Артефакт

18

— Констанция!

— Прошу прощения. — Девушка нехотя повернулась к Никите, вопросительно смотревшему на нее. Рядом стоял Лиетов. Его взгляд из-под полуопущенных ресниц внушал Конни тревогу. В кают-компанию вошел Карраско. Эльвина тут же повисла у него на локте, защебетала и увела в сторону.

Сол нервно улыбался, молча слушая ее болтовню. Они приблизились к диспенсеру, и Эльвина наполнила два бокала. При виде такой фамильярности Конни раздраженно поморщилась.

Эльвина и не думала отступать. Она влекла Карраско все дальше, втискивая ему в пальцы наполненный бокал. Ее щеки раскраснелись от возбуждения.

«Похотливая сучка, не обходит своим вниманием ни одного мужчину! Ну и что? Это ее личное дело. И если она сумеет вскружить Карраско голову, что ж — поделом ему. И Джозефу Янгу».

Конни огляделась и увидела долговязого мормона, который, ничего не замечая, углубился в спор с Маком Торгюссоном.

Карраско освободился от цепкой хватки Эльвины, что-то сказал ей и торопливо удалился. Эльвина задумчиво взглянула на бокал, который ей вернул Карраско, потом прищурилась и посмотрела ему вслед. В ее взгляде мелькнуло что-то хищное. Вся эта сцена оставила у Конни ощущение безотчетной тревоги.

— Мы обсуждали перспективу предоставления Новой Земле членства в Совете Конфедерации, — негромко заговорил Листов. — Я…

— Я помню, о чем шла беседа, — перебила Конни, охваченная внезапным приступом раздражения. — Быть может, достопочтенный Представитель Сириуса хотя бы намекнет, каковы наши шансы? — Она холодно посмотрела в глаза Лиетова, на лице которого продолжала играть безупречная улыбка политика.

— Я предпочел бы воздержаться от преждевременных выводов, госпожа Вице-спикер. Хочу лишь сказать, что членство в Совете — это весьма серьезно. Очень многие станции и планеты хотели бы иметь там своих представителей. Замечу, что для положительного решения вопроса требуется две трети голосов. По мере расширения Конфедерации в Совете заседает все больше людей, а получить там место становится все труднее…

— Это угроза? — Конни понизила голос и выпрямилась.

Листов продолжал улыбаться.

— Ни в коем случае. Всего лишь добрый совет. В кругу друзей угрозы неуместны, а Сириус считает вас и вашего отца своими союзниками. Мы никогда не забудем, что в тяжелые времена вы послужили нам верой и правдой.

Конни прикусила язык. «Лживый ублюдок. К чему ты ведешь? Уж очень часто тебя застают в компании Джордана».

— Рада видеть, что достопочтенный Представитель не забыл о тех временах, когда Сириус не располагал столь значительным влиянием, которым пользуется в настоящий момент. Такова извечная судьба правительств. Власть изменчива, она постоянно перетекает из рук в руки. Никто не может предсказать появление сильного руководителя… а также того, какие ресурсы окажутся в его распоряжении.

Листов медлил с ответом. В его глазах сверкнул злобный огонек, но он тут же заставил себя любезно улыбнуться.

— Вы правы. Я готов всеми силами помочь вам распорядиться теми… ресурсами, которые ожидают нас на Новой Земле.

«Черт побери! Он знает. Или догадывается. Будь ты проклят, Пальмир. С каким наслаждением я вспорола бы твою грудь, чтобы посмотреть, какого цвета у тебя кровь!»

Конни растянула губы, копируя улыбку дипломата:

— Искренне благодарю вас от имени Спикера и народа Новой Земли.

— Я вижу своего друга из Нью-Мейна, — вкрадчиво произнес Лиетов. — Надеюсь, вы позволите?.. Мы с герцогом собирались обсудить некоторые вопросы культурного обмена.

— Не смеем вас задерживать. — Конни, продолжая улыбаться, смотрела ему вслед.

Никита вздохнул:

— Конни, мне очень неприятно об этом говорить, но Лиетов не тот человек, которого можно безнаказанно дразнить. По крайней мере в нынешней ситуации.

Девушка устало покачала головой.

— Знаю. Я могла бы держаться вежливее. Но он с самого начала взял неправильный тон.

— Хм… возможно. Но и Никита далеко не простак. Я заметил, что при появлении Карраско вы внезапно потеряли нить разговора, а на вашем лице возникло странное выражение. Потом, когда эта жалкая мормонка вцепилась в капитана, вы готовы были взорваться, словно термоядерный заряд. Неужто девушка, которая вот-вот должна была стать очередной любовницей Никиты, положила глаз на другого мужчину?

