Всё случилось внезапно. Да и как могло быть иначе? Ну не рассчитывал же он, в самом-то деле, что лысори снизойдут до объяснений с собственным пером?! Нет, разумеется, нет…
Просто, сказать честно, Виктор Индукин не думал над тем, что будет, если лысори его застукают. Не то чтобы он всерьёз верил в собственную неуловимость, однако и провала в ближайшее время совершенно не ждал. Использование якобы сломанного бассейна в течение долгих месяцев, удачная операция с Павлом Острожским, добавившая лысорям ещё одно фальшивое перо, так окрылили Виктора, что он, как говорится, совсем страх потерял. Чересчур увлёкся, разошёлся, стал строить собственные планы, а к лысорской «кибернетике», которая то и дело пыталась отремонтировать бассейн, стал относиться слишком формально. Бросал искину поддельные отклики, как собаке — кости, чтоб занять, пока нет хозяина, а сам тем временем пользовался бассейном, словно ничейным имуществом.
Личный проект запустил! Обнаглел настолько, что решил собственного искусственного человека получить — не такого, как Антон Шигорин, конечно, нет! Такое Виктору было просто не под силу, да он и не собирался: на фига ему андроид со свободой воли, когда он может сварить в бассейне пустышку и использовать её как свой аватар? Ведь Индукин — в отличие от иномирных пожирателей душ — был родом с Земли, связь с которой, благодаря лысорской обработке, не только сохранилась, но и весьма укрепилась за то время, что он общался с Острожскими и Антоном.
В благодарность за помощь в вербовке устранителя, информацию о планах лысорей и вообще всяческое сотрудничество, Павел, ещё когда был человеком, подарил Виктору планшет и смартфон, которые он разобрал и пустил в дело, здорово продвинувшись в воплощении своей новой идеи.
Антону о ней он говорить не стал — знал, что тот не одобрит. Скажет, слишком опасно и сложно, вряд ли андроид-аватар получится совершенно неотличимым от человека, а потому привлечёт излишнее внимание, к тому же есть гораздо более насущные задачи, над которыми прямо сейчас надо работать, — эх! Виктор всё это понимал, но… он просто хотел, очень хотел земной аватар! Но не имел ни малейшего желания объяснять это искусственному созданию лысорей, хоть и перевербованному. Пусть даже оно и считало себя человеком, действовало исключительно на благо «лампочек» и всё такое… У Виктора всё равно оставалось какое-то предубеждение против полной откровенности с Антоном. Возможно, неправильное, возможно, зря, но оно было! Поэтому подробности о своём новом проекте он рассказал только Острожскому.
И тот сразу же пришёл от этой идеи в восторг: видно, лелеял мечту когда-нибудь заполучить аватар и себе. Вдохновлённый своим замыслом Виктор не отрицал такой возможности, хотя и понимал: сделать это для Павла будет намного сложнее, ведь лысорские артефакты не успели соединиться с его похороненным на Земле телом, поэтому такой связи с человеческим миром, как у Индукина, у него не осталось. Зато здесь, в лысорском царстве, Виктору удалось быстро наладить с Острожским связь, и две бывшие «лампочки» могли теперь общаться, когда вздумается. Убедившись, что, занятый своими делами и разработкой нового оружия монстр практически не следит за двумя новыми перьями, уже считая их растворённой в себе частью, Виктор, совершенно одурев от безнаказанности, вовсю варил себе будущий земной аватар и почти не обращал внимания на лысорский искин, снова и снова пытавшийся починить восстановительный бассейн.
И однажды, когда фиксировавшие каждый шаг программы обнаружили, что время и ресурсы, затраченные на попытки ремонта, превысили все возможные расходы на поиски места и обустройство нового бассейна, искин отправил хозяевам соответствующий отчёт. Раз, второй, третий… пока лысори не обратили на него внимание, решив наконец разобраться, что же всё-таки происходит с одним из их бассейнов.
И вот тогда грянул гром.
Огромный острый чёрный клюв сомкнулся вокруг Виктора и с неистовой силой дёрнул его так, что мир вокруг помутился, превратившись в чёрную кашу, расцвеченную бликами светлячков. Остальные лысорские головы, как всегда, и не подумали хотя бы на секунду прервать своё жуткое пиршество, пока одна из них ухватила Виктора. Монстр поступал с ним, как с обнаруженной занозой: просто, без лишних разговоров, пытался вырвать вон и выбросить. Однако сделать это с первой попытки не удалось: заноза оказалась с корнями — целой сетью тонких и на первый взгляд незаметных, но зато ветвящихся по всему лысорскому телу, корней.
Всё существо человека-«пера» прострелило жаркой, неукротимой болью. Он содрогнулся в конвульсиях, отчаянно цепляясь за хорошо знакомую, давно и глубоко изученную «плоть» монстра. Озверев от ярости, что не уследили за таким наглым разрастанием чужеродной сущности, лысори потянули ещё сильнее, но Виктор, отринув боль, уже выпустил «когти», проникая в энергетические узлы. Выуживание нужной информации из «нервов» монстра, установление связи с земными «лампочками», создание поддельных команд, оборона от лысорской «кибернетики», варка аватара — всё это требовало колоссального количества энергии, и за несколько лет Виктор обзавёлся разнообразными механизмами её получения. Он приспособился потихоньку, по струйке, незаметно, но постоянно тянуть её из общего котла лысорей и накапливать в собственных хранилищах, чтобы потом аккуратно использовать в собственных целях. Но сейчас аккуратность уже была ни к чему, Виктор вонзил «когти» в узлы и потянул накопленные запасы энергии, пропуская её прямо через себя. Голова монстра затряслась в обжигающем потоке, синевато-оранжевое пламя таящегося в чёрном зрачке «автогена» рванулось наружу огромным лохматым факелом, но клюв по-прежнему крепко сжимал перо и тащил, тащил его навстречу уже открывавшейся серебристой трубе, ведущей в персональный ад круга самоубийц. Несуществующие внутренности сдавило, Виктор чувствовал, как лопаются корни, и «перо» медленно, но верно выходит наружу. В пока ещё полупрозрачной трубе уже зародился ветер, стремясь всосать обратно в круг когда-то посмевшую сбежать песчинку.
