Город Гело, в низине, рядом с большой и плодородной долиной. Такой уютный, тихий и спокойный. Разве не прекрасное место? Куда бы ни завели приключения или задания, всегда люблю возвращаться сюда. А ещё больше мне нравится заходить в таверну «Хвост оборотня». Иной раз концерты там окупались куда лучше, чем поход с эльфами на синегалов.
Вот и сейчас, после сопровождения небольшого каравана, я снова тут. Это место почти стало домом. Трактирщик давно знает меня в лицо и всегда оставляет в запасах пинту-другую любимого эля. А его прекрасная дочка Эмма — одна из самых преданных слушательниц. Чем старше она становится, тем труднее под взглядом внимательных голубых глаз. И как только у неповоротливого борова Ганса появилась такая дочка?
Идя по пустеющим улицам города, я пинал впереди себя кусочек гальки. Она звонко билась о стены и дорогу, поздним вечером в этой части города почти никого нет, отчего звук ударов отдалённо напоминал стук наковальни. Как забавно. Поворот направо, мимо магазинчика ростовщика, мимо дома-приюта, ещё раз направо, и вот уже виднеется вывеска трактира.
— Хаген, как быстро ты вернулся! — Ганс помахал мне из-за стойки и сразу же потянулся за кружкой для эля.
— Где?!
С другого конца трактира я заметил и Эмму, она как раз отдавала заказ и, сунув поднос под мышку, побежала ко мне. Девочке, казалось, только вчера было 9 лет, но теперь она работает вместе с отцом: малютка бросилась ко мне, а я раскрыл руки для объятий.
— Дядя Хаген! Как быстро ты вернулся. Видел что-нибудь новое? А других бардов встречал? Куда ездил караван, который ты сопровождал? Ты был один?
— Эмма, дай человеку хотя бы присесть, — Ганс поставил полную кружку и кивнул на стул. — Сходи-ка на кухню, мать давно тебя звала на помощь, у нас сегодня много гостей.
Последнее было явно мне. Сцена сегодня пустовала, а люди вокруг требовали веселья. Отлично, поездка с караваном была невероятно скучная, а купец жадный, словно лепрекон. Едва отдал обещанную награду и всё норовил содрать за что-нибудь штраф.
— Как всё прошло? С виду ты даже и непыльный.
— Да, поездка была на удивление тихой, но этот ворчливый купец. — я не удержался и закатил глаза, вспоминая бормотание и придирки, — Крови выпил больше, чем москиты у болота.
Вскарабкался на высокий барный стул, примостил лютню рядом и сделал большой глоток из кружки. Эль прекрасен, теперь можно и выдохнуть.
— Что у вас сегодня на ужин?
— О-о-о-о, лапки белогривой жабы, — Ганс расплылся в улыбке, но, видя моё сомнение, добавил, — Деликатес! Привёз какой-то мечник, ему не хватило расплатиться за ночлег — и предложил взять мясом.
— Неужели у тебя так подешевели комнаты? — Я недоверчиво взглянул на Ганса, отрываясь на мгновение от эля.
— Ну-у-у-у… ещё я взял с него мяса косолапки и чёрной птицы, но это для личных запасов!
— Что ж, видимо, придётся довольствовать чем есть, перекушу и, наверное, спать, — показательный зевок вынудил Ганса нахмуриться, — Как ты там сказал, лапки какой жабы?
— Не привередничай, отличный и питательный ужин, знаешь сколько в этих лапках белка? — Трактирщик смахнул полотенце с плеча и чуть опустил голову, чтобы смотреть мне прямо в глаза.
Если бы не густая борода, возможно, во мне и не признавали бы дворфа, и даже люди считали метисом какой-то странной любви. Ганс, к слову, долго не мог поверить в это. В их городок редко заходят другие расы, а вот мифов о них тут есть масса.
