Аватары тьмы

Глава 1. Новое зрение

Стоял тихий летний вечер, полускрытое тонкими облаками солнце пригревало, но не жгло. Погода ровная и умеренная, как и настроение. Радость от того, что всё успешно сдано, первый курс закончен и начались каникулы, омрачалась мыслями о завтрашней поездке на дачный участок. Да, именно так: на участок, а не на дачу, как сказали бы в нормальной семье. Ну, так то ж в нормальной!..

У Веры Острожской таковой не было, да можно считать, что вообще уже никакой не было. Из родственников остались только: мамина двоюродная сестра — тётя Соня, её муж — дядя Миша и их сын Саша, который сейчас служил в армии… А, ну ещё существовала, конечно, баба Клава — но это так, чисто номинально, ибо внучку свою она не узнавала, вела себя как растение и почти год, как проживала в специализированной клинике. Определил её туда Верин дедушка, причём распоряжение об этом оставил заранее, незадолго до смерти, будто точно знал и о своей скорой кончине, и о том, что жена после этого может сойти с ума. Он даже организовал специальный фонд, из которого теперь оплачивалось пребывание бабушки в клинике, и поручил специальному человеку регулярно звонить и проверять, как Клавдия Острожская себя чувствует, и, если случится помешательство, увезти на новое место жительства. Так оно и получилось: на десятый день после смерти дедушки, следующим утром после поминок, обнаружилось, что бабушка потеряла связь с реальностью…

Деда Паша вообще привёл все дела в такой идеальный порядок, что внучке и делать-то ничего не пришлось, всё само собой устроилось. В мир иной дедушка отошёл спустя месяц после Вериного совершеннолетия, а то ещё неизвестно, как бы всё обернулось: бабушка стала недееспособной, а тётя Соня, хоть и относилась к двоюродной племяшке неплохо, но уж больно выпить любила, поэтому вряд ли могла стать попечителем. А так хоть этот ужасный вопрос попечительства отпал, и Вера, пусть и осталась совсем одна, но жила в собственной, доставшейся по наследству квартире, где была сама себе хозяйка. Родители её погибли в автокатастрофе, когда ей было тринадцать, и с тех пор их обязанности взяли на себя бабуля с дедулей… а когда из её жизни исчезли и они, перед Верой словно пропасть разверзлась… и на ногах уже не устоять… как жить?! что вообще делать?..

В общем, трудно, конечно, пришлось, что и говорить, особенно поначалу, но Вера справилась. Она тогда только в универ поступила, но, к счастью, деда Паша оставил счета, из которых оплачивались коммунальные услуги и прочие подобные вещи, а стипендию и деньги, что приносила вечерняя подработка, Вера тратила исключительно на себя, поэтому не пришлось даже переводиться на заочное обучение, хватало и так, если не роскошествовать. А роскошествовать всё равно никакого настроения не было.

Даже просто веселиться и то не хотелось, а стоило выпить спиртного, такой, вообще, мрак накатывал — волком выть тянуло, да ещё и голова потом на следующий день раскалывалась. Пару раз попробовав, Вера решила, что пропотеть в тренажёрном зале или побегать в парке и то куда как лучше от депрессухи помогает. Так вот и перемоглась этот учебный год: наука, работа и спорт, во всё — с головой, только это и спасало от подступавшей со всех сторон черноты…

А теперь — каникулы! И первым делом надо съездить на участок: позавчера сторож звонил деду, но попал на Веру и очень растерялся, когда она сообщила, что и Клавдии и Павла Острожских больше нет, не желая углубляться в детали бабушкиного состояния. «Да как же это?.. ведь ещё в прошлом году с ними разговаривал… а куда же?.. кто ж теперь?..» Да я, я! — прервала его однообразно путаную речь Вера. — Я теперь хозяйка участка и дома, что случилось-то?

Выяснилось: зимний ледяной дождь так согнул растущую на участке берёзу, что сейчас, после майских гроз и сильных ветров, она окончательно завалилась на идущие к дому провода, и требовалось срочно что-то с этим сделать. Потом сторож затараторил про бурьян на их участке, ещё там про что-то, но Вера уже не вслушивалась, пообещав приехать и там, на месте, уже во всём разобраться.

Вздохнув, она взобралась в подошедший к остановке автобус. Удобно устроившись в уголке со смартфоном, собралась было проглядеть френдленту, как вдруг что-то произошло со зрением.

Сперва всё стало мутным, увеличенным и почти лишённым цветов, будто глубоко под водой, когда ты без маски, но с открытыми глазами, а потом, когда Вера заморгала, пытаясь навести резкость, мир засиял острыми бликами, и пришлось зажмуриться. Под закрытыми веками при этом продолжали вспыхивать и расплываться яростно блестящие пятна, а к горлу подступила тошнота. Сглотнув, Вера задышала глубже, как в детстве, когда её укачивало в машине, и постаралась максимально расслабиться. Проблески стали потихоньку редеть и терять яркость. Сжав телефон в кулаке, она замерла, терпеливо ожидая, когда окончательно полегчает, потом втянула носом воздух и, медленно выдохнув через рот, чуть приоткрыла глаза.