Виктор кричал, понимая, что всё кончено, что он, конечно же, не сможет противостоять такой неописуемо могучей силе, как лысори, и всё равно продолжал лить и лить энергию, в отчаянной горячке сумасшедшего желания во что бы то ни стало спалить этот чёртов клюв. «Ты отцепишься, мерзкая тварь, отцепишься, чего бы мне это ни стоило!!!» Голова монстра — всего лишь одна из многих! — билась в конвульсиях, полыхая из глаз бешеным пламенем вместо аккуратного факела автогена, но «пера» не отпускала.
Ещё часть корней лопнула, ведущая в круг самоубийц труба обрела плотность, ветер усилился, грозя перейти в ураган, как вдруг, сквозь собственный крик, Виктор услышал нараставший низкий вой высоковольтных проводов. Кто-то будто встал рядом, плечом к плечу, вливая в тело Виктора собственную энергию. Это был Павел! Поток резко усилился, несуществующие зубы будто электричеством прострелило, нервы вспыхнули жестокой, всепоглощающей болью, и крик Виктора оборвался.
Монстр взревел, но раздалось лишь сдавленное мычание: клюв не разжался. Он намертво сплавился с «пером», продолжая всасывать энергию. У Острожского её было не так много, как у Индукина, но хватило, чтобы окончательно расплавить и закоротить ещё не вырванные проводящие пути Виктора с телом монстра. Все ограничения пали, и энергия хлынула таким мощным потоком, что лысорская голова с адским грохотом взорвалась, выметнув целую сеть ярких молний. Ослепительный и невыразимо чистый белый свет был последним, что видел Виктор, прежде чем его душа перестала существовать, разлетевшись по многомерной Вселенной микроскопическими затухающими искрами.
Мощный взрыв выбросил Павла-«перо» из лысорской головы, и он, кружась так, что всё вокруг слилось в единую неразличимую кашу, полетел куда-то в неизвестность, пока его вдруг не подхватило вихрем и не пронесло сквозь внезапно вспыхнувшее прямо перед ним радужное сияние.
Раздался приглушённый двумя стенами женский крик. «Алина Георгиевна!» — догадалась Вера, вспомнив работницу за огромным столом с выкройками.
— Это они! — Антон рванулся к стеллажу, крышка одного из контейнеров полетела на пол.
Послышался грохот выбитой двери, а затем топот — уже прямо за стеной потайной комнаты. Шигорин повернулся, в руке его был пистолет. Он на секунду застыл, весь подавшись в сторону звуков и нагнув голову, будто собирался бодать стену.
— Это люди, не устранители! — свистящим шёпотом выплюнул он, распрямляясь. — Прячься!
Прятаться? Но куда? Вера бросилась к громоздившимся в углу бочкам и ящикам — между ними оказалось небольшое пространство. Она затолкалась туда и присела. Раздался скрежет, шорох, звук ломавшейся мебели, а затем громкие удары. Вера высунулась: ведущая в потайную комнату узкая дверь сотрясалась.
Антон едва успел скрыться за тумбой, когда дверной замок с хрустом вылетел, и из смежной комнаты раздались выстрелы, не давая Шигорину высунуться, и тот открыл ответный огонь наугад, выставив руки с пистолетом на крышку тумбы. Пули заколотили по прозрачным стенкам, но стекло — или из чего они там были сделаны — оказалось непробиваемым, словно броня.
Что-то просвистело так близко — плечо будто чиркнуло горячим пером, и Вера отдёрнулась за бочки. По руке что-то текло, она дотронулась пальцами до липкой влаги, поднесла к глазам — кровь! Вера сжалась в комок, не зная, что делать, как вдруг увидела вырвавшийся из чьего-то светака алый протуберанец, заливаемый по краям чернотой. Вера чуть подалась вперёд и выглянула из-за бочки: Шигорин продолжал укрываться за тумбой, по его правому боку текла кровь. На полу дёргался в конвульсиях человек — пуля Антона пробила ему шею. Миг, и чернота распространилась, поглотив алый протуберанец светака целиком, и человек замер. Ещё один светак, весь подёрнутый желтизной агрессии и красными разводами опасности, дрожал неподалёку, пока его хозяин — под прикрытием огня третьего, оставшегося возле двери, чужака — крался по комнате, стремясь обогнуть пуленепробиваемую тумбу и обезвредить раненого Антона. Вера увидела, как из её собственного светака вдруг вырвался алый протуберанец — по краю дрожала пока ещё едва заметная, рваная и тонкая, но уже чёрная линия! Значит, сейчас чужак достанет Антона и сразу после этого доберётся до Веры! Ощущение близкой гибели накрыло её с головой, такое острое и сильное, что её, полыхавший пурпурно-красным, светак буквально выбило навстречу чужой светотени. Вера ещё даже не успела сообразить, что делает, а контакт уже состоялся, и дальше всё случилось само собой, на инстинкте и интуиции.
