Баба Люба. Вернуть СССР 4 (СИ)

Глава 24

— Анжелика, ну что, мы все подарки взяли? — кажется уже в третий или какой-то там раз переспрашивала я дочь.

— Да! — сдула прилипшую ко лбу прядку волос Анжелика.

— А новую куртку, что мы из Америки привезли, взяли?

— Взяли! В большой синей сумке, — вздохнула Анжелика. — И комбинезон взяли. И футболку.

— А набор для рыбалки?

— И спиннинги тоже! — демонстративно закатила глаза Анжелика и ехидно добавила, — у Ричарда в рюкзаке всё лежит.

— А…

— Мама Люба! — возмутилась Анжелика, — мы взяли всё! Ты список написала, и мы по списку всё взяли! Ты же сама вчера ещё проверяла. Дважды!

— Ну это да, — рассеянно кивнула я, — но вдруг…

— Мама Люба! Никаких вдруг! Если даже мы что-то забыли, то никто не мешает нам съездить к дедушке на следующие выходные! У тебя из скоропортящегося только пирожки. И голубцы.

— И котлеты! — с улыбкой подсказал Ричард и подмигнул Белке.

— И блинчики! — подхватила Белка и показала Ричарду язык.

— Точно! — хлопнула я себя по лбу, — мы же блинчики забыли!

— Нет, мама Люба! — хихикнула Белка, — блинчики в моём рюкзаке. Мне Анжелика переложила.

— Ну ладно, — облегчённо вздохнула я, — тогда загружаемся в автобус.

Мы выгрузились всей дружной компанией. Автобус, возмущённо чихнув напоследок, укатил дальше, а мы остались.

Деревня встретила нас знакомой тишиной и кристально-чистым воздухом. Где-то вдалеке мычала корова и монотонно гудел трактор. А в остальном было тихо. Для утомлённого уха городского жителя — истинная благодать. Пахло землей, парным молоком и сеном.

— Сумок много, не дотащим, — посетовала я, оглядывая наш «цыганский» табор. — Ещё и Белка же.

— А ты же хотела ещё одну взять! — съехидничала Анжелика.

— Да думала деду новый плед привезти, — ответила я, — его-то совсем старый. Ну да ладно, в следующий раз.

— Я сейчас быстренько к деду сбегаю, возьму велик и вернусь, — предложил Ричард.

— Я с тобой! — заявила Анжелика непреклонным тоном.

— Ага, хитрый какой, — заныла Белка, — сам пойдёт к дедушке, всё порассказывает, а мы тут с мамой Любой сумки сторожить будем…

— Но мы же не дотащим всё, — примирительно ответил Ричард, а сам аж приплясывал от нетерпения, — идти далеко, а сумки тяжелые. Так что посиди с мамой Любой, мы быстро.

Белка надулась, вот-вот заплачет.

— Идите все втроём, — решила прекратить спор я. — Белка и Анжелика останутся с дедом на хозяйстве, а ты, Ричард, возьмёшь велосипед и вернёшься.

Дети возбуждённо переглянулись, решение им понравилось.

— А как же ты? — попыталась очистить свою совесть Анжелика.

— А давайте мы сейчас сумки во-о-он к той лавочке перетащим, я там в тенёчке и посижу, — кивнула я на ближайший двор, возле ворот которого была удобная лавочка.

— Так это долго же…

— Ничего, я не тороплюсь. Здесь красота, воздух свежий. Посижу, отдохну. Последние дни выдались тяжелыми, — подвела итог прениям я.

Дети похватали рюкзаки и сумки полегче и ушли, а я опустилась на лавочку, подставив лицо солнышку. Людей в это время на улице не было (мы приехали первым автобусом, и местные жители то ли хлопотали по хозяйству, то ли я не знаю, ведь в деревне встают с петухами).

Ранее утро, ещё более ранний подъем и переезд в суете, тяжелые предыдущие дни — всё это изрядно меня вымотало. Я разомлела на лавочке и уже начала клевать носом, как вдруг над головой послышалось:

— О! Любаня!

Я подняла голову и увидела какую-то тётку: в глубоких калошах, тёмном платке и старой «рабочей» одежде — понять, сколько ей лет было невозможно.

— К отцу приехала? — ворчливо спросила она.

— Угу, — кивнула я.

— А здесь чего уселась? — с подозрением покосилась на меня тётка.

— Да вот, сами же видите, гостинцев набрали из города, сумки какие тяжёлые. Так дети побежали к отцу за велосипедом. А я вот жду сижу, — вежливо ответила я. Тётка почему-то начала раздражать.

— Дети… — неожиданно зло проворчала тётка, — своего бросила, так теперь хоть чужими сердце успокоила…

Я хотела ответить ей резко, но усилием воли сдержалась. Всё-таки не я его бросила, а Любаша.

