8. Порностудия

– Макс, мать твою за ногу! Аккуратнее! Фокусировку всю на хрен сбил! – облаял меня Серёга из-под полога своего монструозного сооружения, представлявшего из себя усовершенствованный вариант камеры обскуры, подогнанный под наши задачи.

– Пытаюсь! – честно ответил я ему, – Думаешь, легко быть аккуратным на этом шатком угрёбище, которое ты называешь стремянкой? Тут не рухнуть бы на хрен!

На этом издевательстве над самой идеей стремянки приходится иной раз буквально балансировать ногами и туловищем – где уж тут за фокусировкой уследить! Руки-то ведь заняты обе – моим же собственным раскрытым телефоном, с экрана которого Серёга там внизу честно пытается перерисовать изображение на большой лист папируса…

– Так! Замри! Ага, на полпальца выше подыми! О! То, что надо! Вот так и держи! – нет, этот фантазёр явно всерьёз полагает, что я могу НЕПОДВИЖНО держать аппарат в ТАКОМ положении всё то время, пока он соизволит перерисовать с экранной проекции подробную физическую карту Пиренейского полуострова! Ну, не всю, хвала богам, это я утрирую, только нужной нам его юго-западной части, но и на ней ведь до хренища всякой нужной, но вот прямо сей секунд – весьма утомительной хрени. Но для него это творческая работа, а я ему тут – что, штатив изображать должен?

– Юля, подай мне вон те планки – подложу под аппарат, – какого, спрашивается, хрена этот хрендожник сам до этого не допетрил!

– Макс, млять, ты там – что, танцуешь на стремянке?! – взвыл тот, когда Юлька взобралась мне на помощь с планками, и лестница заходила при этом ходуном.

– Ага, медленный танец, хи-хи! – тут же прикололась эта оторва, – Ну-ка, Макс, обними меня покрепче! Оооооо! Класс! Аахххх!

– Млять! Уррроды! – взревел Серёга снизу. Он, конечно, понимает, что эта мучительница его разыгрывает – на самом деле мои руки по прежнему заняты телефоном, а вовсе не выпуклостями евонной благоверной, но стремянка-то шатается, и изображение у него на папирусе пляшет, а у него ведь там уже не так уж и мало перерисовано!

– А будешь выступать – мы сейчас вообще "Ламбаду" станцуем! – пригрозила ему Юлька.

– Я вам станцую, млять!

– Так, он ничего не понял! Ну-ка, Макс, держи меня покрепче, не урони! Ага, вот так! Аахх! Оооооо! Уфф, класс! Ааааахххх! – на самом деле мы в это время, давясь от едва сдерживаемого смеха, аккуратно сооружали из планок и дощечек подставку для моего перевёрнутого экраном вниз коммуникатора, но эта стерва ведь ещё и в натуре пританцовывала на ступеньке лестницы, изображая приведение угрозы в исполнение!

– Млять! Ну вас на хрен, задолбали! Я тут сексом занят, а они там…

Тут уж мы не выдержали и расхохотались.

– Кстати, Серёга, ты мне анекдот напомнил! – осенило меня по ассоциации, – Слухай сюды! Студент в комнате общаги дрочится с курсачом – обводит уже готовый чертёж тушью. К нему заглядывает однокурсник: "Ну ты тут и засел, ботаник хренов! Хочешь потрахаться вволю?" Тот ему: "Ясный хрен, хочу!" Этот берёт пузырёк с тушью и плещет ему на чертёж: "Вот теперь – трахайся!"

Юльку пришлось на сей раз в натуре подержать, чтоб не навернулась вместе со стремянкой, да и Серёга там, кажется, чего-то опрокинул:

– Макс, млять, предупреждать же надо! А если бы я сейчас зеркало раскокал на хрен?

– Не пугай! Хрен ты его раскокаешь, оно бронзовое!

– А, точно! Вылетело из башки! Не, ну вас на хрен – перекур!

Он выбрался наконец из своего сооружения, и мы с наслаждением подымили – вдвоём, поскольку Юлька "этот горлодёр", каковым ей представлялся настоящий заокеанский табак, курить не могла. Это ей не слабенькие тонкие сигареты с ментолом! В отместку она прочитала нам лекцию о вреде курения, которую мы встретили особо смачными затяжками.

– Кстати насчёт зеркала! Твоя тебе уже, конечно, нажаловалась на меня? – спросила меня Юлька, – Я ведь на денёк только просила, а получилось – неделю уже держим…

– Ну не получается быстро, – добавил Серёга, – Пока все подробности прорисуешь – сам видишь…

– Понял, не парься. Когда Велия мне рассказала, я же сразу въехал и разжевал ей, что этот "денёк" затянется минимум на месяц, а ещё вероятнее – вообще с концами. Мы с ней на следующий же день пошли и другое купили, так что это оставляйте себе и работайте с ним спокойно.

