Бармалей и Снегурочка

Глава 10. План такой – нам с тобой

Бармалей поедал пироги со страстью неистовой, уминал их, метал, как не в себя.

Будто не была перед тем повержена и опустошена миска вареников! Будто не ночь распростерлась над Русколанским лесом ватным стеганым одеялом, а белый день настал и звал к свершениям, перед которыми следовало хорошенько подкрепиться.

«Тайга на километры, – тем временем в фоновом режиме докладывал общую обстановку и оценивал положение его, как нерадостное, хор. – Звезда еле светит. Сибирь! Кто ответит тебе, коли крикнешь?»

Хозяйка, подперев щеку белой рученькой, с умилением следила за Борисовой застольной молодецкой удалью. Глаза ее янтарные наливались лампадным маслом и вспыхивали всякий раз, когда гость выхватывал с блюда очередной кус пирога. И оно понятно. Ведь кто в застолье силен, тот и в других трудах устали не знает! А хозяйке – приятно.

– Вкуснотища! – сподобился, наконец, похвалить угощение Бармалей. Он как раз закончил рассказывать Ягодинке Ниевне, а заодно и коту с лешим, известную ему часть истории Марфутки-Снегурочки, так что появилась возможность полностью переключиться на насущное. И он воздал угощению должное. – С чем кулебяка?

– Так, с чем... – поспешила прокомментировать угощение, покуда оно естественным образом не исчезло со стола, хозяюшка. – Известно, с чем. С котятами!

Бармалей поперхнулся.

– То-то я смотрю... – сказал он, возвращая недоеденный кусок на блюдо. – Жирновато как по мне... Хрену к пирогам вашим не помешало бы.

– Ишь, ты, хрену ему подавай! – удивилась мамаша Фи. – Размечтался! Откуда же тебе зимой хрену взять? А и летом его наши лешие да кикиморки в первую голову съедают. Вырастать не успевает!

– Ну, не знаю! – стоял на своем Бармалей. – Котят без хрена есть нельзя. И, мотая головой, он отодвинул от себя объедки пирога.

– Так ты наелся, что ли? – поинтересовалась мамаша. – Что ж, налетай, ребята! Теперь весь праздник ваш!

Баюн с лешим с готовностью и с такой жадностью расхватали остатки угощения, будто сами перед тем не съели столько же.

– А ты, я смотрю, брезгливый, – сказала Ягодинка Ниевна с насмешливой укоризной. – Фи! И губки поджала, и головой покачала. – Вот, учись, как следует впрок наедаться.

– Вы меня разгадали, бабуся, – подхватил ее тон Борис. – Я действительно, абы что не ем. А если еще впрок вот так постараться, так я потом с места не сдвинусь.

– Фи! Ежели ты такой переборчивый в еде, как же ты свою Марфутку любить будешь? В смысле, мало ли чего она на стол подаст? Всяко ведь в жизни бывает.

– Ну, до этого еще далеко. До любить, и все такое. Хотя, признаюсь, пироги ее я пробовал. Отличные у нее пироги получаются. Мне просто котят жалко. Откуда тут у вас, кстати, котята взялись?

– Как откуда? Есть кот, будут и котята. Ха-ха. Или, ты думаешь, Баюн у нас только по сказкам мастер? Нет, он и по котятам дока. Хэ-х. Но это все шутки. Басни да побасенки. На самом деле, нам нормальный фарш из деревни Митькино доставляют. Так что, напрасно ты...

– Это как же доставляют, из Митькино-то? Я что-то не понимаю. Разве туда из волшебного леса дорога имеется?

– А вот, как... Вот так. Тайными тропами. Да это и не сложно, дороги запутывать да распутывать. С нашими-то умениями.

– Угу. Это конечно. Тогда расскажите еще, что это вы в своем котле варите? Вроде, давно кипит уже, а никто варево даже не пробует, только помешивает.

– Ты, смотрю, глазастый, все подмечаешь.

