Аспирант. Москва. 90-е

Глава 25

И замер.

Как пес пойнтер, натасканный делать стойку на дичь.

Меня не натаскивал никто, сам натаскался. Не знаю, как так вышло. Послезнание тут ни при чем, это и объяснять не надо. Чутье!

Вроде бы ничего не изменилось в парке. Все обычно. Но во мне как включилось на Рязанке то необъяснимое шестое чувство, так и работало. Четко, исправно. Безотказно. Связь меж мной и миром обострилась. То, что в обычном виде — мутно, туманно и неуловимо, сейчас сделалось резким до дрожи, до спортивной злости, до свирепой волчьей хватки. Я все вижу! Я все могу! — примерно так.

Вот в этом режиме я и «сканировал» пространство. Ну и время конечно, как же без него. И ощутил, как пространство-время работает на меня. Ведет на цель.

Неспешно, сдерживая себя, я пошел по аллее. Все здесь было совершенно спокойно, нормально. Люди неторопливо гуляли, наслаждаясь последним, возможно, в сезоне теплым и солнечным днем. Кое-кто фотографировал архитектурные красоты Кусково. Три человека — один пожилой плюс девушка с юношей — вполне возможно, дедушка с внуками — стояли группкой, и пожилой с увлечением рассказывал молодым что-то, взмахивая руками. Может, разъяснял историю поместья Шереметьевых, Бог его знает. Парень с девчонкой — им было лет по пятнадцать-семнадцать — слушали, разинув рты.

Все это выглядело очень мирно, даже умилительно. Вроде бы мир, покой, золотая осень, ярко-синий небосвод с редкими белоснежными облаками… Но меня идиллия не обманывала, я безошибочно чуял в чудесном волшебном дне веяние тревоги… Или нет, не совсем так. Да, тревога имела место. А лучше сказать, напряжение. Боеготовность. Я без труда распознал сотрудниц МВД в нескольких девушках не то, чтобы откровенно вызывающего вида — в самом деле, было бы нелепо, если бы по аллеям парка-музея шлялись бы проститутки. Пусть бы их облачили и поднатаскали с полным вживанием в роль… Когда не отличишь от настоящих, мысленно аплодируешь артистизму сотрудниц. Нет, данная идея изначально была бы провальной, «с негодными средствами», как говорят юристы. В таком месте такая, извините, живность не водится.

Потому приходилось признать, что на Петровке есть очень толковые головы. Они проанализировали ситуацию тонко, глубоко. И решили создавать образы не вульгарных, а утонченных, скучающих барышень, как молодых, так и постарше, таких сдержанно-эффектных зрелых дамочек, слегка скучающих по жизни, которых при умении можно раскрутить на приключения, а дальше как получится… Я бы сказал, это очень московский типаж женщин. Мегаполис в силу ряда причин усиленно порождает вот именно данный социальный жанр.

А вот силовое прикрытие «приманок» я и вовсе не смог распознать. И не знал, то ли мне мысленно восхищаться идеальной маскировкой… То ли милицейское начальство решило пойти на риск и отправило женщин без поддержки. Мол, сами молодцы, сами справятся. А оперов маньяк может раскусить.

Так ли это?.. Ну, теоретически говоря, возможно. Наш клиент все же не уголовник, не гопник. Другими словами, не тот, кому пустить в ход нож — как два факса отослать, по словам моего друга Семеныча. Иной психотип. Этой гниде для совершения убийства нужно предварительно пройти психологический коридор, скажем так. Из обычного с виду человека, а возможно, даже утонченного интеллигента превратиться в зверя. В прямом смысле. Человеческое в себе отключить, беспощадно-хищное включить… Я почти уверен, что он делает это с упоением, смакует, испытывает сатанинское наслаждение: как пробуждается в нем тьма, как нарастает снизу вверх, отменяет нормальные качества, правила, границы личности… И это измененное существо, уже не человек, уже какой-то демон, инкуб… Оно уже не знает привычных нам добра, сострадания, жалости, оно по ту сторону нашей жизни. Собственно, это нежить в том самом смысле, в каком это словечко гуляет по старинным сказкам. И в давние времена люди были не глупее нас. Они умели угадывать зловонный дух инфернальных сущностей в ком-то или чем-то вокруг них…

А я? Мне чудилось, что и я сейчас проникся особым тем же самым чутьем. Я угадаю сразу — не зрением, слухом, нюхом, а всем вместе и еще чем-то сверх того… даже не зверя, так его не назовешь, нет. Химеру, монстра во плоти. Чутье было сложным феноменом, не сразу поддающимся анализу. А лучше сказать, в данную минуту мне просто было не до анализа. Но я отчетливо воспринимал как часть этой внезапно обретенной мной способности — предчувствие.