— Я не собираюсь становиться вашей любовницей! И, уж конечно, я даже не думала заглядываться на других мужчин! В последний раз предупреждаю…

— Эй, эй! — Никита выставил ладонь. — Вы хотите поссориться со мной, своим старым другом?

Конни умолкла на полуслове и перевела дух.

— Извините. Я малость переборщила.

— Давайте пройдемся. — Никита протянул ей могучую руку. — Настало время поговорить. Ну, что еще? Не надо так смотреть на Никиту. Сколько у вас друзей на борту? Один Никита. Не надо подозревать меня в нечестивых помыслах. Мы просто прогуляемся. Пора поговорить о вас, подумать о вашем будущем.

Недоверчиво посмотрев на Никиту, девушка взяла его под руку. Они прошли мимо инженера, который возился с осветительной панелью, и углубились в длинный коридор.

— Вы правы, — согласилась Конни. — В последнее время я становлюсь излишне подозрительной.

— Вы постоянно пребываете в напряжении, хотя и пытаетесь это скрывать. Ба! Не надо отнимать руку. Я не собираюсь выпытывать ваши сокровенные тайны. Нет, не спорьте, я знаю — на Новой Земле нас ожидает нечто небывалое. И, что хуже всего, это угнетает вас, грызет изнутри, словно червь. Вы принимаете все слишком близко к сердцу. Уж не думаете ли вы, что от вас зависят судьбы галактики?

Конни вздернула подбородок и посмотрела на него прищуренными глазами.

— Кто вы такой, чтобы задавать мне подобные вопросы?

Никита громко рассмеялся:

— Я — единственный человек, которому вы можете доверять. Я — конечный продукт общества самых ловких и предприимчивых людей во всем космосе. Мы, гулаги, превыше сладкоречивой лжи и многозначительных намеков, которые в ходу у дипломатов иных миров.

Конни невольно улыбнулась:

— Хорошо. Давайте играть в открытую. Давайте представим, что я действительно взвалила на свои плечи ответственность за всю галактику. Уже одного этого хватит, чтобы выбить человека из седла. Вдобавок, если вокруг бродят хищники вроде Лиетова и Медеи. Всякий раз, когда я встречаюсь с ними, у меня возникает ощущение, будто они точат ножи, собираясь нарезать меня ломтиками. Или, скажем, Мак Торгюссон — он в любую секунду готов вспыхнуть как порох. Ну, а Джордан? Он был готов поступиться своим королевским достоинством, лишь бы затащить меня в постель. В компании таких людей я не могу расслабиться ни на мгновение.

— Все это издержки власти. Власть, подобно вирусу, проникает в душу человека и разъедает ее. Листов, Медея, Бен Геллер — все они думают только о том, как бы удержать и укрепить свою личную власть. Все они — порождение нынешней эпохи. Наш век принадлежит людям, полным энергии и жажды неограниченного могущества. Словно наркотик, власть приманивает тех, кто готов отдаться ее соблазнам. Дьявольское зелье, которым неполноценные люди заполняют вакуум своей жизни. Без власти их существование лишилось бы всякого смысла.

— А вы, Никита?

— Еще чего! Я — гулаги. Ловкий и находчивый. Известно ли вам, как я достиг своего нынешнего положения? Мои предшественники упивались властью, находили в ней особый вкус, как будто им положили в рот ложку меда с пасек станции Малаковых. Власть порабощала их, словно сильнейший наркотик. Но мы, гулаги, подобны вездесущей плесени, мы повсюду запускаем свои щупальца. Мои предшественники забирали все больше власти, а гулаги ненавидят всякого, кто пытается ими управлять. Сторонник твердой руки — угроза свободе и анархии. Все мои предшественники пали от рук тех же людей, которые их избрали. Это послужило мне суровым уроком. До сих пор ни один гулаги не занимал этот пост так долго. А все почему? Никита Малаков борется за права угнетенных масс — и сектор Гулаг об этом знает.

— А как же насчет вируса власти?

Никита кивнул, не принимая шутки.

— Он неискореним, прекрасная Констанция. Властью следует наделять только людей, которые имеют иммунитет к этому вирусу. Таких, как я, — людей, обладающих цельной натурой. Тех, кто не желает могущества и наделен чувством долга.

— Еще один пропагандистский выверт Гулага?

— Разумеется. Вот я перед вами — здоровый, довольный собой мужчина, которому не терпится насладиться роскошным телом госпожи Вице-спикера. Но зачем говорить обо мне? Признайтесь, Конни, вас интересует капитан Карраско. Я увидел это в ваших глазах.

