Билет в 1812 (СИ)

Яркая вспышка прорезала сумрак неба, затем последовал глухой удар, и дождь наконец-то хлынул на землю.

Женщина в комнате под самой крышей вздрогнула, подбросила в камин дров и вновь присела в кресло перед огнём. Прошлой ночью ей было видение, не первое за этот месяц. Зябко передёрнув плечами, Анна-Мария вспомнила свой первый сон, так поразивший её и оставивший неизгладимый след в сознании. Казалось, всё произошло на самом деле, но следов пребывания странного посетителя она в своей комнате не обнаружила. Как всегда Анна-Мария легла рано, наступившая осень с её проливными дождями не оставляла другого выбора. Хозяйственные работы были завершены, урожай собран, зерно загружено в хранилища. Оставалось только одно — целыми днями сидеть в своих покоях и вышивать. Другим её увлечением было чтение. Муж привёз специально для неё две книги с цветными иллюстрациями, выполненными братьями Лимбургами, известными миниатюристами, и стоившие целое состояние, но она ни разу не пожалела об истраченных деньгах, которые были взяты из её приданого. Супруг поворчал для приличия, но просьбу жены выполнил. Вышла она замуж по принуждению, отец мечтал помириться с соседом и решил выдать свою единственную дочь за старшего сына соседского маркиза. Она впервые увидела своего суженого только в день свадьбы. Даниэль, так звали её наречённого, также не горел желанием обзавестись семьёй, но в тот день между молодыми людьми пробежала первая искра любви, с каждым днём разгоравшаяся всё сильнее. С того самого дня Анна-Мария поняла, что полюбила Даниэля с первого взгляда, с первой робкой улыбки, с первого слова, произнесённого им. Даниэль ответил ей взаимностью. С тех пор прошло три года, чувства не угасли, наоборот стали ещё сильнее. Они не могли прожить друг без друга и дня. Единственное, что омрачало их жизнь, отсутствие детей. Как молодые ни старались, Анна-Мария никак не могла понести. Муж утешал ее, но Анна грустила всё больше, во всех несчастьях обвиняя только себя.

Огонь начал угасать, девушка подбросила новую партию хвороста и вспомнила свой первый сон. Закрыв глаза, она скорее забылась, нежели заснула. Вскоре ей почудилось, будто кто-то постучал в дверь. Недовольная тем, что сну помешали, Анна отбросила одеяло и, отодвинув задвижку, приоткрыла дверь. В коридоре виднелась тёмная фигура в плаще с капюшоном. Девушка хотела закричать, но некто приложил палец к губам и поманил её за собой. Накинув плащ, она вышла в коридор и последовала за таинственной фигурой, уводившей её вглубь замка. Вот человек остановился перед глухой стеной, посмотрел на девушку, повернулся к ней спиной и исчез в белесой дымке. Послышались крики стражи, и вновь раздался стук в дверь.

— Миледи с вами всё в порядке? — услышала она голос одного из слуг.

Открыв глаза, Анна-Мария поняла, что видела сон, а вот голоса были реальными.

Подойдя к двери, девушка поинтересовалось, в чём дело. В коридоре облегчённо вздохнули и ответили, что видели странную мужскую фигуру, направившуюся к её опочивальне.

Анна заверила, что к ней никто не заходил. Суета стихла, шаги стражи удалились, и девушка в задумчивости присела на кровать. Что это было, сон или всё же явь?

Утром она чувствовала себя совершенно разбитой, и целый день ходила хмурой, срывая плохое настроение на своих служанках, не привыкших к подобному поведению своей госпожи.

Прошла неделя и тот же сон повторился вновь, затем ещё раз через три дня, а потом с регулярностью каждую ночь она видела странную фигуру, звавшую за собой, но каждый раз исчезавшую у глухой стены. Что бы это могло значить? Анна-Мария даже приказала проверить то место, где пропадал призрак, но всё напрасно. Стена, как стена, таких много в этом старом замке, построенном двести лет назад.

Вот и сегодня она боялась заснуть и в то же время ждала встречи с незнакомцем. Ей казалось, что именно этим вечером узнает, зачем он приходил к ней. Сегодня должна открыться тайна появления призрака.

Девушка не заметила, как задремала. На этот раз никакого стука в дверь.

Задвижка сама отошла в сторону и в комнате появилась загадочная фигура.

Человек подошёл к креслу, взял Анну за руку и потянул за собой. Девушка не сопротивлялась, она была готова следовать за ним. Вновь тёмный коридор с чадящими факелами на стенах. Фигуры дам и кавалеров на выцветших гобеленах, казалось, ожили и старались предупредить о чём-то хозяйку замка, но та, словно завороженная, следовала за своим таинственным спутником.

Вот, наконец, и то место, где незнакомец всегда исчезал, оставляя Анну-Марию одну, но не в этот раз. Подойдя к стене, мужчина, толкнул один из камней и тот, сдвинувшись, потянул за собой остальные. Образовался проход, откуда пахнуло сыростью. Фигура исчезла в образовавшемся проёме. Анне ничего не оставалось делать, как пройти следом. За спиной послышался шелест, камни встали на свои места. Сзади вновь была глухая стена. Однако страха не ощущалось. Задумавшись, девушка едва не упустила своего спутника, фигура которого скрылась за одним из поворотов. Анна поспешила за ним. Коридор начал сужаться, с потолка капала вода, вековая паутина так и старалась залезть под капюшон. Коридор пошёл под уклон, постепенно сужаясь и в то же время открывая проход в зал, казавшийся бесконечным из-за тьмы окутавшей замшелые стены. С глухим шорохом пролетела летучая мышь, за ней ещё одна. Анна от неожиданности вскрикнула. Её спутник оглянулся, приложил палец к губам, призывая хранить молчание. Наконец он остановился у противоположной стены, взял факел и зажёг его. Неверный свет выдернул из темноты каменный саркофаг, и вот тут Анне-Марии стала страшно, но мужчина поманил её и она, словно загипнотизированная, подошла к захоронению. Незнакомец нажал на каменный выступ, и крышка отошла в сторону, явив взору ступени, уводившие вниз. Человек стал спускаться в темноту, не забыв прихватить с собой факел. Девушка последовала за ним. Вскоре они оказались перед железной дверью. Странно, но исчез запах сырости и затхлости. Повернув невидимый рычаг, мужчина открыл проход и в глаза ударил яркий свет. Анна отпрянула назад, намереваясь вновь вернуться в сумрачный зал, где, как ей казалось, было безопасней, но незнакомец схватил её за руку и потянул за собой. Комната, куда они попали, не была похожа на всё то, что Анна видела до сих пор. Её спутник, наконец, сбросил с головы капюшон. Перед девушкой предстал молодой человек приятной наружности без усов и бороды. Пройдя вперёд, он подошёл к странному серебристому шкафу, открыл дверцу, изнутри пахнуло холодом. Анна увидела какие-то бутылки. Он взял одну из них, вторую протянул ей.

— Пей, — приказал, отвинчивая крышку. Анна отпрянула, думая, что её хотят отравить, но мужчина, открыв свою бутылку, смело сделал большой глоток.

Анна решилась и слегка пригубила поданный напиток. Оказалось вкусно.

Девушка осушила бутылку до дна.

— Садись, — последовал новый приказ, и рука указала на странное прозрачное кресло бордового цвета на серебристых ножках. Девушка с опаской присела, оказалось уютно и удобно.

Молодой человек куда-то вышел, но вскоре вернулся с книгой в руках.

— Возьми, — всё тот же строгий тон без всяких эмоций, — теперь слушай! Я знаю о твоих проблемах. У вас с мужем нет детей, хотя вы очень стараетесь. В книге написано всё о вас и вашем будущем. Его можно изменить, если, конечно, кто-то захочет это сделать.

Девушка с удивлением взглянула на собеседника. На её лице отразилась целая гамма чувств, от недоумения до внезапной надежды. Руки сами потянулись, чтобы перелистать страницы, лежавшего перед ней фолианта.

— Подожди, не торопись, ещё успеешь, — всё тот же бесстрастный голос, — я поручаю тебе хранить эту вещь. Ты должна беречь её так, словно от этого зависит твоя жизнь. В ней скрыты тайны бытия. Ты прочтёшь её и узнаешь, как помочь вашей беде. Сейчас вставай. Я провожу тебя. Не беспокойся, больше ты меня никогда не увидишь. Когда придёт твой смертный час, передай книгу самому близкому тебе человеку, кем бы он ни был.

Молодой человек поднялся с кресла, подал Анне-Марии руку и повёл её к выходу, на прощанье грустно улыбнулся и вновь попросил хранить «Книгу судеб».

Девушка вернулась к себе и спрятала подарок в сундук, надёжно заперев его на тяжёлый замок. Ночь прошла без сновидений. Следующий день выдался на редкость суматошным: вернулся из длительной поездки Даниэль. Анна-Мария, обрадовавшись возвращению мужа, целый день провела в хлопотах и не заметила, как наступил вечер. Даниэль отправился отдать последние распоряжения, Анна прошла в спальню дожидаться супруга. Внезапно пол ушёл у неё из-под ног. Девушка едва успела ухватиться за дверной косяк и съехала на каменные плитки. Очнулась она, когда слабые лучи зимнего солнца робко заглянули в комнату, словно боясь потревожить хозяйку.

Наконец-то, наконец-то, — услышала она радостный голос своей няньки, — наша голубка очнулась. Скорее зовите господина. Он на псарне, — отдала распоряжение старушка.

Молоденькая служанка, кубарем скатившись по лестнице, убежала выполнять приказ. Вскоре появился взволнованный Даниэль. Войдя в спальню, поспешил к жене.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая? — присев на край кровати, первым делом поинтересовался он.

Анна-Мария ответила слабой полуулыбкой и тут же вновь провалилась в беспамятство. Даниэль растерянно посмотрел на сиделку, но та жестом успокоила его. Все вышли из спальни за исключением старой няньки. Она заботливо поправила одеяло своей любимицы, намочила тряпку и протёрла лицо девушки. Той, по всей видимости, стало легче, она задышала ровнее, и лёгкий румянец окрасил щёки. Анне-Марии казалось, что она только что уснула. Однако, подслушав разговор служанок, поняла, что в беспамятстве провела почти две недели и находилась на грани жизни и смерти.

Спасительный сон окутал её. Опять призрак, несмотря на обещание, побеспокоил её. Выглядел он крайне обеспокоенным. Подойдя к девушке, наклонился, поправил одеяло и произнёс всего одну фразу:

— Ты забыла о книге. Там всё написано. Прочитай!

После этих слов его фигура растворилась в тумане и исчезла, словно никого и не было.

Анна-Мария очнулась. Старая нянька мирно посапывала, устроившись на скамейке неподалёку от камина, успевшего потухнуть. С трудом спустившись с кровати, девушка, открыла сундук и достала заветную книгу. Пришлось зажечь свечу, чтобы разглядеть рукописный текст.

Далее шла пустая страница.

Анна-Мария поняла, что речь шла именно о ней и тут же разбудила няньку, приказав отправиться за травницей. Симона поворчала, поворчала, заявив, что к этой старой ведьме ни за что не поедет, но ради своей дочки пойдёт на любые жертвы даже, если дьявол прикажет заложить ей душу. Тут же вызвали конюха, и нянька отбыла за помощью.

Ждать пришлось долго, травница жила отшельницей и её хижина расположилась на значительном расстоянии от замка. Лишь ближе к утру старушку доставили к Анне-Марии. Осмотрев девушку, та велела всем покинуть спальню и осталась одна с хозяйкой замка, выпроводив и няньку.

Девушка с мольбой посмотрела на травницу. Старушка взгляда не отвела и спросила, где находится книга. Анна сначала сделал вид, что не поняла, но услышав, что там должно быть написано, как её вылечить, достала фолиант и протянула лекарке. Та, раскрыв книгу, углубилась в чтение.

— Значит так, — начала она, — здесь сказано, что сегодня после полудня в замок прибудут торговцы с востока, которые привезут травы необходимые для лечения недуга. Далее указано, что с этими травами делать.

Действительно, после полудня раздался стук в ворота. Стражники доложили, что прибыли бродячие торговцы, привёзшие диковинные товары. Старушка-травница, уговорив Даниэля дать ей денег, выкупила у них всё то, о чём говорилось в книге, и приготовила горький отвар, который тут же вручила Анне-Марии. Та его через силу выпила, откинулась на подушку и тут же уснула. Ближе к вечеру девушка смогла подняться с кровати и позвала травницу. Обе выгнали служанок, закрывшись в спальне. Девушка вновь достала книгу и увидела, что ранее белые и девственно чистые страницы покрыты новыми записями, гласившими, что Анне-Марии в сопровождении лекарки и няньки следует отправиться в монастырь святой Урсулы.

Переглянувшись женщины, пришли к единодушному выводу, что книгу на время их отсутствия следует спрятать и спрятать так, чтобы никто не смог обнаружить её.

Анна-Мария, будучи особой любопытной, однажды во время прогулки по замку обнаружила нишу, которую решила использовать как тайник для своего дневника. В те времена мало кто умел писать и читать, но Анна настояла, чтобы отец нанял ей учителя и тот обучил её грамоте. С тех пор девушка доверяла все свои мечты и тайны дневнику, хранившемуся в нише, о которой в замке никто не знал. Вот туда-то и решили спрятать книгу.

