Баба Люба. Вернуть СССР

Глава 2

Наверное, минут пять я тупо пялилась на газету и не знала, что думать.

Дичь какая-то!

Может, старик какую-то б/ушную газету мне подсунул? Типа розыгрыш такой? Хотя на юмориста он совсем не похож. В то, что газета свежая, сомнений не возникало — пока я разворачивала, у меня пальцы стали серыми от типографской краски. А там, между прочим, свинец. Надо хоть влажной салфеткой руки протереть.

И тут я обратила внимание, что моей сумочки, с которой я всегда хожу — нету. Зато рядом стоит огромный клетчатый баул.

Я ненадолго зависла, пытаясь осознать масштаб катастрофы, но потом-таки вспомнила, что прихватила его, когда шла на работу. По дороге планировала к церкви отнести, там пункт сбора для нуждающихся. А мы с девчатами как раз вчера глобальное расхламление дома провели и всё ненужное напихали сюда. Вот я и прихватила.

Фух, ну хоть не всё забываю. Кое-что баба Люба-таки помнит!

И заодно я вспомнила, что сунула свою сумочку в баул, так нести было удобнее.

Вот и ладушки. А то уж испугалась.

Я открыла баул, вытащила сумочку и принялась искать влажные салфетки.

Через миг мои старания увенчались успехом. А ещё через миг я опять была в прострации — сидела и тупо пялилась на паспорт.

Капец! Паспорт не мой!

Вот точно говорю — не мой!

Спина моментально взмокла. Трясущимися руками я принялась судорожно перелистывать страницы. Так-то ФИО, дата рождения — всё совпадает. Всё верно — Любовь Васильевна Скороход, родилась 1 апреля 1942 года.

Стоп!

А вот здесь несовпадение. Я родилась 1 апреля 1962 года. А здесь на двадцать лет разница.

Но фото! Фото моё! Правда я его потом поменяла, но после сорока пяти лет у меня было точно такое же фото!

Я смахнула испарину со лба и принялась исследовать паспорт дальше.

Информация на следующей страничке повергла меня в ещё больший шок. Прописка. Я была прописана в городе Калинов.

Что это за город такой? И где он находится? Я точно знаю, что никогда о таком даже не слышала.

Листаем дальше.

А дальше вообще начинались чудеса.

Во-первых, я была замужем. Некий гражданин, Пётр Иванович Скороход, 1938 года рождения, являлся моим законным супругом.

Это что, ему сейчас 86 лет?

Кошмар какой.

Нет, я, конечно, после того, как мой Гришенька десять лет назад умер от инфаркта, монашкой не была, но замуж больше не выходила. Ни разочку! Мамой клянусь!

Но последняя запись меня вообще потрясла. Судя по этой страничке, вместо моего сыночка Пашки, у меня было двое других детей — Анжелика Петровна Скороход, 1976 года рождения, и Ричард Петрович Скороход, 1980 года рождения.

Это ж какую фантазию нужно было иметь, чтобы дать детям такие имена⁈

Если ещё сами имена, худо-бедно можно было воспринимать почти даже без смеха, то сочетание с фамилией, а особенно с отчеством, просто убивало наповал. Даже если Анжелика Петровна выйдет замуж и сменит фамилию Скороход на более благозвучную, то все равно Петровной она останется. А вот Ричарду повезло гораздо меньше.

Не успела я обдумать эту мысль, как меня словно током ударило — это же что, получается, я родила Анжелику Петровну Скороход в четырнадцать лет?

Да нет, бред какой-то…

Хотя это я считаю от своей даты рождения, а если посчитать от паспортной, то получается я родила её в тридцать четыре, а Ричарда — в тридцать восемь. Поздновато конечно, но хоть не в четырнадцать.

Размышлять дальше о таких превратностях судьбы мне помешал ветер. Холодный, колючий, он поднялся внезапно и сейчас пронизывал меня до костей. Я поёжилась, запахнула воротник пуховика поглубже и поняла, что нужно отсюда уходить и то срочно.

Но только куда уходить?

Так как «Пятёрочки» я не нашла (да и всё равно опоздала уже), и, судя по заверениям местных людей, они даже о ней не слышали, значит нужно идти домой, согласно месту прописки. А там уже разбираться по ситуации.

