Баба Люба. Вернуть СССР 4 (СИ)

Глава 23

На работу я сегодня пришла в рассеянном состоянии. Давила гадская кучка проблем, которая навалилась на меня сразу, и которую нужно было решать. Но вот в чём парадокс: чем больше я эти проблемы решала, тем больше образовывалось новых. Это напоминало легендарный бой Геракла с Медузой Горгоной. Когда на месте отрубленной головы появлялось несколько новых. Только вот у Геракла проблем явно было меньше.

В отделе кадров сидела Таиска. Сегодня она была при полном параде: в атласной лиловой блузке с огромным бантом на шее, сидела и пила чай с пироженками «Картошка». На лице у неё блуждала мечтательная улыбка. Она была похожа на объевшегося сметаной довольного кота.

— Ну что там? — аж подпрыгивала от нетерпения я. — Как всё прошло? Рассказывай!

— Готовь костюм! — хихикнула Таисия и с еле сдерживаемым триумфом посмотрела на меня.

— У тебя получилось? — ахнула я.

— А то! — с важным видом заявила Таисия и с усмешкой добавила, — у меня не просто получилось, Люба! В пятницу мы с Алёшей идём знакомиться с его мамой!

— Вот это да! — восхитилась я. — Быстро как ты его!

— Так что завтра приноси костюм. Пойду знакомиться к его маме в новом костюме. Мне кажется, это будет очень даже символично.

— Э, нет, — покачала головой я, — знакомство с мамой — это ещё ничего не значит. Вот когда вы перестанете скрывать свои отношения от коллектива и подадите заявление в ЗАГС, я сразу же принесу костюм.

Таисия надулась, но спорить со мной не стала, ведь в моих словах был резон.

Свет опять на весь день выключили. Я заметила, что чем дальше, тем больше стали нарушать график и всё длиннее стали периоды без электричества. Поэтому мы все опять разошлись по домам, кроме дежурных. Вот большой плюс в это смутное время был в том, что почти никто в бюджетных структурах нормально не работал, контроля практически не было, а там, где работали, то больше занимались тем, чтобы набить свои карманы.

Отметившись на работе и поболтав с Таисией, я прямиком отправилась в больницу. Нужно было разузнать о Любашиных непутёвых родственниках.

Больница встретила меня суетой и ядрёным запахом хлорки пополам с чем-то нашатырным. Аж глаза заслезились. Что это у них за дезинфекция такая убойная? Борются с эпидемией или грядёт проверка «сверху»?

Стараясь не дышать слишком уж глубоко, я осмотрелась. Вот уж где рабочий день был в самом разгаре. Более того, в коридорах свет был, правда тусклый. Я сперва даже не поняла, в чём тут дело, но потом сообразила, что в больнице ведь работает автономный генератор. Ну, всё правильно, а иначе как они операции проводят?

Я торопливо прошла по знакомым холодным сумрачным коридорам и вышла к отделению, где держали Тамаркиного мужа, Владимира.

— Как он? — спросила я усталого врача в застиранном белом халате с подозрительным пятном на рукаве.

— В коме, — хмуро ответил тот и, чуть помявшись, добавил, — Любовь Васильевна, я хотел с вами обсудить проблему… эммм… так сказать этического характера…

— Слушаю, — кивнула я, уже догадываясь в принципе, к чему он ведёт.

— Понимаете, мы не можем бесконечно держать его на аппарате искусственного дыхания. Подержим его ещё две с половиной недели, а дальше вам нужно будет принимать решение — отключать его и продолжать держать дальше. Если дальше, то нужно оплачивать всё из своего кармана. У государства нет столько денег.

— А есть надежда, что он придёт в себя? — прямо спросила я.

— Надежда всегда есть, — хмуро ответил врач, избегая смотреть мне в глаза.

— А если честно? — упрямо не сдавалась я.

— Если честно, то скажу так: две трети его головного мозга уже отмерло. Мы поддерживаем его на искусственных аппаратах. Он даже дышать сам не может. Кормим мы его внутривенно. И даже если он чудом придёт в себя, ему придётся заново учиться разговаривать, есть ложкой, ходить на горшок и так далее. Да и то, не факт, что он сможет осознать себя, и тем более вернуться к нормальной полноценной жизни. Максимум — будет, как пятилетний ребёнок.

Я зависла. Я, конечно, человек жалостливый, но обслуживать лет двадцать-тридцать абсолютно чужого человека в состоянии полного овоща, который будет пускать слюни и ходить под себя — не знаю. Но и дать отмашку, считай на убийство — я тоже не готова.

