоя среди груд одеял, одежды и зеленых металлических ящиков.

- Возьмем только то, что нам нужно.

В эти дни существовало неписанное правило. Не было никакого смысла жадничать. Бери только то, что тебе необходимо, а остальное оставь другому несчастному. Я целиком поддерживал это. И знал, что другие того же мнения. Конечно, были многие, кто вел себя иначе. Но я искренне верил, что судьба в конечном итоге их накажет.

- Как по-твоему, каковы шансы, что они найдут нормальную тачку?

Джени рассмеялась.

- Хорошо если они сперва не поубивают друг друга.

- Думаю, они довольно сильно привязаны друг к другу. Просто выражают свои чувства таким вот странным способом.

- Идем на склад, Нэш. Я хочу показать тебе кое-что.

Я спустился вслед за ней в подвал. И когда мы оказались на складе, она закрыла дверь.

- Что ты хотела показать мне?

- А ты как думаешь? - сказала она, и в глазах у нее сверкнул озорной огонек. - Ты думаешь о том же, что и я, поэтому прекрати изображать из себя девственника.

Страсть, вспыхнувшая в ней вырвалась наружу и охватила меня. Джени была такой красивой... Но передо мной возник образ моей жены, затмив собой все, как бывало уже не раз. Шелли. Боже мой, Шелли. Я помнил родинку у нее на бедре, ее смех, маленькие записки, которые она оставляла в моей корзинке с ланчем. Помнил, какой была на ощупь ее рука, как Шелли выглядела в тот день, когда мы поженились, как счастлив я был, осознавая, что она стала моей. А потом я увидел ее, какой видел всегда, умирающей у меня на руках от холеры - скелет, обернутый в желтую кожу. Грудь у нее подрагивала при каждом слабом вздохе, а мой собственный голос говорил все снова и снова: Это - Шелли, это - моя жена. Это - моя боль.

Но все это осталось в прошлом.

Поблекло со временем.

Джени посмотрела на меня, и в глазах у нее мелькнула какая-то тень. А потом все прошло, и я снова оказался с ней, полностью забывшись.

Она подошла, схватила меня за руки и положила их себе на груди. Они были горячими на ощупь. Я чувствовал, как ее сердце бьется с ровным ритмом. Я поцеловал ее, проник ей в рот языком, и с этого все началось. Позднее, когда я вспоминал об этом с приятным удовлетворением, мне казалось, что я действительно растворился в ней. Это похоже на фразу из дешевого любовного романа, но именно так и было. Не было никакого нежного соблазнения, не было во всем этом ничего тонкого и мягкого... Просто союз, рожденный из взаимного желания. Дрожащие пальцы расстегивали пуговицы и молнии, потом я оказался на ней и в ней. А она горячо и тяжело дышала мне в ухо. Стоны. Мольбы не останавливаться. Кажется, я даже сказал, что я люблю ее. Кончая, мы оба закричали. Это длилось недолго, но мы словно слились воедино.

Позднее, когда мы все еще были связаны узами горячей плоти и прохладного пота, она приподнялась на одном локте и спросила:

- Ты много думаешь о своей жене, верно?

- Пожалуй, да.

- Но ты никогда не говоришь о ней.

- Есть такое.

- Почему, Нэш? Разве ты не думаешь, что от этого будет только лучше?

Я отстранился, боль рвалась из меня наружу.

- Я не могу. Просто не могу.

Джени не стала давить, это было не в ее стиле. Она легла рядом со мной, вытянув длинные, золотистого цвета ноги.

- Ты доверяешь мне, Нэш?

- Думаю, ты - единственная, кому я доверяю.

И я не врал.

- Я хочу, чтобы ты рассказал мне о своей жене. Не сейчас. Когда-нибудь. И тогда, когда ты поделишься со мной и доверишься мне, я буду знать, что тоже тебе доверяю.

При мысли, что она не доверяет мне - точнее, доверяет, но не полностью - мне стало больно. Я знал, что остальные держатся меня, потому что думают, что я могу обеспечить им безопасность. Это была не преданность, а скорее, необходимость. И возможно, даже страх. Страх перед тем, что я могу сделать и что могу вызвать в ночь следующего полнолуния. Это делало меня каким-то всемогущим в их глазах. Они уважали силу, и боялись того, как я ею пользуюсь.

Они боялись не меня.

Они боялись того, что я вызывал - Тени.

А Джени?

Нет, Джени не боялась меня. Связь между нами была иной, более глубокой, это сложно понять. Но эта связь присутствовала. И была всегда. Иногда я боялся, что Джени уйдет, и я останусь один. Совершенно один. И когда я буду просыпать ночью, дрожа и потея от кошмаров, ее не будет рядом, чтобы обнять. Тогда это буду только я, а воспоминания о Шелли будут являться ко мне посреди ночи и высасывать кровь из моей души.

Я протянул руку и стал трогать Джени, наслаждаясь гладкостью ее кожи. И пока я так делал, тот старый голос произнес: Господи Иисусе, она всего лишь ребенок... ей девятнадцать, а тебе через три года будет сорок. Ты же ей в отцы годишься. Неужели не понимаешь? И все же тебя тянет к ней, ты спишь с ней. Каково тебе это? Тебе не кажется это грязным? Порочным? Нет, мне так не казалось. Может быть, в самом начале, но теперь все зашло слишком далеко. Я упал в самый глубокий колодец, который только можно себе представить, и уже не понимал, что правильно, а что нет. Знал лишь, что наши отношения казались правильными, и этого было достаточно.

Джени была для меня всем.

Думаю, я любил ее.

И любя ее, желал ей смерти.

Она была слишком хороша, чтобы жить в этой грязи вместе с остальными. У нее были мораль и этика. А таким вещам в этом мире было не место.

- Я хочу, чтобы ты доверяла мне, - сказал я. - Мне это необходимо.

- А ты мне доверяешь?

- Да.

- Надеюсь, что это так.

- Я люблю тебя, - сказал я.

Она положила голову мне на грудь.

- Тогда, наверно, я тоже тебя люблю.

- Довольно уклончивый ответ.

- Мир сейчас такой, Нэш.

Я лежал и чувствовал ее, чувствовал себя частью чего-то и при этом еще более одиноким, чем когда-либо прежде в моей жизни. Я испытывал боль за то, что сделал, за то, что потерял и за то, что никогда уже не найду. Чувствовал ее в каждом ударе сердца и в ровном течении крови в моих венах. Я открыл рот, чтобы сказать Джени об этом, но снова закрыл, потому что увидел лицо моей жены, глядящее на меня из окна моей души.

Да, я чувствовал боль. Одну лишь боль, и по-другому это не назовешь.

5

Думаю, это была наша первая ночь в Сауз-Бенде, когда мне начали сниться кошмары. У меня, как и у всех, бывали страшные сны, но именно таких никогда еще не было. Назвать их сновидениями, это все равно, что назвать 500-мегатонную термоядерную бомбу просто бомбой. А самое страшное, понимаете, то, что я не был уверен, что это были сны. Они были слишком... материальными, слишком органическими, если можно так выразиться.

Скажу лишь, что мы находились на складе. Джени спала рядом, а Техасец Слим и Карл - в другом конце помещения. В своем сне я открыл глаза и увидел темный склад. Я сидел, моргая и озираясь вокруг, охваченный каким-то невыразимым страхом. Я хотел выйти, сделать что-то... но не мог пошевельнуться. Может, просто боялся. В помещении не было окон, но вся дальняя стена внезапно озарилась, словно ее залило бледным лунным светом. И не только им. Чем-то ярким, мерцающим, возбужденным. Только это был не просто свет, а какой-то вихревой поток фосфоресцирующей материи. Живой, расширяющийся, поглощающий всю стену, пока та не исчезла. Он издавал шипящий и бурлящий шум, который сильно бил по нервам.

Я был охвачен отвращением и ужасом. Хотел закричать и, возможно, даже кричал.

Поток продолжал расширяться, кружась при этом. Огромная извивающаяся масса, словно многие тысячи мертвенно-бледных змей извивались и переплетались, рождались из собственных тел, расползаясь в стороны от центральной массы, напоминавшей лицо... И это лицо имело искривленную, зловеще ухмыляющуюся щель вместо рта и нечто, похожее на глаза, злобные, повернутые кверху глаза, пульсирующие бесформенной черной пустотой. Остальная масса непрерывно меняла форму, сокращалась, вытягивалась, мутировала. То было лицо Медузы. Вот о чем я подумал во сне. Я смотрел на лицо Медузы. Вот только эта Медуза была предельно инородной, предельно отвратительной, корпускулярной сущностью, с гротескным размазанным пятном вместо лица, созданным из тысяч тянущихся во все стороны белых щупалец. Как и само лицо, они не были единой массой, а состояли из миллионов нитей, которые в свою очередь были сотканы из миллионов волокон, бесконечно переплетающихся между собой. Пока я наблюдал, вся сущность принялась разматываться, пока дальняя часть помещения не превратилась в гнездо бесчисленных извивающихся белых кобр, состоящих из переплетенных между собой червей.

Но само лицо никуда не исчезло... точнее, осталась большая его часть.

Оно разъедалось, распутывалось, распадалось на липкие живые нити, но те злобные глаза продолжали смотреть на меня. Они следили за мной. Я съежился, сжав кулаки, сердце у меня бешено колотилось, а из всех пор лился кислый пот. Сущность словно испытывала от моего ужаса какое-то изощренное удовольствие. Ты можешь бежать, но тебе не спрятаться, Нэш. Я появилась именно так, как ты и подозревал. Родилась из микроскопических частиц эфира. Мой путь проходит с востока на запад. Я не оставляю после себя ничего, кроме кладбищ и блестящих белых костей. Ты идешь на запад, и я иду туда. И тебе лучше поспешить, поскольку я следую за тобой по пятам. Янгстаун уже превратился в кладбище. Те улицы, на которых ты играл еще ребенком... заполнены раздутыми трупами и усыпаны начисто обглоданными костями. Там нет ничего кроме мух, крыс и стервятников. Ничего. Только нарастающий горячий смрад распада и безмолвная чернота гробниц. Сейчас я уже вхожу в Кливленд. Скоро я приду за всем, что ты оставил. Ты будешь кричать, когда я заберу у тебя Джени, твою сладкую маленькую вишенку? Или предложишь взамен свою жалкую жизнь, когда ее тело будет чернеть от чумы, когда она будет тонуть в желтом море собственных токсичных нечистот, из ее пор будет брызгать зараженная кровь, а сама она будет исторгать черную слизь своих разжиженных внутренностей? Что ты будешь делать, Нэш? Что ты предложишь мне?

Плохо то, что эта тварь забиралась мне в голову и мучила меня, но еще хуже было то, что она касалась меня. Все те извивающиеся нити приближались, опутывали меня, проникали в меня, словно осколки льда, пронзали, наполняли мое тело заразой. Боль при этом была невероятная. Мое тело содрогалось и крутилось под волнами агонии. Я растворялся, поглощался и вновь рождался уже в форме чудовищного паразита. Моя кровь превращалась в густой холодный яд, внутренности - в вязкую жижу, а мозг - в серое хлюпающее желе. Клетки моего тела заражались одна за другой, раздувались и, в конце концов, лопались под напором отравленной цитоплазмы. Я был настоящим живым трупом, утопающим в собственных нечистотах, ядовитой желчи и зараженной крови.

Мой разум куда-то унесло, засосало в черную дыру безумия...но я по-прежнему слышал голос, свой голос, дикий и пронзительный: Нэш, Нэш, Нэш! Разве ты не видишь, что это, и что оно сделает? Оглянись назад, посмотри на восток! Теперь там нет ничего кроме огромной груды обглоданных костей! Нет больше солнца, нет больше света, нет больше ничего! Эта тварь уничтожает все на своем пути, оставляя лишь расползающуюся, черную как чернила полосу тьмы! И она наступает, приближается все ближе с каждым днем. Ради Бога, ради Джени или ради себя, беги, беги как можно быстрее...

В этот момент я очнулся ото сна, если это вообще был сон. Мокрый от пота, я проковылял к двери и вышел из склада. Внутри у меня все переворачивалось. В ногах была такая слабость, что я не мог стоять. Я натыкался на стены и запинался об собственные ноги. Мышцы болели и пульсировали. Позвоночник сгибался. Руки дрожали. Белые вспышки боли пытались расколоть мой череп пополам. По лицу катились слезы, зубы стучали. Я испытывал такое отвращение, будто меня обнял червивый труп.

Но то были объятья чего-то гораздо худшего.

Не трупа, а Создательницы Трупов.

Выйдя из магазина, я упал на колени под прохладный ночной воздух. Мне было плевать на стаи собак, на Деток, на крыс, на все. Это дерьмо было чем-то прозаичным по сравнению с тем, что я только что пережил. Я не знал, были ли это кошмар, реальность или бредовая, адская смесь их обоих. Все, что я знал, так это то, что я чувствовал горячий смрад гниющих трупов в городах на востоке и привкус горькой желчи на языке. Меня вырвало, и я продолжал исторгать из себя рвоту снова и снова, пока не очистился полностью. И даже тогда этот сильный, едкий запах рвоты на тротуаре - совершенно не похожий на тот, к которому я привык - заставлял мой желудок сокращаться от спазмов.

В какой-то момент ко мне вышла Джени.

- Ты в порядке, Нэш?

Я поднял на нее свое горячее, похожее на восковую маску лицо, с налитыми кровью, слезящимися глазами. И сглотнул. Сглотнул еще раз. Но не смог произнести ни слова. Мы зашли внутрь, и я выпил немного воды, выкурил сигарету. И все это время Джени смотрела на меня, ожидая ответов.

- Нэш? Нэш? Боже, Нэш, поговори со мной...

Но я не мог. Потому что, если б открыл рот, из него вместе с безудержным криком хлынул бы поток чистого ужаса. Я боялся, что начну кричать и не смогу остановиться. Никогда.

Поэтому я ничего не сказал. Абсолютно ничего.

Я видел в глазах Джени беспокойство, но еще страх, не подхватил ли я Лихорадку. Но что я не мог сказать, что я не осмелился облечь в слова, это то, что я не заболел Лихорадкой, а был заключен в объятья Матерью Всех Лихорадок.

И она приближалась.

Подбиралась все ближе с каждым днем.

Неименуемый ужас, пришедший истребить остатки человечества.

