Артефакт темного бога

Глава 30

Выйдя из игры, я понял, что очень устал. Долго сидел в темноте кабинета, не находя в себе сил подняться. Я не знал который час, но по черному окну понял, что уже глубокий вечер. Прошел пятый день, а Звезду я так и не добыл. Придется расстаться с мыслью о повышенной оплате. Теперь уже хоть сколько получить. Я даже не знал, близко ли до Звезды или нет.

На телефоне несколько пропущенных от мамы. Я набрал ее. Долго держал трубку, слушая гудки, пока вежливый девичий голос мне не сообщил: «Абонент не может в настоящий момент подойти к телефону. Оставьте сообщение или перезвоните позже».

Почему же она трубу не берет? Погасив экран и накинув на плечо рюкзак, я поспешил к выходу.

Меня снова встретил вечерний город. Весь заплаканный от дождя, с переполненными на тротуарах лужами. Лицо обдавало влажным ветром, проникающим даже под куртку. Откуда-то издалека донеслись звуки сирены. Я невольно обернулся. По улице, обгоняя машины и выезжая местами на встречную полосу, неслась скорая, сверкая мигалками. Она пролетела мимо, раскидывая из-под колес фонтаны брызг.

Не знаю почему, но меня охватила тревога. Я поспешил свернуть в переулок, ведущий к нашему двору. Приближаясь к дому, перешел на бег. Хоть и редко, но все же попадались прохожие, и мне приходилось их огибать. Отдышался у дверей подъезда, и взбежал по лестнице на свой этаж. Несколько раз нажал на кнопку звонка. Из квартиры раздался перелив колокольчиков, но ни шагов, ни каких-либо других звуков из-за двери не доносилось. Пришлось открывать ключом.

Внутри на меня обрушилась непривычная тишина. В зале — неубранный диван, потухший телевизор. На кухне — ощущение пустоты. Даже радио, которое всегда что-то бормочет, сейчас молчало. На плите одиноко стояла кастрюлька, успевшая уже остыть. На обеденном столе белел тетрадный листок. Я подошел. Маминой рукой было аккуратно выведено: «Андрюша, не смогла до тебя дозвониться. Я вызвала скорую, меня увозят в больницу. Мама».

Я опустился на табурет. Еще раз перечитал записку. Что же случилось с мамой? Она мне никогда не жаловалась, что у нее что-то болит. Бывало, говорила, что устает и ей надо полежать. Если бы не тетя Лида, я бы вообще не знал, что с мамой что-то не так. Но мне все равно не верилось, и казалось, что болезнь где-то далеко и не опасна. Думал, насобираем денег на операцию, и маму благополучно вылечат. Но я совсем не предполагал, что может произойти что-то такое, что маме понадобится скорая. Да еще, чтобы ее куда-то увезли. Очень хотелось верить, что все обойдется.

Из маминой комнаты затрезвонил телефон. Старый аппарат, живший в нашем доме с незапамятных времен. Он появился, когда меня еще не было на свете. Не знаю, зачем мама его берегла, если все уже давно пользуются мобильниками. Кроме тети Лиды последнее время никто на него не звонил. Я поспешил в комнату. Взял трубку.

— Алло, Андрей? — конечно же, это была тетя Лида. Голос ее звучал тревожно. — Ты дома?

— Да. Только что пришел.

— Про маму знаешь?

— Прочел ее записку.

— Надо ехать в больницу.

— Вы знаете в какую?

— Да, мне она сказала. Собирайся, я сейчас подойду. Вызови такси.

Тревога еще больше охватила меня. Тетя Лида напрасно беспокоиться не станет.

Мне собирать собственно было нечего. Вновь накинул куртку, не успевшую еще просохнуть. Сунул ноги в мокрые кроссовки. Прихватил на всякий случай рюкзак. Спустился к крыльцу. Такси еще не подъехало. Дождь продолжал моросить, и я спрятался от него под козырьком. Вскоре увидел, как спешной походкой семенит тетя Лида. Укуталась в плащ, а голову спрятала в капюшон.

