Башни Латераны

Глава 4

Глава 4

Неделя пролетела как один длинный, бесконечный день, слившийся в череду одинаковых рассветов и закатов. Лео просыпался теперь задолго до петухов — в четвёртом часу утра, когда весь город ещё спал, а над черепичными крышами висела предрассветная мгла. Нокс провожал его в таверну, скользил по утренним улицам черной тенью, мягко ступая лапками по деревянным мосткам.

Трактир «Три Башни» встречал его тёмными окнами и тяжелым запахом вчерашнего эля и прогорклого масла, запахом, который никак не выветрить и не вывести, въевшийся в деревянные лавки, столы, в сами стены заведения. Лео тихо проскальзывал через служебный вход, стараясь не разбудить постояльцев, спящих на втором этаже, и спускался в полуподвальную кухню. Там его уже ждала огромная печь — чёрная, закопчённая, с тремя топками и чугунными дверцами, похожая на спящего дракона с большим, открытым зевом.

— Ну что, магикус, — бурчал появившийся следом повар Вильгельм, массивный мужик с руками как окорока, — покажи своё еще разок искусство. Все дрова сбережем… хорошо когда Дар есть, давай разжигай печку, а я пока мяса с ледника достану.

Лео кивал и принимался за работу. Сначала выгребал золу — серую, мягкую, ещё тёплую от вчерашнего жара. Потом укладывал дрова: снизу тяжелые, массивные поленья для долгого горения, сверху — сосновые щепки для быстрого розжига. И вот тут начиналось его маленькое чудо.

Он клал ладони на поленья и закрывал глаза. Тепло собиралось где-то глубоко внутри — не в пальцах, как учили в Академии, а в самой груди, возле сердца. Оттуда оно растекалось по рукам медленной, тягучей волной. Никакого огненного шара, никакого луча — просто ровное, глубокое тепло, которое проникало сквозь металл прямо в дрова.

Сначала начинали тлеть щепки. Потом занимались поленья — не взрывом пламени, а постепенно, словно сама древесина вспоминала, что когда-то была живым деревом под солнцем. Через несколько минут печь гудела ровным, сильным огнём, а Лео отступал, вытирая пот со лба. На всё про всё уходило в три раза меньше дров, чем обычно.

— Господин магикус, как всегда, в ударе. — насмешливо замечал Вильгельм, засучивая рукава: — Ладно, хватит стоять столбом. Бери котёл, будем кашу варить. Наёмники с утра жрут как не в себя, а у нас этих оглоедов полно.

Мясная каша — главное блюдо таверны. В огромный медный котёл сыпали ячмень, заливали бульоном от вчерашних костей, добавляли нарезанную требуху, лук, морковь и репу. Всё это должно было томиться часами, превращаясь в густую, сытную массу, от которой шёл пар и запах на всю округу. Лео научился мешать её длинной деревянной лопаткой, следить, чтобы не пригорела, вовремя подливать воду.

Параллельно жарилось мясо — свиные рёбра, куски баранины, иногда, если был такой заказ — цельную курицу могли пожарить, но для того нужно было чтобы огонь был медленным и томным, постепенно тушку прогревал. Если на обычный огонь такое поставить, то сгорит снаружи, а внутри будет сырым. Вильгельм орудовал ножом с невероятной скоростью, а Лео подавал, относил, подкладывал дрова, следил за огнём. К семи утра кухня превращалась в настоящее пекло — жар от печи, пар от котлов, дым от жаровен.

Где-то к этому времени подтягивалась и зевающая Маришка, тертая девка из Буженовы, деревеньки на юге от Вардосы. У нее было приятное округлое лицо с веснушками, полные, белые руки и зеленая юбка с оборками. Все еще зевая, она тащила ведро с водой в общий зал, протирала столы и стулья, подметала пол и выбрасывала мусор. Они с Лео сперва не шибко и ладили, но потом Маришка все же сменила гнев на милость, признав, что с его появлением ей самой легче стало, ведь после утренней растопки и готовки он помогал ей со столами.

— Эй, ученик! — рявкал Вильгельм. — Хлеб не забыл? Живо неси из пекарни, пока свежий!