Автобус сиял! Светился, будто разукрашенный новогодней иллюминацией, а смартфон в руке превратился в ксеноновую фару. Вера сунула гаджет в карман и застегнула молнию. Чужие телефоны тоже слепили, и приходилось избегать случайного взгляда на любой экран, но всё же глаза постепенно привыкали, перестраиваясь на новый лад, и вскоре стало понятно, откуда в автобусе взялось столько ярких огней. К каждому человеку оказалось привязано разноцветное сияющее пятно, которое двигалось вместе с ним, словно тень, только не тёмная, а наоборот, световая.

Объявили Верину остановку, и она стала пробираться к выходу прямо сквозь изобилие мерцающих двойников, к счастью, они никак не чувствовались, лишь назойливо возникали прямо перед лицом, заставляя непроизвольно дёргаться и моргать.

На улице, к счастью, народу было не так много, и Вера, стараясь поменьше глядеть на прохожих, добрела до сквера, где бухнулась на первую попавшуюся лавочку и закрыла лицо руками, чтобы хоть на какое-то время прервать сиявший всеми цветами радуги кошмар. Все мысли куда-то улетучились, остался только ужас от невозможности понять, что происходит. Ведь такое даже и не рассказать никому, ибо оно… ну, оно — просто неописуемо! Да и кому рассказывать? Для чего?! Друзьям, чтоб знали, как это бывает, когда башню сносит? Или врачу, чтоб в дурку, как бабушку, запихнули?.. Под веками стало горячо от слёз, и в тот же миг Вера услышала, как слева кто-то сел рядом на лавочку — вот же чёрт!

Она постаралась взять себя в руки, — не хватало ещё разреветься перед каким-то незнакомым мужиком! Непонятно с чего у неё, с закрытыми глазами, возникла уверенность, что присевший рядом человек — мужчина, но задуматься об этом Вера не успела: он вдруг тихо тронул её за плечо — о боже, нет! — а потом ещё и по спине погладил.

Кровь бросилась в лицо, мгновенно осушив слёзы, — это было уже слишком! — Вера резко повернулась к наглому незнакомцу, и застыла, изумлённо таращась на совершенно пустую лавочку и улицу. Ближайшим живым существом оказалась сидевшая на дереве ворона, а чуть подальше, метрах в десяти справа, медленно шла женщина с коляской — качала своего малыша, болтая в это время по телефону, пока сзади плыли две светящиеся тени.

— Не бойся! — раздался сзади до боли знакомый негромкий голос.

Дедушка?! Вера подскочила, разворачиваясь, но за спиной никого не было, если не считать прыгавших по газону скворцов. Спереди раздался мягкий шорох и стук, заставив дёрнуться назад: но это оказался лишь пустой картонный стакан из-под кофе, гонимый по дорожке внезапно поднявшимся ветром. Раскидистая липа рядом с лавкой закачалась и зашуршала ветками, словно там завозился кто-то огромный, вниз, прямо на голову, посыпались листья. Вскочив, Вера выбежала на середину дорожки, вглядываясь в крону, но никого там не увидела. Она посмотрела на женщину с коляской: та развернулась и чуть ли не бегом ринулась прочь, словно от источника страшных вирусов, а её световая тень налилась багрово-пурпурным цветом.

Шорох в липе прекратился, ветер стих, тронув напоследок Верины волосы: тепло и нежно, будто ладонью, потом лёгким выдохом коснулся щеки.

Деда Паша!

Родные дедовы прикосновения — внучка чувствовала… и голос, уж голос-то был точно его! Что же это… как?..

«Не бойся!»

«Ладно, дедуля, я постараюсь…»

Оглядевшись вокруг, она ощутила, что и правда стало легче. Светящиеся тени, привязанные к гулявшим по скверу людям, никуда, увы, не делись, однако так сильно пугать перестали. Ну, тени и тени, может, это вообще не тени вовсе, а эти, как их… ауры, вот! Хотя, где-то она вроде читала или слышала, что ауры вокруг тела бывают, а не отдельно… сейчас посмотрим! Вера достала смартфон, но стоило экрану осветиться, как по глазам резануло таким ярким лучом, что пришлось зажмуриться и снова сунуть гаджет в карман.

Черт, вот же хрень, да что же это, в самом деле, такое?! — застегнув молнию, разозлилась Вера, потом тихонько помассировала закрытые веки — откуда-то взялось ощущение, что болят именно зрачки — но сейчас её больше волновало другое: она осталась без телефона и интернета! без связи с миром!! И чего ж делать-то теперь, как вернуть нормальное зрение? К окулисту записываться? А как можно записаться, если не он-лайн?! Звонить? Но ведь и для этого опять-таки надо смотреть в смартфон… Вот засада!..

«Дедуля!..» — мысленно позвала Вера.

Ну, а что?! Вон показывают же в передачах, как экстрасенсы с мёртвыми общаются, передают людям их слова, и те своих умерших по характерным фразам сразу и узнают! Может, правда всё это? Может, и у неё вдруг тоже способности медиума прорезались?

Закрытые веки снова погладил ветер — спокойно так, рассудительно, будто говорил: со зрением твоим всё нормально, зря бесишься.

Вера распахнула глаза: светаки — вот и придумалось вдруг название! — оставались на месте. Скользили за людьми, как привязанные, не в силах оторваться, но при этом и какую-то собственную свободу движений имели: могли выплыть вперёд, болтаться сзади или сбоку, переливаться, меняя цвета. Жили, короче, своей непонятной жизнью… Интересно зачем? Что всё это значит? И есть ли такая штука у неё самой?! — внезапно осенило Веру. Едва она об этом подумала, как вперёд вылезло нечто яркое, сияющее, в основном фиолетовое, хотя были там и другие цвета. Ага, есть! — с непонятным облегчением подумала Вера. Вот он — её собственный светак, существовал, однако, дружочек, не хуже, чем у других!..

