Бастард Ивана Грозного 1

Глава 10

— Кто охранял лагерь? — Спросил Ракшай Адашева. — Чьё войско?

— Князя Мезецкого Ивана Семёновича. А что?

Они возвращались с «марш-броска», как назвал срочный вооружённый выезд вверх по реке Санька, ни с чем. Пороховые заряды они взяли, а вот «диверсанты», предупреждённые правильно расставленными дозорами, от Адашевских воинов ушли.

Только следы короткого бытового пребывания примерно пяти человек и следы копыт десятка лошадей, — вот и всё, что осталось Адашеву и Ракшаю. Ничего того, что могло бы рассказать о диверсантах теми оставлено не было.

— Прыткие вои! — Похвалил тогда Адашев. — Поскачем за ними?

— Нет резона, — ответил Ракшай.

Он «видел», что точки на его карте удаляются скоро и пытаться догнать их бессмысленно.

— Я потом найду их, — сказал Санька.

— Князя Мезецкого Ивана Семёновича войско. А что?

— Да как, что, Алексей Фёдорович! Вот попытался я пробиться ночью даже к тебе, и не смог. Вот и упустили татей. Не успели. Может быть упредил кто-то из своих… А если бы и в правду за мной тати шли?

— Не знают тебя ещё, вот и не пустили. И грамотки у тебя правильной не было. Выпишем, не сомлевайся.

— Грамотка правильная, это хорошо. Но караульная служба должна быть царёва. Не можно, чтобы царя охраняли те, кто в любое время, могут со своим войском уйти к ляхам.

— Ну-у-у… Так… Исстари повелось.

Санька вздохнул и процитировал.

— Караульная служба — вид воинской службы, организуемой для охраны и обороны военных и государственных объектов, а также лиц, содержащихся на гауптвахте и в дисциплинарной части.

Адашев аж натянул поводья.

— Ты сейчас, что сказал? — Спросил он.

— Караульная служба только царю должна подчиняться.

— Ну, так, у царя есть оружейничий… С царя Василия Ивановича повелось… Салтыков Лев Андреевич, а у него в подчинении рынды и подрынды. Принял чин от отца своего.

— Добавить ему надо простых воев, чтобы лагерь охраняли. Чтобы никто ни войти не выйти не мог. Без слова заветного. Вот, кто на воротах стоит?

Они подъезжали к лагерю.

— Я ж говорю… Мезецкого боевые холопы. Сегодня его черёд. Вон сам и стоит возле факела.

— А на воротах кто?

— Так… Командиры из детей боярских… Что записаны у Мезецкого… А на воротах их холопы.

— Вот-вот… Чёрт ногу сломит. Холопы низшие могут запросто послать самого Мезецкого, если он попробует войти в лагерь со вторыми петухами. Или нет?

Адашев подумал, погладив бороду, и рассмеялся.

— Точно пошлют… Для них он не указ. Так, то везде так… И у ляхов… И у хана…

Санька с досады крякнул и махнул рукой.

— Да и бог с вами! Живите, как хотите! Что я в самом деле?!

Их небольшой отряд из двадцати всадников въехал в лагерь. Пропел петух. Санька покачал головой.

— Я пойду прилягу, — сказал он и, отдав кому-то коня, ушёл в шатёр. Саньке, действительно было «по барабану», как организована служба у русского царя.

— Не догнали, государь, татей, — покаянно склонив голову, сказал Адашев. — Ушли.

— Но были тати? — Настороженно спросил царь.

— Были, государь. Около десяти. Ушли недавно. Навоз остался ещё слегка тёплый внутри.

— И заряды?

— Заряды сняли, пять бочонков с порохом взяли, затравной порох в мешки ссыпали. Короба для затравы из драни собраны. Похожи на наши короба.

— Как думаешь, кто умыслил? Зачем?

— Думаю, задержать тебя хотят. В Москву не пустить. В Москве смуту поднять хотят прямо сейчас.

— Может, поспешить нам? — Спросил царь.

— Не нам поспешить, государь, а войско, что в Коломну пришло, вернуть бы.

— Постой! Войско Андрея Дмитриевича Ростовского должно следом идти! Вот его и завернём! Не минует нас по реке.

Иван с Адашевым переглянулись. Царь поднял указательный палец вверх.

— Вот! Точно! Его и послать на махине его. Ветер добрый стоит.

— Так может и мы с ним? И войско князя Ростовского легче получится развернуть. Кто его послушает? Даже с твоим указом оказия может выйти. Своевольные бояре, сам знаешь.

— Нам бы всем такие махины… — задумчиво царь.

