Башни Латераны

Глава 5

Глава 5

Дни сменялись днями, сменяя друг друга в нескончаемом потоке, с утра до поздней ночи Лео был в трактире, руки быстро научились двигаться так же ловко, как у любого взрослого работника. Никто не давал ему никаких поблажек и в начале ему было очень тяжело. Тяжело вставать ни свет ни заря, потому что к тому моменту как постояльцы продерут глаза нужно не только на ногах быть, но и печь растопить, котелок мясной каши или похлебки сварить, за свежим хлебом сбегать, помочь Маришке в зале, выкинуть мусор и воды натаскать на день. И это только с утра! Первое время он уже к обеду еле ноги таскал, а уж вечером и вовсе из сил выбивался. Все, на что его хватало, когда он приходил домой — упасть в свою кровать и мгновенно забыться глубоким сном без сновидений. Для него самого это ощущалось так, как будто придя домой он ложится в кровать, закрывает глаза, прижимает к себе кота Нокса и… тут же открывает глаза, потому что его будит матушка, ведь часы на ратуше уже пять пробили.

Всё было как по кругу: ещё до рассвета заползти на кухню, выгребать золу, складывать поленья, раздувать огонь, бегом в пекарню, бегом за водой, бегом везде. Запах жира, дыма и тяжелый пропитой дух таверны впитывался в одежду и кожу. Каждый день с утра до вечера суета, беготня, крики гостей, тяжёлая рука Вильгельма на плече: «Пошевеливайся, парень, не время рассиживать!» И где-то всегда рядом крался Нокс — его янтарные глаза блестели то из-под скамейки в кухонном углу, то откуда-то с верхних полок или вовсе заглядывали из окна.

Дни сменялись днями, и никто не давал ему никаких поблажек, но почему-то ему становилось легче. По чуть-чуть… так, например он заметил, что стал легче вставать и теперь уже просыпался заранее, еще до того, как часы на ратуше пробьют пять и легкая рука матери тронет его за плечо «просыпайся сынок, уже время». Между утренним штурмом кухни на завтрак и ужином он успевал не только крутиться как белка в колесе, но и перекинуться несколькими словами с наемниками, которые уже привыкли к нему, поболтать с Маришкой, даже поиграть в шахматы со старым ворчуном Гракхом, который обычно сидел в углу за шахматной доской, нянча свою пинту эля. Кот Нокс вписался в атмосферу «Трех Башен» как родной, видимо искренне считая это заведение частью своих владений и если сперва трактирщик Клаус ворчал, увидев его что «блохастым на кухне не место», то после того, как Нокс предъявил ему здоровенную крысу, которую он задушил в кладовой, все вопросы к четвероногому отпали. Крысы и мыши действительно досаждали кладовой трактира, несмотря на все старания владельца, так что посильная помощь Нокса была очень кстати. Клаус даже распорядился поставить кота «на довольствие», то бишь наливать ему немного молока в старую миску из обожжённой глины с синей полоской и отбитым краешком.

Маришка та и вовсе души в Ноксе не чаяла и тайком от Клауса подкармливала его «бедняга, совсем худенький, одни глаза остались» — то кусочек мяса ему положит, то рыбки хвостик, так что можно было сказать, что кот устроился в таверне получше чем сам Лео. И кстати уж что-что, а худым Нокс вовсе не был. Разве что, если с самой Маришкой сравнивать.

В «Трёх Башнях» теперь задерживалось всё больше наёмников: в зале было тесно от оружия, пыльных плащей, звона монет и тяжёлых голосов. Среди них выделялся один — коренастый, со шрамом на щеке, плешивый, с густыми нависшими бровями, по прозвищу Бринк Кожан. Он щурился на Лео с самого начала; то плечом как бы невзначай толкнет, то подножку подставит, когда он с полным подносом на кухню возвращается от столов, то зацепится словом, то бросит поддельно-шуточное:

— Ну что, магикус-повар, наколдуешь мне кружку эля потемнее?

А иногда прохаживался и по девушкам: особенно — по Маришке. Мог пройти мимо, бросить:

— Эх, Маришка, руки у тебя такие белые… на ноги бы взглянуть. Давай-ка мы тебе юбчонку-то вздернем, да поглядим! Уж очень народу любопытно, везде ли ты такая гладенькая! — его приятели, все как один наемники — громко хохотали в ответ на его шуточки.