— А Пашка-то твой уехал, — злорадно сказала она. — Теперь уж и не увидишь его.

— Куда? — невольно вырвалось у меня.

— В Уругвай! — выпалила тётка и злорадно посмотрела на меня, — это на другом конце земли!

— Вот и хорошо, — ответила я.

Тётка, увидев, что я не бьюсь в истерике, а наоборот — восприняла всё это равнодушно, сердито сплюнула и ушла.

А я осталась сидеть и думать.

Ну вот, последняя ниточка, ведущая к Любашиному сынку, оборвана. Уругвай — это слишком уж далеко. Вряд ли он ещё хоть когда-нибудь вернётся обратно. А жаль. Ведь я так и не успела с ним познакомиться.

Мысли мои перескочили на моего Пашку. Вспомнилось, как он был маленький, как не хотел идти в детский сад и приходилось обманными средствами убеждать его. Как вернулся из армии, весь такой возмужавший и я так гордилась ним.

Как оно ни есть, а сына я воспитала достойным человеком. Если бы не его преждевременная смерть…

Мои печальные мысли прервало появление Ричарда с велосипедом.

— Чего так долго? — по привычке спросила я.

— Ой, да там девки такой театр устроили! — снисходительно хихикнул Ричард, пристраивая сумку на багажник, — обнимашки, слёзы, сопли, еле смог вырваться.

— Ну это тоже надо, — усмехнулась я и повесила сумку поменьше на руль, — девочки же. Соскучились за дедушкой. Да и столько всего произошло за это время, хотят поделиться.

Так, болтая, мы доехали до двора, где проживал Любашин отец.

— А чего так долго не приезжала? — спросил Любашин отец словно-бы, между прочим, но за его деланно-равнодушным тоном нет, нет, да и проскальзывала нешуточная тревога и даже какая-то ревность, что ли.

Мы сидели с ним на низеньких чурбачках во дворе и чистили рыбу, которую Любашин отец вместе с Ричардом наловили вчера на новые спиннинги. Точнее рыбу чистила я, а дед Василий просто сидел рядом и проводил допрос. Большой оцинкованный таз был уже заполнен наполовину, а рыба, кажется, всё не кончалась.

— Да там у нас, в «Союзе истинных Христиан» старейшину убили, — объяснила я, ловко выхватывая очередную извивающуюся рыбину из ведра, — так все прихожане были в списке подозреваемых и с нас взяли подписку о невыезде. Вот потому и не могла. Нельзя было.

Я стукнула рыбу по башке, та моментально утихла, и я принялась торопливо счищать чешую. Рядом, подняв хвост трубой, ходил раздувшийся от обжорства кот и периодически тревожно вопил, чтобы и о нём не забывали.

— А сейчас, значит, можно? — дед Василий поймал кота, усадил себе на колени и погладил по голове морщинистой рукой с разбитыми от многолетней тяжелой работы покрасневшими суставами пальцев.

Кот вместо того, чтобы заурчать, как и положено в таких случаях всем порядочным котам, проводил внимательным взглядом, как я вспариваю рыбе брюхо, и его хвост при виде пахучих кишок нервно задёргался туда-сюда.

— Да, убийцу нашли, — я аккуратно отделила икру, а комок потрохов швырнула в рыбьи отходы, и он со смачным звуком шлёпнулся в старое ржавое ведро.

Кот возмущённо заверещал, а я взяла следующую рыбину.

— И кто же это? — дед хотел погладить кота ещё, но тот, могучим усилием, извернулся, выскользнул из рук старика и подскочил ко мне, оглашая весь двор требовательным мяуканьем.

— Да ты его всё равно не знаешь, — я тяжко вздохнула, наклонила ведро, кот зубами ухватил кишки и, злобно урча, потащил их куда-то под забор.

— Ну так всё равно интересно, — усмехнулся старик.

Сейчас он был в новом американском комбинезоне и очень гордился обновкой. Особенно ему нравилась красочная лейбла какой-то компании на переднем кармашке. На голову он надел оранжевую бейсболку и стал похож на солидного фермера из Алабамы.

— Да заместитель это его. Молодой, да ранний. Там сплошные амбиции и ноль ума. Хотел стать старейшиной сам. Вот и грохнул старика.

— Ох, Любка, а я ведь сразу говорил, что не нужна тебе эта секта, — укорительно покачал головой дед Василий, — да кто ж старого батьку послушается. Мы с твоей мамкой сколько жили, ни в какие секты не ходили, в партию Ленина верили, и вас с Тамаркой также воспитывали. А теперь что получилось — ты в секте, Тамарка так вообще…

Он сбился с мысли и тяжко вздохнул.

— Не переживай, — успокоила старика я, — в эту секту я пошла только ради того, чтобы бесплатно съездить в Америку. Вот съездила, и теперь уже всё.