— Да. Легко, государь. Управляется махина легче лёгкого. Но на то время надо. Ракшай говорил, что и на воду поставить такой ветрил можно.

Они вышли из молельни сразу в трапезную.

— Собирай войско. Треть оставляй тут. Мы поспешим с Ракшаем, а две трети пусть за нами идут в «триконь».

— Мудро, государь. Дозволь распорядиться?

Войско, возглавляемое царским буером, переменным аллюром за светлый день прошло чуть более ста двадцати километров и ещё засветло прибыло в Коломенское, откуда шла прямая дорога на Москву. До столицы осталось десять километров. Татей по дороге не встретили. Следы от конских копыт сошли с Москва-реки у Самбурово, где остались пятеро дознавателей с дьяком Терским.

В Коломенском квартировался полк боярина Ростовского. Самого Семёна Васильевича нашли на царском дворе в гостевом шатре.

— Здрав будь, государь, — чуть склонив голову, приветствовал царя князь. — Не чаял увидеть тебя тут. Мнил, что ты уже возле Новгорода.

— Дела срочные случились. И ты бы воротился в Москву. Нужен мне будешь.

— Да, как же? А войско?! А поход?! — Удивился князь. — Большие деньги ушли на сборы. Малые княжата поживятся, а мы, князья большие? В прогаре останемся? Извини, государь, но уговор был на Казань идти. Владимирский полк на Нижний Новгород ушёл.

Адашев поднял ладонь.

— Во Владимире ты третьим воеводой? На один полк?

— А где больше взять? Потому и в Москву ушёл и здесь полк собрал.

— Вот потому и не пеняй на Владимир. Куда государь скажет, туда и пойдёшь! — Сурово прервал князя Адашев.

— Так дети боярские потратились на сборы, а сейчас что им?! Шиш?!

— Не лайся, князь! Срамно, чай! — Адашев взглянул на Ракшая.

Санька понял, что «шиш» — матерное слово и улыбнулся Адашеву. Тот, увидев его взгляд, покраснел.

Ростовский не понравился Саньке. И не потому, что был излишне плотен, лыс, потлив и даже на внешний вид, злокознен.

Как только он увидел князя и услышал его имя-отчество, у Саньки в голове что-то щёлкнуло. Мозг выдал справку:

Именно поэтому, Александр улыбнулся, услышав Адашевское «не лайся», сопоставив с прозвищем. Справка далее гласила:

И так ещё страницы на две убористого текста.

Санька аж присвистнул.

«Мне бы сейчас разбойный приказ возглавить», — подумал он, — «но оно мне надо»?

— Из казны заплатим, — сказал Иван Васильевич.

— Кому? — Опешил Адашев.

— Детям боярским, — сказал царь.

— За что? — Продолжил удивляться Адашев.

— За то, что мне послужат…

Тут удивился и Александр. Это его, Санькину, мысль высказал государь.

— Они нам нужны? — Спросил царь и сам ответил: — Нужны! Денег эта служба стоит? Стоит!

У князя Ростовского отвисла челюсть.

— Детей боярских на царёву службу? Не было, досель, такого! Всегда под боярами ходили…

— Не было, будет! Я сказал!

Голос Ивана прозвучал уверенно и спокойно.

— А-а-а… Мне куда? — Чуть не плача спросил Ростовский.

Царь помедлил с ответом. Адашев не встревал. Александр вообще в стороне стоял и делал вид, что его этот разговор не касается, хотя государь на него иногда оглядывался.

— Останься при дворе пока. Подумаю, что тебе предложить.

Александр мысленно одобрил действия царя.

— Кто у тебя самый боевой, князь?

— Алтуфьевы братья, — буркнул Ростовский неохотно. — Они самый большой отряд имеют. Почти сто воев. Да и самих их с десяток будет с дядьками и сынами. Бедный род, да многочисленный.

— Откуда они?

— Из-под Новгорода. С Курского присуда.

— Позовите всех их на двор царский, — приказал царь.

— Может на завтра, государь, отложим? Не снедали вечор.

— Да как не снедали?! — Возмутился Иван. — Всю дорогу только и делали, что снедали. У Ракшая в махине и сбитень тёплый в кружицах, и запасы колбас и сыров отменные. И махина, как по маслу нож скользит. «Не качнэ, не колыхнэ», как моя матушка говаривала. Так, что… Дело сперва.

Ростовский крикнул кого-то из слуг и приказал «доставить сюда всех Алтуфьевых под царёвы очи».