Самое смешное, что "изобретать" примитивную камеру обскуру нам так и не пришлось. Иначе хрен её знает, сколько бы мы до неё додумывались. Мы ведь поначалу сушили мозги над диапроектором, но обломились – для полноценного объектива требовалось две хороших оптических линзы, у меня же была только одна – из нашего современного мира, взятая из раскуроченного объектива кинопроектора, от которой я прикуривал. Местные же, которые мне сделал из горного хрусталя Диокл, при всём его мастерстве и старательности, даже у него выходили всё-таки кривоватыми – на подзорную трубу лучшие из них ещё кое-как с грехом пополам сгодились, но для точного оптического объектива не подходили категорически. Мы ломали головы, что тут можно придумать, когда как-то на прогулке увидели представление заезжих александрийских фокусников – ага, как раз с камерой обскурой, роль которой играла затемнённая палатка с маленьким отверстием в одной из её матерчатых стенок. Никакой навороченной оптики, просто дырка! За несколько медяков попали на "сеанс", въехали в принцип, казавшийся темным обывателям чародейством, и поняли, что это – путь к решению нашей проблемы. Но оказалось, что это только его начало. Зеркало тут нужно позарез. То, что изображение в камере обскуре перевёрнуто вверх ногами – хрен с ним, лишь бы перерисовывалось нормально, а готовый рисунок можно ведь потом и снова перевернуть. Но это если пейзаж, скажем, рисуешь, от которого не точность, а красота и художественная реалистичность требуется. Или, допустим, поясняющие текст рисунки из учебника – сложные, но не теряющие своего смысла при их зеркальном отображении. Ведь тут принцип-то какой? Местами меняются абсолютно все стороны спроецированного предмета или картинки. И в результате – даже после возвращения с головы обратно на ноги – получается именно зеркальное отображение, то бишь право с лево меняются местами. Пока Сёрега рисовал всякую полезную мелочёвку типа устройства той же "багдадской" батареи – это принципиального значения не имело. Но потом он добрался до карт, и не игральных, а георгафических. А кому, спрашивается, нужна такая географическая карта, у которой запад на востоке, а восток – на западе? Нет, чисто теоретически-то можно пользоваться и такой, но на практике – это же запросто мозги сломаешь всякий раз её мысленно переворачивать! Вот такую хрень как раз и помогает исправить расположенное наклонно хорошее зеркало. Меняя местами верх и низ изображения, оно оставляет на местах его бока, возвращая ему тем самым его прежний первоначальный вид. Отображённая на папирусе карта с экрана становится нормально читабельной, с правильным расположением сторон света. Хотя, на мой взгляд, гораздо проще было бы разместить всю эту систему не вертикально, а горизонтально…

– Макс, ты сам-то хоть понял, чего сказал?! – взвилась Юлька, когда я озвучил Серёге эту идею.

– А я как по-твоему собирался сделать? – отозвался тот, – Да только разве ж этой докажешь?

– Ещё не хватало! – Юлька даже традиционно руки в боки упёрла, – Это у тебя, Макс, хоромы, а мой и так-то половину комнаты занял своей порностудией!

– Ну, ты скажешь тоже – половину…

– Ну, четверть – куда ж больше-то? Это, между прочим, жилое помещение!

По моей прикидочной оценке камера не занимала и шестой части комнаты, не так уж и сильно, кстати, меньшей, чем в моих "хоромах", но Серёга прав – разве ж этой докажешь?

– А почему порностудия? – поинтересовался я исключительно для перемены темы. Подозрение-то у меня имелось – сам ради хохмы частенько говорил в компании не "сфотографироваться", а "спорнографироваться". Но оказалось, что и тут я попал пальцем в небо…

– А потому! Видел бы ты, чем он тут занимался, пока вы по заграницам катались! Самую настоящую порнуху рисовал! С натуры, представляешь? Вот с этой, – Юлька ткнула пальцем в заглянувшую на шум довольно симпатичную служанку, – А тебе что здесь нужно, бесстыжая?! Марш на кухню и не смей мне тут подглядывать!

– Прямо так уж и порнуху?

– Я проверял качество изображения с твоей линзой, – пояснил Серёга, которому я как раз перед отъездом в Нумидию и оставил её как раз для этой цели, – Ну и, чтоб интереснее было…

– Ага, чтоб интереснее было! Макс, тебе показать, в каком виде эта бесстыжая перед моим кобелем позировала?! – эта оторва даже изобразила попытку расстегнуть фибулы на плечах…

– Ты чего, охренела?! – выпал в осадок её благоверный.

– А почему бы и нет? Рабыне можно, а мне нельзя? Это с какой же стати, а?!

– Ладно, уговорила. Порностудия – так порностудия, четверть комнаты – так четверть, главное – работает, – урезонил я её.