— И вот надо было тебе ехать туда? В такую даль. — Дед Василий вздохнул.

— Анжелика хотела родную мать увидеть, — сказала я, умолчав о наших «канализационно-долгоносиковых» похождениях.

— А если бы эта мать её забрала? — нахмурился он.

— Не забрала бы, — беспечно отмахнулась я, — вон про Белку даже не спросила ни разу.

— А зачем же ты возила тогда Анжелику?

— Она должна была сама всё увидеть и расстаться с иллюзиями, — сказала я. — Ну и вот. Увидела. Рассталась. А теперь она спокойно будет жить, учиться, работать и не надеяться на всякие глупые воздушные замки.

И тут меня словно подкинуло. Я почувствовала спиной взгляд.

Моментально обернулась и увидела Анжелику. Которая стояла и огромными влажными глазами смотрела на меня.

— Ты знала… — прошептала она и слёзы хлынули из её глаз.

— Знала, — кивнула я и добавила, — теперь и ты знаешь. Не плачь, Анжелика. Такова жизнь. И на этом она не закончилась. У тебя есть Изабелла, есть Ричард. Есть ради кого жить. Сейчас ты выучишься, станешь работать, потом выйдешь замуж, родишь ребёнка или даже несколько детей. У тебя будет своя семья. Ты будешь их любить и заботиться о них. Так что жизнь всё равно продолжается.

— И ещё у меня есть ты и дедушка! — Анжелика подошла и обняла нас с дедом Василием.

Рабочая неделя в Калинове, как обычно, началась тотальным отключением света. Опять на весь день. Хорошо, что вчера мы хоть и вернулись, груженные ещё больше, чем когда выехали в деревню, но я нашла в себе силы и пересолила всю рыбу. Мясо и сало мы ещё у деда засолили в банки. Доверять нынче холодильникам смысла практически не было. Многие так вообще их поотключали, так как из-за постоянных отключений электричества они долго не выдерживали и часто перегорали.

Я пока свой не отключала, там Комиссаров какой-то хитрый стабилизатор (или как там оно правильно, точно не знаю) поставил, так что перепадов я теперь не особо боялась. Но подстраховаться — подстраховалась.

Утром я, как обычно, заскочила на работу, в родимый ЖЭК. Прошлась по гулким пустым коридорам и заглянула в кадры отметиться в журнале.

Сегодня, к моей радости, дежурила опять Таисия.

— Это тебе, из деревни презентик, — я поставила перед ней баночку варенья.

— О! Крыжовниковое! Моё любимое! Но ты лучше гони костюм, Любаша! — с горделивым видом заявила Таиска и налила мне в чашку чай.

— С чего бы это? — хмыкнула я, устраиваясь на стуле напротив. — Мы, кажись, конкретно договорились: подаёте документы в ЗАГС — будет тебе костюм.

— Так я же и говорю — гони! — засмеялась Таисия.

Я сперва даже не поняла. А вот когда дошло — от изумления захлопала глазами. Оп-па-на! Вот это новости!

— Да ладно!

Я недоверчиво посмотрела на Таисию. Может быть шутит?

— Мы вчера в ЗАГС заявление подали, — подчёркнуто застенчиво улыбнулись она, но потом не выдержала и довольно расхохоталась.

— Обалдеть! — сказать, что я была ошеломлена, это ничего, считай, не сказать, — а как это тебе удалось за две недели его окрутить и в ЗАГС затянуть?

— Элементарно, Ватсон, — хохотнула Таиска, — сказала, что беременна. Делов-то.

Я расхохоталась. Вот так сдаются самые крепкие бастионы.

— Ну что же, Таисия, — довольно улыбнулась я, потирая руки, — костюм ты выиграла по праву. Завтра принесу.

— А то! — лицо Таисии лучилось довольством. Она отсалютовала мне чашкой с чаем.

— Ты даже не представляешь, какой ты с меня груз сняла! — восхищённо сказала я, цокнулась с нею своей чашкой и добавила, — я тебе ещё и шарфик подарю. В знак благодарности пожеланий вечной любви.

— Не спеши раздариваться, — хихикнула Таисия, — мы тебя крёстной возьмём. Так что начинай готовить подарки.

— Как думаешь, мальчик или девочка будет? — задала я главный вопрос, который всем всегда задают в таких случаях. — И кого хочешь?

— Когда забеременею, тогда и пойму, — прыснула Таисия.

— В смысле? — совсем обалдела я. — Ничего не поняла… Так ты разве нет?

— Нет, конечно, — пожала плечами Таисия.

— А как же?

— Ой, Люба, что ты, как маленькая! Пока суть да дело, уже будет поздно. Скажу, что задержка была, вот я и подумала. Что он, разводится из-за этого будет? Но до этого времени, мы активно поработаем над данным вопросом, так что, думаю, всё будет чики-пики.