Этот урод здесь. Тут он, в парке, бродит неподалеку! Все мы верно раскусили в его письменных кривляниях. Он в самом деле решил поиграть в «сыщики-разбойники» и сейчас упивается умственным превосходством — в своем уродском понимании, конечно. Вот, мол, вам! Куда вам, недоумкам, до меня. До интеллектуала! Я мысленно хохочу над вами в голос! В два голоса!..

Я не заметил, как заговорил за него, наполняясь свирепым злорадством. Умный, да? Хитрый? Ну-ну! А на хитрую ж… что найдется? Известно, что. Готовься, тварь!

Тут я спохватился, увидав, что меня распалило, шаг стал шире, чуть ли не сорвался в бег. Вовремя поймал себя. Стоп!

Спокойно. Прежде всего — спокойствие, Юрий Михайлович. Не горячись. Холодная голова, чистые руки… Ну, с руками-то хрен с ним, а голова холодная это да. Без спешки. Иду, смотрю. Все четко.

Перейдя на ровный шаг, я не забывал делать беззаботное лицо. Ну как беззаботное? Такое независимо-глубокомысленное. Идет себе интеллигентный молодой человек по территории исторического памятника, вдумчиво разглядывает архитектурные и ландшафтные красоты… Солидно? Почтенно? Вполне. А молодой человек меж тем вглядывался не в здания и деревья с кустами. А в лица и фигуры.

Группа молодежи. Три парня, две девчонки. Третий парень плелся чуть позади, заметно погрустневший — тот самый третий лишний в данном случае… По-моему, это наши ребята, студенты ГАУ, вроде бы я одну из девушек видел в корпусе… Ну, неважно. Мимо.

Тетенька с собачкой. Французский бульдог. Смешной такой уродец на коротких лапках, пыхтел и фыркал. Тетенька тоже несуразная: вот правду говорят, что хозяева и собаки похожи друг на друга… Конечно, это тоже мимо.

Ага! А вот явно девушка из группы приманок. Но это я знаю, а кто не знает — ни за что не раскусит. Идет себе мечтательно-загадочная молодая особа, знающая цену своей красоте и привлекательности. Идет слегка заносчиво и в то же время игриво, как бы без слов говоря: ну, кто западет на меня? Кто купится?.. Я безошибочно прочел это в походке, одежде, лице и взгляде молодой женщины. И опять же — как здесь не восхититься теми, кто — не знаю кто — устраивал маскарад. Да и самой этой барышней! Они так мастерски слепили образ пресыщенной жизнью молодой москвички, ждущей от жизни чего-то острого, пряного, чего она сама толком не знает… Ну, просто режиссеры и актеры на славу!

Не вульгарной, но неуловимо-вызывающей походкой эта особа продефилировала мимо, и я чуть было не обернулся ей вслед. В последний миг удержал себя. Ни к чему. Вообще, чем меньше я ей уделю внимания, тем лучше.

Так я решил. И верно сделал. Поскольку в следующий миг я увидел Его.

Того, кому не место на Земле. По крайней мере, среди людей. Кого, если и оставят гнить на всю оставшуюся жизнь, то в социальном зазеркалье, в учреждении особого режима. Проще говоря — на зоне для пожизненно осужденных. Это он! Это он!..

Мужчина самого неприметного вида. Вот ведь что поразило меня!.. Ну, поразило-не поразило, я себя подготовил ко всему — будь он хоть негр преклонных годов. Нет. Просто я в который раз с лютой силой, во всю глубину души убедился: такие оборотни, вервольфы, мать их, инферны — они предельно неузнаваемы среди людей. Незапоминаемы. Такого увидал, прошел — и через две минуты забыл. Такими же, говорят, должны быть и шпионы, но это другая тема. Спорная. И не о ней речь.