И даже дёргался в определённую сторону, будто чего-то требуя.

«Домой, что ли, зовёшь?»

Светак посветлел и вытянулся, вроде бы действительно в направлении дома. Вздохнув, Вера медленно двинулась туда, голова чуть кружилась, а в груди замирало, как бывает, когда знаешь, что сейчас придётся прилюдно сделать что-то ужасно волнительное или страшное: сказать экспромтом важную речь, например, или, под нацеленными на тебя телевизионными камерами, красиво прыгнуть с тарзанки…

Войдя в ведущую к дому арку, Вера остановилась, не веря своим глазам: слева, прямо в стене, сиял разноцветными огнями прямоугольник размером со среднюю дверь. Светак выплыл на левую сторону и стал точно напротив, меняя цвета, пока вдруг не засиял в тон радужной двери.

«Ну, и что это значит?»

Светак неподвижно висел, не проявляя больше никакой активности. Накатило раздражение, Вера резко втянула носом воздух и пока медленно выдыхала, заметила, что он немного сдвинулся с места. Интересно… Вдохнув-выдохнув, потом резко подув и снова набрав воздуха, она обнаружила, что дыхание влияет на светака, но только как спутник того, что действительно управляет мерцающим двойником. А управляло им то самое головокружительное волнение, которое она испытала, впервые увидев собственную световую тень.

Взять это под контроль было трудно, и, промучившись неизвестно сколько времени, Вера ничего не добилась, и в итоге так устала, что головокружение уже грозило перейти в обморок.

«Ладно, оставим всё это до завтра», — решила она и медленно поплелась домой.

Дома Веру ждал неприятный сюрприз: оказалось, не только смартфон, но и комп, и телек, и вообще любой экран теперь зверски лупил светом по зрачкам, вынуждая отказаться от всех привычных развлечений. Оставались только бумажные книжки, от которых она давным-давно отвыкла, скачивая на телефон всё, что хотела почитать. Хорошо, что семья Острожских в своё время собрала приличную библиотеку и сейчас было в чём порыться на полках. Больше всего места занимали тома русских и зарубежных классиков, но нашлась и фантастика, и научно-популярные издания, соседствующие с эзотерикой и, в частности, сочинениями Кастанеды, из которых на пару сантиметров вперёд выпирал том под названием «Дар Орла».

Вера вытащила книгу и, открыв наугад, примерно посередине, зацепилась взглядом за строчки:

Стало так противно, что Вера захлопнула книгу, а потом бросила взгляд на свой светак: он потемнел, налившись тёмно-фиолетовым, почти чёрным, цветом и как-то странно сжался, будто ощетинился. Боится?! Но ведь это всего лишь байки, фантазии автора… И тут вдруг дошло: чёрт, да ведь это она сама испугалась, она, а вовсе не светак! Светак был лишь отражением… чего?.. эмоций?.. Возможно… хотя казалось, что это не полное и какое-то мелкое представление о световом двойнике.

Вера поставила «Дар Орла» обратно на полку и сильно тряхнула головой, словно в мозгу был калейдоскоп, в котором можно составить новый, объяснительный, узор. Но ничего не сложилось, мысли только ещё сильнее перепутались, удивляя вопросом: почему вместо радости, что есть люди, которые на полном серьёзе пишут о чём-то похожем на светаков, Вера, наоборот, испугалась? Будто хотела отгородиться от знаний, предпочитая открывшимся способностям тупо поехавшую крышу…

Ох, ладно! Она просто устала. Вера вздохнула. Всё это слишком неожиданно, поэтому не стоит сразу пороть горячку. Надо отдохнуть и, как говорил дедушка, «переспать с этим вопросом», ибо утро вечера мудренее: бывает проснёшься, а решение — вот оно! — само собой сварилось в котелке за ночь.

Вытащив с полки пониже старую добрую научную фантастику Шекли, Вера завалилась на диван, открыла первый попавшийся рассказ и погрузилась в чтение.

Так в конце концов и уснула, с включённым светом, уронив раскрытую книгу на пол.

Приснилась давно умершая Манька — коричневая лабораторная крыса в белых «носочках», «перчатках» и «галстуке», попавшая к Острожским, ещё когда все в семье были живы и здоровы: и дед с бабушкой, и мама с папой. Манька раньше жила у маминой подруги, но потом в доме появилась кошка, и хозяйке пришлось срочно подыскивать грызуну новый дом. Острожские не были любителями крыс, однако новая питомица оказалась такой умной и ласковой, что быстро завоевала сердца всего семейства. А спустя всего три года Манька умерла, и Вера ужасно горевала, пару дней заливаясь слезами и даже не подозревая, что это — только начало, самая первая потеря из потерь, что придётся ей в скором времени пережить.

Во сне был выходной, воскресенье, и дело происходило не в квартире, а на даче, что, очевидно, было навеяно завтрашней поездкой.