Например, дворфы — это совсем карлики, с огромными бородами, о которые вечно путаются и спотыкаются, грубыми голосами, чертами лица и манерами. А вот эльфы, наоборот, высокие, худые, утончённые и звонкоголосые. Отчасти это правда, но везде и всегда есть исключения.
Метисов в нашем королевстве хватало, и всегда можно было встретить зелёного дворфа или человека с серой, почти чёрной кожей. Часто такие метисы и сами не до конца понимали, какой они расы. Ведь бедолаги почти не получали способностей от родителей, зато отличительные черты обоих рас так мешались, что иногда и невозможно было понять, это маленький человек или потомок дворфа и эльфа.
Я не был метисом, но мой рост был выше обычных дворфов. У меня не было грубого голоса, но росла густая тёмная борода. А ещё эта любовь к песням и лютне, мама говорила это от неё и часто пела со мной детские песни. Мои родители погибли рано, а тётушка, которая приютила, вообще была не в восторге от моей какофонии: «В горах ты не заработаешь, играя на своих писклявых струнах».
Как-то мимо нашего поселения проходил караван эльфов, среди них был боевой бард. Они остановились на ночлег, и я уговорил их взять с собой, вернее, спрятался среди припасов, а в пути им ничего не оставалось, как принять меня. Так, со временем я обучился ремеслу, стал лучше петь, и уже давно сам зарабатываю на свою жизнь.
Конечно, бардов не считают уж очень полезной единицей. Откровенно говоря, нас считают просто артистами, но я тут и не для того, чтобы повышать престиж бардов. А в Гело меня знают и доверяют.
Пока я опустошал кружку эля, Ганс успел вернуться с тарелкой ароматного мяса и тушёной редьки. Прекрасное сочетание. Я благодарно кивнул Гансу и принялся за еду.
— Всё-таки твоя жена бесподобно готовит!
— Согласен, но это Эмма делала, — Ганс улыбнулся, глядя на моё удивление.
— Чужие дети быстро растут…
— Конечно, мне кажется, она скоро будет выше тебя, — трактирщик хохотнул.
Я и сам с украдкой поглядывал, как вытягивается и расцветает Эмма: ещё полгода назад она стала с меня ростом. Ещё пять лет назад я ещё брал её на руки и поднимал на плечи, а теперь она уже на сантиметр выше. Я ведь не стану комплексовать из-за этого?
Через пару минут рыженькая малютка присоединилась к нам. Она села спиной к бару, внимательно оглядывая весь зал. На все попытки Ганса отправить её обратно на кухню Эмма лишь отмахивалась. Девочка теребила рюши на своей юбке и поглядывая на то, как я ем, не решаясь снова завалить меня вопросами.
— Дядя Хаген, где вы были в этот раз? — Эмма страсть как хотела путешествовать, но родители пророчили ей продолжить семейный бизнес.
— Мы провели караван к границе с эльфийским лесом, купец совершенно не хотел тратиться в дороге, так что ночевали мы всё время под открытым небом, — я невольно поёжился, вспоминая холод, и как каждое утро мне приходилось буквально вправлять спины мечникам.
— Вы ехали через золотой лес? Видели единорогов?
— Нет, ты ведь сама знаешь, что эти существа такие же редкие, как и осторожные. Они выходят только к эльфам и только девушкам, — чуть подумав, я добавил, — а я как-то не очень похож на эльфийку.
Эмма хохотнула и, спрыгнув со стула, побежала куда-то вглубь зала. Ганс забрал мою пустую тарелку и подставил мне новую кружку с элем. Пока меня окончательно не разморило, надо бы сыграть песню другую.
Я кивнул трактирщику и, подхватив лютню, пробрался к сцене, часть гостей заметно умолкла, заметив меня. Пробежавшись глазами по залу, помахал нескольким знакомым авантюристам, а ещё приметил столик с местными пьянчугами. Трое друзей каждую неделю стабильно появлялись в трактире, и, хотя они периодически дебоширили, Ганс всё равно их пускал.