Я захватил его всем своим чутьем, как истребитель-перехватчик радаром хватает вражеский объект. Да это же он! — так и зазвенело все во мне. И я равнодушно отвел взгляд, делая вид, что любуюсь видами Кусково.

На самом деле я смотрел на осенний парк, а видел перед собой не физическим, а мысленным взором гнусную фигурку маньяка, его похабную рожу. Все! Не отпущу. Кончилось твое время, сволочь.

Эпитеты «гнусный, похабный» — это, конечно, у меня от души, от гнева праведного. На непредвзятый взгляд — совершенно безобидный человечек, средний во всем. Средних лет, среднего роста, среднего телосложения, среднего достатка… В самой расхожей светло-серой куцей курточке с декоративными погончиками и накладными карманами, каких-то утлых джинсах, черных ботинках. Суконная кепочка так себе. Незначительное лицо какого-нибудь рядового интеллигента, с натугой окончившего институт и с тех пор остановившегося в умственном развитии.

Так читалось на посторонний взгляд — еще раз повторю это. Я смотрел иначе. И видел плотно сжатые тонкие губы, напряженные сутулые плечи, хищную мягкость походки. Он не просто шагал, как праздно прогуливающийся человек, он ступал как охотник, тренированно и плотно ставя ногу на всю стопу. Только, похоже, это выходило у него само собой, от постоянно включенной моральной напряженки. Будь он в стадии оборотня, или же более-менее возвращаясь в человеческое состояние, он всегда был на взводе, всегда в состоянии сжатой пружины… Ну, а вообще какой там ад творился в глубине его души, как жил он с этим адом — это, конечно, ни в сказке сказать, ни пером описать. Да и надо ли?..

Но это видел только я. Мысля критически, можно сказать: для обычного взгляда маньяк был совершенно зашифрован. Ну какой рядовой прохожий, занятый своими мыслями, замороченный своими делами, всмотрится в тусклого бесцветного гражданина?.. Нет, кто бы спорил, какой-нибудь фрик или расфуфыренный «новый русский» бросятся в глаза любому, но мимо этого типа всяк человек, что мужчина, что женщина, пройдет, не взглянув, тем более не задумавшись. Пустое место, прореха на человечестве.

Конечно, все это пронеслось во мне скомканно, спутанно, в одну секунду. Еще секунд пять я выждал, затем обернулся как бы невзначай, чтобы взглядом окинуть весь пейзаж, а на самом деле…

На самом деле мой взгляд впился в спину идущему. Девушка-приманка неспешно вышагивала метрах в двенадцати-пятнадцати перед ним, и он явно пристроился ей в кильватер. Да, разумеется, сегодня он вышел сюда вовсе не на охоту, а поглумиться над сыщиками… Но умело созданный образ влекущей загадочной незнакомки наверняка прожег и без того перегретые мозги. Что-то замкнуло, вспыхнуло в них, и уже не владея собой, позабыв все на свете, извращенец устремился за добычей, включившись в свою сатанинскую реальность.

Я устремился следом. Получилась такая странная колонна: неторопливо прогуливалась девушка, за нею ковылял маньяк, за ним шагал я, сделав независимый вид, но весь собравшись как снайпер. У меня не было никаких сомнений, что я нашел цель. При том, что не было никаких подтверждений. Есть девушка, есть я, и между нами неведомый мужчинка никчемного вида — по факту только так.

Но я сейчас явственно понял, что на белом свете есть нечто посильнее самой кондовой эмпирики. Он! Он! Тот самый! — звенела во мне незримая струна, вскипала жестокая радость — не знаю, как точнее назвать это чувство, но где-то так.

Девушка свернула с центральной аллеи вправо, на второстепенную. Окинула безмятежным взором окрестности. Заметила чмыря в кепке?.. Не знаю. Если и заметила, то виду не подала.