– Я же не виноват, что папирус не просвечивается, – добавил Серёга, – Была бы нормальная бумага – я бы рисовал с той стороны, на просвет, и даже зеркало не понадобилось бы…

– А что тебе мешало бумагу изобрести? Даже я знаю, что в ней ничего сложного нет – опилки, да клей, да на ровной поверхности скалкой раскатать и высушить…

– Юля, уймись. Какая в сраку бумага? – вступился я, пока наш геолог хватал ртом воздух от возмущения её тупизмом, которого не мог доказать ей сходу на пальцах, – Будь это так просто – давно бы сделали. Но так только толстую и неровную грубятину сделаешь, которая тоже просвечиваться не будет.

– Ну, я же не про кальку говорю. Ватман хотя бы.

– Ага, ватман тебе хотя бы… О! Слухайте сюды, анекдот вспомнил! Покупатель заходит в канцтовары и говорит продавцу: "Мне нужен ватман." Тот ему: "Ватман в отпуске." Покупатель: "Да нет, мне для кульмана." Продавец: "Кульман на больничном." Этот: "Да нет, мне чтоб с рейсфедером…" Тот: "Рейсфедер в командировке."

Посмеялись, угомонились, разжевал ей наконец, что и для нас сей то ли фриц, то ли еврей – Ватман который – тоже в отпуске, да ещё и неопределённой длительности. Это же целая индустрия! И поверхность должна быть идеально ровной, и валик для раскатывания по ней бумажного "теста" должен быть идеальной цилиндричности – не кривым, не волнистым, не бочковидным и не седловатым. Ведь не скалка же для пельменей, в самом-то деле! Как такой сделать без нормального токарного станка с суппортом? По уму его и прошлифовать в центрах после обточки не помешало бы, но о круглошлифовальном станке даже не мечтаю, как и о плоскошлифовальном для получения ровного плоского "стола" под раскатку "теста" – зачем зря расстраиваться? А ей – "ну хотя бы уж ватман" подавай, гы-гы!

– Ну, погрубее немного, лишь бы просвечивалась. У тебя же токарный станок есть? – переключилась она теперь на меня.

– Ага, по дереву. Без суппорта, резец руками держать. Если тебе скалка для пельменей нужна – обращайся.

– А может, не надо? – взмолился Серёга, – Ты думаешь, она тесто ей катать будет? Ага, дождёшься от неё! Она ей, скорее, меня по жбану звезданёт, когда распсихуется из-за какой-нибудь хрени!

– Успокойся, я тебя и так затроллю, хи-хи! – прикололась Юлька, – Без всякой скалки! Я вам про другое толкую – чем вал для прокатывания от скалки отличается?

– Ну вот, опять по второму кругу! – простонал её затюканный благоверный.

– Не опять, а снова! И вообще, я не тебя, бестолочь, спрашиваю! Так чем, Макс?

– Юля, я же тебе в натуре русским языком разжёвывал. Точностью. Если не размеров, то хотя бы чисто геометрической. Кривоватой скалкой ты тесто для пельменей или там для слоёного пирога раскатаешь. Тут в одном месте миллиметром толще, рядом миллиметром тоньше, там опять миллиметром толще – тебе это тесто не просвечивать, а есть – после того, как испечёшь. Ты и разницы-то, скорее всего, на глаз не заметишь. Плевать на погрешность диаметра, плевать даже на конусность, но для прокатывания даже не хорошей, а просто приемлемой чертёжной бумаги внешняя образующая вала должна быть ровной прямой. Тут десятые доли миллиметра принципиальную роль играют, а ты их кривой и волнистой скалкой для теста прокатывать предлагаешь.

– Но у тебя же там твой старый грек чего-то там такое делает и по шаблонам проверяет…

– Ага, бронзовый вал. И делает его уже вторую неделю, и боюсь, что ещё столько же с ним провозится.

– Но ведь сделает же когда-нибудь? Вот им и бумагу катать!

– Юля, мать твою за ногу! Ты луку съемши или просто охренемши?! У меня квалифицированнейший человек занят сложнейшей для этого примитивного дикарского оборудования работой, которую молодому доверить нельзя! Старик, который в нашем мире давно бы уже сидел дома на пенсии – ага, поплёвывая в потолок или играя в домино с соседями во дворе – трахается с этим валом уже вторую неделю! И ты мне на полном серьёзе предлагаешь ТАКУЮ работу на какую-то хрень пустить?! А ещё – даже если бы я вдруг и свихнулся с ума до такой степени – на чём катать? Можно, конечно, притереть каменную плиту по другой, такой же. Намолоть наксосского наждака в тонкую пыль, замешать её с топлёным жиром – и притереть плиты друг по дружке с этой абразивной пастой. Плоскость будет. Но это тоже многодневный секс, от которого нормальный человек уже на третий день взвоет и убьётся об стенку. Оно мне надо – подобрать искуснейших людей с золотыми руками, чтобы задрочить их тупым долбогребизмом?