Лео выскакивал на улицу, жадно глотая прохладный утренний воздух, и бежал через два дома к пекарне мастера Отто. Там уже стоял в воздухе одуряющий запах свежей выпечки, такой, что казалось вдохни воздух всей грудью да обеими ноздрями и наешься от пуза. Там же ждали корзины с караваями — чёрный хлеб для простых постояльцев, белый — для тех, кто платит серебром, сладкий и мягкий, такой что можно есть прямо булками. Обратно приходилось идти медленнее, балансируя с тяжёлыми корзинами.

К этому моменту таверна оживала. Первыми спускались наёмники и приезжие торговцы — сонные, хмурые, с похмелья. Усаживались за длинные столы в общем зале, стучали кружками по дереву, требуя эля и еды. Лео носился между кухней и залом, разнося миски с кашей, куски мяса на деревянных досках, кружки с пивом и элем.

В зале тем временем уже шли неторопливые беседы, постояльцы и гости насытившись первыми порциями каши, запив это темным элем от винокурни дейна Куниша — начинали разговаривать. Это означало что первый утренний штурм кухни они выдержали. Лео помогал Маришке убрать со столов и как только она исчезала на кухне чтобы вычистить остатки еды и вымыть посуду — он оставался в зале за стойкой, вместо Клауса, который с появлением помощника стал позволять себе вставать позже, к обеду.

Лео же стоял за стойкой, помогая с редкими заказами с утра и слушая, о чем говорят в таверне. А в таверне говорили о многом.

— Говорят, Арнульф уже под Зильберштадтом стоит с двадцатью тысячами! Одних только тяжелых рыцарей две тысячи и тысяча магусов не меньше Пятого Круга! — гудел толстый купец в расшитом кафтане, размахивая кружкой так, что пена летела на соседей. — Гартман-то наш благочестивый едва пятнадцать тысяч насобирал, да и те — половина ополченцы!

— Чушь собачья! — перебил его худой наёмник с обветренным лицом. — Я из-под Зильберштадта только что. Никакого Арнульфа там и духу нет. Зато граф Освальд открыто за него выступил — даже знамёна поменял, гарнизоны усилил. Говорит, не пустит войска Гартмана через свои земли.

— Знамена поменял? Серьезное дело… — крутит носом его собеседник: — так же можно и в немилость впасть, коли старик Гартман Четвертый победит. Даже благородный дейн может эдак титула лишиться и земель…

— Кто в это верит? Гартман Благочестивный страну удержать в кулаке не сможет. Это ж нужно всех благородных дейнов к ногтю прижать, а у него почитай у самого в семье проблемы, он же Изольду даже не в состоянии обуздать, недаром шепчутся что наследный принц Генрих на него вовсе не похож. Ежели ты в собственном семействе не в состоянии порядок навести, как ты страну удержишь?

— А Херренштадт? — встрял молодой парень в кожаном доспехе. — Барон Эггерт вроде как нейтралитет держит?

— Как же, нейтралитет! — фыркнул первый купец. — Он просто выжидает, чья возьмёт. Молодой, хитрый, как лис. Небось думает, когда обе армии друг друга потреплют — сам чего-нибудь урвёт. Да и армии у него путем нет, почитай своих людей человек сорок, остальные наемники… вон как эти.

За соседним столом трое наёмников из «Чёрных Пиков» обсуждали совсем другое, не обращая внимания на своих соседей.

— В прошлом месяце под Валленхофом видел, как магикусы Арнульфа работают, — говорил коренастый пикинёр с перевязанной рукой. — Выстроили нас терцией — три ряда пик впереди, алебардщики по флангам. А магикусы — позади, за третьим рядом. Как начали огненными шарами кидаться через наши головы — думал, сами сгорим к чертям! Но знатно ударили, на нас почти две сотни «Крылатых» перло во всеоружии, шлемы начищены так что блестят, пики над плечами, крылья во все стороны — я уж думал все, конец нам настал. Сам понимаешь, под ударом «Крылатых» в первой линии стоять… но ничего, выстояли. Старого Януша правда конь растоптал в кашу, мозги из шлема так и полезли.

— Это что, — отозвался его товарищ, здоровенный детина с рыжей бородой. — Я когда еще в Железной роте служил, так у нас магикусы прямо в строю стояли. Между пикинёрами. Как противник на пятьдесят шагов подходит, так они залп дают, а потом уже назад отходят, а мы прикрываем. Так Маришек из третьего отряда, магикус Второго Круга чего-то там в своих заклинаниях попутал и как шарахнет огненным шаром прямо в спину первой линии! Народ в стороны раскидало, кто-то с перепугу тоже огня добавил… пока что да к чему разбирались — нас уже кавалерия смяла, насилу ноги унес. Кабы от Железной роты что осталось, так Маришка вздернули бы не разбираясь, да только и его там посекли и почти всех наших. Рыцарь ежели оружный на коне да с палашом в руке занесенным — куды против него попрешь без строя? Дрогнули, разбежались — все, пиши пропало.

