Баронесса де Крейс

Глава 30

— Миледи, разумно ли это?

Я после нашего разговора с Ронаном приняла решение не доставить удовольствие наблюдать ни северянам, ни жителям замка как меня насильно заставят исполнить свои обещания. Нет, я проснулась на рассвете, если мой сон можно было назвать спокойным. Ведь я проворочалась в кровати несколько часов, а затем просто лежала в темноте, так как я не стала звать горничную, чтобы она зажгла лампаду или свечи. И хоть я никогда не любила темноту, на душе было тревожно. Меня одолевали разные мысли. В конце концов я перестала мучить себя и встала чтобы проверить все ли я взяла с собой из вещей, что могли мне понадобиться в дороге или же уже на севере. И вскоре с моей легкой руки бодрствовал уже весь замок, разбуженный мною как улий.

И вот стоило мне было отдать последний приказ, как на меня с осуждением посмотрели все мои слуги во главе со смотрителем замка.

Разумно ли это? Спрашивали даже те, кто не осмелился произнести это вслух.

И мне вновь стало понятно, что возможно в детстве ко мне и относились слуги и крестьяне хорошо, но с тех пор много воды утекло. Я за десять лет стала для них чужачкой и они не одобряли мои действия. Сначала они не одобрили четыре виселицы, а теперь считали что я поступаю не милосердно и по отношению к этой беременной девчонке, которая носила под сердцем дитя Уоррена.

Но я была непреклонна, когда приказала стражникам привести ее в холл.

Странно, у меня была хорошая память, но я в какой-то момент не смогла вспомнить ее имени. Будто и не хотела его вспоминать. Проще было про себя звать ее дочь знахарки. И только в тот момент, когда я приказала приволочь ее в холл, я поняла что специально не стала, коли забыла, просить кого-нибудь напомнить мне ее имя. Так она была никем, сосудом, в котором рос ребенок Уоррена. А если я буду обращаться к ней по имени, то может и мое отношение к ней изменится, понимала я. Что однако не отменяло моего решения. Я не могла оставить ее в замке и не могла отправить ее в обитель дочерей Трех Отцов.

Нет, оставить ее без присмотра было бы ошибкой и я не собиралась ее совершить.

Вблизи при ярком свете она оказалась совсем еще девчонкой. В прошлый раз в камере я ее почти не рассмотрела, она ведь плюхнулась тогда на колени, умоляя о пощади. Но вот сейчас у меня была возможность заметить, что несмотря на то, что ей скоро исполнится шестнадцать лет, выглядела она намного моложе. С горечью подумала об Уоррене, он мог выбрать и другую девушку, а не ту, что выглядела как неоперившийся птенец.

Невысокого роста, худая, даже беременность не могла скрыть ее худобу. Русые волосы были собраны в две косы едва ли не до пят. Чистая кожа, довольно правильные черты лица. И только немного крупный нос делал ее симпатичной, а не красавицей.

Она была одета в платье. Оно не скрывало ее большой живот, который она придерживала двумя руками.

Страх, в ее глазах плескался страх и какая-та обреченность, будто я уже вынесла вердикт и приказала приволочь и ее на площадь, дабы совершить казнь.

Глаза у нее были голубые и огромные. Наверное они и привлекли Уоррена. И пусть и отдаленно, но девчонка была похожа на Лауру. Что тоже сыграло подозреваю не последнюю роль в выборе моего брата.

Имя, мне надо было спросить ее имя, но я не стала этого делать. Дорога длинная, еще вспомню.

— Приготовьте вторую карету, — распорядилась я. — Она отправится с нами на север.

Терпеть ее в своей карете я не собиралась. Уж лучше компания Лауры, нежели этой девки, которая изменилась в лице, услышав о том, что ей тоже придется покинуть замок. Она вновь упала на колени, продолжая придерживать живот. Видимо, у нее привычка такая — вдруг что бухаться на колени. Впрочем, я тоже привыкла преклонять колени перед Тремя Отцами. Правда в последнюю неделю я почти забыла и о молитвах.

— Умоляю госпожа, пощадите, если не меня, хотя бы ребенка. Он невинный и не заслуживает смерти.

У нее и голос прорезался. Но вот жалости к ней не было.

— Ведь в нем течет и ваша кровь, госпожа.