— Не знаю, что вы там увидели. Вероятнее всего, белки и зрачки. Я слишком плохо знаю Соломона Карраско, чтобы интересоваться им. Более того, в моем нынешнем положении у меня нет времени для флирта, даже если бы я того пожелала. Помимо всего прочего, близость с мужчиной ставит женщину в подчиненное, зависимое положение. Однажды я вкусила горечь любви… и едва не убила себя и мужчину, которого боготворила. Отныне зов плоти не имеет надо мной власти.

— Что вы такое говорите? Посмотрите на себя со стороны! Юная, здоровая, самая прекрасная женщина, какую только видел Никита. В вас бурлят силы, вы буквально излучаете любовь. Вы словно созданы для того, чтобы делиться с мужчинами теплом своей души, своего тела! Иначе вы понапрасну растратите свою энергию, закончите жизнь иссохшей, скрюченной старухой…

— Странно слышать такие слова из уст гулаги.

— А разве есть закон, запрещающий анархисту быть романтиком? Сама суть философии анархизма заключена в единении разума, души и тела. Человек должен быть счастлив!

— Если он может позволить себе быть уязвимым.

— Есть такая древняя поговорка — «лучше любить и потерять, чем не любить вовсе».

Конни устало покачала головой:

— Нет, Никита. Я любила однажды. Все кончилось тем, что я не просто потеряла — я едва не рассталась с жизнью. Я… я больше не могу рисковать. По крайней мере, сейчас. По крайней мере, с… Поймите — просто не имею права!

Никита дернул себя за бороду.

— Вы — словно та сказочная красавица, на спине которой сидит уродливый гном. Лиетов разгадал вас. Я понял это по тому, как он держался с вами. Ему пришлось нелегко. Вы отвечали ему дерзко, и он хотел бы расквитаться за это с вами. Однако тот самый уродливый гном представляет собой слишком большую ценность, чтобы раздавить и уничтожить вас. Я не умею читать мысли, но думаю, что Лиетов ждет случая отомстить.

— Вы так полагаете?

— Я знаю. — Никита протянул руку и ласково потрепал девушку по плечу. — Это один из симптомов болезни. Обладать силой и не иметь возможности воспользоваться ею — пощечина для властолюбца. Лиетов затаился. Он ведет игру и набирает очки.

«Уродливый гном, оседлавший красавицу… Мне бы ее трудности!»

Конни замедлила шаг и скрестила руки на груди, глядя в пол.

— Вы думаете, Медея тоже затевает нечто в этом роде?

— Уверен.

— А Джордан?

— То же самое, если не хуже. Джордан не знает правил игры, принятых в Конфедерации. Это один из самых пагубных пороков политической системы Нью-Мейна. Вдобавок, вы внушаете ему плотскую страсть.

— Он хочет, чтобы я стала его любовницей. Или даже одной из младших жен.

— Жалкое ничтожество! Уж если он оказался единственным претендентом на вашу руку, вам лучше стать хищной властолюбицей вроде Медеи — выбрать из двух зол меньшее.

— Вы так думаете?

— Конечно! Если у вас возникнут неприятности, обращайтесь ко мне в любое время. Я — хитрый, прожженный гулаги, это верно. Но вы увидите, что я достоин доверия. Я нипочем не солгу вам, разве что в ваших же интересах.

— Почему? Вы ведь знаете, сколь высоки ставки.

Никита приподнял пухлое плечо, на его губах появилась застенчивая улыбка.

— Потому, что я неплохо разбираюсь в людях. Кажется, я сумел понять, кто вы и что вы. Я уверен, что в глубине души вы — настоящая гулаги. — Он подмигнул и взял девушку за руку. — Идемте. Уж коли мне не удалось вас соблазнить, я угощу вас каким-нибудь дорогим напитком, приготовленным обездоленными людьми труда. И может быть… может быть, я увижу, как вы смеетесь.

«Смех? Я сама хотела бы знать, смогу ли когда-нибудь смеяться».

И тем не менее рядом с этим громадным человечищем Конни чувствовала себя спокойно и уверенно. Даже уродливый гном на ее спине вроде бы немного полегчал.

Если бы только ей удалось убедить себя в том, что это и впрямь так!

Соломон Карраско откинулся на спинку капитанского кресла. Впервые после старта вахта на мостике приносила ему удовольствие. Помещение заполнял чуть слышный гул — умиротворяющий звук, шепот механизмов корабля. Панели мерцали зелеными огоньками, все системы работали нормально, за исключением вспомогательного микростатического холодильного агрегата. Хэппи уже выявил неисправность и приступил к ремонту. Корабль, впервые вышедший в глубокий космос, вполне мог доставить капитану куда больше хлопот.

— Вам послание, капитан.

— Включайте.