Мне показалось, он ускорил шаг. Я тоже прибавил. Быть может, слишком явно. Но он не оглянулся. Он навел радар на свою цель — и все, оглох, очумел, выпал из мира людей. В нем включился упырь. Потусторонняя сущность. Он даже изменился как-то, сука! Спина сильнее обрела хищную сутулость, шаг стал стелющимся — ну правда, какой-то зловещий стиль, пугающая грация движений!.. И он явно ускорил шаг.

И я невольно заспешил. Хотя и так бы не отстал от него — ну куда тут отставать! Все, вцепился, перехватчик МИГ-31. Не уйдет!

И тут я споткнулся. Не знаю обо что. Носком правого ботинка задел не то камушек, не то какую-то выбоинку. Запнулся, неловко взмахнул руками. Вырвалось:

— А, мать твою!

И шедший впереди вздрогнул, враз растеряв всю инфернальную эстетику. Обернулся через левое плечо, несуразно задрав его — я увидал над неловко вздернутым погоном курточки вытаращенный глаз и вскинутую бровь.

Не знаю, что там сомкнулось-вспыхнуло в его башке. Но увидав меня, он… бросился бежать.

Просто метнулся вбок, не разбирая пути. Вправо. Помчался по подстриженному газону в сторону зарослей.

Какая мысль овладела им? Может, и никакой. Просто страх, мгновенно полыхнувший от долгого напряжения, да и от всей психической отравы, за много лет превратившей его душу в подземелье демонов. Этот ужас и бросил его бежать, не размышляя.

Да ведь и я не больно думал. Секунда — и уже лечу вслед. И ору:

— Стой! Стой, паскуда!..

Наверное, никогда еще благоприличное поместье Шереметьевых не слыхало столь лютых криков.

Краем глаза вроде бы я заметил, что фланировавшая барышня тоже несется в погоню. Но это не точно.

Мне было не до нее. Догнать! Догнать! — одна мысль.

Я и догонял. Расстояние сокращалось, да и куда он бежал? — черт знает. Ну добежал бы до кустов, а там что?..

Впрочем, все это осталось пустыми вопросами без ответов. Ответ я дал иначе. Без слов.

Беглеца я настигал бесповоротно. Без шансов для него. И когда расстояние сократилось до полутора метров, я включил форсаж. То есть резко бросил себя вперед — и четкой подсечкой под левую голень заплел ему ноги.

Типичный такой хулиганский прием футбольного защитника. В матчах арбитры за это стараются сурово карать. Но здесь не футбол, судей нет. И жестко сбитый с ног преступник мешком плюхнулся на траву.

Я про себя без обиняков называл его «преступником», хотя, конечно, формально был не прав. Но я о том не думал — прав, не прав. Когда он грохнулся, я налетел на него сверху с грозовым криком:

— Лежать! Лежать, не двигаться, тварь, руки за голову!

Вообще, в эти секунды все точно ускорилось, даже перевернулось — потом я к собственному изумлению толком не мог вспомнить суть и последовательность всего произошедшего. Помню свой ярый крик, его искаженное злобой и страхом лицо… потом провал, потом женский голос рядом, срывающийся, но решительный:

— Брось нож! Милиция! Брось! Стрелять буду!..

И задыхающийся жидкий лепет в ответ:

— Это самооборона… Я не знал! Понятия не имел… на меня набросились…

— Никто на тебя не бросался! Ты меня преследовал, я же видела! Извращенец паршивый… Мы тут на тебя и охотимся!

— Я… нет, постойте…

— Стоит хрен в спальне! — рявкнул я, не заботясь о женских ушах. — Ты письмо писал — поймайте меня, если сможете? Умнее всех, да? И что, думал, мы не догадаемся⁈

Говоря это, я уже боковым зрением улавливал спешащие к нам фигуры, слышал их топот, голоса:

— Серега, быстрей! Взяли, кажется…

Невзрачное лицо задержанного исказилось в ужасе.

— Письмо?..

— Ага! — торжествующе вскричал я. — Думал — не поймем твоих шифровок? Придурок!

— Какое письмо?.. — удивилась девушка-милиционер, но я отмахнулся:

— Это неважно! Он знает. Видите, какая рожа гнусная?

— Да уж… Он вас сильно ранил?

Теперь удивился я:

— Ранил?