Я опять полистала паспорт. Проживаю я в городе Калинов на улице Комсомольской, дом четыре, квартира девять.

Вот туда и пойду.

Я вернулась обратно на параллельную улицу, она была более оживлённой. Теперь нужно спросить дорогу на Комсомольскую. После досадного фиаско с пожилой женщиной и сердитым дедком, я решила с пенсионерами больше не связываться.

Поискала глазами и выделила девушку, примерно лет двадцати, в широкой джинсовой куртке с меховым воротником и ярко-розовых латексных лосинах. Она стояла возле киоска с кассетами и кричащими плакатами, и кого-то явно ждала.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась я, — подскажите, пожалуйста, как пройти на улицу Комсомольскую?

— Ты чё, комсомол уже давно сдох, — отвечая, девушка, выдула огромный бледно-розовый пузырь из жвачки. Пузырь эффектно лопнул, залепив при этом пол лица девушки. Однако её это нисколечко не смутило, она втянула жвачку обратно и принялась интенсивно работать челюстями.

«И пломб же ей не жалко», — изумлённо подумала я, но комментировать не стала, ожидая ответа.

— Чё надо? — рядом совершенно неслышно появился хмурый небритый тип в кожаной куртке и уставился на меня недобрым взглядом.

— Да прицепилась чё-то, — заискивающе разулыбалась девушка и опять выдула жвачно-розовый пузырь.

— Ты это, мать, вали давай отсюда, поняла⁈ — выпятил в мою сторону челюсть хмурый тип, и я поспешно ретировалась.

Такой же облом ожидал меня, когда я решила спросить дорогу у молодой мамашки — та шарахнулась от меня, как от зачумленной. Не смог помочь мне и ароматизирующий окружающее пространство многодневным перегаром дворник, который, судя по мусору на тротуаре, выполнял здесь скорее декоративную функцию.

От всего этого и плюс холодина, я начала закипать. Ещё не так, чтобы бросаться на людей, но уже где-то вот-вот.

И тут рядом со мной прозвучал приятный голос:

— Добрый день. Вижу, вы в затруднении. Могу я вам чем-нибудь помочь?

Я обрадованно развернулась. Хоть одна добрая душа на весь этот недружелюбный город нашлась.

Передо мной стояла и приветливо улыбалась женщина лет пятидесяти, в одежде немаркой расцветки и в скромном платке.

— Здравствуйте. Благодарю вас, — ответила я и пояснила, — понимаете, не могу найти улицу Комсомольскую. Провал в памяти у меня. Возраст такой. Подскажите, пожалуйста, в какую сторону идти?

— Конечно же мы поможем вам, — с тихим восторгом сообщила женщина, и ясная улыбка счастья осветила её измождённое лицо, — вам нужно потянуться всем сердцем к Слову Иеговы Бога!

Приплыли. Нарвалась на сектантку.

Я вздохнула, размышляя, как её отшить. А между тем женщина скороговоркой продолжила:

— Благая весть о том, что Божье небесное Царство вскоре покончит со всем злом и вся земля станет раем. Он укрепляет веру в Иисуса Христа, который умер, чтобы мы могли обрести вечную жизнь, и который сейчас правит как Царь Божьего Царства…

И ткнула мне в руки целый ворох цветастых брошюрок.

— Так! — решила прервать словесный поток я, — улицу Комсомольскую вы мне не подскажите, да?

— Почему же не подскажу⁈ — сбилась женщина и махнула рукой влево, — это соседняя улица, возле большого белого здания повернёте направо. Но знайте, есть только один Путь спасения от бедствия, и это Путь, который Иегова Бог предусмотрел для тех, кто любит Его и доказывает эту любовь радостным служением Ему…

— Спасибо, — перебила лучезарную женщину я и невежливо двинулась влево, не обращая больше внимания на бодрый речетатив за спиной, который постепенно отдалялся и затихал.

Дальше я шла по дороге и размышляла. То, что я попаданка, было уже давно понятно, однако разум никак не желал в это верить. Остатками здравого смысла, я судорожно цеплялась за мелкие несуразности, пытаясь доказать сама себе, что нет, ничего подобного, дескать никакая я не попаданка.

Я даже аргументы мысленно подобрала.

