Барон Семитьер: Мясорубка

Глава 2 Белые начинают и…

"Through the darkness of future past,

the magician longs to see…

One chance out between two worlds,

fire walk with me."

Burzum, "Black Spell of Destruction"

Понедельник, 6 марта, день.

Барон помог девушке подняться в салон ландолета. Пропустил внутрь Романа, после этого сам уселся в кресло:

— Господин Фалюш, у вас дома есть что-то такое, без чего вы не сможете прожить следующую неделю?

Мясник вытаращил на него изрядно покрасневшие от недосыпа и возлияний глаза:

— А что?

— После произошедшего сегодня утром, дома вам лучше не появляться. По крайней мере, до тех пор, пока настоящий убийца не будет публично казнен.

— Да штоб я испугался этих псин? Да я их…

— Само собой. Вы их. Или они вас. Что-то подсказывает мне, лучше не проверять, кто кого и как. Лютен, едем на бульвар Орнано. Уверен, там мы подыщем этому достойному человеку временное место для ночлега.

Дворецкий посмотрел вверх, будто считая в уме, покивал. Открыл небольшую дверцу, расположенную внизу самоходки, сунул туда несколько черных брикетов. Машина пыхнула паром и загудела.

Девушка сидела напротив Барона, зажав руки между колен.

— Простите меня, месье Семитьер… — Роза понурила голову, ее глаза предательски щипали слезы. — Вы столько для нас делаете. И из-за случившегося с папой вам пришлось врать служителю закона…

Аристократ хохотнул:

— За сегодняшний день меня можно было бы упрекнуть в чем угодно, но уж точно не во лжи. И как же эта каша приготовилась в вашей светлой головке?

— Ну, вы же сказали жандармам, что я работаю у вас…

Барон в притворном возмущении замахал руками, будто отгоняя пчелу:

— Это невозможно назвать ложью. Просто такая мысль пришла мне в голову только в участке, и я не успел озвучить ее вам. Я, действительно, нуждаюсь в секретаре. Пьер не отличается слишком большой любовью к общению с людьми, а уделять время каждому клиенту я, к сожалению, не в силах. Судя по вашей грамотной речи, вы окончили среднюю школу?

— Да, месье. Моя мама, светлая ей память, была учительницей в гимназии Пажоля. Читала географию и обществознание. Мне очень повезло, я успела окончить девять классов, пока она не слегла с чахоткой.

— Отлично. В таком случае, я официально предлагаю вам, мадемуазель, работу в моем похоронном бюро. Естественно, с проживанием и полным пансионом — график не нормирован, заказчики могут объявиться даже среди ночи. Для начала положу вам оклад в сотню ливров. Не так чтобы много, но со временем он может быть пересмотрен. Ну как, вы согласны?

Губы Розы задрожали:

— Это очень… щедрое предложение. Но разве я могу бросить своего отца?

До этого момента молчащий Роман погладил грубой, шершавой ладонью ее по голове:

— Ты это… не глупи, птаха. Негоже тебе топтаться в наших трущобах, надо думать о своем гнезде.

Семитьер задумчиво помолчал. Вытащил из практически незаметного ящичка серебристую фляжку, сделал большой глоток. Пристально посмотрел на Фалюша, после чего протянул сосуд ему:

— Верно сказано. Да и никто не запрещает вам регулярно видеться с дочерью.

Роман потянулся к фляге, однако тут же отдернул руку:

— Не. Хватит. Свою бочку я уже выхлестал.

Барон одобрительно хмыкнул. Снова перевел взгляд на замявшуюся и покрасневшую Розу в ожидании ее ответа.

— Конечно, я согласна.

Спустя какое-то время ландолет остановился у аккуратного двухэтажного дома с мансардой, выкрашенного в непривычно светлый, песочный цвет. На вывеске здания красовались загадочные иностранные буквы, больше напоминающие разноцветные картинки. Семитьер сделал своим спутникам знак следовать за ним, после чего вышел наружу. Ему навстречу, из расписанной изразцами двери, во дворик выскочил смешной, длинноносый человечек в бурнусе и обернутой вокруг головы полоске ткани — клефте. Он суетливо, панибратски поприветствовал гостя:

— Б-а-а-а, какие люди! Дружище, надеюсь, сейчас ты приехал ко мне не по делу, а на чашечку кофэ? Учти, заполучив сюда, просто так я тебя не отпущу! Тем более, ты не один.

— Я тоже сердечно рад тебя видеть. Господа, познакомьтесь — мой старинный приятель, по совместительству владелец этих шикарных апартаментов, Ану Безье. Ну а это — Роза и Роман Фалюш.

Пьер, а затем и мясник, чинно пожали не прекращающему суетиться господину руку.

— Ну что ж, Ану, давай, вываливай на нас свое аегиптское гостеприимство. А я за это поведаю тебе весьма любопытную историю.

Подскочив на своих коротких ножках, будто в подошвы его сандалий были вделаны пружины, господин Безье увлек Барона со спутниками за собой в дом. Там, будто по мановению волшебной палочки, на столе появились незнакомые заморские закуски, а также жаровня, наполненная потрескивающим, раскаленным песком и погруженной в него туркой. Гведе подмигнул:

— Во всей Лютеции никто не варит настолько бесподобный кофэ, как Ану. Кстати, настоятельно рекомендую отведать его сырную конафу. Пальчики оближете!

Он указал на аппетитно выглядящее блюдо, будто приготовленное из нитей теста, присыпанное сверху засахаренными орехами. Хозяин разлил по крошечным чашечкам черный, густой, как смоль, напиток, после чего Барон Семитьер приступил к рассказу. Даже настолько трагическая история в его исполнении выглядела довольно комично. Рассказчиком он был великолепным: повествование его буквально изобиловало забавными деталями. Он гримасничал, изображая прелата Бергнара, супил брови, показывая командана Раффлза, а также жестикулировал, подобно паяцу. Безье хохотал взахлеб, утирая выступившие слезы. Да что там, даже Фалюш, явно чувствующий себя немного не в своей тарелке, несколько раз раскатисто расхохотался.

— Собственно, поэтому мы и приехали к тебе. Сколько возьмешь за комнату в своей развалюхе со старого друга?

Ану выпучил и без того пребывающие навыкате глаза, зашевелил губами:

— Так… мансарда на одного, с ванной… стол два раза в день… Семьдесят ливров!

Роман охнул. Барон откинулся на спинку дивана:

— Ты прекращай свои аегиптские штучки. Что, как обычно, делим на три?

Восточный человек звучно хлопнул себя ладонями по пухлым щекам, вновь расхохотался:

— Гведе, да ну! Конечно же, я не возьму с тебя ни экю за постой. Ну а за питание — уволь — десять ливров. Ты меня знаешь, я всю кровь отдам, но овес, сам понимаешь, нынче дорог.

— Держи двадцать. И чтоб без фокусов! — он шутливо погрозил Безье пальцем. Тот всплеснул руками:

— Обижаешь же? Как родного человека приму. Сешат!

В зал вошла безумно красивая, стройная девушка с точеными чертами лица и подведенными черным глазами.