– А чем ты своего суперуникального старика сейчас занял? – ехидно съязвила эта оторва.

– Ага, именно этим самым и занял, – мрачно подтвердил я, – И это только начало дальнейшего бурного и продолжительного секса. Потом он будет корпеть над разметкой винтовых линий, по которым будет припиливаться – ага, вручную, напильниками – ходовая трапецеидальная резьба. Ну, предварительное черновое пропиливание канавы с основным съёмом металла я, конечно, молодым поручу, но окончательную припиловку, в чистовой размер – опять Диокла напрягать придётся. Пилите, Шура, они золотые…

– Обыкновенный винт?! – поразилась Юлька.

– Ага, он самый – для нашего мира обыкновенный. Только не крепёжный, а ходовой – для суппорта к уже нормальному человеческому токарному станку. Если уж трахаться с подобной хренотенью – так один раз, млять, и никогда больше! Вот ради чего я сейчас своего уникума напрягаю! Гайку ходовую – уже по этому винту восковую модель сформуем и по ней отольём. И сделаем нормальный станок с нормальным суппортом, на котором подобные валы можно будет уже нормально ТОЧИТЬ, а не напильником шкрябать. Может быть, даже и резьбу на нём получится нарезать, а не врукопашную пропиливать…

– А метчики с плашками сделать? – вмешался Серёга, – Володя рассказывал, что у них в автомастерской, когда надо было резьбу нарезать – ими и резали.

– Так крепёжную же – метрическую или там дюймовую. Там нитка мизерная, да и то – метчики постоянно ломают или плашка на винте резьбу рвёт, а то и заедает. Тут, конечно, деваться некуда, и крепёжную мы таким же макаром будем вымучивать, но на трапециедальной такой номер хрен прокатит. Слишком большая нитка – вороток из рук на хрен вывернет. Ладно деталь, ладно инструмент – так человека же на тот вал намотает.

– Ну, там не с такой силой и скоростью крутит, чтоб намотать.

– Я утрирую. Если руки ему сломает или вывихнет – тоже приятного мало. Такие работники, знаешь ли, не каждый день и не на каждом рынке продаются. Я на Диокла стараюсь не дышать без нужды, а уж рисковать им – на хрен, на хрен, ищите дурака. Да и его помощниками-учениками тоже рисковать без крайней необходимости не собираюсь. Таких днём с огнём сыскать – задачка нетривиальная. А этим – ещё и НРАВИТСЯ дело, которым они заняты. И это – именно потому, что они ЗНАЮТ, что их труд ценится, что их считают достойными интересной и творческой работы и что любой их нынешний напряг направлен на облегчение дальнейшего. Вот ради этого люди охотнее всего сиюминутные трудности терпят – чтобы никогда больше не пришлось терпеть их впредь. На пути к этой цели они, если понадобится, так и горы своротят. Но эти их ожидания должны оправдываться, если я хочу, чтобы люди старались и дальше. А я, как ты сам понимаешь, хочу именно этого.

– Да ладно тебе, Макс! – прифонарела Юлька, – Чего ты завёлся? Целую социологию тут развёл из-за каких-то рабов! Эти скопытятся – здесь тебе не твой завод, и отдела охраны труда на тебя нет. Просто новых купишь, и будут дальше работать…

– Ну, считай это моим профессиональным бзиком – ага, усиленным сезонным осенним обострением. Но если серьёзно – ТАКИХ хрен где купишь без особо редкостного везения. Это же штучные экземпляры.

– Ну да, раб самого Архимеда, хи-хи! Я понимаю, что для тебя это редкая ходячая достопримечательность. Ну так оборудуй ему вольер как в хорошем зоопарке, посади его туда, дай вволю бананов и сдувай с него там пылинки. Да у Архимеда тех рабов было – ну, думаю, что не меньше, чем у тебя сейчас. Вот если бы сам Архимед…

– Дался тебе этот Архимед! Гений, не спорю. Но – гений-теоретик. Математик, физик, да пускай даже и кинструхтер – вроде наших свежайшего современного разлива, которые в "Автокаде" такое нарисуют, что хрен сделаешь, а начнёшь ему это разжёвывать – так ещё ж и обидится! Ага, на косных ретроградов, не понимающих его гениальных идей. Типа, я изобрёл, а вы дрочитесь как хотите, я в вашу технологию не вмешиваюсь. Ну что твой Архимед сделал работоспособного собственными руками?

– Как что? А насос? Архимедов винт. Ну, не собственными руками – но ведь работает же! Разве не он у тебя на даче воду из реки на поля качает?