И только тут сообразил, что левая рука у меня влажная и липкая какая-то, а еще через секунду увидел, что рукав повыше запястья и кисть в крови. Боли совершенно не ощущал.

— Надо же, — отметил я без эмоций.

Тут подбежали опера с криками:

— Мордой вниз! Руки за спину! Живо, с-сука! Это он?

Последний вопрос был обращен к моей невольной напарнице.

— Он самый, — устало ответила она. — Нож выхватил, вон ранил нашего.

Оружие и правда валялось рядом — складной туристический нож-универсал: клинок, ложка, вилка, открывашка, все на одной рукоятке. Как этот козлина успел его раскрыть⁈ Или открытым держал в кармане?..

— Ты как, брат? — склонился ко мне один из оперов. — Ты вообще откуда?

— Внештатник, — правой рукой я слазил в карман, достал «ксиву», показал.

— Ты смотри-ка, — удивился опер. — А как ты тут оказался⁈

— Серега! — вдруг окликнули сзади. — Все нормально. Это мой подшефный.

К нам спешил Гринев.

— О, Андрюха… — сыщик немного растерялся. — Так это твой парень… А что он тут делает⁈

— Все в норме, — повторил старлей и даже по-приятельски подмигнул коллеге. — У нас с ним небольшая спецоперация… Как видишь, успешная.

И не дав Сергею погрязнуть в расспросах, занялся мной:

— Так, что там у тебя с рукой?.. Ты смотри-ка, похоже он тебе вену зацепил… Как это случилось-то⁈

— Да сам не пойму, — признался я. — В горячке, сумбур. Боли совсем не ощутил.

— Ну, это бывает… Давай к нашим эскулапам! Срочно! Они тут на подхвате должны быть.

Разумеется, такая спецоперация не могла обойтись без медицинского сопровождения. Меня отправили к врачам — это была не «Скорая помощь», а именно бригада медиков МВД, по сути та же «Скорая», только ведомственная. Венозное кровотечение действительно имело место, мне его, конечно, вмиг остановили, все продезинфицировали, перевязали. Сделали на всякий случай противостолбнячный укол. И напоили горячим сладким чаем из термоса.

Пока все это длилось, шла оперативная суета, от которой меня избавил Гринев.

— Ты сейчас на глаза не попадайся, — шепнул он мне. — Иначе начнется наказание невиновных, награждение непричастных… Все уляжется, угомонится, а там уж ты без поощрения не останешься.

Я согласно кивнул, хотя, если честно, мне это было неважно. Я сделал главное! Все, я изменил ход жизни как надо. Спас сестру, избавил родителей от кошмара… С меня разом слетело огромное напряжение, опустошило меня. Я и ощутил себя опустевшим-не опустевшим… но мне точно стало все равно. Абсолютно неинтересно, кто этот тип, как его зовут… Хоть царь Додон. Каковы его мотивы, вообще психологический портрет? Да пропади он пропадом! Не знаю и знать не хочу. Пусть сдохнет. Или засядет навек в тюрьме. И все. А на прочее мне плевать.

Видимо, старший лейтенант уловил это мое состояние.

— Слушай! — сказал он. — Ты лучше сейчас иди-ка к себе. А я к тебе вечером загляну со свежей информацией.

И поймав мой встречный взгляд, рассмеялся:

— Да не бойся, конспирацию знаем! Никто и не прочухает, что я к тебе заходил. Давай!

И с этим напутствием я пошел домой.

По пути все отчетливее чувствовал, насколько в самом деле я разрядился при захвате маньяка. Ну просто как акуумулятор. Никаких чувств. Полнейшее равнодушие. Состояние выполненного долга. И отказ всех чувств.

Наверное, это нормально. Психология. И ничего страшного. Надо отдохнуть. Отлежаться. Попросту поспать.

Это было грамотное решение. В общаге я никого не встретил, Пети в блоке тоже не было. Меня хватило, чтобы добрести до койки, завалиться…

И провалиться в сон без сновидений.

Откуда меня выдернул стук в дверь. Стучали вежливо и в то же время властно. Заспанный, взлохмаченный, я вскочил, открыл…

На пороге стоял улыбающийся Гринев:

— Можно?