Девушка привычно отмахивалась, иногда нервно хихикала, но однажды подошла позже к Лео и сбивчиво прошептала:

— Смотри, если что — позовешь Вильгельма или самого Клауса, достал уже этот выпивоха!

Лео только кивнул. Он бы и сам заступился, да толку с него, он худой да невысокий, магии в нем даже на Первый Круг нету, что он этому Бринку сделать может?

После работы Лео торопился домой — мимо реки, мимо верфи, мимо булочника, где Сойка, веснушчатая девка что подрабатывала у Отто — раздавала немного хлеба нищим, чтобы благодать снизошла.

Дом встречал сдержанной тишиной, запахом лекарственных трав, тем особым запахом, который царит в помещении если там лежит больной человек. В этот вечер отец лежал на боку, рука его вздулась и чернела у локтя, из-под бинта проступило что-то сукровичное, стоял дурной запах, как будто покойник в доме. Отец дышал тяжело, иногда бредил. Мать сбивала чёлку платком, шептала молитвы под нос, подмешивала лечебные травы в воду, делала примочки, хотя сама знала — от этих компрессов мало толку будет.

Как-то вечером пришёл знахарь. Посмотрел, покрутил голову, буркнул, что рана не чистая и что, если не заплатить целителю — рука совсем сгниет. И ладно бы сгнила одна рука, но горячка нападет и сгорит человек, целиком. А руку в таких случаях отнимать надобно. Нет денег на целителя — он может руку отнять, аккуратно по локтевому суставу, всего-то пять серебряных возьмет, а через месяц уже все заживет.

— Не дам себе руку резать. — сказал отец глухим голосом, глядя вниз: — как я работать буду без руки-то? Нахлебником сидеть? У меня семья.

Знахарь только носом покрутил. Сказал, что гниль далеко зашла, теперь даже если целителя вызвать, магикуса — и то могут не излечить. И что целители из Храма Святой Бенедикты за полное излечение по золотому берут. Потому как обычное заклинание восстановление гниль не берет и кости не вправляет. Тут надобно в три, а то и в четыре этапа заклинания накладывать, с магическими кругами и с зельями алхимическими, а это все денег стоит. Так что пусть не упирается, лучше уж без руки остаться чем совсем сгнить.

Отец выругался и знахаря прогнал, сказал, что тот шарлатан и мошенник, и чтобы ноги его в доме больше не было и еще много обидных слов… и как только сил у него хватило так громко ругаться? Знахарь обиделся и ушел, сказав, что они все невежды, а отец — грубиян. У выхода придержал дверь и о чем-то пошептался с матушкой. С тех пор и не появлялся.

Быт семейный теперь был совсем иной. Мама почти не пела для Мильды, хоть та и пыталась храбриться, чинить куклу или собирать обрезки ткани для нового лоскутного покрывала. По вечерам, когда отец как-то засыпал, матушка сдавалась; в полутёмной кухне замирала, обхватив себя руками, и смотрела в одну точку на стене, словно там была дверь в спокойную жизнь. Лео видел, как с каждым днём у неё убывает сил — синяки под глазами темнели, пальцы становились костлявей.

Сестра пыталась храбрится, играла на улице с девочками, по вечерам гладила Нокса и шептала ему в шёрстку тихие слова — «Если папа поправится, я испеку ему пирог, самый большой!». Иногда поздно вечером, думая, что не слышно, тихонько плакала в подушку.

Перед сном все чаще и чаще до Лео доносился материн всхлип или еле слышная молитва у двери — «Господи, пожалей да не забери, дай ему поправиться, не за себя прошу, но за мужа своего, человек он добрый, богоугодный…» И каждый раз что-то внутри сжималось до слез. Но слёзы — не помощь.

В трактире жизнь продолжала идти своим чередом, Бринк вел себя так же развязно, как и всегда, однажды при всех хлопнул Маришку по ее округлому, упругому заду, да так, что та выронила кувшин и убежала на кухню в слезах. Лео аж побледнел от злости, толстый Вильгельм вышел из кухни, как был в кожаном фартуке, вытер руки грязной тряпицей и рявкнул:

— Чтобы девку не забижали тут, уроды! Кожаный! Ты чего вытворяешь⁈

Бринк только хмыкнул: — Да что я, я ж не к девке лезу, а так, хорошего настроя для! Тут же трактир, а не институт благородных девиц!