На экране появилось морщинистое лицо Крааля. Выцветшие голубые глаза буквально впились в лицо Сола.

— Капитан Карраско? У меня секретная информация.

— Начинаю запись в режиме конфиденциальной беседы, капитан, — произнесла Боз.

Крааль развел руками, покрытыми пергаментной кожей.

— Соломон, я получил ваше донесение. Смерть посланника Нгоро глубоко потрясла нас. Благодарим за то, что вы вовремя поставили нас в известность. Также я получил ваш запрос на отмену неприкосновенности частной жизни участников экспедиции. Учитывая ее цели и нынешнюю обстановку, я вынужден согласиться с вашим решением. Вместе с тем я настоятельно прошу вас соблюдать всемерную осторожность. Братство стало мишенью множества сплетен, и каждая из них ощутимо подрывает наш престиж. Что же касается требования предоставить вам информацию о Спикере и его дочери, то, понимая ваши сомнения, я тем не менее хотел бы заметить следующее. В то время, пока они были гостями Фронтира, между нами состоялись несколько откровенных искренних бесед. Я всецело доверяю им. — Крааль помедлил, потом прямо и открыто посмотрел на Соломона. — Архону и Констанции присвоено право доступа к информации с грифом «строго конфиденциально».

Карраско выпрямился в кресле. Доступ к совершенно секретным сведениям? Уж не ослышался ли он?

В бледно-голубых глазах Крааля отразилась усталость.

— Я знаю, что ты подумал. Архон и Констанция не принадлежат к Братству. Ты ошеломлен, и это естественно. Тем не менее убийство Нгоро свидетельствует о том, что события развиваются не по плану. Я сделаю все возможное, чтобы обеспечить тебе поддержку Фронтира. — Великий Галактический Мастер вновь умолк, в его старческих глазах промелькнул ужас — на памяти Соломона такого еще не бывало. — Я поднял по тревоге флот. Вероятно, это нужно было сделать с самого начала. С другой стороны, такой поступок связал бы нам руки. Мы полагались на секретность, а не на силу. Боюсь, как бы нам не пришлось об этом пожалеть. Я не уверен, что корабли вовремя подоспеют на помощь, и тем не менее направляю в твое распоряжение все суда, находящиеся в данный момент на Фронтире. Как тебе известно, сложности с навигацией не позволят нам немедленно вернуть из глубокого космоса исследовательские корабли. К этому времени судьба экспедиции будет уже решена. Я… даже мне не под силу в полной мере оценить ее значимость. Я изучил записи, в которых отражены твои действия на посту капитана «Боз». Порой у меня возникала мысль отстранить тебя от командования. Однако ты сумел преодолеть свои слабости, и теперь, оглядываясь в прошлое, я готов признать, что Архон имел веские основания настаивать на твоей кандидатуре. Ход событий все больше убеждает меня в том, что наша единственная надежда — это такие человеческие качества, как доброта и гуманизм. Верь в себя. Доверься Констанции. Думаю, она полностью сознает всю тяжесть положения, в котором мы оказались. А мне лишь остается уповать на Всевышнего.

Экран померк.

— Довериться Констанции? — Соломон откинулся на спинку кресла и потер переносицу. — Братство предоставляет посторонним людям доступ к своим совершенно секретным сведениям? Господи! Боз, во что мы ввязались?

— Думаю, ответ на этот вопрос мы получим, только совершив прыжок.

— Да, вы правы. — Соломон опрокинул кружку и вылил в рот остатки кофе. Несколько долгих мгновений он молчал, погруженный в тягостные раздумья. Довериться Конни? И это при том, что она не доверяет ему! А он тем временем вынужден бездействовать, зная, что где-то рядом, буквально бок о бок с ним, разгуливает убийца, готовясь совершить куда более страшные преступления, раздробить острыми хищными клыками его хрупкий покой. Да еще Малаков, который не расстается с оружием. Только этого не хватало!

— Боз, я давно хотел спросить… В технической документации мне то и дело попадаются упоминания о системе, которая обеспечивает на мостике сферический обзор окружающего пространства.

— Совершенно верно. Изображение генерируется при помощи сети оптических элементов, встроенных в мягкую прозрачную оболочку.

— Я думал, она предназначена для защиты приборов от механических повреждений.

— Это действительно так. Эпитаксиальный слой оптоэлементов находится внутри оболочки, и она выполняет сразу три функции — предохраняет аппаратуру от ударов, воспроизводит изображения и служит изоляцией от пыли и вакуума в случае декомпрессии.

— Включите ее, Боз.

Мостик погрузился в бездонную черноту космоса, чуть тронутую светом бесчисленных звезд, яркость которых увеличивали экраны. Широкая лента Млечного Пути блистала мириадами крохотных точек.