Пока ждали, царь с Адашевым прошли в шатёр. Санька остался на улице. Стемнело уже прилично. Припорашивало. Александр присел на снег, подложив рогожью плетёную «подушку», что он использовал в буере, и попытался уже «помедитировать» в позе «полулотос», но вдруг вышел царь и подошёл к нему.

Явно не решаясь начать разговор, он молча постоял, но потом, всё же, сказал.

— На меня сегодня просветление снизошло. Я вдруг понял, что надо делать. Это что?

— Ты о чём, государь? — Вроде как не понял Санька.

— Я о том, что я вдруг прозрел, что князь Ростовский вскоре предаст меня, — царь внимательно посмотрел на Ракшая. — А ещё понял, что надо детей боярских на службу взять и выдать им вотчины, чтобы они свои дворы завели ближе к Москве. Из чёрных земель. И вообще, все черные земли вокруг Москвы передать тем боярским детям, что не имеют уделов в Москве. Это ты надоумил?

— Как же?! — Почти искренне удивился Санька. — То снизошло на тебя. Я же говорил тебе… Молился же ты, чтобы понять меня?

— Молился, — задумчиво произнёс государь.

— Вот и вразумил тебя господь. Не я то. Сам ты. Да и не дано мне такое…

Иван Васильевич почесал затылок, нахмурился, дёрнул головой, покривился.

— Ладно, посмотрим, — непонятно сказал он и дружественно похлопал Ракшая по плечу. — По любому, всё от тебя идёт. Не было у меня вот тут так ясно и понятно.

Иван Васильевич постучал себя по затылку ладонью. Да пак сильно, что Санька не удержался.

— Ты, государь легче по голове бей, не вытряхни разум.

Царь удивлённо раскрыл глаза и, поняв смысл сказанного, громко рассмеялся, но погрозил пальцем. Сказать он ничего не успел. Во дворцовые ворота вошла ватага красиво одетых мужчин разного возраста. Самому старшему было лет под шестьдесят, младшему лет тринадцать.

Слуга князя Ростовского нырнул в шатёр и оттуда вышел уже с князем и Адашевым.

Царь с интересом посмотрел на семейство Алтуфьевых. Их не изысканная сброя тем не менее ладно и соразмерно прилегала. Они все носили кольчужные доспехи, хитро собранные из плоских колец. Щиты, вероятно они оставили, но мечи были пристёгнуты. Остроконечные шлемы даже в присутствии государя не снимались и именно из-за них Алтуфьевы смотрелись боевым отрядом. А с ниспадающими до земли шерстяными плащами и вовсе походили на былинных богатырей.

— Кто у вас глава? — Спросил царь.

Вперёд вышел самый старший воин, с широкой окладистой и седой бородой.

— Алтуфьев Юрий Яковлевич, — назвал себя он.

— Хорошо, Юрий Яковлевич. Мне нужны люди верные, чтобы всегда рядом были. Тати нападают вдруг. Ополчение приходит опосля. На выручку. А я хочу, чтобы в Москву богатыри всегда охраняли. Пойдёте ко мне на службу? У вас вотчины в Москве или окрест есть?

— Вотчины у нас под Новгородом, да все малые. В Сумеренском погосте Васька. В Букине — Гридка, да сынок его Давыдко. Я сам в Курском присуде, сыны мои при Налючском погосте. В Москве нет. Под Новгороддом наши пращуры давно жили-поживали. Землицу дал нам великий князь Иван Васильевич ещё, да выросло семейство наше. Многие младшие браты в примаках у старших. Так, что… Многие пойдут к тебе на службу государь. Все мы сначала мечники, а потом уже оральщики. Так и живём.

Иван Васильевич выслушал внимательно. Александр осторожно обратился к мозгу и получил развёрнутый ответ по всему семейству. Всплыло на «карте» и название поселка на северо-западе Москвы и название станции метро «Алтуфьево».

Государь подозрительно посмотрел на Александра.

— Алексей Фёдорович, — обратился царь к Адашеву. — На дороге в Новгород рядом с Москвой есть черные земли?

— Конечно есть! — Усмехнулся Адашев. — Но какие не помню.

Потом он вдруг посерьёзнел и подойдя к Ивану, что-то зашептал ему на ухо. Тот дёрнул бровями и, выслушав, сказал:

— Если вы хотите гуртом выживать, могу каждому по триста четей земли дать в Москве между Дмитровской и Олешенской доргами.

И Иван вдруг «зачитал» названия свободных земель.

— Пустоши: Муравлевская, Баранкова, Верёвкина, Самотыли, Лотково, деревни: Чернышевка, Кожино, Тюриково, Бибирево, Дегунино, Хлебниково, а также десять отхожих пустошей бывшего Алексеевского девичьего монастыря.