По дороге она рассказала, что мама позвонила ей где-то часа два назад. Сообщила, что не может дозвониться до меня, что у нее кружится голова и отказывают ноги. Тетя Лида посоветовала ей обязательно вызвать скорую. Мама сначала отнекивалась, но все же согласилась. Потом перезвонила, сказала, что скорая приехала и забирает ее. А до меня она так и не дозвонилась.

Такси быстро доставило нас до приемного покоя. Тут мы узнали, что маму оформили и отвезли в нейрохирургическое отделение. Тетя Лида справилась, где оно находится, и потянула меня по коридору в другое крыло здания. Там на посту мы подошли к дежурной медсестре. О состоянии мамы она ничего не сообщила и попросила не толпиться, а приходить завтра утром.

— Никуда мы не уйдем, — заявила тетя Лида. — Андрюша, предлагаю остаться здесь и ждать.

— Может все-таки утром? — попытался я возразить.

— Я не усну, пока не узнаю, что с ней все в порядке. Да и тебе, неужели, будет спаться спокойно?

Я, конечно же, хотел узнать, что с мамой, но, сколько мы проторчим здесь? В придачу голодный желудок все чаще начал напоминать о себе. Перед глазами представилась кастрюлька на плите. Я так и не заглянул в нее, не поинтересовался, что там мама приготовила. А есть хочется все сильнее. Но мы с тетей Лидой сидим в полутемном коридоре с облупленными стенами на деревянной лавочке. И лампа над нами монотонно гудит в тишине и помаргивает.

Так и промучились всю ночь. Я задремал и проснулся от того, что невозможно болела шея. Тетя Лида посапывала с краю, склонив голову на грудь. Я глянул время. Еще не было и шести. В коридоре по-прежнему было тихо. Я хотел уже снова закрыть глаза, как щелкнули замками двери, ведущие в отделение, и двое мужчин в халатах выкатили в коридор каталку. На ней кто-то лежал, накрытый простыней с ног до головы. И не шевелился. У меня тут же мелькнула мысль о маме. «Нет, — сказал я сам себе, — такого не может быть. Вдруг это и не труп вовсе, а просто человек после операции. Мало ли зачем больных накрывают простынями». Мужчины с каталкой остановились у двери лифта, похожей на вход в подземный бункер, и вскоре скрылись в темной кабине. Лифт с лязгом уехал, и в коридоре снова стало тихо.

Я поднялся и вышел на улицу. Свежий сырой воздух мигом взбодрил меня. Фонари тускло отражались от сырого асфальта, усыпанного опавшими листьями.

Походив по дорожкам в скверике рядом с больницей, я вернулся. Тетя Лида уже проснулась и беседовала у окошка с дежурной медсестрой. Увидев меня, она сообщила, что скоро прибудет врач, и мы сможем с ним переговорить.

Врач вышел в коридор. Его лицо, рыхлое в оспинах, с уставшими маленькими глазками казалось равнодушным ко всему на свете.

— Вы — родственники Ирины Ивановны Томилиной?

— Это ее сын, Андрей, а я — подруга.

— Ясно, — голос тоже казался уставшим и лишенным всяких эмоций. — У нее произошло обострение на фоне гипертонии. Болезнь начала стремительно прогрессировать. Чтобы сохранить жизнь, необходима срочная операция. Но такие делают только в Москве.

— Мы согласны ехать, куда скажете, — с решимостью произнесла тетя Лида.

— К сожалению, у них там большая очередь. А счет идет на дни.

— И что же? Ничего нельзя сделать? — тетя Лида не сводила глаз с доктора.

— В городе есть одна клиника, частная. Она занимается экспериментами в области нейрохирургии. Но там операции платные и стоят очень дорого.

— Но они же могут нам помочь?

— Не знаю. Я дам вам направление, попробуйте у них проконсультироваться.

— А если не делать операцию?