— Кто же так делает? — вмешался третий, постарше, с седыми висками: — Правильные командиры магикусов на флангах держат. Чтоб по вражеской кавалерии работали, когда та в обход пойдёт. Видел я, как один магикус Третьего Круга целую конную сотню молниями разметал. Правда, потом сам от истощения помер — перестарался. Ни к чему все эти новомодные построения, когда там сперва ударят, потом в строй же и отступают, али когда над головами у своих палят или вона была еще придумка у герцога Освальда когда пикинеры в первую атаку на коленях стоят и пики на колено кладут, остриями к врагу, а уже после того как маги отстреляются прямой наводкой — поднимаются. В пылу боя порой как тебя зовут забываешь, обязательно кто-нибудь в спину огненным шаром ударит али еще чего… Неет, боевой строй он как топор должен быть — простым и сильным! Чтобы сломаться было нечему.

У окна сидела компания горожан — ремесленники и мелкие торговцы. Они обсуждали дела поближе.

— Слыхали? Наш Хельмут опять с городским советом сцепился! — шептал тощий сапожник: он требует новый налог на оборону ввести, а муниципальный совет против. Говорит, и так казна не безразмерная.

— Да он просто своих наёмников жалеет! — возразил краснолицый мясник: — «Чёрным Пикам» платить надо, да и остальным тоже, вот он и хочет эти расходы на город переложить. Налог — это конечно худо, но ежели Арнульф или Гартман к стенам подойдут — что делать будем? Долго ли вольный город Вадос вольным городом останется? У нашего города привилегии еще с Третьей Войны выправлены, да только кто сейчас слушать будет.

— Тише ты! — одёрнул его третий. — Стены слышат. Вон, стражник городской в углу сидит, всё слушает да на ус мотает.

Разговор перескочил на более безопасную тему.

— А про младшего Линдберга слышали? — понизив голос, спросил сапожник. — Дочку кузнеца Франца обрюхатил! Теперь старший Линдберг бегает, откупается. Пять золотых предложил, чтоб девка молчала.

— Пять золотых! — присвистнул мясник. — За такие деньги я бы и сам родил!

За стойкой захохотали, но смех быстро стих, когда в дверях появился человек в сером плаще с капюшоном. На груди у него виднелся серебряный медальон с символом Святой Катедры.

— Церковник, — прошипел кто-то.

Человек прошёл к стойке, не обращая внимания на внезапно стихшие разговоры.

— Эля, — коротко бросил он Лео. — И хлеба.

Пока Лео наливал, купец за дальним столом не удержался:

— Правда, что Церковь графа Мальтенского анафеме предала?

Церковник медленно повернулся.

— Граф Мальтенский отрёкся от истинной веры и впал в ересь некромантии, — сухо произнёс он. — Великий Понтифик вынес справедливое решение. Всякий, кто укроет еретика или окажет ему помощь, разделит его участь.

— А что он такого сделал-то? — не унимался купец.

— Пытался воскресить мёртвого сына, — ответил церковник и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

В таверне повисла тяжёлая тишина. Лео почувствовал, как у него похолодели руки. Некромантия. Воскрешение мёртвых. Он невольно вспомнил ту ночь с Ноксом и поспешно отвернулся, делая вид, что протирает кружки.

— Вот дурак-то граф! — наконец прервал молчание рыжий наёмник. — Все знают, что мёртвых трогать нельзя. Против природы это.

— Ага, — поддакнул его товарищ. — Хотя поговаривают, в старые времена некроманты целые армии мертвецов поднимали. Представляете — идёшь в бой, а против тебя покойники встают!

— Байки всё это, — отмахнулся ветеран. — Настоящих некромантов уже лет сто как не осталось. Церковь всех выжгла. Да и слава богу — нечего с мертвяками якшаться.

Лео стоял за стойкой, механически протирая одну и ту же кружку, и чувствовал, как внутри всё сжимается от страха. Если бы они знали, что рядом с ними стоит тот, кто может поднимать мёртвых… Что бы они сделали? Сдали бы Церкви за награду? Или сами бы на месте прикончили?