Через два дня после долгих пререканий с мужем, небольшой обоз выехал в сторону монастыря святой Урсулы. Ехали несколько дней, останавливаясь по пути на постоялых дворах. Наконец, перед путниками возникли каменные стены, означавшие, что путешествие подошло к концу. Вновь прибывших встретили колокольным звоном. По всей видимости, послушниц звали к обедне. Однако ворота открыли, и возок с женщинами пропустили внутрь, охране пришлось остаться снаружи. После недолгого ожидания к путницам вышла аббатиса.

— Знаю, зачем пожаловали, — начала та, — проходите, — открывая дверь в келью, больше походившую на кабинет учёного, — пригласила она.

Все разместились около пылавшего жаром камина.

— Зовите меня Клементиной, — начала аббатиса, — я постараюсь помочь твоему горю, девочка, — обратилась она к Анне-Марии.

— Но как вы узнали, что меня тревожит?

— Я вижу прошлое поэтому твоё горе не явилось для меня тайной. Знаю, что ты с мужем мечтаешь о ребёнке, но у вас никак не получается зачать дитя.

Девушка в изумлении кивнула. Клементина продолжила:

— Всё дело в твоём муже. Ещё до свадьбы на охоте он получил травму, которая долгое время не давала о себе знать, её следовало лечить, однако никто об этой ране не знал. Твой муж предпочёл промолчать, но я смогу помочь. Вам придётся задержаться. За то время, что вы проведёте в монастыре, я приготовлю настойку, которую следует давать твоему супругу.

Анна-Мария кивнула и встрепенулась, попытавшись задать вопрос о слугах.

— Ваших людей я приказала разместить в гостевом доме. Их накормят.

Лошадей отведут на конюшню. Вас проводят в отведённые покои.

Отдыхайте.

Два дня пролетели незаметно. Анна-Мария пропадала в монастырской библиотеке, рассматривая рукописные книги и наслаждаясь великолепными миниатюрами. К исходу второго дня к ней в комнату вошла аббатиса и принесла с собой небольшой пузырёк.

— Вот то, что я обещала. Давайте по пять капель супругу перед едой три раза в день. Через месяц попробуйте зачать ребёнка. Сегодняшней ночью я видела, что у вас родится двойня. И вот ещё, знаю, перед отъездом вы спрятали некую книгу. Вернувшись, просмотрите её. Там должны появиться новые записи. Они касаются будущего ваших детей. Завтра с утра можете отправляться домой. Я распоряжусь, чтобы дали припасов в дорогу. Ночью была сильная метель, дороги занесло. Я пошлю с вами, — аббатиса на секунду замолчала, затем зачем-то посмотрела на дверь, открыла её и выглянула в коридор, — своего сына.

Анна-Мария с удивлением взглянула на настоятельницу.

— Я знаю, что мой удел служить Богу и мне нельзя думать о мирском. Я раскрою вам самый большой секрет: я не безгрешна и у меня есть сын, которого я родила от человека, погибшего сразу после рождения ребёнка.

После смерти своего любимого я приняла постриг, а сына взяла с собой в монастырь, выдав того за девочку. Так я и жила, скрывая свою тайну. Сын подрос. Дальше вы знаете, что может случиться. Мужчины имеют свойство влюбляться. Вскоре и мой сын придёт к этому. О мальчике пока никто не знает, теперь моя тайна стала вашей. Прошу, позаботьтесь о нём. Полю не место в женском монастыре. Ему уже тринадцать и я не смогу больше скрывать его. Он проводит вас до замка. Мальчик смышлёный, знает грамоту, умеет читать и писать, говорит на трёх языках. В тягость не будет. Умоляю, обещайте, что не оставите его и позаботитесь о нём, как будете заботиться о своих собственных детях.

Анна-Мария клятвенно заверила, что сделает всё, чтобы мальчик ни в чём не нуждался.

— Благодарю вас, — аббатиса поклонилась и вышла, затем обернулась, посмотрела на девушку и продолжила:

— Не удивляйтесь, Поль будет в женской одежде. Я дам ему всё, чтобы, когда вы отъедете подальше от аббатства, он смог переодеться. И вот ещё, — аббатиса протянула увесистый кошелёк, — возьмите. Не отказывайтесь и передадите моему сыну, когда он достигнет совершеннолетия, — затем, подойдя к секретеру, достала объёмный свёрток, — это подарок лично для вас.

Возьмите, я заметила вашу тягу к чтению. Здесь книги.

Поблагодарив аббатису, Анна удалилась к себе.

Утро выдалось пасмурным, вновь замела позёмка. Аббатиса держала за руку худенькую девушку. Подойдя к повозке, подтолкнула ту к Анне-Марии.

— Это он, — и протянула баул.

Вскоре в снежной дымке растаяли стены монастыря. Мальчик вытирал слёзы кулаком, бросая взоры на исчезавшие в снежной дымке монастырские стены, словно стремясь запомнить место, где провёл юные годы.

Обратная дорога ничем примечательным не запомнилась. Поль действительно помог, когда кони остановились. Возница, повернувшись, заявил, что не знает, куда ехать дальше. Мальчик пересел на облучок и, взмахнув кнутом, направил повозку только в одном известном ему направлении. Вскоре перед усталыми путниками показались зубчатые стены замка. Из ворот выбежал мужчина и бросился к повозке. Анна-Мария спрыгнула на землю и побежала тому навстречу. Взявшись за руки, они вместе прошли во внутренний двор. Слуги распрягали лошадей. Поль отошёл в сторону и старался казаться незаметным. Симона взяла его за руку и подвела к сэру Даниэлю.

— Вот вам и паж, — подтолкнув мальчика, представила она юношу.

Даниэль вопросительно посмотрел на жену, но та лишь утвердительно кивнула.

— Покажите мальчишке комнату, — приказал Даниэль.

Поля увели, ушла и старая нянька.

— Нам следует поговорить, — потянула мужа к входу Анна-Мария.

Тот, подчинившись напору, последовал за супругой, выслушал её.

На следующий день Анна-Мария начала давать супругу настойку, полученную в монастыре. Через месяц в полнолуние случилось то, к чему они так долго стремились. Ровно через девять месяцев Анна-Мария разрешилась двойней. Даниэль был на седьмом небе от счастья и закатил пир, на который пригласил всех соседей. Поль к этому времени подрос и, благодаря многочисленным тренировкам, возмужал. Даниэль вызвал его к себе и объявил, что усыновляет того и даёт ему своё родовое имя де Турмон.

За всеми хлопотами Анна-Мария как-то забыла о книге, но пришло время заглянуть в неё вновь, чтобы узнать о судьбе детей. Запершись с травницей, которая поселилась в замке и ухаживала за девушкой во время беременности, они открыли книгу. Анна-Мария заметила, что появились новые записи.

Углубившись в чтение, она узнала, что вскоре должен умереть её муж, сорвавшись с обрыва во время охоты. Мирабель и Антуан (их дети) вырастут и покинут родное гнездо. Мальчик, отправится на чужбину, где и погибнет от стрелы разбойника. Девочка выйдет замуж и уедет в Италию. С Анной-Марией останется Поль, который и будет заботиться о ней, называя её мамой.

Анна-Мария знала, что события, описанные в книге, можно исправить. Так она и поступила, отговорив мужа от поездки на охоту, во время которой его конь, поскользнувшись, должен был вместе с хозяином упасть в пропасть.

Всё обошлось. Запись в книге изменилась. Теперь Даниэль вместе с Анной-Марией отправятся с почётной миссией в далёкую и неизведанную страну белых снегов и мужественных людей. И называется эта страна Московское царство.

Спасти сына Анне-Марии не удалось. Тот сбежал накануне разговора с матерью и перебрался в Британию, где вскоре и погиб, как и говорилось в книге, от стрелы грабителя по пути в Лондон. Дочка вышла замуж за венецианского купца и уехала с ним, так и не забрав приданого, поскольку родители были против этого брака. Больше о дочери они не слышали.

В поездку Анна-Мария взяла книгу. Часто вечерами она раскрывала её и смотрела, не появились ли новые записи. Проходили годы, но книга молчала.

И вот однажды поздним вечером, словно кто-то заставил Анну-Марию, которой недавно исполнилось шестьдесят, достать книгу. Раскрыв фолиант, она, наконец, увидела, что заполненными оказались несколько ранее девственно белых страниц. Начав читать, Анна-Мария так и не смогла понять, о чём же шла речь. Говорилось, что какой-то корсиканец получит титул императора и отправится в Россию со своим войском. На войне окажется и её праправнук, названный, как и все мужчины в роду, Полем. В России его ждут испытания. Здесь же он обретёт и потеряет свою любовь.

На следующий день Анна-Мария уговорила супруга отправиться на родину.

Тот решил, что, действительно, пришла пора возвратиться, и они стали готовиться к отъезду. Решив узнать, как сложатся их жизнь в будущем, Анна хотела почитать книгу, но так и не смогла найти её. Через две недели, погрузив вещи на сани, они отправились в путь. Доехать им так и не удалось, оба погибли во время ужасной пурги. Их тела нашли лишь весной и похоронили по христианскому обычаю на русской земле.

В замке постаревший Поль наблюдал за своими внуками. Их было четверо.

Три девочки и один мальчик, названный Полем. Неподалёку обосновалось семейство де Обинь, с которым сложились дружеские отношения. Шли годы, дети росли, женились, выходили замуж и вот наступил 1812 год. Как и предрекала книга, маленький корсиканец, став императором, отправился в поход на Россию. В замке, неоднократно перестроенном и превращённом к началу девятнадцатого века в уютное жилище, молодой человек по имени Поль заявил отцу, что намерен присоединиться к войскам Бонапарта, чтобы отбыть в Россию за славой и победой, а по возвращении сыграть свадьбу с соседской дочерью Женевьевой де Обинь.

А в это время в своём имении Павел Коровин обнаружил в библиотеке странную книгу с множеством пустых страниц. Открыв её, он смог прочитать нечто совершенно ему непонятное. Буанопарт выиграл битву при Бородино и занял Москву. Далее было написано совершенно невероятное: к некой женщине по имени Мария приехала её подруга Женевьева и привезла бандероль. Затем появилась женщина по имени Зинаида, и они начали изучать дневник некого французского офицера Поля де Турмон, попавшего с войсками Наполеона Буанопарта в Россию. Всё это было настолько реально, что он как будто услышал далёкие голоса и какой-то звонок:

— Ладно, Зинка, залезай. Знаю, что это ты. Что очередного принца отыскала?

Не стой, заходи!

В ответ раздался голос:

— Привет, Машка, а я тут бутылочку прикупила. Решила, что пришло время обмыть твою новую квартиру.

— Что за чушь? — подумал хозяин имения, — я же читаю газеты. Наполеон находится в Париже, и ни о каком походе в Россию не идёт речь, а тут битва при Бородино, есть такая деревушка близ Москвы. Бред и ничего более!

Следует убрать находку и убрать так далёко, чтобы никто не смог до неё добраться и прочитать то, что там написано. Могут и обвинить в связях с масонами.

Павел Мефодьевич захлопнул книгу, увидел забытый кем-то платок, взял его, завернул фолиант и поднялся на второй этаж в библиотеку. Здесь у него был заветный шкаф, в котором хранились все бумаги, касавшиеся его финансовых дел. Вот сюда он и спрячет книгу подальше от любопытных глаз. Прошёл год, и Павел Мефодьевич совсем забыл о ней. Однако до него стали доходить странные вести, будто французский император собирается со своим войском в Россию. На днях в имение прибыл гонец, сообщивший, что французы пересекли границу России, а старший сын Сергей, как назло, отбыл в Москву.

Следует предупредить его об опасности а, значит, придётся ехать за ним.

Семью необходимо вывезти в Петербург. Вряд ли Буанопарт доберётся туда.

Перед отъездом Павел Мефодьевич решил заглянуть в библиотеку и ещё раз взглянуть на странную книгу с предсказанием. Открыв шкаф, не смог ничего обнаружить. Последующие события закрутили так, что о книге было забыто.

Сын пропал. Отец, прибыв в Москву, узнал, что Сергей уехал, но и в имении не появлялся. Время поджимало. Собрав семейство, Павел Мефодьевич отбыл в Петербург.

Москва, холодный пронизывающий ветер забрался под обшарпанное жизнью пальто старушки, медленно бредущей по заснеженной улице. В руках она сжимала нечто, похожее на коробку, завёрнутую в кусок серого бархата.

Едва переставляя ноги, женщина поискала глазами вывеску книжного магазина.

— Ага, кажется, это здесь, — увидев надпись «Букинистический», она дёрнула за ручку. Внутри раздался мелодичный звон колокольчика. Навстречу посетительнице вышел совершенно седой продавец.

— Амалия Павловна, какими судьбами?

— Вот, — старушка протянула свёрток.

— Неужели это то, о чём я думаю?

— Оно самое. Возьмите, мне недолго осталось. Путь это будет у вас. Я думаю, вы сможете сохранить книгу.

Слабо улыбнувшись, Амалия Павловна вышла в холодный вечер. Ветер вновь обхватил её своими ледяными руками. Раздалась сирена воздушной тревоги. Старушка никак не отреагировала на призывы укрыться в ближайшей станции метро. Вскоре белесая позёмка скрыла согбенную фигуру.

Старичок в магазине осторожно развернул принесённый ему свёрток, нежно погладил обложку и поставил книгу на самую верхнюю полку.

— Завтра посмотрю, — еле слышно прошептал он и не заметил, как в магазин проскользнула размытая вечерним светом фигура.

