Без маршала Тито (1944+)

Глава 9 Суета вокруг Белграда

Странное место — здания сталинского ампира, колонны, портики, мрамор-гранит. Между ними открытые пространства с зеленью, павильоны округлых форм, статуи, фонтаны… Бархатные газоны, люди лежат под деревьями, сидят на скамейках или ходят по мягким пружинистым дорожкам… то ли Парк Горького, то ли ВДНХ.

Чуть дальше — велосипеды, электросамокаты, светодиодные фонари на солнечных батареях, автобусы-беспилотники…

«Большой стиль» и хай-тек одновременно, гибрид МГУ на Воробьевых горах и Зарядья. Что за место не знаю, раньше никогда не видел, но все предельно детализировано, вплоть до робота-уборщика — он вынырнул из ниши подхватить унесенный ветром фантик. Даже оранжевые пластиковые бочки на колесах, что поливают асфальт и газоны, не просто автоматы, а с голосовым управлением — с волейбольной площадки выскочил вспотевший парень, крикнул «На меня!» и брызгалка послушно остановилась, задрала форсунки и обдала его прохладным дождем.

Чудеса.

Молодые пары с колясками и без, в легких свободных одеждах. Стук мячей на спортивных площадках, веселый визг на детских.

Жизнь, красивая, спокойная жизнь.

Но мне надо домой. Я встал со скамейки и с удивлением посмотрел на резную палку в руке — это что, моя??? Выходит, что так, слишком медленно я шел к выходу из парка или кампуса, наслаждаясь разлитым вокруг солнцем и счастьем.

Мешал только чертовски твердый пистолет, колом вставший в подмышечной кобуре, мешал не острыми углами, а полной неуместностью в этот полдень XXI века.

Он-то меня и разбудил.

Уж не знаю как я ворочался, но пистолет, заботливо и привычно уложенный под подушку, сполз и впился мне в ребра.

Чуть не швырнул его в стенку — такой сон загубил! — но рядом дрых Марко, и я устроился поудобнее, прикрыл глаза и попытался снова отключиться. Но нет, пришлось вяло строить планы на день, время от времени пытаясь угадать, с чего вдруг подсознание или высшие силы показали даже не мое, а некое идеальное будущее.

Подбросило меня на воспоминании о разговоре с Ранковичем — неужели мозг ему в нужном направлении проел?

Утром, едва мы закончили мыльно-рыльные процедуры, притарахтел мотоциклист с приказом явиться для получения задания. Попытки обустройства семьи пришлось совместить с прощаниями. Сказал Ольге Борисовне, чтобы выбросила все бумаги, где Сабуровы записаны как Рауш-Таубенберг или просто упоминаются как фольксдойче. К счастью, маман еще с весны сорок первого сохранила старые югославские и совсем древние русские документы.

Ольга-младшая с малость повеселевшими от сытости глазами, ткнулась под мышку старшему брату, то есть мне, и, глядя котиком из Шрека, спросила, а можно ли ей возобновить занятия балетом?

— Так чем хочешь, тем и занимайся.

— Меня без оплаты обратно не возьмут, мы задолжали.

Вот же хитрая лиса, чует, что у меня некий комплекс вины перед «семьей» и, как настоящая женщина, пользуется этим, разводит на ништяки. Но… если я могу, то почему не помочь?

— Ладно, я договорюсь. Где эта студия?

— Рига од Фере, у Калемегдана.

— Погоди, — отодвинул ее за плечо, услышав знакомое название улицы. — Ты что, у Кирсановой занималась?

— Да, — распахнула Олька глазищи, — а откуда ты…

— А в 1942-м, когда после взрыва Белград-Главного облава была, тоже?

— Нет, меня позже приняли. Но там же толкучка рядом, ловили постоянно, — хихикнула сестрица, — раз в неделю уж точно. Но Нина Васильевна никого в студию не пускала, она очень строгая.

Напоследок написал Ольге Борисовне самодельную охранную грамоту — мол, здесь проживает семья делегата Верховного штаба майора Владо Мараша-Сабурова, просьба оказывать содействие и расписался. Может, кого отпугнет или поможет, пока так, а там, глядишь, и я в Белграде буду почаще появляться.

