Яркий луч упал на бокал из тончайшего стекла и рассыпался на золотистые брызги, которые отразились от шелкового зеленого шарфа. Его обладатель не заметил этого, а придвинул к себе блестящее блюдо с птицей и принялся неторопливо отрезать крылышко.
Аренеперт был почти счастлив. События последних дней указывали на то, что все идет в нужном направлении. Расследование осквернения храма продвигалось в хорошем темпе, несмотря на то что робкие торговцы маслом и краской поначалу не только отказывались сотрудничать, но и попрятались, опасаясь допросов. Однако в Парреане жрец обладал практически абсолютной властью. Ему удалось найти всех купцов и перекупщиков. Верные люди из магистрата допрашивали свидетелей не покладая рук. Чтобы эксцессы с исчезновением не повторялись, торговцы были брошены в тюрьму – вдруг в них опять возникнет необходимость для уточнения того или иного вопроса.
Путем сопоставления показаний удалось получить примерные портреты трех подозреваемых, из которых один тут же был исключен. Из тех, кто недавно покупал и масло, и краску, осталось двое: матрона, похожая на домохозяйку или домоуправительницу, и молодой воин. Следующий шаг – опрос местной храмовой стражи на предмет того, сколько матрон и воинов посещали святилище Зентела.
Другая версия, связанная с кувшином, тоже показывала хорошие результаты. Все известные графские слуги и родственники, оказавшиеся в городе, были допрошены. Дворяне опрашивались пока что мягко, без нажима, а вот остальным не повезло. К ним применялись весьма суровые методы, и результатом явились многочисленные признания в самых разнообразных проступках и даже намерениях их совершить. В прежнее время Аренеперт с удовольствием бы воспользовался этим, чтобы поправить финансовое положение вверенного его заботам участка. Ну и свое собственное, естественно. Но сейчас понимал, что распыляться не следует. Мелкие преступления могут подождать. И хотя пока еще никто не признался в главном, жрец не терял надежды. Даже наоборот – день ото дня росла его уверенность в успехе предприятия, несмотря даже на недавнюю возмутительную выходку Посредника с одеждой. Эта выходка сначала поразила главного жреца до глубины души, но потом появилась успокоительная мысль, что негодяй просто нервничает перед поимкой и пытается успеть напитать своего бога еще хоть какой-то силой. Аренеперт вспомнил фразу одного мудреца, что дело должно начинаться в колебаниях, а заканчиваться решительно, потому что если дело начинается слишком решительно, то обычно заканчивается колебаниями. Жрецу настолько понравилась мысль о грядущем отличном результате, что он поспешил поделиться ею с сотрапезниками: коллегами и начальством храмовой стражи, сидящими за этим же столом.
– Господа, предполагаю, что мы закончим наше расследование в течение нескольких дней, – сказал Аренеперт, отрывая нож и вилку от птицы. – Когда мы только начинали, у нас не было практически ничего, кроме кувшина и… доказательств в виде рисунков и фраз. Теперь же держим в руках все нити. Одна из них обязательно приведет к виновному.
Ан-Келени тоже отвлекся от своего блюда и посмотрел на говорящего. Сотник храмовой стражи относился к Аренеперту с предубеждением. Двойным. Во-первых, из-за наставлений Верховного жреца, а во-вторых, вследствие откровений вчерашнего встречающего у ворот.
– Как бы эти нити не потерялись, – произнес он.
– Почему они должны потеряться? – поинтересовался Аренеперт, внимательно изучая гостя. Жрец тоже относился к сотнику с подозрением. Этому немало способствовал доклад начальника охраны ворот о крайнем корыстолюбии приезжего. Запредельно высоком корыстолюбии, которое позволяло грабить даже своих – тех, кто, как и ан-Келени, зарабатывает свое состояние непосильным трудом, находясь на высоких должностях.
– Письма-то ведь теряются, – демонстративно простодушно ответил сотник, не подозревая, что думает о нем собеседник.
– Какие письма? – не понял жрец.
– Которые приносят гонцы. Например о моем прибытии.
Аренеперт нахмурился. Он не мог сообразить, что имеет в виду гость.
– Все письма в целости и сохранности, – ответил жрец после короткого раздумья. – Они доставляются в хранилище книг и свитков после прочтения. Мы все делаем как положено.