– Ну, есть немного. Пришел с вопросами, теперь ищу на них ответы.

– Тогда должен был заметить, что народ в корчме грустный сидит. Брагу пьют, а грустные. Заметил?

– Ну, заметил. И что?

– А тогда и вопрос должен был себе задать: отчего?

– Ну, задал. Отчего?

– Так вот, оттого. Оттого, что праздник у жителей волшебного Русколанского леса отобрали.

– Да кто же это решился на эдакое супостатство? Что, кстати, за праздник? Я не ведаю.

– Хрустальный бал, – вставил леший, и так грустно вздохнул, будто собственноручно драгоценную стеклянную вазу разбил. Прямо этот хрустальный звон в воздухе послышался.

– Ты видишь? Видишь? – показала на лешего рукой хозяйка. – Хозяин леса едва не плачет!

– Вижу, бабуся, вижу, – согласился Бармалей. – Лешачина наш совсем понурился. Однако что это за Хрустальный бал такой? Я о таком и не слыхивал.

– Ясное дело, не слыхивал! И не должен был! Потому как никому потустороннему про него знать не следует, – Ягодинка Ниевна сверкнула глазами. – Но, раз уж без тебя, молодца, нам все равно не обойтись, то тебе расскажем. Так вот, Хрустальный наш бал – волшебный.

– Волшебному лесу – волшебный бал! – вновь вставил слово леший.

– Волшебному народцу в волшебном лесу волшебный бал, – дополнил его определение Кот Лютик.

– Именно, – приняла поправки мамаша Фи. – Каждую зиму в новогоднюю ночь Дед наш Мороз Иванович объявляет Хрустальный бал, который он правит вместе со Снегурочкой, своей верной помощницей. Бал не простой, как уже было сказано, а волшебный, потому на нем присутствуют в равном праве все жители лесные.

– И не только лесные, но и всякие-разные, и полевые, и водяные, и сельские, и городские.

– Все, которые волшебные...

– Чистые и местами нечистые, без разницы.

– Да, только на этом балу Хрустальном могут повстречаться и протанцевать друг с другом до самого утра, например, хозяин леса и какая-нибудь царевна.

– Несмеяна...

– Или кикимора болотная и домовой.

– Чистые и нечистые вместе? – удивился Бармалей. – Нешто такое возможно?

– А что ты удивляешься? – отвечала Ягодина Ниевна. – Без нечистых нет чистых. Потому что, как иначе определить, кто есть кто? Сравнить-то не с чем. Мы с ними как две стороны одной оловянной тарелки, что с одного боку выпуклое, то с другого...

– Впуклое!

– Вот-вот. Выглядит по-разному, а, по сути, одно и то же. Так вот, Дед Мороз объявляет бал. Ровно в полночь в новогоднюю ночь он останавливает часы, и веселье начинается. На балу, за праздничным столом, рядом с Дедушкой Морозом присутствуют одновременно Старый и Новый год. А как же, все чин чинарем! Новый год на бал Снегурка приглашает и приводит, это ее святая обязанность. То есть, без нее бал тоже не состоится, кроме нее обязательного гостя привести некому. Уж за одну эту ее обязанность, никто в Русколанском лесу Снегурки не обидит. Поскольку время остановлено, бал может продолжаться бесконечно. Но на самом деле он заканчивается тогда, когда упадет без сил последний пляшущий. Лишь тогда Старый и Новый год пожмут друг другу руки и разойдутся в разные стороны, а часы возобновят свой ход. Считается, что чем дольше продлится Хрустальный бал, тем удачней будет год для всех. Вообще для всех. Вот именно для того, чтобы танцы продолжались как можно дольше, чтобы у танцоров не кончались силы, мы и варим – специально для этого случая – варим свой особый сбитень.

– Ага, так у вас тут сбитень варится! То-то я смотрю! И вдыхаю! От одного запаха голову сносит!

– Старинный русский напиток! – гордо сказал леший.