Церковник допил свой эль, оставил медяк на стойке и вышел, так и не сняв капюшона. Как только дверь за ним закрылась, таверна снова ожила.

— Мрачные они какие-то стали в последнее время, эти церковники, — проворчал купец. — Раньше хоть улыбались иногда.

— Война на носу, вот и мрачнеют, — философски заметил сапожник. — Когда короли дерутся, простому люду только молиться и остаётся. Хотя церковникам-то что, больше молятся — больше денег будет. Их-то поди никто не тронет.

Разговоры потекли дальше — о ценах на зерно, которые опять поползли вверх, о новой городской страже, которую барон набирает, о странных огнях, которые видели над старыми руинами к северу от города. Лео слушал вполуха, автоматически наливая эль и подавая хлеб, но мысли его были далеко.

Ближе к полудню, когда первая волна посетителей схлынула, в таверну потянулась другая публика — городские зеваки, мелкие ремесленники на обеденном перерыве, стражники после ночной смены. Разговоры стали живее, голоса громче, а сплетни — сочнее.

— А я вам говорю — третья уже девка пропала! — надрывалась прачка с красными от работы руками. — Дочка портного Ганса, та что с рыжей косой. Вышла вечером за водой к колодцу — и как сквозь землю провалилась!

— Может, с парнем каким сбежала? — предположил подвыпивший извозчик.

— Да какой парень! Ей всего четырнадцать было! — возмутилась прачка. — И корзину у колодца нашли, опрокинутую. Нет, тут дело нечисто. Вон, цирк этот бродячий как раз неделю назад за городскими стенами встал… срам один! Небось оттуда все и идет, ересь и непотребство всякое! Говорят, там девка совсем голая выступает, наверняка демонам душу продала да мужикам нашим головы морочит теперь!

— Чего сразу цирк-то? Был я там третьего дня, — вмешался молодой подмастерье: — ходил на представление — такие чудеса показывают! Бородатая женщина есть, силач, который подкову руками гнёт, а ещё фокусник — настоящий магикус, говорят! Огонь глотает и изо рта выпускает! И девка там которая гимнастка вовсе не голая, на ней одежды такие, что плотно к телу прилегают, чтобы фокусы всякие делать, гибкая она как змея.

— Змея и есть! — подхватила прачка: — своими гибкостями моему Стешику всю голову заморочила, он туда уже седьмой день ходит на нее зенки свои бесстыжие пялит! Она поди демонические ритуалы по ночам творит, жаб в кипятке варит и потом слюной на души праведные морок наводит! Вот и пропадают наши девки! Поди она еще в их крови купается и…

— Бабьи сказки, — отмахнулся стражник у стойки: — а девки эти небось к любовникам сбежали. Весна же на дворе, кровь играет. А ты бы язычок прикусила с такими-то обвинениями, была бы в силе Святая Инквизиция — они бы сперва тобой заинтересовались, да на правеж поставили. Знаешь что за лжесвидетельство бывает?

— Дак а я чего? Я ничего! — тут же дает попятного прачка: — я не видела ничего, это я только что люди на базаре судачат говорю. Сама-то я цельными днями белье стираю, мне и головы поднять некогда.

За угловым столом расположилась компания студентов Академии — судя по потрёпанным мантиям и красным глазам, прогуливали занятия после вчерашней попойки.

— Слыхали, Теодор фон Ренкорт вчера на дуэль Маркуса вызвал! — возбуждённо шептал тощий парень с прыщавым лицом. — Прямо во дворе Академии!

— Да ладно! — не поверил его приятель. — Магистры же запретили дуэли после того случая в прошлом году, когда тот третьекурсник огненным шаром в Башню зарядил! Скандалу было! Церковники приходили к ректору, ругались.

— Так они ночью за городом встречались! У старой мельницы! Я сам видел — Теодор такой огненный вихрь создал, что Маркус аж на задницу сел от страха!

— А из-за чего подрались-то?

— Да из-за девки, из-за кого ж ещё! Той рыжей, Алисии. Маркус при всех сказал, что она с ним на весеннем балу танцевать будет, а Теодор услышал…

Лео почувствовал, как внутри всё похолодело. Алисия. Из-за неё дрались. Он сжал тряпку так, что костяшки пальцев побелели. Сглотнул, помотал головой, достал из-под стойки тряпку и быстро протер полированную деревянную поверхность, стараясь не думать ни о чем.