Во-первых, я здесь в той же одежде, в которой вышла из дома, с баулом барахла. Во-вторых, всем попаданкам, я читала, даётся молодое красивое тело и обязательно в придачу влюблённый ректор-дракон. А мужикам-попаданцам — княжество и магический дар или, в крайнем случае, ноутбук с подключением к Интернету.

А у меня, мало того, что одышка и онемение в левой руке никуда не делись, так ещё и смартфон куда-то пропал. Больше всего мне было жаль фотографии Гриши и Павлика, которые я наделала ещё при их жизни. Да и внучков я любила пофоткать.

Да уж. Попала, так попала. Вроде как мой мир, один-в-один. Но при этом всё вокруг какое-то чужое, и главное — как у них так ловко получилось поменять все записи в моем паспорте?

Но предаваться печали мне не давал злой мартовский ветерок — гнал меня дальше, аж пока я не вышла на улицу Комсомольскую. Здесь я немного поискала дом номер четыре. Но это уже было несложно, и буквально через пятнадцать минут я стояла перед самой обычной трёхэтажной хрущёвкой, у подъезда с облупившейся краской. Из открытой форточки чьей-то кухни на втором этаже горестно гремела «Седая ночь», распугивая окрестных голубей и кошек.

Я вздохнула и переступила через брошенную кем-то измятую банку от пива — теперь осталось найти квартиру номер девять.

Так как на подъездах таблички с указанием квартир кто-то предусмотрительно упёр, то пришлось обойти все три подъезда, пока я нашла нужную квартиру. В результате запыхалась так, что от меня валил пар. Нет, в мои годы хочется уже спокойствия. Сидеть где-нибудь на даче и делать варенье из собственных яблок. Или, на худой конец, сдать своё жильё квартирантам, а самой снять бунгало в Тайланде и жить на дивиденды.

Я посмотрела на обшарпанную дерматиновую дверь квартиры номер шесть и нажала на кнопку звонка. Внутри запиликало, но никакой ответной реакции от жильцов не было.

Интересно, где они все?

И как я попаду теперь внутрь? Ключа-то у меня нету.

В подъезде пахло чем-то жутким. Точнее воняло. А ещё точнее — адски смердело.

Ужас какой. Долго я так не простою здесь. Если дверь не получится открыть, надо уходить, иначе задохнусь. Да и одежда провоняется.

Я нажала кнопку ещё раз.

Опять — мимо.

Зато дверь соседней квартиры распахнулась и оттуда высунулась голова маленькой сморщенной старушки с вязанной крючком белой сеточкой на голове и двумя вялыми помпончиками над ушами. Вонища сразу усилилась.

— А, это ты, Любка, — прошамкала она, — опять к себе попасть не можешь? Звони давай ещё, небось твоя опять музыку слушает. Или спит.

— Ага. Здравствуйте, — растерянно ответила я, стараясь глубоко не дышать.

Соседская бабушка явно меня прекрасно знает и даже не удивилась, что я звоню в дверь.

С ума сойти! Что здесь происходит, а⁈

Я позвонила опять.

И опять тихо.

— А я давно говорю, Любка, разбаловала ты этот выводок. Вот они на голову тебе все и сели, — заявила старушка безапелляционным тоном.

— Слушайте, вы не чувствуете, что это так воняет? — спросила я.

— Да это я суточную мочу выпариваю, — спокойно ответила старушка и пояснила, –уринотерапией занимаюсь.

У меня глаза на лоб полезли, но заслезились от едкой вони и вернулись на место.

— Очень полезно для организма, — принялась объяснять она, — собираешь мочу сутки, но можно и полторы. Затем четыре часа всё это отстаивается и потом нужно ещё двойное выпаривание сделать.

Мне поплохело, и я торопливо зажамкала опять на звонок.

— Да ты сильнее жми, не услышит она тебя. Сегодня в полдвенадцатого ночи с танцулек своих вернулась, — наябедничала соседка и язвительно добавила, — мы вот в её возрасте мамке корову доить помогали, и гусей пасли, и жрать на всю семью готовили, пока мамка на поле трудодни отрабатывает. А сейчас молодёжь не такая, ленивая, всё лишь бы пиво пить…

— А она точно дома? — наобум спросила я, плохо представляя, кто это «она».