Это было похоже на лечение порванной связки швеи, только «с обратным знаком». Не выправлять, разглаживать и заполнять вмятину, а рвать, мять и пробивать чужой светак! Будто тысяча иголок выстрелила у Веры из пальцев и вошла в тело незнакомого мужчины, чтобы потянуть из него энергию, направляя её в центр собственной груди. Чужой светак треснул, открывая ало-багровую внутренность, в середине которой уже зарождалось маленькое чёрное пятнышко. Незнакомец охнул и метнулся назад, ударившись плечом в стеллаж, колбы на верхней полке повалились и, подкатившись к краю, ухнули вниз, звонко разбившись об пол. Чёрное пятно в чужом светаке неумолимо разрасталось, поглощая кровавую внутренность, а в груди у Веры становилось всё горячее от чужой энергии. В голову ударила опьяняющая волна, и захотелось ещё. Ещё силы! Мужчина выронил оружие и рухнул на колени, ткнувшись головой в пол. Мёртв! Верин светак отпустил первую жертву и метнулся дальше, нащупывая светотень второго чужака. Крушить, мять, увечить и пить! Пить чужую силу!! Пальцы-иголки, жар, натиск, распоротый багровый рот, чёрная дыра! Ещё! Второй незнакомец с грохотом упал навзничь. В груди полыхал настоящий огонь, Вера хрипела, втягивая его вместо воздуха, обжигая горло, внутренности, в голову будто ударил кипящий гейзер, в ушах раздался адский звон, комната закружилась. Лежавший на полу чужак дёрнулся, испуская дух. Антон выскочил из-за тумбы, бросился к Вере, но подхватить не успел: она безжизненно завалилась на бок.
После смерти любимого учителя — а умер Василий Семёнович по естественной причине, от разрыва в мозгу аневризмы, — Андрей, отгоревав тридцать девять дней, на сороковой, вместо того, чтобы пойти на кладбище, отправился в лес.
Тот самый лес, где он, ещё ребёнком, сбежав с автобусной экскурсии, заблудился. Мобильник тогда остался у детдомовских воспитателей, еды и воды тоже не было. Зато был страх. Глухая чащоба и бродивший вокруг зверь. И ночь! Жажда, голод, холод и тьма…
Андрей не забыл ни одно из тех ощущений и, даже став взрослым, мог последовательно прочувствовать каждую минуту той ночи, словно она была только вчера. Взяв запас воды, еды и полностью заряженный смартфон, он приехал на шоссе, в точку, где тогда, в двенадцать лет, выбежал из леса и увидел автомобиль с горящими фарами, а рядом — мужчину со светлыми волосами и пушистыми золотыми усами. Зачем Андрею понадобилось приезжать сюда — объяснить словами вряд ли было возможно. Но немалую роль здесь сыграла Вичка.
Когда, в пятнадцатом году убийства лампочек прекратились, Андрею исполнилось восемнадцать, он устроился на работу в гипермаркет и ушёл из дома учителя. Занятая им вакансия была, конечно, так себе — подай-принеси, как говорится, но зато он получал за неё деньги и мог жить отдельно. В то время включений малых «лампочек» не проводилось: за два года убийств, замаскированных под болезни и несчастные случаи, оставшиеся в живых «лампочки» научились держаться в тени и лишний раз не светиться. Минули в прошлое регулярные собрания, совместные учения и выработка общей стратегии. Стратегия теперь была только одна: каждый отвечает сам за себя. Вот Андрей и отвечал. Учителю он, конечно, звонил, интересовался делами и здоровьем, а про всё ещё проживавшую у Василия Семёновича Вичку старался не вспоминать.
Однако через пару лет она вдруг сама стала ему звонить и писать, всё с какими-то намёками и далеко идущими планами, настойчиво приглашая встретиться. Фотки свои присылала, и Андрей не мог не отметить, какая она стала красивая… В общем, как-то раз он сдался и согласился встретиться. Воспоминания детства, анекдоты и очень много вина… — короче, вечер закончился тем, что они переспали. Потом вроде бы даже стали регулярно встречаться, но довольно скоро связь эта стала Андрея тяготить. Вика постоянно ему писала, звонила, слала эсэмески, придумывала, куда пойти и чем заняться, являлась, не давая передохнуть. Её стало так много, что парень уже задыхался в её объятиях. Вежливые намёки и тактичные просьбы не помогали… В итоге Андрей сорвался и откровенно ей нахамил, Вика зверски обиделась, и они вроде как расстались.
Однако недавно она вдруг снова замаячила на горизонте, и вела себя так, будто они расстались добрыми друзьями, но Андрей больше не хотел наступать на те же грабли, всячески избегая встреч. Но тут, к несчастью, умер учитель, и встречаться всё-таки пришлось. Похороны, девять дней… теперь вот — сорок. А значит, снова поминки, общий стол, речи какие-то… Вика…
Андрей очень любил Василия Семёновича, но ведь здесь, на Земле, его уже не было! И всё, что его ученик за столом скажет, учитель всё рано не услышит… всё это нужно только для живых… для родных и близких.
Кто-то идёт в церковь и пишет записку за упокой, кто-то кладёт цветы на могилу или устраивает многолюдные поминки — но это лишь ритуалы!.. Способы отдать дань памяти дорогому человеку. Так почему бы не изобрести свой собственный?..
Примерно так он и сказал Вике, когда она позвонила узнать, не надо ли за ним заехать, чтобы вместе отправиться на поминки. Она стала настаивать, и тогда он честно ответил, что не хочет никого видеть, и, нажав отбой, сошёл с шоссе, чтобы углубиться в чащу.