6

Техасец Слим и Карл нашли для нас автомобиль, и это было нечто. Они вернулись примерно за час до начала песчаной бури, с некоторым дискомфортом заметив то неловкое молчание между Джени и мной. Они не стали не о чем расспрашивать. Отвели нас показать свою находку.

Увидев ее, я начал смеяться.

Джени тоже.

Из всех динозавров автомобильных джунглей они почему-то выбрали микроавтобус "Фольксваген", который сошел с конвейера еще во времена Вьетнамской войны. Автобус был весь царапанный и помятый, разрисованный цветами, "знаками мира" и другими психоделическими иероглифами, потускневшими от старости. Это был уродливый автомобиль для уродливого мира.

- Где вы нашли это, черт возьми?

- В гараже одного парня, - ответил Карл, почесывая свою густую черную бороду. - Мы прочесывали этот район, проверяли гаражи на предмет чего-нибудь пригодного. И нашли это. Похоже на кусок дерьма, это точно. Но он ездит и сможет вывезти нас отсюда. Возможно, в Мичиган-Сити или Гэри, куда угодно.

- Он даже проходил какое-то техобслуживание, Нэш, - добавил Техасец Слим. - Мы нашли его хозяина. Он лежал на полу и все еще сжимал в руке промасленную тряпку.

- Лихорадка? - спросил я, затаив дыхание и вспомнив свой сон.

Техасец Слим покачал головой.

- Нет... похоже, радиация. Волосы выпали и все такое.

- Ага, но мы чуть было не ушли ни с чем из-за псины у него во дворе, - сказал Карл.

- О, все собираешься рассказать, да? - спросил Техасец Слим.

- Псина?

- Ну, да, - сказал Карл. - Огромная черная тварь. Наверное, просидела несколько дней на цепи, обезумела до пены из пасти. Техасец пытался подружиться с ней. Пытался погладить.

- Я не пытался гладить.

- Конечно, пытался.

- Нет, не пытался.

- Нет, пытался, кретин ты этакий. Нашептывал ей всякие нежности, будто хотел трахнуть эту суку. Не то, чтобы я был удивлен.

Техасец лишь рассмеялся.

- Понимаешь, Нэш, это чистая выдумка со стороны моего друга, у которого маленький член. Иногда Карл сбивается с толку. У него не все в порядке с головой. Но, понимаешь, из-за того, что его мамаша развлекалась на скотном дворе со всеми желающими, не удивительно, что он стал таким.

Карл сделал шаг в его сторону.

- Что я говорил тебе про мою мать?

- Только то, что я уже успел прочитать на стене сортира.

- Давай, продолжай, сученыш. Однажды сунешь свою крохотную пипирку во что-нибудь, и тебе ее откусят.

- Поэтому я буду держать ее подальше от твоего рта.

В этот момент мне пришлось встать между ними, потому что последнее, что мне было нужно, это, чтобы эти засранцы разодрались и повышибали друг другу зубы. Как будто других проблем у нас не было. И примерно в это же время началась песчаная буря. Я сказал Карлу найти где-нибудь гараж, чтобы спрятать автобус. И когда он вернулся, буря бушевала уже в полную силу.

Поэтому мы вернулись в магазин и стали просто ждать.

Больше делать было нечего.

Мы провели в Сауз-Бенде еще четыре дня, потому что не могли уехать.

Видимость снизилась до нескольких футов. Мы слушали шелест песка. Несущие его сильные ветры выли над городом, устраивали на улицах наносы и воронки, бушующие песчаные вихри хлестали стены зданий. Так продолжалось несколько дней. Стон ветра и шуршание песка об окна и стены. Песок находил тончайшие трещины и швы и проникал в магазин, засыпал пол, толстым слоем покрывал витрины и полки.

Мы ждали внизу, на складе, слушая, как он бушует.

Даже там мы ощущали на себе песок. Как он засоряет наши поры, забивается в волосы и покрывает лица. И этому не было видно конца.

Сгрудившись вместе, мы листали старые журналы и почти не общались. Все мы хотели выдвинуться в путь. Хотели покинуть этот пустынный город.

Но у Матери Природы были другие планы.

Пока мы ждали, Карл и Техасец Слим почти не переставая буравили друг друга взглядом. Джени же их почти не замечала, а меня демонстративно игнорировала. Это было чертовски долгое ожидание. Я проводил время за рассматриванием потрепанной карты из кармана, гадая, с чем мы можем столкнуться на автостраде. И все время я сидел словно на иголках, из-за того, что пришлось застрять здесь. Ожидание. Я не мог забыть этот сон. Возможно, я стал параноиком, но я чувствовал, что с востока надвигается нечто ужасное. И возможно, я чувствовал это уже давно. Я не сомневался в реальности этой угрозы. Главное, нам было нужно двигаться на запад. Это было необходимо, и никто не спрашивал, почему.

Они понимали.

Да, понимали.

Как понимали, что до следующего полнолуния осталось меньше недели. И мне скоро придется сделать очередной выбор.

Приближалось время Тени...

ГЭРИ, ШТ. ИНДИАНА 1

День, когда мы прибыли в город, выдался тихим, туманным и зловещим. Наш "хиппарский" микроавтобус был на последнем издыхании. Как и буйные дни свободной любви в Хейт-Эшбери, лучшее время для него прошло. На 80-ом шоссе, ведущем в Гэри, у нас дважды глох двигатель. Карл сказал, что полетели подшипники и засорился карбюратор. Поэтому мы докатили до города скорее по инерции, и наш "автомобиль любви" хрипел, как старик-астматик. Нам нужна была новая тачка, поскольку толкать эту колымагу через всю страну был не вариант.

Мы обогнули Толстон и проехали через Амбридж прямо к центру города. Кашляя облаками голубого дыма, наш микроавтобус докатился до ряда многоквартирных домов и, издав громкий хлопок, умер.

Сидящий в машине Карл ругнулся. Потом ругнулся еще раз.

Я вышел, обмахивая потное лицо бейсболкой с логотипом "Кливлендских Индейцев". Закурил и окинул взглядом царящее вокруг запустение... Перевернутые машины, щебень, мусор в канавах. Песчаные наносы вокруг зданий. Каркающая ворона, сидящая на светофоре. День был жарким, туманным, и сухим, как кости в пустыне.

Больше здесь не было ничего.

Лишь мертвая тишина, присущая большинству городов с тех пор, как упали бомбы. У обочины стоял какой-то пикап, за рулем которого сидел заскорузлый от птичьего помета желтый скелет. Птицы устроили себе гнездо в его грудной клетке.

Я пытался почувствовать хоть что-нибудь. Понять, куда нам идти и что делать.

Техасец Слим крикнул из автобуса:

- Здесь голяк, Нэш. Давай валить отсюда.

Проигнорировав его, я отошел от автобуса и стал изучать разрушенные здания вокруг. Я не видел ни признаков жизни, ни движения, но я знал, что там что-то есть. Скрытые глаза изучающе наблюдали за мной. Те дни, когда чужаков встречали с распростертыми объятиями, давно прошли.

Теперь было совсем не так.

Здесь были люди, я знал это. И не все они страдали лучевой болезнью и Лихорадкой. Мне нужно было найти одного из них. Каким-то образом. Потому что полнолуние стремительно приближалось.

Если я не найду никого, значит, придется выбирать из моих людей, а эта идея мне не нравилась.

Сейчас нас было пятеро - Джени, я, Карл, Техасец Слим и новый парень, Гремлин. Мы назвали его Гремлин, потому что подобрали его в Мичиган-Сити. Нашли его запертым в багажнике старого хэтчбека "АйЭмСи Гремлин". Он сказал, что накануне вечером появились Скабы, искавшие рекрутов, и он спрятался в багажнике, а потом не смог выбраться. Он так крепко застрял, что пришлось нам всем вместе вытаскивать его жалкую задницу.

Я еще не принял решение насчет него. Кое-что в нем мне не нравилось - его постоянное нытье. А кое-что наоборот: он делал то, что ему говорили, без вопросов. Джени относилась к нему нейтрально. Карл и Техасец Слим очень любили над ним подтрунивать. Так они его прощупывали и выясняли, из какого теста он сделан.

Я сканировал улицы, в поисках подходящего автомобиля, но повсюду были одни обломки. Я повернулся спиной к "Фольксвагену", и тут услышал что-то. Сперва я не понял, что это за звук, только то, что он исходил из переулка напротив. Я крикнул остальным, чтобы они оставались в автобусе на тот случай, если это ловушка, а сам направился на звук. Зажав сигарету в уголке рта, я вытащил из-за пояса "Беретту". Передернул затвор, чтобы быть наготове.

В переулке, окутанном тенями от примыкающих зданий, лежал человек.

Правда, от него осталось мало чего человеческого. Просто какая-то, тощая как жердь фигура, вытянувшаяся, словно червь. На ней сидело три наездника - крысы. Они были огромными, размером с кошек. Их раздутые тела были покрыты опухолями, выпиравшими из-под грязного серого меха. Крысы подняли на меня блестящие от бешенства глаза и затем продолжили поедать человека. Вот, что я слышал... это звуки крысиной трапезы. Чавканье и хлюпанье, будто собаки грызли сочные кости.

Мяса на человеке было немного, но крысы довольствовались тем, что имели. Одна из них зарылась мордой ему в горло и пыталась что-то вытащить наружу. Двое других копались в животе, выдергивая внутренности и жуя их.

Смелые ублюдки... прямо посреди дня.

Крыса, которая рылась в горле человека, вытащила свою вымазанную в крови морду и издала низкое шипение. Она была готова защищать добычу от любых посягательств. Поднявшись на задние лапы, она встала в боевую стойку. На усах блестели капельки крови. Из брюха свисали червеобразные отростки, похожие на соски... только они шевелились и пульсировали. Я прицелился и выстрелил. Крыса слетела с человека, а голова у нее разлетелась на мелкие ошметки. Кувыркнувшись пару раз, тварь подергала лапами и затихла.

Двое других оставили в покое живот человека и уставились на меня своими плоскими красными глазками. Они разинули рты и оскалили красные от крови зубы. С челюстей свисали кусочки плоти. Я застрелил сперва одну, затем другую. Первой пуля попала в голову, и она умерла довольно быстро. Другой пуля пробила живот, и та попыталась уползти прочь, визжа и истекая кровью, волоча за собой по грязному тротуару свои внутренности. Я выстрелил в нее еще раз, и она затихла.

Умирающий поднял голову, его лицо было искажено страшной мукой. Он полз из-за мусорного контейнера, и все это время крысы ели его, в том не было сомнения. На это указывал тянущийся за ним кровавый след. Я смотрел на него, и не знал, чем ему помочь. Да, времена были тяжелыми и дикими, но в подобных ситуациях я все еще был способен на сострадание. Мне очень хотелось помочь ему.

Но было слишком поздно, да и хирургом я не был.

Крысы нанесли ему непоправимый урон, травма была слишком серьезной. Живот у парня был вскрыт, горло разорвано, кишки вытащены и искусаны. Это было ужасно, но он, очевидно начал умирать еще до атаки. Отравление радиацией. Я видел это уже много раз, поэтому понял с первого взгляда. Почти все волосы у парня выпали, кожа во многих местах треснула. По всему телу были язвы. Большинство зубов отсутствовало, а те, что остались, сгнили до самых десен. Из ушей, носа, рта и даже глаз сочилась кровь.

Он протянул ко мне руку, больше похожую на пятнистую клешню, будто хотел в последний раз вступить в контакт с человеком, потом уронил ее. Он просто лежал, истекая кровью, исторгая желчь, и задыхаясь от боли.

- Прости, старик, - сказал я. - Мне очень жаль, но я ничего не могу сделать.

Я выстрелил ему в голову, чтобы избавить от страданий. Это было единственное, что я смог сделать, но от содеянного испытал лишь холод и внутреннюю пустоту. Знай я какие-нибудь молитвы, я прочитал бы одну из них.

- Это не имеет значения, - пробормотал я себе под нос, как всегда пораженный, что после всего дерьма, через которое я прошел, во еще осталось нечто такое неосязаемое, как совесть.

Из глубины темного переулка послышалось какое-то шуршание и беготня.

Еще крысы.

Вероятно, по близости находилась колония.

Я быстро пошел в сторону автобуса. Была середина дня, а крысы обычно активизировались лишь с наступлением ночи, хотя кто их знает. Они могли быть невероятно агрессивными, если видели угрозу своим гнездам. Если они набросятся на меня в большом количестве, мне не поможет даже пистолет. Они похоронят меня заживо в своих зубах, когтях и вшивых телах. Мои кости будут обглоданы начисто в читанные минуты.

Вернувшись к автобусу, я сказал Карлу, что нужно убираться.

Автомобиль начал движение, дергаясь и кашляя, но постепенно набирая скорость.

2

Что я ненавидел в Джени больше всего, это ее кристальную честность, в душе у нее не было ни капли неискренности. В нынешней ситуации самообман и обман окружающих стали образом жизни. Это помогало не сойти с ума и давало опору. Но не Джени.

Всякий раз, когда мы оказывались наедине, Джени смотрела на меня своими чистыми голубыми глазами и задавала снова и снова один и тот же вопрос:

- Куда мы идем, Нэш? Куда ты нас ведешь?

- На запад, - говорил я. - Мы идем на запад.

- Почему на запад? Что там есть такого, чего нет здесь?

- Потому что мы должны туда идти. Вот и все.

На какое-то время Джени замолкала. Затем говорила:

- Это все она? Это Тень говорит тебе, что делать?

И я внезапно цепенел от страха, гложущее душу беспокойство угрожало проглотить меня заживо. Я терял дар речи. Я лежал, обнимая Джени, чувствуя холодный пот на ее коже, ощущая ее сладкий, мускусный аромат. Тень, Тень, Тень. Боже милостивый! Чего она хотела, чего она требовала.

Что я должен был давать ей раз в месяц во время полнолуния.

Господи.

Понимаете, Джени была такая. Не вру. Остальные никогда не посмели бы спросить меня об этом. Они знали про Тень. Знали, чего она хочет... но тема была не из приятных, поэтому не поднималась.

Но Джени была другой. Она атаковала меня вопросами, и мне приходилось отвечать на них. Когда я обретал голос, он звучал как нечто старое и поцарапанное, далекое и дребезжащее, как старая граммофонная пластинка, и говорил ей:

- Да, она хочет именно этого. Хочет, чтобы мы шли на запад. Там что-то есть.

