Артефакт темного бога

Глава 28

— Мирон! Голубчик! Ты спас меня от неминуемого превращения. Еще секунда, и перед тобой стоял бы рыжий лис.

На его лице просияла улыбка. Он вытер рукавом со лба пот, оперся на дубину другой рукой.

Колдун, распластавшийся на полу, зашевелился, закряхтел. Я опустил сапог ему на плечо, не давая приподняться.

— Не спрашиваю, как ты здесь очутился. Сейчас не до этого. Надо срочно расколдовать Анну. Вон, видишь, бегает по комнате, места себе не находит. Сможешь?

— Ты все пытаешься увидеть во мне мага. А я всего лишь нищий проповедник. Все что могу, это помолиться Отцу нашему Господу. А там, как уж он рассудит.

— Прошу тебя, не разглагольствуй. Если нужно, молись. Я мысленно поддержу.

— Ладно, — Мирон приосанился, прислонил дубину к стене и зашептал едва слышно.

Время от времени он чертил в воздухе крест собранными в щепотку пальцами. Я не мог разобрать его слов, кроме «господи помилуй», «во имя отца и сына» и «Аминь», поэтому свою просьбу мысленно произносил на своем привычном языке. Я просил Господа, чтоб он расколдовал Анну, искренне надеясь, что он услышит и развеет злые чары. А она (точнее, лиса), набегавшись, остановилась посреди комнаты, свесила по-собачьи язык, и часто дышала, глядя на меня и Мирона одновременно.

Колдун вновь шевельнулся. Я сильнее надавил сапогом. Он буркнул что-то нечленораздельное и снова затих. Голос Мирона зазвучал громче:

— … и верни обличье человеческое рабе божьей Анне, и прости ее душу грешную, и ниспошли благодать на нее. И тамо с лики чистейших небесных сил прославим Тебе Господа нашего, Отца и Сына и Святаго Духа, во веки веков. Аминь.

Он замолчал. В воцарившейся тишине слышалось лишь дыхание Анны-лисы, вытянувшей к Мирону морду с глазами, полными надежды.

И вдруг случилось чудо. Вокруг нее образовалось розовое облако, прозвучал перелив волшебной мелодии, и когда облако рассеялось, перед нами возникла Анна. Она часто моргала, удивленно озираясь, видимо, не веря тому, что вновь стала человеком. Да и мне, надо признаться, было радостно вновь увидеть ее в нормальном обличье. Ой, с чего это я вдруг рассентиментальничался?

Сзади что-то грохнулось. Я повернул голову и ахнул. Там, где всего минуту назад сидел на попе медведь, поднимался с пола здоровенный детина. Настоящий богатырь. В рубахе с расстегнутым воротом, подпоясанной тонким пояском с кисточками на концах, простецких портах, заправленных в онучи, и лаптях. Его мощные руки были толщиной с шею колдуна, все еще лежавшего под моей пятой. Кулаки — с голову Мирона. Кучерявая борода обрамляла снизу молодецкое лицо, широкоскулое, с ясными как у ребенка глазами. На шее я заметил рану, из которой подсачивалась кровь (след от топора Анны не исчез с превращением), а на лбу — огромная шишка с расплывшимся синяком (все от того же топора).

— Мирон, ну ты — мощь! Не только Анну, а еще и медведя расколдовал!

— Так это ж не я, а Господь постарался. Я-то что? Всего лишь помолился.

Богатырь обвел нас взглядом.

— Ребятушки! Дорогие! — раздался его зычный голос. — Я же теперь вам по гроб жизни обязан буду. Только я совсем не медведь. Это вот он сделал меня таким, — детина показал здоровенным пальцем на колдуна. — Кудеяр проклятый. А меня зовут Горыней.

— Надо лишить его возможности колдовать, — заявил я. — Как это сделать?

— Отрубить ему руки, — подал идею Мирон. — Или глаза выколоть.

— У нас таких сжигают, — вставила Анна. — На костре.

Признаться, мне стало не по себе от таких изуверских предложений. Но с другой стороны, если колдуна отпустить просто так, он неизвестно каких бед еще натворит. Но есть и другие варианты физического устранения. Чем плох, к примеру, укол моим клинком в живот? Раз, и нет человека. Без зрелищ и патетики. Без зачитывания приговора и жуткого исполнения казни.

— Сжигать — это не по-божески, — возразил Мирон.