Что-то глубоко внутри требовало повторить свой путь десятилетней давности и найти то самое кряжистое дерево, на которое он от страха залез и задремал, а потом проснулся, как от толчка, когда почувствовал связь с учителем. Место силы? — наверное! — Андрей не имел желания анализировать свои побудительные мотивы. Он просто хотел вспомнить, где находится то дерево. Но вспомнить не получалось, так что он долго плутал по лесу без всякого толка, пока не начало смеркаться.
Из-за сумерек искать, высматривая знакомые места, стало невозможно, и, выбрав более-менее гладкое и сухое поваленное дерево, Андрей уселся, чтобы выпить воды, а потом и не спеша перекусить. Смартфон исправно работал, навигатор показывал, куда идти, чтобы попасть на шоссе и поехать домой, но вставать так не хотелось, что Андрей сидел, пока окончательно не стемнело. Он задрал голову и посмотрел в просвет между ветками: с чёрного неба светил толстый, но уже идущий на убыль месяц, точно так же, как было в ту ночь, десять лет назад.
И тогда Андрей внезапно понял, что надо делать. Он удивился, почему же не догадался раньше?! — и сразу сообразил, что на самом деле догадался и просто гулял по лесу, ожидая именно этого конкретного момента. Момента, когда время той и этой ночи полностью совпадёт.
Он встал и закрыл глаза. Ему даже не потребовалось усилий, чтобы отключить мысли, они ушли сами, отступили, давая дорогу чему-то иному: могучему, таинственному и древнему, как сама Вселенная. Ноги сами пришли в движение, и Андрей побежал, безошибочно огибая деревья, перепрыгивая через ямы, легко проскакивая через бурелом, где, в обычном состоянии, запросто переломал бы ноги. Но обычное состояние сейчас было таким же далёким, как звёзды — они безмолвно взирали с небес на взрослого человека, который бежал навстречу себе же, двенадцатилетнему, и их сердца бились в унисон.
Андрей добежал до того самого кряжистого дерева, образ его чётко запечатлелся в мозгу, он помнил, как ладони коснулись коры, и тут вдруг что-то случилось. Ствол будто взорвался прямо перед носом радужным свечением, и дерево пропало. А сам Андрей ухнул куда-то сквозь разноцветные искры, внутренности подбросило к горлу, словно он сорвался откуда-то с большой высоты, а потом всё исчезло.
Очнулся он в странном месте без ориентиров, среди чего-то бесцветного и однородного, оно чувствовалось повсюду одинаково, словно находишься в толще бескрайнего океана, с той разницей, что, сколько не двигайся вверх или вниз, давление этой толщи не менялось, да и плотность в каждой точке оставалась одинаковой. В этой субстанции — Андрей назвал её «киселём» — виднелись хаотично разбросанные тёмные пятна, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся сгустками человеческих сознаний. Они ничего и никого не воспринимали, в отличие от Андрея — он, видимо, благодаря своим способностям «лампочки» видеть световые тени на Земле, мог теперь чувствовать присутствие людей и здесь.
Несколько дней ушло на то, чтобы растеребить их и заставить понять, что тут, в «киселе», есть кто-то ещё. Понятие «день», правда, было весьма приблизительным и исключительно субъективным, ибо здесь не существовало ничего, что указывало бы на смену времён суток или года, да и было ли оно тут вообще — время? Может, и нет, но субъективное ощущение безвозвратно уходящих минут у Андрея осталось.
Минуты складывались в часы, часы в дни, а бестелесные создания так и продолжали висеть в «киселе», не в состоянии понять, кто они есть, и почувствовать что-то, кроме присутствия рядом Андрея. Он оказался единственным, кто мог здесь перемещаться и помнил, как жил на Земле. У остальных не было ни привязанностей, ни целей, ни воспоминаний. Это и жизнью-то можно было считать только с огромной натяжкой!..
Но всё изменилось, когда, недели через две, Андрей, в поисках выхода из этого удручающего места, обнаружил в некоторых местах «киселя» щели — чёрные провалы, в которых клубилась подвижная тьма. Решив, что терять ему — кроме жуткой скуки, изматывающей разум не хуже любой не решаемой головоломки, — нечего, Андрей сунулся в черноту, надеясь пройти насквозь и оказаться в каком-нибудь другом мире. Но манёвр не удался: клубящаяся тьма прогибалась внутрь, словно мягкая резина, давая двигаться вглубь щели до тех пор, пока позволяло «натяжение». Насколько далеко — неизвестно, однако достаточно, чтобы внезапно почувствовать на другом конце… Земную жизнь! Да, она точно была там, с другой стороны щели! Его мир, мир, где ствол знакомого с детства дерева вдруг взорвался радужными искрами, отправив Андрея прямо сюда, в чёртов «кисель» с бездумно висевшими в нём клочками человеческих сознаний.
«Изнанка! — горестно подумал тогда Андрей. — Вот куда я провалился! На изнанку Земного мира…»
Вера открыла глаза: обшарпанный низкий потолок, в углу свисает отслоившаяся, пожелтевшая краска, замызганные старые обои с жуткими розовыми цветочками — комнатка была маленькой, кровать — жёсткой и старой, судя по тому, как жалобно она скрипнула, когда Вера села. Её светак болтался совсем рядом с телом и вид имел, прямо сказать, странный. Слишком блестящий, перенасыщенный цветами и будто уплотнённый, он совершенно не соответствовал её самочувствию. Веру одолевала слабость, чуть кружилась голова, а в груди немного пекло. Однако опасности для здоровья не было и дышалось легко. За стенкой послышался шорох.
— Антон?!
— Проснулась? — спросил из-за стенки знакомый голос.
— Где мы?
— На съёмной квартире, — ответил Шигорин, заходя в комнату, на боку сквозь футболку топорщился бинт. — Надеюсь, о ней никому не известно. Во всяком случае, пока.