Ан-Келени едва заметно усмехнулся. Было видно, что сотник не верит словам собеседника. Опытный карьерист Аренеперт немедленно заметил это.
– После завтрака я покажу вам хранилище, – сказал он. – Вы сами убедитесь.
Остальные жрецы Парреана внимательно наблюдали за разговором, поэтому отметили, как правильно поступил их начальник. У приезжего должно сложиться самое хорошее впечатление о городе. Или по крайней мере нейтральное. А иначе будет назначен новый глава храма, с которым, возможно, не удастся жить так привольно, как с Аренепертом.
– Хорошо, – кивнул воин и переключился на другую тему. – А сколько у вас вообще жрецов? Вот я вижу семерых за этим столом. Остальные несут службу?
– Нет, все здесь, – ответил Аренеперт, обводя взглядом подчиненных. – Парреан не настолько велик, чтобы нас было больше. Но, конечно, мы стараемся увеличить численность города. Тогда, может быть, построим еще один крупный храм. Или даже два.
Ан-Келени, казалось, не дослушал последних фраз собеседника – он внимательно осматривал сидящих за столом. Потом потер рукой бровь и вновь взглянул на Аренеперта.
– Позвольте, ваша благость, – сказал он. – А где же встречающий? Тот, который встретил меня при въезде в город? Молодой жрец с черными волосами? Или вы его услали из города с поручением?
– Какой встречающий? – удивился представитель местного начальства. – Мы очень уважаем вас, господин сотник, но, позвольте, точное время вашего прибытия не было известно. Какой смысл жрецам ждать около ворот? Мы ведь встретили вас около храма честь по чести. Разместили солдат, накормили… Разве могут быть к нам претензии? Ведь все в порядке, не так ли? Или есть жалобы? Так скажите, мы устраним недостатки.
– Жалоб нет, – решительно отверг предположение сотник, – но жреца я тоже не вижу, хотя ваша благость сказали, что все здесь. Как такое может быть? Где же еще один жрец второй ступени? Черноволосый молодой жрец… как же его зовут… не могу припомнить…
Старик Туунер вслушивался в речь ан-Келени, сдвинув брови. Когда гость остановился, посвященный третьей ступени тут же спросил дребезжащим голосом:
– Господин сотник, не могли бы вы все-таки вспомнить имя этого черноволосого незнакомца?
– Плохо вспоминается, ваша благость, – ответил тот. – Какое-то необычное имя. Что-то типа Короки или Пококи или… а, есть! Вспомнил!
Ан-Келени даже обрадовался, на его узких губах появилась бледная тень улыбки:
– Лолоки! Да, именно Лолоки, и никак иначе!
На секунду воцарилось недоуменное молчание, только старый Туунер схватился за сердце и откинулся на спинку стула.
– Что с вами? – встревожился Аренеперт, глядя на подчиненного. – Вам плохо?
– Не то слово, – проскрипел Туунер, хватая ртом воздух. – Плохо всем нам!
– Почему? – Главный жрец хотел было расспросить старика о том, что тот имеет в виду, но осекся. Он так и замер с поднятой рукой, сжимающей вилку. Его рот был полуоткрыт, а глаза уставились в одну точку, находящуюся, по-видимому, далеко от обеденного зала.
Сотник быстро переводил взгляд на одного жреца, на другого. Оба не шевелились, а на их лицах застыло одинаковое выражение неописуемого ужаса.
– Да что такое?! – воскликнул ан-Келени. – Что происходит?!
Аренеперт медленно положил вилку на стол и схватился руками за голову. Потом приподнялся и с нарастающим отчаянием посмотрел на сотника:
– Он встретил вас у ворот?! – закричал жрец, разом потеряв самообладание. – Когда вы въезжали во главе отряда?!
– Встретил у ворот, да, – подтвердил воин. – Я ехал после первого десятка. Но что…
– Может быть, еще не все потеряно?! – возопил Аренеперт, обращаясь к Туунеру. – Может быть, он не сумел выехать из города?! Они ведь въезжали, да? Стража могла не выпустить того, кто выезжал!
Старик покачал головой:
– Нет, ваша благость. Если он встретил воинов около ворот, значит, через них же и выехал. Это ведь просто узнать. Достаточно расспросить стражу или тех, кто следовал за господином сотником. Господин сотник, вы не заметили, этот ваш Лолоки выезжал из города? Не заметили? Ну ничего, это и так понятно, что он выехал. Отряд, который должен был его поймать, прибывает, а он отбывает. Очень ловко. Пришельцу повезло с Посредником.