— Без рук и с выколотыми глазами он останется жить, — парировала Анна. — И если он уже связался с сатаной, ему помогут выкарабкаться. Злоба на нас заполнит его и без того недоброе сердце, сделает еще могущественнее и опаснее. Единственный путь избавить мир от этого ничтожного колдуна — придать его священному всепоглощающему огню.

— Но ведь это не милосердно, — пытался вразумить ее Мирон. — Тахир, скажи ей.

— Я бы его просто прикончил.

— Просто — не интересно, — продолжала гнуть свою линию Анна. — Он должен испытать муки, как испытала я, оказавшись в шкуре лисы.

— Я бы его тоже сжег, — прогремел Горыня.

Кудеяр зашевелился у меня под сапогом. Поднял голову. А ведь он только что собирался лишить меня человеческой жизни. Может, действительно, огонь — это лучшее решение?

— Согласен, — сказал я и еще сильнее вдавил колдуна в пол.

Мы вышли во двор. Горыня показал, где тут сложены дрова. Натаскали их на площадку перед теремом. Богатырь раздобыл столб, воткнул его в землю, как зубочистку в пластилин. К столбу привязали Кудеяра. Я отошел за угол, чтоб не смотреть на ужасающее зрелище. Слышал лишь, как Анна провозглашала приговор, затем треск загоревшихся поленьев и душераздирающие вопли колдуна. Казалось, они будут звучать в ушах еще долго. Хоть я и не видел его, но мне представлялась картина горящего Кудеяра как наяву: выпученные глаза, вылезающие из орбит, и широко раскрытый рот, издающий нечеловеческие крики.

Ко мне подошла Анна.

— Все кончено. Его больше нет. Когда пламя подобралось к его пяткам, он вспыхнул кровавым огнем, и от него повалил черный дым. Я думала, он заслонит собой солнце — так много дыма выходило из какого-то плюгавого колдунишки.

Мы вернулись к крыльцу. Костер еще дымился. Мирон стоял рядом и читал молитву. Горыня сидел на ступеньке, подперев рукой подбородок, и задумчиво глядел на догорающие поленья. Я приблизился к нему.

— Как он смог заколдовать тебя?

— Я жил в этом тереме. Однажды ко мне в дверь постучали. Я открыл. На пороге стоял мужичишка, представившийся позже Кудеяром. Во дворе лил дождь и бушевал ветер. Мне стало жаль промокшего путника, и я впустил его к себе. Пригласил к столу. Когда мы поужинали, чтобы скоротать вечер, решили поиграть в кости. Сперва просто так, а потом начали делать ставки. Мне поначалу везло, но вскоре Кудеяр начал выигрывать. И я пошел ва-банк, поставив на кон свою душу. Думал, разве можно ее отобрать? В результате я проиграл. А он произнес заклинание и превратил меня в медведя. Я не мог с ним ничего сделать: ни убить, ни прогнать, ни убежать отсюда. Ведь моя душа теперь принадлежала ему. Он поселился в моем доме, заставил ловить рыбу из озера, которую увозил и продавал. Так мы и жили, пока не появились вы.

***

Мы вышли за ворота. Наши лошади паслись неподалеку. Мирон пожелал вернуть себе свою Нимфу, а Анне досталась кобыла Кудеяра, которую пришлось распрячь из телеги. Попрощались с Горыней и отправились в путь.

Уже смеркалось, когда мы вновь оказались у старого дуба. Подошли к берегу. Я скинул одежду и поплыл на середину залива. Нырнув, стал искать Водяного. Он, как и прошлый раз, покатывал, вместо храпа пуская пузырьки воздуха. Я подплыл к нему, тронул за то место, где подразумевалось плечо, но на деле был плавный переход от головы к туловищу. Водяной вздрогнул, растопырил глаза. Некоторое время непонимающе глядел на меня. Потом, видимо, вспомнив, улыбнулся в усы-отростки, и мы стали с ним подниматься.

— Ну как? Побывал у медведя?

Я рассказал ему историю Горыни и как мы обезвредили колдуна. Водяной, сказав «Подожди», нырнул и пропал. Я ждал его долго, и уже хотел отправиться на поиски, как вновь появилась его голова.

— Да, верно говоришь. Рыбы подтвердили. Что ж, обещание надо выполнять. Подожди еще.

Он снова скрылся. Но вернулся на этот раз быстро.