– Сваренный из меда, специальных пряностей и тайных трав! – подхватил Баюн.

– А еще мы в него добавляем брагу, примерно половину. Но это уже в самом конце.

– Наш особый Русколанский сбитень – это что-то особенного!

– И сладкий, и хмельной!

– Волшебный!

– А теперь, получается, все насмарку!

– Без праздника и сбитень впрок не пойдет.

– Так что же тут у вас произошло? – постарался вернуть разговор от эмоций к фактам Бармалей.

– Дык, что... Заявляется тут надысь Дед Мороз, собственной персоной, и объявляет, что Хрустального бала не будет. Отменяется, мол, бал до следующего объявления.

– Вот те на! А чем объяснил?

– Да ничем! Отменяется, и все. Мол, хозяин барин, я так решил, и не обсуждается.

– Барский произвол.

– Именно!

– Таааак...

Наевшись и отогревшись, Бармалей благодушествовал. В меру, конечно, насколько обстановка позволяла. Сказка, в которой он очутился, помалу начинала ему нравиться. По крайней мере, обстановка перестала его смущать. Он даже поверил, что все, происходящее с ним, правда. Еще бы чашечку кофе, мечтал он, но это в корчме вряд ли. А к сбитню, например, он не знал, как относиться. К тому же никто его ему не предлагал, даже на пробу. Вообще, дело, в которое он ввязался, быть может, несколько опрометчиво, теперь казалось ему вполне разрешимым. Он совсем забыл, что значит, столкнуться с живым Злозвоном нос к носу, да еще получить от него палкой по лбу.

«А вокруг голубая, голубая тайга!..» – надрывно и проникновенно о своем, о лешачьем, тянул хор леших.

– Погоди, погоди! – вдруг забеспокоился добрый молодец. – Как же так? Как же это мог самолично Дед Мороз быть? Ведь его Злозвон, Карачун, то есть, того, устранил?

– Вот и я теперь думаю, что не мог. Не мог Дед наш Мороз такого сказать! – сверкнув глазами, согласилась с Бармалеем Ягодинка Ниевна. – Теперь-то я вижу, что то Карачун был, и не кто иной, а в тот раз он нас тут всех провел. – Леший с Баюном в знак согласия активно кивали и мотали головами. – Ему и надо-то всего было, шубу Дедову надеть да шапку, – продолжала мамаша Фи. – Да бороду расчесать. Они ведь братья родные, похожи, как два яйца. Только один добрый, а другой Карачун. Я еще засомневалась тогда! Подумала: что не так с дедушкой нашим? Почему он босой ходит? Решила, может со Снегуркой что стряслось, вот и не в духе он? Ее, кстати, с тех пор никто в лесу не встречал, не видел.

– Я вот думаю, – поразмыслив, осторожно высказался Бармалей. – Если Злозвон, то бишь, Карачун думает, что всех обманул, тем более, Снегурочка вернулась к нему, у нас есть неплохой шанс переиграть его.

– Каким таким образом? – полюбопытствовала мамаша Фи. Она порывисто придвинулась к молодцу, накрыла его руку своей и, заглядывая в глаза, спросила проникновенно: – Ты что-то придумал? Говори, не таись!

– Пока придумал лишь то, что нам нужно что-то придумать, – сказал Борис. И, понизив голос, спросил доверительно: – Я так понимаю, что мы тут все заодно?

– В каком смысле? – вдруг неожиданно обозначила дистанцию Ягодина Ниевна. – Ты давай выкладывай, касатик, свои соображения, а мы уж тогда посмотрим, что нам подходит, а что нет. В чем мы заодно, а в чем и не очень.

– Соображения? Ну, ладно, вот вам соображения. У вас тут печаль, у вас бал отменили, вам нужно праздник вернуть. Так? Так. Мне же надо помочь Снегурочке от пошлого преследования Злозвона освободиться, да чтобы при этом Новый год наступил. Я для этого сюда, в волшебный лес заявился. Если спокойно разобраться, да свести все к одному знаменателю, получится, что нам всем мешает Карачун. Это он разрушил привычный ход событий. Поэтому, чтобы все наладилось, чтобы стало, как было, Дедушку Мороза следует вернуть, а Карачуна изъять. Правильно?