– Ага, он самый – от водяного колеса. А если бы рабы крутили, так проще было бы по старинке – вёдрами или амфорами – воду таскать. Собственно, так при моём предшественнике и делалось, когда колесо сломали. Там же зазоры между винтом и трубой такие, что добрая половина той воды обратно протекает! Вот поэтому-то в наших инсулах вода на верхние этажи и подаётся цепным водоподъёмником с черпаками, а не тем гениальным архимедовым насосом. Да и на метр с небольшим ту воду поднять – уже не простой деревенской орясине тот архимедов насос заказывать надо. Так вот, Диокл – как раз один из тех, кто превращал чисто теоретические прожекты своего хозяина-теоретика в реальные работоспособные изделия. Руками и головой! Или ты думаешь, сам Архимед голову ломал, как это сделать? Не барское это дело, холопы на то есть! Вот как раз такой холоп, который именно "на то", мне и достался. И учеников себе на смену – таких же мне готовит. Именно они – даже не железяки, что они делают, а прежде всего они сами – основа нашей будущей промышленности.

– Ага, высоких технологий позднего Средневековья! – хохотнул Серёга.

– Типа сострил? – тут же переключилась на него Юлька, – Отдохнул? Накурился? Марш в свою порностудию!

– Стоп! У тебя, Юля, рабыня на кухне есть? – вкрадчиво спросил я.

– Её он уже рисовал, порнографист хренов! Теперь пусть лучше карту свою рисует!

– Да я не против, карту – так карту. Вещь всем нам нужная и полезная. А что у нас с лизвиздричеством?

– Ну, заряжаемся же!

– Ага, выстраиваясь в круговую очередь за наташкиной заряжалкой и выдирая её друг у друга из рук. При этом аппарат Васькина сдох полностью и безвозвратно. Ну, его-то аппарата мне не жаль, у него там всё один хрен на испанском. Но твой-то с наташкиным далеко ли от него ушёл? Ведь едва живые! Володин – полуживой. Наверное, и мой был бы не лучше, если бы я перед самым отпуском аккумулятор в нём на новый не сменил. А если ещё и наташкина заряжалка сдохнет?

– Макс, типун тебе на язык!

– Да хоть два – согласен, если это продлит жизнь нашим аппаратам. Но боюсь, что не продлит. Поэтому ты, Юля, командуй-ка лучше своей рабыней на кухне.

– Типа кюхен, киндер, кирхен?

– Ага, они самые. А ты, Серёга, подскажи мне вот какую хрень – ты как-то говорил, что от "багдадских" батарей наши аппараты заряжать можно, но опасно. Они что, такие мощные?

– Ну, можно и мощные сделать, если по уму. Нахрена нам их уксусом заливать, когда рядом море, и морской воды до хренища? А она ещё лучше уксуса работает. А если ещё и один электрод вместо медного золотым сделать… Это реально, кстати?

– Серёга, даже не парься над такими пустяками. Если ты считаешь, что от этого будет толк – так хоть оба. Рисуй эскиз с размерами – сделаем.

– Оба не надо – разные металлы должны быть, иначе напряжения не будет…

– В курсе – прикалываюсь. Второй из меди или лучше серебряный?

– Лучше железный. Но их надо несколько, они расходоваться будут.

– Ясно. Гони эскиз с размерами.

– Да не надо никакого эскиза. Чем крупнее – тем лучше. В смысле – площадь рабочей поверхности побольше нужна. Работает ведь только она. Цельный золотой электрод лить не надо, гальванического покрытия на графите за глаза хватило бы.

– Нет у нас ещё той гальваники… Ладно, понял – выгнем из листа. А графит – он что, есть?

– А чем я по-твоему на папирусе рисую? Свинцовый же карандаш в потёмках еле виден. А графит – греки прямо готовые рисовальные грифеля продают – говорят, из Сирии его привозят. Хороший, жирный – пачкается, зараза, видишь – руки чёрные? Зато след чёткий оставляет – высококачественный чистый графит!

– Такой чистый, что пачкается? – не удержалась от шпильки Юлька.

– Считай это философским парадоксом, гы-гы! – прикололся я, – Это хорошо, что продаётся – в будущем пригодится. Так значит – возвращаемся к нашим баранам – мощные батареи реальны – на морской воде и с золотым электродом?

– Да вполне. Одна запросто несколько традиционных заменит. Но это и опасно – мы ж не знаем точно, какие она даст напряжение и ток. Нагребёмся и переборщим – спалим на хрен аппараты.

– Вы что, охренели?! Только этого нам ещё не хватало! – взвизгнула его благоверная.

– Юля, уймись, – простонал Серёга, – Можно и приборы сделать – амперметр с вольтметром. Схемы и устройство у нас есть…

– Какие приборы! Ты с дуба рухнул?! Соображаешь, чего несёшь?! Приборы – на коленке!