Так никто ничего и не сделал, да и что тут сделаешь, Бринк пусть и дрянь-человек, а все же наемник из «Черных Пик», под самим Куртом Полуночным Волком ходит, с ними барон Хельмут уговор сладил чтобы город охраняли в нынешние смутные времена. А что Маришка? Маришка так, девка трактирная, конечно, не совсем пропащая, но и в благородные дейны не годилась. Кто за нее вступится? Так, слова в зал бросили, чтобы совсем берега не путали и все. Маришка потом просила Лео вместо нее наемникам еду да эль приносить, чтобы не приставали, а за это обещала на кухне помогать.

Вечер дня выдался особенно тяжёлым — отец бредил, мать не отходила от кровати, Мильда весь вечер дулась и ничего не ела, угрюмо сидела и пялилась в угол, сам Лео тоже чувствовал себя неловко, вроде бы и нужно помочь, но чем? Всю ночь он маялся, прислушиваясь к тяжелому дыханию отца и редким всхлипам матери. Конечно же матушка перестала шить, даже деньги пришлось вернуть что в залог за платья получили… две и три серебряных монетки, которые сейчас очень бы пригодились. Единственным добытчиком в семье остался Лео, а потому несмотря на то, что он не выспался, несмотря на тяжесть во всем теле — он буквально выдернул себя из кровати, преодолевая усталость и прямо-таки болезненное желание упасть и закрыть глаза.

Утро. Нужно вставать. Нужно идти в трактир. Ему еще повезло что старый Клаус его семью знает и на работу взял, а так — что бы они сейчас ели? Матушка целыми днями у постели отца, когда ей работать? Да и не сможет она в таком состоянии… хорошо хоть Мильда забылась, заснула под утро, а то тоже маялась. Осторожно, чтобы не разбудить сестру, — он накинул рабочую одежду и собрался уже было выходить, но его окликнула матушка. Попросила, чтобы он хлеба домой купил и мяса кусочек в трактире достал — бульона сварить. Может еще сыра овечьего, потому что закончился у них сыр. Лео кивнул. Вильгельм был строг и суров, никакого спуску ему не давал, но кусочек мяса у него он, наверное, мог выпросить. В крайнем случае — купить, потому что у мясника на рынке в мясном ряду нормальное мясо втридорога продадут, а вот в родной таверне не обманут.

Быстро управившись с утренним штурмом постояльцами кухни, натаскав воды и выкинув мусор — он выпросил у Вильгельма кусок мяса с косточкой для бульона. Повар не стал вставать в позу или читать нравоучения, видать Лео уже стал своим в «Трех Башнях», так что в ответ на просьбу он молча рубанул топором по деревянной колоде и подвинул отрубленный кусок плоскостью стального лезвия к нему.

— Возьми. С косточкой. Со спины кусок самое то будет. — сказал повар, поднимая топор снова: — тут и кость хорошая, и мясо мягкое. Слыхал — жаркое на косточке готовят? Это для благородных дейнов самое то… — он хэкнул, с силой опустив топор вниз, отрубая следующий кусок: — для супа чуть хуже. Тебе бы говядинки постной, да нету у нас нынче, только свинина. На следующей неделе обещали четверть телки молодой привезти, тогда приходи, отрублю кусок.

— Благодарю, дейн Вильгельм, — Лео поспешил завернуть кусок мяса в пергаментную бумагу и перевязать бечевкой для удобства и сохранности: — а во сколько это мне обойдется? Сейчас денег у меня не то чтобы много, но из моих заработанных можно…