— Ты ранен?
— Да ерунда, ничего серьёзного, важные органы не задеты.
— Но это же всё равно опасно, тебе надо в больницу!
— О-о-о, да ты, похоже, совсем забыла, кто я, — улыбнулся закройщик.
— Ах да… чёрт, я и правда немного… — Вера потёрла лоб.
— Как твоя рука? Не болит?
— Нет, — только сейчас вспомнив, как её будто горячим пером задело, Вера осмотрела правое плечо и, осторожно потрогав засохшую корку, сказала: — Царапина уже затянулась.
— Ты молодец! Быть бы нам уже трупами, если б не ты.
Воспоминания об уничтожении чужих светаков заставили Веру вздрогнуть и закашляться.
Антон подал ей стакан воды:
— Вот! Попей.
— Господи… — сдавленно прошептала Вера, с трудом сделав несколько глотков.
— Что с тобой, плохо? — с беспокойством спросил он, ставя стакан на прикроватную тумбочку.
— Я их убила, — тихо проговорила Вера. — Понимаешь? Убила!
— У тебя не было выбора, — ответил закройщик с кислым лицом человека, вынужденного объяснять прописные истины.
Вера вспомнила, как её светак выстрелил ярко-красным протуберанцем, самый край которого уже подёрнулся чёрным.
— Да, наверное, но… я… мне… — она закусила губу и нахмурилась, потом подняла глаза на Шигорина и выпалила: — Я себя не контролировала, убивала, и мне это нравилось!
— Природа! — пожал плечами Антон. — Горячка боя, гормоны, адреналин… Ты жизнь свою защищала. Это было правильно!
— Два человека… может, у них были дети, я даже не посмо…
— Я тоже убил двоих, — перебил её Шигорин таким голосом, будто речь шла о тараканах. — Есть хочешь? Можно яичницу пожарить. Ещё есть печенье. И чай.
— Я видела только одного, — словно не слыша вопроса про еду, сказала Вера.
— Это в лаборатории, — терпеливо объяснил закройщик. — Второй прятался в ателье, я прикончил его, когда проверял выход на улицу, чтобы отнести тебя к машине! Помнишь, в соседней комнате женщина сидела, Алина Георгиевна?
Вера кивнула.
— Они ударили её прикладом по лицу. И только потом застрелили. Мирная женщина, безоружная… Кто-то из них выбил ей зубы, понятно? — не дождавшись ответа, Антон, схватил Веру за левую руку и рванул вверх, ставя на ноги. — Я спрашиваю тебя: понятно?
— Да! — взвизгнула она, шарахнувшись в сторону, но пальцы закройщика клещами впились в локоть, удержав на месте. — Пусти, больно!
Он разжал руку, и Вера, не устояв на ногах, плюхнулась на кровать:
— Зачем?
— Затем, что хватит! Хочешь выжить, не жалей! Ни их не жалей, ни себя!
Антон сел рядом и умолк, сдвинув брови и уставившись в стену перед собой. Сквозь повязку на боку проступила кровь.
— Так что там насчёт еды? — потирая локоть, спросила Вера.
— Пойду готовить, — закройщик встал. — Ты можешь пока умыться, в ванной есть мыло и полотенце.
— Спасибо, мамочка, — скорчив насмешливую рожу, проблеяла Вера, поднимаясь.
Когда, спустя минут десять, она вошла в кухню, стол был уже накрыт: с тарелки таращилась двумя жёлтыми глазами яичница, рядом исходила паром большая кружка с чаем и лежала вскрытая пачка крекеров.
— Здорово! — одобрила Вера, прежде чем жадно наброситься на еду.
— Я тут всё думаю о вчерашнем нападении, — присев напротив и постукивая по столу пальцами, задумчиво сказал Антон, — и меня сильно беспокоит одна вещь.
— Всего одна? — с набитым ртом промычала Вера.
— Ну, видишь ли, разгром ателье был, в общем-то, ожидаем. Тебя вычислили, понятно. Я попался — это тоже закономерно, но вот почему среди вломившихся не оказалось ни одного устранителя?
— Да, — прожевав, согласилась Вера. — Это действительно странно. С устранителями нам пришлось бы туго. Светаков у них нет, так что я не смогла бы… хотя, — перебила она сама себя, — откуда им было знать, что я вообще способна убивать людей собственным светаком? Я и сама, до вчерашнего дня, этого не знала!
— Всё равно, — покачал головой Антон. — Устранитель должен был быть — хотя бы для борьбы со мной.
— Может, тот, кто планировал операцию, счёл, что и так хватит? Четыре человека против одного устранителя — достаточный перевес, а меня они, наверное, вообще в расчёт не брали… и это была их бо-о-ольшая ошибка!
— Так устранители сами такие операции и планируют!
— Ну, значит, он просто решил отсидеться? В сторонке, так сказать, постоять…
— Нет, нет, это невозможно, прошивка в мозгу! Она бы ему никогда не позволила!.. Если только… — Антон вдруг замолк, удивлённо вскинув брови.
— Что? — Вера замерла, ожидая продолжения.
— Если только устранители не проходят сейчас какое-то новое необычное обновление. Вот чёрт! Может, они все сидят в бассейнах?!
— Прямо все? разом?
— Именно! Вчера я тоже должен был явиться на обновление, но позвонила Клавдия и подняла панику, что твою безумную яркость наверняка засекли, а значит, вычислили и меня, ибо я ничего о включении необычной суперлампочки им не доложил. Опасаясь, что лысори меня на этом обновлении прикончат, я к бассейну не пошёл, с тобой вместо этого встретился.