— Тебе приготовили теплую одежду, голод тебе не грозит, так что хватит причитать, никто не собирается убивать твоего ублюдка.

Я специально подобрала хлесткие слова, чтобы оборвать ее просьбы. У меня не было ненависти к этому ребенку, но не чувствовала я и привязанности к нему. Он был для меня никем. Просто ребенок, чью жизнь, однако, я бы никогда не отняла.

— Мне не выдержать этой дороги. Умоляю оставьте меня здесь, даже в камере.

Старик смотритель засеменил ко мне, не скрывая как и остальные осуждения в глазах.

— Она права, на таких сроках дорога ей будет в тягость.

— И что?! — с вызовом спросила я. — Оставить ее здесь, чтобы она организовала второй заговор против меня? — жестом я остановила старика. — Вы кажется забываетесь, я хозяйка замка и за то преступление, что она совершила, она должна быть благодарна, что еще дышит, а не болтается на виселице.

— Тогда милосерднее было бы убить, нежели обрекать ее на недели страданий.

— Все в этом мире страдают, — философски заметила я. — Но она может молиться Трем Отцам, если они пожелают, они сохранят ей жизнь.

Я знала что поступаю неправильно, но и ко мне не всегда были справедливы в этой жизни. Не милосердно? Ну, это как посмотреть. Я все же, чтобы ни говорил старик не отняла ее жизнь. А женщины из простых семей рожают и в полях и в дороге. Это леди живут в тепличных условиях. Подует ветер и они гнутся к земле как молодые побеги, а простолюдинки как сорняк. Сколько их не уничтожай, они все равно прорастут заново. Осеклась и покачала головой. Разве это мои мысли?

Когда я стала делать разницу между аристократами и простыми людьми? И эти мысли, почти слово в слово я уже слышала их больше десяти лет назад из уст барона де Крейса.

Попятилась от этой девчонки, что стояла передо мной на коленях. Я могла изменить свое решение, проявить то милосердие что ждали от меня, а не то каким я его представляла. И я уже почти отменила свое решение тащить ее за собой на север, но мой взгляд упал на портрет барона, который висел в холле на самом видном месте.

На нем он был изображен в рыцарском облачении. Среднего роста, хотя когда-то он мне казался великаном. И я смотрела на него снизу вверх. Впрочем, я и не смотрела на него, страшась неосторожным словом, жестом, даже громким дыханием вызвать его недовольство. А сейчас, едва не рассмеялась я, мы с ним скорее всего были бы одного роста. И я смотрела бы прямо ему в глаза. Хотя нет, я вновь обманываю саму себя, я бы не осмелилась поднять на него взгляд.

Барон был горд и заносчив. Хотя в его внешности и не было ничего отталкивающего.

Перевела взгляд на одно из зеркал. Я никогда не думала, что оказывается так легко было превратиться в него.

Злость и гордыня, с этими двумя демонами советовала мне бороться настоятельница, но этих демонов во мне было гораздо больше чем два. И пойти на поводу им, вместо того чтобы бороться с ними, это было так заманчиво.

— Помогите ей подняться. И подготовьте карету, чтобы ей было удобно в дороге.

Большего я сделать для нее не могла, поэтому поспешно вышла во двор.

Первые дни осени, самая суетливая пора для тех кто собирал урожай в полях. Днем еще припекало солнце, а ночи уже становились прохладными. А туда, куда мы отправимся, будет царить уже зима и холод, от мыслей о котором меня уже бросало в дрожь.

— Баронесса!

Отвлеклась от картин многовековых льдов, что нарисовало мое воображение, и посмотрела на брата Эгорна. После казни, которую он не одобрил, он покинул замок. И я наивно полагала, что я его больше не увижу, по крайней мере до нашего отъезда.

— Что, брат, вас привело к нам? — любезно спросила я, надевая маску гостеприимной госпожи, хотя я и не хотела тратить оставшееся время в замке на пустой разговор.

— Я подтвердил в обители в Неймане, что барон силой хотел жениться на вас. А ваш деверь заступился за вас и в честном поединке одержал победу.

Поморщилась на слове деверь. И невольно моя рука метнулась к шее, туда куда он наглым образом лизнул меня. Ну конечно же я не стала никому рассказывать об этом инциденте. Как и о том, что если я позволю, то лишусь чести еще до того, как доеду до будущего супруга.

