Аспирант. Москва. 90-е

Глава 12

ГЛАВА 12

— Так, — вырвалось у меня вслух. Даже не вполголоса, а где-то в треть, но Юля услыхала. Мы с ней стояли рядом. Мама сидела подальше.

— Что? — удивилась сестренка.

— Да нет, — я улыбнулся. — Ничего. Мысли вслух. Я же ученый как-никак? Должен профессионально мыслить. Вот иногда и прорывается.

Юля тоже улыбнулась:

— Понятно.

Мыслил я на самом деле профессионально. 1.Постановка задачи — 2.Комплексный перебор вариантов — 3.Решение. Другой вопрос, что не над диссертацией и вообще не по профилю. Но ход точно такой же. Правда…

Правда, решение выглядело необычным, даже дерзким. Но потому-то мне и нравилось. Честно говоря, я сознавал, что уже с ним не расстанусь. Следовало бы его, конечно, обработать. Покрутить в голове, прощупать чистой логикой со всех сторон. И не затягивать с этим…

Я украдкой глянул на беззаботно улыбающуюся Юлю, и меня пробрало до глубин души. Нет! Не позволю я поганому выродку и пальцем тронуть мою сестру. Все! Я сказал.

Мысль заработала как вулкан. И к станции «Китай-город» решение обросло рациональными деталями.

— На следующей выходим, — сказал я Юле на ухо. — Но не в город. Переход на другую линию. А там недалеко.

Юля кивнула.

И на «Кузнецком мосту» мы вышли. Два эскалатора с промежуточной площадкой вверх — и мы на станции «Лубянка» Сокольнической «красной» линии — самой первой в Москве, проложенной в 1935 году. Между прочим тогда, шестьдесят лет назад, в центре города эта линия строилась открытым способом: то есть не пробивались штреки в глубине, а прямо с улицы копалась огромная длиннющая «траншея», по ее дну прокладывались рельсы, она накрывалась бетонными плитами, заливалась асфальтом — и готов тоннель. Помню, как был я поражен, когда возле станции «Кропоткинская», где уже не было открытого бассейна «Москва», и еще не было храма Христа Спасителя, я остановился позвонить из телефона-автомата. Ну, остановился, набрал номер… И ощутил, как под ногами у меня задрожала земля. Конкретно, натурально, затряслась.

В первый миг я как-то перестал понимать, на каком свете я живу. Реальность стала такой, какой она не может быть. Но во второй миг понял: я стою на крыше тоннеля толщиной сантиметров пятьдесят. И подо мной только что промчался поезд метрополитена. Вот так.

Мы поднялись на «Лубянку», проехали до «Библиотеки Ленина», где перешли на «Арбатскую» Арбатско-Покровской линии.

— Прогуляемся немного, — объяснил я.

Явление моих мамы и сестры будто вдруг излечило промозглую дрянную осень. День выдался прекрасный. Не особо солнечный, скорее переменно-облачный, но светлый, а главное, необычно теплый, с мягким, прямо бархатистым ветерком. Октябрь вдруг решил ненадолго вернуть нам летнее тепло. Да, московский климат вообще непрочный, капризный: то вдруг подарит чудесное ясное небо, а через полчаса набегут тучки, хлынет мелкий дождик… Но пока было замечательно.

Мы вышли на Воздвиженку, повернули влево.

Собственно, территория разухабистого праздника начиналась здесь. Стояли лотки с книгами, аудио- и видеокассетами, расхожими сувенирами — матрешками, выполненными в виде знаменитостей, преимущественно политических. Горбачев, Ельцин, Егор Гайдар, Чубайс, Жириновский… Как-то попала в эту компанию Алла Пугачева, в кукольном виде выглядевшая совершенным пугалом. О прототипе можно было догадаться лишь по рисованной рыжей шевелюре, да и в страшной деревянной роже все-таки просматривалось нечто женское.

Ну, это давным-давно изжевано, истрепано, избито. Иностранцы, может быть, и покупали: ведь если есть предложение, значит и спрос должен быть. Но сестра на это посмотрела равнодушно, а мама недовольно поджала губы:

— Мало нам в телевизоре эти физиономии надоели?..