Городок был слишком маленький, а содержать таверну — дело не из дешёвых. К тому же Ганс и сам в прошлом был авантюристом и очень успешно усмиряет любых желающих подраться. Иногда хватает одного тяжёлого взгляда.
— Добрый вечер, милые дамы и храбрые путники, меня зовут Хаген. Я, путешествующий бард, собираю баллады и песни со всего королевства и сегодня хочу поделиться с вами парочкой историй. Начнём, — я провёл рукой по струнам и запел о любви.
В царстве далёком, на волшебных просторах,
Где льются звёздные реки, и счастья полно,
Увидеть необычную любовь, я смог.
Он — эльф, смелый и праведный,
Она — орк, неугомонная и яркая, словно сам огонь,
С двух разных миров, в бою повстречались они.
Не зная, что судьбой предначертано им,
Но эльф и орчиха сражались как львы.
Сквозь преграды и стены, связь не простая,
Крепкая, странная, просияла меж ними.
На войне они виделись часто, не щадя самих себя,
Но всякой бойне ступает ясность и мир,
Их танец с мечами сменился на тихую жизнь,
Но тоска по сопернику росла с каждым днём.
И вот уже эльф нежные слова по ночам шептал,
Орк всё чаще сбегала с постов в тихую гавань,
С их слиянием рождались огни новых звёзд,
С их душами таяла в песнях грубость и злость.
Пусть друзья говорили: "Не быть вместе им",
Меж тем младые уж свили гнездо,
Вдали от любопытных глаз и завистливых языков,
Отважный эльф, с орком рядом, был нежен,
Любовь, что родилась средь бушующих воин,
Предрекла их великую судьбу.
Пускай не все поняли их чувств и желаний,
Но сердце не врёт, и нет среди эльфов таких влюблённых,
Которые сойдутся в таком безбрежном желанье,
И нет средь орков тех верных, что жизнь положат на кон.
Посетители затихли, внимательно слушая, а Эмма медленно и аккуратно пробралась к сцене поближе и присела почти у моих ног. Для неё эта песня была в новинку. Я подслушал сюжет у одного из рыцарей в последней поездке. А текст набросал по пути обратно: люблю такие истории. Особенно когда всё хорошо заканчивается, как у этих двоих.
Я продолжил бренчать струнами, думая, что же сыграть следующим. В моём репертуаре за десять лет странствий накопилось много разного, и каждый раз я ориентировался на публику. Но сегодня все были, будто погружены в себя, чего бы им такого рассказать.
— Дядя Хаген, дядя Хаген, а можно ещё мою любимую? — Эмма, хлопая, напомнила мне ритм песни о воительнице.
Я взглянул на зал, кивнул девочке и решил немного пообщаться с присутствующими.
— Многие ли из вас бывали на острове Амазонок?
— Его не существует! — подал голос один из пьяниц и рухнул обратно лицом в стол, кружка свалилась на пол от удара и разлила остатки пива.
— О-о-о-о, не соглашусь! Я лично видел одну из них, воинственная женщина.
Я чуть улыбался, видя, как Ганс вышел из-за стойки и направился к завсегдатаям, из них троих только один ещё кое-как держал голову. Им пора было домой. Сделав пару глотков, я приготовился исполнить следующую песню.
В дремучих лесах дальней земли,
Средь тайн и тишины ночной,
Жили воительницы прекрасные,
Амазонки с крутыми нравами и свободной душой.
Она Багира, смела и настойчива,
Непревзойдённая, в победоносных речах,
С мечом в руке и огнём в глазах,
Там, где рождалась жаркая битва миг её славы был.
Коршун взмахом крыла ей указывал путь,
Чтобы новые земли открыть, покорить неприступные горы,
Душу и тело, закалив превратить в сталь.
Не знала Багира ни страха, ни поражения,
С мужеством в сердце вступала в бой,
Одна среди тысячи воителей,
Свобода внутри ей была важнее злата.