И вот как быть?

— Так что вы решили? — спросил врач.

— Сами понимаете, такое решение принимать единолично я не имею права, — дипломатично ответила я, поморщившись, — вот вы говорите, что две с половиной недели ещё есть?

— Именно так, — подтвердил врач.

— Думаю, за это время мы примем решение на семейном совете, и я вам сообщу.

— Только не затягивайте! — велел врач.

Кажется, он мне не верил. Хотя, с другой стороны, он был опытным в таких делах и знал, чем обычно все такие истории заканчиваются.

После посещения Владимира (ну как посещения, его я лично так и не увидела, но хоть с врачом встретилась и его состояние узнала), я отправилась к Любашиной сестре, непутёвой Тамарке.

Она находилась в другом отделении, в полностью изолированном корпусе. Насколько я понимаю, в Калиновской больнице был типа интернат в неврологическом отделении (где держали Белку) и что-то подобное в психиатрии, где была сейчас Тамара.

Если по поводу Владимира у меня ещё были какие-то сомнения, то вот Тамарку забирать из больницы я не желала прям категорически. Поэтому шла к врачу, настроенная решительно и неумолимо.

Очевидно, нужно было выдержать нешуточную борьбу, чтобы её не вернули мне на руки. Держать больного на голову человека рядом с несовершеннолетними детьми я не собиралась.

Она и раньше, когда кукухой не так поехала, исполняла — то дом у отца обманом продаст, то с какими-то рецидивистами в запой уйдёт. Нет, нафиг мне дома такое счастье.

И, кстати, моя совесть меня совершенно не мучила из-за того, что я с детьми проживаю на её жилплощади.

По дороге к Тамаркиному боксу, я свернула не туда и наткнулась на столовую. Как ни странно, здесь ароматы еды были очень даже ничего.

Заинтригованная, я заглянула — это была столовка для врачей и других медработников. Длинная очередь в белых халатах и синих костюмах с подносами была тому подтверждением.

Я взяла поднос и пристроилась за каким-то пузатым дядькой в белом халате.

Выбор здесь был очень даже ничего, порции просто огромные и цены совсем не кусались.

Вот и чудненько.

Я с удовольствием взяла порцию горохового супа с сухариками и укропом, картофельного пюре с подливой и большой котлетой, салат из кислой капусты, стакан компота и сахарную булочку.

Когда подошла моя очередь платить, кассирша, корпулентная бабища, с подозрением посмотрела на меня:

— Вы разве медработник? — мрачно спросила она и перевела красноречивый взгляд на мой груженный едой поднос.

Мужик, что стоял впереди меня и уже собрался уходить, аж обернулся.

— Не совсем, — ответила я, краснея, — уборщица я.

И, когда мужик ушел искать столик, я, понизив голос до шепота, наклонилась ближе к кассирше и зачем-то добавила:

— В морге.

Лицо кассирши вытянулось, и она торопливо посчитала мне сумму.

Я оплатила, взяла поднос и отправилась искать свободный столик. Но, так как народу сейчас обедало много, то сделать это было непросто.

— Здесь есть свободное место! — тот пузатый дядькой в белом халате, который стоял впереди меня, кивнул на свободное место за двухместным столиком.

— Спасибо, — поблагодарила я и пристроилась напротив.

— А вы в каком отделе работаете? — внезапно спросил он.

Я напряглась. Мою шутку про морг он не слышал. Если сейчас скажу, к примеру, в хирургическом, то вполне вероятно, что он там тоже работает и сразу уличит меня во вранье. Нет, я не думаю, что у меня отберут поднос с едой и выгонят из столовой, но всё равно это будет неприятно. А если скажу правду, то опять же будет стыдновато, что соврала кассирше.

Поэтому я ответила обтекаемо:

— Обслуживаю регистратуру и приёмное отделение. И ещё обе лестницы.

Ну, а что, там всегда такой бардак, такое движение, столько за день народу, что ничего непонятно. Пусть пойдёт проверит.

— Но там же такой бардак всегда, — покачал головой врач и пододвинул к себе второе (с первым он уже покончил).

— Ну это да, — кивнула я и приступила к супу.

Очень вкусно, кстати. Как правило, больничная еда всегда так себе. Точнее её есть невозможно, разве что с голодухи. А тут прямо домашняя еда, да ещё и повар не криворукий.

Пока я отдавала должное мастерству повара, мужик брякнул:

— Переходите лучше ко мне в отделение. У меня и площадь меньше и премиальные я всегда плачу своим людям. Выбиваю от спонсоров.