— Сешат, милая, моя, проводи друга нашего Барона в люкс, что в мансарде. На ближайшую неделю господин Фалюш будет нашим гостем.

Дама учтиво поклонилась, после чего взяла своей тонкой ладошкой волосатую лапу Романа и увлекла за собой к лестнице в глубине холла. Внезапно взгляд Безье стал неприятно колючим:

— Барон, друг мой, ты же не собираешься опять ввязаться в какую-нибудь привлекающую к нам внимание аферу? Я просто хочу напомнить тебе, что последняя обернулась для некоторых из нас большими неприятностями. Мадам Каллипиге даже пришлось срочно уезжать на родину.

— Ану, я надеюсь, в этот раз все обойдется без эксцессов. Впрочем, время не ждет. Благодарю за помощь, мон шер. За мной не заржавеет.

В шикарном особняке Семитьера Роза чувствовала себя, будто уличная кошка, которую впервые принесли в тепло. Поручив ее дворецкому, Барон собрал достаточно увесистый саквояж, после чего попрощался и отбыл. Девушка снова присела на краешек дивана в гостиной, сцепив пальцы в замок, и затравленно озиралась вокруг. Переодевшийся в ливрею Лютен неслышно подошел к ней сзади. Положил руку на плечо:

— Позвольте провести для мадемуазель небольшую экскурсию по дому.

— Если можно, зовите меня просто Роза…

Пьер одобрительно хмыкнул. Первым делом он показал девушке ее комнату. Для привыкшей с детства к скромной квартирке на рю Белло, она выглядела царскими хоромами. Широкая кровать с балдахином, гардероб, письменный стол и два кожаных кресла соседствовали с изготовленными из красного дерева, громоздкими книжными шкафами. Их полки были плотно уставлены фолиантами с разноцветными корешками. На полу лежал ковер, изображающий пышногрудую африканку, несущую на голове протекающий кувшин.

— Эту комнату, — в голосе Лютена сквозила неприкрытая гордость, — я меблировал по пожеланиям мадам Лаво, владелицы манора. Впрочем, ей настолько пришлись по душе Объединенные Колумбовы штаты, что она поселилась там навсегда. Уверен, она будет очень рада, когда узнает, что ее заняла протеже мастера Семитьера. Кстати, после того, как я покажу вам дом, Барон поручил мне съездить на вашу старую квартиру. Помочь вам перевезти необходимые вещи.

Дом действительно потрясал. Высокие потолки, украшенные лепниной, картины во всех комнатах и даже на кухне. Стекло и изысканный хрусталь в многочисленных сервантах. Наконец, спустившись по скрипящей под ногами лестнице и пройдя по короткому подвальному коридору, дворецкий провел Розу к мощной черной двери.

— Это — святая святых мастера, покойницкая.

Он распахнул дверь и пригласил девушку следовать за ним. Ее глазам открылся мрачный зал с драпированными черной тканью стенами и крошечными окошками сверху. Холод, царящий внутри, пробирал до костей. Под сводчатым потолком мертвенно-голубым, призрачным светом засияла огромная люстра.

Сейчас Роза смогла рассмотреть, что стены покойницкой украшены пугающими мистическими символами — скелетами, черепами и различными частями человеческих тел. К стенам прижимались стеллажи и шкафы с какими-то склянками и коробками. Посреди зала, на столе белого мрамора, лежал мужчина в дорогом сюртуке. В призрачном свете ламп он выглядел крепко спящим. Девушка вздрогнула — на мгновение ей показалось, что труп шевельнулся.

Лютен успокаивающе сжал ее ладонь:

— Привыкайте, Роза. Тут иногда мерещиться всякая чертовщина. А бывать здесь вам придется частенько. По рабочим вопросам, разумеется. Ну что ж, теперь мы можем смело отправляться за вашими пожитками.

Из ремиза в глубине сада, построенного практически на территории кладбища, Пьер вывел двух вороных, коней. Они раздували ноздри, выдыхая облачка пара. Следом за ними показался черный фаэтон с широким подиумом сзади. Дворецкий развел руками:

— Простите, Роза, на ландолете уехал мастер Семитьер, а потому нам придется довольствоваться катафалком. Впрочем, возможно, так даже лучше. Произведем больше впечатления на ваших соседей, — он подмигнул своей спутнице.

Рю Белло встретила экипаж весьма настороженно. Слишком уж изысканно смотрелся он в окружении грязных улочек, покрытых мусором. Грозным лошадям, прядущим ушами и сердито фыркающим на зазевавшихся пешеходов, опасливо уступали дорогу. Однако, стоило Розе покинуть катафалк, как настороженность сменилась неприязнью и злобой. Девушка вжала голову в плечи, будто желая уменьшиться в размере. Грязные старухи шипели ей в спину проклятия, а мужики, насупив косматые брови, сжимали кулаки.

Кто первый швырнул в нее камень, Роза не заметила. Она увидела только руку Пьера, ловко перехватывающего летящий булыжник практически у самого ее лица. В следующее мгновение коротышка, словно молния, метнулся в сторону столпившихся жителей дна Лютеции, а в его левой руке сверкнули развернувшись веером метательные ножи. Один из них он плотно прижимал острием к горлу месье Фуве:

— Еще одна подобная выходка, ты, отродье портовой шлюхи, и назад наша гробовозка не поедет порожняком. И, поверьте, места там хватит на всех, — прошипел Лютен.

Жан Фуве икнул. По его давно не видевшей воды шее стекла тонкая, алая струйка. Дворецкий окинул исподлобья внезапно притихшую толпу, после чего повернулся к Розе и произнес уже совершенно спокойным голосом:

— Мадемуазель Фалюш, не торопитесь. Соберите все, что вам необходимо. Возвращаться в эту дыру повторно я не планирую.

Роза вздохнула и посмотрела на хибару, которая двадцать лет была ее жильем. Дом стоял, прижавшись плечом к таким же кривобоким соседям, напоминая пьяниц, поддерживающих друг дружку на выходе из кабака. Два этажа, но высотой чуть больше, чем в полтора: второй ярус вжался в крышу, словно стыдясь своего существования. Штукатурка, когда-то белая, сейчас больше напоминала кожу прокаженного — желтые подтеки ржавчины сочились из железных скоб, стягивающих трещины. Окна одной из квартир на первом этаже были забиты досками; в одном зияла дыра, закрытая мешковиной.

Крыша, покрытая черепицей, наполовину съеденной временем, напоминала стариковскую челюсть. Из трубы валил сизый, вонючий дым — не от камина, а от жаровни, в которой жгли мусор. Запах стоял терпкий, как уксус, смешанный с прогорклым салом.

Парадная дверь, а точнее, то что от нее осталось, висела на одной петле. Еще вчера она была вполне нормальной. Вероятнее всего, ее сорвали сегодня утром.

Девушка вошла внутрь. Сквозь щели виднелись провалы в ступенях, ведущих наверх. На перилах, покрытых липкой пленкой жира и пыли, кто-то вырезал ножом: “Жан-Клод умер от крыс”. Надпись эта появилась еще до рождения Розы, а потому печальную историю неизвестного мужчины давно все забыли.