Вера находилась в доме одна, а Манька, по своему обыкновению, бегала, где хотела, пока хозяйка не решила пойти в лес и стала искать питомицу, чтобы запереть в клетке: там были еда и вода, да и вообще мало ли что могло случиться. Оставшись без присмотра, Манька часто пыталась грызть провода или устраивать беспредел, пробравшись в корзину с картошкой или пакет с хлебом.

«Маня, Маня, Маня!» — вызывала любимицу Вера, бродя по комнатам с кусочком обожаемого крыской творога, но та всё не появлялась.

«Да куда ты делась, в самом-то деле?!» — вопросила хозяйка, растерянно остановившись посреди гостиной после третьего обхода дома.

Из спальни дедушки с бабушкой послышался громкий шорох.

«Ах, вот ты где!»

Вера ворвалась в комнату и остановилась как вкопанная: из старинного, служившего Острожским верой и правдой, уже и не припомнить, сколько десятилетий, деревянного гардероба на пол капало что-то красное… кровь?!

Вера похолодела, не решаясь подойти ближе, но тут дверца вдруг сама, с громким тоскливым скрипом, растворилась, и из гардероба выскочила крыса — живот и лапки окровавлены.

«Господи, Манюня!» — подхватив любимицу, хозяйка стала быстро её осматривать, ища повреждения или раны, но, к своему великому облегчению, ничего плохого не увидела и, заперев крысу в клетке, вернулась к гардеробу.

Кровь капала с нижней полки, где лежали обувные коробки. Вера принялась их аккуратно вытаскивать и класть на пол, стараясь не касаться испачканного дна и открывая одну крышку за другой. Ничего ужасного не обнаружилось: везде оказалась обувь, привезённая на дачу «донашивать», а на деле выкинуть: ну кто, блин, будет ходить по траве и глине в старых белых туфлях на высоком каблуке?

Закрыв последнюю коробку, Вера заглянула внутрь опустевшей, измазанной полки — в нос ударил резкий запах крови, которая продолжала сочиться откуда-то из-под задней стенки. Расстояние между полками было большим, и в попытках ощупать дальнюю часть, Вера в конце концов залезла в гардероб по плечи, пачкаясь в крови и шаря руками по деревянной поверхности — не факт, что наяву она смогла бы заставить себя так делать, но во сне всё происходило само собой, и согласия никто не спрашивал. Поэтому Вера долго тыкалась в шкаф там сям, пока, надавив в какой-то момент обеими руками на левую сторону, вдруг услышала тихий щелчок. Часть задней стенки ушла в глубину, открыв небольшое отверстие. Совать туда руку было жутко: а вдруг кто-то там схватит её за пальцы, и она умрёт от ужаса?! Но отступить — значило пустить все предыдущие усилия насмарку, и Вера, закусив губу, решилась.

К счастью, ничего страшного не произошло, рука упёрлась во что-то твёрдое, скользкое и прямоугольное. Пыхтя и отдуваясь, исследовательница вылезла из гардероба, вытащив на свет божий расписную жестяную шкатулку, оформленную под старинную толстую книгу и мокрую от вытекавшей из-под крышки крови.

— Что за фигня?.. — прошептала Вера, с удивлением обнаружив, что «книга» служила раньше вместилищем для какого-то чёрного английского супер-пупер чая, из роскошных, как гласила надпись, листьев.

Вот только теперь там был точно не чай. Вера потянулась к крышке — и… проснулась!

— Чёрт! — громко сказала она, садясь на диване, — руки были потные, сердце колотилось, как бешеное, светак переливался тёмно-фиолетовым, а в окно косо лился утренний солнечный свет. — Чёрт.

Светящаяся дверь в стене арки была на месте. Светак сразу же проявил к ней интерес, дёрнувшись в ту сторону, но Вера решила сейчас не экспериментировать: вчера это довело её до полуобморочного состояния, и она не хотела вместо поездки на дачу вернуться домой, чтобы рухнуть там от усталости. Мало того, что на участке ждали неотложные дела, так теперь ещё и ночной кошмар здорово добавлял желания попасть в загородный дом. Она не очень-то верила, что дед с бабушкой действительно сделали потайной ящик в своей спальне, но, раз уж приснилось такое, то заглянуть в старый гардероб всё равно стоило.

Вера вдохнула и стала лёгкими толчками выпускать воздух, интуитивно находя нужный ритм. Пришло небольшое головокружение, однако сегодня управлять светаком получилось гораздо лучше — явно сказался вчерашний опыт. Мерцающая тень перестала пытаться совместить свои цвета с переливами на двери и покорно двинулась вперёд.

Поездка в транспорте оказалась не скучной, как ожидала Вера, а весьма познавательной. Раньше она провела бы всю дорогу, уткнувшись в смартфон, но теперь, когда он превратился в «ксеноновую фару», ничего не оставалось, как наблюдать за людьми и изучать их мерцающие тени.

Светаки были разные: большие и маленькие, яркие и не очень, с неприятно грязными цветами и, наоборот, прозрачные и чистые, а один раз попался даже с большим тёмным пятном. Сначала Вера думала, что в том месте у светака просто погасли цвета, но когда пригляделась, поняла: то, что она приняла за пятно, на самом деле было дырой, сквозь которую виднелось нечто абсолютно чёрное, словно комната без окон, где всегда выключен свет. Или та тьма, из которой состоит Орёл, вдруг всплыл в голове прочитанный вчера отрывок из книги Кастанеды. Надо же, как запомнилось! — поёжилась Вера, вглядываясь в эту тьму. По спине побежали мурашки, словно из дыры вот-вот выстрелит огромный клюв чёрного вселенского монстра, чтобы схватить Веру и проглотить.