И гордая Багира продолжает путь,
Сражается день за днём на полях,
Воительница-амазонка, Багира,
Мечом и сердцем выковывает в этом мире покой.
Сквозь ветер летит тихий шёпот божий,
Голос Багиры стал голосом битвы,
Знамя силы и свободы,
Заклятье судьбы амазонок.
К концу моей песни многие уже расходились, Эмма отчего-то растрогалась и вытирала слёзы. Я даже растерялся и, отложив лютню, присел рядом с девочкой.
— Что случилось, Лучик? — Замирая в нерешительности, провёл рукой по её голове.
— Дядя Хаген, — Эмма бросилась мне на шею, — Возьмите меня в следующий поход с собой. Отец запрещает даже думать о таком, а я так хочу стать авантюристом. Он ведь и сам был, почему мне запрещает?!
Она задрожала, а я, пытаясь её хоть немного успокоить, стал поглаживать по спине и чуть раскачивать. Ганс не раз говорил со мной об этом. Он видел не одного погибшего и пострадавшего авантюриста, а, зная свою дочь, он понимал, что она не будет довольствоваться малым и будет рисковать. Но запреты работают плохо.
— Я поговорю с твоим отцом, только не плачь, пожалуйста, — Эмма жалась ко мне всё больше, будто я сейчас пропаду, если отпустит, — иначе я тоже буду плакать.
Показательно всхлипнув и завыв, я смог привлечь её внимание. Слеза как не давилась никак у меня не получалась, но гримаса на моём лице заставила Лучик улыбнуться. Она всё ещё плакала, но настроение я смогу ей поднять.
— А знаешь, песню про эльфа, и орка я сочинил в новом походе. Я узнал про них от одного воина. — утешать я никогда не умел, поэтому нужно было срочно перевести тему. — Этот воин был крёстным одного из их детей.
— Метис эльфа и орка? Дядя, а как они выглядят? — глаза Эммы округлились, я вытер остатки слёз и, чуть улыбнувшись, добавил.
— Наверное, такие же зелёные, как мама, и такие же высокомерные, как отец. — Чуть хохотнув, я добавил, — А может быть, коренастые, как мама, и белокурые, как папа.
Эмма улыбнулась шире и засмеялась. Какое-то время она сидела у меня на коленях и слушала мои байки, пока посетители постепенно расходились. Концерт получился коротким, чаевых немного, но это и неважно. Ганс тихо шикал на дочку, пытаясь отлепить её от меня, но это совершенно не действовало. Обменявшись жестами, я убедил его пока оставить нас в покое.
Всё же Эмма была такая же упёртая. Если отец не отпустит её в путешествие, боюсь, девочка сбежит с первым попавшимся авантюристом. Мне этого совершенно не нравилось и не хотелось. Завтра нужно будет обязательно обсудить это с Гансом. Возможно, я смогу найти комфортный вариант для двоих, и самому будет спокойнее. Уж я-то знаю, что могут наобещать эти черти и как потом рыдают девушки, осознав обман.
Эмма уже скоро будто и забыла, что плакала о своей печали и расспрашивала меня, про караван, который я сопровождал. Злилась вместе со мной на купца, представляла бескрайние луга и ветвистые деревья. Я зачем-то пообещал ей, что она и сама это увидит. Этого оказалось достаточно, чтобы девочка окончательно успокоилась. В благодарность она чмокнула меня в щёку и поспешила убежать на кухню. Такой странный, но, кажется, приятный жест, я невольно заулыбался.
Допив свой эль, оставил весь заработок за концерт Гансу и выпросил ключи от купальни. Не терпелось залезть в бочку с тёплой водой и как следует оттереть себя до скрипа. А после можно будет и отправиться наверх, и спать, игнорируя всех горластых петухов. Но утром обязательно поговорить с Гансом, девочку нужно хотя бы раз пустить в путешествие. Может, ей не понравиться и разговоры об этом сойдут на нет.