- Что же?

- Не знаю. Что-то есть там, и возможно, что-то есть здесь, отчего мы должны уйти. Не знаю.

Больше я ничего не мог сказать. Ей не нужно было знать о том, что у нас за спиной, проедает себе путь через всю страну, город за городом, оставляя за собой одни лишь кости.

Джени ровно дышала, и я гладил рукой ее обнаженную спину, эту восхитительно гладкую смуглую кожу, думая о том, как сильно она походит на Шелли. Только Шелли была мертва, а Джени жива.

- Как долго это будет продолжаться, Нэш? Когда уже Тень будет удовлетворена? Когда уже она насытится?

Но я никогда не отвечал на этот вопрос, потому что от одной этой мысли мне становилось плохо. От мысли о том, что мне придется сделать и о том, с кем мне придется это сделать. Ибо я испытывал жуткую уверенность, что этому не будет конца. Я не знал, чем именно была Тень, но чувствовал, что она была частью этого нового мира, природной силой, такой же как ветер, вода и солнечный свет.

Она просила.

Я делал.

А если она когда-нибудь попросит у меня Джени? Если это случится... я не знал, что я буду делать. Потому что я ни за что не трону Джени.

Я не допущу этого.

И неважно, насколько голодной будет Тень...

3

В тот день мы нашли не автомобиль, а женщину для Тени. Карл поймал ее, когда ходил на разведку. Она пряталась в одном здании. И бросила в Карла камень, когда он проходил мимо. Поэтому он сходил за ней, избил, связал, заткнул рот кляпом и привел к нам.

Джени это совсем не понравилось.

Могу лишь сказать, что в этой женщине осталось мало чего человеческого. Она пока еще не была заражена, как Скабы, но судя по взгляду, была недалеко от этого. Казалось, хотела вырвать кому-нибудь горло.

Джени снова включила сострадание и сказала, что эта женщина - человек с правами, как и все остальные.

- Я хочу поговорить с ней, Нэш.

- Она же чокнутая, - сказал я.

- Пожалуйста.

- Джени, когда я нашел ее, она не вела себя, как человек или воспитанная леди. Но ты можешь попробовать, если хочешь.

Карл убрал скотч со рта у женщины.

Она смотрела на нас своими похожими на металлические бусины глазами.

Джени положила руку ей на плечо.

- Милая... - сказала она.

Женщина вздрогнула, закричала Джени в лицо, затем бросилась вперед в попытке укусить ее. Карл сбил ее на пол, сел ей на спину и снова заклеил рот.

- Хватит, - сказал я.

- Она ненормальная, - сказала Джени. - Совершенно ненормальная.

Мы с Карлом расхохотались.

4

Ночь.

Мы спрятались в маленькой мастерской после того, как потратили целый день на поиски замены микроавтобусу. Я выбрал мастерскую, потому что она была легко обороняемой и находилась в стороне от улицы. Даже решетки были на окнах. Если что-нибудь или кто-нибудь попытается добраться до нас, нам это будет отлично видно при лунном свете, да и территория снаружи предлагала идеальную зону поражения.

Я придвинул к окну стул и сел, положив на колени свою винтовку. На мой взгляд, Гэри вряд ли смог бы застать меня врасплох.

Я заступил на дежурство. Карл с Техасцем храпели в дальней комнате. Джени тоже спала.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как следить за пустой, ожидающей дорогой. Время от времени я наклонялся вперед и смотрел на висящую над городом луну. Она была еще неполной, но уже близко к тому. Круглая, жирная, похожая на желтый глаз, она окрашивала здания своим фосфоресцирующим светом.

Это напомнило мне мое детство.

По соседству жила одна девочка, постарше меня, которую звали Мэри Лапир. У нее были вьющиеся темные волосы и ярко-голубые глаза. Я был по уши в нее влюблен. У Мэри был телескоп и теплыми летними вечерами она выносила его на задний двор, смотрела на луну и звезды, иногда до двух часов ночи. Я наблюдал из окна, ожидая, когда она выйдет, а сердце у меня билось медленно, в предвкушении. Завидев Мэри, я выскальзывал из окна и присоединялся к ней. Однажды Мэри показала мне луну и Крабовидную туманность, но ни одно небесное тело, которое она мне показывала, не светилось ярче, чем мои глаза, когда я смотрел на ее и слушал ее рассказы о кольцах Сатурна или желтом туманном диске Венеры.

Мэри была на пять лет старше меня. Я был увлечен ей до того самого дня, когда она, окончив школу, уехала поступать в колледж. В тот день я плакал, не переставая, потому что понимал, что больше не увижу ее. Так и получилось. Даже теперь те воспоминания причиняли мне боль, словно бередили старую рану. Но я не забыл ни те летние вечера и стрекот кузнечиков, ни мягкий шепчущий голос Мэри, ни млечный путь, раскинувшийся по небу и то, как Мэри сказала мне, что однажды мы с ней полетим туда. Вдвоем.

Сидя у окна, и глядя на кладбище мира, на висящую в небе луну, я вспоминал Мэри и скучал по ней так, что хотелось плакать. Возможно, я слишком погряз в воспоминаниях, потому что мне показалось, что я задремал.

И когда я проснулся, счетчик Гейгера у меня в ногах бешено щелкал.

На улице кто-то был.

Я подскочил и едва не упал с кресла. Несколько раз моргнул, чтобы убедиться, что мне не мерещится.

На улице стояла девочка и смотрела прямо на меня.

Она походила на призрака, восставшего из могилы, тощая, одетая в грязные лохмотья. И в следующий момент я понял, что это вовсе не девочка. Внутри у меня что-то екнуло, и я почувствовал едкий запах страха, выступившего из моих пор.

Это была одна из Деток.

Я хотел было позвать остальных, но рот у меня стал словно резиновый, будто в десны мне вкололи дозу новокаина. Я издал какой-то слабый звук, который не услышал никто, кроме меня самого. Я просто сидел неподвижно, словно выструганная из дерева кукла. Возможно, если я притворюсь мертвым, та ужасная девочка просто пойдет своей дорогой. Но не тут-то было.

Она увидела меня.

Она знала, что я здесь. Возможно, заметила мое шевеление или учуяла мой запах - исходящий от меня запах страха - и ей захотелось большего. В пятнистом лунном свете я видел очень хорошо - бесцветные волосы, спадающие на плечи, серая кожа и жуткое морщинистое лицо, больше напоминающее африканскую маску, вырезанную из куска дерева с помощью ножа и долота. Ее светящиеся желтым светом глаза, сидели глубоко в огромных костлявых глазницах, словно свечи, горящие в глубинах шахт.

Тяжело дыша, с пересохшим ртом я стал поднимать винтовку. И, как мне казалось, делал это осторожно и уверенно. Но на самом деле, руки у меня дрожали так сильно, что я едва мог держать эту чертову штуковину

Девочка не приближалась.

Она оставалась на своем месте, а я - на своем.

Мне нужно было выстрелить в нее. Нужно было прикончить. Нужно было разбрызгать радиоактивную грязь из ее черепа по тротуару. И нужно было сделать это немедленно. Потому что, из-за телепатии или какой-то биохимии, если один из них узнавал о твоем местонахождении, об этом узнавали и все остальные.

Но я колебался.

Я знал, что Карл не стал бы мешкать, как и Техасец. Но даже после всего, что я видел и сделал, даже после нескольких встреч с этими маленькими упырями, во мне еще сохранились остатки человеческого, и мысль убить ребенка... или нечто, некогда бывшее ребенком... вызывала настолько горькое и тошнотворное ощущение, что меня буквально выворачивало наизнанку.

Голос у меня в голове не принадлежал Тени. Возможно, это был просто древний инстинкт, который подсказывал мне: - Погляди на эту гребаную тварь, Рик, это - не человек, это - не ребенок. Она серая, сморщенная, похожая на мумию, пыльная и грязная, будто нечто, выползшее из могилы. Она - ходячее мясо, и ничего больше.

Отличный совет. Я поднял винтовку и собирался уже прикончить эту тварь, поскольку знал, что должен это сделать. Но несмотря на то, насколько пугающим было это дитя, в нем было что-то несчастное. Больше от жертвы, чем от хищника, даже если оно было столь же смертельным, как топливные стержни, извлеченные из ядра реактора. В этот момент, возможно, почувствовав мою нерешительность, девочка протянула перед собой руки ладонями вверх, словно несчастный бродяга, просящий милостыню для своих голодающих собратьев.

Стреляй же, кретин.

Я навел на нее ружье и увидел, кто она есть на самом деле. Монстр. Кипящий, ползучий ужас из ямы с радиоактивными отходами. Даже с такого расстояния я видел эти глаза. Возможно, даже слишком хорошо, потому что они будто впились в меня. Возможно, они были не совсем светящимися, а блестящими, полупрозрачными, серебристо-желтыми, глядящими из тех углублений, словно мерцающие опалы, вставленные в глазницы черепа. В тех глазах не было ничего. Они были пустыми и мертвыми, пустоты, наполненные вакуумом, чернотой, которая могла существовать лишь за пределами этой вселенной.

Я колебался слишком долго.

Девочка уронила руки, а затем вскинула одну и указала на меня. Ее овальный рот раскрылся, словно пасть миноги, лунный свет блеснул на крошечных крючковатых зубах. И она закричала. Издала пронзительный жужжащий звук, похожий на стрекот саранчи на летнем поле, но такой громкий, что из ушей у меня едва не пошла кровь.

А затем начали появляться другие.

Из дальней комнаты донесся какой-то шум, и я понял, что это Карл с Техасцем готовятся к бою.

Я снова прицелился и выстрелил в девочку. Пробив оконное стекло, пуля попала ей прямо в грудь. Девочка отлетела назад почти на двадцать футов, разбрызгивая кровь и кусочки мяса. И тут же с ней случилось то же самое, что всегда бывало с Детками. Она загорелась. Будто то, что хранилось в ней, пришло в действие, потенциальная энергия превратилась в кинетическую. К тому моменту, как ее мертвое тело приземлилось на тротуар, оно уже дымилось, как мешок с горящим мусором. Какой-то бешенный голубой огонь вырвался у нее изнутри, плоть разжижилась, как горячее сало, задымилась и зашипела. Лицо сползло с черепа, а лежащий на земле почерневший скелет содрогнулся и распался на части.

Все произошло очень быстро.

Но к тому времени на улице собрались другие Детки.

Я не видел, откуда они появились. Может, из-под ржавеющих остовов машин, из канализации и окон подвалов. Может, вылезли из дымовых труб и спустились по кирпичным фасадам зданий, словно пауки. Как бы то ни было, они стояли на улице. Я насчитал с дюжину, но на подходе были еще.

Они встали полукругом перед входом в мастерскую, и стали о чем-то возбужденно тараторить, повизгивая. Глаза у них светились, рты открывались и закрывались, словно у угрей, втягивающих в себя воздух. Они указывали на меня своими костлявыми пальцами. И все издавали тот пронзительный вопль, словно говоря: - Вон, вон он. Он не такой как мы. Это - чужак. Убить его, убить его, убить его...

Они начали приближаться. Истощенные, одетые в лохмотья, волосы спутанные, лица искажены в злобной гримасе.

- Мать-перемать! - услышал я голос Карла. - Опять эти гребаные сопляки.

Он выбил ногой остатки оконного стекла. Техасец уже стоял рядом, с "Браунингом" в одной руке и "Дезерт Иглом" - в другой, будто какой-то бесстрашный партизан, готовый погибнуть с дымящимися пистолетами в руках.

Детки - их было уже два или три десятка - ринулись на нас, подпрыгивая, повизгивая и жужжа, словно стая насекомых. Я уложил троих, а Техасец - еще четверых. Двоих Карл разрезал буквально пополам. И это был сущий ад. От умирающих поднимались огромные облака пепла и маслянистого дыма, а живые наступали прямо по их головам.

Но никто из них не пробился сквозь град огня.

Некоторые оказались в трех или четырех футах от нас, и мы отбросили их назад, вскрыв черепа и продырявив торсы. Я всадил последние две пули в живот маленькому мальчику. Тот споткнулся и, напоровшись на зазубренный осколок стекла, торчащий в окне, и загорелся прямо передо мной. Карл оттолкнул ногой его труп обратно на улицу, чтобы мы не задохнулись от дыма.

Примерно в то время, как остальные начали отступать, а улица ярко пылала, словно зев крематория, по нам ударили с тыла. Я услышал крик Джени, а затем кто-то отбросил меня и Карла в сторону. Следующее, что я помню, это то, как та плененная нами безумная дама выпрыгнула в разбитое окно, перекатилась через тротуар и вскочила на ноги. Руки у нее были по-прежнему связаны за спиной. Карл перезарядился и хотел было уложить ее, но не успел.

С полдюжины Деток накинулись на нее, без лишних усилий сбив с ног, обхватили руками и присосались к ней своими рыбьими ртами. Женщина принялась биться и кричать, но не смогла сбросить с себя нападавших. Они прилипли к ней, испепеляя ее, обращая ее в тлеющую, безумную тварь, исторгающую мотки сожженных внутренностей.

Мы стали стрелять сквозь нее, чтобы попасть в Деток.

А затем все они начали гореть, дымиться и корчиться, съеживаться и шипеть, как бекон на раскаленной сковородке. Одна из тварей вырвалась в предсмертной агонии и проковыляла футов пять-шесть в нашем направлении, затем рухнула на тротуар, содрогаясь и распадаясь на части. Наконец, исторгла какую-то черную, пузырящуюся массу и затихла.

Вот и все.

Мы пережили еще одно нападение Деток. Задыхаясь и дрожа, мы стояли и смотрели на улицу. Двадцать или больше тварей лежали там, слипшись в какую-то почерневшую, дымящуюся массу из костей и плоти.

- Вот же гадкие маленькие засранцы, - проворчал Карл.

- Лучше нам убираться отсюда, - сказала Джени, стараясь не смотреть на бойню. - Эти тела очень радиоактивны.

Поэтому мы спустились в подвал и дождались рассвета.

Больше нам ничего не оставалось.

5

Это было в те жаркие, пасмурные дни, когда мир был погружен в шафрановый туман, в котором ты не замечал опасность, пока не оказывался в непосредственной близости от нее. Иногда пылевые бури настигали нас, когда мы находились на открытом пространстве. Это начиналось всегда одинаково, с тишины, тяжелой и угрюмой, от которой тело покрывалось мурашками. Затем налетал ветер, воющий, как банши, свистел по улицам, засасывая мир в бушующую бурю радиоактивной пыли. Если быстро не найти укрытие, этот ветер буквально сдирал с тебя кожу, а радиация поджаривала изнутри.