– Юля, мать твою за ногу! – взорвался и я, – Не греби людям мозги там, где ты сама – ни хрена не въезжающая кошёлка! Приборы, млять… Услыхала наукообразное слово и вообразила себе целый синхрофазотрон? Там прибор – одно название. Это по памяти я его хрен сделаю, потому как хрен вспомню, а если есть схема и внятные рисунки – так говно вопрос. Серёга, рисунки устройства есть? Может, их как-нибудь в первую очередь?

– Да давно уже и перерисовал, и текстовку к ним переписал.

– Вот и прекрасно! Как только у Диокла "окошко" в работе появится, в котором его и ученики подменить смогут – я его как раз этим хозяйством и озадачу…

– Ну, получите вы отклоняющуюся стрелку – а шкала? – опять встряла эта истеричка, – Как вы определите, чего вам там ваша стрелка показывает?

– Юля, не тупи. Знаешь, почему у технарей слово "гуманитарий" – это ругательство? Вот как раз поэтому. Не нужна нам вся шкала целиком, а опорные точки мы и методом научного тыка получим. Аккумуляторы наших аппаратов есть? Их паспортные данные есть? Вот и меряем, чего покажут в реале, да засекаем на пустой шкале черту и присваиваем ей своим хозяйским произволом номинальную паспортную величину, – разжевал я ей, – Потом, когда схему с батареей соберём – будем сопротивлений добавлять, пока наш самопальный прибор нужную величину не покажет. И только когда получим нужные напряжение и ток – будем аппараты наши от неё заряжать. Сдохнут окончательно аккумуляторы – и хрен с ними, от батареи аппараты запитаем и будем как стационарные компы использовать. Серёга, далеко у тебя рисунки с текстовкой?

– В другой комнате. Щас найду…

– Куда! – взвилась Юлька, – С ТАКИМИ руками?! Пошли, Макс, я и сама найду. А ты, горе, иди уж в свою порностудию!

– Шла бы ты уж на хрен! – пробурчал тот себе под нос.

– Чего?! Я тебе пошлю! Карту свою поскорее дорисовывай, идиот, пока телефоны ещё живые!

Серёга, бормоча что-то неразборчивое, залез обратно в своё монструозное сооружение, а мы пошли в другую комнату, где Юлька принялась рыться в кипе папирусов.

– Ты не ошиблась? – ехидно поинтересовался я, разглядев изображённое на поданном мне листе, – Если это схемы и рисунки амперметра с вольтметром, то я – испанский лётчик.

– Не беспокойся, найду тебе сейчас и их. А пока – полюбуйся-ка, чем тут мой порнографист развлекался, когда все остальные были серьёзными делами заняты. Теперь понял, почему я его халабуду порностудией называю?

– Ну, насколько я понимаю, это всё-таки не порнография, а эротика. И деваха симпатичная. Это ведь та твоя служаночка, которая заглядывала в комнату и которую ты выгнала на кухню?

– Ты, Канатбаев, как всегда, в своём репертуаре. Ты только взгляни, в каком виде эта бесстыжая шлюха и в каких позах!

– Ну так Серёга прав – ТАКУЮ рисовать интереснее и увлекательнее…

– Чем кого?!

– А, вот ты о чём, гы-гы! Что ж сама ему тогда не позировала?

– Обойдётся! Делать мне, что ли, больше нечего?

– Ну, вот он и обошёлся.

– И по-твоему это нормально?

– Абсолютно.

– Ты знаешь, кто ты есть после этого?

– Знаю. Сволочь, эгоист и закоренелый рабовладелец. Достаточно или продолжить? И как там всё-таки насчёт схем и рисунков приборов?

– Держи, зануда! – на этот раз она подала то, что требовалось. Убедившись в этом, я свернул оба листа трубкой и перевязал куском бечевы – доскональнее разберусь дома, спокойно и не торопясь, когда буду предварительно задание для Диокла обмозговывать.

– Больше ничего не хочешь посмотреть?

– В другой раз… Хотя – погоди. Ты говорила, что черновик выжимки из Ливия делала на нормальном человеческом языке? Вот его я бы глянул.

– Сейчас… Где же он… А, вот – держи, – протянула мне свиток.

Я уселся в кресло и погрузился в изучение одного из ценнейших в нашей ситуёвине источников "инсайдерской" информации. Составила его Юлька, надо признать, грамотно – я опасался от бабы худшего. И годы в нашем летосчислении для каждой книги указала, и начала сразу с 34-й книги о событиях следующих двух лет, не тратя драгоценного времени на переписывание уже бесполезного для нас прошлого. Я бы, правда, на её месте покороче – своими словами – сформулировал, а она дословно нужные абзацы переписала, из-за чего в тексте осталось немало и "воды", но баба есть баба – откуда ей сообразить, что для нас "вода", а что нет, так что правильно она в принципе сделала.