Если, конечно, жив буду.

— Погнали на Дорчол, — закинул я рюкзак в машину.

— Нам же к Ранковичу, — возразил дисциплинированный Марко.

— Крюк небольшой, заодно пару дел сделаем, да и во сколько явиться, не указано.

Марко только хмыкнул и тут же забрался на пассажирское сиденье — ну да, город он знает заведомо хуже, так что рулить мне.

Машина со скрипом встала у знакомой калитки и вокруг немедленно образовалась стайка мальчишек. Одеты они заметно приличнее, чем в Боснии и даже в итальянских городках под Бари, но опасный блеск в глазах тот же самый… Только отвернись и малолетние разбойники открутят хоть фару, хоть колесо целиком — джип машина простая, разбирается чуть ли не голыми руками.

— Старший, ко мне! — в ход пошла метода Шерлока нашего Холмса.

Ребятня замерла, сосредоточенно пошушукалась и выпихнула вперед краснощекого джентльмена лет десяти.

— Я майор Владо Мараш, поручаю вам, другови борци, охрану и оборону автомобиля Народно-освободительной армии.

Паренек замешкался, но его сзади пихнул юркий пацанчик и шепнул на ухо.

— Разумем, друже команданте! — вытянулся краснощекий, смешно выпучив глаза.

Но стоило подойти к двери в дом, как тот же шустрик остановил нас:

— Вы к господже Кирсанова?

— Да, к ней.

— А нет ее, — показал шустрик двадцать семь зубов, с дыркой от недостающего, — она в госпитале.

Я нахмурился и он быстро добавил:

— Должна к полудню вернутся.

Глянул на часы — к Ранковичу и обратно не успеем, торчать тут и ждать глупо, лучше прогуляться. На Маршала Пилсудского стояли немецкие полевые кухни, к ним и в пекарни вились очереди жителей. На Калемегдан, куда я хотел забраться по старой памяти, нас не пустили — холм заняла целая бригада, отгородившись постами и патрулями. Сунулись было — у нас очень строго проверили документы и завернули обратно.

Убили от силы двадцать минут, и что делать дальше? Возвращаться и засесть в кафане? Но судьба распорядилась иначе — стоило нам сделать несколько шагов в сторону кофе, ракии, еды и живой музыки, как из-за угла улицы Господар Йованова на нас вышел инженер Попара-Црни. Как ни странно, но он тоже узнал меня влет.

Мы на секунду зависли, а потом, к удивлению Марко, обнялись будто старые товарищи.

За два прошедших года инженер, как и многие белградцы, потускнел и осунулся. Вместо атласного халата на нем блуза строителя, вместо изящных туфель грубые башмаки…

— Дел много, — объяснил он, перехватив мой взгляд, — вчера вызвали в комендатуру, сегодня первые бригады начали работу, я домой за чертежами… А вы какими судьбами?

— Тоже мирными, сестру в балетную студию устраиваю. Только педагога нет, будет через час, ждем.

— Студия Нины Кирсановой?

— А вы ее знаете?

— Конечно, я тут всех соседей знаю, а с Ниной лет пятнадцать знаком… Мать у нее медик, кое-чему научила, вот Нина больничаркой и работает.

— Да, знаю, мне мальчишки сказали…

— Да что же мы встали! — спохватился Црни. — Пойдемте ко мне, обедом не угощу, но кофе в доме есть.

Дубовые двери если не осунулись, то потускнели, их давно не натирали мастикой, да и стекла не везде мытые. Еще хорошо, что здесь, в самом центре, обошлось почти без боев — лишь на паре домов видны пулевые отметины. Но медная табличка «Инж. Петар Попара-Црни» блестела как прежде, правда, в книжном шкафу вместо части золотых корешков зияли немалые провалы, да и столик красного дерева тоже испарился.

— Петр, а как вы меня узнали?

— В подполье без памяти на лица никак, — инженер колдовал со спиртовкой и кофейником. — Чтобы не попасться и выжить, приходилось запоминать десятки полицейских агентов и шпиков.

— А откуда вы знали, что это шпик?