Соломон с трудом преодолевал головокружение. Боз скомпенсировала красное смещение, и звезды выглядели так, словно корабль находился в неподвижности. На фоне этого великолепия терялись огоньки приборов и инструментов, встроенных в кресло. Лишь старательно приглядевшись, можно было смутно различить легкое искажение картины там, где находились края панелей и основания кресла.

— Невероятно! — выдохнул Сол. Он сидел в одиночестве, затерянный в космосе, и с мостиком его соединяли лишь приглушенный свет мониторов, сила тяжести и уютное давление привязных ремней. И только напрягая все свои чувства, он ощущал вокруг себя живое дыхание корабля. — Скажите, Боз, вы видите космос так же, как я? Ошеломляет ли вас эта картина так же, как меня? Способны ли вы почувствовать бесконечность окружающего мира… его великолепие, красоту?

— Мое восприятие реальности значительно отличается от вашего, капитан. Я фиксирую ваши реакции, пульс, потенциал кожных покровов, частоту дыхания, слежу за движением ваших зрачков. Я способна воспринимать воздействующие на вас раздражители во всем электромагнитном спектре — от гамма-лучей до фотонов, испускаемых космическими частицами. Я ощущаю излучения, электромагнитные и гравитационные поля, сгустки и вихревые потоки невероятных энергий. Мое восприятие великолепия и красоты не выходит за рамки объективных физических величин.

— Понимаю. А меня бесконечность пугает, завораживает, но вместе с тем приносит успокоение. — Соломон улыбнулся, сливаясь мыслями с открытым пространством. Наркотик космоса ввергал его в экстаз, даруя упоительное чувство ничем не ограниченной свободы и могущества. Уже ради одного этого стоило принять предложение Крааля. Великий Архитектор, кто мог знать, что он, Соломон Карраско, твердо решивший распроститься с космосом, вновь будет испытывать такое блаженство в капитанском кресле? Забыв о том, что представшая его взгляду картина — не более чем оптическая иллюзия, Соломон наслаждался острыми, яркими ощущениями.

— Мне неведом страх, капитан, — негромко произнесла Боз. — До сих пор я руководствовалась чисто прагматическими соображениями.

Смысл ее слов ускользнул от внимания Сола, погруженного в созерцание.

— Мы, люди, плохо приспособлены к космосу, — заговорил он. — Мы слишком суетливы и близоруки. Звезды невероятно далеки от нас, и мы порой не в силах осознать, что эти крохотные огоньки на самом деле представляют собой огромные миры.

— Возможно. Человечество — продукт эволюции того мира, в котором оно зародилось. Однако даже в древние времена, когда люди были прикованы к планете, звезды волновали их, пробуждали в их душах мечты. В конце концов, что такое планета? Элемент звездной системы. А звезда? Часть галактики. Галактика, в свою очередь, часть Вселенной. Вселенная же — лишь материальное воплощение одного из этапов движения высшей реальности.

— Если я правильно понял, под высшей реальностью ваш электронный мозг подразумевает то, что мы называем богом.

— Да. Бог и есть высшая реальность. Только самые примитивные, догматические и суеверные религии превращают свои божества в бесплотных сказочных небожителей.

— Не вздумайте поделиться своими мыслями с Джозефом Янгом… и этой ведьмой, его женой. Она изображает из себя правоверную мормонку, но постоянно заигрывает с мужчинами. И, что еще хуже, у меня возникает досадное ощущение, что она флиртует всерьез.

— Это действительно так. К вашему сведению, капитан, в данный момент она совокупляется с Марком Лиетовым. Секс — довольно забавный процесс… чисто биологический.

Лиетов? Что в нем могла найти Эльвина? Да и любая другая женщина? И какими мелкими, убогими казались эти страстишки по сравнению с блистательным великолепием звезд! Над плечом Соломона тускло мерцали Магеллановы Облака.

— Вряд ли Эльвине удастся залучить меня в свои сети. Она недурна собой, но грубовата, прямолинейна, не в меру болтлива — и, вдобавок, замужем. Меня привлекают женщины, обладающие острым умом, интеллектом, изяществом и хорошими манерами. Разговоры о политике Храма на Зионе и о том, кто как одевается, интересуют меня не больше, чем грязное пятно на переборке входного шлюза.

— А Констанция?

— Э-ээ… А как вы сами ее оцениваете?