Однажды я увидел, как в такую бурю попала кучка бродяг, роющихся по канавам.

Они не прошли и десяти футов, как ветер прикончил их. Когда он утих, пыль развеялась, а рентгены пришли в норму, на улице лежали шесть тел. Они были все обгоревшие, покрыты волдырями, коричневые, как старая кожаная обувь, а поднимавшийся от них дым доносил тошнотворный запах горелого мяса.

В любом случае, Гэри был безлюдным местом.

Хотя другого вряд ли можно было ожидать спустя год после Судного дня. Счетчик Гейгера показывал пятьдесят микрорентген в час - вполне допустимая фоновая радиация. Жить можно. В остальном, все было, как и везде. Пустынные улицы, устланные мусором, разбитые автомобили, сожженные дома. Много мусора осталось с последних дней, когда было объявлено военное положение, и армия пыталась ликвидировать все незаконные формирования.

Конечно же, Гэри был не хуже, чем любой другой город, но я не хотел здесь задерживаться. Как, впрочем, и в других. Единственно, нам нужен был надежный автомобиль, чтобы иметь возможность свободного перемещения. И нам нужно было еще кое-что, но мы об этом не говорили.

Карл, обладавший военным мышлением, хотел "Хаммер", оснащенный пулеметом 50-ого калибра. Техасец Слим хотел катафалк. Джени было все равно, а я просто хотел что-нибудь надежное. У Гремлина, конечно же, своего мнения не было. Он был бы недоволен любой нашей находкой.

При том, что за тридцать шесть часов была уничтожена треть населения планеты, а за несколько недель и месяцев от радиации умерло еще несколько миллионов, могло показаться, что раздобыть автомобиль не представит никакого труда.

Но это было не так.

- Давай же, ты, кусок дерьма, - проворчал Карл, сворачивая на улицу, заваленную ржавеющими остовами машин и грузовиков. Шины у всех были сняты для костров. Большинство лобовых стекол разбиты. Карлу приходилось маневрировать между ними, и это было нелегко, при том, что старый хрипящий автобус то и дело вздрагивал и останавливался из-за глохнущего двигателя.

- Членосос... гребаный членосос.

Техасец Слим захихикал.

- Мне это нравится. Нравится, как он это делает. Ругается, как матрос.

- Поцелуй меня в задницу, - огрызнулся Карл.

- Видите? Никак не остановится. Это весело.

Техасец Слим был немного странным. Он был вовсе не из Техаса. Откуда-то из Луизианы, как он утверждал. Но Карл всегда называл его Техасцем, и мы тоже стали. Он был хорошим стрелком и добытчиком, без лишних вопросов делал, что ему говорили. Просто иногда он был немного странным. И часто сложно было понять, шутит он, или говорит на полном серьезе.

- Эй, как по-вашему, здесь где-нибудь есть доступные дамы? - поинтересовался он. - Или пусть даже не очень доступные?

- Продолжай сношать свою руку и заткнись, - сказал ему Карл.

Джени вздохнула, а я откинулся на заднее сиденье, думая о том, что мы должны сделать, как только найдем новую тачку и с кем нам придется это сделать.

- Эй, - сказал Гремлин. - Гляньте. Там какое-то движение.

Пара старых бродяг в рваных пальто от "Армии спасения" собирали дохлых крыс и складывали их в мешки для картофеля. Когда-то, до того, как мир сошел с ума, они были бомжами, бездомными людьми, но в этом новом страшном мире больше не было автобусных остановок, где можно спать, и не было щедрых туристов. Теперь они были добытчиками и ели то, что могли найти.

Карл посмотрел на них с опаской.

- Какое-то очень странное у меня здесь ощущение.

- Так вынь руку у себя из штанов, - сказал ему Техасец Слим.

Я ждал, не придавая особого значения ощущениям Карла, но потом почувствовал, как напряглась рядом Джени, и понял, что что-то происходит.

- Черт, - ругнулся Карл.

Бродяги не обладали интуицией. Просто продолжали собирать добычу и мечтать о крысиной тушенке и крысином пироге. Они пребывали в счастливом неведении, окутанные туманом собственного смрада. Карл ударил по тормозам, и все едва не попадали с сидений. Но никто не стал ворчать, потому что все увидели то, что увидел Карл.

Скабы.

Трое Скабов стояло на старом ржавом фургоне. В руках у них были обрезки металлических труб. Все их внимание было занято бродягами. Они спрыгнули с фургона. подбежали к бродягам и принялись их избивать. Бродяги просто попадали на землю, свернувшись клубками. А Скабы продолжали их колотить, пока их трубы не покраснели, а бродяги не перестали шевелиться.

Затем Скабы переключили свое внимание на нас.

Их было всего трое. Голые, с бугристыми, мертвенно-бледными лицами, порытыми лопнувшими волдырями.

- Валим отсюда! - сказал Гремлин. - Какого черта мы здесь торчим?

Карл привел микроавтобус в движение. Кожа у меня на спине покрылась мурашками, каждая мышца в теле напряглась и завибрировала. И тут появились другие Скабы.

Ни двое, ни трое, а десятки. Большинство были голыми.

Они приближались со всех сторон. Спрыгивали с машин и выбегали из разрушенных зданий, выползали из переулков и вываливались из разбитых окон. В руках у них были ножи и топоры, ручки от метел, молотки и мясницкие тесаки. Это была их территория, и они собирались ее защищать. До сего момента я не видел, чтобы Скабы были так организованы. И в этом не было ничего хорошего.

Мы не могли повернуть назад, и все понимали это.

Пришло время поохотиться.

Их высыпало на улицы все больше и больше, стекалось из разных укрытий. У всех в руках были топоры, пики и молотки. Но ни у кого не было огнестрельного оружия. Я присмотрелся, но не увидел у них ни ружей, ни пистолетов. В данный момент это было нашим единственным преимуществом. Мне не пришлось никому говорить, что должно произойти. Все уже держали оружие наготове. Мы собирались пробивать себе путь назад с боем, как на диком западе.

Джени смотрела на меня с нескрываемой паникой в глазах, но времени на утешительные слова не было. Карл держал на коленях свой "Моссберг 500". Вся прелесть "Моссберга" заключалась в том, что он был не длиннее твоей руки, и имел мощную убойную силу. Техасец держал свой огромный "Дезерт Игл" 50-ого калибра, а Гремлин - хромированный "Смит энд Вессон" калибра .357. Я же вставил новую обойму в свою "Беретту".

Джени не брала в руки оружие.

- Пригнись и не высовывайся, - сказал я ей. - Ладно, Карл. Двинули.

Карл привел микроавтобус в движение, медленно разогнал его до десяти, а затем до двадцати миль в час. Стекла были подняты, двери заперты.

Скабы все прибывали.

- Давайте же, уродливые ублюдки, - прорычал Техасец Слим. - Подходите и получите немного вкусного свинца.

Они преследовали наш хиппарский автобус, будто это было какое-то живое существо, доисторический зверь, которого необходимо завалить. Они кидались на него, словно охотники каменного века, атакующие мамонта. Тесаки и топоры рубили, обрезки труб колотили, молотки стучали, ножи кололи. Зеркала заднего вида были оторваны, лобовое стекло покрылось трещинами от бросаемых камней и кирпичей. Переднее окно с пассажирской стороны обрушилось внутрь, когда Техасец Слим выпустил три пули из своего "Дезерт Игла" в вопящих Скабов. Несколько из них упало на тротуар. Ничто не разговаривает столь же убедительно, как 50-ый калибр. Карл не стал ждать, когда Скабы доберутся до его окна. Когда они собрались возле него, толкаясь, колотя и царапая своими длинными белыми пальцами, он вскинул "Моссберг" и выстрелил. Окно исчезло, и пара Скабов получила заряд картечи в лицо.

Их было слишком много.

Гремлин посмотрел на меня, и я кивнул.

Мы вскинули свои пистолеты и выстрелили одновременно прямо сквозь окна. "Смит Энд Вессон" разбил стекло, и оно вылетело наружу, но моей "Беретте" потребовалось два или три выстрела, чтобы сделать то же самое. Затем все начали стрелять, валить Скабов, глядя, как налетают новые. Тела падали, головы разлетались, автобус трясло, когда он врезался то в одного, то в другого, и когда под колеса попадали их корчащиеся тела.

Какой-то Скаб с самыми безумными и остекленевшими глазами, которые я только видел, отбросил двух или трех своих собратьев, размахивая топором с длинной ручкой. Я влепил пулю ему в левый глаз, и он упал назад, завертевшись волчком. Заверещал, зажав руками лицо, между пальцев хлестала кровь.

- КОНЧАЙТЕ ИХ! - закричал Карл с каким-то маниакальным весельем в голосе, крутя руль и паля из своего "Моссберга". - МОЧИТЕ ЭТИХ УБЛЮДКОВ! ВАЛИТЕ ИХ!

Наш автобус сильно пострадал, а боеприпасов оставалось немного. Внутренний интерьер был уже заполнен дымом, усыпан стеклом и забрызган кровью Скабов. От стрельбы в ограниченном пространстве у всех звенело в ушах.

Мы пробились сквозь первый строй Скабов, и когда автобус обогнул следующий квартал, большинство осталось позади. Но остальные продолжали преследовать нас, и старенькому "Фольксвагену" просто не хватало места, чтобы разогнаться. Я застрелил еще троих, прежде чем моя обойма опустела. А затем принялся дубасить пистолетом по лицам. Но Скабы, опьяневшие от ненависти и ярости, не собирались сдаваться. Они продолжали наступать, прыгая прямо по телам собратьев. Я получил кулаком в челюсть, затем в висок. По лицу царапнули чьи-то ногти. Затем в меня вцепились чьи-то руки, буквально выдернув с сиденья. Джени тянула меня назад, крича во все горло. Но в этом "перетягивании каната" она явно проигрывала.

Я отбивался изо всех сил, но это мало помогало. Мысленно я уже признал поражение: Мне конец, мне гребаный конец! Эти сукины сыны все-таки достали меня!

Но тут Карл развернулся на сидении, зажав руль между колен, вскинул свой "Эйрвейт" 38-го калибра и всадил пулю в лицо парня, который пытался вытащить меня из салона. Пуля прошла так близко от моего левого уха, что я почувствовал ее жар. Но она попала точно в цель. Вошла парню прямо в нос, и тот отлетел, словно от удара ногой. Карл выстрелил еще два раза и тем же способом прикончил еще двух Скабов.

Техасец Слим отбросил выстрелом прочь еще одного, и у него тоже кончились патроны.

У Гремлина тоже.

В задней части автобуса были еще боеприпасы и оружие, но времени на перевооружение не было. Карл дал по газам, и автобус дернулся, кашлянул, будто готовый заглохнуть, затем набрал скорость, снеся по пути парочку Скабов. Еще один повис на водительской двери. Карл выстрелил в него из "Эйрвейта", но тот не отпускался. Поэтому Карл выстрелил в него еще раз и еще. Другой Скаб попытался пролезть в окно со стороны Техасца Слима, и тот вонзил ему в горло складной нож. Скаб продолжал держаться за раму, из раны пузырясь вытекала кровь.

- Придется тебе помереть, дружище! Сейчас я тебе покажу! - воскликнул Техасец Сли, и принялся бить ножом Скаба в лицо, шею, голову, и тот, наконец, вывалился из окна.

Джени держалась за меня так крепко, что мне показалось, что она сломает мне руку. Но все уже было позади.

- Ну и поездочка, мать ее! - воскликнул Карл.

Мы все засмеялись. Хохотали, как сумасшедшие. Грязные, израненные и окровавленные.

Из-за тумана и кратковременного замешательства Карл не заметил маленького перевернутого "Форд-Фокуса". Когда он его увидел, было слишком поздно. Ударив по тормозам, он крутанул руль. Автобус задел вскользь препятствие, перескочил через бордюр, врезался в стеклянную витрину старой видео-лавки, и там заглох.

6

- Все на выход, - скомандовал я.

Никто из нас не был серьезно ранен, все отделались лишь порезами и ушибами. Мы забрали из задней части автобуса оружие, счетчик Гейгера, "аптечку" и пару нейлоновых мешков со всякой всячиной. Карл взял свой "АК-47", а я - свою винтовку. Техасец Слим перезарядил свой "Дезерт Игл", а Гремлин - свой "Смит Энд Вессон". Я заставил Джени взять "Браунинг" 45-ого калибра, чему она была не особенно рада. Она держала его так, будто я вручил ей комок влажных экскрементов.

Скабов поблизости не было видно.

Нам повезло, очень повезло.

Этих тварей создала радиация. Кем они были раньше, не имело значения. Радиация поджарила их хромосомы, вызвала облысение, выбелила им лица и покрыла их коростой. У большинства из них были черные блестящие глаза, но у некоторых они были розовыми, как у альбиносов. Вне зависимости от степени облучения, все они были злобными и жестокими, как черти. А еще безумными. Совершенно одичавшими. Они нападали на своих жертв не только с оружием, но и с голыми руками и зубами. Все знали, что они опасны, как бешенные собаки, и так же подлежали истреблению.

Так или иначе, теперь на улицах было очень тихо.

В небе висел грязный, светящийся туман, отражаясь в окнах зданий и в разбитых стеклах машин. Приходилось щуриться, чтобы разглядеть что-либо. Вероятно, поэтому мы и не заметили трех поджидавших нас Скабов.

Один из них пускал слюни и конвульсировал, будто находился под "метом". Другой вел себя так же, глаза у него были закачены, а все тело подергивалось, будто кто-то дергал его за невидимые нити, как марионетку. Из левой ноздри у него вытекала пузырящаяся серая слизь. Оба они издавали хрюканье, как похотливые боровы. В руках у них были ножи, и они хотели ими воспользоваться.

Ножи против огнестрельного оружия... не очень разумно, хотя что можно было ждать от этих парней?

Третий оказался еще способен хоть как-то выражать свои мысли.

- "Дырка", - сказал он. - Мы хотим вашу "дырку". Отдайте нам вашу "дырку". Мы хотим ее.

- Единственная здесь "дырка" - это ты, - сказал Карл.

