Аспирант. Москва. 90-е

Глава 6

ГЛАВА 6

Из переговорного устройства донесся неживой голос водителя:

— Тут милицейский пост. Надо бы с ними порешать…

Антоныч слегка удивился:

— Погоди, Игорь. У тебя же пропуск есть на площадь⁈

— Есть-то есть. Да лучше подстраховаться…

— А, мать твою! — выругался Антоныч. — Ну никогда так не бывает, чтобы сразу сработало! Все надо в ручном режиме делать!..

И полез прочь из салона. Я успел услыхать, как он проорал во все горло:

— Ну, что там, командир? Какие проблемы?..

Дальнейшее отсекла захлопнувшаяся дверь.

Я обратился к Ирине:

— Ну-с, почтенная Ирэн, как вам напиток грандов, сеньоров и прочих кабальеро? — кивнув на бокал с вином.

Девушка заметно разрумянилась. Щеки горели, глаза сияли. Явно какие-то душевные вихри повеяли в голове.

— Да ничего, нормально, — ответила она. — А как ваш напиток шотландских горцев?

Взглядом указала на джин.

Вадим покосился на нас:

— Обменялись эрудицией?..

Я собрался было ответить в том же духе, но тут ввалился сияющий Семен:

— Порядок, кажется! Едем.

— А что не так было? — спросил кто-то из парней.

— Да все так, — отмахнулся Семен. — Надо же свою власть на ровном месте показать…

Лимузин плавно тронулся. Вскоре под колесами ощутилась брусчатка. Хотя, конечно, подвеска «Линкольна» проглатывала неровности булыжной мостовой, но движение было не то, что по асфальту. Машина начала плавный заворот влево, проехала еще метров десять-пятнадцать и остановилась.

— Ну! — Антоныч гулко хлопнул в ладоши, — приехали! Начинаем! Игорь, давай музыку!..

— Какую? — глухой вопрос.

— Да на твое усмотрение! Сам смотри. А мы, господа аспиранты, выгружаемся!

Не знаю уж, чем там руководствовался Игорь, но врубил он не кого иного, а Татьяну Буланову — надрывно-экзистенциальную «Скажи мне правду, атаман» — реминисценцию на темы Гражданской войны. Тревожно-звенящий женский голос рванул над площадью к изумлению компании туристов, стоящих у памятника Минину и Пожарскому.

Тут я более или менее огляделся.

Лимузин остановился близ Лобного места. Прямо напротив — Спасская башня, левее — Минин с Пожарским, собор Василия Блаженного. Правее — Мавзолей с трибунами и некрополем. Иллюминация мощная, светло почти как днем, но народу до странности немного. Какие-то одиночные фигуры бродят призраками, да вот еще группа туристов, похоже, зарубежных.

— О! — вскричал Антоныч, едва увидев эту толпу. — А ну-ка, счас учиним дружбу народов!

И, нырнув в салон, вынырнул с бутылкой водки и повалил к иностранцам. Естественно, молча он идти не мог, отчего зычно завопил, легко покрывая Буланову:

— Эге-гей!.. — растопырив руки. — Дружба, мир! Братство!

— Жвачка!.. — крикнул вслед кто-то из наших остряков.

— Из горла, что ли, будет их поить?.. — хмуро пробормотал Вадим.

Буланова прекратила выть, и после краткой паузы внезапно грянул Леонид Агутин: «Хоп-хэй, ла-ла-лэй!» — отчего наши девчонки дружно взвизгнули, готовясь пуститься в пляс — да и пустились кто во что горазд. Особенно Татьяна завелась — особа энергическая и совершенно без комплексов. Жизненной силы в ней было заряжено на десятерых.

Интуристы — это были в основном немолодые солидные люди — дважды обалдели. И от зрелища залихватских танцев, и от напора Антоныча. Он размахивал руками, бутылкой — в самом деле, неужто предлагал выпить из нее как из трубки мира, всем из горлышка?.. Черт его знает. Видно было, что гости смотрят на горластого русского с недоумением, а кое-кто даже с испугом. Преобладающее выражение лиц было примерно такое: «мы слыхали, что русские странные, но чтобы настолько…» Возник некий тип — гид, что ли. Молодой человек. Он умоляюще обращался к Антонычу, прижимал руки к груди… Наш меценат, похоже, и ему стал совать бутылку с целью выпить, но тот категорически отказывался.

Так и не удалась эта задушевная миссия. Огорченный Топильский вернулся, на расспросы ответил так:

— А ну их на хрен! Немчура какая-то. Глаза вылупили как на слона. Ни черта не соображают!.. Бестолочь.