– Да объясните мне, что происходит! – взорвался ан-Келени.
Аренеперт устремил на него безумный взгляд, но пояснил:
– Господин сотник, тот, кто встретил вас с почетом около ворот, и был Посредник. Вы его приняли за одного из нас, а городская стража – за одного из вас, а потому выпустила из Парреана. Все пропало… мы погибли.
– Как?! – Воин тоже вскочил со стула.
Младшие жрецы дружно вздохнули при слове «Посредник». С недавнего времени у них имелись личные счеты к этому человеку. И они отнюдь не разделяли недавнего взгляда главного жреца на проблему. С их точки зрения, осквернитель, портя одежду в купальнях, не нервничал, а издевался.
– Лолоки-Локи, – произнес Аренеперт. – Локи – это имя пришельца. Называясь сходным именем, Посредник не просто издевается над нами – он еще поставляет силы своему господину. Тот ведь бог обмана! О Зентел, я даже не могу представить, сколько сил уже накопил этот Локи. Сначала храм, потом сам Посредник во время выезда, теперь – мы… Наши волнение и ярость питают его! И этот поток не прекратится в ближайшее время. Необходимо срочно сообщить господину!
Какая-то мысль неожиданно пришла в голову жрецу, он охнул и тяжело осел на место.
– Так нужно выслать погоню! – выскочил из-за стола ан-Келени. – Немедленно! Я ведь помню его, этого Лолоки. Хорошо запомнил, как он выглядит! Эти черные волосы ни с чем не перепутаешь. Служку, правда, не очень рассмотрел, но это не так уж и важно. Будем искать двоих!
– Конечно же мы вышлем погоню, – успокоительным тоном сказал Туунер. – Правда, за ночь он мог далеко уйти. И направление нам неизвестно. Но погоню выслать надо. Вдруг нам повезет. А господину я сам доложу. Стар уже, чувствую себя плохо, не смогу скрываться…
– Гм. Я присоединюсь позже, – прочистил горло Аренеперт. – Вы пока сообщите господину, ну а я… потом…
– Так я распоряжусь насчет погони?! – волновался ан-Келени. – Вы дадите мне полномочия?
– Конечно, господин сотник, конечно. – Главный жрец, казалось, успокоился. Его взгляд принял осмысленное и решительное выражение. – Вы получите все полномочия и для погони, и для допроса городской стражи. И вот что… магистрат мне сообщил очень плохую информацию касательно вас. Сейчас думаю, что это – тоже дело рук ловкого Посредника. Но все равно… лично к вам у меня нет претензий. Мы с вами не враги, нам нечего делить, поэтому, господин сотник, позвольте дать вам один совет. Очень полезный совет. Я верю, что в трудную для меня минуту вы вспомните о том, как я помог вам. Поэтому послушайте, когда будете общаться с господином, с Зентелом, а он обязательно потребует вас к себе… Так вот, в разговоре с ним все время повторяйте, что вы рассмотрели Посредника лучше других. Он ведь общался только с вами или еще с кем-то? Впрочем, не так важно. Все равно твердите, что лучше вас его никто не сможет опознать. Понятно, господин сотник?
– Понятно… но зачем это говорить, ваша благость?
Аренеперт неопределенно пожал плечами, но Туунер решился объяснить:
– Чтобы выжить, господин сотник. Чтобы выжить! Вы ведь хотите жить?
– Вы полагаете, что господин очень сурово накажет нас? – с легким недоверием в голосе спросил ан-Келени.
– Мы в этом уверены, – опять ответил Туунер, вытирая со лба пот платком. – Основной гнев падет на главного жреца и на вас. На его благость – за то, что не предусмотрел такого развития событий. Хотя кто мог бы предусмотреть?! Этот Посредник – сущий демон! А на вас – за то, что с вашей помощью он ускользнул, да еще таким образом. Если бы Посредник как-то перелез через стену или сбежал другим путем, то вы бы просто отправились в отставку. Печально, но не смертельно. Но он ушел так, как ушел! Не думаю, что господин простит это. Такой наглый вызов! Подумать только, с кем мы имеем дело… С чудовищем!