— Кто там? — услышав шаги, тревожно спросил старик, но удар кастетом по голове не дал ему возможности разглядеть позднего посетителя.

Зря, зря он не заглянул в книгу, а там было сказано, что сегодняшним вечером ему суждено погибнуть от руки случайного грабителя. Тот, оглядев помещение, увидел кассу, забрал деньги, совсем немного денег и тихой сапой проскользнул в наступающие сумерки.

Прошло почти сорок лет. Двое мужчин на кухне в одной из брежневских пятиэтажек приканчивали вторую бутылку водки и, как это бывает, до полной кондиции слегка не хватало.

— Миха, сбегай, возьми ещё пол-литра, — попросил высокий черноволосый мужчина лет сорока.

Михаил осоловело взглянул на собутыльника и протянул руку.

— Денег дай.

— Погодь чуток, сейчас у жены в шкафу пошарю. Чёрт, видно спрятала, — раздалось из комнаты. Сейчас в книгах посмотрю. Маруська чегой-то на днях в книжный шкаф лазила.

Хозяин квартиры достал толстый том в красном сафьяновом переплёте, потряс его, и на ковёр упала бумажка в двадцать пять рублей.

— Миха, живём! Ещё и на закусон хватит. Держи, сбегай, будь уж другом.

Михаил вставил ноги в тапочки, и за ним захлопнулась дверь.

Оставшийся в квартире мужчина ошалело потряс головой и вновь взглянул на книгу, из которой только что вытряс деньги.

— Что-то я такого раньше не видел. Интересная вещица. Кажись, старинная.

Надо её в ломбард снести. Может, чего и дадут. Мишка ещё не скоро вернется, и я успею до угла добежать. Там недавно приёмный пункт открыли.

Одевшись, мужчина спустился вниз и, выйдя из подъезда, решил присесть на скамейку, чтобы рассмотреть свою находку.

— Чёрт, — открыв книгу, — пробурчал мужчина, — половина страниц пустая, много не дадут.

Внезапно его взгляд остановился на знакомом имени.

— Михаил, — прочитал он, — вернувшись из магазина в квартиру своего друга Николая Расторгуева, во время распития спиртных напитков нанёс тому несколько ударов ножом в грудь. В результате полученных ранений, мужчина скончался до приезда скорой.

Николай помотал головой.

— Что же это? Про меня вроде написано. Не, Миха не такой. Мы же знаем друг друга с детского сада, рядом на горшках сидели. Не, тут что-то не то. Надо скорее добавить. А вот и Мишка!

Мужчины поднялись в квартиру. Николай совершенно забыл про книгу, когда была открыта третья бутылка.

В вечерних новостях сообщили об убийстве некого Николая Расторгуева, произошедшего во время распития спиртных напитков. Его собутыльник, нанёсший смертельную рану, всё время повторял, что не понимает, как это на него нашло, ведь знакомы они с Николаем были с детского сада.

А книга? Возможно, когда-нибудь она и попадёт кому-либо в руки.

Возможно!

Наши дни Москва, начало начал.

День выдался пасмурным, и настроение с самого раннего утра не блистало оптимизмом. Я в гордом одиночестве мерила шагами паркетный пол в гостиной. Бум! Капля дождя ударилась об оконное стекло и медленно сползла вниз. Вслед за первой вестницей ливня появились другие и вскоре весёлыми струйками дружно побежали друг за другом. Бум, бум, бум. Дождик, один из многих за последние дни. От моей вялотекущей работоспособности не осталось и следа. Захотелось закутаться в тёплый плед и уснуть. Впрочем, сделать это никак не удаётся. Вот уже который день меня посещают довольно сумбурные мысли, нисколько не улучшающие настроения. Бум, бум, бум.

Дождь беспрестанно стучит по грустному окну. Грустила я и моя душа.

Впервые в жизни меня посетила мысль о зависти. Впрочем, назвать себя неудачницей я никак не могу и вдруг, на тебе, кольнуло холодом. Везёт же людям! У них всё и всегда идёт по плану, начертанному кем-то свыше. Живут они себе тихо и спокойно без всяких приключений и неожиданностей. В мою же судьбу каким-то образом проникло и накрепко застряло одно малюсенькое но, которое имело наглость на определённых этапах моей жизни вырастать в большого и гадкого крокодила с повадками милого и непослушного поросёнка. Этот гибрид крокодила с поросёнком вносил в тихий и почти патриархальный уклад жизни непредсказуемые изменения, встречи и разного толка неприятности, которые вскоре сходили на нет, но доставляли мне и моим подругам массу сюрпризов. Подобные приключения до последнего времени происходили с постоянной регулярностью, которая не оставляла мне выбора и предлагала свою, подчас довольно запутанную и совсем непредсказуемую игру. Я как-то привыкла к жизни на вулкане и моё положение прилежной домохозяйки и успешной художницы, коими я стала в последнее время, почему-то перестали меня устраивать.

Закончив свой очередной «шедевр», и определив его в одну из галерей, решила проанализировать последний месяц своего распрекрасного существования. Этот анализ привёл меня к неутешительным выводам: со мной давно ничего не происходило, даже как раз наоборот, неприятности, кажется, взяли тайм аут. Квартира, которую так долго не могла приобрести, вдруг стала моей всего за три дня и я теперь обживаю шикарные апартаменты в доме на Смоленской Набережной. Лучшая подруга Зинаида перестала метаться в поисках очередного претендента на замужество. Как её угораздило остановиться на шестом супруге? Зинаида тот ещё фрукт. Каждый божий день она начинает со звонка и ни кому-либо, а мне горемычной с предложением познакомиться с очередным претендентом на её руку, сердце, пятикомнатную квартиру, дачу в Малаховке и кошку Мусю. Правда эта самая Муся отвечает ей полнейшей взаимностью и каким-то кошачьим чутьём помогает избавляться от претендентов на квартиру, дачу и огромный «Джип», которым Зинаида предпочитает пользоваться в исключительных случаях.

Следует отметить, что подруга являла собой образчик этакой женской красоты, на которую так падки мужчины. Всё, как говорится, было при ней.

Исключение составлял слишком легкомысленный характер и тяга к переменам. Вот поэтому она и не могла надолго задерживаться ни с одним конкретным индивидом. Вскоре муж ей надоедал и начинались поиски нового, сопровождаемые дележом нажитого супругом скарба. Зинаида ни к какому труду, кроме походов по магазинам, не была приспособлена. Тем не менее, ей как-то везло с претендентами на оставленное предыдущими мужьями имущество. Вот и сейчас, не знаю уж каким ветром, Зинаиду закинуло в далёкую Японию, где она охмурила потомственного самурая и вышла, назло всем родственникам, за него замуж, правда неудачно. Восток, знаете, дело тонкое.

Странно, подруга звонила мне последний раз дней двадцать назад. В то время она была на перепутье, либо развестись, либо начать поиски нового претендента на руку и сердце, а также и всего остального движимого и недвижимого богатства прилагавшегося к этому. Может, замуж вышла, и отбыли молодые в даль несусветную, где нет телефонной связи, а все удобства находятся на улице в деревянной будке с милым сердечком, вырезанном на двери. Нет, на Зинулю это не похоже.

Вторая моя подруга с экзотическим именем Женевьева, приятной наружности, сводившая сума массу молодых людей, но так и не выбравшая спутника жизни, любительница посудачить за бокалом красного вина, а иногда чего и покрепче, довольно часто навещавшая меня, как будто сгинула.

С ней было весело и ей всегда удавалось выводить Зинаиду из очередного кризиса по поиску жениха. Теперь обе словно забыли обо мне. Заявился бы кто-нибудь в гости, ан, нет!

Я тупо уставилась на своё унылое отражение в окне и ещё больше задумалась над смыслом жизни.

В последнее время мне стало казаться, что этот самый смысл решил куда-то испариться.

От размышлений оторвал звонок в дверь. Ну вот, накаркала! Вздохнув, прошлёпала, узнать, кого же принесла нелёгкая на сей раз. Придти могла только Зинаида, лишь ей одной был известен мой новый адрес. Я открыла дверь и, зевая, произнесла:

— Ладно, Зинка, залезай. Знаю, это ты. Что очередного принца отыскала? Не стой, заходи!

В ответ раздался до боли знакомый голос:

— Привет, Машка, а я тут бутылочку прикупила. Решила, пришло время обмыть твою новую квартиру.

На пороге, слегка покачиваясь, возвышалась Женевьева, протягивая какой-то свёрток, похожий на бандероль.

— Ты что-то говорила о бутылочке, — пропуская подругу, поинтересовалась я, — колись, случайно не потеряла?

Узнать, как раз, было не суждено. Раздался телефонный звонок.

— Алё, это ты, Машка?

Всё, проснулась охотница за мужьями и вышла на тропу поисков новой жертвы. Я узнала голос Зинаиды.

— Так ты ли это, подружка?

— Зин, как ты думаешь, кто может в моей собственной квартире отвечать на твои глупые вопросы кроме меня самой. Успокойся, я это, я и никто другой.

Что там у тебя приключилось на этот раз?

— Машунечка, сплошной крах. Я сейчас к тебе приеду. Впрочем, я уже приехала. Жди, сейчас поднимусь.

По всей видимости, случилось самое страшное, Зинаида нашла достойного представителя на все свои богатства, включая руку и сердце и даже Муську, а та, вероятно, дала своё кошачье согласие на брак. Пока я ждала вторую подругу, Женевьева проскользнула на кухню и принялась штурмовать холодильник.

Зинаида не задержалась: минуты через две раздался звонок в дверь, и она пожаловала ко мне, нагруженная различными пакетами, сумочками, свёртками, а сзади маячил какой-то небритый субъект с объёмным чемоданом. Неужели новый кавалер? Если так, то у подруги явно что-то где-то переклинило.

— Маша, Машенька, Машуня, можно я у тебя недельку поживу?

Не дождавшись ответа, Зинаида скомандовала:

— Давай, заноси.

Мужчина с трудом затащил чемодан, вышел и вскоре вернулся со вторым более объемным. Зина достала пятисотенную и, протянув её своему помощнику, поблагодарила за неоценимую помощь в доставке бесценного багажа и кошки Муськи, которую, впрочем, она вытащила из своей сумки.

Кошка фыркнула, укоризненно взглянула на хозяйку и тихой сапой просочилась на кухню, посчитав, что там в данное время находиться безопасней и сытнее. Мужчина, обдав меня винными парами, медленно побрёл вниз. Слава богу, что насчёт Зинкиного кавалера сделала неверные выводы. Значит, не всё ещё потеряно.

— Проходи, подруга, рассказывай, где, что, когда, почём?

Зинаида разревевшись, вытащила из сумки початую бутылку коньяка и предложила выпить. Только тут я заметила, что она, вероятно, приложилась к этой самой бутылочке, по крайней мере, раз пять, а то и больше. Учуяв запах спиртного, показалась Женевьева:

— Ого, вот и коньячок приплыл. Зинка, ты притащила? Пошли на кухню, я там закусона настрогала.

— Идём, Женюха, идём и проклянём всех этих мужиков, которые не достойны нашего внимания.

Надо же, что могло случиться с Зинаидой, если она предала анафеме сразу всё мужское население нашей необъятной страны и, возможно, стран ближнего и дальнего зарубежья.

— Машка, ты с нами?

— С вами, с вами. Куда мне от вас деться? Женька тут у меня какая-то бандеролька завалялась. Что с ней делать?

— Ой, а я о ней совсем забыла. Сегодня с утра пораньше ко мне в квартиру ввалился курьер и принёс письмо, а потом и бандерольку передал. Говорит, мол, моя тётка скончалась, и кое-что завещала. Прочитав письмо, я осознала, что стала обладательницей дневника моего прапрадеда, умершего давным-давно и решившим осчастливить меня подобным образом.

— На, Маша, действуй, — Женевьева протянула мне бандероль.

Развернув бумагу, мы увидели тетрадь. Рукопись, видимо, знавала и лучшие времена: листки пожелтели и уже начинали крошиться. По всей видимости, этой тетрадочке лет сто не меньше.

— Старьё, какое, — разочаровалась Зинаида.

— Вовсе это не старьё, а наследство, — обиделась Женевьева, — помните, я вам рассказывала о своей прапрабабке Александре?

— Это та, что жила давным-давно и вышла замуж за француза, и от неё пошёл ваш род.

— Слава богу, не забыли. Вот о ней-то я и толкую. Эта тетрадь по завещанию передавалась в нашей семье. В последний раз о ней упоминалось лет семьдесят назад. Затем тетрадь исчезла, а сейчас вот объявилась. Так что, Машка, тебе предстоит стать первооткрывательницей тайн семьи Турмоновых. Давай же, начинай, не томи.

— Сама-то читала?

— Пыталась я, но не вышло. Задумалась я что-то, немного отпраздновала получение наследства, а потом подумала, — тут подруга икнула, — что ты мне должна помочь. Давай, начинай!

Я открыла первую страницу и тут мои пальцы нащупали какое-то уплотнение в обложке.

— Женевьва, что ты спрятала под обложку? Сознавайся!

— Ты что, сума сошла? Когда мне было прятать? Говорю же, что тетрадь получила только сегодня утром, затем отмечала получение наследства, а бандероль вскрыла, заметь, не я, а ты. Так, что ты говорила насчёт клада в обложке?

— Здесь имеется какое-то уплотнение. Там явно спрятан небольшого размера предмет, Монета, может, какая. Давай ножницы тащи. Постараюсь достать, что там нащупала.