Пока я изучал ещё не родившегося великого римского историка, вполне живая, хотя и ни разу не великая и вообще известная лишь единицам, историчка прошлась в противоположный угол комнаты, открыла здоровенный сундук, поперебирала тряпки и вдруг… гм… если её служанка – "бесстыжая", то сама-то она какова, спрашивается? В общем, эта оторва затеяла переодеться, да ещё и не слишком при этом торопилась. В смысле, разделась-то быстро, да ещё и совсем, а вот одеваться как-то не спешила. То одну тряпку возьмёт, да к себе приложит, то другую – типа, колеблется в выборе, да ещё и встала так, чтоб мне в сектор бокового зрения уж точно попасть. Можно подумать, я там новое что-то для себя увижу – ага, после некоторых событий самого начала наших античных приключений! Тем более, что на папирусе мой глаз как раз в этот момент наткнулся наконец на нечто, весьма смахивающее на то, что я с таким нетерпением и искал! Так-так… О! Точно – то, что надо! Так-так!

– Хи-хи! Макс, ты знаешь, на кого ты сейчас похож?

– Знаю. На сволочь и эгоиста, – я бы сейчас и на куда более неприглядный персонаж охотно согласился, лишь бы только меня оставили в покое и не отвлекали от только что обнаруженного информационного сокровища!

– Да нет, на сволочь и эгоиста ты похож во всех остальных случаях. А сейчас ты похож на затаившегося в засаде и учуявшего приближение добычи хищника. Ты же только что даже урчал от предвкушения чего-то сытного и аппетитного – жаль, не меня. Что ты там хоть углядел такого?

– Да как тебе сказать-то…

– Чтобы не сильно обидеть? Не парься, я уже поняла, что по сравнению с твоей находкой даже близко не котируюсь. Посоветуй тогда хотя бы, что мне надеть, что ли, – кроме цвета два повисших на сгибах её локтей платья ничем больше, на мой взгляд, не отличались.

– Да какая разница? На свой вкус выбери…

– Так, ты точно что-то глобальное и основополагающее там вычитал! Ну-ка, дай и мне взглянуть! – и эта оторва, выбрав наконец тряпку, но даже и не думая одеваться, прямо так, нагишом, ко мне и зашагала. Которую из Афродит или Венер она при этом тужилась из себя изобразить, я не имел ни малейшего понятия, да как-то и не интересовался. Передо мной прорисовывалось кое-что поважнее голой бабы – не глобальное, правда, а вполне себе узколокальное, но зато – НАШЕ будущее.

– Так, ага – книга 35, 193 – 192 годы до нашей эры, самое начало по моей выжимке… Так-так, – она ещё и наклонилась, как бы невзначай коснувшись моего плеча верхней выпуклостью, – Так что тут у нас такое важное и основополагающее, что тебе похрен окружающая обстановка?

– Ты бы всё-таки оделась, а?

– Хоть бы уж полапал меня немножко для приличия, хи-хи!

– Теперь это называется "для приличия"? Ладно, чего только для тебя не сделаешь! – я исполнил её просьбу, огладив хорошенько все её выпуклости, иначе ведь хрен даст спокойно почитать, – Достаточно? Теперь ты оденешься?

– Ладно уж, чего только для тебя не сделаешь! – одевалась она не спеша и не забывая принять позы поэротичнее, – Но рассказывай, изверг, заинтриговал же!

– Я знаю, при каких обстоятельствах начнётся операция "Ублюдок". А сейчас мы с тобой уточним и сроки её начала…

– Ты думаешь, я что-то поняла?

– Сейчас поймёшь. 193-й год, значится? Сципион Назика назван пропретором, а в примечании указано, что это, скорее всего, условно – официальный срок его преторских полномочий истёк, но сменщик ещё не прибыл, и он продолжает управлять Дальней Испанией в ожидании смены.

– Ты про это? – Юлька ткнула пальцем в абзац с описанием столкновения Сципиона Назики с лузитанами, окончившегося их грандиозным разгромом.

– Соображаешь! Цифирь одолённых супостатов наверняка бессовестно завышена, но мне на неё насрать. Главное – суть. Прикинь, где та Лузитания и где та Илипа – середина Бетики! Представляешь, докуда добрались? Так это уже возвращались из набега, да под удар угодили, а максимально продвинулись, получается, ещё дальше…

– Нниффигассе! Офигеть! Илипа – это же на реке, мы же мимо неё проплывали и туда, и обратно?

– Ага, она самая. Теперь – сроки. У римлян ведь год с первого марта начинается, верно? Сципион Назика – по предыдущей 34-й книге претор 194-го года. С началом марта 193-го года в должность номинально вступает его сменщик, и я не думаю, чтобы кто-то в Риме позволил бы ему очень уж мешкать. Поэтому разгром Назикой лузитан близ Илипы – однозначно весна 193-го года. А у нас сейчас на дворе осень 195-го – считай, полтора года форы на подготовку операции. Маловато, но если форсировать подготовку, то успеть можно…

– Что успеть?