Аренеперт кивнул, соглашаясь. У него внезапно появилось множество забот. Он вновь поднялся из-за стола, направился к двери и уже оттуда произнес:
– Опросите стражу, убедитесь, что Посредник действительно покинул Парреан и ворота города можно открывать. Чего уж теперь… И погоню… конечно, организуйте погоню.
Все присутствующие, за исключением, пожалуй, разъяренного сотника, догадывались, что это – последнее распоряжение Аренеперта в прежнем качестве. И дело не в том, что Верховный жрец низложит его, нет: местное начальство увольняется по собственной воле. И возможно, предпримет небольшую прогулку в другую местность для укрепления здоровья, которое еще не пошатнулось, но непременно пошатнется, если путешествие не произойдет в ближайшие часы или даже минуты.
Кеаль старался рационально оценивать собственные силы. Их было много, но недостаточно для самого главного – рывка наверх, в Лазурные Чертоги. Он был лишен тела и после разговора со случайно забредшим к развалинам крестьянином пришел к выводу, что сейчас тела лучше не приобретать. Сначала Чертоги, а потом все остальное. Так безопасней. К тому же там, наверху, процесс получения материального носителя пройдет гораздо легче, чем здесь, посредине. Поэтому Кеалю было нужно больше энергии.
У него пока что имелся лишь один последователь (как низко он пал!). Неизвестный человек по какой-то причине провел ритуал на месте бывшего храма Кеаля и назвал его своим покровителем. Пусть незнакомец использовал другое имя, но суть осталась прежней, потому что тот обращался к олицетворению обмана и вреда. А кто же это, как не Кеаль?
Обитатель развалин приготовился ждать, пока энергии наберется достаточное количество для рывка наверх, возможно, ждать очень долго. Но, к его удивлению, последователь оказался не так-то прост. После случая с храмом человечек покинул город. Казалось бы, чего в этом такого? Но Кеаль просто содрогнулся под напором поступающей энергии. Она приходила в тот же день, и на следующий, и потом… Словно праздник какой-то. Незнакомец оказался чрезвычайно ценным кадром. Настолько ценным, что Кеаль отнес его к разряду «колодцев» – людей, которых насчитывались сущие единицы за тысячелетия существования обитателя развалин. Этих людей Кеаль любил и лелеял. Почти все они прожили долгую и здоровую жизнь, полную веселья. Возможно, окажись «под рукой» хоть один из колодцев в трудную минуту последнего сражения, никакой спячки бы не случилось. Да и вообще, мир сейчас имел бы совсем иные очертания. Но зачем гадать? Что было, то было. Кеаль сосредоточился, проверил еще раз свои силы и… ринулся наверх.
Виктор и его спутник очень устали. Им пришлось скакать всю ночь, невзирая на опасность встретиться с арнепами. Конечно, Антипов понимал, что шансы на это невелики, но все же дополнительное переживание не сказывалось благотворно на самочувствии.
Всадники сделали большой крюк. Сначала они направились на север и показались вблизи двух-трех деревень с целью сбить погоню с толку. Потом выбросили жреческие одежды и развернулись почти в противоположном направлении. Уже глубокой ночью миновали местность вблизи Парреана, обогнув его с востока, и устремились на юг, в сторону замка ан-Орреант.
Ранним утром оба, совершенно измученные, все еще понуждали лошадей идти не самой медленной рысью. Они двигались через какое-то поле по неизвестной проселочной дороге в окружении высоких трав и звуков просыпающейся природы. Свежий ветер дул в лицо Антипова, пробуждая приятные воспоминания о ночевках под открытым небом в прежнем мире, запахах костра, пении под гитару, смехе спутниц и беззаботном ничегонеделании. Но Виктор старался выбрасывать из головы подобные воспоминания, заменяя их размышлениями о произошедшем.
– Когда мы сделаем привал, Ролт? – спрашивал Рикста с интервалом примерно в десять – пятнадцать минут, отвлекая своего господина от важных дум. Именно господина, потому что паренек был торжественно зачислен на должность слуги еще три дня назад: Виктор признал его достойным некоторого доверия в обычных житейских ситуациях и доверия безусловного в вопросах сомнительного и полууголовного характера. Скульптор верно описал своего бывшего подмастерья – мелкий пакостник с большим будущим, но лишь на этом поприще. Юношеская романтичность и мечтательность Риксты уже начали склоняться в неправильном направлении – в сторону жульничества низкого пошиба.