Женевьва убежала искать инструмент. Зинулю крайне заинтересовало всё происходящее, и она даже на время забыла о мести мужскому роду. Что и говорить, даже я, не отличающаяся особым любопытством, была заинтригована.

— Держи, — Женевьева протянула маникюрный набор, — давай скорее, не то умру от нетерпения.

Собрав самообладание в кулак, сделала надрез, ещё один, ещё и мне в руки выпал медальон жёлтого цвета.

— Ничего себе, видимо золотой, старинный к тому же. Уйму денег должен стоить, — присвистнула Зинаида.

— Маш, дай, дай, дай — жалобно простонала подруга.

— Держи свой раритет.

Женевьева выхватила у меня медальон, нажала на кнопку и крышка открылась.

— Ну, что там? — не вытерпела Зинаида.

Я взглянула на Жэку и была поражена тем, как выглядела подруга: на её лице отразилась столь сложная гамма чувств, что нельзя было определить, рада она тому, что увидела в медальоне или совсем наоборот. Мне показалось, что та на время потеряла дар речи

— Ау, подружка, проснись. Что ты там нашла? Давай, показывай скорее — жуть как интересно. Ну же, Женевьева, — простонала, сгорая от любопытства, Зинаида.

Наша подруга не могла произнести ни слова и внезапно, завалившись на бок, потеряла сознание. Ничего себе подарочек! Что же там такого, если люди лишаются чувств?

— Зин, беги за нашатырём и захвати стакан водички.

Общими усилиями нам удалось привести Женевьеву во вменяемое состояние.

— Вот, смотрите, — нам протянули медальон.

Зинаида как самая любопытная первой схватила его и тут же выронила.

— Ничего себе приехали!

— Что там такое, скажите, наконец, — я подняла медальон и, открыв крышку, только и смогла произнести, — Женевьева, ты и там успела наследить.

Разглядев изображение, вернее женский портрет, помещённый внутри медальона, я поняла, что так испугало и удивило подруг: на портрете была изображена Женевьева во всей своей неземной красе. Правда, платье на ней было несколько устаревшего фасона, и фасон этот устарел лет этак двести назад. Под портретом проглядывала надпись на французском.

Хорош подарочек!

Может она путешественница во времени? Если нет, как объяснить такое потрясающее сходство?

Первой пришла в себя Зинаида:

— Я думаю, всем необходимо слегка перекусить.

Зина всегда предлагала поесть, когда начинала нервничать. На сей раз, её предложение было принято с полным восторгом. Мы переместились на кухню. На столе появилась бутылочка наливки. Никто не отказался. После трёх стопок мы пришли в чувство, и наконец-то смогли вновь приступить к чтению нашей тетради.

— Ничего себе, Женевьева, ты у нас оказывается ещё и маркиза. Вот это да! — с завистью произнесла Зинаида.

— Хватит болтать. Давай, Машка, читай дальше.

— Слушайте, но прошу не перебивать.

«Случилось так, что к началу 19 века от рода де Турмон осталась только наша ветвь. Правда свои богатства нам удалось сохранить и преумножить, несмотря на то, что преимущественно рождались девочки и по достижении брачного возраста они забирали в качестве приданого часть средств, принадлежавших семье. Моя сестра тоже выйдет замуж и получит в приданое земельные угодья, счёт в банке и наш парижский особняк. Я знаю, что сестра заглядывается на соседского парня. Он славный малый, но не де Турмон.

Родился я в 1793 году и мне сейчас, когда я пишу эти строки, почти сорок.

Рядом со мной моя жена Александра-Женевьева и мои любимые дети Поль и Женевьева. Слава Всевышнему, род де Турмон не прервётся.

Моя дочка, моя любимица. Боже, как она похожа на Женевьеву, которая осталась там, в далёком восемьсот двенадцатом. Кажется, всё случилось только вчера. Вчера мы гуляли по аллеям парка, вчера мы признавались друг другу в любви, вчера дали клятву быть вместе до самой смерти. Всё было вчера, а сегодня моим детям почти 18. Как рады были бы видеть их мои родители. Они так мечтали о внуках наследниках рода.

Год назад с оказией мне удалось отправить письмо на родину, и теперь я жду ответа. Это уже третье письмо. Видимо, первые два где-то затерялись. Я надеюсь, что все мои дорогие и любимые родственники живы. Матушка, отец, сестра и, конечно, Женевьева. Как мне хочется встретиться с ними и познакомить с внуками, но этого, боюсь, никогда не произойдёт: моя судьба здесь в России рядом с моей женой, которой я обязан жизнью.

У меня хранится медальон с портретом моей возлюбленной, написанным Давидом в те далёкие годы. Это всё, что у меня осталось от прошлой жизни, но, тем не менее, я счастлив ибо у меня есть две Женевьевы — здесь в России и там, в далёкой Франции.

Наверное, тебе покажется, что я слишком много внимания уделяю какой-то Женевьеве. Поверь, не всё так просто. Она была смыслом моей жизни. Не проходило и дня без поцелуев украдкой, признаний в любви и клятв в верности. А наши прогулки в парке, поездки к морю. Всё это было там в прошлом. Наступил 1812 год. Боже, как глуп я был тогда. Девятнадцать лет и ветер в голове. Романтическая любовь и стремление прославиться на полях сражений.

В один из зимних дней к нам приехала моя кузена Мари со своим мужем, состоявшим в свите императора. После обильного обеда мужчины удалились в кабинет моего отца обсудить последние новости. Дамы остались в гостиной пить кофе.

В тот день отец впервые разрешил мне присутствовать вместе со всеми. Я был необычайно рад такому повороту дел, так как знал, что речь пойдёт о предстоящей российской кампании. В моём представлении Россия была диким медведем, которого непременно следовало укротить и посадить на цепь. Кто же это может сделать кроме меня?

Подали вишневый ликер, и потекла неспешная беседа о предстоящем походе императорской армии на бескрайние просторы России. Все склонялись к мысли, что русские долго не продержатся и наши доблестные воины вернутся с победой не позже чем через два месяца.

Решение созрело как-то само собой: я решил вступить в армию и, вернувшись с победой и славой, предложить руку и сердце моей Женевьеве.

Поздним вечером я зашёл к отцу и сообщил о своём решении. Я убеждал его, что ровно через два месяца вернусь в наш родовой замок, и можно будет готовиться к свадьбе. Отец не разделял моего оптимизма. Ему казалось, что русский поход закончится полнейшим крахом, и поэтому неудивителен был ответ. Он наотрез отказался благословить меня и предупредил, что лишит наследства, если я покину пределы Франции.

Я решил действовать через матушку и сестру, поскольку знал, батюшка не выдержит их слёз. Так и вышло. Скрепя сердце, он благословил меня и выдал денег.

Предстояло ещё одно дело и оно, пожалуй, было самым трудным. Как обо всём сказать Женевьеве? Однако мои опасения оказались напрасны. Моя невеста не упрекнула меня ни в чём, только поставила одно условие: мы должны были съездить в Париж к знаменитой гадалке мадам Ленорман.

Я с радостью согласился и на следующий день мы отправились в столицу.

Я даже не мог предположить, что сей чудный город вижу в последний раз.

Погода не радовала: моросил мелкий, холодный дождь, а ветер пронизывал буквально до костей, Казалось, сама природа пыталась что-то сказать мне, и это что-то было явно не совсем приятным.

Мы разыскали салон гадалки, который размещался в доходном доме неподалёку от центра, поднялись на второй этаж, Женевьва дёрнула за шнурок. В глубине квартиры раздался звонок колокольчика и дверь распахнулась.

— А вот и вы. Я уже заждалась. Проходите.

Нас провели в уютную комнату меньше всего напоминавшую магический салон. Лишь одна вещь говорила о занятии хозяйки: на столе лежала нераспечатанная колода гадальных карт.

Мадам задёрнула шторы на окнах и пригласила к столу.

— Вначале кофе, а дело потом. Жюли, будь любезна, накрой на стол, — был отдан приказ пожилой служанке.

Вскоре был подан благоухающий напиток, а мадам Ленорман обратилась к нам:

— Приступим. А вы пейте кофе. Жюли, как никто другой, умеет готовить его.

Вначале позвольте обратиться к вам, молодой человек. Вас зовут Поль или я не права?

— Как вы узнали?

— У каждого свои тайны, мой юный друг. Сначала о вашем будущем. Ведь вы хотите узнать, что будет с вами через год?

Моё воображение нарисовало картину триумфального возвращения на родину, и я уже мысленно приготовился выслушать версию гадалки о моей предстоящей женитьбе. Не тут-то было.

— Поль, вы задумали опасный поход в опасную страну. Вы слишком молоды, чтобы критически оценивать свои поступки. Могу лишь сказать о том, что я вижу. И так, жаркое лето, большой город, буйство огня, преданный друг, а дальше холодно, очень холодно и полнейшее забвение. Такие вот дела.

Сейчас прошу вас пройти в соседнюю комнату и там подождать вашу спутницу.

Мне пришлось выйти. Дверь захлопнулась, а я остался в полном одиночестве.

— Теперь ваша очередь, Женевьва. Как это ни прискорбно, но мне придётся вас огорчить: вы никогда не встретитесь со своим женихом, если он покинет Францию, если… но нет, это слишком невероятно, чтобы быть правдой.

— Не томите, продолжайте.

— Не могу. Вы всё равно не поверите, — гадалка хотела встать, но вновь опустилась в кресло.

— Мне кажется то, что вы хотели сообщить, может показаться невероятным.

Позвольте мне дополнить ваш рассказ.

Мадам Ленорман безнадёжно махнула рукой, а Женевьева поведала о том, что минуту назад промелькнуло у неё перед глазами:

— Вы, мадам, увидели большой зал со стенами из стекла, на поле рядом виднеются стальные серебристые машины похожие на громадных птиц. Мы поднимаемся по лестнице и входим в чрево одной из них. С нами Поль. Из окна за нами наблюдает женщина, похожая на меня. Странно, вы говорили, что я не встречу Поля, но он со мной. Что же происходит?

— Это новое видение настолько необычное, что сама ничего не могу понять.

Как видите, ваш жених жив и в тоже время я знаю, он будет находиться на грани жизни и смерти.

Спасёт его и позаботится о нём другая женщина. О боже, как она похожа на вас. Если бы я не знала, что вы останетесь дома, то сказала, что там, в далёкой стране вместе с Полем именно вы.

— Слава богу, Поль останется жив, а всё остальное не так важно. Благодарю вас, мадам. Вы вернули меня к жизни. Я думаю, он будет счастлив там, в России.

— Я не ошибусь, если скажу, что вы, сударыня, как и я обладаете даром предвидения, но ваш дар не слишком развит и проявляет себя лишь от случая к случаю. Я права?

— О да, мадам. К вам же я пришла лишь затем, чтобы убедиться в своих предположениях. Знаете, иногда я действительно могу видеть, что произойдёт с другими людьми, но никогда не могу сказать, что случится со мной.

— Вы не можете, но могу я. Не всё так плохо, как кажется. Слушайте внимательно. Одиночество вам не грозит. Вы проживёте двадцать лет с Полем, а там уж как судьба положит.

— Но вы только что сказали, что мой жених останется навсегда в России. Я вас не совсем понимаю.

— Речь идёт вовсе не о вашем женихе. Будет другой Поль, которого вы полюбите так, как ещё никого не любили.

— Вы говорите загадками.

— Загадки — моя профессия и мой хлеб. Осталось совсем немного. Прошу вас, дослушайте меня, ибо теперь речь пойдёт о тебе, моя девочка. Позвольте мне обращаться к вам на ты? Так легче предсказывать.

Ты встретишься сама с собой через двести лет, встретишь Поля и после этой встречи вы уже никогда не расстанетесь. Всё. Идите. С богом!

Наконец-то моя невеста появилась в комнате, где я коротал время.

— Что, что она сказала?

Женевьева смахнула набежавшую слезу, но я в тот момент не обратил на это никакого внимания.

— Она говорит, что всё будет складываться как нельзя лучше. Ты вернешься героем, мы сыграем свадьбу, и у нас будет много детей. Ведь ты не против?

— Я буду несказанно рад. Первенцев мы назовём нашими именами. Ты согласна?

Женевьева ничего не ответила и лишь пошатнувшись, присела на край стула.

— Что-то меня знобит. Видимо простыла в дороге. Нам пора возвращаться.

— В таком состоянии ты не можешь ехать. Экипаж ждёт у подъезда. Предлагаю остановиться на ночь в нашем фамильном особняке.

— Делай, как знаешь. Мне действительно необходимо немного отдохнуть.

Мы вышли на улицу, сели в карету и вскоре устроились перед камином в гостиной нашего парижского дома.

— Моя дорогая, поскольку мы решили остаться здесь до завтрашнего утра, я прикажу приготовить комнату для тебя.

Женевьева кивнула в знак согласия. Мне казалось, что мою невесту что-то тревожит, но все мои мысли были заняты предстоящим походом в Россию.

— Поль, подойди ко мне, — попросила она.

Я присел на пол рядом с креслом, в котором расположилась моя любимая.

Внезапно она наклонилась и поцеловала меня. Я ответил на поцелуй, обнял её. Женевьева была не против и тогда произошло то, что и должно было произойти между двумя молодыми и влюблёнными людьми.

Я думаю, что ты, моя правнучка, не осудишь своего деда.

Через день мы снова были дома. Париж остался где-то там, в туманной дымке дождя, а вместе с ним и мадам Ленорман со своим странным предсказанием.