— В Специальной полиции работали Янкович и Чрняк, передавали нам фотографии, — объяснил Петр и вдруг помрачнел. — Расстреляли их, весной. Когда большой провал в организации был, кто-то не выдержал пыток и выдал наших людей.

Он помолчал и добавил:

— Так всегда, гибнут лучшие, а всякое отребье вроде Пуниши Рачича прекрасно существует. Так что я очень рад, что вы живы.

Марко пихнул меня локтем в бок, и я спохватился:

— Погодите, какого Рачича? Того, что в Скупщине двоих убил?

— Его, его, — скорбно кивнул инженер. — Живет тут на соседней улице, Господара Евремова, владеет мельницей и в ус не дует.

Кофе мы выпили с огромным удовольствием, а при взгляде на часы, я подивился, как быстро пролетело время — пора идти к Кирсановой. Я стребовал номер дома Пуниши и мы долго жали Петру руку на прощанье, пообещав обязательно обязательно навестить инженера при случае.

Краснощекого на месте не оказалось, но возле машины бдили три мальчика и важно прохаживался юркий. При виде нас он перестал проверять языком просвет между зубов и доложил по форме:

— Друже майор! Машина в порядке, происшествий нет!

— Благодарю за службу, другови!

Шустрик покосился на товарищей и деловито спросил:

— А можно гуднуть?

— Можно! Марко, покажи ребятам.

Каждый торжественно поерзал на кожаном сиденье водителя и надавил на клаксон, после чего компания восторженно откозыряла и удалилась, задрав носы.

И сразу же из переулка вышла Нина Кирсанова. От гранд-дамы остались только балетная осанка с развернутыми плечами и гладкая прическа. Ни жемчуга на шее, ни платья в пол — обычная блузка и серо-голубоватая юбка, белая косынка и такой же белый халат или фартук, перекинутый через руку.

— Нина Васильевна, добрый день!

Нет, остались и манеры, и величественный поворот головы:

— Молодой человек?

Она вгляделась пристальней и ахнула:

— Сергей? Сабуров? Вы же…

— Не Сергей, Владимир, — уж не знаю, успокоил я этим или заставил ее разволноваться еще больше. — Извините, что в прошлый раз не назвал свое настоящее имя, но…

— Да-да, я понимаю. У вас ко мне дело?

— Насчет сестры, Ольги, она хотела бы возобновить занятия…

— Студия закрыта, меня мобилизовали в госпиталь, — она слабо улыбнулась и чуть приподняла руку, показывая мне халат.

— Кому подчиняется госпиталь?

— Начальнику санитета армии.

Вот все и сложилось. Не сразу — Нина Васильевна, как человек ответственный, от немедленной демобилизации отказалась. Сейчас много раненых после взятия города, но как только схлынет поток, она обратится к доктору Папо и вновь откроет студию.

Но также она честно предупредила, что классическая балерина из Ольги вряд ли получится — хорошая координация, но слабая выворотность, неплохая прыгучесть, но ballon, то есть умение держать позу в полете, никуда не годится. Вот народный или характерный танец — вполне возможно, только придется много работать.

На том и расстались.

На прежнем месте Ранковича не оказалось — после взятия Белграда началась сущая вакханалия преобразований самодельных управлений НОАЮ в государственные ведомства и контора Леки получила новое название и новый адрес.

Название приличное, «Оделенье за заштиту народа», а вот адрес меня сильно напряг — улица Обиличев венац. Та самая, где сидела помянутая инженером Специальная полиция Белграда, ловившая при Недиче подпольщиков и фактически местный филиал Гестапо. Не дай бог Ранкович занял тот же самый дом…

Зря дергался, новая спецслужба вселялась в соседнее здание со своеобразным названием «Призад». Внутри никто ничего толком не знал, поверх старых указателей и табличек на дверях в лучшем случае болтались обрывки бумажек с надписями «Први одсек», «Секретариат», зато пропускной режим уже работал во весь рост.