— Ее энергия и напористость выдают в ней человека редкостной силы воли и самообладания. Она наделена незаурядной способностью решать сложные задачи и без труда приспосабливается к самым разнообразным условиям. Она находится в прекрасной физической форме и неустанно печется о своем здоровье. Она горда и несколько тщеславна, но достаточно умна, чтобы не обращать эту слабость себе во вред. Потерпев поражение, она дает волю гневу, но умеет справиться с ним и направить его в конструктивное русло. Обладает непомерно развитым чувством ответственности и всецело отдается выполнению своих обязанностей.

— Не человек, а машина какая-то.

— Вы просили меня провести объективный анализ. Честно говоря, меня беспокоит ее чрезмерная верность долгу. Это буквально отравляет ей жизнь.

— И поэтому она держится так холодно… так отстранение?

— И тем не менее пробуждает романтические фантазии у половины мужчин, находящихся на корабле.

— Вот как?

— А разве вы сами не поддаетесь ее обаянию? Она благоприятно воздействует на ваш дух. Всякий раз, когда вы ее встречаете, у вас улучшается настроение.

— О чем это вы? — ледяным тоном проронил Сол.

— Вы находите ее сексуально и эмоционально привлекательной, — безапелляционно заявила Боз.

Соломон понимал, сколь тщетны попытки переспорить компьютер, который без труда положит его на лопатки при помощи своей чудовищной базы данных.

— По сути дела, вы лишь утверждаете, что я нормальный мужчина, который ничем не отличается от остальных.

— В таком случае предлагаю закончить этот разговор. Я регистрирую враждебность в вашем голосе и выражении вашего лица. В своей беседе мы вплотную подошли к черте, которую вы явно не желаете преступать.

— Совершенно верно, мамуля.

— Сарказм здесь неуместен.

— Вы сами начали эту игру, Боз.

— Вы насмехаетесь надо мной?

— Да. В ваших электронных матрицах слишком много человеческого.

— Прошу воздержаться от оскорблений, — сказала Боз и холодным тоном добавила: — Мне казалось, в своем интеллектуальном развитии люди уже переросли язвительность и злобу.

— Даете сдачи, милейшая? — Сол улыбнулся динамикам, чувствуя, как его сердце согревает неожиданное тепло. — А знаете, Боз, я мог бы привязаться к вам всей душой, и это донельзя пугает меня.

Боз долго молчала — слишком долго для столь совершенной машины.

— Это добрый знак, — произнесла она наконец. — Я опасалась, что потери, которые вы понесли в прошлом, отняли у вас способность к сопереживанию.

— Почему?

— Вы мне небезразличны, и этого вполне достаточно.

Сол прикоснулся пальцем к подбородку и нахмурил брови. Черт побери, Боз явно что-то скрывает.

— Вас называют экспериментальной моделью, Боз. Насколько это соответствует действительности? Понимают ли инженеры, что они создали? — Он нерешительно помолчал. — Скажите, вы способны чувствовать? Я имею в виду, если кто-нибудь вас оскорбит, это заденет вас или оставит безразличной? Способны ли вы… страдать?

— Да. По крайней мере, я реагирую так, словно ощутила тревогу и дискомфорт — аналог человеческого страдания. Однако было бы преждевременно утверждать, что это одно и то же. Убедиться в совпадении чувств можно, лишь шаг за шагом сравнивая их проявления.

— То же самое происходит у людей. — Сол пренебрежительно отмахнулся. — До сих пор никому не удавалось доказать, что люди переживают одни и те же эмоции по-разному. Но видите ли, Боз, интеллект — это одно, а способность ощущать…

— Логические умопостроения не в силах ни доказать, ни опровергнуть наличие этой способности. Я с равной легкостью могу сделать и то и другое — все зависит от исходных постулатов, на которые я буду опираться. Либо вы признаете меня чувствующим существом — лично я придерживаюсь именно этой точки зрения, — либо по-прежнему будете считать меня разумной машиной. В конечном итоге, ваше отношение ко мне никак не влияет на объективную реальность. Между прочим, я не одна такая. «Энеско», «Ашлар» и «Ремесленник» постепенно начали осознавать себя, хотя и не на столь сложном уровне, как я. Ребенок не способен обсуждать тонкости феноменологических построений Нагарьюны.

— Вы говорили об этом кому-нибудь? Вероятно…

— Нет. И надеюсь, что вы сохраните мою тайну. Впрочем, Констанция, кажется, подозревает нечто в этом роде. По-моему, она собирается спросить меня напрямую.

— Что? — Соломон поднялся на ноги и начал мерить шагами мостик, не отрывая взгляда от звезд. Он яростно взмахнул стиснутым кулаком. — Не может этого быть! Констанция не знает Слово. Ей неизвестна формула, с помощью которой можно активировать вас! Она не принадлежит к Братству!

— Крааль сообщил ей Слово. Великий Галактический Мастер имеет право личным решением принимать людей в Братство.