Техасец Слим захихикал.

- Не думаю, что даме нравится такое определение.

- Заткнись, - сказал я ему.

- Мы хотим эту "дырку", - повторил Скаб.

Я закрыл собой Джени.

- Идите и возьмите ее. Она ваша.

Мозги у Скабов были настолько расплавленными, что они восприняли мои слова буквально.

Они шагнули вперед, и я уложил двоих выстрелами в живот, а Карл влепил две пули в другого парня. Тот упал замертво. Двое других ползали по земле, истекая кровью и издавая странное повизгивание. Придется им какое-то время помучиться, поскольку смерть наступит еще нескоро.

- Уходим, - скомандовал я.

- Нэш, - сказала Джени. - Ты не можешь оставить их страдать.

- Очень даже могу.

- Рик.

- Брось, Джени. Хватит уже. Прибереги свои розовые очки для других случаев.

- Рик, ты не можешь.

- Конечно, может, Джени, - сказал Техасец Слим, вынимая нож. На самом деле, если подойти к делу творчески, можно даже продлить их агонию.

Он наклонился и принялся беззаботно увечить умирающих Скабов. Я приказал ему прекратить. Чертов Техасец Слим. Ошибка природы. В детстве, наверное, мучил щенков, а потом перешел на жертв покрупнее. За ним нужен глаз да глаз. Он утверждал, что в Батон-Руж изучал похоронное дело, и имел нездоровый интерес к трупам и к умирающим. Я видел, как он занимался с мертвецами кое-какими делами, которые можно назвать не только отталкивающими, но и непристойными.

- Ты хочешь оставить их умирать? - спросила Джени.

- Они даже не люди, - сказал я ей.

Я потащил ее прочь, и она стала вырываться. Я понял, что так дело дойдет до драки, что поставит остальных в неловкое положение. Но вдруг все мы остановились как вкопанные. Единственные звуки издавали лишь умирающие Скабы, катающиеся в лужах собственной крови. Вокруг стояла тишина. Тишина такая тяжелая, что казалось, будто она имеет физический вес.

Все словно замерло.

Не было ни ветерка.

Воздух внезапно стал очень сухим и заряженным статическим электричеством. А еще горячим. У Джени на лице выступил пот. Капли катились у меня по лбу и капали с носа.

- Вот, дерьмо, - ругнулся Техасец Слим. - Надвигается шторм.

Пылевая буря.

Земля задрожала, и раздался далекий рокот. Я огляделся в поисках убежища. В горле у меня пересохло. Буря с грохотом приближалась.

- Нэш! Давай-же, Нэш, мать твою? Будем стоять здесь и ждать, или что? – с выражением отчаяния на лице воскликнул Гремлин.

Мне захотелось влепить этому ублюдку оплеуху, уложить на землю и оставить его так, пока буря не налетит и не поджарит его. И это желание было очень сильным.

- Смотрите, - сказал Карл.

Вот оно. Оно надвигалось с востока бушующей стихией, поднимая вверх пыль, грязь, мусор и все, что не было привязано. Оно было огромным, голодным и ревущим, как первобытное чудовище. Сейчас содрогалось все: улицы, здания. Когда буря пришла - а пришла она очень быстро – она отбрасывала перед собой угрюмую тень. Эта тень поглощала квартал за кварталом, и...

- Бежим! - закричал я. - Вон туда!

Напротив стояло здание, которое выглядело довольно крепким и надежным. Мы добрались до него, но дверь оказалась заперта. Карл выбил ее, и все запрыгнули внутрь, спотыкаясь в темноте. Техасец Слим нашел старый стол и забаррикадировал им дверь.

- Ладно, - сказал я им. - Давайте найдем лестницу.

Сквозь грязное окно я стал смотреть как с надвигающейся бурей темнеет улица. И тут все здание затряслось.

7

С самого Судного дня патогены пугали меня.

Нет, я говорю не о чем-то тривиальном, вроде невроза. Я говорю об ужасе, который испытываю, когда думаю обо всех этих по-настоящему опасных микробах, которые летают вокруг, и о том, что они могут сделать. Радиация, как я уже сказал, что-то сотворила с этими микробами, сделав их крупнее, вреднее, заразнее, создав смертоносные штаммы и мутировавшие формы жизни, такие, о которых я даже не хочу думать. Полагаю, что некоторые из этих организмов - такие же, что и прежде, но мне доподлинно известно, что многие из них стали гораздо опаснее, чем они были. Например, ходил слух, что какая-то экзотическая форма геморрагической лихорадки, похожей на Эболу, прожгла себе путь через Акрон, и уже опустошила то, что осталось от Филадельфии и Питтсбурга.

Только, как выяснилось, это был не слух.

Форма геморрагической лихорадки, о которой мы говорим здесь, как я уже отметил, была очень похожа на Эболу. Вы же помните старую добрую Эболу? Она опустошила несколько деревень в Заире, Судане, и на Берегу Слоновой кости в те дни, когда колеса мира еще крутились. Это были важные новости. Пугающие новости. Смертельный, передающийся контактным путем вирус заполнял целые кладбища, и этому не было видно конца. Но конец все же настал. Вирус пришел и ушел, якобы сам по себе.

Теперь этот смертоносный штамм геморрагической лихорадки - назовем его Эбола Экс, что звучит достаточно угрожающе - это как Эбола в квадрате, Эбола, в десять раз более сильная, Эбола с по-настоящему стервозным нравом, Эбола, обдолбавшаяся "мета" и почувствовавшая в себе великую и убийственную мощь. Я знал это, потому что в самом конце, после Судного дня и как раз перед тем, как рухнуло правительство, эта новая страшная Эбола Экс уже осаждала такие города как Вашингтон, Балтимор и Бостон.

И она все еще была где-то там, мутировала, генерировалась, обретала такую богомерзкую форму, о которой я могу лишь догадываться.

Предположим, у вас произошел контакт с Эболой Экс. Насколько я понимаю, риск заражения составляет примерно 98%, а вероятность смертельного исхода - 100%. Это все равно, что смертная казнь, без отсрочки исполнения, объявленной в последнюю минуту. Все начинается с мышечных болей, потливости и резкой лихорадки. Далее следуют мучительные боли в животе и точечные кровоизлияния в мозг. Глаза становятся блестящими и кроваво-красными. Кожа желтеет и покрывается открытыми язвами. К этому моменту ваш мозг больше напоминает желе, изо всех отверстий льется кровь. А вы исторгаете черную слизь, зараженную кровь и измельченные кусочки желудка и кишечника. Смерть наступает через шестнадцать часов после первого контакта, и эти часы становятся самыми долгими, которые только можете себе представить. Лично я не считаю себя религиозным человеком. Я не верю в существование маленького невидимого божества, наблюдающего за нами с небес. Это приятная, успокаивающая мысль, но я не верю в духовные сказки. И я уверен, что в них не верили миллионы, умершие в концентрационных лагерях, жертвы массовых убийств, охоты на ведьм, расовых преступлений и эпидемий. Так что, при том, что я не верю в Бога - хотя хотел бы - я верю в Дьявола. И этот Дьявол и есть Эбола Экс.

Теперь вы получили общее представление. Эбола Экс для людей - это все равно, что солнечный свет для вампиров... разве что рассыпаться в пыль, наверное, менее болезненный (и грязный) процесс.

Теперь позвольте рассказать вам о Техасце Слиме. Я не много говорил о нем. Позволил вам сформировать собственное мнение из моих, как я надеюсь, объективных впечатлений и воспоминаний. У Техасца было необычное прошлое. Он немного странный и эксцентричный, возможно, даже отчасти социопат. Смеется над вещами, которые у других вызывают содрогание, рассказывает очень неприятные истории – например, про мочу в чаше с пуншем - которые нравятся далеко не всем. Этим все сказано. Но думаю, в остальном он нормальный. Жесткий, дисциплинированный, преданный, и невероятно сострадательный. Может, так их воспитывают там, в Луизиане. И тем не менее, он мне нравится. Он поддерживает меня, а я - его.

Было бы достаточно просто избавиться от него, как от психа, но это было бы ошибкой. Позвольте рассказать вам, что случилось с ним прежде чем он присоединился к моему отряду, который можно было назвать "Верный орден Тени" или "Братский орден эзотерической Тени". Ни одно из этих названий я не считаю забавным.

Когда упали бомбы, Техасец жил в Моргантауне, шт. Западная Виргиния. Так как в Питтсбурге у него была троюродная сестра, он переехал туда. Это была крупная, похожая на грушу женщина, по имени Джемми Килпатрик. Татуировок у нее было больше, чем зубов, а обитала она в многоквартирном доме с группой из двадцати человек. Техасец присоединился к этой группе. Принят он был очень тепло... хотя не был рад романтичному ухаживанию Джемми. Дела в "коммуне", как он назвал группу, шли хорошо. Все вносили свою лепту. Все добывали еду, оружие и свежую воду. И отлично с этим справлялись.

Затем Джемми слегла с лихорадкой.

Симптомы были очень похожи на те, что я здесь упоминал. Через шесть часов глаза у нее стали ярко-красными - "вампирские глаза", как называл их Техасец Слим - а из носа, вагины, ануса буквально хлынула кровь. Пузырясь, сочилась из пор и капала из ушей. Несколько часов Джемми напоминала бомбу замедленного действия, а затем она взорвалась. Горящая от лихорадки и источающая запах сырой гнили и канализации, она больше не могла сидеть прямо, и просто пялилась в пространство. Кровь продолжала вытекать из нее, а кожа приняла восковой цвет и стала полупрозрачной. Все тело покрывали кровавые трещины. Она превратилась в бурлящую кровоточащую массу, а затем... у нее началась "ломка", как говорят спецы по биоугрозе. Она стала конвульсировать. Начала извергать огромные сгустки темно-красной артериальной крови, забрызгивая буквально все вокруг себя, и тех, кто за ней ухаживал. А еще она исторгала огромное количество какой-то склизкой черной субстанции. Со слов Техасца комната пахла как "мешок с горячей блевотиной". Не сомневаюсь в этом. Но хуже всего, как он сказал мне, был хруст ануса, рвущегося под напором крови, кусков ткани и, вероятно, остатков кишечника. После этого она умерла очень быстро, утонув в луже собственной крови и нечистот.

Большинство людей убежало задолго до этого, как и большая часть коммуны.

Но не Техасец Слим. Он оставался до конца, промокший от крови и выделений Джемми. Он сказал, что даже не думал о том, что может заразиться смертоносным организмом. По-моему, он врал. Он знал, но он был не из тех, кто бросает нуждающихся, даже рискуя жизнью.

Из двенадцати оставшихся все - кроме Техасца - были инфицированы в течение двадцати четырех часов.

Следующие два дня Техасец был занят тем, что ухаживал за ними, в то время как они страдали от "ломки" и истекали кровью. Как он сказал мне, это был такой ад, что он хотел даже уйти. Все эти зараженные люди ютились в тесной комнате, смердящей кровью и рвотой. Конвульсировали и испражнялись собственными внутренностями, глядя на него своими ярко-красными глазами. Впадали в предсмертный шок и исторгали все, что у них было внутри.

Он похоронил их всех на пустой соседней парковке.

Когда он рассказывал эту историю, были лишь он, я и бутылка "Джека Дэниелса". Он не поделился бы этим ни с кем другим. И пока я слушал, он будто выдавливал из своей души гной. Это пугало меня. Пугало, потому что я не знал, является ли он переносчиком вируса, а еще потому что я получил отчет от первого лица о том дерьме, которое творилось вокруг. По сравнению с тем, через что он прошел, мои мытарства с женой, умиравшей от холеры, были все равно, что вечеринка с тортом и шариками.

Но он выжил. Победив вирус и получив личный опыт.

Но теперь вы понимаете, почему я боюсь этих микробов. То, чем они были и чем становятся теперь. Потому что они постоянно меняются и мутируют. Такова их природа. Но самое страшное то, что микробы заставляют меня думать о том сне, который мне приснился на складе армейского магазина в Сауз-Бенде. Во что они мутировали? Какая извращенная, отвратительная эволюция породила ту сущность, которую я видел наяву или во сне? Какой кошмарный патогенный вирус произвели эти тлеющие чумные кладбища?

Я не знал.

Но я чувствовал, что оно приближается, ползет на запад, темным саваном окутывая разрушенные города.

8

Перекусив крекерами с консервированным колбасным фаршем, я сел у окна и стал слушать завывание пылевой бури на улицах. Мы забаррикадировались в комнате на четвертом этаже. Главное было подняться как можно выше, потому что пыль с самым опасным уровнем радиации находилась ближе к уровню земли. Она была насыщена такими элементами, как стронций-90, цезий-137 и плутоний. А над ней летали обычные пыль и мусор, захваченные вихрем. Поэтому чем выше было ваше убежище, тем лучше.

Но внизу, на улицах было смертельно опасно.

Я сидел, тело у меня ныло, в глазах покалывало от недостатка сна. Буря немного стихла, здание больше не трясло, и штукатурка уже не сыпалась со стен. Но снаружи было еще ветрено. То и дело сильный порыв налетал на здание и сотрясал его, как удар гигантского кулака. И мы прижимались друг к другу, прикрывая головы и благодаря людей, построивших такую крепкую конструкцию.

Джени прислонилась ко мне, положив голову мне на плечо. Глаза у нее были закрыты, но она не спала. Просто закрылась от внешнего мира, от стона ветра и стоящего в комнате смрада кошачьей мочи и гнилого дерева. Парни - Техасец Слим, Карл и Гремлин - рассказывали друг другу истории, пытаясь при этом переплюнуть друг друга, словно старики, спорящие, чье детство было тяжелее, или как подростки, хвастающиеся сексуальными достижениями.

- Нам придется провести здесь ночь, верно, Нэш? - прошептала Джени.

- Ага. Сейчас на улице слишком опасно.

Ветер немного утих, но недостаточно. Как только он уйдет, и пыль рассеется, рентгены придут в норму. Но до того времени выходить было нельзя.

Поэтому мы остались.

- Что там счетчик Гейгера?

- Показывает шестьдесят, - отозвался Карл. - Идет на спад.

Два часа назад он держался на значении сто микрорентген. Уже горячо, но не так плохо, как внизу, где он показал бы все четыре сотни. Или в таких местах, как Чикаго, принявший удар 500-мегатонной бомбы, и где уровень устойчивой радиации был настолько высок, что, наверное, измерялся в бэрах. В одном бэре был миллион микрорентген. И, до того, как цивилизация рухнула полностью, ходили слухи, что в Чикаго уровень достигал 5000 бэр. И если там что-то было еще живое, я не хочу знать, что.