Внутри пахло мышами и сыростью тюремной камеры. Стены, оклеенные старыми газетами десятилетней давности, пузырились от плесени. На втором этаже, кроме Фалюшей, ютились еще две семьи. За одной дверью, затянутой для большего сохранения тепла грязной простыней, слышался плач младенца. Малыш Николай. Наверное, голоден, а мать работе. Воровато озираясь, она просунула в дверную щель пятиливровую купюру. Елена придет домой, найдет деньги и купит еды.

Роза наскоро собрала свои немногочисленные вещи — несколько сарафанов, пару кофт, теплые чулки, толстенький блокнот в сафьяновом переплете, пару мелких сокровищ, оставшихся на память от покойницы-мамы. Связав пожитки в простыню, девушка мысленно попрощалась со своим домом.

“Чего бы это не стоило, мы сюда больше никогда не вернемся. Прости, мамуля!”, - подумала девушка, спускаясь вниз.

Прежде чем влезть в катафалк, она еще раз окинула взглядом дворик, в котором играла в детстве. Сейчас он, заваленный обломками кирпичей и бутылками с зеленым осадком. Тут же росла единственная старушка-яблоня. Раньше играть в ее тени было очень весело. А сейчас все напоминало о том, что даже время на задворках Ла Шапель движется иначе — медленно, тяжко, как телега с покойником по мостовой, усыпанной костями селедок.

На сей раз задержек в холле Управления общественной безопасности никто чинить не собирался. Скорее всего, о визите Барона командан предупредил заранее. Он же встретил Семитьера на пороге своего кабинета и не преминул возможности выговорить ему:

— Однако, вы не торопились. Понимаете же, что это дело государственной важности?

Барон переложил саквояж из правой руки в левую, протянул ладонь для приветствия, которую Раффлз, нехотя, пожал:

— Знаете, что обычно говорит Смерть, приходя на вечеринку? “Не переживайте, я не опоздала. Просто пришла в последний момент”. Хотя эта шутка не очень хороша. Ведь, у старушки нет чувства времени. Есть только чувство окончания. Впрочем, действительно, не будем заставлять усопшую ждать. Тем более, со своей главной гостьей на балу жизни она уже встретилась.

Спустившись в подвал по уже знакомой винтовой лестнице, Барон довольно расправил плечи. Ощущалось, что в этом месте, напоенном смертью и человеческими трагедиями, он чувствует себя как дома. Повинуясь его приказу, ассистенты извлекли труп мадам Новакович из холодильника и перенесли на свободный секционный стол. Критически осмотрев предложенные ему инструменты, Семитьер решительно сгреб их в сторону, после чего вытащил из своего чемодана кожаный несессер, который разложил перед собой. Внутри мертвенным блеском сверкнули хромированные рукояти разнокалиберных ножей, пинцетов и пилочек. Аккуратно сняв цилиндр, Гведе передал его Раффлзу, после чего нацепил на голову странную конструкцию, состоящую из ремешков, медных креплений и дымчатых стекол.

— Окулус мортис, — пояснил он заинтересованному медэксперту, — мое личное изобретение. Позволяет рассмотреть даже то, что Смерть хотела бы стыдливо скрыть от нашего взора. А это…

Рядом с персональным набором инструментов появился пузатый механизм с системой трубок, проводов и банок.

— А это — анализатор виталис. Существенно экономит время тем, кому совершенно недосуг постоянно обращаться к лаборантам. Тем более, если к ним особого доверия и нет.

Один из санитаров протянул Барону прорезиненный фартук, который могильщик с благодарностью нацепил поверх фрака. На руках его вновь появились перчатки. Из внутреннего кармана он вытащил сигару, которую тут же ловко разжег.

— Но здесь курить… — в присутствии этого самоуверенного аристократа Марсель чувствовал себя весьма неуютно.

— Мне — можно.

Ловко орудуя какими-то крючками и зазубренными лопатками, Семитьер откинул в стороны кожу и мягкие ткани жертвы убийства. Надвинув на правый глаз одну из линз, он чуть ли не с головой погрузился во внутренности покойницы. Не выдержавший затянувшейся паузы, Франсуа Раффлз спросил:

— Ну что скажете?

Барон недовольно посмотрел на жандарма:

— Она однозначно мертва. Пока скажу только это. А там — вскрытие покажет.

При помощи блестящего шпателя он разворошил ком фарша внутри полости тела, вытащил из несессера огромный шприц и, воткнув его в то, что когда-то было органами, попытался набрать жидкость. Шприц едва наполнился на несколько делений. Из углубления в своем диковинном анализаторе Барон вынул стекло, на которое выдавил некоторое количество капель полученного секрета. Накрыл его другим таким же стеклом, после чего вернул на место. Прибор зашипел, выпустив струйку розового дыма.

— Кровяных телец практически нет, — пробормотал Гведе, внимательно прильнув к окуляру в верхней части прибора. — Мне становится все интереснее и интереснее.

С помощью остро отточенного ланцета, мастер сделал аккуратный разрез руки Новакович с внутренней стороны. Развел лоскуты кожи и, указал на слипшиеся трубочки сосудов:

— Помимо всего прочего наш убийца — большой аккуратист. Прежде чем закончить со своей жертвой, он выкачал всю кровь из ее организма. Вопрос — зачем…

С полным отсутствием уважения к “внутреннему миру” погибшей, Барон вытащил из ее брюшной полости мясной ком, после чего швырнул на услужливо подставленный ассистентом хромированный поднос. Тем же шпателем порылся внутри, внимательно посмотрел на фарш через линзу. Взял в руку пинцет и с его помощью вытащил на свет какой-то синий ошметок, за которым тянулся отрезок нити искусственного происхождения:

— Запомните, господа, как бы хорошо не сохранилась жертва самого плохого дня в своей жизни, унести с собой на тот свет секреты ей не удастся. Обратите внимание, перед вами — лигатура. Нить, которой во время полостных вмешательств хирурги перевязывают сосуды, дабы жертва не истекла кровью.

Осторожно положив нитку на стол, он, невольно или с умыслом, отряхнул руки так, что некоторая часть выделений попала на лицо инженер-сыщика:

— Подытожим, господа. Наш убийца — отличный анатом. Вероятнее всего, доктор медицины. Прежде чем отправить достойную мадам Новакович на суд Всевышнего, он умело провел тщательно спланированную и подготовленную операцию. Именно это он по собственной глупости попытался скрыть, превратив ее внутренности в однородную смесь. Предвосхищая ваш вопрос: нет, это не студиозус, который анатомировал тело ради его изучения. Слишком хорошие инструменты. У школяров такие не водятся. Дорогое удовольствие. Тем не менее вопрос остается открытым: для чего ему был необходим живой организм, который он, впоследствии, все равно изуродовал, превратив внутренности в кашу? Как только мы получим ответ на этот вопрос, сможем максимально приблизиться к разгадке. Раффлз, мне нужно ознакомиться с записями, касающимися предыдущих жертв нашего врача-убийцы. Марсель, можете зашивать тело. Ничего более интересного внутри него мы уже не найдем.

В кабинете Барон по-хозяйски уселся за стол Раффлза, смахнув в сторону документы.