– Ну!

– Антилопа гну! Действовать надо! И действовать как?

– Быстро!

– Смело!

– Умно!

– И тихо! Чтобы раньше времени никто ничего не узнал. А то у нас тут, в лесу нашем волшебном, слухи быстрей ветра расползаются. Не успеешь о чем подумать, как, глядь, уже все про то судачат.

– Значит, нам нужен план! – подвел промежуточный итог внезапного мозгового штурма Бармалей. – Но тут, как говорится, вам, друзья, и карты в руки. Вы местные, знаете ситуацию изнутри. Я же могу только предположить, что нельзя просто так к Карачуну заявиться и потребовать у него вернуть то, что он забрал неправедно. Он, похоже, не из пугливых, не поддастся, если даже толпой на него навалиться. К тому же, он и так уже однажды меня палкой своей огрел... Больше, честно говоря, не хочется.

– В этом ты, молодец, прав, – согласилась с доводами гостя хозяйка «Корчмыы». – В прямую, одной только силой, Карачуна ни в жизнь не одолеть. Он ведь даром что босой, он ногами по Нави ступает! Тем более он, судя по всему, еще и волшебным посохом Деда Мороза завладел.

– Так у него и свой хорош, – почесав затылок и поскребшись за шиворотом, сообщил леший. – Он им так елки-сосенки морозит, что они на куски ледяные рассыпаются. Сам видел! Не говоря про зайцев разных и оленей. Лютый, лютый! Уф!

– Я Лютик, а он – лютый, – подчеркнул разницу Баюн.

– Я к тому, лешик, что раньше с ним Мороз Иванович мог справиться, и справлялся, а теперь ему противостоять больше некому. Вся сила холода в одних руках собралась. Это очень опасно. Очень. И если можно в таких условиях как-то Карачуна переиграть, так только хитростью.

– Я и говорю: план нужен!

– Сама я по известным причинам принять участие в деле не могу...

– Вот, всегда так! – высказал разочарование Бармалей. – Кто бы сомневался!

– Да, я все-таки женщина, у меня хозяйство, и вообще, не мое это дело – ратный подвиг. Такое дело молодцу, как ты, пристало. Но я научу тебя хитрости, расскажу, что нужно делать и чего делать не след, – сказала мамаша Фи. – Ты можешь считать это планом.

– План такой, нам с тобой! Давайте, говорите! Добрый совет никому не помешает!

– Вот и хорошо, тады слушайте! – Ягодинка Ниевна вдруг потянулась куда-то, и в ее руке оказалась курительная трубка с длинным мундштуком и совсем маленькой чашей для табака. И сделалась хозяйка Корчмыы похожей на тот картинный образ, что промелькнул в памяти Бармалея, едва он впервые ее увидел. Трубку она держала всей ладонью, снизу, и поза ее была чрезвычайно элегантна, можно сказать – избыточно, тем более для такого кондового заведения, как «Корчмаа». Вытягивая губы, мамаша затянулась и выпустила перед собой облако подозрительно сладкого дыма. Баюн закашлялся и, прикрывая лапой нос, сполз с лавки под стол.

Наша бабушка курит трубку, подметил Бармалей. А табачок-то у нее забористый, вон, даже кот не выдержал. Надо же, какой славный косячок забила, кхе, кхе!

– Хорошо, – с чувством сказала мамаша Фи, курнув, и все поняли, что хозяйка имеет в виду. А она тем временем продолжила: – В рассказе Снегурочки, который ты, молодец, нам передал, упоминался анчутка. Если это так, если ни ты, ни она ничего не напутали, мне кажется, я знаю, кто за всем случившимся безобразием стоит. Она выдержала паузу, обвела всех по очереди взглядом, и лишь убедившись, что никто не прозрел истину наравне с ней, выложила: – Гредень!