— А ни во сколько. — хмыкнул повар, придержав топор внизу и многозначительно посмотрел на Лео: — ты же свой теперь. Бери свой кусок мяса и дуй до дому пока завтрак кончился, а ужин ишо не начался. Эту стрекозу Маришку попроси, чтобы подменила за стойкой, неча ей лясы на улице точить. Беги, беги домой, матери своей мяса принеси, пусть батьке бульона сварит. — и Вильгельм похлопывает его по плечу своей рукой, больше похожей на толстый мясной окорок. На самом деле Лео догадывается почему Вильгельм так легко отдал ему кусок мяса… старый Клаус в последнее время не так уж и часто бывал на кухне, да и за стойкой появлялся только после обеда, ближе к вечеру, когда основной поток денежных клиентов шел, когда эль лился рекой в испущенные жаждой глотки посетителей, а серебрушки с медяками — капали в карман владельца таверны. С утра же и до обеда таверна была в полном распоряжении и управлении повара Вильгельма и пухленькой Маришки. Лео не раз замечал, что повар мог отложить себе в сумку какие-то продукты, особенно это касалось колбас и мяса. Маришка же довольствовалась тем, что таскала домой объедки со столов и то, что было приготовлено, но не куплено — остатки каши и зачерствевшие горбушки хлеба. Как-то раз один торговец цельного поросенка заказал, а поел чуть, так она домой всего порося считай и унесла. Владелец таверны, старый Клаус словно бы этого и не замечал, основной доход ему приносила торговля вином, светлым элем и темным пивом, да сдача комнат на втором этаже на постой. То ли он знал, что повар и Маришка его понемногу обносят и глаза на то закрывал, то ли не знал вовсе. Лео все это не очень сильно нравилось, в конце концов Клаус его на работу взял и по-доброму ему бы быть старику Клаусу благодарным за то, что дал такую возможность, особенно когда в семье больше зарабатывать некому. Однако же и выдавать повара или Маришку он не собирался, не его ума это дело, видать так тут заведено. Потому он и делал вид что ничего не замечает. Но после сегодняшнего… когда Вильгельм вот так просто выделил ему кусок мяса… Лео был уверен, что старый Клаус про это мясо не узнает. И опять-таки по-хорошему нужно было бы самому на рынке тогда мяса купить за свои деньги или там у Клауса вечером попросить… но хорошее мясо стоит дорого, может и по серебрушке за фунт. А у его семьи весь доход сейчас — его заработок в таверне, жалкие пять серебрушек в месяц, плюс питание. И это неплохо, вон Маришка почитай в два раза меньше получает, ему Клаус за экономию дров и скорость готовки платит, так сказать за Дар. Был бы он полноценный магикус…

Лео чувствовал себя странно. С одной стороны, так здорово что он кусок мяса бесплатно получил, что у него дома и бульон будет и на доходе это не сильно скажется, а тут еще Вильгельм намекнул что как говядина на следующей неделе придет — чтобы тот обратился и повар ему еще мяса отрубит. А с другой стороны, было слегка не по себе, как будто это он старого Клауса обманывает.

— Спасибо. — говорит он склонив голову и опустив взгляд вниз, в пол: — спасибо, дейн Вильгельм. Мне… батьке и правда очень суп нужен. Чтобы восстановиться.

— Оно конечно. — кивает толстяк, вытирая руки тряпицей, которая свешивается с пояса сбоку от его кожаного фартука: — суп первое дело если болеешь. Организму твердую пищу переварить трудно, а суп самое то. Маришка! — рявкает он и на кухне тотчас появляется пухленькая и веселая девица, имеющая крайне разбитной вид и помятую прическу.

— А ну хватит с солдатами миловаться! — командует повар: — посиди за стойкой с утра, пусть наш магикус домой сходит, мяса отнесет, чтобы мать его суп приготовила.

— Вот еще! — фыркает Маришка и кокетливо поправляет прическу, бросает быстрый взгляд на Лео: — вот ежели скажет что я — красотка, так и посижу. А так…

— Хватит из себя королевишну строить, стрекоза. Дело серьезное. Иди за стойку, а я на ужин жареху соображу, нынче вечером торговцы из Бедуйниц прибудут, опять все сметут…

— Как же помню. — подбоченивается Маришка: — такой там еще красавчик смуглый, из далеких земель на юге, где Мавритания и Королевство Оз. Все на меня глазами своими стрелял, пока этот придурок Бринк ему челюсть набок не свернул. Вот же пакость какая, вечно он все испортит! — она топает ногой и снисходительно смотрит на Лео: — ну так и быть, юный магикус, посижу я за стойкой, ступай, да только не задерживайся нигде! Мне еще вечером между столами порхать, а там порой не протолкнуться!