Через полчаса уговоров, проверок, телефонных звонков (караул на входе несли совсем незнакомые ребята) мы просочились внутрь только благодаря пробегавшему мимо Крцуну. И еще полчаса искали, где Ранкович, а потом, взмокшие от поисков, торчали в «приемной», через которую тек неостановимый поток разведчиков, иследников, контриков, интендантов, водителей, грузчиков, посыльных… В середине этого круговорота плавился Лека, едва успевая выслушивать новости и подписывать бесчисленный требования. Один переезд равен двум пожарам, а переезд большой конторы — трем, если не четырем.

Наконец, поток на минутку ослаб и Лека приглашающе махнул нам.

— Мы тебе Рачича нашли, — зашел я сразу с козырей. — Владеет мельницей, живет на Господаря Евремова. Только чур, не расстреливать.

— Опять ты за свое? — дернул щекой Ранкович. — Это враг, его надо судить и наказать.

— Его уже один раз судили. Хреновенько, но судили, а дважды за одно и то же не судят.

— И что прикажешь с ним делать? — разозлился Лека.

— Да ничего, пусть живет. Сколько ему, шестьдесят? Долго не протянет.

— Может, и мельницу ему оставить? — сарказм пер из Ранковича во все щели.

— Оставить, если не подпадает под национализацию.

— Ну ты… — начал вставать Лека с явным желанием выставить меня за дверь.

— Ладно, не кипятись. Вот честное слово, законами, налогами, постановлениями и предписаниями человека можно так замордовать, что расстрел за счастье покажется.

Особенно если специально написать их на юридическом волапюке, из которого простой человек не всегда поймет, «да» ему ответили или «нет». Мне ли не знать, как приходилось изворачиваться Федерации в потоке законотворческой инициативы властей, между стремлениями все запретить и все регламентировать!

Лека плюхнулся обратно, а я объяснил бюрократическое ноу-хау:

— Смотри, инспекция по условиям труда. Строительный надзор. Профсоюзы. Инспекция по безопасности. Пожарные. Санитарный врач. Представляешь, если у него проверки каждый день будут?

— Ну ты иезуит! — ахнул и заржал Ранкович. — И откуда такой взялся?

Откуда, откуда… из XXI века, у нас все такие. Лека отсмеялся:

— Не хочешь, значит, чисток и расстрелов?

— Не хотел и не хочу.

— Тогда держи, — и Ранкович сунул мне в руки приказ.

«Назначить майора Владо Мараша-Сабурова командиром отдельной роты 1-й Белградской бригады Корпуса Народной Обороны».

— Так, давай подробности, что за бригада и чем народно-оборонительный корпус отличается от народно-освободительного…

Ну меня и порадовали — на базе полукустарных «батальонов против пятой колонны» и «рот народной обороны» НОАЮ сколачивает «Корпус народне одбране Југославије», самые натуральные «войска по охране тыла фронта» для борьбы с подпольем, диверсантами и прочими неприятными людьми. И уже сейчас численность Корпуса, без дополнительных мобилизаций, почти восемь тысяч человек. На минуточку, это больше, чем всех партизан в Болгарии.

Сунул Лека мне и приказ Верховного штаба о создании Корпуса, с перечислением наших задач: очистка освобожденной территории от групп противника, обеспечение безопасности, контроль освобожденных территорий, помощь местным властям, охрана границ по мере выхода к ним… Прямо-таки войска КГБ и Погранвойска в одном флаконе. Впрочем, погранцы тоже числились за госбезопасностью.

Белградская бригада пока существовала только в виде предписания о формировании, я вообще оказался в ней первым офицером, не считая свеженазначенного команданта, занявшего угловой кабинетик на втором этаже здесь же, в здании Призад-а. Название, кстати, вполне приличное: сокращение от «Привилеговано извозно акционарско друштво», то есть полугосударственное экспортное АО. Мое новое начальство, зарытое по уши в бумаги со штатной структурой, потребностями бригады в оружии, помещениях, снабжении, глянуло на меня безумным глазом:

— А, Владо… Собирай своих, ищи себе помещение, сейчас ничем не помогу. На довольствие поставлю не раньше, чем через три дня. Так что не торопись, неделя верная у тебя есть.

— Может, помочь чем?

— Да чем ты поможешь? В интенданта гранату бросишь? Тут другой опыт нужен, — и командант нырнул обратно в пары канцелярской фразеологии.