— Ну мам, не хочешь — не смотри на них, — с легкой ворчинкой произнесла Юля. — Мне вот они все по барабану…

— Юля, что за слова такие… — но та пропустила это мимо ушей. Она увидела огромный развал шутливых псевдо-документов, то есть выполненных в виде настоящих «корочек», похожих на студенческий билет или рабочее удостоверение: с тиснеными буквами на обложке, с типографскими вклейками внутри. ФИО, должность, дата, даже печать. Но сама эта, прошу прощения, ксива носит какое-то идиотское название типа: «Удостоверение стервы», «Паспорт мудака», «Свидетельство о гениальности»… Ну и все в подобном духе. В «Удостоверении придурка», например, внутри было напечатано: «Предъявитель данного документа является членом Корпорации дегенератов и состоит в ней в должности дебила».

Меня такой юмор в духе незабываемого Евгения Вагановича Петросяна не задевал совершенно. Маму, видимо, тоже. Зато Юля пришла в наивный детский восторг:

— Мам! Давай папе подарок сделаем⁈ Вот смотри: «Заслуженный посетитель пивного ларька». А?

— Юля-а! — в голосе мамы звучало праведное возмущение. — Ну что, папа у нас разве похож на такого?..

— Да нет, конечно, ну это же прикол!

— Нет! Я против из принципа. Прикол, прихлоп, притоп… Не хочу!

— Ну тогда я себе возьму. Вот, смотри: «Диплом королевы мира и его окрестностей». Нормально?

— Ой, Юля… По-моему, это очень глупо. Но если хочешь…

Сестра бросила на меня быстрый взгляд. Поняла, что данное остроумие и в моих глазах оценивается невысоко. Замялась:

— М-м… Да ладно! В самом деле…

И мы пошли дальше.

У старой станции «Арбатская» Филевской линии (в плане сверху вестибюль в форме звезды) одинокий уличный музыкант наяривал на баяне, хриплым голосом орал нечто… Скорее всего, музыка и текст авторские, потому что и то, и другое — говно. Исполнение тоже. Тем не менее, народ стоял, разинув рты, пялился и слушал. Судя по виду — провинциалы. А неподалеку на асфальтовом пятачке веселилась компания бомжей, счастливая от дармовой музыки и танцплощадки. Никакой милиции поблизости видно не было, да эта чумовая публика, по правде-то, никому и не мешала. Главное, близко к ним не подходить, чтобы не пострадало обоняние.

Мы и прошли стороной, спустились в подземный переход, поднялись — ну и вот, собственно, Арбат. Справа ресторан «Прага», слева толпа народу, шум, музыка.

Юля прямо встрепенулась, увидев это.

— Смотрите! Это какое-то шоу! Пошли посмотрим!..

Ну, пошли. Пока шли, музыка смолкла, зато зазвучал задыхающийся голос.

— Уважаемые… зрители! Прошу… помочь артистам… я надеюсь, что вам понравилось наше выступление!.. Мы готовы продолжить. Но… вы же понимаете!.. Что за выступление без вашей поддержки⁈

Так говорил, пытаясь улыбаться, молодой парень, крашеный в блондина, встряхивая длинными пергидрольными волосами. Кроме этих волос и лица ничего светлого в нем не было. Вернее, все было черное. Мешковатый свитер, такие же штаны пузырями, черные кроссовки. И перчатки на руках.

— … поддержки⁈ И конечно, не только душевной. Душа — да, это, главное! Но силы нам тоже нужны, чтобы радовать вас! Вы же видите, как мы стараемся, сколько сил тратим! Поэтому просим вас подкрепить нам не только душевные, но и физические силы!..

Все это он старался говорить развязно, с юморком, даже нагловато, дополняя слова усмешкой и жестикуляцией голливудской звезды — наверное, как он это понимал, возможно, и видел по телевизору. И в завершение речи недвусмысленно указал рукой на картонную коробку, небрежно перед ним на мостовую.

А за его спиной переминались с ноги на ногу и тяжело дыша еще человек шесть, одетых примерно так же как он — все мешком, все в темных тонах, не абсолютно черных, но коричневых, бурых, синих… ну и черных тоже. Честно говоря, по виду не понять, юноши это или девушки. Разве что у одной, крайней слева, явно прослеживалась женственность в облике и движениях. А прочие — унисекс. Справа располагались музыкальный центр и два усилителя.