– Во-первых – помочь Назике побить офонаревших лузитан. Но с умом – сперва позаботиться о том, чтобы они выглядели повнушительнее и поопаснее, дабы он должным образом осознал, как тяжко пришлось бы ему без помощи наших турдетан. А во-вторых – исхитриться и суметь после этого повернуть дело так, чтобы он САМ попросил турдетанского союзника произвести вторжение на сопредельную лузитанскую территорию. И главное – эта просьба должна прозвучать ОФИЦИАЛЬНО, дабы у преемника Назики не было оснований считать нашу операцию самодеятельностью. Он должен её одобрять и приветствовать, а вернувшийся в Рим Назика – представить дело сенату в выгодном для нас свете. А наша дальнейшая самодеятельность должна выглядеть вынужденной импровизацией – типа, "мы не хотели, оно само так вышло".

– А в чём будет заключаться самодеятельность?

– Ну, официальной целью вторжения будет отвлечь внимание лузитан от римской Дальней Испании. Нагрянуть, показательно отметелить, ограбить и вернуться восвояси – типа большого ответного набега. Но при этом мы "как бы невзначай" отметелим лузитан крепче, чем нас попросят, да ещё и никуда с захваченной территории не уйдём. Она нам и самим не помешает.

– Так, суть поняла, милитарист ты наш античный! А почему "Ублюдок"?

– Ради прикола и в честь Вилли Бастарда – знаешь такого?

– Что-то не припомню…

– Историчка называется… Вильгельм Завоеватель.

– Макс, хорош, затроллил уже! Ну не было этого в учебнике! И в хрестоматии тоже не было! Мне что, заняться в институте было больше нечем? Ты хоть знаешь, что такое наш МПГУ?

– Представь себе, знаю – были пединститутские подружки…

– Ну так чего тогда дурацкие вопросы задаёшь? – Юлька уже успела картинно развалиться на кушетке напротив меня, – Ты утолил свой политико-милитаристский интерес? Может, займёмся наконец делом поувлекательнее, а?

– Надеюсь, ты не собираешься снова раздеваться?

– Я могу и просто подол задрать – у меня под ним ничего нет, – и она в натуре потянула тонкую просвечивающую ткань вверх…

– Ты чего, охренела? – я выразительно ткнул пальцем в стенку, за которой Серёга корпел над картой.

– Не будь занудой! Он занят сексом в своей порностудии – с картой, хи-хи! Я не такая извращенка и предпочитаю другой вид секса. Ну, по-быстрому, что ли?

– С каких пор тебя стало устраивать "по-быстрому"?

– Времени мало, Макс, а ты ещё и тупишь. Мог бы уже успеть быстренько, и читал бы себе потом этого Тита Ливия, сколько влезет. Ну почему ты не хочешь сделать меня счастливой? Я, может, тоже остепениться хочу! На кюхен и без меня есть кому стряпать, кирхен в Карфагене какие-то неправильные, а вот от киндера я бы не отказалась! А у тебя с твоей такой классный карапуз получился! Мне тоже такого хочется! У Наташки вон уже на подходе, Антигона Васькина тоже намылилась, а я что – рыжая?

– И прямо всенепременно от меня?

– Ну, не от моего же рохли и неудачника! Сдурела я, что ли – от него рожать! Думаешь, один только ты у нас о качестве породы беспокоишься? Ладно, отбивать меня у моего и жить со мной самому ты не захотел, твоя иберийка для тебя по всем показателям лучше меня – всё понимаю, но ребёнка-то ты мне за него сделать можешь?

– Тебе не кажется, что мы с Серёгой не очень-то похожи внешне?

– А, пойдёт! Я тоже не блондинка – спишет на это…

– Зачем мне эти сложности?

– Да какие сложности-то! Просто сделай мне такого же карапуза, как у тебя с твоей. Ну что тебе, трудно? Я тебе помогла с исторической информацией? Помоги и ты мне стать счастливой матерью! Мой порнографист тебе помогает с учебниками и картами? Помоги и ты ему стать счастливым отцом, хи-хи! Ну Макс, ну не будь ты такой сволочью и эгоистом!

Я уже и не знал, как отбрыкиваться дальше от этой оторвы, когда её благоверный за стенкой сообщил окружающему мирозданию, что эта "порностудия" его загребала и что каждый трудящийся человек имеет право на перекур. Кто бы возражал!

– И всё-таки – подумай на досуге! – шепнула мне эта озабоченная и жаждущая остепениться, прижавшись ко мне на миг своими выпуклостями, после чего мы с ней чинно и добропорядочно направились в комнату с "порностудией"…

Загрузка...