Пока эта критика звучала, немцы, возглавляемые гидом, спешно отправились в сторону Васильевского спуска. А дурацкую «хоп-хэй» сменила лиричная «Семь тысяч над землей» в исполнении Валерия Сюткина.

— Земеля! — окликнул меня Вадим.

— Да?

— Выпьем, — он улыбнулся.

— Конечно.

И мы опрокинули по рюмке бурбона «Джим Бим», бутылку которого Вадим вытащил из салона.

— Как тебе мероприятие? — спросил он, ладонью вытерев губы.

Я посмотрел на упоенно отплясывающих девушек, видать, ощутивших себя на седьмом небе — им до сей поры наверняка такое и в голову не могло прийти. Что им вдруг станет доступна такая сногсшибательно сладкая жизнь, ну прямо калька с фильма Феллини. Роскошный лимузин! Танцы на Красной площади!.. Это же сон, внезапно ставший явью!..

— Думаю, будет что вспомнить, — сдержанно ответил я.

Гранцев неопределенно хмыкнул.

— Это да, — сказал он. — И детям, и внукам потом будем рассказывать…

— А ты уверен, Вадик? — легкомысленно крикнул поддатый Серега, — что у тебя дети-внуки-то будут⁈

Вадим посмотрел на него так, как смотрят на неразумного подростка.

— Не будь уверен, — процедил он, — я бы о том и слова не сказал…

К этому времени веселье стало гаснуть. Его программа, похоже, не предполагала больше ничего, кроме ухарских плясок вокруг лимузина, а это весело примерно полчаса, потом начинает поднаедать. Нет, конечно, есть люди, способные скакать так хоть всю ночь, хоть всю жизнь… Но для этого надо совсем уж безмозглым быть, а наши все были народ как-никак образованный. Первое упоение от «дольче виты» схлынуло. Восторг не может быть бесконечным без информационной подпитки.

Впрочем, кое-какой новый мотив возник. Антоныч вдруг отловил трех девушек провинциального вида — из краткого разговора выяснилось, что они первокурсницы МГУ, психологического факультета, расположенного тут же рядом, на Моховой, в старинном здании. «Казаковский корпус» — так неофициально именовалось это здание. Второй месяц учатся.

— Что, и живете здесь же? — удивился наш толстосум.

— Нет, что вы! Живем в ГЗ, просто решили прогуляться по центру…

ГЗ — Главное здание, на Ленинских горах, то бишь, теперь на Воробьевых.

— А! — воскликнул Семен. — Тогда знакомьтесь: это ваши старшие товарищи, аспиранты Академии управления. Культурно отдыхаем у стен Кремля.Присоединяйтесь!

Девчонки были нормальные, симпатичные. Две скромные, одна явно побойчее. Эта шустрая и рванула тему:

— А что, можно?

— Конечно! — крикнул Радик, шикарно взмахнув рукой. — За содружество вузов!

Наши парни, конечно, вдохновились появлением такого цветника, чего не скажешь о девушках. Те, прямо сказать, не обрадовались неожиданному пополнению в рядах. Лица потускнели. Я уловил, как Ирина беспокойно нашла взглядом меня. Подмигнул, улыбнулся — без слов подтвердив, что волноваться нечего.

Скромницы начали отвязанную подругу притормаживать, что-то сердито шепча той на ухо. По крайней мере, одна из двоих. Но инерция гостеприимства работала, к девушкам потянулись мужские руки с бокалами. Надо отдать должное ребятам: они вовсе не собирались напоить молоденьких барышень. Налили им легкого вина.

Бойкая отмахнулась от подружек-шептуний и с удовольствием пригубила красного. Чуть помявшись, и те взялись за фужеры.

— За процветание психологической науки! — не без иронии провозгласил Вадим.

Девушки только приложились к золоченым ободкам бокалов, как за моей спиной задребезжал надтреснутый голос:

— Позор-р-р! — с раскатистым «р-р».

Я резко обернулся и увидел ветхого старца в столь же ветхом зимнем пальто с облезлым меховым воротником и в каракулевой шапке примерно такой же древности. Тяжеловесные пластмассовые очки заслоняли половину исхудалого лица, но было видно, что его выражение гневное. И что старикану очень хотелось бы потрясать тростью, а возможно, и пустить ее в ход — но передвигаться он мог, видать, лишь на трех точках опоры. Если честно, даже непонятно, как этот трухлявый гриб выполз из дому, да еще допер до Кремля… И главное, зачем⁈

— Позор! На Красной площади такое безобразие!.. Дожили! Демократы поганые до чего страну довели! Ельцин, Гайдар, Чубайс! Все предатели! Изменники! Все американцам продали!..