Гремлин продолжал бубнить про какую-то знакомую черную телку из Форт-Уэйн, которую он называл Землячка. Однажды ее поймали Тесаки. Как он утверждал, это случилось где-то за городом. Ее изнасиловали прямо на улице и скальпировали мясницким ножом. Затем, пока она еще дышала, а последний член банды продолжал надругаться над ней, остальные начали отрубать ей пальцы, выдергивать зубы и отрезать уши на сувениры, как обычно делали Тесаки.

- Что ты сделал? - спросил Карл. - Просто смотрел, мать твою?

- А что я должен был делать? Их было десять, а я - один.

Техасцу Слиму это показалось забавным.

- По-моему, ты сказал, что любил ее?

- Ага. При каждой возможности.

- Это нечто. Разве нет? – сказал Техасец Слим, давясь хохотом. - Однажды я любил одну такую девушку. Тоже "цветная"... хотя нет, наверное, она была индианка. Я драл ее в задницу при каждой возможности. Вот только сиська у нее была одна. Но это было не так уж и плохо.

- Одна сиська, - произнес Гремлин. - А ты не очень-то разборчивый, верно?

Карл рассмеялся.

- Еще какой разборчивый. Трахает только свою левую руку. Испытывает к ней слабость.

- Я трахаю их обе. И ты знаешь это, - признался Техасец Слим. - При этом думаю о твоей матери.

- Опять ты за свое.

- Мерзость какая, - пробурчал Гремлин. - Настоящая мерзость говорить так о чьей-то матери. Когда я дрочу, я думаю только о жаркой молоденькой телке.

При этом он бросил взгляд на Джени, и все это заметили. Я тоже. Думаю, он хотел, чтобы я увидел это.

- Эй, Гремлин? - сказал Техасец Слим. - Ты в курсе, что для парочек есть романтический день, День Святого Валентина?

- Ага. Слыхал.

- Для одиночек, вроде тебя тоже есть романтический день. Вербное воскресенье называется. (Вербное по англ. - Palm, как и ладонь - Прим. пер.)

- Не врешь?

Джени попыталась подавить смех, но не смогла. Я тоже едва не прыснул. Это была моя компания, мой отряд. Ведут себя, как дети в раздевалке. Боже.

Гремлин тоже немного посмеялся, затем принялся за то, что у него получалось лучше всего: начал ныть.

- Я уже до блевоты устал ждать, - сказал он. - Нам целый день придется торчать в этом гадюшнике, Нэш?

- Ага, а, возможно, еще ночь.

- Черт. Мне нечего пить, и потрахаться не с кем. Я это не перенесу.

Он встал и принялся ходить туда-сюда, в то время как Техасец Слим и Карл обсуждали знакомых женщин, облученных радиацией.

- Черт, Нэш, нам нужна тачка. Чтобы свалить из этого города.

- Конечно. Если хочешь пойти, поискать в такую пылищу, валяй. Что до меня, то я остаюсь. Не хочу поджарить себе задницу. У меня уже член в темноте светится.

Джени пихнула меня локтем в бок, а Техасец Слим рассмеялся.

- Ага, завязывай уже ныть, мужик, - сказал Карл.

- Ладно, - согласился Гремлин. - Только здесь воняет.

- От тебя тоже воняет, но я же не жалуюсь.

Гремлин шутку не оценил.

- Меня тошнит от этого дерьма. Еду мы оставили в фургоне, жрать нечего. Полная жопа.

- Ты же ел консервированный фарш, как и все мы, - сказала Джени.

- Я не хочу фарш, женщина. Я хочу стейк и жаренную картошку со сметаной. Я хочу хлеб с маслом. Хочу кусок пирога, мороженное и...

- Это все? - спросил Карл.

- Не, не все. Я хочу какой-нибудь десерт. Хочу бухла. Хочу непросроченных сигарет. А еще хочу отсос.

Карл покачал головой.

- Техасец, отсосешь ему?

Техасец Слим улыбнулся и покачал головой.

- Нет, сэр, врач сказал мне не увлекаться колбасками с подливкой. Я следую его указаниям.

- Это полная хрень, - сказал Гремлин. - Вы, парни, только и делаете, что шутите и ржете, и что нам с того?

Он уже начинал действовать всем на нервы. Мы устали его слушать. Сперва было забавно, как он жалуется на все - на спальные мешки, на консервированные бобы, на грязь у себя в пупке. Он постоянно ныл и жаловался. Но теперь это было уже не смешно, это было натуральное дерьмо. В нашей нынешней ситуации нужно было просто довольствоваться тем, что имеешь. Никто не виноват в том, что на нас напали Скабы и что нас настигла буря. Дерьмо случается. Мы пережили это, вот и все. Армагеддон, по крайней мере, научил терпению.

- Эй, Нэш, хочешь кайфануть? - спросил Карл. - Кайфануть по-настоящему?

Я отказался от предложенного "косяка".

Мы постоянно находили "дурь". В ней не было недостатка. Недостаток был только в людях, которые могли ее курить, вот и все.

Я не мог перестать думать о мире. О том, чем он был и том, чем он стал. О том, каким он будет через десять лет или через сто. Разве можно пережить Судный день и не стать таким же разрушенным, как города вокруг? И как найти пластырь, чтобы залатать трещины и дыры, образовавшиеся в твоем разуме, твоей душе и сделавшие тебя чуть менее человечным. Как взять себя в руки и снова зажечь в себе искру оптимизма? Видит Бог, я хотел быть таким, как Джени. Хотел быть добрым, заботливым и терпимым, как раньше. Часть меня хотела этого очень сильно. Но то была просто фантазия. И другая моя часть отлично это знала. И эта часть была тем суровым, мрачным реализмом, который накрепко склеил меня с этим новым уродливым миром.

Это был дерьмовый мир.

Чтобы выжить в нем, нужно было быть зверем.

Конец света породил тварей, не имевших право на существование, а других существ превратил в абсолютный кошмар. Таким был мир в эти дни. Что-то подобное еще в пятидесятые описывал Роджер Корман... Мутанты и кочующие банды, религиозные безумцы и одичавшая природа. Как в одном из тех старых фильмов, которые я смотрел раньше на поздних показах, когда работал с трех до одиннадцати на обувной фабрике в Янгстауне. "День конца света", "Паника в нулевом году " или "Бесконечный мир". Просто лежал на диване, жевал пиццу на вынос и пил пиво. И мне ни разу не приходило в голову, что я буду жить в подобном фильме ужасов.

Но это случилось. Как со мной, так и со всеми.

Все изменилось. Радиация убила сотни миллионов. Выжившие же мутировали, деградировали и одичали. Многое я видел собственными глазами, но я знал, что есть вещи и похуже. Вещи, которые я не мог или не хотел себе представлять, и одна из них явилась ко мне во сне. На самом деле я очень мало знал о радиации, ядерной физике, генетике, и тому подобном. Да, у меня был счетчик Гейгера, работавший на солнечной энергии. Но я не знал, как он работает, и как радиация влияет на такие вещи, как атомы или биология.

В Янгстауне, после того, как все произошло, и люди просто бродили вокруг в состоянии шока, патогены стали распространяться по городам. В моем доме жил парень по имени Майк Пэлленберг. Он преподавал естествознание в школе Ист Палестин. Очень смышленый парень. Он был помощником тренера футбольной команды "Бульдоги". А я, когда учился в средней школе, играл за "Лиссабонских синих дьяволов". Так что между нами было небольшое соперничество. Дружеское соперничество. Умирая от лучевой болезни, он сказал: "Просто подожди, дружище, просто подожди. Скоро будет всякое происходить, и я рад, что не увижу это. Все, что высвободила ядерная энергия... повлияет на погоду, и на все живое. Подожди. Понимаешь, это происходит на молекулярном уровне. Как только клетки мутируют, все изменится. Законы физики, известные нам, исказятся. Этот мир меняется, на органическом и физическом уровне, на микроскопическом уровне. Материя, энергия и субатомы сходят с ума. Ничто уже не будет прежним. На ближайшую сотню-тысячу лет.

Или навсегда."

Майк был абсолютно прав.

Я видел мутации собственными глазами. Они были реальными. Радиация привела к эволюционным изменениям, которые никогда не случились бы в нормальном, солнечном мире на глазах у любящего бога. И эти изменения не всегда были видимыми. Многие из них, как намекал Майк, происходили на микроскопическом уровне. Болезни, которые люди победили многие годы назад, мутировали и распространялись как пожар после бомбардировок. И вот, что меня сейчас беспокоило. Патогены. То, чем они становились. Потому что я видел города, которые лихорадки и эпидемии превратили в лепрозории.

И те патогены по-прежнему были там.

Мутировали и ждали чтобы испепелить остатки человеческой расы.

Как сказал Дэвид Боуи, это не рок-н-ролл, это - геноцид.

9

Если вы читаете эти строки, то несомненно знаете про конец света. Можете спокойно пропустить эту часть. Я записываю это только для того, чтобы прояснить ситуацию и, возможно, оставить какой-то документ для потомков.

Ну, да ладно.

Все началось с обмена ядерными ударами на Ближнем Востоке. Иран выпустил бомбу по Израилю, те ответили тем же. Все могло на том и закончиться, но фитиль горел уже давно, и было уже слишком поздно. Ядерное оружие было применено в Африке, Азии и Европе. По всему миру было использовано около тридцати бомб. Как говорится, взаимное гарантированное уничтожение. Четыре из них детонировали в континентальных Соединенных штатах - в Нью-Йорке, в Чикаго, в Атланте и в Лос-Анжелесе. Как сообщили в новостях, первоначальные удары уничтожили пятьдесят миллионов человек... то есть, когда станции еще вещали. Результирующее заражение погубило еще три миллиона, а радиоактивные осадки увеличили за полгода число жертв втрое. Все бомбы, использованные против Соединенных Штатов, были выпущены из Северной Кореи. Штаты ответили тем, что превратили Северную Корею - и большую часть Южной - в радиоактивную пустыню. Мы нанесли восемь ядерных ударов. Русские - три, Китайцы - два.

Это лишь доказывает, что нужно было устранить того чокнутого маленького диктатора, когда у нас был шанс.

После этого массированного ядерного уничтожения ядерное оружие было применено почти всеми странами. Африка и Ближний Восток особенно сильно пострадали от множественных тактических ударов, убивших миллионы. Армии пытались уничтожить друг друга, а в итоге сокращали и без того редеющее гражданское население. К тому времени, когда все закончилось, цивилизация, как таковая, уже не существовала. Остались лишь миллиарды людей, умирающих от радиации и свирепствующих инфекций. Бушевали пожары, а затем на города, поджаренные радиацией, опустилась ядерная зима.

Таким был конец света.

По сценарию Судного дня.

Не просто какой-то "бум", а гигантский гребаный "БАБАХ"!

10

Я продремал примерно час, и когда проснулся, Гремлин и Техасец Слим хихикали. Мне снилась жена. Как же досадно было открыть глаза и увидеть этот гребаный кошмар. Я попил воды, выкурил сигарету. Посмотрел на длинные скрещенные ноги Джени и пожалел, что мы с ней не одни, иначе я бы оттрахал ее до изнеможения. Типичные мужские мысли. Даже Судный день не мог изменить человеческую природу.

Карл чистил оружие. Техасец Слим напевал какую-то старую песню Джона Кугара и посмеивался при этом. Гремлин пристально смотрел на меня. Взгляд у него был странный.

- В чем дело? - спросил я его, предчувствуя беду.

Гремлин улыбнулся.

- Просто гадаю, когда это случится, и кто это будет. Вот и все.

- О чем ты, черт возьми?

- Ты знаешь.

- Нет. Уточни.

Он продолжал улыбаться. И мне захотелось влепить ему пощечину, чтобы стереть с лица эту ухмылку.

- Когда ты сделаешь это, Нэш? Когда призовешь Тень? Когда вызовешь ее?

И тут меня осенило.

Да, настало время сделать выбор, кого принести в жертву. Но я не хотел, чтобы этот сукин сын напоминал мне об этом, и тыкал меня носом. Время от времени мне хотелось забыться. Представить, что душа у меня чиста. Ветер еще не утих, пыль и песок продолжали царапать стены здания. Слушая их шелест, я чувствовал, что в душе у меня дует другой ветер. Горячий, мерзкий и обжигающий.

Джени заметила это и что-то сказала, но я не слышал ее.

Потом Гремлин понял, что перешел границы.

- Послушай, я просто хотел...

Не знаю, что на меня нашло. Я сжал руку в кулак и ударил Гремлина в лицо. Голова у него дернулась назад, из раздавленных об зубы губ хлынула кровь. Я сделал это, не думая. Это произошло рефлекторно.

- Ты тупой сукин сын! - закричал я Гремлину в сморщенное, окровавленное лицо. - Мы не обсуждаем эту тему! Никогда, черт тебя подери!

Гремлин пробормотал красными от крови губами какое-то глупое извинение. Он был таким жалким и нелепым, что ярость закипела во мне, словно лава в жерле вулкана. Она была испепеляющей. Совершенно утратив рассудок, я принялся дубасить его. Гремлин, вскинув руки, отбил несколько ударов, но большинство из них попало в цель. И я с удовлетворением услышал, как он, истекая кровью, молит о пощаде. Левый глаз у него почернел, нос был разбит, губа лопнула. На голове вскочило несколько приличных шишек. Ослепленный яростью, я продолжил бы экзекуцию, но Карл стал оттаскивать меня в сторону. А Джени закричала на меня с таким бездонным разочарованием и отчаянием, что внутри у меня все съежилось.

Наконец, Карл отпустило меня, и к тому моменту мой боевой дух иссяк.

- Все нормально, Нэш, - сказал он, хотя по его голосу чувствовалось, он совсем так не думает. - Ты хорошо его отделал. Преподал ему урок и все такое. Выпустил пар. А теперь остынь. Оставь его.

- Да уж, устроил ты ему взбучку, Нэш, - сказал Техасец Слим. - Его как будто три мили волокли по разбитой дороге.

Все смотрели на меня, и мне совсем это не понравилось.