Здрасьте, нафиг, с новым годом. И что теперь делать? Где жить, что есть? Ладно, мы с Марко как-нибудь вывернемся, а если я «соберу своих»? Самозахватами заниматься как-то неохота. Поплелся обратно к Ранковичу, посидел еще полчасика, выплакал горе ему в жилетку. Лека к тому моменту малость разгреб текучку, почесал в затылке и командировал меня с глаз долой, к Пеко Дапчевичу на Сремский фронт.

Там после взятия Белграда успешно огрызалась сборная солянка, натуральный Вавилон. В основном, конечно, немцы — недобитые дивизии Ваффен-СС «Принц Ойген» и «Ханджар», остатки армейских групп «Сербия» и «Греция». К ним прилепились хорваты, как собственно домобраны, так и «легионеры» Вермахта. Туда же отошли остатки Русского корпуса из Чачака, Рипани, Вальево и Белграда, но кроме них была и еще одна «русская» часть — казаки Паннвица. Все это, несмотря на полное отсутствие панцеров, называлось «2-я танковая армия» и подчинялось Группе армий F. Там же болтались отдельные части недичевцев и даже итальянцев, в основном, чернорубашечников.

Собственно Срем — область между Дунаем и Савой шириной от тридцати до шестидесяти километров, по ней вдоль проложены шоссейная и железная дороги Белград-Загреб. А за хорватской столицей уже территория Рейха, пусть и в виде аннексированной Словении. Вот в этом междуречье гансы и примкнувшие к ним лица и врылись в землю, пользуясь тем, что у югославской армии нет ни тяжелых танковых полков прорыва (да и танков вообще негусто), ни опыта форсирования крупных рек, и что советские войска наступали северней Дуная. Обойти никак, биться в лоб силенок маловато и после практически триумфального взятия Белграда все застыло.

Одно счастье, в штаб 1-й армейской группы Пеко Дапчевича, то есть уже 1-й армии НОАЮ, далеко ехать не надо. Все рядом, на другом берегу Савы, в Земуне, в здании бывшего Командования ВВС Югославии. Полчаса — и мы на месте, причем меня накрыло дежа-вю: в Москве встречал точно такую же архитектуру. Стиль вроде конструктивизмом называется: пять этажей, ленты окон, полукруглые вынесенные лестницы, серая штукатурка.

Внутри, как положено, бардак, пожар и наводнение, усугубленное трансформацией армейской группы в армию и внезапным визитом вышестоящего командования в лице Арсо Йовановича.

Караул на входе нас чуть не пришиб, пока я выгребал из всех карманов разнообразные документы — бумажек накопилось, как у дурака фантиков. Но ничего, пропустили и снова мы ждали, пока товарищи командиры решат свои сложные проблемы.

Вышли они втроем — Арсо Йованович, Велемир Терезич и Пеко Дапчевич, причем каждый хмурился за двоих.

— Семь линий обороны, Арсо! — продолжал спорить шедший последним Пеко. — Семь! А у меня ни одной танковой бригады!

Арсо повернул голову, чтобы ответить, но тут разглядел меня, замер на секунду и морщины не его лбу разгладились.

— Вот тебе и решение! — огорошил он первого в НОАЮ командарма.

И бросил уже мне:

— А ну, пошли!

И развернулся, увлекая всех за собой обратно в кабинет.

Карта Срема, плотно утыканная красными и синими значками, занимала два сдвинутых стола. Обстановку довести поручили начальнику штаба армии, молодому, как и все остальные, офицеру, но со здоровенной залысиной, переходящей в лысину полноценную, отчего его высокий лоб казался еще больше.

— Вот укрепленные рубежи, — доложил незнакомый мне начштаба. — Вот железная дорога на Загреб, на ней держится все снабжение укрепленного района. Вот семь оборонительных рубежей.

— Дорогу надо перерезать, рельсы взорвать, эшелоны под откос, — сформулировал решение Арсо и повернулся ко мне: — Исходя из твоего опыта, где и как это лучше сделать?