Какова связь между Ельциным, Гайдаром и нашим присутствием на Красной площади — дед прояснил тут же:

— Иуды! — он все-таки оторвал на секунду клюку от булыжника и потряс ею в нашу сторону. — Пляшете под дудку империалистов⁈ Где устроили пьянство, разврат? Совесть у вас есть⁈ На Красной площади, перед мавзолеем Ленина!..

Пафос в голосе взмыл до небес. Ни Минин с Пожарским, ни Василий Блаженный старика не тронули. Ну, а Ленин — святое дело!..

— Да хер с ним, дед, с Лениным твоим! — гаркнул Сергей. — Все равно его скоро отсюда вынесут!

Тут все застыли, видимо, испугавшись, что деда хватит инфаркт или инсульт. Первокурсницы прямо окоченели с бокалами в руках. Но я не растерялся, бросился к старику:

— Отец, не переживай! Пойдем-ка, пройдемся… Это они так шутят. Не очень удачно. Не расстраивайся.

Я подхватил старика под руку и повлек, на ходу поразившись его немощности. Килограммов пятьдесят если весит, то слава Богу.

Он пробурчал что-то невразумительное, однако не сопротивлялся. Я вежливо, но энергично повлек престарелого ленинца подальше отсюда, не умолкая, понимая, что главное — не молчать:

— Они хорошие ребята, ты не думай! Это молодые ученые, аспиранты. Отмечаем… отмечаем сдачу кандидатского минимума. Скинулись в складчину, вот так решили отпраздновать. Это разрешено сейчас. Ну, конечно, вам может показаться непривычно… Но времена меняются, ничего с этим не поделаешь. А насчет нас даже не сомневайся, отец! Мы патриоты самые настоящие. Наука для нас — все! И мы еще всем этим империалистам так вставим, такого фитиля! Они у нес еще от зависти облезут. Вот увидишь!..

Все это я говорил вдохновенным экспромтом, не давая старику и рта раскрыть. А в довершение психической атаки полез во внутренний карман, извлек несколько купюр — для дедухана наверняка целое состояние — и деликатно, но бесповоротно сунул ему в руку.

— Лично от меня, — произнес я тоном заговорщика и устремился к своим, не оглядываясь.

— Что там? — тревожно почему-то спросила Ирина.

— Все в порядке. Поговорили. Инцидент исчерпан.

Антоныч глянул на часы:

— Ну что, господа аспиранты, поедем дальше?.. Время еще есть, но экватор уже пройден.

— А куда поедем?.. — нетрезвым голосом протянул кто-то из девушек.

— Как скажете, — великодушно объявил Семен.

— Давайте на Воробьевы! — вскричала Татьяна. — На смотровую площадку!..

Кое-кто с энтузиазмом подхватил этот клич, но Антоныч остудил: далековато. Приедем на пять минут, и уже пора будет обратно…

— Ну, давайте тогда просто по центру прокатимся, — предложил я. — По Садовому кольцу.

Так и порешили. Стали грузиться. Антоныч, естественно, потащил за компанию психологичек-первокурсниц, и шустрая — ее, как выяснилось, звали Анжела — оказалась совсем не против, но две других, более здравомыслящие, зашипели, удерживая оторву. Не знаю уж, какими аргументами они ее обхаживали, но как-то отговорили, к ее заметному неудовольствию. Может, пригрозили сообщить родителям… Ну, долго ли, коротко ли, поехали.

Веселуха в салоне продолжилась. Ирина вновь очутилась рядом со мной, и вновь мы дружно приложились к спиртному. Моя левая рука незаметно для всех других нашла ее правую руку, удобно пристроившуюся на диване. Ладонь легла сверху на кисть девушки… и та не сделала ни малейшей попытки выбраться. Я немного подождал и нажал покрепче, так, что мои пальцы проникли между наманикюренными пальчиками, мягко стискивая их с самым недвусмысленным намеком.

Секундная пауза — и девичьи пальчики ответно сжали мои так ласково, как это может сделать только рука женщины, ожидающей от мужчины наступления и взятия ее очаровательных бастионов. Я ладонь не убрал, она тоже не сдвинула — так мы и ехали, незаметно жамкая друг друга. Я покосился влево, на лицо Ирины — и мне почудилась в нем туманная загадочность. Но, конечно, не факт. Просто мне могло так почудиться по обстановке.

Коллеги наши тоже подразмякли, и в компании наметилось деление на пары. За исключением Антоныча, которому это было на фиг не надо, и Пети Волкова, верного традиции «бухнуть в люльку». Тот уже накидался порядком и теперь мирно дремал, поникнув головой и распустив губы.