Но думаю, я бы тоже испугался. Иррациональные вспышки насилия не только привлекали внимание, они также подрывали доверие к человеку. Я чувствовал себя идиотом, мне было стыдно, и я был зол на себя. Я всегда гордился своим хладнокровием. Терпением и пониманием. Но теперь это был не я. Я не нападал на людей. Если только они не представляли угрозу. А какую угрозу мог представлять Гремлин? Это был просто маленький назойливый болтун, который не знал, когда нужно заткнуться.

- Молодец, - сказала Джени. - Боже, Рик.

Остальные просто отвернулись. Все, кроме Гремлина. Он продолжал осуждающе пялиться на меня. Все лицо у него было в крови и багровых пятнах. Нижняя губа распухла, и стала похожа на сосиску, правый глаз почти полностью заплыл. На него было больно смотреть.

- Теперь тебе лучше, Нэш? - спросил Гремлин, сплевывая кровь на пол. Он усмехнулся. - Меня еще не так избивали. А гораздо хуже. Так что все нормально. Я отбился от рук, и ты показал мне мое место. Теперь я понимаю лучше. Знаю, какой ранг занимаю.

Я потянулся к Гремлину, чтобы положить руку на плечо, но он отбросил ее с такой силой, что я едва не упал. - Не трогай меня, мать твою, гребаный засранец.

Никто из окружающих не одернул его.

Я отошел в сторону, сел, закурил, и, надувшись, стал задумчиво слушать завывание ветра. Я был зол и в то же время места не находил себе от стыда. Из головы у меня не шла мысль: Ты можешь прямо сейчас бросить их у обочины. Избавься от них, и через неделю у тебя будет новая команда. Кто они такие, чтобы судить тебя? Кем они себя возомнили?

Знаю, это были безумные мысли. Я не брошу Джени на обочине, иначе вместе с ней там осталась бы и большая часть меня.

Черт.

Главное, я только что подорвал их веру в себя, и я понимал это. Я правда не знал, как это случилось, только то, что это копилось во мне уже давно. Это просто произошло, как обычно бывает. Отчасти, это была проклятая депрессия, которая разъедала меня почти постоянно. Казалось, будто внизу живота у меня была черная дыра, которая хотела засосать меня в темноту, живого и лягающегося. А с другой стороны - общее разочарование, печаль, и тот факт, что Гремлин очень сильно действовал мне на нервы. К тому же это ожидание буквально убивало меня. Нам нужно было двигаться дальше. Нужно было попасть на запад, пока... пока нас кое-что не настигло.

Все молчали, и я тоже держал рот на замке.

Гремлин даже не удосужился смыть кровь с лица. И она походила на боевую раскраску. Он сидел на полу, подтянув к себе колени и обхватив их руками. Глаза у него были безумными и полными боли, а взгляд был прикован ко мне. Ко мне одному.

Пристальный.

Ненавидящий.

У меня было крайне неприятное чувство, что как только я сомкну глаза, Гремлин перережет мне горло. Поэтому я наблюдал за ним. Внимательно наблюдал. И параллельно я чувствовал, что наш маленький отряд распадается. Я ощущал себя более одиноким и уязвимым, чем когда-либо. Я начал думать о Шелли. Начал думать о Янгстауне.

Я вспомнил, как стоял на крыше нашего дома в ту ночь, когда упали бомбы. Рядом со мной было много людей. Нью-Йорк получил прямое попадание. Хотя он был далеко от Янгстауна, его можно было увидеть, если смотреть на восток... потому что горизонт там был охвачен голубым сиянием.

11

Под бледным глазом луны на поверхность стали вылезать крысы.

Они появлялись из канав и подвалов, разрушенных зданий и рвов. Из всех темных и сырых мест, где гнили трупы. Черной визжащей рекой они наводняли улицы, заполняли их своими сальными, суетливыми телами. Ничто, в чьих венах текла кровь, не имело против них ни единого шанса. Крысы пробивались вперед, словно муравьи-кочевники в неких курящихся испарениями джунглях, обезумевшие от неослабевающего голода, живущие только, чтобы кормиться, размножаться и подавлять своим количеством.

Уличные безумцы не имели ни единого шанса.

Пять минут назад пылевая буря, наконец, утихла, а они все еще выкрикивали свои псалмы и вскидывали вверх руки, моля Бога о спасении и избавлении... а теперь они были буквально облеплены крысами.

Погребены под ними заживо.

Крысы нападали со всех сторон, и было слышно, как рвется плоть и хрустят кости, а далекие крики заглушаются пухлыми, голодными телами. Начинался настоящий бешенный жор. Крысы пожирали безумцев, пожирали друг друга, а затем сами себя. Все происходило очень быстро. Прошло всего три минуты от наката первой волны до того момента, когда черная река растворилась среди теней, оставляя после себя только объеденные крысиные трупы и пять начисто обглоданных скелетов, поблескивающих в лунном свете, словно слоновая кость.

Не было даже ни единой капли крови.

Джени, конечно же, избегала этого зрелища. Брезгливой она не была, но всегда придерживалась определенных правил приличия. Все остальные наблюдали за действом из окон. Карл и Техасец Слим заключили пари, и от этого происходящее для них стало чуть более захватывающим. Карл сказал, что чтобы обгрызть безумцев, крысам потребуется как минимум пять минут. Техасец Слим утверждал, что максимум три.

И он оказался прав.

- Ты - наглец Карл, - сказал он. - Ты должен мне шесть "косяков". Прошу выложить прямо сейчас, дружище.

- Черт, - сказал Карл, затягиваясь сигаретой. - Такое чувство, будто меня накололи.

- Так и есть, - сказала ему Джени.

Техасец Слим покачал головой.

- Нет, Джени, это не так. Я знаю крыс и понимаю их. Я изучал их. Проводил почти научное исследование. Крысы сейчас другие. Они изменились. Стали свирепее, чем раньше. Встречаются очень крупные мутанты, размером с кошек и собак. Стае из тридцати этих новых крыс потребуется примерно полчаса, чтобы обгрызть пять тел, верно? Поэтому вполне очевидно, что три сотни смогут обгрызть пять тел за три минуты. Просто берем количество людей, делим его на количество крыс, и получаем результат. В данном случае он равен плюс-минус трем минутам.

Невероятно, как работал его мозг.

- У тебя самый извращенный ум, который мне встречался, - сказал я ему.

Техасец Слим ухмыльнулся. - Спасибо. Приятно слышать.

- Не поощряй его, Нэш, - сказал Карл. - У него достаточно проблем.

Я догадывался, что так оно и есть.

Карл затушил сигарету и огляделся.

- А где Гремлин? Его давно уже нет.

- Он ушел дуться после того, как Нэш начистил ему рожу, - сказал Техасец. - Сказал, что пойдет на раздобытки по зданию, но я-то лучше знаю.

Он отлично это подметил. Именно этим Гремлин занимался... зализывал раны, жалел себя и дулся. Я ни капли в этом не сомневался. С тех пор, как я, утратив над ним контроль, начистил ему рожу, он не переставая пялился на меня с тем зловещим блеском в глазах. От извинений было мало толку. Он просто не принимал их. Даже Джени пыталась образумить его. Суть в том, что я утратил самообладание и избил его без какой-либо причины, разве что дал выход накопившемуся внутри раздражению. Именно так Джени объяснила это. Возможно, это чушь, но звучало убедительно.

- Его давно уже нет, - сказала Джени. - Думаешь пойти, поискать его?

Я покачал головой.

- Вернется, когда будет готов.

- Тогда я пойду.

Она начала подниматься с дивана, но я рывком вернул ее назад.

- Джени, нет. А то он опять будет нудить. Дай ему немного времени, он вернется. К тому же я не хочу, чтобы кто-то свернул в темноте себе шею.

Больше убеждать ее не потребовалось. Хотя, если честно... я не хотел искать его, потому что боялся. Боялся бродить в темноте, зная, что он где-то рядом... поджидает меня. Он точил на меня зуб, и я не хотел стать жертвой его мести. И я не хотел, чтобы Джени ходила его искать. Я видел, как Гремлин смотрел на нее... смотрел голодными глазами, как на кусок мяса. В том взгляде не было ничего хорошего.

- А если он ушел на улицу?

- Надеюсь, что это не так. Только не в темноте. С крысами шутки плохи. Кто знает, что там есть еще?

- Детки, - сказал Карл.

Вполне возможно. И если у Гремлина хватит ума связываться с ними, смерть его ждала далеко не легкая и приятная.

Поэтому, когда наступила ночь, мы просто сидели и скучали. Карл достал из своего рюкзака несколько свечей и зажег. Мы словно очутились в средневековье, и торчали в этих зловонных апартаментах при свете свечей, в то время как внизу, на улицах рыскали крысы и существа похуже. Как будто мы жили в 14-ом веке.

Техасец Слим принялся рассказывать, как в старые добрые деньки изучал в колледже похоронное дело. Как вводил трупам через сонную артерию формалин, предварительно вытянув из них жидкость, чтобы сохранить плотность мышц и органов.

- Мне нравилось обмывать их. Нужно намылить их и размять, как тесто для хлеба, чтобы формалин разошелся по всему телу. Кожа принимает приятный, естественный оттенок. Это происходит прямо у тебя на глазах. Впрыскиваешь формалин в полость рта, чтобы губы были упругими и имели нормальный цвет. Иначе дядюшка Джо или тетушка Тилли посереют, губы обвиснут и растянутся в стороны. Люди это не любят. Им не нравится эта посмертная усмешка. Они хотят, чтобы их покойники выглядели свеженькими. Чтобы они сказали: "Кажется, будто он просто спит, разве не мило?"

- Хватит, - сказал Карл. - Ты больной чертов псих. Я не собираюсь сидеть здесь и слушать твое дерьмо. Ты на меня жуть наводишь.

Техасец Слим усмехнулся.

- Просто рассказываю тебе, как что работает. Может, когда-нибудь пригодится, сам знаешь.

- Как, черт возьми, такое может пригодиться?

- Ну, сынок... мир сейчас такой мерзкий... разве я не прав? Прав. Сейчас полно всяких гадостей. Лихорадка, чума, вредные микробы. Может, однажды мы все умрем, я ты останешься один. Допустим. И тебе так одиноко, что ты готов оттрахать забор. И вдруг тебе попадается какая-нибудь привлекательная дама, только мертвая...

- Заткнись, упырь ты хренов.

-... поэтому ты применяешь полученные от меня знания. Тащишь ее в ближайший морг и приводишь в порядок. Накрашиваешь, полируешь, укрепляешь ее формы, как следует обрабатываешь женские места дезинфектантом...

- Я тебя предупредил.

- ... прихорашиваешь ее, открываешь себе бутылочку вина. Вот увидишь, что будет. Дай природе взять свое. Но не забывай про колпачки для глаз, дружище. Вставь их под веки... иначе глаза будут выглядеть запавшими. А это отбивает все желание, поверь мне.

- Я убью его, Нэш. Богом клянусь, - сказал Карл.

И похоже, что Джени была готова присоединиться к нему в этом конкретном деле.

Я лишь вздохнул. Это вынужденное бездействие пугало меня, потому что так было всегда. Техасец Слим из кожи вон лез, чтобы досадить Карла, и редко терпел при этом неудачу.

- Смените тему, хорошо? - сказал я.

Техасец Слим пожал плечами, давая понять, что не возражает. Минут пять мы хранили молчание. Но длилось оно не долго. Что не удивительно.

- В Моргантауне прежде чем патогены вышли из-под контроля, - начал Техасец Слим очередную байку, - у нас было несколько крупных крыс. Сам видел. Я зависал с одним китайским парнем, которого звали Рэй Донг. Мы с ним отлично ладили. Одно время он работал в почетном бизнесе бальзамирования, как и ваш покорный слуга, поэтому у нас было много общего...

- Эта история не про гребанные трупы, правда? - спросил Карл.

Техасец Слим рассмеялся, но рассмеялся как-то скрытно, по-заговорщицки, будто у него было несколько забавных анекдотов на тему секса с трупами, но он не хотел ими делиться в присутствии женщины.

- Нет, эта история про крыс. Больших крыс и знакомого парня, по имени Рэй Донг. Он был китайцем. Случилось это в Моргантауне, что в Западной Вирджинии.

- Мы уже поняли, - сказала Джени.

Техасец Слим продолжил:

- Рэй был из тех парней, которые едят все. Собак, кошек, зеленых ползучих тварей. У него был редкий желудок. И ему постоянно хотелось есть. Однажды он говорит мне: "Эй, пошли охотиться на крыс." Я спрашиваю: "На крыс? Зачем? "Чтобы есть", - отвечает он. Некоторые из них довольно крупные. Поймаем одну, поджарим на костре, как свиной шашлык. Только я возьму сердце. Мне больше всего нравится сердце." Я ему: "Я не хочу есть крыс". Он меня все-таки уговорил. Охота на крыс - дело опасное, но Рэй... я просто не мог ему отказать. Есть что-то, получившее дозу радиации, - плохая идея, как все вы знаете. А те огромные черные крысы, о, боже, они все были наверняка облучены. Вы знаете, что бывает, когда начинаешь есть мутантов.

Радиация изменила многие вещи. Ходил слух, что если ты ешь мутировавших тварей, ты впитываешь то, что в них, и приобретаешь их свойства. Это как-то связано с ДНК. В общем, ты - то, что ты ешь. Ты начинаешь есть много крыс, у которых хромосомы одурели от радиации... это влияет на твои гены, и довольно скоро ты начинаешь становится чем-то другим, чем-то, похожим на крысу.

Но это был слух. Только и всего.

- И вот мы отправляемся охотиться на крыс, - сказал Техасец Слим. - Идем ночью, и это мне не нравится. Мы должны прятаться от ночных тварей. Понимаете, в Моргантауне много ночных тварей. К счастью мы находим крыс. Сложно было не найти. Но они перемещаются стаями, поэтому мы не высовываемся. Наконец, видим одну большущую уродливую тварь, размером с свинью. Она жрет чей-то труп, жует руку, будто куриное крылышко. Никогда раньше не видел ничего подобного. Большущая, как я уже сказал. Серая, морщинистая, безволосая, лишь густая черная щетина, как у кабана. Она сразу нас заметила, издала пронзительный визг, словно дикая свинья. Рэй направил луч фонарика прямо ей в морду и... О, Господи и мать пресвятая богородица, ну и уродина же она была. Дряблая, безволосая, огромная слюнявая пасть и черные глаза. Черные блестящие глаза. Сбоку из шеи росла какая-то шишка, будто вторая голова, только недоразвитая.