«Как же так получилось? — поражалась она, переводя взгляд на мужчину, которому принадлежал столь жутко продырявленный светак. — Что ты сделал?» Откуда-то появилась уверенность, что это не болезнь или несчастный случай, а дело рук хозяина — и дело ужасное!

Мужчина смотрел в окно электрички, но почувствовав, что на него пялятся, повернулся и посмотрел прямо на Веру — холодным, источавшим угрозу взглядом. Она поспешила отвести глаза, но успела заметить, как губы незнакомца скривились в нехорошей усмешке. Уставившись на собственные колени, Вера ощутила дыхание холода, словно откуда-то подул отнюдь не летний, ледяной, ветер, а потом всё вокруг померкло, медленно, как свет в кинотеатре за секунды до начала фильма.

— Хватит ныть, там есть игрушки, а еду я тебе принесу! — раздался над ухом грубый, с хрипотцой, голос.

— Пожалуйста… я не хочу туда, я хочу к маме!.. — маленькая девочка замолчала, часто и мелко дыша, в животе плавали снежные змейки, горячая и большая дядькина лапища больно стискивала локоть.

Малышка почти не двигала ногами, но это совсем не замедляло спуск. Она увидела свои гольфы: один совсем сполз, на другом было огромное грязное пятно, потом взгляд переместился на сандалии — они шаркали по лестнице, то подошвой, то мыском и даже верхней частью, когда девочку тащили вниз, вообще не замечая сопротивления.

Внизу оказалось зябко, серо и мрачно: под потолком висела одна слабая лампочка, о которую ударялась бабочка. Красно-бело-коричневый лоскуток снова и снова налетал на стекло, и надо было поймать его и выпустить, как это всегда делала мама, но большой хмурый дядька даже не замедлил шаг. Он рванул девочку дальше по коридору, пока не втолкнул в комнату с кроватью, на которой лежали коричневый игрушечный медведь, кукла с длинными белыми волосами и синий резиновый слон.

Дядька с силой усадил малышку на кровать, сам опустился на корточки, сжал ей плечи и уставился в лицо. Руки его были жутко горячими, а глаза, наоборот, казались льдышками. Губы-нитки — как глубокий разрез на теле — открылись, и оттуда противно пахнуло чем-то солёным, а ещё мокрым хлебом и особенно сильно бутылками с остатками пива, какие порой забывал на полу отец.

— Будешь хорошо себя вести, и… — сказал бутылочник, но тут у него в кармане зажужжал виброзвонок.

Дядька поднял перед её носом указательный палец: «Цыц!», а другой рукой достал мобильник и поднёс к уху, но тут же отнял и посмотрел на экран.

— Чёртов подвал! — бутылочник встал, подняв телефон повыше. Нахмурившись, поводил им из стороны в сторону, потом грязно выругался и, бросив: «Сиди тут! Тихо!», вышел.

Щёлкнул замок, она вскочила и, приложив ухо к двери, услышала, как снова зажужжал вызов.

— Да! Я… погоди, не слышу!.. — буркнул дядька и побежал вверх по лестнице.

Потом он заговорил снова, но тише, и потому слов было уже не разобрать.

Толкнув несколько раз запертую дверь, девочка огляделась: кроме кровати в комнате стоял стул и висела такая же, как в коридоре, голая лампочка под потолком. Стены были покрашены мерзкой жёлто-коричневой краской. Этот ужасный дядька обещал ей показать собачку и обманул! А ещё вырвал из руки телефон и выкинул!..

На глаза навернулись слёзы. Когда дядька вытащил её из машины, сказал, мама скоро приедет, но уже не верилось. Было страшно и давно хотелось пить, а теперь ещё и писать, но туалета не было… Где же мама?.. Девочка опустилась на краешек кровати и, глядя на чужие игрушки, горько расплакалась.

Видение вдруг оборвалось, резко сменившись реальным миром, а точнее, собственными коленями. Вера подняла голову и увидела, что мужчина с холодным взглядом и мерзкой усмешкой идёт по проходу к дверям.

Драный светак плёлся следом и на миг показалось, он притормаживает, вытягиваясь в направлении Вериной мерцающей тени и будто бы даже хочет её коснуться. Это было необычно: в больших скоплениях людей светаки по большей части держались хозяев и почти сливались с телом, чтобы лишний раз друг с другом не пересекаться, а дырявый, наоборот, явно пытался контактировать, в то время как остальные шарахались от него, просто как сумасшедшие, лишь бы оказаться подальше.

Верин светак тоже не сильно жаждал приближаться, но… девочка! Несчастная маленькая девочка заставила встать и, набрав воздуха в грудь, двинуться к дверям, толкнув свою мерцающую тень к незнакомцу. Светак резво рванулся вперёд и будто нырнул прямо в чёрную дыру собрата.

— Твоя мать оказалась идиоткой, поэтому у меня нет другого выхода! — ледяные глаза смотрели абсолютно бесстрастно, но внутри у девочки всё ухнуло вниз, будто с большой высоты спрыгнула. Судорожно толкаясь ногами, она стала отползать к стене, пока спина не упёрлась в холодный твёрдый бетон.

— Я всё сделаю быстро, ты даже не почувствуешь, — он схватил малышку левой рукой, в правой сверкнул нож.