Краска вновь разлилась на моих щеках.

— Душно сегодня, — невпопад ответила я, не понимая, что со мной происходило в последние дни, а вернее ночи. Я ведь все время ворочалась в постели, хотя раньше, не взирая ни на что, я всегда хорошо спала.

— К дождю, — также рассеянно ответил брат Эгорн. — Но здесь я по-другому поводу. Я испросил разрешения у настоятеля отправиться вместе с вами в дорогу на север, чтобы ознакомить дикарей с нашей верой и учением Трех Отцов.

Нет, я даже покачала головой, не желая поверить в услышанное. Ведь для полного счастья мне только и не хватало соглядатая в лице этого жреца.

А сеять веру... я была наслышана о том как в Енрапе поступили вот с такими жрецами, что посчитали разумным проповедовать о своей вере на рыночных площадях, призывая народ отринуть ненастоящих идолов и уверовать в волю Троих.

Толпа не стала даже привлекать стражу, забив до смерти всех проповедников. После этого верховный алан Енрапа издал приказ по которому жрецы и жрицы не имели права пересекать границу королевства. А призывы сменить религию карались казнью на месте.

Конечно нашлось несколько мучеников, что сменив свои одежды, нарушили приказ. И их в мешках со всеми отрубленными конечностями отправили домой, чтобы их смерти стали уроком другим — не званный гость мертвый гость.

Два северных королевства были закрытой территорией. Туда редко отправлялись странники и еще реже приглашались гости. И большинство, кто пересекал границу льдов, не возвращались домой. Но вот только что они там находили — приют для неспокойных душ или же вечный покой под насыпью земли, припорошенной снегом, никто не знал.

Вера у них, однако, была другая. Ронан упоминал Белого Ворона. Были у них и другие боги, неизвестные нам. И если я не ошибалась, Хелида — владычица темного загробного царства тоже принадлежала к пантеону северных богов.

Но вот как они относились там к проповедникам других религий я не знала и не желала узнать.

— Путь до севера полон сложностей и опасности, — осторожно начала я, подбирая слова чтобы остудить пыл жреца, а не поселить в его сердце неприязнь и ненависть ко мне.

— Я готов к лишениям пути. Более того я принял обет, что не притронусь к мясу в дни странствий, чтобы как душу очистить молитвами, так сердце очистить постом и воздержанием.

— Я не могу взять на себя такую ответственность и разрешить вам отправиться с нами. Я ведь и сама пока не знаю, как встретит меня будущий муж и будет ли он рад гостям.

— Но баронесса, вам предстоит провести брачный обряд с супругом. И не по варварским же обычаям вы выйдите замуж.

И вот как я должна была бороться со своими демонами, если когда я хоть немного их усмиряла происходило нечто такое, что заставляло меня вновь пылать злостью.

Я не думала о брачных обрядах. Но сейчас я бы согласилась и на северного жреца, ведь все мое нутро советовало мне отвязаться от сопровождения в лице брата Эгорна. Он принесет только беды, а если что и посеет, то только вражду и неприязнь, и боюсь не только в свой адрес, но и в мой.

Но вот отказать ему… я тоже не могла. Слишком сильно жрецов уважали в нашем королевстве. А настоятель обители узнав, что я воспротивилась его приказу и его жрецу, мог отыграться на мне и на замке. Слухи было так легко всколыхнуть, как и обвинения в использовании темных заклятий или ведьмовстве. Хотя костры уже давно не пылали ни в нашем, ни в других королевствах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Да и существование магии скорее было легендой, а не реальностью. Хотя, поговаривали, в библиотеках при обителях до сих пор сохранились свитки о том, как некогда проклятые маги вызывали темных демонов из других миров. И эти кровожадные твари уничтожали целые города и поселения.

Но потом маги, если они все же существовали, а не были плодом фантазии тех же жрецов, исчезли. Не сразу, как повествовали те же сказания. Якобы сначала остатки из магов странствовали по миру или же приносили присягу какому-нибудь королю. Но никто из них не мог уже похвастать настоящей силой. Как пели менестрели, они были лишь тенью того величия, коим когда-то обладали.

Я в своей жизни никогда не видела ни одного мага, и особо не верила, что они вообще были реальны. Люди когда-то и стихии наделяли человеческими и божественными чертами.