— Вот, жаль отдавать, — он протянул мне каменное кольцо, величиной с блюдце, светящееся изнутри зеленоватым. — Но ничего, как-нибудь перебьюсь. Закажу Ночнице, чтобы новый раздобыла. Она наведывается в Навь, вдруг там подвернется ей.

Камень оказался тяжелым. Он норовил утянуть меня ко дну, но я энергично греб одной рукой (второй держал камень). Очень скоро я достиг берега. Показал добычу Анне и Мирону. Они как-то хило отреагировали.

— Вот из-за этого весь сыр-бор? — озадаченно произнесла Анна. — Я чуть лисой на всю жизнь не осталась.

Я аккуратно убрал камень в сумку. Мы вскочили на коней и двинулись к перекрестку, где сходились три дороги.

На ночном небе, усыпанном яркими звездами, появилась луна. Мы миновали дуб. Я скосил глаза на дупло, где живет Ночница. Оно темнело неясным овалом на могучем стволе. Там ли его хозяйка или улетела промышлять?

Пройдя перекресток, мы направили коней по южной дороге. Проскакали всего несколько шагов, как сзади послышался свист. Я обернулся. За нами мчалась стая ворон, а во главе этого черного полчища — Ночница верхом на метле.

— Нас же предупреждали, — вспомнила Анна, — не поворачиваться к дубу спиной.

Мы пришпорили, заставив лошадей бежать во всю прыть. Они неслись быстро, но птицы летели еще быстрее. Достигнув нас, они набрасывались на спины, клевали в головы. Вблизи вороны оказались крупнее своих обычных собратьев раза в два. Каждый такой клевок стоил от пяти до десяти процентов здоровья. Я едва успевал на ходу кидать в рот припасенные у Горыни куски рыбы. Мои спутники, видимо, тоже пытались таким образом поддержать сокращающееся здоровье. Ночница витала над стаей и подбадривала птиц.

Может, надо было остановиться и принять бой? Перебить всех ворон и спокойно двинуться дальше? Я сообщил свою идею Анне, жавшейся к шее кобылы.

— Давай, — ответила она и заглотнула очередной кусок рыбы.

— Мирон! Стой! — крикнул я.

Мы затормозили коней. Вороны кружили над нами, изображая рой кровожадных ос. Я вынул лук. Прицелился. Первая стрела удачно попала в ближайшую птицу. Анна уже размахивала топором, отгоняя назойливых пернатых. Я выпустил вторую стрелу. И получил удар по темечку. Минус еще десять процентов. Зато вторая пробитая стрелой птица шлепнулась на землю. Я нацелился на третью. Но не успел отпустить тетиву, как в лук вцепились когти и вырвали его у меня. Чертыхнувшись, я выудил из ножен меч. Последовал примеру Анны. Птицы продолжали кружить, но теперь уже не причиняли нам вреда. Мирон орудовал дубиной. Рядом с ним на земле я заметил две распластавшиеся черные тушки. Молодец, монах! Так держать!

Ночница, наблюдавшая за битвой с высоты, сверкнула очами.

— Как вы посмели обижать моих птичек, смертные?

— Не мы первые напали, — бросил я в ответ.

— Вы нарушили наш ночной покой, а всех, кто его нарушает, ждет смерть.

— Послушай, Ночница. Разве ты нас не узнаешь? Мы пришли по поручению твоей сестры, Полудницы. Она просила вернуть точильный камень. А ты сбросила его в озеро и сказала, что если мы найдем камень, можем забирать его.

Ночница призадумалась.

— Твоя правда. А вам, действительно, удалось достать камень?

— Да. Его мне отдал сам Водяной.

— Идишь, ты! Как это он так? И ничего не попросил взамен?

— Попросил. И я выполнил его просьбу.

— Ну, прям, герои, фу ты, ну ты! А со мной не хотите сразиться?

— Зачем нам это?

— Как это зачем? Вы думаете, я просто так отпускаю ночных путников? Не дождетесь!

Она взмахнула руками. Воронья стая расступилась, освободив пространство между нами и Ночницей.

— Ну, кто из вас первый? — ее голос с леденящими душу металлическими нотками звонко ударил по барабанным перепонкам. — Или вы предпочитаете нападать скопом? Толпой на одного?

— Нет, мы будем вести честный бой, — ответил я. Глянул на своих спутников и выдвинулся вперед.