В животе что-то оборвалось, по ноге потекла горячая струйка. Девочка закричала и рванулась вниз, стремясь проскользнуть под дядькиным телом, но он зажал ей рот ладонью, одновременно придавливая к кровати.

Боли она и правда не почувствовала, только страх — неописуемый, запредельный, а за ним — холод и чернота.

Вера открыла глаза — она лежала на полу электрички, а вокруг столпились люди. Над ней склонился какой-то пожилой человек.

— Вы как? — спросил он.

— А? — она села.

— Она очнулась! — сообщил он толпе. — Это был просто обморок.

— Стойте, — Вера вскочила, озираясь. — А где он? Остановка уже была?!

Она ринулась в сторону выхода, но пожилой человек ухватил её за руку.

— Подождите, я врач, я помогу, куда вы?!

— Мужчина! — она вырвала руку. — Шёл на выход! Он — убийца! Его надо задержать!

Вера бросилась сквозь толпу, заставляя людей удивлённо шарахаться в стороны, послышались возгласы: «Убийца?» «Я вызвал скорую!» «Какой мужчина?» «Она сказала — убийца…» «Где?» «Скорая будет ждать на станции!»

Вера тем временем уже добежала до дверей: мужика с холодным взглядом и мерзкой усмешкой нигде не было. Может, прошёл в соседний вагон? Не обращая внимания на возмущённые возгласы пожилого врача и того, кто вызвал «скорую», Вера кинулась туда. «Чокнутая!» «Наркоманка?» «Остановите её!» — неслись вслед крики, пока она мчалась мимо пассажиров, но потом они остались позади и всё стихло, когда закрылись двери тамбура. Через пару вагонов стало ясно, что убийцы маленькой девочки здесь нет, видно, сошёл с электрички, пока Вера лежала без сознания. На всякий случай, уже гораздо спокойнее, она дошла до конца состава, но жуткого мужика, конечно, не обнаружила и только сейчас подумала, что понятия не имеет, как стала бы его задерживать, и что сказала бы в полиции, если бы, с чьей-нибудь помощью, убийцу всё же удалось туда доставить.

Вздохнув, она опустилась на свободное место. Да уж… Какое импульсивное и идиотское поведение! Вера глянула на свой светак: он зарделся, как красна девица и скорчился. Тьфу! Вера отвернулась и посмотрела в окно: поезд тормозил, въезжая на станцию. Вера вспомнила, как кто-то кричал, что вызвал для неё «скорую» и оглядела перрон: врачи ещё не приехали, но ей всё равно стало стыдно, что она так нагло и невежливо сбежала от пожилого врача и пассажиров, искренне пытавшихся ей помочь…

Но сил вернуться обратно в тот вагон, чтобы извиниться и объясниться, у Веры не нашлось — так и ехала всю оставшуюся дорогу в самом хвосте электрички, продолжая разглядывать чужие светаки. Дырявых, как у мужика-убийцы, больше, к счастью, не было, но попался один с несветящимся пятном вокруг обширной тёмной впадины, однако совмещать с ним свой светак Вера побоялась: отключаться второй раз в той же электричке и уже с риском проехать собственную станцию — было бы явным перебором!

Однако на другие, менее опасные мерцающие тени, Вера пару раз всё-таки наехала своим светаком, но ничего особо интересного не увидела: мелькнули какие-то обычные житейские проблемы, да ещё больная, неразделённая любовь, вот уже несколько лет пожиравшая довольно симпатичную женщину средних лет.

Топая по дороге к дачному посёлку, Вера ожидала, что сильно расстроится, когда увидит заброшенный, после смерти дедушки и бабушкиного сумасшествия, участок и войдёт в дом, полный их вещей, но всё оказалось не так страшно. Грустно, конечно, что и говорить, но терпимо. То ли рана уже зарубцевалась и потеряла чувствительность, то ли всё это буйство зелени, пение птиц, басовитое гудение толстых шмелей и бесшумное, нежное трепетание бабочек… — природа, в общем, — отвлекало от мрачных мыслей, несло в себе силу и одновременно успокоение.

На ведущей к дому дорожке валялся мёртвый жук, которого, как лилипуты Гулливера, уже облепили муравьи. В малине, возле мышиной норы, затаился соседский кот, зыркнув на проходившую мимо Веру зелёными глазищами-пятаками. В небе, над ближним полем, выкрикивая «Кья-кья!» парила, раскинув крылья, хищная птица. Животные просто делали, что должны, им недосуг было себя жалеть, да они этого и не умели. Кто-то всё время умирал и рождался, питался сам и питал других — норма жизни, извечный круговорот, в котором личная Верина потеря уже не выглядела какой-то исключительной вещью вселенского масштаба и значения.

Не то чтобы она прямо вот так думала — нет, конечно! — скорее, это было ощущение, неопределённое, но несущее в себе облегчение. Сторож выскочил ей навстречу и широко улыбнулся, демонстрируя только половину положенных человеку зубов, светак его тихонько держался сзади, переливаясь спокойными, приглушёнными тонами и не вызывал никакого интереса. Старик крепко пожал Вере руку и чуть ли не поклонился, так что Вера сразу почувствовала себя настоящей хозяйкой имения, а потом затараторил о делах.