— Это, похоже, танцевальная группа? — догадалась Юля.

— Похоже, — сказал я.

На лицах зрителей появились улыбки, кто-то стал перешептываться. Какая-то полненькая девица в очках робко, смущаясь, подошла, положила в ящик купюру.

— Спасибо!.. — громогласно вскричал крашеный. — Дорогие друзья, если хотите увидеть наши следующие выступления, не стесняйтесь, пополняйте наш картонный банк!

Вероятно, это ему казалось дико остроумным, но взносы поступили в этот самый банк крайне вяло. От нескольких человек. Юля дернулась было, но в последний момент решила все же посоветоваться со мной.

— Положить им, как думаешь?.. — прошептала она.

— Я бы пока воздержался, — сдержанно ответил я.

Мама же смотрела на труппу с неодобрением. Заметно было, что ей не нравится и весь формат и натужная развязность лидера. Но и некая заинтересованность ее была видна.

На лицах же фронтмена и массовки я прочел легкое разочарование гонораром, которое они старались скрыть. Но я распознал. Впрочем, блондин сумел выжать из себя улыбку:

— Спасибо, уважаемые зрители! Мы продолжаем нашу программу!.. — жестом он подозвал всю компанию к себе. Они быстро посоветовались, перешепнулись, кивнули, привычно расположились в исходную позицию, но один подскочил к центру, что-то нажал и мгновенно отскочил на исходную.

Грянула музыка. Танцоры разом пустились в пляс.

Это был брейк-данс. Изломанно-причудливые движения, постепенно перешедшие в акробатику. Вот пошли кувыркания, вращения на спинах… Заметно было, что класс исполнителей разный. И синхронности особо-то и нет. Но та девушка, которая настоящая девушка — у нее получалось на диво, я прямо загляделся! Как будто она знала какое-то волшебное снадобье против гравитации, прямо порхала над мостовой, казалось не мышцы у нее работают, а волшебство, ибо выше человеческих сил так летать…

Юля восторженно повернулась ко мне:

— Слушай! Смотри! Вон та девчонка как дает!..

— Лихо, — согласился я.

— Нет, я им положу денежку!..

— Пожалуй. И от меня добавь, — я полез в карман.

Остальные старались, но у них выходило похуже. У одного совсем слабенько. Фронтмен тоже, видно, старался, но чтобы так, как та особа… Кстати, вовсе не красотка, напротив, самая что ни на есть «серая мышка». Да, так у него не выходило.

Танец закончился. Публика средне поаплодировала, но взносы посыпались в «банк» пободрее. Я дал банкноту Юле, она вынула свою, припустилась к коробке, положила… Лица у танцоров сделались заметно довольнее. Лидер бодро встряхнул патлами:

— Дорогие зрители! Разрешите нам сделать небольшой перерыв! Несколько минут. Мы отдохнем и продолжим дальше!..

— Идемте, — я увлек своих. — Иначе нам никакого времени не хватит.

И мы влились в праздный пешеходный поток.

Улица развлечений пока и москвичам-то была относительно в новинку, а уж приезжим тем более. В основном здесь толклись они. Народ умилялся маленькой обезьянке-мартышке, забавно одетой в курточку, штанишки и даже крохотные мокасинчики; обалдело слушал какого-то худого как мумия, длинноволосого и седобородого гитариста, который из электрогитары извлекал необычайные, космические какие-то звуки. «Голос Вселенной…» — промелькнуло у меня в голове, и не прошли мы и ста метров, как наткнулись на неопрятного и не очень адекватного типа, назойливо совавшего прохожим отпечатанную на плохой бумаге газетенку под названием… правильно, «Голос Вселенной»!

Может, от этого совпадения что-то переменилось в моем лице. А этот паразит, видимо, как многие психи, обладавший необычайным чутьем на подобные вещи, вмиг подскочил к нам:

— Покупайте! Свежий номер! Вся правда о потусторонних сущностях, захвативших Землю!.. Вампиры и оборотни среди нас!

— Господи, — мама ужаснулась, — что это⁈

— Это правда, женщина, — неожиданно скорбным, без малейшего надрыва голосом произнес сумасшедший. — Горькая правда. Вы читали книги Юрия Петухова?