Лео благодарит Маришку и Вильгельма. Вот вроде и хорошие люди, думает он, а старину Клауса обманывают. А может и не обманывают. Может быть у них с ним уговор такой, мол вы с утра сидите и до обеда, а я только в обед выхожу, вот за то и распоряжайтесь кухней. Если что надо — берите. Вот они и берут. А значит и ему кусок мяса выдали не просто так… а считай, как оплату, да? В глубине души Лео подозревал что все не так, но сейчас он предпочел об этом не думать. Какая разница, главное, что он мяса добыл и не потратился, а то если бы на рынке покупал, то одну пятую от месячного заработка оставил бы… а как тогда семье из четырех человек прожить до конца месяца? Тем более что лекарства покупать надо, а если целителя приглашать, то и вовсе в копеечку все встанет. Нет у них денег на целителя…

Он выходит в зал, кивает головой старику Гракху, здоровается со знакомыми постояльцами и толкает дверь таверны. Наконец он на улице, а его плечо оттягивает его старая холщовая сумка с куском мяса, завернутым в пергаментную бумагу и стянутым тонкий бечевой. Он чувствовал гордость от того, что смог достать мяса, причем хороший кусок и при этом даже не потратил денег. Матушка будет довольна, подумал он, глядишь и отцу легче станет. А кусок порядочный, так что и Мильна сможет досыта мягкой свинины поесть, чем не праздник. И кстати, хлеба нужно купить и сыра. Ладно хлеба, хлеба можно в пекарне купить, а вот за сыром он на рынок сходит, благо по пути.

На рынке воздух был насыщен запахами и событиями, толчея, зазывающие выкрики торговцев, звонкий смех какой-то девицы слишком уж легко одетой, флиртующей с каким-то ландскнехтом в мягком берете с ярким изумрудным пером. Запахи специй и жаренного мяса, свежей выпечки и чего-то еще. Лео быстро расправился с покупками, когда вдруг заметил яркие, огненно-рыжие волосы и его сердце пропустило удар. С такими волосами в толпе могла светиться только она…

Он попытался свернуть вбок, спрятаться между рядами овощных прилавков, но она уже заметила его и помахала рукой, приветствуя. Он вынужденно взмахнул рукой ей в ответ, чувствуя неловкость за свою рабочую одежду и… запах. Он же весь пропах таверной, запахом прогорклого масла и смрадом пролитого эля, так сказать ароматом «Трех Башен». Тем временем она уже оказалась совсем рядом, легко ступая по камням городской мостовой.

— Лео! — её голос прозвучал неожиданно тепло, словно они виделись вчера. — Куда пропал? Сперва я думала, что ты в библиотеке ночуешь, а теперь тебя вообще не видно! Что случилось? Решил что слишком образован и все уже знаешь и так?

Лео опустил глаза, заёрзал на месте.

— Просто… Мне было нехорошо. Со здоровьем не очень… домашние дела, папа болеет… — выдавил он из себя.

— Ты бы хоть записку оставил! Или передал через кого-нибудь из наших, — мягко упрекнула она его: — про твои вопросы по энергетическим кругам Марта спрашивала, думала, ты ворчать придёшь что она все неверно поняла. Кстати! Она же Первый Круг Воды взяла! На целительский факультет переводится.

Смутившись, он пожал плечами, стараясь не смотреть ей в лицо, потому что ее лицо было слишком красивым, слишком идеальным и было слишком близко.

— Всё наладится. Может… потом, как-нибудь, вернусь, если получится… — пробормотал он, изучая мыски своих ботинок и остро чувствуя, что он одет неряшливо, еще и сумка эта дурацкая на плече, с мясом…

Алисия же улыбнулась ему открытой улыбкой, словно солнцем озарило все вокруг: — Если хочешь, — сказала она: — заходи завтра в городскую библиотеку. Посидим, поговорим про новую статью магистра фон Ланге, или просто чай попьём там рядом чайный домик есть неплохой. Хорошо?

— К-конечно. — ответил он, сгорая от стыда. Домой, срочно домой!