— Мы можем поддерживать жизнь Ирины Ивановны, и сделаем все, что в наших силах, но счет идет на дни. Максимум неделя. Надежда только на операцию.

Я не сразу понял, что произошло. Постепенно до меня стало доходить, что маму я могу больше не увидеть. Единственная спасительная соломинка — клиника, рекомендованная доктором. Мы с тетей Лидой вызвали такси и помчались на другой конец города. Сидя в машине, я молча корил себя, что позволил себе увлечься игрой и не услышал маминых звонков. А теперь, кто знает, услышу ли я вновь ее голос? Нащупав в кармане листок с ее запиской, я вынул его, развернул. Долго вглядывался в округлые, стройные, аккуратно выведенные буквы. Так красиво могла писать только мама. Мой корявый почерк ни в какое сравнение не шел с ее прилежным письмом, свойственным только отличницам. Мама наверняка была ею, когда училась. Я поймал себя на мысли, что даже не знаю, какой она была раньше, в детстве и юности. Мы никогда об этом не говорили, и я не расспрашивал. Даже фотографиями не интересовался в ее фотоальбоме, стоявшем в серванте.

Машина резко затормозила. Меня толкнуло вперед. Мы вышли на широкую площадку, мощеную каменной плиткой. За ажурным железным забором поднималось современное здание из стекла и бетона. Новое, как с иголочки. Перед парадным входом со стеклянными дверями высажены аккуратные клумбы с ровно постриженными кустиками.

Перед крыльцом стоял черный «мерс», показавшийся мне знакомым. Как он проехал сюда на эту площадку, если ворота были закрыты? Мы прошли мимо его лакированного борта с отливающими тонировкой окнами и поднялись по мраморным ступеням крыльца. Ступили в сверкающий глянцем вестибюль. За высокой стойкой ресепшина восседала девушка, вся будто вылизанная в фотошопе, без единого изъяна на лице, с убранными в кокетливый хвостик волосами.

Я протянул ей направление. Она пробежала глазами бумагу, исписанную каракулями доктора из больницы. Подняла свои кукольные глаза.

— Вам надо пройти консультацию у главврача.

— Это платно? — тетя Лида сурово посмотрела на девушку.

— Нет, такая консультация бесплатна.

Она взяла телефонную трубку. Послышался стук ноготков по кнопкам.

— Геркулес Альбертович? К вам можно направить на консультацию? Хорошо.

Она вновь одарила нас выразительным взглядом.

— Проходите. На лифте третий этаж, и там дверь напротив.

Геркулес Альбертович? Неужели совпадение? Такое сочетание имени и отчества один на миллион, если не на десять миллионов. Но все же мне хотелось, чтобы это было просто совпадением. И что я встречу совсем другого Геркулеса Альбертовича.

Когда двери лифта открылись перед нами, из кабины вышел мужчина в черном коротком пальто. Я его сразу узнал — это был дядя Саша. Он был также безупречно одет, как и при той первой нашей встрече у подъезда Юлианы. И от него несло тем же дорогим ароматом. Он коротко глянул на меня, затем перевел взгляд на тетю Лиду и, не говоря ни слова, прошел мимо, направившись к выходу. Каблуки его лакированных туфель звонко отбивали чечетку на сверкающей плитке. Проходя мимо регистратуры, он коротко кивнул девушке-администратору. Та в ответ широко улыбнулась и произнесла: «Всего доброго, Александр Николаевич».

— Пижон, — буркнула тетя Лида, посмотрев ему вслед.

Лифт неслышно поднял нас. Двери разъехались. Мы шагнули на выложенный деревянным паркетом пол. Прямо, напротив лифта, как и предсказала девушка с ресепшина, я увидел дверь, а на ней шоколадного цвета табличка с золотым ободком, на которой золотыми же буквами написано: «Петров Геркулес Альбертович, главный врач». Сомнений не оставалось. Тройное сочетание — это уже один на миллиард.

Мы открыли дверь, вошли в светлый кабинет. В глубине за столом склонилась над бумагами голова Эйнштейна.