Я чуть супом не подавилась.

— А какое у вас отделение? — промямлила я, стараясь не закашляться.

— Психиатрическое, — сказал он и взял стакан с компотом.

Я аж зависла. Получается, это там, где Тамарка и куда я сейчас пойду. Поела, блин, супчика.

— Спасибо! — тем не менее с радостным лицом улыбнулась я, — я обязательно подумаю над вашим предложением.

— Да что тут думать⁈ — возмутился врач, — у меня, если что и подмену взять можно. И дополнительные возможности для подработки есть. Соглашайтесь!

— Я сейчас пойду туда, к вам, — сделала простодушный вид я, — у меня там сестра содержится. Проведать надо. И заодно посмотрю, что за площади там у вас.

— А кто сестра у вас? — спросил мужик, — я всех своих пациентов знаю.

Я назвала имя-фамилия Тамарки.

— А-а-а-а… — протянул мужик и поморщился, — сложный случай.

— В смысле? — напряглась я.

— Да там целый букет, — вздохнул он, — и психозы, и неврозы, и компульсивное расстройство личности…

— То есть ей в ближайшее время оттуда выйти не получится? — спросила я.

— Да там сложная шизофрения и всё усугубляется, — вздохнул врач и сочувственно посмотрел на меня, — тем более советую подумать. Будете заодно поближе к сестре. Сможете её постоянно видеть.

— Вы правы, сказала я, поднимаясь из-за стола (булочку есть не стала, прихватила с собой), — пойду поговорю со своим руководством. Я вам сообщу.

И поспешно ретировалась из столовки.

Нужно ли говорить, что идти в отделение к Тамарке смысла уже не было.

Поэтому я отправилась прямиком в опеку.

Мне не только нужно было порешать вопросы о детях, но, к тому же, я очень надеялась увидеть там Петрова. Во-первых, тогда мне не удалось с ним перекинуться даже словом. А я очень хотела выяснить, что же такого понаписали на меня в той жалобе, что он изъял у меня детей, даже не дожидаясь моего присутствия?

Кроме того, нужно проверить — не ошиблась ли я, и действительно ли он тот, о ком я думаю? Что-то всё слишком часто вертится вокруг этой фамилии.

И опять я промахнулась. Совершенно забыла, что раз свет по всему городу отключили, значит и сотрудников в роно нет.

Зато наткнулась на давешнюю бабку.

При виде меня, её перекосило, поэтому я постаралась ретироваться. А то ещё инсульт старушку разобьёт, и я виновата буду.

Ну ладно, я отошла подальше, вытащила из сумки и раскрыла мой блокнотик.

Итак, детей я вернула, но окончательно вопрос с отделом опеки и попечительства ещё не решен. Схожу завтра.

Дальше, по поводу родственничков, Владимира и Тамарки, я задачу, можно сказать решила. Хотя по Владимиру нужно дать ответ через две с половиной недели. Я это тоже отметила.

Убийцу Всеволода нашли. Значит, вычёркиваю. В ближайшее время, как сказал Пивоваров, меня на допрос вызовут. Здесь, главное не спалиться и подумать, стоит ли говорить о том письме от Гитлера. Я отметила в блокнотике жирным восклицательным знаком. Ещё хорошенько всё обдумаю.

С Галей тоже встретилась. Вычёркиваю.

И что получается?

Я скривилась. Что-то список задач никак не уменьшается.

Первое, начать помогать Пивоварову. Я ему должна как земля колхозам. Ну, или как там оно правильно звучит, не помню уже.

Второе. Довести дело до победного финала с опекой. Потом разобраться с Петровым. Съездить к Любашиному отцу (но это после допроса, если они с меня подписку о невыезде снимут). Попасть к Жириновскому.

Я схватилась за голову.

Нет, так я никогда ничего не выполню.

Я взглянула на часы. Время уходило неумолимо. А я смотрела на исписанные страницы блокнотика и не знала, за что хвататься.

Как же оно меня задолбало всё! Как же хочется куда-нибудь туда, где пальмы, море, много солнца и нет всех этих проблем.

Ветер влажно пахнул мне в лицо. Я поёжилась от холода и оглянулась.

Блин. Совсем я зарапортовалась — стою посреди улицы и пялюсь в блокнот, а толпа людей обтекает меня со всех сторон. Как ещё только сумку не вырвали⁈

Это напомнило мне мой первый день, когда я шла себе в своём мире в «Пятёрочку», а попала вдруг сюда. И тогда я тоже стояла в нерешительности и не знала, что и делать. И также равнодушная толпа обтекала меня со всех сторон.