– Ах, ты ж пеньки мои горелые! – вскричал леший. – А ведь верно! С анчуткой в лесу только Гредень таси-васи водит. Как я сразу об этом не подумал!

Кот Баюн выбрался из-под стола и снова забрался на лавку.

– Гредень! – прорычал он. – Мррррэу!

Оскалившись, он выпустил когти и впился ими в столешницу. По виду, он был страшно, невероятно зол.

– Гредень, Гредень! – бормотал леший и усиленно чесал копну спутанных веточек, росших на его голове вместо волос. Вдруг, повинуясь неистовому и резкому воздействию, оттуда вылетел довольно большой жук и тяжело шмякнулся на стол. Жук упал на спину и, отчаянно дрыгая лапками, будто это не струганное дерево, а раскаленная сковородка, стал пытаться перевернуться. Это ему не удалось, попросту не судилось. Баюн вдруг приподнял очки и стрельнул в жука взглядом. Сверкнула молния, жук вспыхнул и в мгновение ока испарился, только небольшое облачко белого дыма поднялось вверх, где смешалось с дымом из мамашиной трубки.

– Ну, Гредень, теперь держись! – прошипел Баюн мечтательно, с угрозой. – Голову, мряу, отгрррызу!

– А вот это что-то личное, – предположил Борис. – Я прав? Только жук тут при чем? Почто жука испепелил, душегубец?

– Никто никому ничего отгрызать не станет, ясно? – продиктовала линию поведения мамаша Фи. – По крайней мере – пока. И вообще, ты сам-то понимаешь, что говоришь? Гредень не тот товарищ, которому запросто можно голову отгрызть. Даже если ты Кот Баюн. Тут думать надо! Подход искать...

– Кто-нибудь расскажет мне, кто такой этот Гредень? – спросил Бармалей. Он по-прежнему знал меньше других, отчего испытывал неудобство.

События, к его удивлению, неслись с ошеломляющей, с ужасающей скоростью. Еще совсем недавно, каких-то несколько часов назад, он стоял посреди большого города и, закрыв глаза, вслушивался в бой курантов. И вот уже на правах гостя сидит в курной избе посреди леса, в окружении странных, фантастических существ, и строит планы, похоже, как наиболее красиво покончить жизнь самоубийством. В эти последние часы события, исполненные неизбежности, увлекали его за собой, а у него не было возможности отстраниться от них, отойти в сторону и хоть минутку спокойно подумать.

Что вы! Честно говоря, у него и в мыслях не было – уклониться. Быстрый ток времени кружил ему голову, опьянял почище сбитня. Он был счастлив поучаствовать в таком приключении, про которое потом никому нельзя будет рассказать, не опасаясь прослыть сумасшедшим фантазером. Плевать! К тому же, Снегурочка! Ему все больше, все неистовей хотелось растопить ее сердце. Для чего? Да чтобы спасти свое! Хотя, это не к спеху, заботиться о своем – потом, может быть... И он даже не думал о том, что сгинуть в волшебном лесу, – это просто идеальное исчезновение. Кто станет его тут искать? Кто сможет сюда пробраться?

– Да, расскажут мне, наконец, кто такой этот Гредень? Или нет? – потеряв терпение, повысил голос Бармалей. Он даже для вескости тяжелым кулаком по столу хватил.

– Расскажут, касатик, расскажут, – немедленно и с готовностью откликнулась мамаша Фи. – Гредень, это наш русколанский житель. Не простой житель...

– Ну, как, житель... – леший, задрав бороденку, почесал под ней. – Хотя, уф, житель, конечно. Но он еще и берендей.

– Ну, берендей, и что? У нас, в Берендейске, почитай, все берендеи.

– Это не то! Что ты, касатик! Гредень берендей в старинном, в изначальном понимании. То есть...