Я наклонился к Ирининому ушку с вдетой в него маленькой золотой сережкой и пророкотал обворожительным баритоном:

— Сударыня, а не пришла ли пора нам поднять бокалы на брудершафт?..

Она чуть повернула голову, прошептала:

— Ну, здесь это будет неудобно…

Чуть помолчав, я промолвил:

— Следует понимать так, что сделаем это в более удобном месте?..

Ира скромно потупила глазки, а губы чуть изогнулись в загадочной улыбке.

— Будем считать, что так и понял, — проговорил я с интонацией Марчелло Мастроянни из все той же «Сладкой жизни». — И расценил это как приглашение в гости. Верно?

Аспирантка вновь отреагировала на это улыбкой Джоконды. Я чуть сильнее стиснул ее пальцы и ощутил обратное пожатие. Но этого мне показалось мало:

— Так я не услышал ответа. Вы меня приглашаете в гости, я правильно понимаю?

— А вы прямо так настойчиво требуете ответа?..

— В данном случае нужна определенность!

Весь этот галантный разговор велся вполголоса. Лимузин катил по Садовому кольцу без эксцессов, разве что Антоныч, обуреваемый буйством чувств, иногда опускал стекло в дверце, высовывался и орал попутным и встречным:

— Ур-ра!.. Да здравствует Россия! Да здравствует свобода!.. — и тому подобную актуалочку. Как на это реагировали проезжающие, черт их знает, а меня, признаться, несколько запарило. Других, судя по всему, тоже, но все, конечно, помалкивали, не желая огорчать благодетеля.

— Ну, — сказал я Ирине, наполняя бокалы, — вернемся к теме!

— Какой ты, Юра, настойчивый!.. — барышня перешла на «ты». — Со всеми такой?

— Нет, конечно. Только с тобой. Только ты вызываешь во мне такие чувства!

Чем грубее лесть, тем безотказнее она действует на женщин. Ирина шутливо вздохнула:

— Что с тобой поделать?.. Придется пригласить.

— Принимается.

Остаток круиза прошел примерно так же, ничего нового-интересного. И уже ближе к полуночи мы подъехали к общаге.

— Вставайте, граф, вас ждут великие дела! — Радик растолкал сомлевшего Петю.

— Не то, чтобы граф, — заметил Вадим, — да и дела вряд ли великие… Но в целом почему бы нет!

Сосед мой сонно заморгал:

— Что, приехали уже?.. Ну ладно, отдохнули хорошо!

Наш с Ириной диалог остался незамеченным. И вышли мы из машины и разбрелись по комнатам, попрощавшись на ночь глядя, как бы каждый сам по себе… И лишь войдя в блок, я предупредил:

— Слушай, Петр Великий! Я отлучусь пожалуй, предупреждаю на всякий случай.

У Пети было замечательное качество: деликатность. Он никогда не любопытствовал, не лез с расспросами, если собеседник сам не включался. Кивнул, и все на том.

Я отметил на календаре прожитое 6 октября. Умылся, почистил зубы. Посмотрел на себя в зеркало, подмигнул. И пошел.

…Когда я стукнул в дверь, та распахнулась так, словно Ирина ждала меня. Тоже явно освежилась, волосы вокруг лица были влажные. Она успела только улыбнуться, а я не стал тратить время на брудершафты и тому подобную околесицу. А сразу обхватил девушку и припал к ее губам властным мужским поцелуем…

…Проснулся я посреди ночи. В комнате было достаточно прохладно — коммунальщики управы «Выхино» все никак не могли раскочегарить отопительные сети полноценно. Но под одеялом было тепло — жаркое и нежное обнаженное женское тело согревало меня живой грелочкой, тихонько сопя во сне.

Я улыбнулся, вспомнив недавние подробности. Осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал девушку в щечку, уловив ее теплое дыхание. Не просыпаясь, она прильнула ко мне покрепче, примостив голову на моем плече. И я, весь такой умиротворенный, счастливый и произошедшим, и тем, что утром можно спать сколько хочешь, да еще с прелестной юной женщиной под боком… Так и погрузился в сон.

Откуда меня выдернул грубый стук в дверь.

Я открыл глаза — хмурый свет ненастного осеннего утра разливался по комнате. Ирина тоже проснулась, вздрогнула:

— Кто это⁈

— Не знаю, — я вскочил, напялил трусы, ноги сунул в ботинки. Ирина суетливо завернулась в одеяло.

Жесткий стук повторился.

Я подошел к двери:

— Кто там?

— Откройте! Милиция.