— Глубокоуважаемый командан, не соблаговолите ли вы показать мне дела жертв этого самого Мясорубки? Исходя из той кропотливой работы, которую проделывает преступник, у меня создается впечатление, что мы имеем дело не с обычным, жаждущим крови убийцей.

— Точнее?

— Я говорю о том, мы пытаемся поймать маньяка. Этим термином психиатры в Колумбовых штатах называют одержимого некой идеей, толкающей его на определенные действия. Правда, вот странно, почему-то никогда эти идеи не призывают его ехать на черный континент и рыть там колодцы. Все больше они настаивают на каком-нибудь примитивном убийстве.

Инженер-сыщик нахмурился:

— Вы сделали такие выводы из того, что увидели в мертвецкой?

— Именно. Популярные мотивы, как убийство из мести или из жажды наживы мы сразу отбрасываем. Чересчур много усилий для такого примитива. Мы имеем дело с кропотливым педантом, а не просто с импульсивным психопатом.

Раффлз мысленно махнул рукой на режим тайны. Покопался в секретере и грохнул на запыленную поверхность стола кипу канцелярских папок. Барон хмыкнул и углубился в чтение. Раффлз тихо вышел из кабинета. Когда он вернулся, принеся себе и гостю чай, то увидел, что часть документов из переданных валяется на полу, а пять папок разложены перед Семитьером в некоем подобии пасьянса. Аристократ сдержанно поблагодарил хозяина за угощение, отхлебнул половину, после чего щедрой рукой долил в чашку из своей фляжки.

— Гаитянский ром. Один из лучших в мире, — пояснил он и с места в карьер перешел к делу:

— Рукам Мясорубки принадлежат только эти пять трупов. Из восьми дел. Одно — имитация. При чем, бездарная. Остальные вообще не имеют отношения к нему. Грубо сработано. Обычные вспоротые животы. Пока займемся тем, что у нас есть в наличии. Даница Новакович, сербка. Марко Пелори, уроженец Авзонии. Восточные люди Фарида и Марш аль-Зухри. Ада Бат-Шева, хананеянка. Что объединяет их всех?

— Все они жили в районе Каналь де Сен-Дени.

— В разных общинах. Но да. То, что маньяк выбирает своих жертв именно в трущобах уже может о многом говорить. Вопрос — почему они? Мы упускаем еще некую связующую их всех нить…

Инженер-сыщик наклонился над раскрытыми папками. Произвел в уме какие-то вычисления:

— Все они иностранцы. Каждый из них не так давно прибыл в Лютецию. Семейство аль-Зухри беженцы из Аравии. Покинули родину из-за войны с хананеями. Как ни забавно, приплыли в Европейскую Конкордию на одном корабле с Бат-Шевой, сбежавшей из своей страны по той же причине.

— Падающие на голову баллоны с ипритом и адские машины, начиненные фосфором никому не нравятся.

— Неделей ранее них по железной дороге в Галлию прибыл Пелори со своим… что?

Барон ехидно хохотнул:

— Сожителем, мон шер. Что, шестеренки в вашем мозгу всегда заклинивает, когда вы сталкиваетесь с упоминанием содомитов? Поверьте, это не самое страшное, что может быть в мире.

Раффлз зло скрежетнул зубами, но проглотил язвительное замечание:

— Тем не менее, из этой логики совершенно выпадает Новакович. Она живет в Лютеции уже пять лет.

Семитьер поднял палец вверх:

— Отнюдь, дорогой друг. Не выпадает, а дает нам прямую подсказку. Что необходимо каждому мигранту, попавшему на родину символа бюрократии — Триумфальной арки?

— Право на жительство.

— Документ очень важный, но живущие в трущобах практически не имеют шансов на его получение. В отличие от разрешения на работу. Без него вас даже убирать трупы травленых собак не допустят.

— И обновлять его нужно раз в пять лет. Получается, убийца — чиновник из Департамента???

— Скорее, он имеет доступ к реестрам этой богопротивной организации. Когда у нас был обнаружен первый труп?

— Сейчас скажу точно, — Раффлз сверился со своими записями. — В октябре прошлого года.

— Угу. Авзонец прибыл в Республику в сентябре, а уже в октябре был убит. Следующей оказалась хананеянка. В декабре. Практически два месяца паузы. Конец января — оба члена семьи аль-Зухри. Их Мясорубке хватило чуть более, чем на тридцать дней. Дальше пришло время сербки.

— Но мигрантов прибывает в страну намного больше. Чем руководствуется этот психопат?

— Это я и пытаюсь понять. Впрочем, одна мысль есть. Я слышал, у фликов вашего уровня имеется информация обо всех организациях в столице?

Раффлз криво ухмыльнулся. В его взгляде читалась гордость за свою службу:

— Как говорится, “нет человека — нет досье”. Мы, действительно, знаем обо всем.

— Да-да. Наслышан. Как и о том, что к каждому досье есть пометка “Склонен к дыханию и сердцебиению”. Вы, наверное, жалеете, что не успеваете убирать ее из документов усопших? Впрочем, это неважно. Меня интересуют все политические и подпольные группы галльских националистов. Возможно нам повезет и наш маньяк окажется намного проще, чем следовало бы ожидать. Ну а сейчас, позвольте откланяться. Меня еще ждут дела. Как только у вас на руках будет то, что меня интересует, телефонируйте. Мой адрес на визитной карточке.

Когда Гведе Семитьер вернулся на проспект Гамбета, Роза уже успела разложить свои нехитрые пожитки и вовсю помогала Лютену с готовкой. Первым на появление своего нанимателя среагировала девушка. Отбросив со лба приклеившийся из-за жарко растопленной печи локон, она скромно потупилась в пол, вытянув руки по швам. Будто только что они с дворецким не хохотали над какой-то задорной шуткой.

— Мастер Семитьер, обед будет готов через полчаса. Простите, мы были уверены, что вы приедете немного позже…

Барон отмахнулся:

— Роза, прекратите это низкопоклонство. Дома вы можете называть меня просто по имени. Не учитесь у этого старого убийцы дурному чинопочитанию. И запомните: в моем доме действуют только два незыблемых правила, за нарушение которых я попросту выброшу вас прочь. Законы эти очень простые: не трогать мои инструменты и не умирать до получения заработной платы. Все понятно? Ну и отлично. К слову, обедать вам придется без меня. Я уезжаю в клуб. Лютен, дружище, приведи мой выходной набор инструментов в порядок. Как тебе доподлинно известно, мертвецы — те еще грязнули.

Гведе указал глазами на саквояж, после чего удалился в свой кабинет. Роза посмотрела на дворецкого:

— Наверное, вы очень уважаете мастера… Гведе. Он, конечно, говорил мне, что вас связывают дружеские отношения. И все равно, мне кажется, его иногда заносит до оскорблений.

Лютен усмехнулся:

— Голубушка, а в чем оскорбление? До того как я поступил на службу к госпоже Лаво, я действительно состоял в банде. Вы слышали о Нэн Руж? Нас еще называли “дьяволами из Детройта”. Или вы считаете, искусством ножевого боя я овладел в свободное от уборки время? Так что, да. Я действительно бывший преступник.

— Но вы одумались и бросили преступный мир?