— Но они могли бы подождать, пока другие устранители обновятся, — возразила Вера. — Чтобы послать их за тобой. Куда б ты делся?
— Раз не стали ждать, значит, обновление сложное и долгое. А это очень плохо! Чёрт! — Антон потёр руками лицо, потом откинулся на спинку стула, глядя в окно. — Это означает, лысори затеяли какую-то глобальную переделку устранителей! Те, наверное, пришли в бассейны ещё вчера, но вместо обычных пяти минут застряли там на несколько часов, а может и вообще на всю эту ночь, кто знает! Один я не явился, и тогда кто-то из устранителей, прежде чем залечь на этот мощный апгрейд, позвонил своим людям и отдал приказ со мной разобраться. — Он перестал смотреть в окно и перевёл взгляд на Веру. — Не было вчера никакой команды на уничтожение «лампочек», как я подумал, громившие ателье боевики пришли за мной — тебя трогать они вообще не планировали!
— Почему?
— Да потому что тобой и всеми другими «лампочками» займутся уже обновлённые устранители!
— Но ведь это только твои догадки!
— Нет, это моё логическое заключение, — закройщик вскочил и принялся мерить шагами кухню. — Чёрт, как хорошо, что Клава тогда позвонила! Конец бы мне, явись я на это обновление, некому уже было бы о тебе позаботиться… Я думаю — да нет, я уверен! — он остановился напротив Веры. — Для «лампочек» готовится нечто ужасное!
— Ох, не пугай меня так, пожалуйста!
— Я не пугаю, но мы должны трезво оценивать ситуацию и понимать, что нам грозит… подожди секунду! — Антон ринулся в комнату, откуда послышалось яростное шуршание. — Вот! — вернувшись через пару минут, сказал он, протягивая браслет. — Надевай прямо сейчас.
— Это то, что сварилось в пуленепробиваемой тумбе?
— Да, маскировка. То, что скроет от устранителей твою лампочную природу. Неизвестно, когда выйдут на охоту новые устранители — вдруг уже вышли? Нельзя ни секунды оставаться без маскировки, ты очень яркая! Ярче всех «лампочек», которых я когда-либо видел.
Вера взяла браслет — он представлял собой тонкую плоскую пластину, пару сантиметров шириной, покрытую многоцветным фрактальным рисунком.
— Давай! Ничего плохого с тобой не случится, — заверил её Антон. — Зря, что ли, я целый год корпел?!
Замка не было, проходя через кисть, браслет просто растянулся, ничуть не побледнев при этом красками, — казалось, он может так растягиваться до бесконечности, увеличивая и открывая всё новые и новые повторения узора — а потом сжался вновь, плотно охватив запястье. Пластина почти ничего не весила и не чувствовалась, зато нескончаемо ветвящийся разноцветьем рисунок завораживал.
— Очень красиво! — признала Вера, с трудом оторвав от браслета взгляд.
— А главное, работает! — улыбнулся Антон, рассматривая её светак — он и правда, поблёк и утерял многослойную трёхмерность, сделавшись похожим на плоские светотени обычных людей.
Вера вскочила и бросилась к окну, посмотреть на прохожих: она по-прежнему могла видеть их светаки, только менее чётко, чем раньше. Вздохнув было с облегчением, она привычным усилием хотела подтянуть свой светак поближе к окну, но тот не двинулся с места.
— Браслет не даст тебе управлять светотенью и входить в активный контакт с другими, — сказал Антон, подходя к окну. — Это нарушило бы маскировку…
Вера резко повернулась, собираясь что-то сказать, но, передумав, только молча посмотрела ему в глаза.
— Надеюсь, ты понимаешь, — не отводя взгляда, проговорил закройщик.
— Но ведь я могу… — Вера вдруг испугалась и принялась дёргать браслет, пытаясь стащить его с руки, но ничего не выходило. — Блин, Антон, он что, не снимается?!
— Конечно снимается! — успокоил её Шигорин. — Надо только дотронуться до определённых точек в узоре. Последовательность я покажу, когда перестанешь беситься.
— Господи, Антон!
— Предосторожность, чтобы никто не мог стащить браслет, чтоб случайно не потерялся…
— Надо было сказать мне об этом заранее!
— Да я просто не успел, вот, смотри, — он показал, куда и в какой последовательности надо нажимать.
Стянув браслет, Вера снова его нацепила, потом, нажав пять точек, сняла.
— Если наигралась, то настоятельно рекомендую надеть его обратно, — сказал закройщик.
Чуть помедлив, она всё же последовала его совету и, разглядывая, как фракталы свиваются нескончаемыми повторениями, спросила:
— И что мы дальше будем делать?
— Ты останешься здесь, а я схожу на разведку.
— А может, лучше я? Устранители же теперь меня не заметят! — Вера покрутила рукой с браслетом.
— Они наверняка знают тебя в лицо. Так что лучше тебе не высовываться.
— Будто тебя они не знают! — возмутилась Вера.
— Я - мужик, устранитель, я сильнее тебя и быстрее!
— Да что ты? А как же ателье? Или ты забыл, кто там со всеми разобрался?
— Тогда тебя не искали обновлённые устранители, вообще никто не искал.
— И чего, мне сидеть тут вечно?! — Вера фыркнула и уставилась на Антона. — Это же бред! Я не крыса за плинтусом!.. Выходить всё равно придётся!
Никак не отреагировав на её выпад, закройщик молча смотрел в пространство, явно о чём-то размышляя.
— Надо посмотреть новости, — вдруг выдал он неожиданное заключение и достал из кармана смартфон.
— Ух ты! — удивилась Вера, обнаружив, что с браслетом зрительная чувствительность меньше и «ксеноновая фара» больше не бьёт по зрачкам.