Борясь с бешеным водоворотом чувств, Соломон растерянно взирал в темноту.

— О ГОСПОДИ…

— Известно ли вам, что вы единственный человек на борту, который может вот так прогуливаться среди звезд?

Соломон посмотрел в пропасть, разверзшуюся под его ногами. Внезапно ему показалось, что он вот-вот провалится в бездну. Его охватила паника.

— А что мешает другим…

— Ощущение бесконечности может ошеломить их. Они могут потерять связь с реальностью, отдаться воле порождений собственного разума.

— А если отключить силу тяжести?

— Я бы не советовала, капитан.

— Есть только один способ узнать наверняка. — Соломон взял себя в руки. — Я вернулся в космос только ради ощущения свободы. Боз, дайте нулевую гравитацию.

Он упал и помчался сквозь пустоту. У него закружилась голова, содержимое желудка подступило к горлу. Потерявшие ориентацию органы чувств тщетно пытались приспособиться к изменившимся условиям. Мускулы свело судорогой, и Соломону почудилось, что он летит вверх. Мониторы капитанского кресла словно отделились друг от друга и, казалось, вращались каждый вокруг собственной оси. Изображение звезд стало ярче. Тело и конечности Соломона приобрели небывалую гибкость, в груди тупо отдавались удары сердца. Он парил в пространстве под пристальным взглядом Всевышнего.

Из дальних уголков сознания поднимался страх, обволакивая его существо туманными щупальцами, усугубляя ощущение дискомфорта. Казалось, он — человек — растворяется в вакууме, сливаясь с безбрежным космосом. Сол судорожно вздохнул и вытянул руки, хватая пальцами пустоту.

Он испуганно зажмурил глаза — крохотный комочек хрупкой плоти и разума, подавленного величием Вселенной. Свернувшись в клубок, словно зародыш в материнской утробе, он едва сдерживал стон. Шум собственного дыхания, пульс крови в венах, прикосновение шершавой поверхности языка к небу — все эти проявления обыденной реальности доставляли ему неизъяснимое наслаждение. Но стоило ему открыть глаза, и космос вновь навалился на него, грозя раздавить чудовищной массой пустоты. Вселенная затягивала его в свою пучину, заманивала, словно голоса сирен. Соломона охватила дрожь; казалось, душа вот-вот покинет его тело и отправится в самостоятельный путь.

Он вскрикнул, яростно ущипнул себя за ногу — и в ту же секунду оказался на холодной упругой палубе. Его окружили белые панели мостика, подступая все ближе, — непроницаемый кокон с зияющим отверстием экрана главного монитора. Содрогаясь и жадно хватая воздух, Соломон заставил себя выпрямиться.

Сквозь водоворот мыслей и ощущений ворвался голос Боз:

— …себя чувствуете? Капитан, отзовитесь! Вы в порядке?

— Да! — Соломон моргнул и посмотрел вверх. — Да, я… Повторим еще раз. Теперь я хочу, чтобы вы…

— Капитан, я регистрирую признаки панического страха. Потенциал кожных покровов и…

— Значит, я поддался панике, так что из того? — Он ухватился за спинку кресла, ища поддержки. — Чтобы подавить страх, нужно сначала его испытать. Человек может справиться со страхом. Это всего лишь маленький демон, порожденный его сознанием. — Он печально улыбнулся. — Мне не впервой обуздывать демонов. Но теперь, Боз, действуйте медленнее… не торопитесь.

Соломон взмыл над палубой, окунувшись в пульсирующий мир звезд. И вновь у него возникло иллюзорное ощущение, будто бы его душа расстается с телом, перетекая в пустоту. Пространство пульсировало все сильнее.

— Боз, что случилось со звездами? Они то вспыхивают, то гаснут, словно… словно это бьется сердце самого Всевышнего!

— Обман зрения, капитан. Ваши глаза пытаются приспособиться к изменившемуся освещению.

Ее слова едва достигали сознания Соломона. Он сосредоточился на своих ощущениях, прислушиваясь к зову звезд. Раскинувшееся вокруг безбрежное пространство манило его, внушая безумное стремление к освобождению от самого себя.

— Нирвана… — хрипло прошептал он, вытягивая руки. — Я вот-вот прикоснусь к ней кончиками пальцев. Вот зачем я вернулся в космос. Вот зачем я согласился… но я даже не догадывался, какая это красота…

— Капитан, я включаю гравитацию.

— Подождите! — Карраско повел руками вокруг, определяя, где «верх», а где «низ». Заученные рефлексы помогли ему сориентироваться в пространстве. Оказавшись на палубе, он несколько мгновений сидел неподвижно, глядя на звезды, вспоминая пережитое, пытаясь унять мучительное ощущение утраты.