— Ну ты и безбашенная девка, — только и смогла, что покачать головой я.

— Но костюм ты по любому неси, — велела Таисия.

Наконец-то в роно удалось застать Шмакову и всех остальных. Конечно, пришлось подождать, у них там какое-то совещание было. Я порадовалась, что все на месте. Пристроилась в уголочке, на стульчике для посетителей и приготовилась терпеливо ждать.

В коридор вышла моя «знакомая» старушка, увидела меня, сердито сплюнула, затем перекрестилась и торопливо ретировалась обратно.

Я вздохнула. Эх, не везёт мне со старушками совершенно.

Зато со стариками — наоборот. Я принялась размышлять. Дед Василий очень обрадовался нашему приезду. Когда мы возвращались, даже всплакнул. Ну ничего, скоро у Ричарда каникулы — опять к нему отправлю. Тем более он постоянно просится туда.

Да, тяжеловато мне будет одной с Белкой, но я нашла ей хорошего мануальщика. Так что будем ставить её окончательно на ноги. Он сказал, что это возможно. Да, на шпильках бегать она не будет, но ходить нормально сможет.

С Пивоваровым дело потихоньку тоже продвигается. Ляхов тогда, после моего звонка, знатно перепугался. Он ссыкливый, значит, сделает так, как я ему сказала.

Надо не забыть завтра позвонить ему опять, спросить, как дела.

От мыслей меня отвлекли люди, что, переговариваясь, выходили из кабинета.

Вот и чудненько.

Значит, совещание окончено.

Я поискала глазами Шмакову, но она сама уже увидела меня и подошла.

— Любовь Васильевна, пройдёмте ко мне в кабинет. Света нету, но хоть поговорим.

— Да, конечно, кивнула я и проследовала за нею.

В кабинете больше никого не было.

— Присаживайтесь, — сказала она и вытащила из сейфа какую-то папку.

— Что по моему вопросу? — спросила я. — Я должна предоставить какие-то документы? Или подавать на суд? Или что я должна делать?

— Зачем же суд? — нахмурилась Шмакова, — детей мы вам вернули. По роно провели внутреннюю проверку. Все виновные наказаны.

— Петров? — посмотрела на неё я.

— Уволен по собственному желанию, — быстро сказала Шмакова и довольно усмехнулась.

Видя, как дёрнулось моё лицо, быстро сказала:

— За него можете не беспокоиться. Он для вас опасности больше не представляет.

— Вот и замечательно, — с облегчением выдохнула я и уточнила, — а куда он делся?

— Говорят, где-то в областном центе в частном бизнесе устроился. Юрконсультантом.

— Понятно, — вздохнула я. Чёрт, ниточка порвалась.

— А что по той кляузе? Кто на меня её написал и что именно? — спросила я.

— Мы не оглашаем личности осведомителей, — ответила Шмакова, — у нас так по инструкции положено.

— Понимаете, Александра Викторовна, я должна знать своих врагов, — нацепив просительную улыбку, сказала я, — вы не думайте, я же не враг себе и вам, я разбираться не пойду. Зато, если я буду знать, кто это, я буду при этих людях более осторожна. А, может, вообще с ними подружиться надо. Ведь они могут продолжить гадить и дальше…

Я так горячо убеждала её, что она, подумав, сказала:

— Нет. Это категорически запрещено, — и подмигнула мне.

Затем она встала, торопливо вытащила из сейфа другую папочку, значительно потоньше. Достала оттуда сложенный вчетверо листочек из обычной ученической тетрадки. Раскрыла его и положила на столе. Затем громко сказала:

— Вышел новый приказ о дополнительных гарантиях по социальной поддержке детей сирот. Я сейчас принесу копию. Как опекун троих детей, вы должны ознакомиться под подпись. Подождите меня буквально две минуты, я сейчас вернусь, — с этими словами она выразительно посмотрела на меня и вышла из кабинета.

Я осталась одна, схватила листочек и принялась разбирать корявый почерк.

Ивановна!

Я так и знала!

Я мчалась домой, словно торпеда. Только не туда, где мы живём сейчас, а на мой старый адрес. В бывшую квартиру Скорохода.

В своих мечтах я уже видела, как таскаю гнусную старуху за волосы.

Честно говоря, мне хотелось прострелить ей колено. Но я понимала, что наврежу только сама себе.

Возле подъезда никого не было. Я быстренько поднялась на второй этаж.

И замерла: в подъезде от моей квартиры пёрло жаренной селёдкой и дешевой водярой. За дверью хором под гитару с надрывом пели мужскими голосами пьяные студенты.

Я пару минут постояла на площадке и у меня от шума и вони разболелась голова.

Довольная улыбка зазмеилась по моим губам.