— Почти. Однажды мы получили наводку на один фешенебельный особняк в Новом Орлеане. Его владелицей оказалась Мари Лаво. Королева Вуду. Близкая подруга ужасного Барона. В отличие от других “дьяволов” мне несказанно повезло — когда на наши головы свалились все возможные проклятия, я успел сложить два и два, после чего прибежал к госпоже Лаво с покаянием. Большого сердца женщина…

— О Легба! Ну конечно. А я, как всегда в этой истории, воплощение зла и мрака! — в гостиную вышел Барон, в честь выхода в свет нарядившись в бордового цвета фрак и черные брюки, заправленные в высокие сапоги для верховой езды. — Роза, не верьте этому пройдохе. Если бы не ваш покорный слуга, кормил бы он червей. Мария никого еще просто так не прощала. Но любовь, как известно, затмевает собой даже самые темные уголки души объекта чувств. Лютен, я буду в “Картье” на бульваре Распай. Сегодня там собирается презанятная компания для карточной игры. После обеда введи мадемуазель в курс ее обязанностей секретаря. Желаю приятного аппетита.

В бывшем центре искусств “Картье” было шумно. Разорившееся заведение предприимчивые дельцы довольно быстро превратили в казино для преуспевающих буржуа. Несмотря на то, что аристократия предпочитала более респектабельные места, нужды в состоятельных посетителях клуб не испытывал. Не в последнюю очередь — благодаря введению в обиход такого термина, как “спортивные карточные игры”.

Пройдя в дальний зал, раскрывающий свои двери только перед членами клуба, Барон тут же попал в водоворот горячей дискуссии. Зачинщиком ее, судя по всему, являлся некий корпулентный господин, известный обществу, как месье Жан Мантень. Мелкий чиновник почтовой службы, знаменитый своей тягой прослыть всезнайкой, страдал от игровой зависимости и слыл отчаянным спорщиком. И, конечно же, темой дня были кровавые убийства.

— Представьте себе, милостивые дамы и господа, этот нелюдь не просто убивает своих жертв. Он буквально перемалывает их внутренности в фарш, после чего начиняет им тело убитого, как хананеянка щуку, и выбрасывает его в людном месте! Да-с. Их уже находили даже на Сен Доминик и возле Университе! А наши жандармы, как обычно, сами роют себе могилу. Ставлю триста ливров, что они очередной раз сядут в лужу, заявляя, будто поймают маньяка еще до конца месяца. Да-с. Шутка ли, уже пять человек превратились в рыбу-фиш, а они все надувают щеки, трубя о собственной компетентности.

Как и всегда, когда разговор заходил о росте преступности, тему подхватила безымянная дама с веером в руках:

— Вот действительно! Куда смотрит жандармерия? Представьте, в прошлом году у меня из рук вырвали зонтик! И где? В самом центре столицы, на площади Звезды. И что вы думаете, мне сказал патрульный? Он заявил, мол, это хулиганская выходка, не более. И заниматься розыском какой-то ерунды они не намерены! Вы можете поверить в такое безобразие?

Посетители салона тут же единодушно поддержали пострадавшую от капель дождя мадам, вспоминая и наперебой рассказывая об аналогичных случаях “преступного и халатного бездействия жандармов”. Барон приложился к своей фляжке и заинтересованно подошел ближе к болтунам. Воодушевленный поддержкой, Мантень продолжил спич:

— Да-с! Точно вам говорю, жандармы сядут в лужу. Тем более, что за это дело уже взялись истинные слуги Всевышнего — Святейшая Инквизиция. Сир Ги Бергнар сможет изловить убийц гораздо быстрее. Вы не ослышались кровожад действует не в одиночку! Вы слышали последнее заявление прелата?

Публика вопросительно молчала, а чиновник, насладившись выдержанной театральной паузой, чуть ли не выкрикнул:

— Все эти трупы — результат ритуального убийства. Всем же известно, что именно таким промышляют франкмасоны! Во время своих богопротивных хананейских празднищ они приносят Сатане кровавые жертвы. Закалывают похищенных христиан остро отточенными отвертками и сосут их кровь!

Присутствующие в салоне дамы закатили глаза, а дама с украденным зонтиком даже выронила веер. Впрочем, так как никто из буржуа не кинулся его поднимать, она решила привлечь к своей персоне чуть больше внимания:

— Ах-ах! — закудахтала она. — Месье, неужели наши жандармы не в силах решить эту проблему? Ведь, даже я знаю, как можно это сделать. И очень даже легко!

— Как интересно… — протянул Барон. — Мне кажется, вы непременно должны поделиться своим способом с благородным сообществом.

На него удивленно воззрились десятки глаз, а он продолжил:

— Вдруг среди нас есть особы, приближенные к министру, курирующему этих бездельников-жандармов? И эти люди смогут донести до него ваши соображения. Представляете, вам даже могут вручить медаль!

В толпе кто-то громко хрюкнул, но основная масса совершенно никак не отреагировала на ядовитый сарказм в голосе Гведе. Дама же подняла на него глаза:

— Да что тут думать-то? Достаточно просто арестовать всех людей, которые ходят по Лютеции с отвертками. И дело в шляпе!

Барон покивал головой:

— Я так и думал. Действительно, очень простой способ. Главное, потом не забыть всех их сбросить с цеппелина на скалы Лазурного побережья. По два раза каждого. Чтоб неповадно было.

Дама сконфузилась.

— Ну зачем же… Можно просто сдать их в бюро Инквизиции. А там… Зарезать!

Кажется, идиотизм ситуации начал доходить до присутствующих. То тут, то там раздались смешки. Семитьер вытащил из дорожного хьюмидора сигару и закурил, выпустив густой клуб дыма:

— А зарезать, непременно, его же отверткой? Сударыня, вы глупы, как старуха на рынке Нового Орлеана. Однако, идея, предложенная месье Мантенем мне нравится. Я принимаю его пари и ставку в триста ливров. В свою очередь, предлагаю немного усложнить условия. Если в течение недели жандармерия арестует виновного и докажет, что преступления совершил именно он, вы отдаете мне деньги и публично признаете себя тупицей, пробежав в неглиже от Терне до Триумфальной арки. Пойдет?

Почтарь недовольно оглядел Барона:

— А вы что, изволите сомневаться в возможностях сира-инквизитора? Попахивает богохульством!

— Что вы, что вы! Какое богохульство? Впрочем, если вы боитесь…

Чиновник подбоченился:

— Я? Боюсь? Да вы знаете, кто друг сестры моего крестного? Сам консилер-секретарь кардинала де Монморанси! Мне ли не знать, на что способны псы Господа нашего? Спорим, раньше, чем ваши хваленые жандармы почешутся, убийцы уже будут каяться и исповедоваться в "Красном доме"!

Красным домом почтительно называли резиденцию Инквизиции, расположенную на бульваре Пале у стен печально известной тюрьмы Консьержери. Здание, которое предпочитали обходить стороной даже самые добродетельные христиане. Барон вытащил из кармашка жилета хронометр, посмотрел на циферблат:

— Уже шесть. Отлично, я даже дам вам фору. Пари предлагаю считать начинающимся завтра, с восьми утра. Если до следующего вторника Управление общественной безопасности не арестует преступника, я буду считать себя проигравшим. Кто выступит нашим арбитром?