У дверей расположились двое торговцев, только что вернувшихся с дороги.

— В Проклятых Землях опять неспокойно, — говорил один, отряхивая дорожную пыль с плаща. — Ехали мимо заставы Чёрного Камня — там гарнизон утроили. Солдаты говорят, по ночам странные звуки слышат, будто кто-то под землёй копает.

— Демоны, не иначе, — перекрестился второй. — Говорят, они там гнёзда свои восстанавливают после последней войны.

— Да какие демоны! — встрял бывалый наёмник. — Я те земли вдоль и поперёк исходил. Обычные твари там водятся — волки мутировавшие, да пауки размером с телегу. Противно, но не более того.

— А костяные поля видел? — спросил торговец. — Где кости так и торчат из земли, белые такие, будто вчера обглодали?

— Видел. И что? После любой большой битвы такое остаётся. Природа потом своё возьмёт, затянет всё травой.

Тем временем прачка переключилась на более приземлённые сплетни.

— А вы слышали про жену пекаря Отто? Застукала его с той молоденькой помощницей прямо в пекарне! На мешках с мукой!

— Да что вы! — ахнула её соседка. — И что дальше?

— А что дальше — скалкой его огрела так, что он три дня с повязкой на голове ходил! А девку ту взашей выгнала, теперь та в «Золотой лилии» работает, если понимаете, о чём я…

— Понимаем, понимаем, — закивали слушательницы.

За стойку ввалился здоровенный кузнец Франц — тот самый, чья дочь связалась с сынком Линдберга.

— Эля мне, парень! Большую кружку! — рявкнул он Лео. — И чтоб полная была а не как в прошлый раз!

Пока Лео наливал, кузнец повернулся к залу.

— Если ещё раз увижу этого щенка Линдберга возле моей Гретхен — голову откручу! — прогремел он на всю таверну. — Пусть папаша его богатый хоть золотом обложится!

— Успокойся, Франц, — миролюбиво сказал сапожник. — Пять золотых — хорошие деньги. Дочке приданое будет.

— Приданое! — взревел кузнец. — Да она теперь с брюхом! Кто её замуж возьмёт?

— Найдётся жених, — философски заметил стражник. — За пять золотых и не на такое согласятся.

В дверях появилась Маришка, которая сложила полные белые руки на груди.

— Лео! — крикнула она. — Вильгельм зовёт, мясо довезли, разделывать надо!

Лео с облегчением оставил стойку — обычно он с удовольствием слушал все эти сплетни, но сейчас ему стало тяжело. Наверное из-за слухов про Алисию и дуэли из-за неё. Он представил, как она танцует на весеннем балу — в красивом платье, с распущенными волосами, смеётся… И танцует не с ним. Никогда не с ним. Даже в его мыслях.

Спускаясь в подвал, он услышал, как кто-то из студентов рассказывает:

— … а потом магистр Морау как заорёт: «Если ещё раз кто-то попытается вызвать демона в учебной аудитории, я лично его к демонам и отправлю!» Вы бы видели лицо того первокурсника!

Кто-то из приятелей студизиоса засмеялся дребезжащим смехом.

В подвале, разделывая свиную тушу под руководством Вильгельма, Лео думал о том, что где-то там, за стенами таверны, продолжается другая жизнь. Жизнь, где студенты дерутся на магических дуэлях из-за девушек, где аристократы соблазняют простолюдинок, где в Проклятых Землях, может быть, и правда просыпается древнее зло.

А он стоит по локти в крови и жире, режет мясо для тех, кто может позволить себе жить той, настоящей жизнью. И единственная его тайна — способность, за которую его сожгут на костре быстрее, чем он успеет сказать «матушка!».

Нокс, который весь день просидел в углу подвала, наблюдая за работой хозяина, вдруг поднял голову и посмотрел прямо на Лео. В янтарных глазах мелькнуло что-то похожее на понимание. Или Лео это только показалось.

— Эй, не спи! — рявкнул Вильгельм. — Рёбра отделяй аккуратнее, не порть мясо!

Лео встряхнулся и вернулся к работе. День был в самом разгаре, а впереди ещё ждал вечерний наплыв посетителей, когда сплетни польются рекой вместе с элем, и он снова будет стоять за стойкой, слушая о чужих жизнях и мечтая о своей — той, которой у него никогда не будет.