Мне хотелось думать, что прорицательница ошиблась и всё будет совсем по-другому.

Женевьева удалилась в своё поместье. Несколько раз я пытался встретиться с ней, но слуги говорили, что она больна и никого не принимает. И вот за день до отъезда мне доложили, что меня желает видеть мадемуазель де Обинь.

На крыльях счастья я влетел в зал, где встретил Женевьеву. Едва я спустился с лестницы, как она подбежала ко мне, обняла и поцеловала в щёку.

— Милый Поль, как мне жаль расставаться с тобой, ведь я люблю тебя больше жизни. Мне хочется, чтобы ты помнил обо мне там, в далёкой России.

Возьми это, — Женевьева протянула прекрасный медальон со своим портретом, — этот медальон будет хранить тебя от всех напастей и станет залогом нашей любви, а впоследствии, когда исчезнет последняя надежда на встречу, поможет вернуться в наш самый счастливый день.

— Ну что ты, не переживай, пройдёт всего два месяца и мы вновь соединимся и тогда вся жизнь станет нашей и только нашей. Как же я буду скучать без тебя, любовь моя.

— Поль, прошу только об одном: никому и никогда не отдавай этого медальона, а когда у тебя появятся дети, передай его старшей дочери и поклянись, что назовёшь её Женевьевой.

— Клянусь! — машинально ответил я, ничего не понимая из сказанного. Какие дети? Если у меня и будут дети, то только наши с Женевьвой. Тогда что же пытается сказать моя невеста?

— Поль, не бери в голову. Я так волнуюсь за тебя, что не отдаю себе отчёта в том, что говорю. Ведь я пришла проститься с тобой. Я не смогу проводить тебя завтра: мои родители решили уехать на юг. Ты же знаешь, что моей матушке нездоровится, и врачи посоветовали ей больше находиться на солнце. С ними еду и я. Отъезд уже сегодня. Прощай, Поль, я всегда буду помнить тебя.

Зарыдав, Женевьва выбежала из зала, а я стоял истукан истуканом, потрясённый тем, что только что услышал.

Из оцепенения меня вывел шум отъезжавшей кареты. Вскоре экипаж скрылся под аркой и исчез за поворотом.

— Подождите! Женевьва, ради бога, подождите!

Я кинулся вдогонку.

— Лошадь, скорее!

Я вскочил в седло и направился в поместье де Обинь, благо оно располагалось всего в двух лье от нашего замка. В этот раз фортуна решила отвернуться от меня: слуги сообщили, что господа отбыли более двух часов назад, а вмести с ними и молодая барышня.

Ничего не понимаю, если семейство де Обинь отбыло два часа назад, как же могла Женевьева быть у меня?

— Куда они поехали?

Мне показали направление, и я погнался за своим счастьем. Для себя я решил, если догоню Женевьеву, немедля попрошу её руки у родителей и тогда, прощай Россия.

Впрочем, всё было напрасно: мне не удалось настигнуть экипаж семейства де Обинь. В этот день я видел свою невесту в последний раз, но я ещё не знал об этом.

Через два дня меня зачислили в пятую бригаду армии императора, и началась новая жизнь, которая оказалась совсем не такой, какой её представлял. Вскоре я познакомился с юношей одних со мной лет и взглядов. Звали его Шарль де Вильмон и он являлся представителем славного дворянского рода. Вскоре мы подружились. Начало исполняться предсказание мадам Ленорман: я нашёл верного и преданного друга. Неужели всё, о чём говорила провидица, окажется правдой, и я никогда не встречусь с Женевьевой. Такого просто не может быть, ведь иногда и гадалки ошибаются. Возможно, мой случай как раз и попадает под эту самую ошибку?

Впрочем, времени на размышления о прошлом оставалось всё меньше и меньше: армейская жизнь только издали кажется такой романтичной.

Блестящие кивера, шпага, приятно постукивающая по левому боку, форма от которой млеют барышни. Всё это лишь внешняя и хорошо видимая сторона, но есть ещё и изнуряющие тренировки, повседневная муштра, способная довести до помешательства, но впоследствии, как это не покажется странным, спасающая твою жизнь.

Все эти «прелести» армейской жизни захватили меня и на некоторое время оторвали от грустных размышлений. Войско Бонапарта постоянно находилось в движении, и вскоре наша бригада расквартировалась вблизи Дрездена. Шарль, как мог, отвлекал меня от хандры. Через три дня после прибытия в город случилось событие, показавшее, как тесен мир. Во время посещения оперного театра я увидел знакомое лицо. После окончания представления судьба свела меня с мужем Мари.

— Поль, рад, очень рад тебя видеть. Я искал встречи и ужё потерял всякую надежду, а ты вот он предо мной живой, здоровый, энергичный, но слегка грустный. Поверь, я способен разогнать чёрную тоску в твоём сердце.

— Продолжайте, месье, не томите. Как там, матушка, что с сестрой?

— Молодой человек, не все вопросы сразу. Однако, как мне показалось, вы не задали самого главного вопроса.

Я густо покраснел, но сделал вид, что не совсем понимаю собеседника.

— Не хорошо забывать друзей, которые помнят о вас. Не проходит и дня как нарочный из их имения прибывает узнать, нет ли от вас каких новостей. Вы всё ещё пребываете в недоумении, мой юный друг?

— Месье, извольте объясниться.

— О, юность, юность. Поль, вам письмо.

Мне протянули конверт, перехваченный лентой.

— Это от ваших родителей, а вот это…

Мне был вручён ещё один конверт.

— Не хочу называть имени отправителя, думаю, вы догадаетесь сами, а сейчас разрешите проститься. Увидимся завтра. Извините, меня ждёт император.

На этом мы расстались. Письма буквально прожигали мне руки, но я решил прочитать их чуть позже. Наняв извозчика, вернулся в расположение своей бригады. Как мне не терпелось распечатать конверты!

Наконец, наступил долгожданный момент. Первым было письмо от моих родителей. В нём они сообщали, что у них всё по-прежнему. Сестра помолвлена с сыном барона, проживающим по соседству. Дело идёт к свадьбе, и ждут только меня, просят возвратиться поскорее и обрадовать их внуками, истинными продолжателями рода. Слёзы навернулись на глаза и тут я, пожалуй, впервые пожалел о своём опрометчивом поступке. Вернулся Шарль, и временно пришлось отложить знакомство с новостями из дома: мне не хотелось, чтобы кто-то мог видеть проявления моей слабости и поэтому я поспешно спрятал письмо. Мой друг предложил пройтись по расположению лагеря и слегка развеяться, но я, отказавшись от предложения, предпочёл остаться один и продолжить чтение. Отец сообщил, что семейство де Обинь вернулось из своей поездки на юг. Женевьева нигде не показывается. Только несколько раз в наш замок приезжал её слуга узнать, нет ли известий от меня.

В конце письма родители выражали надежду на скорую встречу и просили беречь себя.

С волнением, переполнявшим меня, я вскрыл второй конверт с посланием от Женевьевы. В нём моя невеста сообщала, что любит меня, и по-прежнему будет ждать возвращения. Далее шли рассказы о мелочах, понятных только нам. Как я был рад читать всё то, что написала моя любимая. В конце письма была непонятная приписка, в которой говорилось, что к моему возвращению домой меня будет ждать сюрприз, но какой, я смогу узнать, лишь вернувшись на родину.

Я тут же решил написать письма моим родителям и Женевьеве, а завтра попросить мужа Мари переправить их как можно скорее моим адресантам.

В письмах я описал всё, что со мной происходило в последние недели и дни.

Особо объёмным получилось письмо Женевьеве.

На следующий день, выполнив свои обязанности, связанные с военной службой, я отправился разыскивать своего родственника, но меня ждало горькое разочарование: рано утром он отбыл с депешей в Париж. У меня опустились руки. Я попытался найти какую-то возможность переслать письма, но, снующим мимо людям, было не до меня. Появился Шарль и, задыхаясь, сообщил, что ищет меня уже второй час. Объявлены сборы, вскоре мы должны покинуть предместья Дрездена и выступить походным маршем на Россию.

Мои письма так и остались неотправленными. Позднее я вспоминал, а мог бы каким-то образом переправить их на родину и останавливался на мысли, что мог, не будь таким упрямым глупцом, когда муж Мари намекнул, что знает от кого второе письмо, а я, как последний идиот, решил проявить свой юношеский гонор. Поступи иначе, возможно, что-то изменилось в моей судьбе. Однако прошлого не вернуть. Остаётся одно, следовать со всеми в далёкую Россию и ждать окончания военной компании. Мысли о дезертирстве у меня никогда не возникало. Мужчина рода де Турмон не может покрыть себя позором, скрываясь от трудностей. Война вскоре закончится, и я вернусь к своей семье, благословлю сестру на брак с соседом и наступит моя очередь идти под венец. Одна эта мысль придавала мне сил и терпения.

Лето 1812 года выдалось на редкость благоприятным: редкие дожди чередовались с приятным бризом. Наше войско подошло к Неману. Дальше, за мостом, расстилается такая непонятная и загадочная варварская страна. Я всматриваюсь вдаль и думаю, что же приготовила мне судьба там, за мостом.

Подъезжает император, и отовсюду раздаются приветственные крики.

— Да здравствует император!

— Франции виват!

Начинается переправа и вот мы уже на вражеской территории. Теперь дело только за временем. Не хочу утомлять свой дневник описанием нашего дальнейшего продвижения по бесконечным просторам России. Меня поразили необъятная ширина русских земель, громадные поля, дремучие леса и сами русские люди так не похожие на тех, с кем мне приходилось общаться ранее.

Наступил август. Наши войска с незначительными потерями продвигались вглубь российской территории, а по мере приближения к Москве, стали сталкиваться с усиливающимся сопротивлением русских войск и населения.

В нашей бригаде появились первые раненые и убитые. Впрочем, господь берёг меня и моего друга Шарля. С боями был взят Смоленск, и мы двинулись дальше, направляясь ко второму по величине и богатству городу на Руси — Москве. Август подходил к концу, когда наши войска остановились для принятия решающей битвы где-то под деревушкой со смешным названием Бородино. Дни стояли на редкость ясные и солнечные. Казалось, в такое время нужно любить, а не убивать друг друга. Мы с Шарлем старались не думать о предстоящей битве и всё свободное время, а его было не так уж и много, проводили вместе, вспоминая нашу далёкую родину. В ночь с 25 на 26 августа небо разрывали малиновые всполохи. Сама природа говорила, что вскоре прольётся большая кровь и многим придётся остаться здесь, на поле битвы. Практически никто не спал. Нами овладела какая-то неясная тревога, усиленная ожиданиями предстоящей битвы. Наступило утро 26 августа, которое изменило всю мою жизнь и показало, как была права мадам Ленорман. В этой битве был ранен Шарль, но мне удалось разыскать его и вынести с поля боя в наш лазарет.

Время для меня будто бы замедлило свой ход. Всё происходящее со мной как бы застыло на месте. Окруженные вязким маревом фигуры солдат, что-то кричали, но их слов я не слышал.

Вернул меня в реальность голос полкового лекаря:

— Месье, ваш друг жив. С ним всё в порядке, но ему нужен покой. Какое-то время он будет спать, и я посоветовал бы увезти его подальше от этого страшного места. Месье, что с вами?

Я наконец-то очнулся.

— Да, да, доктор, большое спасибо. Я не забуду о том, что вы сделали для меня.

С большим трудом мне удалось достать подводу и с помощью санитаров, уложив Шарля на телегу, сам взялся управлять повозкой. Не учёл одного: передо мной была совершенно незнакомая местность и дорога в неизвестность. Мной владела лишь одна мысль: спасти Шарля. Наугад направив лошадей, мне удалось выехать к какой-то деревушке, и я не знал, кого там встречу, друзей или врагов. Впрочем, судьба не отвернулась от нас и на сей раз. На дороге показалась девушка в сарафане. Увидев нашу повозку, она растерялась и попыталась убежать. Мне пришлось остановить лошадей и, показав, что в руках у меня ничего нет, попросил девушку подойти к нам.

Жестами объяснив, что мой друг ранен и нуждается в помощи, я был поражён, услышав ответ по-французски. Девушка согласилась нам помочь и доставить в деревню к своим родственникам, которые бежали из Москвы, спасаясь от войск Наполеона. Далеко уехать им не удалось: все лошади и повозки были конфискованы для нужд армии. Я поинтересовался тем, кто же находится в деревне и мне ответили, что только беженцы из Москвы.

Девушку звали Настей. Она села к нам на подводу, объяснив, что шла в лес за грибами, поскольку с продуктами в деревне начались перебои и, по всей видимости, придётся возвращаться назад в Москву. Вскоре мы подъехали к деревне. Я опасался, что нас могут просто расстрелять, но тут я впервые столкнулся с загадочной русской душой. Вместо того чтобы расправиться со своими врагами, увидев Шарля, лежащего в забытьи, женщины тотчас захлопотали вокруг него и он был перенесён со всеми предосторожностями в одну из изб. Меня же накормили, несмотря на то, что самим жителям приходилось на всём экономить.

Благодаря заботам этих простых людей через два дня Шарль пришёл в себя и первым, кого он увидел, была Настя, взявшая на себя роль добровольной сиделки.

— Поль жив? — сразу же поинтересовался мой товарищ.

— Месье, вам не следует говорить. Отдыхайте, а я позову вашего друга.