– Кудесник он! Колдун и мррразззь!

– Лютик, ты все-таки, держи себя в лапах! Хорошо? Мы еще толком ничего не знаем!

– Так узнаем!

– Это конечно! Узнать, у нас в плане под первым пунктом стоит.

– Так, а анчутка тут при чем? – вновь попытался направить разговор Бармалей. – Объясните кто-нибудь.

– О, анчутка! – откликнулась Ягодинка Ниевна. – Во-первых, знаешь ли ты, молодец, кто такой этот анчутка есть? Не знаешь, вот видишь. Теперь о них мало кто слышал, а в прежние времена анчутки по всей земле русской жили. И много. Беды от них случалось в избытке, поскольку главной забавой этих злобных духов всегда было вредить людям. А то и вовсе их жизни лишать. Они не только людям, но и нам всячески вредили, такие подлые. Вот их всех, в конце концов, да и повывели. За их подлость и дурной нрав. Чтоб добрым людям и всем остальным не гадили.

– Их самих со свету сжили. Между прочим, мряу, это кошачья заслуга. Без котов с ними никто никогда не справился бы. Анчутка только кота рядом учует, так бегом без оглядки, как черт от ладана.

– Но в нашем волшебном лесу, уф, несколько еще осталось! И один у Гредня как раз в услужении был.

– Беспяточный. Сказывают, будто ему волк пятки откусил. Как увидишь в лесу следы без пяток, можешь не сомневаться – анчутка проходил.

– Про это все в лесу знают, уф... А ведь анчутка этот может, кем угодно представиться, любым человеком или зверем.

– Да уж, зверрем. Только следы у него все равно без пяток будут.

– А он в валенках по зиме ходит, не очень-то и отличишь. Зато он тени не отбрасывает, вот. Так это мы все тут такие, уф.

– Но больше всего он любит вихрем представляться. Как увидишь, где по поверхности вихрь несется, можешь не сомневаться – он. Анчутка.

– Хорошо, а как они с Греднем сошлись? Гредень что, тоже злой дух?

– Да нет, нормальный он мужик.

– Фи! Что в нем нормального? Ни манер, ни обхождения с дамами. Хам!

– Мраззззь!

– Нормальный, нормальный, – стоял на своем леший. – По крайней мере, он зла попусту не творит. И еще он, между прочим, кукол-берендеек делать мастак. О, в этом он мастер, уф...

– А анчутка?

– Анчутка у него в услужении. По-научному это называется – дух-фамильяр.

– Откуда, мрр, знаешь?

– Да от тебя и услышал! Ты же у нас – кот ученый!

– Это веррно, я. Поэтому я знаю, что получить анчутку можно из снесенного петухом яйца. Только так. Колдуну это, в общем, не сложно.

– Ну, конечно! А где петуха такого взять, чтобы яйца нес? Уф! Вообще-то, петух, который яйца несет, это уже курица.

– Ты, леший, ничего не понима-аешь...

– За что же, за какие посулы анчутка этот Гредню служить стал? Ведь не обязан. Не иначе что-то тот ему пообещал?

– Известно, что! Пятки он ему пообещал обрратно к ногам приделать, чтобы не нужно было их в валенки прятать.

– Тень тоже пообещал его научить отбрасывать. Чтобы, уф, и вовсе неотличимый стал от нас, нормальных.

– Доррого! Ничего! За все ответит, за все! Мерррзавец!

– С анчуткой водиться – вот уж точно фи! Я вам говорю!

– Я так понимаю, следует наведаться к этому Гредню и спросить у него прямо. Пусть ответ держит! И если виновен – пусть исправляет!

– Ну-да, ну-да. Надо, кто же против, – мамаша Фи выколотила трубку в пустое блюдо и, снова потянувшись рукой, сунула ее, Бармалей так и не заметил, куда. – Спросить надо, только не так все просто.

– Да у вас, я посмотрю, везде какие-то трудности!