– Скоро. – Последний ответ Антипова был информативен. – Нам нужно найти две деревни, расположенные рядом. Ты пойдешь в одну, а я – в другую. Потом встретимся.
Бывший исполняющий обязанности жреца Зентела второй ступени стремился изо всех сил соблюдать конспирацию, потому что явственно чувствовал опасность, нависшую над ним. Это ощущение было слабо выражено вечером, но к утру неимоверно усилилось. По вполне понятным причинам Виктор, опасаясь раскрыть себя излишней эмоциональностью, заварил немного лекарственной успокоительной травы, которую несколько недель назад вручил ему лекарь Паспес. Запасливый Антипов прихватил ее с собой из замка не без задних мыслей. Он допускал, что кого-то нужно будет опоить и вывести из строя, но трава пригодилась ему самому. Подумать только – небольшая щепотка оказала оглушительный эффект. Переживания резко притупились, страх ушел, хотелось спать, а над всеми эмоциями преобладала спокойная печаль. Виктор еще два дня назад испытал действие лекарства, примериваясь к правильной дозе, а вчера вечером лишь воспроизвел полученный результат. Он пришел к выводу, что если траву пить достаточно долго, то станешь непробиваемым, как статуя Зентела в отсутствие хозяина.
Но этим приготовления не ограничились. Антипов приобрел не только слугу, но и кладезь знаний о Парреане и его жителях. Пареньку были известны все факты, сплетни и то, что находится в промежутке между ними. Через короткое время Виктор был готов сдавать зачет по теме «Правила поведения жрецов в общественных местах, а также при приватном общении с молодыми прихожанками в изложении любознательного паренька Риксты – специалиста по подглядыванию, подслушиванию и организации наблюдательных пунктов путем углубления искусственных и естественных щелей в стенах, заглядывания в окна и замочные скважины, залезания на деревья и прочие труднодоступные места с целью выбора оптимального ракурса». Иными словами, слуга Антипову попался еще тот. Очень сомнительный персонаж с точки зрения элементарной этики, но Виктору сейчас до этой самой этики не было никакого дела. Он страстно желал выжить и покинуть Парреан. Для чего годились почти все средства, включая кражу жреческого одеяния на территории многострадального храма.
Искомые деревни вскоре были найдены. Виктор в кольчуге, прикрытой короткой накидкой, направился в одну, а Рикста – в другую. Антипов продал в городе свою куртку с металлическими пластинами, новый меч и баронский щит – продал все, что мог, но все равно денег едва-едва хватило на покупку коня средней паршивости для слуги.
Позавтракав отдельно и дав небольшой отдых лошадям, беглецы снова встретились и направились дальше. Виктор отметил, что паренек, который еще пару часов назад был совершенно раздавлен ночной дорогой, приободрился, в его глазах появился блеск, и он принялся с воодушевлением рассказывать о том, как чуть было не стащил курицу в оставленной им деревне. Похищению птицы помешало отсутствие подходящей сумки, которую Рикста тоже собирался украсть, но не нашел у кого. Антипову волей-неволей пришлось взять на себя роль воспитателя.
– Мы скоро приедем в замок Орреант, – сказал он. – Я не знаю, как меня встретят, но ты пока что останешься там. Барон очень крут. Если он узнает, что ты что-то у кого-то украл, то тебе уже ничто не поможет. Поэтому, если дорога жизнь, не воруй.
– Но мы же украли жреческие одежды, – резонно возразил Рикста, с удивлением воззрившись на господина озорными зелеными глазами. – Это было так весело!
Виктор вздохнул и причесал пятерней свои волосы, вымытые ночью в какой-то речке и приобретшие естественный каштановый цвет. Из всех событий последних дней парнишка, не владеющий полной информацией, похоже, уяснил только одно: он отныне работал на знаменитого преступника, за которым охотился целый город во главе со жрецами и крупным отрядом столичной стражи. Антипов не спешил его разубеждать, потому что иначе следовало выдвинуть альтернативное объяснение своему странному поведению. Виртуозная кража жреческой одежды прямо из бань при храме только укрепила Риксту во мнении, что он имеет дело со столпом уголовного мира. И паренька это вполне устраивало, и даже более – он приходил в восторг, когда думал, как ему повезло. Рикста уже представлял себя грозой больших трактов и дворцов, овеянной неувядаемой славой, богатством и любовью женщин. Он старался сохранять солидность, как и подобает будущей звезде ночного мира, и не задавать работодателю ненужных вопросов.