Сквозь любопытных протолкался невысокий, пухлый месье во фрачном жилете поверх белоснежной рубашки:

— Приветствую, господа. Добрый вечер, Барон. Окажете мне честь стать вашим гарантом?

— Мое почтение, месье Пети. Я не вижу никаких препятствий для этого.

— В таком случае, я свидетельствую действительность спора и кредитоспособность сторон. В свою очередь, ставлю еще сотню ливров на месье Гведе Семитьера.

Началось традиционное для столичных салонов развлечение — принятие ставок. Барон откровенно зевал от скуки. Наконец, из толпы вынырнул тот самый толстячок.

— Барон, рад видеть. Вы были так уверены в себе, что я не смог удержаться и не поставить на вашу победу. Надеюсь, вы крепко стоите в своей позиции? Может, у вас есть какая-то информация, недоступная широким кругам?

Семитьер пожал его руку:

— Кто знает, Эжен, кто знает? Информация может возникнуть из ниоткуда. Вон, завтра доминиканцы начнут хватать каждого, кто покажется похожим на хананействующего франкмасона и все. Кто-нибудь сознается, и плакали ваши денежки. Да и вообще, разговоры о ритуальных убийствах, могут привести к знатной охоте на ведьм. Я уже молчу про слесарей и ремонтников, у которых отверток в поясном чехле не одна и даже не две.

— Так-то оно так. Да только всех подряд хватать — хваталки устанут. Впрочем, на месте жандармерии, я серьезно бы задумался о ритуальной подоплеке этих убийств.

— Поделитесь своими мыслями?

— Я, конечно, не служитель закона, но если вдуматься: зачем преступник оставляет тела жертв с раскинутыми руками? Вдруг он видит в них каких-то высших существ, проводников воли Всевышнего? Да и мало ли, может патрульные не обратили внимание, а рядом с трупами есть какие-нибудь сакральные знаки? А сколько у нас сектантов-алхимиков? Я, например, слышал о том, что чиносские даосы свои “небесные пилюли” изготавливают из человеческих сердец!

— Вскрытие покажет, Эжен.

— А вы все со своими мрачными шуточками! Нет, положительно, вам нужно научиться смотреть на мир сняв темные очки. Кстати, Барон, вы не надумали покупать собаку? У меня как раз подрос помет отличных, чистокровных доберман-пинчеров.

— Легбины врата! Они же жрут, как крокодилы в Миссисипи!

— Разве это проблема? Я заказываю на консервном заводе перемолотые потроха, смешиваю их с кашей, тем и кормлю. Выходит не так и дорого.

Барон заинтересованно посмотрел на Пети:

— Что, зарплаты протезиста не хватает на нормальное мясо? Даже с прибавкой в виде “левых” справок о состоянии здоровья? Если и так, на заводе же, пожалуй, дерут втридорога за штучный заказ?

— Увольте, какой там штучный! Им же все равно что мельчить — рыбьи кости, мясо или потроха. Пять ливров в карман дежурному ремонтнику, и дело в шляпе. Да и что вы придираетесь к этим справкам? Неужели вы не понимаете, что я делаю это не ради заработка — откуда деньги у простолюдинов? — а из гуманизма. Вы видели этих несчастных, которые готовы ради пары экю разгружать составы, не обращая внимания на гангрену?

— Хорошо-хорошо. Вы величайший гуманист и Дидро страдает, потеряв свой титул. И все же, это ж где у нас такие расценки?

— Да в “Кошкином доме” ж. Тем более их владелец легко закрывает глаза на такие халтуры своих сотрудников.

— Что ж. Убедили. На днях загляну полюбопытствовать вашим выводком. Кстати, я тут недавно общался с одним фликом и мы немного подискутировали на тему того, как проще всего получить право на трудоустройство. Не просветите меня?

— Там все очень просто. Приходишь с пакетом документов в Департамент трудоустройства, стоишь в очереди таких же бедолаг. Получаешь отказ в половине случаев. Через неделю снова собираешь документы и повторяешь процедуру. И так до тех пор, пока служащий не поставит тебе нужную печать в бланк.

— А что входит в этот пакет?

— Справка о состоянии здоровья, выписка из личного дела в жандармерии. Само собой документ с таможни. Справку, сами понимаете, получить сложнее всего. На всю Лютецию есть всего три больницы, где ее выдают.

— Если не считать мошенников, вроде вас? — Барон ехидно подмигнул. — Курочка по зернышку клюет, за малую мзду можно же купить?

— Почему вы постоянно пытаетесь меня оскорбить, Гведе? Да, конечно, я тоже получаю от выдачи липовых справок выгоду. В работе протезиста никак не обойтись без консервированной крови и плазмы. Здоровые доноры сдают ее прямо у нас в клинике, взамен получают нужную справку. А если вы сможете, наконец, продраться через тернии сарказма, то поймете, что бумаги, которые выдаю мигрантам я — не фальшивые. И чахоточный больной при всем желании не сможет их получить. Я честно обследую моих пациентов!

— В Лютеции же куча центров забора донорской крови. На кой вам такие сложности? За отсутствие сертификатов не прижучат?

Пети махнул рукой:

— Моим клиентам абсолютно все равно, кто пожертвовал своим эликсиром жизни. Для них важен только факт успешно проведенной операции и работающего протеза. Тем более, что и им это выгодно — меньше ждать, пока привезут нужную кровь, да и стоимость снижается.

— Одним словом, нам срочно нужно связаться с кардиналом и возвести вас в ранг святых, Эжен. Тем не менее, благодарю вас. Вы развеяли у меня некоторый туман непонимания. Теперь я знаю, чего стоит устроиться на мое кладбище простому уборщику.

В салон вошел распорядитель, который и прервал всеобщий гомон объявлением о том, что участники турнира по покеру приглашаются в игровой зал.

В карты Барону везло. Горка фишек на зеленом сукне перед ним неуклонно росла, а число оппонентов уменьшалось. Впрочем, вскоре молитвы проигрывающих богам азарта были услышаны. К таблю, за которым сидел Семитьер, подошла официантка и, склонившись к его уху, что-то прошептала. Озабоченно извинившись, он вышел из-за ломберного стола и проследовал за девушкой. Настроение игроков внезапно улучшилось.

Дежурный указал на снятую с рычагов трубку с модным широким раструбом микрофона. Из нее послышался голос Лютена:

— Барон, телефонировал господин командан. Сообщил, что все, о чем вы просили готово. Обещал быть через час. За вами подъехать?

— Не стоит. Я найму экипаж.

Понедельник, 6 марта, вечер.

К дому Гведе Семитьер прибыл практически одновременно с инженер-сыщиком. Последний, по-видимому, решил совершить вечерний моцион, а потому пришел пешком. Расставшись со служебным кителем, он был простецки одет в обычное пальто без знаков отличия и модные в начавшемся весеннем сезоне брюки из парусины.

— Я так понимаю, избавиться от пристального внимания фликов мне теперь долго не удастся. Про приватность можно забыть? — Барон пожал руку гостю, провожая к входу в манор.