— Конечно. Входи, — я посторонился.

Мысли мои прояснились. Я понял, что уже вечер, что я как вырубился, так и проспал до этой минуты… Так и сказал Андрею.

— Это нормально, — поспешил поддержать меня он, присаживаясь напротив. — Нервное перенапряжение… Ну да ладно! Ты это лучше моего знаешь. Докладываю: этот урод раскололся до самой промежности, сейчас чистуху пишет. Вроде бы намерен что-то типа покаяния изложить, как он дошел до жизни такой. Типа это не я виноват, а внутренние демоны. А я тут ни при чем, как Дуремар… Ну, тут пускай эксперты разбираются, а на скамью подсудимых сядет своей жопой он, а не демон. А вообще все верно мы с тобой сработали. Все верно!..

Далее он поведал, как начальство его слегка «причесало» за самодеятельность. Но это так, для проформы, понимая, что если бы не эта наша самоделка, хрен бы взяли маньяка, столько месяцев занозой торчавшего в теле Московской Краснознаменной милиции…

Тут старлей с любопытством взглянул на меня:

— Слушай! А тебе интересно, кто он такой? Его… э-э… так сказать, психологическое нутро?

— Нет! — отрезал я. — Странно, но нет. Вообще хочу забыть, чтобы он был. Чтобы этот блок памяти сгорел. Да, нереально, понимаю. Но вот так.

— И я понимаю, — кивнул Гринев. — Бывает! Запросто. Но со временем все перебродит, вот увидишь. А пока — так, значит, так… Да, кстати! Насчет грамоты. Я дал понять начальству — мол, парень и повыше заслужил… Очень возможно, что с тобой захотят познакомиться, — сказал он, выразительным тоном намекая на руководство. — Будь готов!

— Всегда готов, — я улыбнулся.

— Ладно! — старлей крепко хлопнул себя по коленям и встал. — Пойду. А ты пока отдыхай. Рука твоя как?

— Да рука-то нормально. До свадьбы заживет. А вот душа… как контуженная. Никогда со мной такого не было. Не ожидал.

— Так ты и маньяков никогда до сих пор не задерживал, — возразил Андрей, вскинув левую руку — глянул на часы. — Ладно, ты главное сейчас себя не морочь, не самоедствуй. Лучше опять спать завались. Все пройдет, я тебе говорю!.. И я пошел, даже побежал, дела никогда не кончаются!..

Проводив Гринева, я вернулся в сумерки своей «двушки». Сел на кровать, не стал зажигать свет. Хотелось подумать в темноте и одиночестве.

Да, главную задачу я решил. Я как-то еще не мог до конца охватить мыслью то, что я сделал то, ради чего судьба так странно забросила меня сюда. Я спас сестру. Спас родителей. Но жизнь-то не кончилась! Вокруг меня шумит Москва, бегут последние годы двадцатого века… Мне надо жить здесь, встраиваться в этот новый старый мир, искать себя. Уже обозначились несколько линий, где я смогу очевидно использовать свое послезнание.

Ну, прежде всего, мое внештатное сотрудничество с угрозыском. Поживем-увидим… Затем, не помешает как-то подсказать Антонычу, что его Инна и Тираспольский секретарь — те еще кидалы-обжималы. Не знаю, правда, удастся ли мне открыть ему глаза, но попытаться надо… Лилия Кирилловна! — вот еще будет кладезь приключений, я уже чувствую. Ну и Вадим Гранцев. Вот еще кого мне надо бы аккуратно направить на такую линию судьбы, которая не приведет к тому, что приключилось в прошлой жизни…

— Да уж, задач хватит, — произнес я вслух. — Вся жизнь впереди!..

И вслушался в эти слова. Звучит!

Ну и конечно, мои женщины. Здесь мне надо решать. Делать выбор.

Не успел я так подумать, как в дверь постучали. Так, что этот стук ни с чьим другим спутать нельзя.

Заранее улыбаясь, я встал, пошел к двери, открыл.

На пороге стояла Катя. Тоже улыбаясь.

— Можно? — спросила она.

— Нужно, — и я отступил в сторону, приглашая девушку к себе.