Я был рад, что дела у моего товарища пошли на лад. Настя все эти дни не отходила от его постели, и именно благодаря её заботам Шарль стал так быстро поправляться.

Первым делом я расспросил его о самочувствии. Настя в это время стояла в стороне, не желая мешать нашей беседе.

— Поль, я так рад, что ты жив и не ранен. Скажи, как закончилась битва? Кто одержал победу?

— Победу одержал наш великий император со своим войском, но мне кажется, что это скорее поражение, нежели победа. Большая часть нашей бригады осталась там, на этом страшном поле, а вместе с ними едва ли не половина доблестного войска. Так что думай сам, поражение это или же победа? Наши войска заняли Москву, и я думаю, что настало время, если ты в состоянии сесть в седло, отправиться следом.

— Друг, скажи мне, кто та прекрасная особа неподалёку от нас?

— Узнаю Шарля и вижу, что он совершенно здоров, если стал заглядываться на хорошеньких девушек. Это твой ангел спаситель.

— Будь любезен, представь меня.

— С превеликим удовольствием! Настя, будьте добры, подойдите к нам, мой друг, едва очнувшись, мечтает познакомиться с вами.

Смущаясь, Настя приблизилась.

— Знакомьтесь, Шарль, имя этой прекрасной незнакомки Настя. Настя, я думаю вам не надо представлять моего друга, спасённого вами. Впрочем, знакомьтесь, это — Шарль, мой боевой товарищ.

Смущаясь, Шарль поцеловал Настину руку и еле слышно произнёс:

— Я мечтал об этой встречи всю свою жизнь.

Вот так состоялось знакомство двух молодых людей. Как я выяснил, Настя происходила из обедневшего дворянского рода Львовых. Всё, чем они владели, осталось в Москве. Здесь, в этой деревушке, она находилась со своими ближайшими родственниками, но её отец подумывал о возвращении в Москву.

— Разрешите сопроводить вас и ваших родственников в город, — несмело предложил Шарль.

Смутившись, Настя кивнула.

Тут я понял, что сердце Шарля пало, сражённое красотой русской девушки.

Ещё через два дня, когда мой друг окончательно встал на ноги, мы вместе с семейством Львовых отправились в Москву.

Остановились в усадьбе, которая принадлежала родителям Насти. Усадьбой двухэтажный дом назвать было трудно, но это было уютное, хотя и не большое, имение. Нам с Шарлем выделили одну комнату на двоих. Правда, теперь я видел его не так уж часто: всё свободное время мой товарищ проводил с русской красавицей.

Нам пришлось уладить дела в штабе, который разместился неподалёку от Кремля. Шарлю дали неделю отдыха для окончательной поправки, мне же по-прежнему приходилось исполнять свои обязанности, и я довольно часто выезжал в Китай Город, где расположилась моя рота.

Вы можете спросить меня, почему в моём дневнике я так много места уделяю нашим взаимоотношениям с Шарлем. Я вам могу сказать лишь одно, ничего лишнего в жизни не бывает, а с Шарлем мне придётся столкнуться ещё не раз, и если бы не он, не знаю, дошёл бы до тебя, моя далёкая родственница, этот дневник. Прошу, дочитай всё до самого конца, а потом решишь, как тебе следует поступить.

Сентябрь приближался к своему завершению: листва совсем пожелтела, всё чаще шли дожди. Обстановка в городе накалялась: появились мародёры из числа солдат некогда доблестной армии и лишь наше присутствие в доме Львовых сохраняло его от разграбления. В городе пылали пожары. Говорили, что русские сами поджигали свои дома, чтобы их имущество не досталось врагу. Горько было слышать такие слова о представителях своей нации.

Как-то в начале октября Шарль подошёл ко мне и почему очень смущаясь, попросил выслушать его.

— Поль, ты мой единственный настоящий и самый преданный друг, а на данный момент у меня нет человека ближе тебя, — тут Шарль замялся.

— Прошу, продолжай.

— Наверное, ты заметил, что всё время я провожу с Настей.

— Это было не трудно.

Тут Шарль собрался с духом и произнёс на одном дыхании:

— Мы решили обвенчаться, у ребёнка должен быть законный отец. Поль, ты согласен быть моим свидетелем?

— Пришла моя очередь удивляться.

— О каком ребёнке идёт речь? Ты не мог бы объяснить?

— О нашем с Настей. Она сказала, что ждёт от меня ребёнка. Я так мечтаю о нём. Ты согласен?

Я хотел что-то сказать в ответ, но тут вспомнил последнюю ночь, проведённую с Женевьевой. Тут до меня дошёл смысл слов о сюрпризе, который будет ожидать меня по возвращении домой, и о котором моя невеста не захотела написать в письме. Боже, скорее всего она беременна! У меня закружилась голова, и мне пришлось присесть.

— Поль, — заволновался Шарль, — что с тобой, тебе нездоровится?

— Нет, нет, со мной всё в порядке. Просто всё так неожиданно. Мой ответ — да!

Я согласен. Теперь нам необходимо найти церковь, где вас обвенчают.

— Поль, мой друг, благодарю от всей души. Церковь и священника мы уже нашли и договорились о венчании.

— А как же родители невесты? Они знают?

— Разумеется, я просил у них руки их дочери, и они дали своё согласие на брак.

В один из последних дней сентября, когда в Москве невозможно было найти ни одной действующей церкви, состоялось венчание моего друга Шарля и Анастасии Львовой, которая стала теперь Львовой де Вильмон. Венчание пришлось проводить дважды. Первый раз в присутствии православного священника, а второй раз молодых благословил капеллан нашей бригады.

Анастасия получила документы, подтверждающие, что она стала госпожой де Вильмон, и будет иметь все права на имущество, принадлежащее её мужу.

Под документами поставили подписи Шарль с супругой, капеллан и я. Вы не можете представить, как я завидовал своему другу, так неожиданно обретшему счастье в далёкой стране.

Время шло. В Москве оставаться становилось всё опаснее. Даже наше присутствие в доме Львовых теперь не спасало от набегов мародёров. Над землёй расстилался удушливый запах гари, исходивший от многочисленных пожаров, которые с всё большей силой охватывали различные части некогда прекрасного, а теперь превратившегося в руины города.

На семейном совете было решено покинуть Москву. Я обещал оказать своему другу всю возможную помощь.

Впрочем, до нашего отъезда оставалось ещё немного времени и Настя, думая, что больше никогда не вернётся в Москву, попросила сопроводить её в дом тётушки. Та в силу своих лет и застарелых болезней не смогла вовремя уехать и в настоящее время, что достаточно удивительно, несмотря на все пожары и грабежи, проживала в своём особняке в Замоскворечье. Странно, что ни один француз не остановился на постой в её доме, который отличался внушительными размерами и роскошной отделкой. Настя говорила, что в пору своей юности тётушка довольно долго жила в Париже и там была принята в высших кругах общества. Поговаривали, что даже сам король был рад общению с ней. В молодости госпожа Головчина, такова была фамилия тётушки Анастасии, отличалась необычайной красотой и пользовалась популярностью во французской столице.

Может быть, её французские связи помогали ей и до сих пор, и поэтому её особняк оставался в полнейшей неприкосновенности, несмотря на то, что соседние дома подверглись полнейшему разграблению или же были полностью уничтожены огнём.

Если сказать, что пробираться по московским улицам было сложно, значит, просто соврать. Пройти было невозможно, всюду сновали озабоченные полупьяные солдаты, стремившиеся в последние дни перед отступлением захватить как можно больше трофеев. Их не останавливало ничто, ни простой грабёж, ни насилие, ни даже убийство.

Многие посматривали на Анастасию, видя в ней потенциальную жертву, но всех останавливало присутствие рядом с ней двух основательно экипированных офицеров.

Впрочем, вооружённые и пьяные мародёры были не главным препятствием на нашем пути. Гораздо хуже было пробираться через завалы, обходить стороной горящие дома, которые готовы были обрушиться в каждую минуту.

Порой жар от огня становился совсем нестерпимым, и нам приходилось искать окольные пути.

При нормальном стечении обстоятельств путь до дома Настиной тётушки занимал не более получаса, сегодня же нам потребовалось гораздо больше времени, чтобы добраться до места.

Было странно видеть оазис процветания и благополучия при всеобщем хаосе и разрухе. На улице, где не осталось ни одного целого дома, в глубине парка возвышался великолепный особняк. Кованые решётки отделяли его от всего остального мира и, казалось, что время повернуло вспять: не было грабежей, не было великого пожара, Наполеон не отправился с походом на Россию, а я со своим другом оказались в гостях у хороших знакомых.

Настя открыла неприметную калитку, и мы очутились в тени величественных деревьев, окаймлявших подъездную дорожку к особняку. Нас встретил слуга, одетый в ливрею, и сказал, что барыня уже ждёт.

Странно, мы никого не предупреждали о своём приходе. Настя решила навестить свою тётушку совершенно спонтанно.

Вскоре мы поднимались по мраморным ступенькам крыльца. При входе нас приветствовала сама госпожа Головчина.

— Настенька, как я рада видеть тебя. Давненько ты ко мне не захаживала.

Представь меня своим спутникам.

Настя, смутившись, подтолкнула Шарля вперёд и едва слышно произнесла:

— Знакомьтесь, тётушка, это мой муж Шарль де Вильмон, а то его друг маркиз Поль де Турмон.

— Что же, нечто подобное я и ожидала услышать.

Двери распахнулись, и мы очутились в великолепном вестибюле, украшенном античными статуями.

— Пройдёмте в гостиную, вскоре подадут обед. Поль уделите мне несколько минут, и прошу пройти со мной в кабинет. Пусть молодые поворкуют. Ведь им осталось быть вместе не более двух дней.

Я удивлённо посмотрел на госпожу Головчину и хотел задать вопрос, но она не дала такой возможности.

— Степан, голубчик, принеси нам наливочки, — обратилась она к одному из слуг, стоявших у дверей кабинета. Тот моментально скрылся и через пару минут вернулся с запотевшим графином.

— И так, Поль, у меня для вас есть сюрприз, — начала свою речь Настина тётушка, — вам, наверное, показалось странным, что мой дом уцелел в таком аду. В этом нет ничего необычного, Настенька, должно быть, говорила, что в юности я подолгу жила в Париже. Так вот, там я и приобрела достаточно влиятельных друзей, не забывших меня и в эти трудные времена. В своё время я была знакома и с вашим императором, которому когда-то оказала неоценимую услугу, и теперь вот пожинаю плоды своей благотворительности в относительной тишине и спокойствии. Что это я всё о себе да о себе? Я ведь уже упомянула о том, что вас ждёт сюрприз. Не буду томить. Я пока пойду, побеседую с молодыми, а вы поговорите со своей знакомой, с которой вы встретились всего лишь раз накануне отъезда из Парижа.

Госпожа Головчина покинула комнату, а я остался пребывать в недоумении, о какой же знакомой шла речь?

Дверь распахнулась и в кабинет вошла женщина, которую я где-то видел в той, прошлой жизни, но когда и где это было, не мог вспомнить.

— Месье, де Турмон, позвольте напомнить о нашем знакомстве, — произнесла женщина на прекрасном французском. — Мы с вами встречались почти год назад в Париже, когда вы посетили в обществе мадам де Обинь мой салон.

Да, да, это я и никто другой. Вы видите перед собой именно ту мадам Ленорман, с которой беседовали в том далёком и таком недосягаемом теперь Париже.

Мне стало плохо, не хватало воздуха, на глаза набежали слёзы. Я всё вспомнил, и салон мадам Ленорман, и её пророчество, а самое главное, мне почудилось, что я вновь увидел свою Женевъеву, почувствовал запах её волос, ощутил прикосновение рук, услышал её голос. Боже, как же давно это было.

— Месье, что с вами? — услышал я сквозь пелену забвенья.

— Извините, мне показалось, что я вновь встретился с той, которую люблю больше жизни. Ещё раз прошу прощения. Мадам, но как вы оказались здесь, в Москве и при таких странных обстоятельствах?

— Ах, месье Поль, месье Поль. Мадам Головчина моя давняя подруга и она пригласила меня в гости как раз накануне падения Москвы. Хотя я и знала о том, что должно произойти, но решилась на поездку только по одной причине.

— Что же заставило вас окунуться в такой водоворот событий, где каждая минуту может стать последней в жизни?

— Ни что, а кто. Так вот этим человеком оказались вы, Поль. Именно из-за вас я оставила Париж и, слегка опередив армию Бонапарта, смогла беспрепятственно пробраться в Москву.

Я с удивлением посмотрел на госпожу Ленорман.

— Поль, не смотрите на меня так. Я лишь выполняю волю своей лучшей подруги, которую вы так хорошо знаете.

— Мадам, прошу, не томите.

— Я имею известие от вашей невесты, если вы так позволите называть её.

После вашего отъезда Женевъева стала частой гостьей в моём доме. У неё обнаружились задатки предсказательницы, которые я помогаю развивать.

Однажды глубоким вечером ваша соседка буквально ворвалась ко мне и потребовала, чтобы я немедленно отправилась в Россию и нашла вас, Поль.

— Боже, боже, так вы виделись с Женевъевой. Скажите, как она там? Всё ли с ней хорошо? Помнит ли она о моём обещании по возвращении из России сыграть свадьбу? Говорите же, не томите!

— Поль, экий вы прыткий, не даёте мне и слова вставить. Я ведь вам уже сказала, что однажды поздним вечером мадам де Обинь ворвалась ко мне и потребовала, чтобы я немедленно отправилась в Россию.