Ну, барин, вы задачки ставите… Уставился на карту, железку даже искать не пришлось — вдоль нее нанизана густая россыпь синих значков. Над каждым цифры и буквы: полицейский полк СС, дивизион ПВО, хорватская жандармерия, полк охраны тыла, еще СС-полицейские, снова зенитчики, полк транспортной охраны, ПВО, домобранский охранный полк, эсэсовцы, опять зенитчики, жандармы и так далее.

— Режим охраны дороги известен?

— Приблизительно, — скривился Дапчевич. — Стационарные посты, патрули на дрезинах, перед эшелонами с грузами ставят два-три вагона с военнопленными. Еще гоняют порожняк, расписание пока не установлено.

— Ну? — подстегнул меня Арсо. — Где?

Н-да… Не протолкнутся. Немцы ведь не дураки, понимают, что все висит на одной-единственной ниточке. И гадом буду, с каждым днем усиливают охрану и оборону. Я провел пальцем вдоль линии от густо заляпанных синим квадратов вокруг Румы на запад, до самого края карты, где в Винковичах нарисованы значки домобранского батальона и роты жандармов.

Подумал, сделал еще два шага от карты и ткнул в подоконник:

— Вот где-то здесь.

Все начальники, а также их адъютанты и помощники смотрели на меня исподлобья, как на сумасшедшего.

— Где-то здесь, — повторил я. — Примерно от Брода до Нова-Градишки.

— Объясни, — раздраженно потребовал Арсо

— Ну, — вернулся я к карте, — чем ближе к фронту, тем сильнее охрана. Кроме того, чтобы надолго остановить движение, мало взорвать рельсы, их быстро заменят. Даже простую стрелку восстановить гораздо сложнее, чем сто метров рельсов. А если взорвать водокачки, сжечь угольные склады… Значит, нужно разнести в пух и прах станцию, а лучше не одну. И лучше там, где нас не ждут и охрана слабее.

Первым среагировал Терезич — он шепнул помощнику и вскоре поверх карты Восточного Срема на столе развернули карту Посавины.

— Брод слишком укреплен… — задумчиво погладил лысину начштаба.

— Атаковать Нова-Градишку? — нацелился Пеко.

— Не только, для гарантии пять-шесть станций поменьше, и заодно отсечь подвоз подкреплений, — расширил задачу Арсо и развернулся к Терезичу: — Что там из наших частей?

— Дивизии 6-го корпуса, — тут же ответил Велемир, будто заранее готовился. — 12-я и 40-я Славонские. Части опытные, хорошо вооруженные.

Не знаю, как 40-я, а за 12-ю я уверен — ей командовал мой давний знакомец Никола Демоня, с которым мы жгли Гойло и захватывали Лера.

Начальство понемногу углубилось в обсуждение деталей предстоящей операции и я, воспользовавшись тем, что про меня, похоже, забыли, потихоньку двинулся к дверям. Но от обсуждения оторвался Дапчевич и вроде бы шутя, но с нехорошим прищуром спросил:

— Смыться хочешь? Женился, обленился, перекинул задание хорватам, а сам в кусты?

— С чего вдруг такие вопросы? Обидеть хочешь? — укоризненно посмотрел я на командарма. — На акцию сам пойду, с 12-й дивизией, тем более мы с командантом уже воевали вместе.

— А чего тогда свалить решил?

Остальные оторвались от карты и с интересом наблюдали, чем кончится разговор.

— Мне, другови генералы, ваши секреты знать не положено, мне людей собрать нужно, а времени мало. Решайте, а мы готовиться будем.

На подготовку ушло три дня, на переброску еще три и темной ночью, которую даже не пытался сделать светлее тонюсенький серпик растущей Луны, мы лежали в редких кустах на берегу Савы и ждали, когда мимо прошлепает речной сторожевик, пароходик с двумя крупнокалиберными пулеметами.

Суденышко прижималось к хорватскому берегу и время от времени обшаривало прожектором боснийскую сторону. Луч медленно полз по кромке воды, кустам, деревьям, а потом замер прямо над нами.

Как по команде, мы уткнулись в землю и постарались слиться с ней, но проклятый луч не уходил. Он дернулся влево метров на десять, потом вернулся, прошел немного вправо и опять уперся в деревья над нами.

Загрохотал пулемет и на наши головы и спины посыпались труха и ветки.