Раффлз пребывал в приподнятом настроении, потому ответил в тон:

— Приватность, господин Семитьер, это когда в вашем досье отсутствует запись: “предпочитает закрывать дверь в уборную”. К тому же, я сумел выбить для вас материальное вознаграждение за помощь следствию и официальный статус.

Стол в гостиной был сервирован простыми закусками, а также — несколькими бутылками. Лютен помог хозяину и его гостю раздеться, после чего направился на кухню. Откуда-то сверху были слышны редкие удары по клавишам пишущей машинки — вероятнее всего, Роза упражнялась печатать. Прежде чем усесться в кресло, Франсуа Раффлз вытащил из кармана короткого пиджака бархатную коробочку, из которой извлек значок в виде звезды, образованной пятью каплями:

— Как вы вполне справедливо заметили, в Управлении царит суровая бюрократия. И единственная возможность легализовать ваше положение — сделать вас нашим временным сотрудником.

Он аккуратно прикрепил знак на лацкан фрака Барона, чуть выше гильдейского символа.

— Поздравляю вас с получением звания гражданина-делегата общественной безопасности. Теперь вы вполне официально можете принимать посильное участие в расследовании.

Семитьер хохотнул:

— Ну что… Коллега, тогда нам необходимо срочно выпить. Ром? Коньяк?

Когда стаканы опустели, а куриным шашлычкам и жареным креветкам воздалось по заслугам, Барон нетерпеливо постучал пальцами по подлокотнику:

— И чем же вы меня порадуете, Раффлз? Не стесняйтесь. Извлекайте из своих закромов несметные сокровища капитана Флика!

Порывшись в портфеле, инженер-сыщик вытащил на свет толстенькую папку:

— Здесь все, что касается националистических организаций и кружков правого толка на территории Лютеции. Впрочем, я уже провел некие изыскания и готов поделиться с вами своими соображениями, чтобы сэкономить время.

— С удовольствием выслушаю ваши мысли, господин командан наисекретнейшей службы.

— Барон, хоть сейчас давайте обойдемся без издевок и пафоса. В конце концов, мы не на службе.

— Окей, Франсуа. Погнали. Излагайте.

Раффлз раскрыл папку:

— На сегодняшний день в столице действует минимум восемь групп, сплотивших вокруг себя идейных наци. Три из них мы отбросим сразу — это наш проект и люди там проверенные. Контролируем популяцию идиотов, которых в среде националистов разве что не разводят. Лично контролировал создание и внедрение туда шпиков. Две официальные, признанные Парламентом партийные организации. Созданы для того, чтобы показывать всему миру нашу демократичность и приверженность общечеловеческим ценностям. Ни рыба ни мясо. Пустышки со стоящими во главе такими же безвольными лидерами, способными только сотрясать воздух громкими и глупыми заявлениями. Еще одна — молодежное крыло ультраправой группировки по образу и подобию социалистической партии Тевтонии. Агрессивны, несдержанны. Периодически проводят так называемые “акции устрашения”. Децентрализованы. По сути — озлобленные подростки с рабочих окраин, в чьи тупые головы вбили идеи того, что мигранты отбирают у них возможность трудоустройства. Дальше простых избиений толпой одиночки заходят редко, хотя случаются и убийства. Они могут быть весьма интересны.

Барон отмахнулся:

— Тоже не то. Вряд ли в их арсенале есть что-то, острее финского ножа. Мы же ищем человека не с кулаками, а с мозгом.

— Согласен. Хотя, патрульным из жандармерии и стоит пристальнее следить за ними. Остаются две организации, которые могут считаться достаточно влиятельными и опасными. Первая — “Истинные хозяева Галлии”. Во главе находится некий “Арлекин”, чьего лица никто из рядовых членов никогда не видел. Несмотря на громкие заявления о том, что в Республике должны жить исключительно обладатели чистой крови, особой агрессии не проявляют. Однако, согласно донесениям, периодически обсуждают создание концентрационных лагерей по примеру аквилонских во времена усмирения непокорных буров. Стоит отметить, что среди лидеров “хозяев” есть очень влиятельные люди, имеющие вес в Парламенте.

— Допустим.

— Кроме этого, среди высокопоставленных членов организации числится некий Франко Деваль. Успешный хирург, несостоявшийся политический деятель. Несколько раз ему предъявляли обвинение в непредумышленном убийстве пациентов. Некоторые злые языки утверждают, что он проводит на больных незаконные опыты.

— Это не тот, которому на родине чудесного рома местные жители, в благодарность, желали повесить на шею согревающее ожерелье?

— Вы знакомы?

— О, нет. Я покинул Гаити задолго до того, как этот недоросль мечтал воцариться на острове, чем довел целую страну до бунта. Но персонаж весьма интересный и психопатии у него занятные. Он, знаете ли, решил назвать себя ставленником темных богов. Создал тайную полицию для поисков врагов острова. К слову, ребята вовсе не мелочились — резню устроили такую, что сам Легба замотался, распахивая ворота для душ. Местному населению это надоело, и они решили казнить этого добряка. Надеть ему на шею пропитанное нефтью колесо и поджечь. Да что вы морщитесь? Дикие нравы, дикие развлечения! Но, как показало вскрытие — угроза такой расправы оказалась очень эффективной. Деваль свернул свою деятельность и первым же кораблем сбежал в штаты. А оттуда — в Галлию. Однако, это не касается дела. Что насчет организации, оставленной вами на закуску?

— Ассоциация свихнувшихся на почве бессмертия медиков. Себя зовут “Ангелы Еноха”. Казалось бы, какое отношение они имеют к националистам? А вот, самое прямое. Они отстаивают необходимость проведения своих экспериментов исключительно на представителях другой расы. Мол, чистокровные галлийцы должны получить уже готовый продукт их деятельности. И не спрашивайте какой — по моему, они и сами этого не знают. Но в уставе их общества отмечено, что главной целью своей деятельности они считают создание эликсира омоложения. Ассоциация небольшая, но состоит, как вы понимаете, из тех, кто потенциально может оказаться Мясорубкой. А операции проводит для исследования некоего мифического препарата на людях.

Барон предложил Раффлзу сигару, задумчиво закурил.

— Действительно интересно. Тем не менее я считаю, что начать стоит с мэтра Деваля. Этим “енохианцам”, мне кажется, больше пристало пичкать своих жертв какими-нибудь даосскими ртутными пилюлями, нежели весьма грамотно кромсать тела. Вы когда-то слышали о таком направлении в криминалистике, как психологический портрет?

Инженер-сыщик устало потер виски, плеснул себе еще рому:

— Да, наслышан. Кажется, ее основатель, авзонец, Цисаре Ломброзо так и не смог доказать состоятельность этого метода на практике.

— Доказать не смог. И к делу эту методику вы подшить не сможете. Но это еще не значит, что она на сто процентов бесполезна. Вывод: почему бы не попробовать составить приблизительное описание маньяка, руководствуясь наработками иностранного криминалиста?

— Согласен.

— Итак, что мы имеем? Убийца однозначно мужчина средних лет. Я, ведь, верно запомнил, что свидетель показал, будто тело мадам Новакович нес именно мужчина? И по его же словам, этот подозрительный тип очень быстро скрылся в переулках?