– Это точно, – мамаша Фи вздохнула. – Везде трудности, а с Греднем особенные. Он ведь, чуть что, сразу медведем оборачивается. А с медведем кто же сладит? Какой вообще с медведем разговор!

– Вот черт! Нет, медведь нам не нужен!

– Я вам, уф, больше скажу! Нонеча, то есть прямо сейчас, Гредень, оборотившись медведем, спит себе спокойно в берлоге, что рядом с избой своей сам же и устроил. А сон его великан Волат охраняет. Этот не спит, потому что никогда не спит, а все ходит дозором вокруг той берлоги. Я про то, уф, достоверно знаю, потому, как и сам должность имею дозорную, во исполнение которой повсюду в лесу бываю. Я, уф, все вижу и все замечаю. Вот так вот!

– Погодите! Это что же получается? – всполошился Борис. – Вы хотите сказать, что нам придется в берлогу к медведю лезть? Чтобы разбудить его? Медведя?! И что, мне тоже придется?! – Он заметно побледнел, потом судорожно сглотнул и отрезал: – Как хотите, но я на такое не подписывался.

– Испугался, что ли? Фи! – мамаша наморщила нос.

– Я, вообще-то, на охоте ни разу не был. Тем более, на медвежьей. Не охотник я. Скрывать не буду, стремно! Даже больше, ссыкотно!

– Гредня по любому будить придется, потому, как без него ситуацию никак нам не развернуть. Не разрулить. Он ее создал, вот пусть сам завалы и разгребает. Только все одно тебе, касатик, придется с ним договариваться. Без тебя некому.

Борис сорвал шапку и ожесточенно поскреб затылок.

– Вот, блин! Влип! – сказал он с чувством. – Коварная вы женщина, бабуся!

– А ты, уф, думал! – поддержал хозяйку леший. – Красавицу от злодея вызволять, это тебе не хухры-мухры! Это, брат, испытание! Почище того, что наш котовский тебе причинил.

– Да уж! Ладно, давайте двигаться дальше. Картина вырисовывается такая, – подвел предварительный итог Бармалей. – Гредень неизвестно с каких причин осерчал на Мороза Ивановича, и наслал на него анчутку...

– Возможно так и было, – согласилась Ягодинка Ниевна. – Только одному анчутке с Дедом Морозом ни в каком виде не справиться. Стало быть, не просто так, не с пустыми руками к дедушке нашему он пришел. Каким-то колдовством его Гредень вооружил. Он же кудесник, знает в чародействе толк! Но, с другой стороны, Гредень ведь сам любитель и первый участник всех наших праздников и фестивалей. Как он лихо в прошлом году с Марой отплясывал! О! Поэтому мне все же думается, что не мог он. Нет, не мог.

– Не мог? Как же тогда все случилось? И анчутка этот?

– Вот и мне не понятно. Гредень, конечно, в этом деле поучаствовал, вольно или невольно. Вот пусть теперь и думает, как все исправить. Он, кстати, сам на бал собирался, он вообще ни одного не пропускал еще. Обычно он перед праздником в берлоге своей отсыпается, чтобы потом дольше всех куролесить. Только ждать, пока он сам проснется, нам некогда. Мы не успеем. Значит, придется будить. Без него все равно не обойтись, это точно. Карачун соперник серьезный. Чернобог, он все-таки – бог! А вот Гредень, с его колдовством, вполне может что-нибудь хитрое придумать. Его даже Мара опасается. Во всяком случае, так она сказывала.

– Чернобог, Мара... Даже не спрашиваю, кто такие.

– Потерпи, скоро, касатик, узнаешь. Может, и лично познакомишься.

– Мерррзавец он, этот Грредень! – кот заскрежетал зубами.

– Что ты так кипятишься, голуба? – вновь полюбопытствовал Бармалей. Ему горячность кота казалась все-таки несколько чрезмерной.