— Почему же она сама не поехала с вами?

— Не торопитесь, месье, на то были довольно веские причины. Разрешите договорить?

Я лишь кивнул головой. Мадам Ленорман продолжила своё повествование.

— Полю угрожает опасность, как только он покинет Москву, с ним приключится беда. Мы должны предупредить его, — вот так прямо с порога ваша невеста начала свою речь. — Мадам, я прошу вас, нет, не прошу, просто умоляю, поезжайте в Россию и передайте письмо Полю. Я знаю, только вы способны сделать это.

Сказав это, Женевъва буквально рухнула на стул и зарыдала. Мне пришлось её долго успокаивать. В конце концов, она протянула мне конверт и попросила отвезти его вам, Поль. Однако она предупредила меня, чтобы я передала это письмо именно накануне вашего отъезда из Москвы, сказав, что поспешность может повредить другим людям. Вот так вот, Поль. Держите. Я вас оставлю наедине с вашими воспоминаниями. Встретимся позже за обедом.

Уходя, мадам Ленорман оставила на столе письмо, письмо от Женевъевы. С трепетом я взял конверт и никак не мог распечатать его. Наконец решился и достал листок бумаги, написанный таким знакомым и дорогим мне почерком.

Я тщательно сложил листок и убрал в карман. Возможно, это последняя весточка от моей невесты. Что же, расспрошу подробнее обо всём мадам Ленорман. Я решительно направился в комнату, где находились мои друзья.

Войдя, увидел, как мирно беседуют Шарль, Анастасия и мадам Головчина.

Заметив меня, она пригласила присоединиться к беседе.

— Месье Поль, мы как раз ждём вас: обед готов, так что, как говорится, чем богаты, тем и рады. Прошу к столу.

Все поднялись и направились в соседнюю комнату. Я думал, что встречусь с мадам Ленорман, но её нигде не было. Я хотел узнать, куда же она пропала, но Настина тётушка опередила меня:

— Месье, простите старуху. Совсем память потеряла. Вам оставлена записка.

Возьмите.

Мне передали листок бумаги, сложенный вчетверо. Я хотел сразу же прочитать записку, но хозяйка дома не дала мне такой возможности.

— О, юность нетерпеливая. У вас целая вечность впереди. Подождите немного.

Сначала обед, а потом всё остальное. У меня есть дело нетерпящее отлагательств. Оно, кстати, касается и вас, месье Поль.

Мы приступили к трапезе. Хочу заметить, стол был сервирован великолепно, несмотря на то, что в городе ощущалась нехватка основных продуктов питания. Не буду утомлять описанием меню.

После обеда хозяйка дома предложила пройти в зелёную гостиную для обсуждения, как она сказала, вопроса наипервейшей важности.

— Садитесь, друзья мои.

Хозяйка указала на диван, над которым висел парадный портрет Наполеона.

Не успели мы присесть, как портрет рухнул вниз. Шикарная рама разлетелась на кусочки. Правда, сам холст не пострадал.

Мадам Головчина позвала слуг и приказала отнести картину в комнату Елены, сказав, что раз Елене комната больше не понадобится, то пусть в ней живёт император.

— Вы хотите узнать, кто такая Елена? В этом нет никакой тайны. Елена моя покойная тётушка, которая боготворила вашего императора и перед смертью предсказала, что его портрет будет перенесён в её комнату, а когда это произойдёт, то судьба Бонапарта будет предрешена. С именем Елены на устах он уйдёт в мир иной. Моя тётушка была особой эксцентричной, немного баловалась спиритизмом и однажды на одном из сеансов она увидела одинокую фигуру императора на берегу моря. Бонапарт сказал ей, что его судьба определена и теперь только Святая Елена будет повелевать его жизнью. Ах, что это я всё о прошлом. Не для воспоминаний я вас позвала. Не думайте, что Настенька просто так захотела навестить меня. Мадам Ленорман помогла мне, и вот вы здесь.

— Кстати, а где сама мадам?

— Разве я не говорила? Она была вынуждена срочно покинуть Москву, так как получила известие, которое потребовало её присутствия в Париже. Вроде бы, Поль, это каким-то образом касается и вас.

— В чём дело? Умоляю, объясните!

— Ничем не могу помочь, молодой человек. Я вручила вам записку. Там вы найдёте ответы на все вопросы.

Опять мы отвлеклись, а времени у нас не так уж и много. Прошу вас, присядьте. Нам предстоит важный разговор.

На этот раз падение картины не угрожало, и мы втроём разместились на диване, приготовившись выслушать Настину тётушку, которая подошла к секретеру и достала объёмную шкатулку.

— Прошу прощения, господа, что отнимаю у вас время, но обстоятельства сложились так, что я не могла больше ждать.

Настенька, как известно, ты моя единственная родственница и всё, чем я владею должно отойти к тебе, но не уверена, что этот особняк уцелеет после того, как я уеду отсюда, а уеду сразу же, как вы покинете пределы моей усадьбы. Я стара и, возможно, жить мне осталось не так уж и много. Я достаточно состоятельна, чтобы провести в достатке мои последние годы, но ты, Настенька, вышла замуж и скоро у вас появятся дети. Знаю, ваша семья не так уж и богата, а мне хотелось бы, чтобы ваши дети ни в чём не нуждались. Вероятнее всего, мы больше никогда не встретимся, и поэтому я приняла решение передать тебе, Анастасия, свои драгоценности в качестве свадебного подарка. Не возражай, а выслушай меня.

Эти перстни, диадемы, браслеты, подвески, броши и многое другое вызывали у многих аристократов зависть не только в России, но и в Европе.

Это одна их лучших коллекций. Вы и сами можете убедиться.

Мадам Головчина откинула крышку, и нашим взорам предстал блеск изумительных самоцветов.

Нашей семье принадлежали редкие по своей красоте драгоценные камни, но то, что я увидел, превзошло все мои ожидания.

— Настенька, это всё твоё и твоего мужа, а затем должно отойти вашим детям.

Это мой подарок. Не надо благодарить меня, просто возьмите и уходите как можно скорее. Ещё немного и вы не сможете выбраться из города, а если вы останетесь здесь, вам всем будет грозить опасность, исключая месье Поля. Я думаю, мадам Ленорман вам всё объяснила.

— Не совсем так. Мадам Ленорман оставила слишком много загадок.

— Она умеет это делать. Поль, прошу вас, не оставляйте мою Настеньку.

Умоляю вас. Для вас я также приготовила подарок. Вот, возьмите.

Мне протянули свёрток, который я хотел тут же развернуть.

— Нет и ещё раз нет. Только не сейчас. В любом случае, какое бы решение вы не приняли, это должно остаться у вас и только у вас. Обратно своего подарка я не приму. Узнаете, что в свёртке чуть позже. Прощайте, мои юные друзья.

Мне пора. Время не ждёт. Вас проводят.

С этими словами Настина тётушка покинула комнату, и больше мы её не видели.

— Господа, прошу поторопиться. У вас мало времени, чтобы успеть собраться.

Это был Степан, который приносил наливку в кабинет.

— Я вас провожу, а потом присоединюсь к барыне. Она будет ждать. Идёмте.

Нам пришлось покинуть дом госпожи Головчиной в явной спешке. На этот раз, благодаря Степану, знавшему обходные тропы, мы добрались до усадьбы Львовых довольно быстро.

— Прощайте, месье Поль, прощай и ты Настенька, прощайте, господин Шарль.

Не поминайте лихом!

Степан перекрестил нас и исчез так быстро, что мы не заметили, как он это сделал. Приближалась ночь, нам следовало решить вопрос о том, что же делать с наследством Анастасии. Взять с собой? Нет, это слишком опасно.

Оставить в доме? Тоже не то.

Может быть, спрятать шкатулку, а потом, когда всё закончится, вернуться за ней. Тоже не выход. Кто знает, что может случиться с нами. Время смутное, всякое может произойти. Выход из положения подсказал Настин отец, который рассказал, что их дом построен на фундаменте боярских палат шестнадцатого века. От старого дома сохранились мощные подвалы с трёхметровыми сводами. Входом в эти подвалы не пользовались. В конце концов, мы решили разделить Настино наследство на три части. Одна часть оставалась у Шарля, который решил вернуться во Францию, дабы уладить дела, а затем, когда наступит относительный порядок, воссоединиться со своей семьёй. Драгоценности, которые получал Шарль, решили поместить в один из самых надёжных французских банков, принадлежавших семейству Ротшильдов. Вторая часть драгоценностей переходила к Насте на неотложные расходы. Этого должно было хватить на долгую безбедную жизнь семейства Львовых. Оставшуюся часть следовало оставить в подвалах, но спрятать ценности так, чтобы обнаружить их могли только четыре человека: Анастасия, её супруг, я и Настин отец. Поздно ночью мы спустились вниз и при блеклом свете свечей прошли в самую дальнюю и самую неисследованную часть подвала, где и нашли подходящее место для тайника. Мы заметили в толстой стене нишу, куда поместили оставшиеся ценности. Затем заложили её кирпичами и замуровали. Всё, дело сделано.

Скоро придётся прощаться с Москвой и Россией, где я встретил настоящих и преданных друзей. Оставаться в российской столице не имело больше смысла. На каждом шагу подстерегали опасности. Весь следующий день мы посвятили подготовке к отъезду.

Лишь ближе к вечеру мне наконец-то удалось прочитать записку от мадам Ленорман.

Это письмо не только ничего не прояснило, но ещё и добавило загадок.

Внезапно меня осенило. Гадалка называла Женевьеву мадам, но не мадемуазель. О боже, значит, мои предположения верны: моя любимая ждёт ребёнка, и мадам Ленорман срочно отправилась к ней, чтобы принять роды.

Впрочем, это только мои предположения, не более того. Буду уповать на лучшее. Вернусь домой, и тогда всё станет на свои места. Скорее бы это произошло, но сначала необходимо проводить Анастасию с её семейством, затем вместе с Шарлем мы отправимся на нашу пока далёкую Родину.

Следовало приготовить к отъезду. Мы помогли Насте и её родителям собрать необходимые вещи. Драгоценности надёжно были спрятаны в телеге.

Благодаря счастливому стечению обстоятельств нам удалось достать пару лошадей и под покровом ночи Настя с отцом, матушкой и немногочисленной челядью покинули Москву, увозя на подводе всё, что было возможно вывезти в Рязанскую губернию к родственникам. Мы с Шарлем проводили их до безопасного места, где, как нам казалось, им уже ничто не могло им угрожать. Мой друг оставил своей супруге парижский адрес и обещал обязательно разыскать её. В случае гибели Шарля, Анастасии следовало ехать в Париж по указанному адресу и предъявить бумаги, подтверждающие её замужество, родителям мужа. Простившись, мы вынуждены были вернуться назад. Подъезжая к месту нашего пребывания заметили языки пламени, поднимавшиеся над домом семьи Шарля. Московский пожар добрался и до нашего убежища. Как вовремя уехали Настя и её родители. Теперь они в безопасности. К счастью, сгорели лишь хозяйственные постройки, сам же дом каким-то чудом уцелел.

В Москве мы пробыли менее двух недель. Одиннадцатого сентября некогда славное и могучее войско покинуло негостеприимный город. Наш путь лежал назад в такую далёкую и такую близкую Францию. Днём былодовольно тепло, но ночами холод пробирал до самых костей. Нам с Шарлем удалось раздобыть тёплые полушубки, и это было большой удачей. С питанием дела обстояли крайне плохо. По пути встречались лишь опустевшие и сожжённые деревушки.

Я приближаюсь к окончанию своего повествования. Не буду утомлять описаниями тех трудностей, которые мы испытали. Приближалось Рождество, но праздничного настроения не было. Шарль постоянно кашлял и передвигался с трудом. Я очень опасался за его здоровье. Однако судьба и тут не оставила нас: в одном из брошенных домов каким-то чудом уцелел горшочек с мёдом, видимо забытый впопыхах бежавшими хозяевами.

Понемногу на ночь, как лекарство, мы ели этот мёд и вскоре Шарлю стало лучше, но беда, как говорится, не приходит одна. В один из зимних дней я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног. Очнулся лишь к вечеру и сразу же увидел озабоченное лицо Шарля, склонившегося надо мной.

— Поль, как ты меня напугал. Слава богу, ты очнулся.

Я хотел что-то ответить, но волна всепоглощающего жара накрыла меня.

Сквозь забытьё, которое поглотило меня, я смутно видел женское лицо над собой, чувствовал мягкие руки, нежно гладившие мои волосы.

Когда вновь мог ощущать себя, обнаружил, что нахожусь в совершенно незнакомом месте. Я лежал на постели, укрытый теплым одеялом. У окна виднелась женская фигурка. Кажется, хотел что-то спросить, но лишь издал слабый стон. Женшина обернулась, и я едва вновь не потерял сознание: передо мной стояла моя Женвьева. Она подошла, наклонилась, поправила одеяло и прошептала:

— Теперь всё будет хорошо, Поль.

Боже, неужели я дома? Женевьева со мной. Вот оно счастье! Собрав все свои силы, я сумел задать вопрос:

— Что со мной?

— Молчите, Поль, сюда вас привёз ваш друг Шарль и умолял спасти.

— Разве я не дома?

— Нет, вы всё ещё в России. Меня зовут Александра. Я живу здесь со своими служанками. Вы пробыли без сознания почти два месяца, а теперь, надеюсь, пойдёте на поправку.