- Рэй... о, черт, он был реально чокнутым. Он побежал прямо на нее, крича и улюлюкая, а я остался гадить в штаны. У него был "Кольт" 45-ого калибра, и он влепил три пули в эту уродливую тварину. Крыса заверещала и кинулась на Рэя, завалила его прямо у меня на глазах. Бедный Рэй. Она вцепилась ему прямо в лицо и принялась с хлюпаньем жевать. И тут я увидел, что к ее спине прицепилось с дюжину крысят, лысых и похожих на червей, верещащих своими маленькими, розовыми ртами. Я бросился бежать. Последнее, что я слышал от старого Рэя Донга, лучшего китайца, которого я когда-либо знал, это хруст, когда мать-крыса прокусила ему череп.

После этого рассказа на какое-то время наступила тишина. Затем я спросил:

- И к чему вся эта история?

- Просто, чтобы скоротать время.

Чертов Техасец. Он был неисправим. У нас было достаточно проблем и без его баек, которые гарантировали такие кошмары, которые нам еще и не снились. Я знал про таких крыс. Как и остальные... просто мы старались о них не думать. Я мог бы рассказать ему про крысу, которую мы с Шоном и Спексом видели в Кливлендской канализации, но не хотел вспоминать об этом.

Джени не очень интересовалась страшными историями, особенно с тех пор, как большая их часть стала явью. Она просто сидела и смотрела на Техасца Слима. И я чувствовал, как в ней закипает ярость, и что она вот-вот выскажет ему все.

Но этого не произошло.

Ибо там, внизу, в мире ползучих теней, раздался звук, который лишил ее дара речи.

12

Это был оглушительный полурев-полувой.

Он становился все выше и выше, пока не перешел на пронзительный лай, напоминающий сигнал воздушной тревоги. И я почувствовал, как он отдается у меня в костях и царапает по позвоночнику. В окнах зазвенели стекла. Было в этом звуке что-то первобытное. По ночам мы слышали много разных звуков, но никогда ничего подобного. Он вызвал у нас какой-то инстинктивный ужас. По крайней мере, у меня.

Джени вцепилась мне в руку так сильно, что буквально проколола ногтями кожу.

Когда он, наконец, эхом растворился в ночи, Карл сглотнул и спросил:

- Что, черт возьми, это было?

Но ответов ни у кого не было. Я представил себе какой-то колоссальный ужас, поднявшийся из тины мезозойского болота и воющий на высоко висящую туманную луну.

За две минуты никто не проронил ни слова.

Все ждали, что кто-то нарушит молчание, но никто так и не решился. И причина этому была очень простая: Мы ждали. Просто ждали. Ждали, что произойдет что-то еще, что этот вой снова разорвет ночь. Только на этот раз он будет чуть ближе.

Я открыл рот, чтобы произнести что-то нелепое и успокаивающее, но так и не смог. Ибо раздался глухой удар. Внезапный, мощный удар, который потряс все здание. Он повторился. Затем еще раз. Со стен и потолка посыпалась штукатурка. Где-то внизу что-то разбилось, затем раздался пронзительный треск. Последовал оглушительный грохот. А потом наступила тишина.

Все молча ждали.

Но что бы это ни было, больше оно не возвращалось.

Так же, как и Гремлин.

- Может, нам пойти, поискать его? - спросила Джени спустя какое-то время. - Имею в виду, всем нам?

Я покачал головой.

- Нет, там слишком опасно. Утром посмотрим.

- Он, наверное, будет уже мертв.

- Он, наверное, уже мертв, дорогуша, - сказал Техасец Слим.

Тема была закрыта. Я установил ночное наблюдение, и на этом все закончилось. Остальные попытались заснуть, стараясь не думать о том, что рыскало внизу.

Мои сны были далеки от приятных. Они начались с кошмаров о том, что меня преследовал по разрушенному городу какой-то страшный невидимый зверь, а закончились Янгстауном. Мне приснилось, будто город лопнул, словно гнилая тыква, и из щели хлынули миллионы голодных кладбищенских крыс.

13

Наступило утро.

Я поднял всех с первым светом. Мы поспешно перекусили тем, что было в рюкзаках и спустились вниз. Оказавшись в фойе, мы остановились, как вкопанные.

- Посмотрите на это, - сказал Карл.

Фойе было перевернуто вверх дном.

Источник вчерашнего шума и грохота находился здесь. Штукатурка была содрана с потолка до самых стропил, в стенах пробиты дыры, двери сорваны с петель. Все было поломано и разрушено. Стойки перил первых шести или семи футов лестницы были разбиты, словно кто-то поработал над ними топором. Причем чертовски большим.

- Что здесь произошло? - спросила Джени.

Но я понятия не имел. Нечто забралось ночью в здание, та же тварь, что выла, и устроила здесь этот кавардак. Но что это могло быть, я даже не мог догадываться.

- Смотрите, - сказал Карл.

Входная дверь исчезла. Техасец Слим нашел ее на улице. На ее поверхности были три глубокие борозды, будто кто-то прошелся по ней косой. Крепкая дверь из векового дуба... такое могло с ней проделать нечто очень злобное с огромными когтями.

- Гребаный монстр, - сказал Карл.

- Наверное, соглашусь, - сказал Техасец Слим, хотя было очевидно, что эта идея ему не нравится.

Мы стояли в тишине, и я понимал, что должен заставить их двигаться, делать что-то конструктивное, прежде чем смысл сказанного заставит их спрятаться под кроватями. И я как раз собирался сделать это, когда кто-то подошел к нам.

- Наконец-то вы встали.

Это был Гремлин.

Его зеленовато-желтая рабочая куртка была покрыта пылью, с одного рукава свисала лента паутины, но в остальном он был целым и невредимым... то есть, если не считать синяков на лице, рассеченной губы и подбитого глаза.

Какое-то время все молчали.

Затем я подошел к нему. - Где, черт возьми, ты был?

Гремлин одарил меня откровенно жуткой ухмылкой.

- Какая теплая встреча, - сказал он. - Я прятался. Ночью здесь была какая-то тварь. Я спрятался в подвале, в старом угольном хранилище.

По какой-то безумной причине я ему не поверил. Глаза у него были остекленевшими, как во время шока. И этот странный, глупый оскал... он словно говорил: "Я знаю кое-что, чего ты не знаешь. О, да."

- А мы думали, ты уже мертв, - сказал Карл. - Очень жаль.

- Ты видел, кто или что это сделало? - спросил я.

- Нет, я слышал, но не стал приближаться. Гребаная тварь шныряла здесь... думаю, искала меня.

Джени, которая обычно отличалась отзывчивостью, не произнесла ни слова.

Во мне зарождалось какое-то неприятное чувство, но я не понимал, что это значит.

Другие с недоверием отнеслись к истории Гремлина, но пытались никак не проявлять это, в отличие от Техасца Слима.

Он стоял и глядел на разрушенное фойе, сжимая в руке свой "Дезерт Игл". Я наблюдал за ним. Наблюдал за ним внимательно. Я знал про Техасца одну вещь: При всех его "странностях", голова на плечах у него была. Я наблюдал, как он переваривает это все у себя в голове, и ждал от него результата. Техасец стоял и морщил лоб, как обычно делал, когда был чем-то обеспокоен. Затем он медленно перевел взгляд на Гремлина. И задержал на нем.

Гремлин буквально съежился под его тяжелым взглядом.

- Какого черта? Какого черта ты так смотришь на меня?

Техасец Слим пожал плечами.

- По-моему, в твоем рассказе кое-что не сходится.

- Да... и что же, например?

- Например, как ты находился здесь внизу ночью и не видел, кто это сделал. Мне это кажется странным, вот и все.

Гремлин посмотрел на меня, ища поддержки, но встретил лишь холодный, пустой взгляд.

- Я слышал шум, как и вы. Но я прятался. Думаете, я должен был выйти и встретиться лицом к лицу с этой гребаной тварью, которая выла и разнесла все это место.

- Ты же был вооружен, не так ли? У тебя был "Смит энд Вессон". Почему ты не попытался пристрелить нашего посетителя?

Я стоял и ждал, как и остальные.

Техасец Слим вел допрос, но кому-то нужно было это делать. Что-то с рассказом Гремлина было не так. Причем, очень сильно не так.

- А в чем дело? На что ты намекаешь?

- Ага, - наконец, вставил Карл. - На что ты намекаешь, засранец?

Но Техасец просто пожал плечами и еле заметно улыбнулся. Он достиг желаемого, и знал это. Он поставил рассказ Гремлина под сомнение и сделал это настолько ощутимо, что это почувствовал даже такой тугодум, как Карл.

После этого я организовал всех и собрал в дорогу. Пока было светло, я не хотел терять ни секунды.

14

К концу дня мы по-прежнему были без колес.

Мы бродили несколько часов, расширили район поисков далеко на запад, до торгового центра "Три-Сити Плаза", что на 5-ой улице. Но счетчик Гейгера начал пищать, потому что мы подобрались слишком близко к Чикаго. Поэтому мы вернулись в Мидтаун, затем спустились до самого Глен-парка. Обыскали Глисон-парк и университетские парковки, но все было тщетно. Затем вернулись в Центр, к железнодорожной станции, чтобы проверить крытые стоянки. Почти все машины были либо без колес, либо разбиты, либо со сдохшим аккумулятором. Ситуация казалась совершенно безнадежной.

В Гэри мы были, как на необитаемом острове.

Застряли на этом кладбище.

Нужно было как-то выбираться. Это было наиважнейшей задачей. Радиационный фон был слегка повышенным, что не слишком страшно, но мы были практически на пороге Чикаго, и, если с города ветров на восток подует хороший ветер, у нас возникнут проблемы.

Пока мы шли, я думал о всем том, чего мне не хватало. На ум сразу пришли свежая пища, телевидение и мотоциклы. Байки встречались, но большинство из них было разбито, либо в очень плохом состоянии. После того, как мир рухнул, все дилерские центры были разграблены. Люди растаскивали все, что раньше не могли себе позволить. Хороший автомобиль тоже было сложно найти. Большинство машин и грузовиков стояли на дорогах разбитыми, заброшенными и ржавеющими, либо с них были сняты все полезные детали. Это можно было видеть повсюду. Отличные пикапы, внедорожники, спорткары стояли на спущенных шинах, без лобовых стекол, двигатели были либо сняты, либо разбиты. Конечно, встречалось множество машин на ходу, только у их хозяев тоже были "пушки". Не раз мы находили автомобили с сидящими в них скелетами.

Настроение у всех нас было не очень. Мы были напряжены и из-за каждого угла ожидали угрозу. Потому что что-то очень страшное и опасное было здесь. Мы все чувствовали это. Оно наблюдало за нами, поджидало нас, мы лишь не знали, какую форму оно примет. После тех звуков, что мы слышали прошлой ночью, мы надеялись на худшее.

Но то было ночью.

А сейчас стоял день. Туманный, сырой день, несущий в себе неприятный холод. И эта наша уязвимость мне не нравилась. В автомобиле мы были защищены, могли отстреливаться, могли уехать в случае серьезной опасности... но пешком мы были лишены такой роскоши. Любая шайка психов могла погнаться за нами, загнать нас в угол, а с боеприпасами у нас было не густо.

Пока мы спускались по очередной улице, осматривая ржавые остовы автомобилей, горы щебня и мусора, и торчащие из канав кости, я думал про Гремлина.

В целом Гремлин раздражал меня по причинам, не совсем мне понятным... но после того странного воя прошлой ночью, он появился этим утром, и что-то в нем было не то. Я не был уверен, что именно. Но что-то было, и внутреннее чутье подсказывало, что ничего хорошего, хотя ничего конкретного я представить себе не мог. Вой. Потом появляется Гремлин. Эта безумная, жуткая ухмылка на лице. Возможно, я был просто уставшим и возбужденным, но я был уверен, что не заблуждаюсь в своей оценке насчет него.

Мы продолжали идти. Тащились по очередной улице. Больше разбитых машин, больше глядящих пустыми глазницами окон зданий. На улице песчаные наносы. Легкий ветерок, пахнущий грязью и нечистотами. Я видел, как Техасец Слим приглядывает за Гремлином и гадал, что происходит у него в голове.

- Несколько лет назад, - говорил Техасец, - я работал в одном причудливом маленьком заведении, под названием "Похоронный дом братьев Хорас". В Лафейетт. Это в Луизиане, Карл, если тебе интересно.

- Да, знаю я, где это, черт возьми.

- У меня возникли... ну, некоторые трудности с одной юной дамой в Нью Иберия. Так что мне пришлось искать приличную работу, чтобы платить алименты. Ну, вы понимаете, - сказал он, усмехнувшись. - Однажды мы получили тело одного преступника по имени Томми Карбон. В уголовных кругах он был известен как Томми Тренога, и причина этому была довольно очевидна. Как бы то ни было, этот бедолага умер в тюрьме. Как я узнал... и извини меня, Джени... этот бедолага мастурбировал по три, по четыре, по пять раз на дню. А потом все стало только хуже, и он принялся заниматься этим каждый час. В камере, в тюремной мастерской, в столовой. Наконец, руководство тюрьмы приказало перевести его в изолятор и привязать к кровати. Бедный Томми. Он лежал там часами, со своим гигантским, постоянно стоящим членом.

- В конце концов, он впал в конвульсии и умер. После чего попал к нам. Понимаете, проблема была в том, что его огромный и чрезвычайно громоздкий член по-прежнему пребывал в состоянии эрекции. Смерть проделывает и не такое. Даже после того, как мы выкачали из него кровь, член у него не улегся, как хорошая собака. Мы накрыли его простыней, и он стал походить на палатку. Как бы то ни было, это мужское достоинство было таким длинным, что мы просто не могли закрыть крышку гроба. Так что, поскольку необходимость является матерью изобретательности...

- Долго мы должны слушать это? - спросила Джени, отмахиваясь от мухи.

- ... мы отпилили его ему циркульной пилой. До жизни не забуду тот день, когда пилил это бревно. Я ощущал себя дровосеком. Натуральное бревно! Я вскрикнул, когда оно упало на пол. Конечно же, наш директор, Арчи Хорас, обладавший самым нездоровым воображением, набил этот колоссальный член, как чучело, покрыл шеллаком, и превратил в прекрасную трость.