Как оказалось, я остановилась прямо рядом с телеграфом.

Телеграф! А ведь это идея!

Насколько я знаю, у нас, в Калинове, свет на телеграфе всегда был. То ли там не отключали (стратегический объект), то ли у них была своя автономная система.

Как было ни было, я зашла внутрь.

Возможно, из-за того, что весь Калинов сегодня был в темноте, народ вместо работы потянулся сюда, решать свои проблемы. Очередь была довольно внушительная.

Тем не менее, я заняла очередь, отстояла и заказала переговоры в областной центр. Уже стала доступна новая функция — цифровой звонок, когда человек сам набирает код. Но для этого нужно было иметь стационарный телефон. А у меня не было.

Поэтому вот так. По старинке будем, через телеграф.

Когда меня вызвали к свободной кабинке, я торопливо скользнула внутрь и стала ждать, затаив дыхание.

Длинные гудки, казалось, никогда не закончатся.

Но, наконец, на той стороне провода взяли трубку.

— Секретариат… ЛДПР, — официальным тоном ответил холодный голос, сквозь треск в трубке.

— Скажите, пожалуйста, есть ли у вас приём граждан лично Владимиром Вольфовичем? — спросила я.

Треск прекратился.

— Последний четверг каждого месяца, — с небольшой запинкой ответил удивлённый голос, — с шестнадцати до восемнадцати ноль-ноль. А по какому вопросу вы хотели записаться?

— По личному, — ответила я, и, чтобы меня «случайно не забыли» записать, торопливо добавила, — я — член партии ЛДПР Калиновского отделения. Скороход Любовь Васильевна. Запишите меня, пожалуйста…

Покинув кабинку, я немного постояла в задумчивости, а затем пристроилась в хвост очереди заново. На моих губах зазмеилась предвкушающая улыбка. Сейчас кому-то будет очень весело.

Процедура с ожиданием и вызовом к свободной кабинке повторилась.

И опять длинные гудки, треск, скрежет в трубке. Но я дождалась.

— Алло! — послышался с того конца провода встревоженный голос.

— Здравствуйте, Роман Александрович! — медовым голосочком практически пропела я.

— Л-любовь В-в-васильевна? — от неожиданности он аж заикаться начал.

— Именно так, — подтвердила я.

— Неожиданно! — взял себя в руки Ляхов. — Чем обязан?

— Мне нужна ваша помощь и поддержка, — заявила я, — как вы уже знаете, у нас погиб старейшина «Союза истинных христиан», Всеволод Спиридонович…

— Да, я слышал, такое горе… — вежливо-равнодушно посочувствовал Ляхов.

— Да, спасибо, — также вежливо-равнодушно ответила я и продолжила, — Ростислав, его заместитель, среди подозреваемых, и, соответственно, занять его место не может…

— Знаю, — голос Ляхова помрачнел. Я

уловила это даже сквозь потрескивание в трубке.

— И теперь у нас нет старейшины, — с явным намёком сказала я.

— И это я знаю, — раздражённо ответил Ляхов, чуточку замялся и сообщил, — если вы хотели узнать, кто это, то, насколько мне известно, планируют перевести человека из Твери.

— Я вот, собственно, по этому поводу и звоню, Роман Александрович, — мой голос опять замироточил и стал медовым, — зачем нам абсолютно чужой человек из какой-то Твери?

— Ну, не говорите так, Любовь Васильевна! Там очень сильная организация… — начал Ляхов, но я перебила:

— Погодите, Роман Александрович, у меня есть гораздо лучшее предложение, — зачастила я, опасаясь, что связь оборвётся и придётся опять стоять в очереди.

— И кто же это?

— Пивоваров Пётр Кузьмич, — сказала я, — он юрист. Очень опытный. А также лидер нашей организации. Умеет организовать людей… Вы сами могли убедиться.

— Нет, даже не думайте, Любовь Васильевна, — раздражённо сказал Ляхов, — там уже, наверху, всё давно решили… будет человек из Твери и точка!

— Вот потому я и прошу вас о поддержке и протекции, Роман Александрович, — с нажимом сказала я.

— Да зачем оно мне нужно! — возмутился тот.

— Ну вы же не хотите, чтобы информация о проделках вашей тёщи стала известна кому надо? — вкрадчиво сказала я и вежливо добавила, — так что помогите нам, Роман Александрович. А я позвоню вам завтра, узнаю, как и что получилось…

Я положила трубку и тихо рассмеялась.