— Вроде пока всё спокойно, — спустя минут пять, заключил Антон. — Никаких странных убийств, кроме странного разгрома в ателье на Старокисловской.
— В перестрелке погибли пять человек: четверо мужчин и одна женщина… — прочитала Вера. — Перестрелка! — она саркастически хмыкнула. — Причины нападения на ателье выясняются, в подсобном помещении обнаружена частная лаборатория, ведётся следствие… Чёрт, Антон! Тумба?!
— То, что не разнесли пулями, я сложил в ящик — он в машине лежит, тумбу тоже разобрал, пока ты была без сознания… ничего они не поймут!.. Одно плохо: второй браслет доработать уже не получится, мерки давние и такие неточные, но уж какой есть…
— Второй браслет? Для кого?
— Для Клавы.
— Господи, бабушка! — кровь бросилась Вере в лицо, заливая щёки краской стыда: как же могла она совсем позабыть о бабуле?! — Нам надо забрать её из больницы!
— Согласен, — кивнул Антон. — Если они знают, кто ты, то и бабушку твою, когда будут зачищать лампочек, тоже найдут, несмотря на маскировку.
— Так поехали быстрее, чего мы сидим-то?!
— Я, вообще-то, собирался сделать это один.
— Ещё чего! Ты меня тут не удержишь! — Вера вскочила. — Где мой рюкзак?
— Послушай…
— Нет! не буду я ничего слушать, я иду с тобой! Что ты сделаешь? Силой меня здесь оставишь?! Запрёшь? Я дверь сломаю или в окно вылезу, да я…
— Перестань орать!
— …я браслет твой сниму!
— Хватит! — взревел Антон, грохнув ладонью о стол. — Не собираюсь я тебя запирать, уймись!
Вера умолкла, переводя дыхание и съедая его взглядом — руки в боки, брови нахмурены.
— Ладно, хорошо, — сбавив тон, спокойно продолжил закройщик. — Пойдём вместе, пока тихо: судя по новостям, устранители на охоту ещё не вышли. Вопрос в другом: куда вам с Клавой деваться, когда это случится! Орать-то каждый может, а вот толковые предложения — они у тебя есть?..
— Вернёмся сюда?
— И чего, сидеть тут вечно?! — Антон фыркнул, изображая Веру, когда она пять минут назад сказала эту фразу. — Мы же не крысы за плинтусом!
— О-о! — Вера закатила глаза, воздев руки вверх. — Ладно, не знаю я, что делать! — она хмуро посмотрела на усмехавшегося Шигорина. — Нет у меня толковых предложений, доволен?
— Да не особо. Лучше б были, сама понимаешь, — вздохнул он. — Впрочем, одна идея у меня всё-таки есть.
— Какая?
— Расскажу по дороге, — усмехнулся закройщик, поднимаясь из-за стола. — Твой рюкзак — в тумбочке возле кровати.
Обнаружив за щелями родной мир, Андрей сутками — нет, наверное, даже целыми неделями — торчал в проходах, изыскивая способ проникнуть обратно на Землю. Растягивал всячески не пускавшую туда мембрану, силился её прорвать, найти слабые места, но всё без толку. Много раз пытался докричаться до кого-то с той стороны, но никто его так и не услышал. Бился, как муха в спрятанной ото всех и обитой звукоизоляцией банке, а когда уставал, то просто сидел, закрыв глаза и стараясь медитировать, чтобы успокоиться.
Вот в один из таких моментов он впервые и почувствовал Земного обречённого. Кто это: таракан, зверь, птица или даже человек — понять было невозможно, чувствовалось только, что это существо, которое скоро умрёт. Изучая необычное ощущение, Андрей тихо и сосредоточенно ждал, когда оборвётся земная жизнь, и как только это случилось, сумел уловить нечто новое.
Оно было похоже на струю горячего пара, который если вдохнуть, то в голове возникал образ определённого тела и держался там, пока не выдохнешь. Самый первый «пар» Андрей так и донёс — прямо у себя внутри, выпустив, только когда добрался до бесформенных сознаний. Пришлось залезть прямо внутрь одного из клочков, чтобы понять, как и куда надо приложить «пар», но Андрей — видно, и здесь ему помогли способности «лампочки» — с этой задачей справился. Множество тонких потоков распределились внутри аморфного клока и придали ему определённую форму, после чего он затвердел, превратившись в жителя изнанки, который смог говорить, двигаться и даже испытывать эмоции.
Полученный «пар» Андрей назвал формакодом и, воодушевлённый своим открытием, принялся каждый день по нескольку раз обходить щели, чтобы не пропустить следующего Земного обречённого и добыть «тела» для всех остальных бесформенных сознаний — пребывание на изнанке сразу же приобрело смысл и интерес.
За несколько месяцев Андрей успел тщательно изучить явление и сильно расширить радиус считывания формакода, а главное, нашёл способ его хранения: выдыхал остывшую уже субстанцию в специальный сосуд и затыкал его пробкой. Это было гораздо проще и удобнее, чем таскать уже остывший «пар» в себе, рискуя случайно выпустить его в «кисель», где он мгновенно и бесследно растворялся. Сосуды, похожие на бесформенные пакеты с узким горлышком и пробками, наподобие винных, Андрей вылеплял сам и всегда носил с собой, притороченными к поясу. «Пар» придавал сосуду форму, в которой угадывался носитель формакода, то есть после особо удачных вылазок на поясе Андрея могло висеть сразу несколько уменьшенных и лишённых мелких деталей копий разных тел.