И дела эти заняли у неё почти весь день, хорошо сторож позвонил знакомым работягам, которые согласились за умеренную плату спилить берёзу и покосить бурьян. На светаки нанятых работников Вера даже не взглянула — видно, привыкла уже к своему новому зрению и перестала на всех подряд обращать внимание. Когда на участке загудели косилки и пилы, она ушла в дом, чтобы проверить старый гардероб.

Ничего я там не найду, думала она, входя в спальню, однако руку к дверце гардероба всё равно протянула с волнением. Светак переместился вперёд и налился глубоким фиолетовым цветом: так проявлялось предчувствие, что сон — всё-таки не просто сон. Замерев на месте, она глубоко вдохнула и резко распахнула дверцу: в гардеробе оказалось сухо и чисто, на нижней полке действительно лежала обувь, но никакая кровь из-под коробок не вытекала. Выдохнув, Вера присела и принялась разбирать нижнюю полку. Когда последняя коробка оказалась на полу, стала прекрасно видна задняя стенка — сплошной, во всю длину и высоту шкафа, кусок фанеры. Ни на одной из полок никакой отдельной деревянной дощечки, которую можно было бы повернуть вокруг оси, не существовало.

Вот тебе и вещий сон, вот тебе и фиолетовое предчувствие… Разочарованно хмыкнув, Вера села прямо на пол, мрачно уставившись на своего светака: ну? — но тот, в отличие от хозяйки, вовсе не думал сдаваться, наполз на коробки, по-прежнему переливаясь тёмно-фиолетовым.

«Серьёзно?!»

Она открыла одну из коробок: старые зимние сапоги — местами лысые, одна труха от меха осталась. На фига они тут хранятся — моль кормить?! Фу-у-у! Их срочно надо на помойку! Да вообще, всё, что тут хранится, нужно выкинуть, да и дело с концом!

На пол, одна за другой, полетели крышки: внутри, что любопытно, оказалась в точности такая же обувь, как и во сне, хотя до этого Вера не знала и не видела, какие именно ботиночные «сокровища» свезли сюда её бабушка с дедушкой. Когда осталась последняя коробка, исследовательница гардеробных недр усмехнулась: там должны были храниться — такие удивительно нужные на дачном участке! — обшарпанные белые туфли на высоченном каблуке. Кто и когда их носил? Может, бабушка или тётя Соня? У мамы, во всяком случае, Вера их точно не видела… Дёрнув плечами, она откинула крышку и — замерла, не веря собственным глазам: вместо потёртых лодочек на шпильке на дне лежала расписная «книга» из-под чёрного английского супер-пупер чая! В груди ёкнуло-ухнуло, как бывает, когда вдруг споткнёшься и чуть не упадёшь, чудом устояв на ногах. «Сейчас я снова проснусь!» — мелькнула мысль, когда Вера осторожно, словно боясь испачкаться в невидимой, но всё же существующей крови, вынимала жестянку. Но нет, «книга» оказалась реальной, и внутри неё обнаружился свёрток — туго скрученное чёрное платье, под которым лежала фотография.

Встряхнув так странно хранившийся наряд, Вера с изумлением обнаружила, что его плотная, похожая на шерстяную, ткань нисколько не помялась. Платье выглядело новым и отглаженным, словно всё время висело на вешалке в чехле для одежды, а не валялось засунутым в небольшую чайную коробку. Оно вроде казалось знакомым, но это мгновенно вылетело из головы, едва Вера взглянула на фотографию — там был дедушка. Мёртвый. Лежал, вроде бы покалеченный автомобилем, в крови, и нога под странным углом, однако при этом ещё и… — она поднесла снимок к самым глазам — ничего себе! Что это?.. Нож?!

Да, точно! Что за?.. — Вера растерялась.

Почему из горла дедушки торчит нож?!

Откуда он взялся?! Разве причиной смерти был не наезд?.. Но ведь все говорили, что его сбила машина, причём не только бабушка, были и другие свидетели трагедии! Вот она, та самая улица недалеко от дедушкиного дома — это место ей и показывали потом: мол, тут вот он переходил дорогу, когда вылетел чёрный внедорожник, марку машины называли, рассказывали, как его подбросило, и где он приземлился…

Вера всмотрелась в торчавший из горла нож, поворачивая фото так и эдак.

Фотожаба?! Но для чего? Кому такое могло понадобиться? К тому же сама Вера ведь дедушкиного тела на месте трагедии не видела, только потом, в гробу уже…

А до этого к ним приходила полиция, но Веру буквально силой выперли из дома, велев срочно ехать к тёте с дядей, а зачем, она сейчас сказать уже не могла. Какой-нибудь надуманный предлог, наверное, но разве будешь об этом задумываться, когда на тебя обрушивается такое жуткое горе…

Вера перевернула снимок — на задней стороне был нацарапан незнакомый номер московского городского телефона. Надо будет обязательно по нему позвонить, подумала Вера, вновь вернувшись к разглядыванию изображения. Нет, это не монтаж, иначе зачем его прятать! Фото, наверняка, настоящее… просто ей никогда об этом тоже не говорили! Но почему?.. И как это связано с наездом?! Она таращилась на снимок, силясь понять, что же это значит, и при чём тут чёрное платье — теперь-то Вера вспомнила! — бабушка надевала его на поминки, на девятый день после дедушкиной смерти.

Как же странно: сначала сон с этой окровавленной чайной «книжкой», а потом такая же коробка наяву, а внутри лежит это вот всё!..