Со стороны получалось, что Алексей Фёдорович Адашев нашептал царю этот «список», но Александр понимал, что названия снова как-то непонятным образом скользнули из его головы в голову Ивана Васильевича. Но, как они попали в голову Ракшая, Александр тоже не понимал.

Адашеву же пришлось сделать вид, что он ничему не удивлён.

— Алексей Фёдорович, пусть дьяки запишут всех в боярскую книгу.

— Как записать, государь? — Спросил Адашев.

— Пусть сами выберут… Всех желающих переписать в московские дворяне, всех в стремянные. Кроме тех, кто на земле поместной останется. Тех записать поместными городовыми дворянами. Стремянным, денежный оклад в шестьдесят рублей положим.

Алтуфьев старший явно смутился и затеребил бороду.

— Дозволь спросить, государь?

Иван кивнул.

— Стремянной, — это ведь во дворце твоём жить? — Юрий Алтуфьев смущённо откашлялся. — Не готовы мы не посрамить тебя. Московские люди — богаты. На войну собираются, так и сброя, и кафтаны самоцветами играют. Вельми цветны… Глаз радуется. Мы… Не богаты…

— Понял тебя, Юрий Яковлевич. Пошьёте платья за казённый кошт. Единообразно с моими.

— Как — единообразно? — Опешил Алтуфьев.

— А так!

Царь обвел себя руками с верху до низу.

— И… Шубы?! — Аж вскрикнул Алтуфьев.

— Шубы, — усмехнулся царь, — только ближнему кругу. Телохранителям.

Санька удивился, как легко Иван уловил его мысль о единообразии и воспользовался ею, как своей. Он подумал, что на Руси «встречают по одёжке» и для того чтобы сразу поднять престиж новой службы, хорошо бы одеваться, как царь. Да и следы запутать будет проще. Вдруг явные цареубийцы появятся? Вот Иван Васильевич и прочитал его мысли.

— Да, в ближний круг беру только молодших, — прервал государь затягивающееся молчание. — Алексей Фёдорович вам всё разъяснит.

Адашев лишь снова вскинул брови. Крепкий мужик, оценил Санька.

— А молодшие могут к другому моему советнику-боярину обращаться. Не по летам разумен и горазд Александр Мокшеевич Ракшай. И чинами не обделен по делам его.

Тут даже Александр поперхнулся, захлебнувшись слюной. Он только подумал, что его статус «советника» без боярского «звания» непонятен. И на тебе…

Адашев тоже кашлянул, а царь только улыбался. И Санька понял, что государь по достоинству оценил его мысленные «советы», повысив его в чине до максимального уровня.

Войско решили оставить в Коломенском. Сто верст не крюк, гласила современная поговорка. Ну а тем более те десять, что остались до Москвы. Единственное, что решили сделать, так это дорогу зачистить и послать в Москву «разведчиков» и соглядатаев из наиболее шустрых и смышлёных Алтуфьевых.

Всего детей боярских в войске князя Ростовского оказалось пятьдесят три человека. Со слугами около трёхсот. Всем другим боярским детям тоже было предложено вступить в московскую гвардию, но на условиях, чуть скромнее, чем у Алтуфьевых, на «ставку» второго разряда: двести четей земли каждому и тридцать рублей денежного оклада московским дворянам.

Москва в середине шестнадцатого века была заселена только до «белого города». Это примерно три километра от кремля. А далее пустоши, черные, оброчные и монастырские земли. От рек народ расползся по лесам и возвышенностям, до которых власти вновь образованного Российского государства ещё не добралась.

Вот и придумал царь Иван (с подсказки Саньки) направить по этим весям[31] хотельщиков, чтобы во первых — описали исследуемую территорию и во-вторых взяли под московскую руку общинные земли и приватизировали пустоши.

Государь даже разрешил боярским детям послать своих гонцов в вотчины, дабы приступить к розыску немедленно. Определили, что розыск земель каждый проведет от своего места по направлению к Москве. Высказав таким образом «свою волю», Иван с благодарностью посмотрел на Ракшая.

Связь между Иваном и Санькой становилась всё понятнее им обоим. Александр просто думал о том, что хотел донести Ивану, а Ивану эти мысли раскрывались. Не навязывались, а становились доступными. Как «расшаренные[32]» файлы в компьютерной сети. И то, что Александр волю не навязывал, а информировал царя, давая справки о тех или иных фамилиях, событиях, возвело Саньку в отношениях с царём на недосягаемую для Адашева высоту. И это Адашев понял. Понял он и то, что царь всё-таки попал под влияние ведуна.