С момента, как он впервые считал формакод, минуло примерно полгода и сейчас получившие «тела» жители уже образовали небольшое поселение, где каждый имел собственное имя, характер и мысли о происходящем. Они звали Андрея теловиком и постоянно обсуждали всё подряд, в том числе и свои превращения.
Вадим, видимо, бывший в земной жизни генетиком, говорил, что формакод чем-то сродни ДНК, Боря сравнивал с программой, Слава — с чертежом, а Света заявляла, что это как длинный и сложный кулинарный рецепт. В общем, каждый тут имел собственное представление о формакоде, хотя и не знал, как и почему он работает. Даже одни эти разговоры и размышления уже делали существование болтавшихся тут обитателей куда как веселее и интереснее, но главным достоинством вновь обретённого «тела» была, конечно же, возможность организовывать окружавший «кисель» в «предметы быта», похожие на те, которыми в прошлой жизни пользовались попавшие сюда люди.
Поэтому теперь изнанка выглядела уже совсем не такой, какой несколько месяцев назад увидел её Андрей. Часть пространства приобрела вид деревни. Вдоль одной, главной, улицы выстроились «дома», причём некоторые даже с заборами и подобием палисадников. Лепить из «киселя» было непросто и не у каждого получалось, поэтому многие жилища выглядели кособокими и оплывшими. Некоторые пытались сотворить что-то особенное, экстравагантное, но это, как правило, заканчивалось совершенно неудобоваримым видом строения.
Самые лучшие дома принадлежали Славе — возможно, при жизни на Земле он работал архитектором? — и Андрею — за то, что он добыл для Славика человеческий формакод. Это было большой редкостью: ведь мало того, что люди умирают гораздо реже животных, так ещё и делают это чаще всего в местах, куда совершенно нет доступа. Вот если бы все люди погибали прямо на улице возле щелей — о, тогда бы Андрей мог обеспечить человеческим телом всех желающих… ну, или не всех?.. Да, пожалуй, не всех! Зачем просто так разбазаривать столь ценный ресурс? — пусть сперва каждый страждущий сделает для теловика что-нибудь полезное! Как Славик, который сразу, едва получив крысиное «тело», заявил, что готов работать за человеческое.
Крысиные «тела», надо сказать, были самыми частыми. «Плодоносила» ими одна из первых обнаруженных Андреем щелей — видимо, она располагалась неподалёку от постоянного источника пищи для грызунов. Бог знает, что это было: склад зерна, свалка мусора или помойные контейнеры с пищевыми отходами возле какого-нибудь ресторана — определить, где именно в Земном мире расположен вход в щель, Андрей не мог. Ничего, кроме клубящейся тьмы, он там не видел, однако присутствие на той стороне обречённого чувствовал и часами сидел во мраке, ожидая его кончины, чтобы считать формакод, который становился видимым только в момент смерти, и, чем ближе Андрей оказывался к умирающему существу, тем вернее и лучше выходило потом «тело». Случаи, когда удавалось слепить точную копию обречённого, были крайне редки, поэтому обычно «тела» получались с дефектами, иногда настолько явными, что облагодетельствованный формой обитатель изнанки ходил настоящим уродом — и всё равно это нравилось ему гораздо больше, чем полная бесформенность.
Сегодня Андрей, как всегда, сидел в щели, выжидая, когда выплеснется формакод, и не хотел покидать свой пост, несмотря на всё возраставшую странность происходящего. Во-первых, время! Пусть тут, на изнанке, и не было смены времён дня, любой получивший «тело» приобретал субъективное ощущение времени. Андрею казалось, прошло уже несколько дней, а обречённый всё никак не отдавал концы, хотя и чувствовался поблизости. Выходило, некто сутками топчется возле щели, но не умирает — раньше такого никогда не случалось! Андрей ежедневно обходил известные щели и если чувствовал обречённого, смерть наступала почти сразу, ждать приходилось несколько минут, ну, порой чуть дольше… до получаса, пожалуй, не больше…
Мысли прервало усиление «ветра» — о, наконец-то! Похолодало, и теловик замер, готовясь поймать истекающий формакод и заполнить наконец хоть один из сосудов. Сегодня все они были пусты: обнаружив приближение обречённого, теловик сидел здесь уже чёрт-те сколько времени, боясь отойти, чтобы проверить остальные щели, ибо, как говорится, лучше синица в руках, чем журавль в облаках. Нет ничего проще, чем отвернувшись даже на минуточку, пропустить формакод, однако, теперь, после такого долгого мучительного ожидания, когда его терпение вот-вот будет вознаграждено, отвлечь Андрея уже не могло ничто: он застыл, словно гончая в охотничьей стойке.
Горячая струя формакода ударила точно в лицо, теловик резко вдохнул, но вместо чёткого образа будущего тела, в голове вдруг взорвался разноцветными сполохами яркий свет. Грудь распёрло, и внутри будто огонь вспыхнул. Теловик поднёс ко рту сосуд, но выдохнуть не получилось! Такого с Андреем ещё не было: наоборот, всегда приходилось следить, как бы случайно не выпустить «пар» раньше времени, но сейчас! Сейчас он даже не остывал! Жёг изнутри и никак не выходил наружу! Бросив сосуд на землю, Андрей ударил себя по груди, выбив натужный кашель. Давясь и бешено тряся головой, он лупил себя кулаками, пока вдруг остатки этого чёртова ненормального формакода наконец не вылетели всей массой вон. Собравшись в единый — всё ещё горячий! — ком, они рванулись обратно к выходу в земной мир, словно с той стороны кто-то дёрнул их нитку, после чего бесследно исчезли.
Андрей выполз из щели и упал на землю, жадно хватая ртом воздух.