– Так потому и горячится, – пояснила мамаша Фи за усатого, – что они со Снегуркой лучшими друзьями были. Он в дом к Деду Морозу так же свободно заходил, как ко мне в Корчмуу.

– Он ей дичь таскал, а она, уф, его пирогами с той дичью кормила.

– И еще у Снегурочки такие нежные руки! – кот мечтательно закатил глаза, что странным образом было видно даже за темными стеклами очков. Расплывшаяся физиономия его выражала крайнюю степень мечтательности и блаженства. – Она ими так мой живот гладила, как никто не умяул. А потом все прропааало!

– Вот, теперь более-менее понятно. Котик любит ласку. Только почему ты мне на голову-то сиганул? Я, наоборот, Снегурочке друг и выручатель. Выручать ее пришел.

– Ошибочка вышла. Погоррячился...

– Да нет, я просто...

«Лес стоит румян, словно девица, – запели упадническое не знающие устали лешие и кикиморы. – Только нам с тобой в нем не встретится...» Кот зашмыгал носом, потом поднял очки и принялся вытирать глаза лапой. Ишь ты, расчувствовался, приметил Борис. Какой сентиментальный...

– Что ж, – Ягодина Ниевна опустила руки на стол, давая знак прекратить разговоры. – Времени у вас немного, пора за дело браться! – сказала. – Ты, молодец, хотел план? Его есть у меня. План такой – нам с тобой: Карачуна усыпить, засунуть в мешок, а мешок тот в навий колодец бросить. Там ему самое место!

Баюн побарабанил когтями по столу. Нервничает, что ли? – продолжая отслеживать действия кота, подумал Борис.

– План хороший, не очень сложный, мне нравится, – сказал он. – Вот только по деталям не совсем понятно. Как того Злозвона усыпить? И кто этим займется? Мешок, в который его, спящего, упаковать следует, тоже, наверное, необычный? Где такой взять? Ну и, наконец, колодец? Кто-нибудь знает, где он находится?

– Про колодец не печалься, он тебе сам откроется, когда время придет. Как только Карачун в мешке окажется, так колодец и покажется. Ух, ты, стихотворное получилось!

– А если нет?

– Тогда я его тебе укажу. Мешок придется у Гредня истребовать. Пусть исправляет, что накосячил! Отрабатывает. Ну, а усыпить Карачуна, сдается, должно Снегурке постараться. Не знаю, как! Как-нибудь! Она тоже, чай, не простая девушка!

– Что значит, не простая?

– То и значит! Объяснений не будет.

– Ладно, не настаиваю пока. И вы хотите, чтобы я всем этим занялся?

– Так говорю же, что больше некому, голуба! – Ягодина Ниевна коварно ухмыльнулась, вновь засветив острый желтый клык. – Но разве ты не для этого в Русколанский лес прибыл? Хотел Снегурку спасать, Деда Мороза из беды выручать? Все, вперед, геройствуй!

– Ну да, да. Что-то такое я и предполагал, – с презрительной улыбкой отвечал Бармалей. – Назвался груздем – полезай в кузов. Только, сдается, что одному придется слишком долго возиться. До Нового года могу не успеть!

– Зачем же одному? Сказано было: три богатыря! Вот и пойдете на троих соображать. Без лешего все равно по лесу не пройти, он один знает, где тут что, и дорогу указать может. А Баюн просто пригодится. Зубы кому заговорить, или шкуру с кого содрать, в этом ему равных нет. У него когти вона какие. Видел? Так и чешутся!

– А он меня самого ими, того, не раздерет? Уже ведь бросался...

– Да ты только глянь на него! Так и льнет к тебе! Сменил гнев на милость.

– Чего бы это?

– Так из-за Снегурочки. Она, получается, для вас двоих одна зазноба. Ну, что-то еще?

«Синий лес, до небес! – будто безотказный музыкальный нон-стоп автомат, переключился на следующий трек хор мальчиков-леших. – Синий лес, пожалуйста, сказку мне расскажи о весне...»