Они провели весь следующий день в совещаниях с перерывом на трапезу и от Адашева не могло укрыться мысленное общение Ивана и Ракшая. Это его сильно напрягало и к вечеру Алексей Фёдорович всё же не выдержал. Он выбрал момент, когда Ракшай отошёл в сторону и спросил:

— У тебя, государь, всё в порядке? Ты какой-то задумчивый сегодня. И говоришь всё с закрытыми глазами.

— Да? — Удивился Иван. — Не замечал.

— Так вот… Словно кто колдует тебе. Никакие словеса со стороны не чуешь?

Иван Васильевич посмотрел на Адашева и правый уголок его рта дрогнул в полуулыбке.

— Не заботься о том. Ладно всё со мной. А за подсказ спасибо. Не гоже царю глаза закатывать. Не юродивый, чай… Ракшай научил, как с помощью постоянной молитвы обращаться за «правдой».

— Ну и как? — Едва не усмехнулся Адашев, но вовремя одёрнул себя.

— Просто, — сказал Иван. — Господи Иисусе Христе вразуми меня.

— И всё? Так и есть — проще не куда. Помогает?

— Помогает.

— А я думаю, что это государь губами шевелит постоянно. С кем, думаю, говорит? Встревожился за тебя. Вдруг утомился, думаю?

— Нет. Ладно всё складывается. И ведь как я вовремя вспомнил, как мы с тобой слушали этого… не помню по имени… Родич Витовта… Предлагал, как служилых людей вокруг трона собрать. Помнишь?

— Помню, но имя забыл. Давно это было… Да и кто их, ляхов, упомнит. Сколько их здеся было…

— Вот и я забыл, как имя, а что говорил, помню. Так вот… Пришло, видно, время. Нам никак нельзя допустить, чтобы Москва сгорела, и бунт черни, и купцов. А для того войско стрельцов под рукой надобно иметь всегда. Да и Казань брать с такими воеводами, то ещё занятие. Кто в лес, кто по дрова. Нам с тобой, Алексей Фёдорович надобно собрать войско и самим вдарить по Казани. И сначала пройтись по окружным городкам и весям, чтобы Казанцам в помощь не пришли.

— А этот поход на Казань свернём? — Спросил Адашев.

— Нельзя. Пусть идут, как задумано было. Только пушки я приказал оставить в Коломне. Мои пушки, не хочу, чтобы утонули.

— Потонут ведь людишки! Я Ракшаю верю. Раз сказал, потонут, значит, потонут. Хотя… Раз пушек мало, могут и пройти. Надо ж ведь… Только сейчас понял, что будущее в наших руках…

— О, то ж… — глубокомысленно подытожил разговор Иван.

Этим разговором Алексей Фёдорович, подавив гордыню, не стал «качать права», а мягко намекнул на своё присутствие и вроде как на озабоченность состоянием государя. Иван по малоопытности в интригах и политесах сей демарш боярина пропустил, посчитав за проявление беспокойства о государевом деле, однако для себя отметил, что их мысленную связь с ведуном надо скрывать. А то и до метрополита дойдёт, что царь молится господу, дабы познать правду.

Адашев пытался не оставлять новоиспечённого Александра Мокшеевича с государем, но и он человек с потребностями, и как-то на некоторое время удалился по нужде. Этим воспользовался государь.

— Я вот, что мыслю, Ракшай. Зело полезен ты мне, когда рядом со мной. Не ведаю, как ты это делаешь, но про некоторые семьи я и так знал не мало. Но сейчас знаю не только про их былые заслуги и пакости, но и про будущие. То зело для государства полезно. Кстати, и про Адашева узнал, много нового. Потому, решаю я, что ты пока рядом будешь всегда. Батька твой и без тебя справится. Да и остановимся мы все пока здесь, в Коломенском. Поставим кремневый дворец из камня. В Коломне закончили уже. Купцы Китайгородскую стену тоже поставили. Пускай туточа ставят. Согласен? И то мои мысли, а не твои. Я чую.

Александр чуть склонив голову с ответом не спешил.

— Ты не сейчас отвечай. Перед сном обсудим. Нам есть что… — царь усмехнулся. — Сказку расскажешь новую. Есть у тебя?

— Есть государь.

— Три девицы под окном пряли поздно вечерком. Кабы я была царица, — говорит одна девица, — то на весь крещеный мир приготовила б я пир. Кабы я была царица, — говорит ее сестрица, — то на весь бы мир одна наткала я полотна. Кабы я была царица, — третья молвила сестрица, — я б для батюшки-царя родила богатыря.