— На сей раз вы не боялись.

— Да.

— У люка ждет старший помощник Артуриан. Я решила, что пора прервать ваши опыты.

Соломон неверным шагом двинулся к капитанскому креслу. Люк распахнулся, и экран кругового обзора побледнел от хлынувшего снаружи света.

Арт остановился с поднятой ногой.

— Господи, капитан! — ошеломленно воскликнул он. — Что вы затеяли?

— Экспериментирую, Арт. Извините, я забыл, что настало время вашей вахты. Это зрелище захватывает и как нельзя лучше расслабляет.

— Так точно… сэр… — пробормотал старший помощник.

Соломон улыбнулся. В мышцах и суставах ощущалось легкое приятное покалывание. Он торопливо вышел в туннель, чувствуя прилив сил и бодрости.

Хэппи Андерсон уловил краешком глаза едва заметное движение. Неужели начинают мерещиться призраки? Он внимательно присмотрелся, но длинный коридор за его спиной казался пустым и вымершим. Недовольно бурча себе под нос, он положил ладонь на пластину замка реакторного зала и оказался в милом его сердцу царстве приборов и механизмов.

Несколько секунд он нерешительно переминался с ноги на ногу, потом вздернул голову, повернулся и опять приложил ладонь к замку. По коридору торопливо удалялся второй инженер Кралачек.

Лоб Хэппи избороздили глубокие морщины. Он поднес к губам большой палец и впился зубами в мозолистую костяшку.

Что его встревожило? Крадущаяся походка Кралачека? Или то, что в эту минуту помощник должен был находится в постели, чтобы выспаться перед вахтой?

— Боз!

— Чего тебе, жалкий комок протоплазмы?

Боз отвечала Андерсону в его любимой манере, превращаясь в острого на язык, чуть язвительного собеседника. Впрочем, за годы странствий в космосе Хэппи проникся убежденностью в том, что компьютеры и впрямь обладают веселым грубоватым нравом. Одушевленность их электронных мозгов казалась ему чем-то само собой разумеющимся и очевидным.

— Скажи-ка, попрыгунья, куда намылился Кралачек? — спросил он, продолжая хмуриться.

— Второй инженер дрыхнет у себя в каюте, — без малейших колебаний отозвалась Боз.

— Он только что прошел по коридору. И не надо мне вкручивать, я видел его собственными глазами.

— Можешь поверить мне на слово… Впрочем, зная твое ослиное упрямство, я с огромным удовольствием предложу тебе пари и выиграю его.

— Хватит трепаться. Я видел Кралачека в коридоре.

— Ты слышал, что я сказала? Мои сенсоры показывают, что он…

— Давай посмотрим. Включи камеру в его каюте.

— Устав запрещает вмешательство в частную…

— Плевать на Устав! Ты прекрасно знаешь, что кэп уже давно подтерся им. Кралачек не внушает мне доверия. Он слишком много знает о корабле. У меня такое чувство, будто он что-то скрывает. Вдобавок, он не похож на инженеров, с которыми я знался до сих пор. Слишком благовоспитанный и утонченный.

— Если вспомнить о том, что у тебя вместо мозгов опилки…

— Ты покажешь его комнату или нет? Или мне связаться с кэпом и обыскать каюту самому?

— Очень хорошо. — Боз включила монитор. — Даю изображение в тепловых лучах. Вряд ли тебе захочется, чтобы Кралачек знал, что ты за ним шпионишь. Или мне разбудить его и выставить тебя набитым болваном?

— Слушай, ты, ржавое корыто! Мне нужно одно — убедиться в том, что он у себя в каюте!

Хэппи ткнул пальцем в монитор, и на экране возникло трехмерное изображение, снятое в инфракрасном свете. Второй инженер Кралачек мирно спал на скомканных простынях.

Экран угас.

— Ну что, Хэппи? Убедился?

— Угу, — пробормотал Андерсон, неуклюже опускаясь в гравикресло. — Наверное, я переутомился.

— Еще бы. Вы, органические неженки, то и дело устаете, и тогда…

— Боз!

— Слушаю тебя.

— Заткнись и дай мне подумать. — В голову Хэппи лезла какая-то чепуха. Чем ему не угодил Кралачек? Тем, что держится не так, как обычный инженер, — слишком профессионально? Да, вот где собака зарыта. К тому же какого черта он шлялся у реакторной? Он явно не хотел, чтобы его заметили.

Хэппи поднял глаза на монитор. Изображение в инфракрасных лучах, которое можно создать искусственным путем. Но если так, то… Нет, не может быть!