Я отвернулся к стене, слёзы застилали глаза: боже, за что? Почему я не дома с моей невестой? Справившись с собой, спросил о Шарле.

— Он обещал вернуться и просил передать вам эту записку.

Мне протянули листок бумаги.

С тех пор прошёл год. И вот однажды в двери нашего дома постучали. Был поздний вечер, мы никого не ждали, но, тем не менее, я открыл засов. На пороге стоял человек, закутанный в плащ. Что-то знакомое показалось мне в его фигуре. Мужчина вошел, и я вновь встретился со своим, как мне казалось, потерянным другом. Это был Шарль. Не буду описывать нашу встречу, остановлюсь лишь на нашем прощании. Шарль объявил, что собирается ехать в Париж, поскольку он не смог найти Анастасию и её семью. Он побывал в Рязанской губернии у Настиных родственников. Оказалось, семейство Львовых к ним не приезжало. Теперь лишь остаётся вернуться на родину и, если у меня есть какие-то поручения, он их с готовностью выполнит. Я хотел написать своим родным, но друг предупредил, что в дороге всякое может случиться, путь не близок и письма, скорее всего, затеряются. На словах я передал ему всё то, что хотел сообщить. Шарль обещал выполнить моё поручение.

Вот и всё, моя далёкая родственница. Постарайся разыскать усадьбу Львовых и найти шкатулку с драгоценностями, затем передай её потомкам Шарля.

Прошу найди их, где бы они ни были. Запомни, в шкатулке есть одна вещь, которая принадлежит тебе. Помнишь, я упоминал, что мадам Головчина преподнесла мне подарок. Что находится в свёртке, я так и не узнал, но положил его вместе с драгоценностями Анастасии.

Знаю, найти тот дом, по прошествии стольких лет, будет довольно сложно, но будем уповать на господа. Надеюсь, ты сможешь выполнить мою последнюю волю. Вот и всё, пора заканчивать. На обороте портрета в медальоне я записал шифр своего сейфа в банке Ротшильда в Париже. Теперь всё, что находится там — твоё. Для того чтобы узнать шифр, записанный на обратной стороне изображения, необходимо нажать на выступающую розочку на крышке медальона.

Целую свою праправнучку. Твой прапрадед Поль де Турмон».

— Ничего себе, роман, да и только — бери и печатай, а потом гонорар беги получать. Женевъева, маркиза ты наша русского разлива, повезло тебе: если наследство не получишь, то книгу напишешь. Всё деньги, — позавидовала Зинаида, — если с наследством дело выгорит, пиши, пропало: не подруги мы тебе. Тогда ты у нас в маркизах миллионщицах ходить будешь. Куда уж нам сирым до тебя.

— Ой, Зинка, типун тебе на язык. Вечно встрянешь. Посмотри на меня, какая из меня маркиза? Может всё, что тут написано и неправда вовсе. Считай, почти двести лет прошло. Думается мне, что от замка Турмонов не осталось и камня на камне. Дом Львовых, где были спрятаны драгоценности, если и не сгорел то, наверняка, уже от старости рассыпался. Даже, если мы найдём то место, где стояла усадьба, то до клада точно не сможем добраться. Вы ведь прочитали о том, что место, где были спрятаны драгоценности, могут найти только четверо. Куда уж нам.

— Посмотрите на эту скромницу. Ей выпал шанс один на миллион, а она ещё и привередничает. Ехать надо в Париж, и точка!

Зинаиду прямо распирало от произнесённой речи.

— Жди больше, поверят там в какие-то столетние бумажки. Это раз. Во-вторых, чтобы попасть, как ты говоришь, на мою родину обетованную, необходимы деньги. Так что на данный момент имеются одни лишь проблемы и ничего более.

— Женевьва, ты или совсем умом грохнулась или как? Не знаю, как ты, но я бы точно воспользовалась этим шансом. Вот пойдём и найдём то место, где была усадьба, проведём раскопки, найдём шкатулку и мы богаты.

— Зин, не забывай, что я теперь маркиза и моё мировоззрение видоизменились в лучшую сторону. Так что забудь о наследстве Шарля и точка!

— Извини, ладно. Сама не знаю, что на меня нашло. Забыть, так забыть. Всё, ничего больше не помню. Бог с ними с деньгами, у меня своих до кучи, остаётся только сгонять на недельку в Париж. Там всё выясним. Может, и замок твой отыщется. Чем чёрт не шутит! Я тут на днях где-то вычитала, что банк Ротшильдов до сих пор вполне себе функционирует. Найдём банк, справимся насчёт вклада. Как говорится, под лежачий камень вода не течёт. Я тебе отпадный план предлагаю, а ты сразу в кусты. Значит так, во Францию едем вместе. Я ты и Машка. Особенно я, поскольку именно у меня имеется богатый опыт общения. Сама знаешь, даже за японцем замужем была. Так что карты мне в руки, — не сдавалась Зинаида, — я никогда не была в Париже.

Жуть как хочется посмотреть.

Мне пришлось прервать Зинаидин монолог.

— Разумеется, знание японского языка совершенно необходимо в центре Парижа на Елисейских полях, а при поисках Женевьвиных родственников без владения японским наступит жуть кромешная. Знаем мы, почему ты так во Францию рвёшься: на мужиков импортных захотелось поглазеть. И не надейся — наши лучше. Свои как ни как!

Последний довод оказался самым весомым: наша подруга тут же сменила пластинку.

— Не уговаривайте меня, не поеду ни в какую Францию, мне и здесь хорошо. А то заладили, поезжай да поезжай. Ну, уж нет, не дождётесь. Ни за какие коврижки не поеду в дурь заграничную.

— Ладушки. Не поедешь, так не поедешь, если не хочется, зачем ехать, — внесла я свою лепту, — поедем мы с Жэкой.

— Дудки! — возмутилась Зинаида, — а кто вас спонсировать будет? Машкина картина, как я знаю, зависла в салоне. На данный момент только я при деньгах. Без меня вам никуда. Совсем вы меня, девки, запутали, то ехать, то не ехать. Что-то я поторопилась. Хочу на Эйфелеву башню взглянуть. Всё, решено, еду с вами и точка. Теперь вам меня с толку не сбить.

— Перестань, Зинуль. Давай рассуждать логически.

— Ну, давай, — Зинаида неуверенно кивнула.

— Так вот, — продолжила Женевьева, — сначала вернёмся к шкатулке с драгоценностями. Они, как вам уже известно, не мои. Это раз. Потребуется время, чтобы найти эту шкатулку и затем вернуть законным наследникам этого самого Шарля. Это — два. В-третьих, придётся приложить усилия, чтобы в многомиллионном городе найти неких де Вильмон. Может они уже, как и в моём случае, переделали свою фамилию на Вильмоновых. Если уж мой пращур был де Турмоновым, то почему я Турмонова и без де? Молчите.

То-то же!

— Женевъева, теперь давай ближе к твоему делу или же деду, — пришлось взять инициативу в свои руки, — не забывай, что у твоего ненаглядного пращура была сестра. Вот она, наверняка, замуж вышла. Поль упоминал, что за ней ухлёстывал соседский парень. Думаю, у них всё сладилось и детишки пошли.

Так что ищи своих родственничков. Возможно, кто-либо и дожил до наших дней. Тебе останется смотаться в разлюбезную Францию, предъявить свои права на наследство и дело в шляпе.

— Помнится мне, кто-то горевал, — вклинилась Зинаида, — что с ними ничего давненько не случалось. Только приключение наклюнулось да ещё с необозримыми миллионами, а они тут же в кусты. Думаю, не всё так плохо.

Давайте сначала займёмся поисками дома Львовых, заодно про банк Ротшильда разузнаем, где там его филиалы завалялись. Вы как, не против?

Мы с Жэкой синхронно кивнули, тем самым соглашаясь с подругой, даже не подумав, что в этот самый момент своими кивками втянули наши бренные тушки в многоэтапную авантюру. Впрочем, если кивнули, то кивнули. Дело сделано, назад пути нет.

— Теперь пришла пора действовать, — закончила речь Зинаида.

— Не против я, не против, — неуверенно произнесла Женевьева, — помнится, что в дневнике говорилось о каком-то особняке, находившемся где-то в Замоскворечье. Знаете, мне в голову пришла русская поговорка о том, что утро вечера мудрее. Так что давайте всё отложим до завтра, а то у меня голова кругом идёт, — подруга вновь попыталась увильнуть.

— Женька, на этот раз ты права, — подбодрила Зинка, — только мы всё отложим не до завтра, а до позднего сегодня. Смотри, уже пятый час утра. Засиделись мы что-то с вами. Давайте-ка баиньки и часиков этак через шесть с новыми силами примемся за поиски, сходим в Ленинку, книжки там старенькие полистаем, может, чего и нароем. Всё, чао! Пошли почивать.

На этом мы дружно улеглись на широченный диван, единственный из всех предметов мебели не заваленный всяческим хламом.

Время пролетело незаметно. Около двенадцати мы во цвете своей красоты приготовились к новой жизни, наполненной приключениями, погонями, прекрасными блондинами, которых меняем каждые божий день на не менее соблазнительных брюнетов и шатенов.

Мечтать хорошо, однако жизнь всегда вносит свои коррективы в радужные планы и не всегда эти самые коррективы бывают приятными.

Ничего, прорвёмся! Начинаем поиски. Итак, сначала в библиотеку.

Постараемся изучить историю Замосквореченских особняков. Думается, что их осталось не так уж и много. Часика за два управимся, а там и сокровища не за горами. Освободились мы часов через пять и то не сами решили прервать розыскные мероприятия, а просто-напросто нас очень вежливо попросили покинуть помещение в связи с прибытием какой-то импортной делегации.

Стоит ли упоминать о том, что наши поиски не продвинулись ни на один сантиметр вглубь истории.

— Всё напрасно, — с горечью констатировала Зинаида, — ловим такси, и домой, заодно ко мне заедем, Муську заберём.

Вдоль фасада дома Пашкова мы двинулись в сторону Арбата. Внезапно моё внимание привлёк автобус с яркой надписью «Тур де Франс». Группа туристов щёлкала затворами фотоаппаратов, стремясь запечатлеть нетленный облик Москвы. Девушка гид поторапливала их:

— Господа, на сегодняшний день у нас запланирована ещё одна экскурсия в усадьбу Львовых, чудом сохранившуюся со времён завоевания Бонапартом Москвы. Прошу вас, заканчивайте поскорее.

Услышав эти слова, я ткнула Женевьеву в бок:

— Слушай, подруга, кажется, судьба повернулась к нам лицом. Гид только что упомянула о какой-то усадьбе Львовых, куда должны отправиться туристы.

Может, это то, что нам нужно.

— Стойте на месте. Всё остальное беру на себя, — Зинаида кинулась к автобусу и что-то стала с усердием объяснять. Гид внимательно выслушала Зинаиду, а затем обратилась к Женевьеве:

— Мадам, как мне сказали, вы французская маркиза. Это правда?

— Сущая правда и ничего более, — слегка покраснев, пробурчала подруга.

— Тогда прошу присоединиться к нашей экскурсии, — девушка жестом пригласила нас в автобус.

Вот таким манером нам удалось воссоединиться с лягушатниками и влиться в их дружный коллектив. Когда все расселись по местам, я спросила Зинаиду, как той удалось уговорить гида взять нас на экскурсию и притом совершенно бесплатно.

— Знаешь, я сказала лишь правду и ничего кроме правды. Клянусь своей кошкой и шестым мужем, будь он не ладен.

— Жду более конкретных комментариев.

— Я же сказала, что ничего кроме сущей правды. Я сообщила ей, что наша Жэка самая настоящая французская маркиза, и мы будем очень счастливы, если нас воссоединят с нашими соотечественниками. Кстати, это счастье обошлась мне в сто евро.

— Зин, ты авантюристка.

На большее у меня не хватило сил. Между тем автобус остановился на одной из тихих московских улочек, которые сохранили своё очарование, пронеся его сквозь века. За чугунной решеткой изысканного литья виднелся небольшой особняк, спрятавшийся за вековыми деревьями.

Туристы гуськом прошли сквозь ажурную калитку, и мы оказались как будто в другом измерении: аккуратно подметённые дорожки, великолепные цветы на клумбах, пение птиц в парке. Боже мой, как же здесь хорошо! Моё идиллическое настроение разрушил голос экскурсовода:

— Уважаемые господа. Нам несказанно повезло. С завтрашнего дня усадьба закрывается на реставрацию, и вы являетесь последними, кому удастся в ближайшие три года так близко соприкоснуться с историй. Хочу напомнить, что весь комплекс пережил войну 1812 года. В результате пожара пострадали лишь хозяйственные постройки, господский дом сохранился в полной неприкосновенности. Доподлинно известно, что хозяева усадьбы Львовы после великого пожара вновь вернулись сюда, и он переходил по наследству членам семейства вплоть до событий 1917 года. После революции здесь размещался детский сад и лишь в восьмидесятые годы был открыт музей. И так, прошу, проходите. Сегодня — последняя экскурсия.

Мы переглянулись и отправились осматривать экспозицию, которая, надо сказать, не произвела на нас особого впечатления. Девушка продолжала свой рассказ.

— Хочу заметить, что подобных памятников архитектуры начала девятнадцатого века в Москве почти не сохранилось. К тому же барская усадьба была построена на фундаменте стоявших здесь в шестнадцатом веке боярских палат. Пройдемте в парк, который представляет собой прекрасный образец садоводческого искусства второй половины девятнадцатого века.