Доносившийся со двора звук косилки смолк и послышался голос:

— Хозяйка! Хозяйка, я закончил.

Отложив фото, Вера поднялась и неуверенно, с чувством, будто выходит в другую реальность, покинула спальню.

— Павлуша, пожалуйста, я не могу её успокоить!

Баба Клава старалась говорить тихо, но Вера, устав рыдать лицом в подушку, как раз подняла голову и потому услышала. Дверь её комнаты была не плотно закрыта и выходила в прихожую. Деда Паша только пришёл и, судя по шороху и лёгким стукам, снимал ботинки.

— А что случилось? — спокойно спросил он.

— Да не знаю, она не сознаётся! — прошептала бабушка. — Потому я и…

— Ты что, хочешь, чтобы я посмотрел?

— Угу.

Вера села на кровати, подтянув колени к подбородку и вытирая кулаками глаза. Ей совсем не хотелось, чтобы дед смотрел, как она плачет, хватит и бабушки — она всё пыталась дознаться, в чём дело, но было так стыдно сказать! Хвалёная маленькая певица, которую ставили перед гостями на табуреточку, чтобы все хорошо слышали и видели, а потом обязательно восхищались, предрекая успех и славу, сегодня с треском провалилась! В школу приходили отбирать вокалисток для детской группы «Волшебницы», но Веру не взяли… Она так классно пела, а они… они выбрали Гальку Смиркину! Да как же это? Как могло так получиться?!

— Светка же нам запретила! — вдруг громко сказал дед.

Светка — это мама!

— Светка только завтра приедет!..

Деда Паша резко понизил голос:

— Но она сто раз мне говорила: не надо без согласия, захочет, сама расскажет… нечестно, мол, и всё такое… Мы обещали!

— Обещали, — неохотно признала баба Клава.

— Ну?! — свистящим шёпотом возмутился дед.

— Баранки гну! — пробурчала бабушка. — Нечего по командировкам мотаться, когда ребёнку так плохо! Уедут вечно, а мы — расхлёбывай. Она так долго и горько плачет, я больше не могу! Душа разрывается…

Дверь открылась, и в комнату просунулась седая голова деды Паши.

— Привет, насекомка! — он улыбнулся. — Я зайду?

Вера шмыгнула носом и, низко опустив голову, принялась расправлять складки одеяла, на котором сидела.

— Молчание — знак согласия, — заявил дедушка.

Она почувствовала, как он подошёл и погладил её по спине, но, когда подняла голову, вдруг оказалось, что он всё ещё стоит возле двери! Ойкнув, Вера подскочила от неожиданности, и…

…проснулась, сидя на кровати с подтянутыми к подбородку ногами.

Рядом на одеяле она увидела свой светак, а прямо над ним — ещё один! Сердце подпрыгнуло, взгляд метнулся по комнате и остановился на чёрной фигуре, притаившейся за открытой дверцей гардероба.

«Кто здесь?» — хотела выкрикнуть Вера, но получилось лишь замычать. Не отрывая глаз от тёмного силуэта, она потянулась рукой вправо, нащупывая выключатель лампы, стоявшей на прикроватной тумбочке. Палец надавил на кнопку, но свет не включился. Раз за разом Вера щёлкала выключателем, но лампа не загоралась. Беззвучно смеясь, тёмная фигура вышла из-за дверцы и развела руками: «Увы!». Дедушка? — вроде бы узнала его Вера, но вдруг испугалась, что это только маскировка, а на самом деле под знакомой внешностью скрывается кто-то ужасный. «Дедушка!» — хотела она крикнуть, но — снова проснулась!

На этот раз, похоже, окончательно: она лежала на диване в гостиной, а вовсе не возле старого гардероба — улечься спать в бывшей спальне бабушки и дедушки ей и в голову не пришло, господи, приснится же такое! Дела отняли у неё весь день, и ехать обратно в Москву, когда уже начало темнеть, не хотелось. Хорошо, что она догадалась купить по дороге пакет фаст-фуда и бутылку колы. Перекусив, Вера решила заночевать здесь. Постелила себе на диване и, немного почитав старые журналы «Юность», что лежали тут же, на столике, уснула. И тогда нагрянули эти чудаковатые сны-матрёшки. Причём первый был даже и не сном, а воспоминанием, да ещё и в таких подробностях, каких наяву она бы сейчас ни за что не вспомнила: тот отбор в «Волшебниц» проходил давным-давно, ещё в школе, лет двенадцать или даже тринадцать назад, а как ярко всё всплыло: каждое слово, взгляд, ощущение — поразительно!..

Зато второй сон оказался о дне сегодняшнем, страшненький такой, но прямо на злобу дня… Вера посмотрела на свой светак: он пристроился на полу, рядом с диваном, переливаясь приглушённо-бордовым цветом.

Лица коснулся сильный порыв ветра, при этом занавеска даже не шелохнулась… Дедушка?! Это снова ты, как тогда, в парке? Вера подбежала к окну и, распахнув створку, выглянула на улицу: возле дома ярко горел фонарь, освещая дорогу и ряд деревьев вдоль обочины. Внезапно они задрожали, одно за другим, словно кто-то крупный, но невидимый перемещался внутри крон. В конце переулка он яростно тряхнул ветки крайней рябины и исчез — будто толкнулся, чтобы улететь прямо в звёздное небо.