— Конечно дома! — категорично заявила бдительная соседка, тряхнув головой так, что помпончики у висков весело запрыгали. — Я всех вижу, кто, куда и когда вышел или пришел. Мимо меня мышь не проскочит!

Из квартиры повалил ещё более едкий смрад пополам с дымом.

— У вас что-то там подгорает, — промямлила я, смаргивая слезу.

— Ох ты ж божечки мои, — всплеснула руками старушка и ломанулась в квартиру. Но дверь не закрыла.

Изнутри донеслось сдавленное оханье, что-то грохнуло, звякнуло, задребезжало.

Так как мне всё равно деваться было некуда я продолжала стоять в ядовитых миазмах и торопливо жала, жала на безответную кнопку. Звонок отвечал обиженным трезвоном изнутри, но дверь открывать мне никто так и не спешил.

Минут через пять старушка опять высунулась из двери:

— Слышь, Любка, — сказала она мне сварливым голосом, — ты это… урину… в смысле мочу — мне сегодня пособирай. Возьми таз и туда ссы. И твои пусть тоже. А то вишь какая история, заболталась я тут с тобой. Вот моя моча и сгорела. Вся суточная порция.

Она горестно вздохнула.

— И вы что, будете чужую мочу пить? — удивилась я.

— Это же лекарство, — пояснила мне, словно дурочке, соседка, — очень хорошо от поджелудочной помогает. И для селезёнки полезно. И главное — профилактика геморроя.

— Где это вы такой ерунды набрались? — мне, конечно, нужно было промолчать и не лезть со своим особо ценным мнением, но и стоять в стороне, видя, как человек добровольно гробит своё здоровье, я не могла. Да и вонища опять же на весь подъезд.

— Да вот! Сейчас покажу! — воскликнула старушка и опять резво скрылась в квартире.

Через время она вернулась, сжимая в руках изрядно замусоленную брошюрку, перепечатанную на пишущей машинке с вклеенными черно-белыми фотографиями.

— И что? — брать это в руки я поостереглась.

— Вот же книга! — сообщила соседка, — там всё написано. Всё рецепты и пояснения.

— Это не книга, это какая-то самодельная распечатка, — покачала головой я, — мало ли что там напишут.

— Может, и распечатка, — обиделась на моё недоверие старушка, — но зато это авторитетные профессора, между прочим, писали!

— Какие профессора? — прищурилась я, — назовите конкретные фамилии и институты, где они работают?

— Это же британские учёные! — старушка сообщила мне это таким тоном, словно тот австралийский зоолог, который впервые сфотографировал редчайшую крысу Вангуну и решил, что сделал переворот в мировой науке.

Мне захотелось рассмеяться. Или выругаться.

Вот всегда было жаль всех этих дураков, которые лечатся всякой опасной ерундой. А потом скоропостижно умирают от гангрены и сепсиса. К примеру, пьют от гастрита настоянные на водке мухоморы и сразу едут кукухой. Или мажут раны керосином, или дёгтем. Я когда-то знала одну даму, которая сожгла себе всё лицо, сделав в домашних условиях маску из свежевыдавленного сока чистотела и чеснока. Но это всё просто опасно, а вот пить мочу в моём представлении о народной медицине — это уже за пределами добра и зла. Мерзость какая!

— Слушайте, ну зачем вам эта уринотерапия? Вот, смотрите, что у меня есть! — я вовремя вспомнила о газете и помахала перед старушкой, — Между прочим Чумак прямо с утра в типографии заряжал. Помогает не только от геморроя. Вы лучше уж это попробуйте. Главное, к нужному месту приложить надо…

— Да ты что! И ты молчишь! — возмутилась старушка и резво сцапала у меня газету, — я очень сильно Чумака уважаю. Даже больше. Чем Кашпировского. Пойду тогда лечиться…

Дверь её квартиры захлопнулась, а я со вздохом нажала кнопку звонка опять.

За дверью противно затильнькало и, наконец, дверь распахнулась.

Открыла взъерошенная девчонка лет пятнадцати в растянутой, когда-то белой футболке, мельком глянула на меня недобрым взглядом и, ни слова не говоря, ушла обратно.

Мне ничего не оставалось, как последовать внутрь.

Я сделала шаг через порог, ещё не понимая, что с этим шагом вся моя жизнь безвозвратно изменилась.