О том, откуда Виктор взял одежду священнослужителей, следует сказать особо. Жрецы и служки были чистоплотны, что предписывалось их кодексом. Они жили при храме и посещали купальни два раза в день: утром и вечером. Причем делали это в одно и то же время. Так, почти сразу после заката купальни принадлежали младшим жрецам и служкам. А потом, примерно через час, поступали в безраздельное пользование начальства. Поэтому младшие спешили хорошо распорядиться этим временем, в результате чего купание получалось организованным.
До того как Виктор узнал об этом, он собирался сделать заказ у портного. У него даже была готова легенда о том, что некий купец пригласил жреца и служку на семейный праздник. И они так его отпраздновали, что их одежда пришла в полную негодность. Поэтому купец хотел сделать подарок своим гостям, возместив убытки новыми мантиями. Но заказ получался, по всем прикидкам, дорогим. Один только шелковый зеленый шарф обошелся бы в несколько серебряных монет. Антипову же нужны были деньги на лошадь. Красть животное он не хотел по причине неопытности в этом деле, несмотря на прозрачные намеки Риксты.
Поэтому когда Виктор узнал о купальне, это решило все. Он со слугой перелезли через ограду и прокрались в неохраняемое помещение, в котором Антипов отобрал два комплекта одежды. А затем, пока Рикста рвал остальные мантии на мелкие клочки, чтобы пропажа не обнаружилась, занялся настенной графикой. Поэтому когда жрецы и служки прекратили омовение, то их изумленному взору предстала философская надпись: «Грязные мысли не смыть водой», – расположенная аккурат над ворохом рваного тряпья. Стиль сообщения был легко узнаваем.
Воспоминания об этом происшествии пронеслись в голове Антипова в ответ на замечание Риксты по поводу кражи жреческих одеяний.
– Красть у жрецов не только можно, но и нужно, – поучительно сказал он. – А у тех, кто работает, нельзя. У них потом другие украдут и сделают это совершенно законно. Поэтому запрещаю тебе всякие выходки в замке барона. И вообще следи за дорогой. Мы едем по неспокойным местам. Я бы взял еще больше на восток, чтобы выехать на приличный тракт, но крюк и так получается немаленьким.
Сейчас всадники двигались по небольшой дороге, которая, извиваясь, довольно часто углублялась в лес. Они свернули с хорошего тракта, чтобы срезать путь, но Антипов все больше и больше склонялся к выводам, что этого делать не следовало. Жители деревень говорили, что места здесь опасные, а у воина барона ан-Орреанта после продажи обмундирования имелись только длинный нож, спрятанный под накидкой, и кольчуга не очень хорошего качества.
– Еще не хватало от своих же пострадать, – буркнул Рикста, имея в виду разбойников. Виктор сделал вид, что ничего не услышал.
Они въехали в очередной лесок и старательно всматривались в даль. Широкие ветви с зелеными листьями не нависали над дорогой, а устремлялись ввысь, словно борясь друг с другом за место под солнцем. Среди деревьев преобладал бук, по мнению Ролта, отличный материал для изготовления деревянных полов и бочек. Белая древесина с красноватым оттенком ценится и плотниками, делающими мебель, по причине устойчивости к влажности. Антипову эта информация была совершенно не нужна, но, помимо его воли, первым делом всплыла в памяти сына лесоруба, когда высокие буковые деревья начали проплывать мимо.
Дорога изгибалась и плохо просматривалась, несмотря на то что солнце старательно проникало сквозь ветви. Рикста, помня распоряжение господина бдить, изо всех сил таращился вперед, пытаясь увидеть хоть что-то подозрительное. И его нелегкий труд был вскоре вознагражден.
– Там какая-то коряга, Ролт! Прямо на дороге! – сказал слуга, указывая худой рукой на досадную помеху.
– Стой. – Виктор придержал свою лошадь. Он тоже заметил корягу, и это ему совсем не понравилось. Препятствие выглядело как обычный замшелый пень большого размера и лежало примерно метрах в пятнадцати впереди.