Да и неважно существовали они когда-то или нет. Как неважен был и шепот слуг, что мою мать, которая уже понесла меня, спас маг, а не лекарь.

Все эти мысли об ушедшей магии, ведьмах и кострах пронеслись в моей голове в одно мгновение, а жрец ждал моего ответа. А вот я медлила, не зная какой еще аргумент привести, чтобы заставить его передумать.

Дорога на север будет долгой, знала я, и мне придется очень постараться, чтобы он сам передумал и сошел с пути до того, как мы доберемся до северных границ.

Посмотрела на жреца. Он стоял в ореоле солнечных лучей, и в моих глазах на мгновение заплясали темные кляксы. Мне даже показалось, что его лицо изменилось на какую-то долю секунды. Отвела взгляд. Все же мне надо нормально высыпаться, пока мне непонятно что не стало мерещиться.

— Хорошо, брат Эгорн, — согласилась я, выдав даже подобие улыбки. — Вы правы, ваше присутствие на севере облегчит мне конечный путь и я буду рада принести клятвы, засвидетельствовав их Трем Отцам. А где ваша лошадь?

— Лошадь?

— Ну, вы ведь не пешим собираетесь путешествовать, — не удержалась я от колкого замечания. И с некой мстительностью, которую надеюсь мне удалось скрыть в голосе и интонациях, я продолжила. — А у нас всего две кареты. В одной разместимся мы с моей свояченицей. А в другой наша арестантка со служанками. И так как ваше нахождение в одной из карет недопустимо, то вам придется ехать верхом... Уверена, Три Отца оценят ваши стремление на себе испытать все тяготы пути, вкупе с постом и молитвой. Я прикажу слуге оседлать для вас самую покладистую лошадь.

— Но я думал… я не очень хорошо держусь в седле и если мне найдется место рядом с куч...

— Наши Отцы призывают нас не только к умеренности в пищи, но и к трудностям, что закаляют нас. И коли вы собрались нести заповеди Отцов этим варварам там, где никогда не тают ледники, а снег лежит на земле круглый год, вы должны не только иметь сильный дух, но и тело закаленное в пути.

Усмехнулась про себя. Я вот прекрасно держалась в седле, но понимала, что долгие переходы вымотали бы и меня. А этот изнеженный жрец вряд ли выдержит скачку, а уж я позабочусь о том, чтобы мы не медлили в пути. От балласта в лице брата Эгорна я избавлюсь до того, как предстану перед богами со своим будущим супругом. А какие боги соединят нас, это не имеет никакого значения.

Подозвала мальчишку, сына одного из конюхов и попросила его подготовить для жреца норовистую лошадь, пусть усмиряет не только свою плоть, но и лошадь.

— Госпожа, так Ветер слишком своенравен. Может и сбросить седока.

— Брат Эгорн лихой наездник, — не моргнув и глазом солгала я, воспользовавшись тем, что жрец решил помолиться в часовне и не слышал моего ответа.

Мальчишка кивнул и побежал выполнять приказание.

А я оставшись одна запрокинула голову, разглядывая замок. Он казался неповоротливым исполином, хранящим память о многих поколениях семьи де Крейс. И однажды, не сомневалась я, он сохранит и память обо мне сначала моим детям, потом внукам, а затем и их детям. И никто из них так и не узнает правды, ведь ее я не шепну даже мужу или сыну. Только в молитвах обращенных к Отцам, я произнесу ее мысленно не доверяя устам или бумаги.

— Зачем вы тащите с собой еще и жреца? — рявкнули рядом со мной. И мне не надо было даже оборачиваться, чтобы узнать голос говорившего.

Пожар полыхнул по щекам, когда я вспомнила как накануне его язык нарушая все существующие нормы морали и правил скользнул по моей шее, слизывая мой аромат, оставляя взамен уже свой запах. Я ведь бросилась накануне в свою комнату, чтобы смочить платок и до красноты оттереть шею от чужого прикосновения. А вместо этого уставилась в зеркало, не веря что на шее не осталось даже следа от его выходки. Хотя мне казалось, он заклеймил меня, оставляя на память свою метку.

И сегодня вместо того чтобы возмутиться его тоном, я остановила взгляд на его губах. И только услышав смешок подняла взгляд, наткнувшись на темно-синие глаза, кажущиеся намного темнее чем всегда.