— Кого? — мама, похоже, так обалдела, что спросила всерьез.

— Мама, идем, — я твердо взял ее под локоть и почти поволок. — Это неважно.

Юля же сердито проворчала:

— Из какой психушки его выпустили?..

— Девушка! — возвысил голос газетчик. — Вы слышали о Принцессе лиловых грез⁈

Но мы уже были далеко.

Юля стремилась к «стене Цоя». Ну, достигли мы этой стены, возле которой отиралось множество фанатов покойника, да и просто зевак. Сестра глазела на настенные росписи с глубоким пиететом, мама с прохладным отстранением, я — с иронией. Муралы, намалеванные на стене, были очень разного качества. Какие-то вполне приличные, какие-то — дико примитивные… Да и не в этом дело. Я психологически не приемлю подобного идолопоклонства. При том, что Виктор Цой на самом деле талантливый, интересный, нестандартный исполнитель. И даже не в том дело, а в его социальном феномене: он сумел попасть в нерв, дух, суть эпохи с ее плюсами и минусами. Хочешь если не понять, а как минимум ощутить, что творилось в молодых головах во время Перестройки, какие страсти, надежды и разочарования мотали и трепали человеческие души — да, послушай Цоя. Посмотри фильм «Игла». Он слабый с точки зрения ремесла, но даст понять, что это было за время…

Тем часом трое парней — двое совсем молодых и один постарше — забренчали на расстроенных гитарах, завыли «Звезду по имени 'Солнце». Кто в лес, кто по дрова. Лучше б они этого не делали, вот ей-Богу! Такое исполнение — худшее, чем можно запомоить своего кумира… По лицам многих присутствующих было видно, что они лишь из вежливости не прерывают какофонию.

И у Юли было примерно та же реакция. Нежелание показать разочарованность, которая все же проскальзывает. Губы сжались, брови сдвинулись. Взгляд стал холодный.

Как назло, эти трое голосили и дребезжали как глухари на току, упоенно и самозабвенно, видимо, не догадываясь об уродстве своего, так сказать, творчества. Длилось оно невыносимо долго, я и не вынес:

— Мама, Юля! Ну что, пойдем? Посмотрели, послушали, чего еще надо?

Сестра даже возражать не стала. Потянулись в сторону Смоленской площади, но Юля шагала как-то нерешительно, дважды оглянулась…

— Что такое?

— Э-э… — промямлила она. — Ты знаешь…

— Нет, не знаю. Говори яснее.

Но Юля и дальше заговорила мутно. Не сразу мне удалось понять, что ей очень хочется заглянуть в интим-магазин, про который она наслушалась от подружек. А сказать об этом прямо стеснялась.

До мамы когда дошло, о чем речь, она чуть не полыхнула праведным возмущением:

— Юля! Как ты можешь говорить об этой гадости⁈

— Ну почему — гадость? — огрызнулась Юля. — Кому-то это надо, наверное… Если это возникает! Значит, кому-то нужно?

— А тебе нет?

— Мне — нет.

— Так зачем тебе туда⁈

— Из интереса. Как медику! — нашлась сестренка, и сразу стала уверенной, обретя смысловую почву. — Да, с профессиональной точки зрения!.. Так где это?

— Это обратно, — кивнул я. — Ближе к «Праге».

— Пошли!

И мы пошли.

Интим-салон находился в двухэтажном дореволюционном доме действительно недалеко от «Праги», на той же четной стороне. И не на «красной линии», а во дворе. Нужно пройти через подворотню.

Так мы и прошли, при этом мама демонстративно, но невнятно бурчала нечто неразборчивое. Ее классическое советское воспитание негодовало, однако заметно было, что взрослой дочери она уже не то, что побаивается… Но ясно, что контроля уже нет, а показать это не хочется.

Вошли в небольшой внутренний дворик, разительно отличавшийся от парадного Арбата разрухой и затхлостью — видно было, насколько грязные, черт знает сколько лет не мытые окна второго этажа, насколько там ветхие деревянные рамы…

Я заметил, как неуютно стало Юле. Видно, она не ожидала в двух шагах от символа «новой России» увидать такую трущобу.

— Слушай, Юр… — начала она и не закончила.

— Эй! — хриплый оклик сзади.

Мы все трое резко развернулись.