«Если бы я был Робин Гудом, – подумал Антипов, – то непременно положил бы такую дуру на дорогу, чтобы остановить повозку или даже всадника. Ее быстро объехать довольно сложно. Но так как я ее не клал, что точно помню, тогда возникает логичный вопрос – кто это сделал? Или она сама прикатилась?»
Виктор принялся озираться по сторонам. Кроме коряги, ничего подозрительного не было заметно, но это не успокаивало. На одной стороне дороги располагались заросли какого-то кустарника, а на другой чуть вдалеке лежало поваленное дерево. Если кто-то решил бы спрятаться, то возможностей для этого было предостаточно.
– Ты что-нибудь еще видишь? – спросил воин у слуги.
– Нет, господин. – Рикста прилежно вертел головой, подражая примеру своего спутника.
– Стой здесь, я проверю. И коня разверни в другую сторону… на всякий случай.
Антипову не хотелось возвращаться из-за какого-то пня, но в засаду попадать тоже нежелательно. Местные нравы были просты: убить, может, и не убьют, а вот лошадей и все ценное отберут наверняка.
Виктор осторожно подъехал к коряге, продолжая внимательно осматриваться. Он не был спокоен. Сердце билось чуть быстрее обычного, а левая рука крепче, чем нужно, сжимала поводья. Правая рука легла на рукоять ножа. При необходимости Антипов вытащит его очень быстро.
Достигнув замшелого пня, воин тут же отметил странную вещь: черная, гнилая часть дерева была обращена кверху. Словно кто-то прикатил его сюда либо принесло невиданной бурей. Но если постарались люди, то, может быть, сделали это давно, и коряга уже перестала быть им нужна? С надеждой на это Виктор попытался обогнуть препятствие, съехав с вытоптанной дороги туда, где уже были следы тех, кто объезжал пень ранее. Увы, его надежды не оправдались.
Раздался какой-то визг, и почти сразу в заднюю часть плеча что-то ударило. Антипов резко выдохнул и, даже не оглядываясь, принялся разворачивать лошадь. На дорогу позади коряги выскочили двое, но послушное животное уже почти закончило поворот.
– Стой! – Разумеется, Виктор проигнорировал крик разбойника. Он уже был готов бежать, но обнаружил, что и с другой стороны от пня появились люди. Тоже двое. Один сжимал дубину внушительной длины, а другой – топор. Оба были лишены доспехов, бородаты и одеты в какое-то серое тряпье.
– Беги! Ходу! – крикнул Антипов слуге, а сам целиком сосредоточился на человеке с топором. Тот оказался ближе и был более опасен.
Разбойник прыгнул, целя, по всей видимости, в ногу всадника. Но то ли от резкого движения нападавшего, то ли по причине слабого мастерства наездника, лошадь шарахнулась в сторону. Топор просвистел мимо, но зато в руке Антипова сверкнул нож. Воин быстро нагнулся, но не ударил, а чиркнул лезвием по шее противника. Не спереди, а немного сзади и сбоку – того слегка развернуло от собственного неудачного удара.
Не глядя на дело своих рук, Виктор быстро перенес внимание на человека с оглоблей, одновременно понукая лошадь. Воин проигнорировал очередной визг и удар в спину, а сумел встретить летящую дубину ступней левой ноги ближе к середине древка. Лошадь резво набрала скорость, переходя в галоп. Антипов вцепился в поводья, все еще сжимая окровавленный нож и опасаясь порезать животное. Воин быстро оставил далеко позади нападающих, чьи крики еще долго слышались после того, как злополучная коряга и ее хозяева скрылись за поворотом. Виктор, слегка пригнувшись к шее лошади, разгоряченный кратковременным боем, пулей вылетел из леса и увидел, как вдали, по дороге, идущей полем, скачет Рикста. Путь назад был заказан. Следовало снова выйти на большой тракт и двигаться по нему. Антипов принялся нагонять своего слугу, размышляя о том, что оказаться в руках разбойников иногда лучше, чем на воинской службе у плохого полководца. Разбойник обычно требует кошелек и дарит жизнь, а военачальник дает деньги, но отнимает жизнь. Зато если эти двое объединятся, то бедному солдату вообще можно будет ничего не платить, как и происходит в некоторых странах.