— Все правильно.

— Вывод — убийца не стар, силен, хорошо знает район. Далее. Могу поставить сотню ливров против десяти экю, вы забыли сообщить мне, что труп был завернут в нечто, вроде плотной ткани. Это так?

— Практически. В брезент. Как вы догадались?

— Учитывая то, что маньяк большой аккуратист и уж точно не постоянный обитатель трущоб, он явно не хотел запятнать свою одежду. На соседа, забрызганного кровью, мало кто обратил бы внимание. А вот на респектабельно одетого буржуа — однозначно. Снять на бегу мясницкий фартук, оставшись в привычном одеянии несложно. Скорее всего, этот господин хорошо известен жителям Каналь де Сен-Дени. И скорее всего, обладает отменной репутацией. Например, той, которой пользуются доктора. Что еще раз подтверждает мою гипотезу о том, что убийца — доктор медицины, которому принято доверять. Даже встретившись с ним на темной рю Белло темной ночью или ранним утром, никто не удивится. Болезнь не спрашивает, который нынче час. Кстати, этот же факт дает возможность находиться в бедном районе абсолютно без страха. Любой апаш знает, что попробуй он ограбить или убить лекаря, его свои же разорвут на куски. Запишем в черты характера самоуверенность. Но вернемся немного назад. Для чего он вообще оставляет тела убиенных им людей напоказ? Здесь мы подходим к самому интересному. Он гордится тем, что делает. Не просто наслаждается процессом, но желает показать всему миру свою работу. Вы можете припомнить, как выглядели те трупы, что были обнаружены ранее?

— Конечно. — Раффлз поморщился. — Возможно, вы правы. До последнего раза, он старался разложить труп на видном месте, максимально напоказ. То есть, подразумеваем комплекс Нарцисса. Не исключаю также гипертрофированное чувство правоты. Согласитесь, так действовать может только тот, кто абсолютно уверен в том, что имеет полное право распоряжаться чужими жизнями.

— Верно, коллега. К тому же он ярко выраженный психопат с атрофированным чувством эмпатии. Ему плевать на жертву, важно лишь то, что в своих больных мыслях он — герой. И хочет точно так же выглядеть в глазах прочих.

— Ловкий манипулятор? Почему-то я подозреваю, что жертв к себе в пыточную он заманивал искусно сфабрикованной ложью. Марсель, обследуя предыдущие трупы, не обнаружил в них явных признаков сопротивления или схватки с убийцей.

— Браво, Франсуа. Исходя из этих, пусть даже косвенных, умозаключений, рискну предположить, что обозначенный вами, как подозреваемый “Док” Деваль очень четко подходит под это описание. Тем более, у него, как у вынужденного беженца, есть мотивы ненавидеть иностранцев, перенося на них ненависть к собственному народу. Где, говорите, он работает?

Инженер-сыщик сверился с записями:

— В госпитале фаундации Ротшильда. Известное своими благотворительными программами заведение.

— Далеко от района Каналь?

— Не очень. Девятнадцатый округ, чуть в сторону от бульвара Вилет. Предлагаю отправиться в гости к Девалю прямо с утра.

За это и выпили.

— Барон, если не секрет, а что вас-то, образованного и состоятельного человека, понесло в Галлию? Почему не остались в Колумбовых штатах?

В глазах Семитьера заплясали черти:

— Что, Раффлз, тоже не любите приезжих? Я с первой встречи заподозрил в вас националиста. А если серьезно, то причин была масса. И главная из них — кардинал Сантана, восемь лет назад назначенный престолом в Луизиану для борьбы с ересью Вуду. Видите ли, население нашего штата едва ли не полностью состоит из бывших рабов, трудившихся на тростниковых плантациях Гаити и Кубы. После того как галльские господа сбежали во время революции Лувертюра, многие из нас перебрались в Объединенные штаты. Вместе с ними приехало и их вероисповедание, считающееся в определенных кругах крайне противоречащим единобожию. Новый кардинал подошел к вопросу настолько рьяно, что многим из тех, на ком держалось Вуду, пришлось бежать. В частности, всем моим близким. И если моя сестра, Айда вместе с мужем выбрали родной черный континент, то остальных разбросало по всему свету. Рада Огун отправился в северные земли Красной империи, метресс Эрзулия — в теплую Андалусию. Ну а мне, по большой дружбе с королевой Вуду, достался этот особняк в Лютеции. Хотя, даже несмотря на то, что в Новом Орлеане я был не последним человеком, я доволен своим выбором. Иногда хочется простого, покоя и тишины. Так что, как только угли под моим задом стали греть чересчур сильно, я на перекладных добрался до Атланты, купил место на пассажирском цеппелине и отправился в Европейскую Конкордию. Сперва в Лондиниум, а спустя некоторое время — сюда.

— А что же эта ваша королева не приехала с вами? Неужели она не опасается за свою жизнь?

— Помилуйте. Кто же дерзнет тронуть саму Мари Лаво? Будь этот человек даже апостолом Павлом, его тут же изрубят на куски грязными мачете!

Не оборачиваясь, Барон помахал рукой в воздухе:

— Роза, что же вы прячетесь? Присоединяйтесь к нам.

Покрасневшая от неловкости Роза Фалюш мышкой выскользнула из-за портьеры, отделяющей лестницу от гостиной. Почти шепотом она поприветствовала Франсуа Раффлза и сжалась в комок на краю дивана. Гведе нахмурился:

— Мадемуазель, вы расстраиваете меня. Зачем подслушивать то, что вполне предназначено для ушей моего консьержа? Тем более, уверен, вы голодны, а Пьер наготовил закусок на целый полк. Кстати, хотел поинтересоваться, как вам первый рабочий день? Понемногу осваиваетесь?

— Месье Лютен рассказал мне обо всех обязанностях, показал ваши книги для записей. Потом принес пишущую машинку и велел учиться работать на ней.

— Отлично. Навыки печати на “ремингтоне” вам очень пригодятся, когда будете готовить документы для родственников моих постояльцев.

— А еще я познакомилась с месье Ригором!

Инженер-сыщик удивленно посмотрел на Гведе:

— Вы, вроде говорили, что живете один. Еще слуга?

Барон кивнул Розе:

— Мон шер, познакомьте господина Раффлза с Ригором.

Девушка вскочила с дивана и, пересекши комнату, сбросила со стоящей в углу массивной клетки бархатное покрывало. Открыла дверцу. Спустя мгновение оттуда выпорхнула черная птица. Сделав круг по гостиной, ворон уселся на левое плечо Барона и недовольно каркнул.

— Мой питомец, Ригор Мортис. К слову, его имя переводится на галльский как ”трупное окоченение”. Вообще, я хотел завести себе аллигатора, но боюсь, соседи бы не оценили моих ностальгических порывов.

Посмеявшись, Раффлз взглянул на часы и засобирался.

— Барон, я сегодня же телефонирую в Управление, прикажу на завтра собрать небольшой отряд жандармов. Не уверен в том, что если Деваль окажет нам сопротивление, мы сможем справиться с психопатом. Доброй ночи, мадемуазель Фалюш. Барон, до завтра. Я заеду за вами в девять.